ГЛАВА 4
СЕЛЯНИН-ЛЕСОВИК И МОНАХ-ПЕРЕДВИЖНИК

Семен сидел в ящике-гробу и старательно растягивал горловину хранилищного кошелька: горловина хоть туго, но поддавалась.

Косо наклоненная крышка ящика неудобно опиралась на левое плечо Семена и задевала ухо, но это была мелочь – главное было то, что крышка наверняка захлопнется, если он все-таки сможет удрать через кошель, захлопнется и закроет волшебный мешочек от случайных посторонних глаз. Если только все получится! Если…

– Фокусник, во избежание разоблачения, спрятался в собственном цилиндре, – торжественно возвестил Семен, натягивая мешочек на ноги словно бесформенный кожаный носок, – и потому разоблачение не удалось… Ишь ты, страх какой, – поразился Семен: зрелище действительно было не для слабонервных, странное и несколько жутковатое – ног у Семена уже не было по колени! Кошель словно заглатывал Семена, втягивал его в себя все быстрее и быстрее, ничуть при этом не увеличиваясь в размере.

– Падаю! – с испугом крикнул Семен напоследок и полностью провалился в кошель.

Крышка гроба с лязгом захлопнулась.

… Падение было недолгим: Семен чувствительно шмякнулся боком о каменный пол и тут же вскочил на ноги, с изумлением озираясь по сторонам: фокус удался! Какая радость.

В Хранилище все было как и прежде: громадный купол над Семеном светился матовым молочным светом; вдоль самосветных стен в живописных позах лежали обнаженные мумии слимперов-неудачников… Почти как прежде, поправил себя Семен. Потому что кое-какие изменения все же произошли.

Во-первых, со стен купола исчезли темные размытые письмена. Во-вторых, исчезло магическое золото – полностью, без остатка. Вместе с камнями-самоцветами. А в-третьих, рядом с Семеном, в нескольких шагах от него, лежал опрокинувшийся навзничь Блуждающий Стражник. Судя по всему, совершенно мертвый. Вернее, совершенно не функционирующий – механизмы мертвыми не бывают. Даже волшебные. Потому что они изначально не живые.

Видимо, когда исчезло магическое золото, переплавившись с подачи Семена в самостоятельную магию по имени Слимп – магию, наделенную собственной волей и собственными убеждениями, – защитное волшебство Хранилища изменилось. Раз и навсегда. За ненадобностью.

Блуждающий Стражник лежал, подогнув ноги и далеко раскинув руки в стороны. В буквальном смысле раскинув: руки отвалились от прогнившего корпуса и лежали поодаль от туловища, все еще сжимая ржавыми пальцами рукояти двух здоровенных пистолетов – оружия не колдовского и для магических Миров вовсе не характерного. Впрочем, Стражнику было невесть сколько веков – может, в то время, когда его создавали, пистолеты были на вооружении повсеместно? Кто знает!

Семен присел на корточки, склонился над темной от застарелой грязи головой-шлемом и сдвинул забрало на лоб Стражнику: под решетчатой пластиной был один сплошной ком слежавшейся пыли, из которого то там, то тут торчали оголенные петли проводов. Глаз у Стражника не было.

– Интересно, чем же он раньше смотрел? Целился как? – удивился Семен, доставая из кармана куртки стеклянное яйцо и старательно вдавливая его в пылевой ком. – Вот таким образом. – Семен вернул забрало на место, встал и отряхнул руки. – Вряд ли кому придет в голову искать здесь яйцо с иголкой! – сказал Семен, крайне довольный свой выдумкой. – Фантазии не хватит.

– Эт-точно, – кротко согласился медальон. – Надо быть по-настоящему безумным, чтобы ковыряться в дохлом средневековом рыцаре, пусть и механическом. В поисках возможного клада…

Большинство людей именно так и поступило бы. Поковырялось.

Семен пропустил мимо ушей вредное замечание – теперь его внимание привлекли пистолеты. Хотя Семен и отслужил в родной армии положенных два года, фехтовать шпагой или рубиться на двуручных мечах он не умел. Не учили этому в ПВО почему-то… А вот стрелять – да, учили. Правда, в основном из автомата АКМ, хотя несколько раз довелось пострелять и из допотопного револьвера, тяжелого и неудобного.

Вынув оружие из рассыпающихся пальцев, Семен убедился, что один пистолет уже ни на что не годен: рябой от времени ствол в нескольких местах был проеден ржавчиной и заметно погнут, цельнолитая рукоять треснула пополам, как будто ею гвозди забивали… Зато второй был словно только что со склада: чистый да гладкий. Ухоженный.

