"Штурм Пика Сталина" - читать интересную книгу автора (Ромм Михаил Д.)

7 июля Гетье, Маслов и Николаев уезжают из Оша в Бордобу. Там их будет ждать караван, пришедший из Алтын-Мазара, где уже с месяц находится наша подготовительная группа. Через два дня тем же путём отправляемся и мы с Горбуновым.

Дорога идёт мимо полей хлопковых колхозов. Справа на горизонте встаёт Алайский хребет. В прозрачном воздухе горы поразительно легки: не горы, а серые, бесплотные тени гор с матовыми бликами снегов на вершинах.

Мы проезжаем через узбекские селения. Глиняные домики утопают в густой зелени, красивые резные двери скрывают внутренность дворов.

Потом узбекские селения сменяются киргизскими кишлаками. Киргизки в белых платках и нарядных халатах едут верхом, держа перед собой на сёдлах ребятишек.

Среди бурых глиняных старых кибиток — белые здания совхозов и школ. Мы останавливаемся возле одной из школ. Орава ребят, бронзовых, косоглазых, похожих на буддийских божков, выбегает на крыльцо. Волосы заплетены в мелкие косички и завязаны пёстрыми ленточками.

Дорога входит в предгорья. Крутые травянистые склоны с выходами коренных пород теснят нас со всех сторон. Шоссе серпантинами поднимается на первый перевал — Чигирчик. С перевальной точки южный склон круто падает вниз на много сотен метров. По склону вьются зигзаги шоссе.

Все выше и выше предгорья. Большие гранитные массивы обступают дорогу, скалы нависают над нею, грозя обвалом.

Мы останавливаемся в узком ущелье, вылезаем из машин и подымаемся по проторённой тропе на крутой склон. Тропка ведёт к небольшому естественному водоёму. Сверху, наполняя его, падает каскадом вода. Это — целебные тёплые ключи. Температура воды — 28. Мы принимаем ванну, смываем дорожную пыль и едем дальше.

Вскоре мы обгоняем отряд Клунникова, два дня тому назад вышедший из Оша на лошадях. Мы застаём его на привале. На костре варится каша, невдалеке пасутся стреноженные лошади. Клунников, загорелый, весёлый, размахивает только что убитым сурком.

Ещё несколько времени мы едем ущельем. Затем горы расступаются, открывая широкую котловину, прорезанную бурной рекой. В середине котловины — белые постройки Гульчи. Здесь находится комендатура — управление памирскими пограничными отрядами.

Мы заходим в клуб комендатуры. В большой комнате стоит биллиард. Давно истёртое биллиардное сукно заменено шинельным. Корявые шары, тарахтя, катаются по нему взад и вперёд.

От Гульчи дорога идёт вдоль китайской границы в 30 — 40 километрах от неё. Каждое ущелье ведёт за рубеж, каждое ущелье — путь для кулацких банд и зарубежных басмачей. Мы заряжаем винтовки…

Мы обгоняем длинные караваны верблюдов. Особенно красивы кашгарские караваны: большие откормленные животные, разукрашенные коврами, наголовниками и султанами, идут мерным шагом, позвякивая бубенцами. Рослые кашгарцы шагают рядом по дороге. Впереди на ишаке едет караван — баши — начальник каравана, почтённый седобородый старик.

В ущелье, по которому идёт дорога, острым профилем вклинивается гребень скалы. На скале — силуэт часового. Это — Суфи-Курган, следующий после Гульчи военный пост.

За Суфи-Курганом ущелье расширяется. По обе стороны от шоссе, метрах в сорока, поднимаются отвесные каменистые террасы с причудливыми бастионами скал. Автомобиль идёт как бы по дну огромной траншеи.