Вообще-то эти пистолеты были какие-то неправильные. Какие-то чересчур простые, что ли, – ствол-труба как у ракетницы, спусковой крючок без обязательной защитной скобы, литая металлическая рукоять. И все. Ни курка тебе, ни предохранителя… Семен повнимательнее осмотрел исправный пистолет и все-таки обнаружил у него сбоку нечто особое, небольшую кнопку-бугорок. Решив, что оружие вряд ли начнет стрелять само по себе, если он на ту кнопку нажмет. Семен надавил на бугорок.

Пистолет переломился наподобие охотничьего ружья: в стволе, как в дробовике, сидел один-единственный патрон. Семен без усилий вытащил его, подцепив ногтями, – да, это был самый что ни на есть обычный патрон! Старый, тусклый. Винтовочный, образца тысяча девятьсот четыртнадцатого года. №3, вернее, заряд, весьма похожий на боезапас легендарной трехлинейки: этот патрон был гораздо крупнее винтовочного и почему-то без капсюля, а остроконечная пуля у него была серебряная, размером с приличный огрызок толстого карандаша. Эдакий мини-снаряд против гигантского оборотня.

– О-о, – уважительно протянул Map. – Убойная вещь! Да, от такой блямбы обычной магией не защитишься. Мой последний хозяин, например, не смог… Во-он его череп лежит, с дырищей над переносицей! Где ты его в прошлый раз уронил, там и лежит.

Семен не ответил, лишь неопределенно пожал плечами: он молча вложил патрон в ствол и с щелчком вернул оружие в первоначальный вид.

– Одноразовка, – с презрительной усмешкой знатока заметил Семен, небрежно ткнув стволом перед собой, в сторону молочной стены. – Пукалка-самопал. Ни прицела, ни нарезки… Примитивное оружие! Да и патрон наверняка дохлый, вон даже капсюля нет. Муляж тренировочный… – и с беспечным видом нажал на спусковой крючок. Просто так нажал, для пущей убедительности. Для подтверждения сказанного.

Страшный грохот потряс стоялый воздух купола: пистолет рявкнул как малая парадная гаубица, потом еще раз, и еще… Лишь на пятом выстреле ошарашенный Семен наконец-то сообразил убрать палец со спускового крючка; отдачи у оружия не было.

– Если это одноразовая пукалка, – словно сквозь вату донеслось до Семена, – то я имперская почтовая марка. Гашеная.

– Ё-моё, – пробормотал Семен, продолжая держать пистолет в вытянутой руке. – Это что такое было-то? Это почему?! – Он положил пистолет на пол – медленно и осторожно, точно полный до краев стакан поставил.

– Так же и сердечный приступ схватить можно, – горько пожаловался Map. – Хорошо, что у меня сердца нет, а то бы уж точно прихватило… А еще очень хорошо, что у меня кишечника нету. Хотя позыв был. Причем сильный. Тебе, Семен, повезло, что я без кишок, а то…

– Оч-чень интересно. – Семен, не слушая жалоб безкишечного медальона, крепко потер руки, унимая внезапную дрожь. – Оч-чень. Магическое огнестрельное оружие… Забавно. – Немного успокоясь, он поднял пистолет с пола и осмотрел его еще раз.

Ствол оружия слегка нагрелся; патрон в стволе был абсолютно целый: серебряная пуля была на месте. Семен почти минуту смотрел на нее, не веря своим глазам.

– Слыхал я о неразменном пятаке, – сказал наконец Семен, вдосталь наглядевшись на военное чудо. – Но неразменную пулю вижу впервые! – И вложил патрон в ствол. Однако собирать оружие не стал, предпочтя оставить его пока что полуразобранным – без защитной скобы и без предохранителя собранный пистолет мог выстрелить в любой момент, стоило лишь нечаянно зацепить чем-нибудь за спусковой крючок. А рисковать зря Семену не хотелось.

Превратив жаркие куртку и брюки в нечто, напоминающее робу автомеханика – темно-синий комбинезон с лямками через плечи и глубоким наружным карманом поперек живота вроде сумки у кенгуру, под лямками возникла серая рубаха, а унты стали кроссовками, – Семен по-хозяйски положил разобранное оружие в карман комбинезона. За неимением кобуры.

Карман-сумка немедленно оттопырился, словно у Семена неожиданно выросло сытое интеллигентское брюшко.

– Ты что, это чудовище с собой изъять хочешь? – ужаснулся Map, видя приготовления Семена. – Зачем?!

– Пригодится, – уклончиво ответил Семен. – Мало ли что… Может, от врагов отстреливаться придется.

– Какие там враги, – вздохнул медальон. – Врагов сначала заиметь надо, а уж после от них отстреливаться!

– Был бы пистолет, а враги найдутся, – заверил Мара Семен. – Во всяком случае, обменяю его после на что-нибудь другое, не менее экзотичное Мне же для Яны подарок надо найти. Думаю, что сам пистолет ей без надобности, не любят женщины оружие! Вот и обменяю на что-нибудь.

– Только не продешеви, – сразу успокоившись, предупредил медальон. – Такая волына многого стоит! Не делают нынче таких грохочущих пистолей. Нынче лучевые в моде, их и полименты, и чужие носят… Ладно, с оружием решили. Теперь давай думай, куда из Хранилища двинем. Не сидеть же здесь сиднем среди покойников!

– А вон туда и двинем. – Семен махнул рукой в сторону молочно-белой стены, туда, куда только что стрелял. – Любопытно мне на Хранилище снаружи посмотреть. Тем более что запрещающие письмена исчезли… Не чувствую я больше от стен никакой угрозы.

– Я бы так рисковать не стал, – забеспокоился Map. – Хрен его знает, где мы можем оказаться! Может, это Хранилище под землей замуровано. Или на дне какого океана находится… Задохнешься ведь! Потонем.

– А вот это твоя прямая забота: проследить за тем, чтобы мы не утонули, – посмеиваясь, сказал Семен, подходя к стене. – И чтобы в земле не остались. Справишься?

– Куда же я денусь, – вздохнул медальон. – Ох и послал мне случай напарничка, ох и послал… Семен, ты слыхал, что любопытство кошку сгубило?

– Так то кошка, – уверенно ответил Семен, – а то я. – И шагнул в белое сияние.

… Снаружи Хранилище выглядело как гора. Высокая, каменистая, ни кустика, ни травинки; Семен стоял у подножия той горы, отряхиваясь от пыли и песка – гора хоть и была колдовской, миражной, но мусору и грязи на ней было преизрядно. Накопилось с годами. Там, где Семен вышел из Хранилища, на склоне горы светлело пятно в виде человеческого силуэта: камни здесь были словно дочиста отмыты. Теперь вся эта грязь была на Семене.

Более или менее отчистив одежду и вытрусив из шевелюры мелкие камушки и песок, Семен огляделся.

День в этом Мире клонился к вечеру: оранжевое солнце низко висело над верхушками высоких деревьев, придавая густой листве зловещий темно-багровый цвет – деревья росли по другую сторону широкой утоптанной дороги, пролегавшей неподалеку от горы. Видимо, прямо за дорогой начинался дремучий нехоженый лес.

На дороге стояла, чуть накренясь набок, небольшая открытая повозка с “обутыми” в шины колесами – колеса были вроде мопедных, с множеством тонких железных спиц. Возле повозки, лицом к ней и спиной к Семену, сидел, скрестив ноги по-турецки, человек в темно-коричневой одежде. Сидел не шевелясь – издали его можно было принять за пень, странным образом выросший на проезжем месте. Обознаться было легко, так как и повозку, и неподвижного человека покрывала густая тень от деревьев.

Впереди повозки лежало что-то темное, крупное и тоже не шевелилось.

– Хм, чего это он там расселся? – спросил Семен, напоследок отряхнув штанины комбинезона. – Сходить надо, посмотреть…

– Зачем? – живо отреагировал медальон. – Сидит – ну и пусть себе сидит. Чужой Мир, чужие нравы… Может, он молится. Или клятву какую дает… Убить первого встречного, например! А тут р-раз – и ты на подходе. Будьте любезны!

– Есть у меня сильное подозрение, что не просто так он там сидит, – упавшим голосом ответил Семен, направляясь к повозке. – Подозреваю, что это я его лошадь того… На линии огня случайно оказалась, и тю-тю лошадка…

– Золотую монету ему дай и пусть себе проваливает куда ехал, – недовольно буркнул Map. – Оно, конечно, не стоит никакая сельская кляча такой дикой цены, но зато совесть тебя грызть не будет. Вообще-то, по-моему, совесть есть атавизм и пережиток, очень вредный для нашей работы! Заблуждение, от которого надо всемерно избавля… – медальон осекся на полуслове. – Вот так лоша-адка… – протянул Map и умолк.

Упряжной лошадкой был серый, с подпалинами матерый волчище. Мертвый матерый волчище, с рослого теленка размером, лежавший на боку и запутавшийся лапами в ремнях упряжи; из пасти волка вывалился темный от пыли язык, открытые глаза стеклянно смотрели куда-то поверх Семена; волк не дышал. На боку волка, в области груди, было три черных входных отверстия от неразменной пули; четвертое отверстие приходилось на шею. Пятый выстрел отстриг зверю ухо.

Земля под волком была залита темно-бурой запекшейся кровью, над кровью жужжали зеленые мухи.

– Кучно, – еле слышно выдохнул Семен, останавливаясь позади неподвижно сидящего человека. – Метров с двадцати… невероятный результат!

Однако сидевший человек его услышал.