Ещё несколько десятков километров, и ущелье превращается в широкую, покрытую травой горную поляну. Это Ак-Босага или Ольгин луг. На Ольгином лугу — место привала караванов. По обе стороны дороги на протяжении нескольких километров поляна заставлена рядами вьюков. Они закреплены на деревянных станках, имеющих форму крутой крыши. Такой вьюк Можно целиком положить на спину верблюда. Огромная поляна — вся в медленном, размеренном движении. Тысячи разгруженных верблюдов величаво и неуклюже шагают, двигаясь по большим кругам, — это погонщики выводят животных, чтобы дать им остыть перед ночным отдыхом. Утром с поразительной быстротой и сноровкой они погрузят тюки на двугорбые спины и поведут свои караваны дальше, к следующему привалу.

В Ак-Босаге мы ночуем, раскинув свои палатки рядом с базой Памирстроя.

Из Ак-Босаги начинается подъем на перевал Талдык, лежащий в Алайском хребте.

Автомобиль медленно ползёт вверх по зигзагам дороги, поднимается на перевальную точку.

Высота перевала — 3 626 метров над уровнем моря.

По обе стороны шоссе — неисчислимое количество сурков. Жирные яркорыжие зверьки, завидя автомобиль, поспешно бегут к своим норам. У входа в нору — короткая борьба любопытства и страха. Страх побеждает, и зверёк исчезает, как бы проваливаясь сквозь землю.

После Талдыка дорога входит в узкое ущелье. Несколько времени мы едем между отвесными склонами гор, и затем внезапно перед нами раскрывается двадцатикилометровая ширь Алайской долины, обрамлённой снеговыми гигантами Заалайского хребта.

В ясную погоду это зрелище незабываемо по своей грандиозности. Шести — семикилометровые вершины встают прямо над долиной сплошным сверкающим барьером с востока на запад, насколько хватает глаз. Это скопище снежных пиков, глетчеров, фирновых полей как-то даже смущает своей безудержной расточительностью.

Мы пересекаем долину. Река Кызыл-Су — «красная вода» — течёт по ней извилистыми руслами. Вода в реке действительно кирпично-красного цвета. Пронзительный ветер дует, как обычно, вдоль Алайской долины. Приходится надеть полушубки. { Мы проезжаем мимо колонны тракторов, работающих над прокладкой дороги.

Шоссе входит в предгорья Заалая, в ущелье, соединяющее Алай с долиной Маркан-Су. У подножья холма — небольшая казарма: пограничная застава Бордоба. Возле неё — несколько палаток одного из отрядов нашей экспедиции и юрты, в которых живут рабочие Памирстроя.

Нас встречает помначальника заставы Синюков, молодой краском, чёткий, красивый, подтянутый. У него на груди — значок ГТО. Этот значок я вижу также у многих бойцов. Здесь, на высоте 3 600 метров , где мы начинаем ощущать действие высоты, пограничники сдают нормы по комплексу ГТО.

В уютной комнате комсостава — чисто накрытый стол. Катюша, жена Синюкова, угощает колбасой из архаров — горных козлов. Эта колбаса — приготовления собственной колбасной мастерской — гордость пограничной заставы.

Из Бордобы мы должны идти походом по Алайской долине в Алтын-Мазар. Но из Ленинграда не прибыл ещё альпинист Шиянов с метеорологическим самописцем, который будет установлен на пике Сталина. В нашем распоряжении несколько дней. Мы прощаемся с гостеприимными бордобинцами и едем дальше, на Памир, к Кара-Кулю и в Мургаб.

За заставой дорога пересекает бурную речку и входит в горы. Начинается крутой подъем по узкому ущелью. Стрелка анероида медленно скользит по шкале: 3500 метров — 3700 метров — 3 900 метров. Автомобиль хрипит и задыхается. Сеня Тюряев, наш шофёр, вылезает у каждого ручья из машины, набирает воду и доливает радиатор. Мы пользуемся этими остановками, тоже вылезаем и делаем снимки. Наши движения становятся все медленнее и медленнее. Высота даёт себя знать. Воздуха не хватает. Малейшее усилие вызывает одышку. И когда стрелка анероида переваливает за 4 тысячи метров, мы начинаем двигаться, как в замедленной съёмке в кино.

Пейзаж по обе стороны дороги неправдоподобен. Обнажённые каменистые горы поражают яркой расцветкой скал — бурой, красной, зеленой. Такой же окраски и реки, несущие частицы размытых пород. Справа от дороги ярко — зелёная малахитовая река сливается с красной. Зелёный цвет побеждает. Красный поток на месте слияния точно обрезан ножом. Не меняя окраски, зелёная река продолжает своё течение.

Крутыми серпантинами дорога ползёт на перевал Кызыл-Арт. По краям дороги — скелеты верблюдов, павших в борьбе с высотой и непосильным грузом. Тарахтит мотор, воют шестерни. 4100 метров , 4200 метров , 4300 метров. Мы — на перевале. Он отмечен могильным холмом. На холме — черепа архаров с большими загнутыми рогами, к ним привязаны ленточки, тряпки и хвосты яков. По обе стороны дороги — крутые отвесы голых скал.

С трудом переводя дыхание, мы выходим из машины. В висках стучит, череп сжат железными тисками.

В расселинах камней растут жёсткие цветы — ярко-жёлтые, голубые, синие, с пряным, тяжёлым ароматом.

Перевал Кызыл-Арт — граница Киргизии и Таджикистана — один из двух перевалов в Заалайском хребте, ведущих из Алайской долины на Памир. Мы стоим у северного рубежа этого величайшего нагорья, этой «крыши мира», охваченной квадратом снеговых хребтов — Заалайским с севера. Академии наук — с запада, Гиндукушем — с юга, Кашгарскими горами — с востока.

В самом сердце Евразия лежит Памир, словно голова гигантского спрута, от которого во все стороны щупальцами разбегаются горные цепи. Хребет Каракорум соединяет его с горами:

Тибета, с Гималаями и горами Индокитая, Алайский хребет — с системой Тянь — Шаня; Кунь-Лунь тянется от него на восток, цепь Гиндукуша отходит к юго — западу в Афганистан.

Все грандиозно в этом грандиозном горном узле. Нагорье Памира лежит на высоте 4 тысяч метров и только в южной своей части спускается до 2500 метров.

Самая высокая вершина Памира Музтаг-Ата, расположенная на китайской территории, имеет 7 750 метров , сбросы — продукты: разрушения — западной части Памирского нагорья образуют в Дарвазе пласт толщиной в 5 километров.

В ледниках Памира берут начало реки, текущие в Китай и в собственно Таджикистан. Сары Кольский хребет, идущий с севера на юг, образует водораздельную ось Памирского нагорья.

Маркан-Су и Гез текут к востоку, сливаясь на китайской территории и образуя Кашгар-Дарью. Голубая лента Вахан-Дарьи окаймляет Памир с юга. Вахан — Дарья даёт начало величайшей водной артерии Средней Азии — Аму-Дарье, называемой в верхнем своём течении Пянджем. Вахан-Дарья получает это название после впадения в неё реки Памир. Ниже Памира Пяндж принимает в себя стекающиеся с западных склонов южного Памира Гарма-Чешму, Гунт и Бартанг.

Из северо-западного угла Памирского нагорья вытекает образованная слиянием Сельдары, Коинды и Саук-Сая Муксу. Сливаясь с Кызыл-Су, она образует Сурхоб, который, после слияния с Хингоу, получает название Вахш. Вахт пересекает весь Таджикистан с северо-востока на юго-запад и впадает в Пяндж вблизи границы Узбекистана.

Теории о древнем происхождении Памирского нагорья опровергнуты исследованиями последних лет. Памир молод. Совсем недавно — геологически недавно, всего несколько миллионов лет тому назад, — вздыбили космические судороги земную кору складками памирских хребтов. Памир встал со дна моря, простиравшегося от Каспия до границ Монгольской пустыни.

Новая смена геологических эпох. Гигантские ледники сплошной шапкой накрыли Памирское нагорье. Затем произошло потепление, ледники отступили и сохранились лишь на больших высотах, на уровне около 4 с четвертью тысяч метров.