– Да, – сказал он, вставая на ноги и легонько покряхтывая. – Вот именно что невероятный! По монастырской купчей… ох ты, бедная моя поясница… по купчей ведомости ездовой волк проходил как оборотневый, самовосстанавливаюшийся… многоразовый, так сказать. И где же его обещанная многоразовость? Где восстанавливаемость, я вас спрашиваю? – Человек в коричневом повернулся к Семену. – Жулики, кругом одни жулики. Никому верить нельзя! По документам – практически бессмертная скотина… ан нет: ни с того ни с сего сама по себе продырявилась, упала и сдохла.

Судя по всему, это был священнослужитель. Может быть, монах из какого-нибудь ближнего монастыря – коричневая одежда оказалась чем-то вроде сутаны, перетянутой в поясе тонким кожаным ремешком, на ногах у монаха были деревянные сандалии. Монаху было лет под пятьдесят, стрижен он был коротко, под горшок, хотя особо стричь было и нечего – на макушке у священнослужителя имелась обширная плешь-тонзура, то ли природная, то ли специально выбритая; красный нос и плутоватые глазки выдавали в нем человека жизнелюбивого, бойкого. Пройдоху и пьяницу выдавали, короче говоря.

– Вот, сидел и ждал, пока он восстановится, – пожаловался монах Семену, со злостью пнув дохлого волка сандалией. – Как дурак сидел и ждал. Видать, бракованного волка подсунули. Надо будет монастырю в суд на заводчика подать… – Монах склонился над возком, сильно навалившись животом на его борт. Словно нырять в повозку собрался.

– Эй, селянин, – глухо донеслось из возка, – подсоби-ка аптечку выгрузить… Одному несподручно, радикулит замучил! Достал, понимаешь, сил просто нету… И лечить некогда – дела все, дела.

Семен подошел к возку, помог монаху вытащить из него небольшой, но увесистый сундук с двумя боковыми ручками.

– Пешком теперь, да? – понял Семен. – Могу помочь нести. – Семену все еще было стыдно, что это именно он пристрелил ездового волка. Пусть случайно, но все же… Да и волк, скорее всего, был не бракованный – просто изрешетившие его серебряные пули не оставили оборотневому созданию ни одного шанса на восстановление.

– Зачем же пешком, – возразил монах, откинув крышку сундука и сосредоточенно копаясь в нем: изнутри сундучок оказался разделен перегородками на множество отделений-ячеек. – Сейчас я моего зверя немного оживлю… до ближнего поселка довезет и ладно… тебе в какую сторону? В ту же, что и мне? Славно. Подвезу, вдвоем оно веселее, безопаснее, ты драться-то умеешь? А то, говорят, душегубцы здесь шалят. То ли разбойнички какие, то ли живые умертвия, не знаю. Глухое место, кабы не служба, я бы ни за что на ночь глядя, к тому же в полнолуние. – Голос монаха становился все тише, он уже забыл о Семене, разыскивая что-то в своем сундуке.

– Ага, – сказал наконец монах, выпрямляясь и сразу хватаясь за поясницу. – Ох ты… Слушай, селянин, тебя как зовут?

– Симеоном кличут, – вежливо ответил Семен, входя в роль простодушного селянина, – а вас, святейшество? – И смиренно сложил руки поверх кармана-животика.

– Зови меня отец Вуди. – Монах потряс вынутым из сундука черным флакончиком, взбалтывая его содержимое, потом отвинтил крышечку – из горлышка посудины сразу потянулась струйка темного дыма – и осторожно, далеко отставив руку, уронил по одной капле на каждую рану волка. Черная жидкость мгновенно впиталась в волчью плоть: через секунду от ран не осталось и следа! Даже срезанное ухо по новой отросло.

Волк медленно втянул в пасть язык, встал, тяжело помотал башкой и застыл в несколько неестественной позе – похоже, у него был серьезно поврежден позвоночник; взгляд у волка так и остался мертвым.

Отец Вуди поспешно завинтил крышечку и положил флакон в одну из ячеек сундука.

– Симеон! – торопливо приказал монах, – Клади аптечку в повозку и запрыгивай! Сейчас он чесанет. Ох и чесанет! – Семен ухватил сундук, поднапрягся и рывком перенес его в повозку, после чего и сам запрыгнул в нее: в повозке была лишь одна лавка, для возницы, потому Семен устроился на дне возка, возле аптечки. Отец Вуди, подобрав полы сутаны, покряхтывая, забрался следом – на лавочку.

Волк, словно дождавшись именно этого момента, сначала медленно, неуверенно, а потом все быстрее и быстрее потрусил по дороге: повозка катилась легко, лишь изредка несильно подскакивая на особо крупных ухабах – видимо, у повозки, помимо дутых шин, имелись и хорошие рессоры.

– А как долго он так бежать сможет? – с любопытством спросил Семен. – Отдыхать ему надо или нет?

– Разве ж это бег, – с пренебрежительной усмешкой сказал отец Вуди, наматывая на руку вожжи. – Зверюга только разогревается. Снадобье пока еще не полностью всосалось… кровь слишком густая, сворачиваться начала… Подожди минутку, кровушка у нашей скотинки разгуляется, вот тогда и будет бег! А отдыхать ему не надо, зачем мертвому отдых? Будет бежать, пока не развалится… Они, временно оживленные, от снадобья хоть и бодрые становятся, но гниют слишком быстро… на ходу могут развалиться. Ну, посмотрим, посмотрим. – Монах озабоченно поглядел в небо. – Солнышко садится. Это плохо. Слушай, Симеон, у тебя хоть какое-нибудь оружие с собой есть? – Отец Вуди оглянулся на Семена. – Вы же селяне, без топора или складных дубинок в лес ни шагу! Есть чего, говорю?

– Есть, – Семен похлопал себя по животу. – В кармане.

– Значит, дубинка, – монах удовлетворенно кивнул, – складная. Небось с выдвижными медными шипами?

– С серебряными, – коротко ответил Семен.

– Богато живешь, селянин Симеон, – уважительно сказал отец Вуди. – От нежити отмахаться можно… Говорят, вы в свои дубинки и ножи самострельные ухитряетесь вставлять, которые на десять шагов лезвием стреляют?

– Ухитряемся, – согласился Семен, – мы такие! Умелые мы.

– Покажешь потом, ладно? – попросил отец Вуди. – Ни разу не видел. – Покажу, – пообещал Семен. – Потом. Если захотите.

– Договорились. – Монах сосредоточился на управлении волком: мертвый зверь шел ходко, все быстрее и быстрее, движение лап уже было трудно заметить в сгустившемся вечернем сумраке.

Дорога нырнула в лес, по обеим ее сторонам черными стенами высились угрюмые вековые деревья; их кроны закрывали почти все небо.

Наступала ночь – в узкой полоске неба, тянувшейся над дорогой, постепенно загорались крупные августовские звезды; далеко впереди по-над деревьями высунулся краешек полной луны.

Было тихо, лишь иногда поскрипывали колеса да что-то еле слышно бормотал себе под нос отец Вуди; волк бежал совершенно бесшумно, разве что изредка издавал звуки, похожие то ли на кашель, то ли на хруст костей.

– Вообще-то есть в этом что-то романтическое, – томным голосом сказал молчавший до этого Map. – Летняя темная ночь, глухой лес, одинокие путники, спешащие к далекому уютному очагу, дохлый волк, который везет тех путников к тому очагу, и зловещие умертвия, которые вот-вот нападут сзади на беспечных путешественников. Все прямо как в старинной легенде о принцессе Мариэль! Только там в упряжи скелет коня был. Хорошая легенда! Я ее в Пыльном Мире услышал. Значит так, у одного короля было две дочери-близняшки. И когда настало время, решил король выдать их обеих замуж за…

– Какие умертвия? – в испуге вскинулся Семен, резко оборачиваясь назад. – Где?

Умертвия были неподалеку, метрах в пятнадцати позади повозки было их около дюжины, более точно сосчитать в темноте не получалось, мчались они по дороге с той же скоростью, что и возок, не приближаясь, но и не отставая. Бежали совершенно беззвучно. Молча.

Кем они были при жизни, понять нынче было практически невозможно: эти существа не выглядели ни людьми, ни животными. Вернее, они были одновременно и тем, и другим – словно некий чокнутый умелец сшил воедино случайно оказавшиеся под рукой разрозненные части тел из морга и скотомогильника, сшил как попало, а после интереса ради оживил свои создания.

В лунном свете были хорошо видны красные зеркальца глаз, до четырех-пяти штук у каждой твари, и белые острые кости, торчавшие из умертвий в самых неожиданных местах наподобие игл дикобраза.

– А, чертовы душегубцы объявились, кол им в брюхо! – зло крикнул отец Вуди, мельком оглянувшись. – Ну и поездочка у меня в этот раз выдалась, давно такой не было… Эй, селянин, доставай свою дубинку и лупи их по мордам, коли догонять станут! Нам немного осталось, вон и деревья, кажись, реже становятся…

Монах кричал что-то еще, но Семен его не слушал: он вытащил из кармана пистолет, не вставая развернулся к преследователям лицом и уперся ногами в задний борт повозки. Для устойчивости. После чего присоединил ствол к рукояти, сжал ее обеими руками – на манер американского полицейского в тире – и открыл бешеную стрельбу.

Пламя из ствола выбивалось почти на полметра, яркое, желтое, ослепляя Семена и мешая ему толком целиться. Потому Семен лупил веером – кому достанется, тому и достанется.

– Свет включить? – заботливо спросил Map. Как ни странно, в грохоте выстрелов его голос был слышен отлично. – Со светом и стрелять веселее, да и точность лучше будет. А то все мимо да ми…

– Давай! – в азарте заорал Семен. – Свет на сцену! Пошла массовка! Сейчас кино делать будем.

Вспыхнул свет. Холодный, белый, как у шоссейного фонаря, он шел откуда-то сверху, размытым пятном освещая дорогу позади повозки.

Преследующих повозку умертвий осталось всего пять штук; дорога за повозкой, насколько хватало глаз, была усеяна частями тел, разбросанными там и сям.

– Дубль первый! – крикнул Семен, наведя плюющийся огнем ствол на ближнее чудище, нежить стала рассыпаться, на ходу теряя свои лапы, руки, головы, словно Семен кромсал ее остро отточенным мечом – за нежитью цепочкой протянулись потерянные части тела.

– Второй дубль! – Семен перевел ствол в сторону – Третий… четвертый… пятый и последний! Все. – Семен отпустил спусковой крючок. И сразу стало тихо. Только в ушах словно вата застряла.

Дорога была пуста: последнее умертвие, разом рассыпавшееся после особо удачного попадания, исчезло из скользящего за повозкой пятна света; тут же погас и свет.

– Что там? – обернувшись, крикнул со своей лавочки отец Вуди. – Отбились? А то у волка хвост отвалился! Того и гляди – лапы посыпятся.

– Отбились. – Семен плюнул на ствол, слюна зашипела как на утюге. – С такой-то пушкой и не отбиться! Ха! – Семен помахал в воздухе пистолетом, остужая его.

– Угу, – сказал монах, отвернулся и надолго замолчал, о чем-то крепко задумавшись. А может, и не задумавшись, а попросту следя за волком – отваливаются у того лапы или нет.

Луна теперь висела прямо над головой и хорошо освещала дорогу; луна здесь была раза в два больше земной, привычной. Так что света хватало, хоть в карты играй – ни за что масть не перепутаешь!

– А теперь.. – с угрозой начал было Семен но, покосившись на спину монаха, сбавил тон: – А теперь, Map, ответь-ка мне на один вопрос: почему ты меня вовремя не предупредил об умертвиях? О том, что они нас догоняют. Что напасть хотят.

– Разве? – неподдельно удивился медальон. – По-моему, в самый раз сказал. Да и то, собственно, случайно вырвалось. Чего ради надо было тебя и этого монаха-передвижника зря пугать! Я бы и сам справился.

– То есть? – нахмурился Семен.

– Ну, если бы те бегунцы стали для тебя реально опасны, – вздохнув, устало ответил медальон, – я бы их мгновенно уничтожил. Всех. Разом. Без лишнего грома и подсветки. Есть у меня хорошие заклинания на этот случай, есть! Очень хорошие, свежие заклинания. Вы бы ничего и не заметили… Я же твой телохранитель как-никак! Охранник.

– Подожди, – опешил Семен, – так, значит, я зря весь этот трамтарарам поднял?

– Но тебе же страсть как хотелось по врагам пострелять, – ехидно напомнил Map, – пистоль в деле опробовать! Вот и опробовал. Да и мне интересно было его в работе посмотреть… Не волнуйся, я держал ситуацию под контролем.

– Ну ты и жук, – только и сказал Семен, покачав головой. – Ловко все подстроил… Признайся – ты ведь нарочно про умертвий проговорился, а? – Семен разобрал остывший пистолет и спрятал его в карман.

– Нарочно, ненарочно, – уклонился от ответа Map. – Какая разница! Главное, что ты повеселился, да и я развлекся. А то что-то мне грустно стало, – признался медальон. – Едем все и едем. Темно, скучно… А тут такое приключение! Веселое, зрелищное. Отвязное.

– Уж отвязное так отвязное, – согласился Семен – Отвязнее некуда. Эй, святой отец! – Он на четвереньках подобрался поближе к лавочке возницы. – Скоро поселение-то? Селянин есть хочет. И пива выпить не против.

– Э, да какой ты к чертям собачьим селянин! – в сердцах ответил монах, глянув на Семена через плечо. – Где село – не знаешь, хотя и должен, коли поблизости живешь, дубинка у тебя особая, громобойная, таких у селян отродясь не было! Свет окаянным образом то зажигаешь, то гасишь… Не селянин ты, и все тут!

– А кто же я? – озадачился Семен. – Если не селянин, то кто? Может, танкист? – и неудержимо расхохотался.

– Тебе виднее, – отец Вуди сердито пожал плечами. – Но в том, что ты не селянин, я ничуть не сомневаюсь… Слушай, а ты, часом, не иностранный лекарь-шпион, – вдруг оживился монах. – Ну, рецепты всякие там… Тайны разные – не покупаешь?

– А что так? – удивился Семен внезапному повороту разговора. – У вас что, на шпионов охота? На врачей-вредителей? Сдать меня хочешь, да?

– Нет, – отмахнулся отец Вуди, – вовсе наоборот. Если ты лекарь-шпион, так, может, я тебе какой рецептик продать смогу? – с надеждой спросил монах. – Деньги очень нужны, понимаешь. Совсем я на мели – наш казначей, зараза чересчур прижимистый, на поездки мало дает, под обрез, а выручку всю забирает… Так ты шпион или нет?

– Увы, – вынужден был огорчить монаха Семен, – я не лекарь и не шпион. Вор я! Вернее, не вор, – поправился Семен, – а вольный специалист по отладке заклинаний. В основном – охранных. Случайно в ваш Мир попал… Удирал от одного типа и попал.

– Не понял, – монах резко повернулся к Семену, даже вожжи бросил. – В наш Мир? Ты хочешь сказать, что есть еще Миры? Другие, кроме нашего?!

– Ого! – с подъемом сказал Map. – Думаю, Семен, что мы оказались в Закрытом Мире… настолько закрытом, что местные жители о других понятия не имеют! Очень, очень любопытно. Неспроста это…

– Есть Миры, – покивал Семен. – А как же! Тысячи и тысячи Миров, самых разнообразных: живых и мертвых, волшебных и безволшебных, опасных и не очень. Есть и Империя, в которую большинство Миров входит… Неужели об этом у вас ничего не известно? – Семен уселся поудобнее, привалившись спиной к сундуку-аптечке – повозку немного потряхивало; они уже выехали из леса и дорога почему-то сразу стала ухабистее.

Вокруг была залитая лунным светом степь, тянувшаяся до самого горизонта; никакого селения не было и в помине, одна лишь степь кругом, степь, покрытая серебряной в лунном свете травой. Иногда налетавший ночной ветерок пробегал по той траве, и тогда казалось, что повозка плывет по седому морю: высокие травы мягко колыхались пологими волнами.

– Надо же, – удрученно пробормотал монах, потянувшись за вожжами, – тысячи Миров! Невероятно. Сказка, ей-ей… – Парень, а ты, случаем, не врешь? Какие у тебя доказательства? – Монах, так и не дотянувшись до вожжей, пересел лицом к Семену, дорога была прямой, и волк, похоже, в управлении не нуждался. Бежал себе и бежал. Как заведенный.

– Я – доказательство! – Семен стукнул себя в грудь кулаком. – Что, у вас много людей с громобойными дубинками? Или кто еще среди ночи может по желанию дневной свет создавать?

– Я таких не встречал, – отец Вуди покачал головой, – но слышал о разных разностях… лекари Братства много где бывают, много чего видят и слышат. Не всему, конечно, верить можно, вранья хватает, как же в рассказах да без вранья… – Отец Вуди не докончил фразу: повозка пошла зигзагом, слетела с дороги и въехала в траву. – Лапу потеряли! – крикнул монах, мигом пересаживаясь обратно и хватаясь за вожжи, – тпру! Стой, гад! Стой! Ох ты… Не лапа, а башка у него отвалилась… Черта с два команду теперь услышит! Ну-ка, – монах выхватил откуда-то из-под полы сутаны длинный узкий нож вроде стилета и, опасно высунувшись из повозки, полоснул по кожаным ремням упряжи: повозка остановилась.

Волк тем же противолодочным зигзагом попер дальше, рассекая траву, как сторожевой катер волны: в ночном сумраке укороченное безголовое туловище смотрелось жутко: словно у черного бревна вдруг выросли ноги и оно помчалось само по себе куда-то по своим бревенчатым делам.

Вскоре безголовый волк затерялся среди серебряного сияния.

– М-да, приехали, – флегматично сказал отец Вуди, проводив волка взглядом и спрятав нож под полу. – Здесь и переночуем. Эх, невезуха… Ну, раз такое дело, то предлагаю поужинать. У меня в сумке есть хлеб, сыр. Правда, хлеб немного черствый, да и сыр на любителя… Но ничего; другого больше предложить не могу. Кстати, вор Симеон, хотел тебя спросить: это не ты, случаем, моего волка возле той горы убил? Из своей дубинки.

– Я, – с неохотой сознался Семен и спрыгнул с повозки. – Нечаянно получилось. Но я заплачу.

Сколько стоил волк, столько и заплачу. Даже сверх того добавлю, за моральный ущерб.

– Это мы чуть погодя обсудим, – пообещал враз повеселевший отец Вуди, осторожно, поэтапно слезая с повозки: сначала одной ногой на колесо, потом другой на землю. – За трапезой и обсудим. Оборотневый волк дорого стоит… очень дорого… Ха, спина-то больше не болит! – обрадовался монах, замерев на полпути, с ногой на колесе, и в этой неудобной позе ощупал свою поясницу. – Ишь ты, почти год маялся, а тут раз – и прошло. Эхма! – Отец Вуди снял ногу с колеса, попрыгал на месте, присел пару раз, потом согнулся и разогнулся. – Совсем не болит! С чего бы это вдруг? – Монах с подозрением уставился на Семена, словно это именно он взял и вылечил его поясницу. Тайком. Не спрося разрешения.

– С испугу вылечилось, – пояснил Семен, с удовольствием разваливаясь в душистой траве, – само. Такое бывает! Особенно с нервными болячками. Я здесь ни при чем.

– Это хорошо, – одобрил отец Вуди, присаживаясь рядом. – Хорошо, что ты ни при чем. А то я уж подумал ненароком, что ты – проверяющий из Братства. Они, проверяющие, люди святые, возле них все болезни сами собой проходят… А я тебе тут такого наговорил, такого… Хоть в застенок сажай. У нас в Братстве в застенок за ересь попасть – плевое дело!

– Это за какую же такую ересь? – лениво спросил Семен, глядя на полную луну – при более пристальном рассмотрении ночное светило выглядело странно: на нем не было привычных глазу темных пятен. Вообще не было. То есть на здешней луне не имелось ни гор, ни расщелин: она была гладенькая, как яичко.

Неправильная была луна. Подозрительная.

– За разговоры насчет шпионов и секретов, – пояснил монах, доставая из повозки сумку с едой. – Секреты снадобий Братство оберегает серьезно, может и наказать за разглашение рецептов. А что мне, черт возьми, остается делать? – раздраженно сказал он, бросив сумку на траву. – Деньги-то нужны! На опыты там всякие, на просвещение, так сказать. – Отец Вуди облизнул губы. – Эх, винца бы сейчас… О чем это я? А, об опытах… Опыты – дело важное, можно сказать – архиважное! Но дорогостоящее.

Завернешь, бывало, в какой-нибудь попутный кабак, поговоришь там с умными людьми о смысле жизни… или об урожае огурцов… о том, о сем с народом потолкуешь – глядь, уже и просветлился, опыта понабрался… Ох ты, – с огорчением пробормотал монах, порывшись в сумке и чего-то там не обнаружив, – флягу вчера в кабаке забыл. Вот горе-то! Чересчур, однако, я там опыта набрался. Как же это, а?

– Нет проблем. – Семен сел и с наслаждением потянулся. – Как, отче, насчет холодного шампанского и печеных фазанов? Ящик шампанского и три фазана. И салаты в придачу.

– Шутишь, да? – горько сказал монах, но посмотрел на Семена с надеждой. – Если шутка, то глупая. Я обижусь.

– Никаких шуток! – категорически заявил Семен. – Разве ж с выпивкой шутят?!

– Ни в коем случае, – часто закивал монах, – ни-ни! – И в ожидании уставился на Семена: очень ему было интересно, откуда тот возьмет обещанное. Не из кармана же!

Отец Вуди выглядел настолько заинтересованным и предвкушающим, что Семен не утерпел и решил подать свое угощение как-нибудь поэффектней. Так подать, чтобы потом все лекари неведомого Братства охали и ахали, слушая рассказ разъездного монаха. И не верили ни одному его слову.

– Именем лунных демонов! – во всю глотку проорал Семен, подняв лицо к звездам и строго глядя на желтый кругляш в ночном небе. – Шампанского мне! И побольше фазанов и салатов на закуску обязательно! Короче, жрать давай. – Семен громко прищелкнул пальцами и украдкой глянул на монаха – тот сидел, открыв рот. Чуда ждал.

В воздухе что-то громко загудело, словно мощный трансформатор включился в траве, неподалеку от Семена возникли запотевшие бутыли с шампанским, рядом – три фазана горкой; мисочки-салатницы обступили фазанью горку полукругом.

На траве лежал баронский ужин в полном комплекте.

– Кушать подано, – снисходительно сказал Семен, косясь на монаха и ожидая его бурной реакции. Реакция последовала незамедлительно, но вовсе не та, на которую рассчитывал Семен.

– Чур меня! – в ужасе завопил отец Вуди, вскакивая на ноги. – Лунный колдун! Ой мне…

 Монах покачнулся и хлопнулся в обморок. На спину. Плашмя. Как стоял.

– Умеешь ты, Семен, сюрпризы делать, – одобрительно сказал Map. – Вот только не все их правильно понимают. – И затрясся на цепочке в беззвучном хохоте.