Суровый пейзаж Восточного Памира до сих пор несёт на себе печать ледникового периода. Широкие корытообразные долины, «троги», ложа бывших ледников, с плоским дном и почти отвесными склонами прорезают здесь Памирское плоскогорье в разных направлениях. Крутые края этих долин гладко отполированы льдом древних глетчеров.

В юго-западной части Памира горные потоки изгрызли этот ледниковый ландшафт, изрезали широкие ледниковые долины, пропилили в них глубокие каньоны, в которых реки бушуют перекатами и водоворотами.

Северо-западный Памир, район хребта Академии наук и пика Сталина, и сейчас ещё представляет собой область огромного оледенения, запоздалый пережиток ледниковой эпохи.

Памир исключительно интересен для геолога. В этом «показательном» горном узле он может найти разрешение самых общих, теоретических проблем своей науки.

Но не только для геолога интересен Памир; его окаймлённый снежными хребтами квадрат врезается клином в территорию Китая и Афганистана. Узкий афганский коридор и хребет Гиндукуша отделяют его от Индии. Памир — наш форпост в Средней Азии, вокруг него скрещиваются враждебные нам полити — ческие влияния.

Уже давно столкнулись здесь в своём стремительном беге на восток царская Россия и Англия, видевшая в завоевании русскими Памира угрозу северным подступам к Индии.

Ещё в 1872 — 1873 годах состоялось соглашение, по которому сфера русского влияния распространялась на правый берег Пянджа, а сфера английского — на афганские владения на левом его берегу. При этом за исток Пянджа была ошибочно принята река Памир, а не Вахан-Дарья. Таким образом к Афганистану отошла большая область, часть Вахана, расположенная между этими двумя реками.

Англия обязалась удерживать афганцев от вторжений на территорию, расположенную по правому берегу Пянджа.

Однако соглашение не прекратило борьбы. Она продолжалась в скрытой форме. Началась своеобразная кадриль английских и русских экспедиций на Памир.

Затем англичане «не сумели» сдержать рвущихся в бой афганцев и китайцев, которые заняли часть Южного Памира, создавая буфер между русскими владениями и Индией. Матёрой английский контрразведчик полковник Янгхезбенд появился в 1890 году на Памире, намереваясь закрепить создавшееся положение.

Царское правительство ответило трехлетней экспедицией полковника Ионова, прошедшего весь Памир до северных перевалов Гиндукуша и уничтожившего афганский отряд у озера Яшиль-Куль. Экспедиция закончилась постройкой поста Памирского (Мургаб), где остался казачий гарнизон.

Для точного определения русско-афганской границы была создана англо — русская комиссия. И царский генерал Швейковский снова согласился на проведение границы по реке Памир, а не по Вахан-Дарье.

После революции гражданская война на Памире продолжалась несколько лет. Контрреволюционные силы пользовались деньгами и оружием из-за рубежа. Красная армия одержала окончательную победу в 1921 году.

С перевала Кызыл-Арт дорога идёт по склону горы. Долина Маркан-Су — «Долина смерти» — раскрывается перед нами страшной каменистой пустыней, словно высохшее русло необъятно-широкой реки. Голые, зализанные давно исчезнувшими глетчерами красно-бурые склоны гор окаймляют её. Щебень долины отливает бурыми и зеленоватыми тонами. Расцветкой она напоминает распластанную кожу гигантского удава. Вдали видны полуразвалившиеся стены, здания пограничной заставы. Погранзаставу на Маркан-Су пришлось сиять — слишком трудно было доставлять фураж. Долина ведёт в Китай. Наши три машины, спускаясь в Маркан-Су, соблюдают боевую дистанцию.

Пронзительный западный ветер, поднимая пыль, метёт по до" лине. Если он усилится и перейдёт в ураган, — мелкий щебень закружится в вихревой пляске. Каменные смерчи, пойдут по долине узкими конусами, грозя гибелью караванам и автомобилям.

По Маркан-Су мы едем быстро — километров восемьдесят в час. Всем хочется скорее миновать это проклятое место. Вдали столбом крутится смерч.

«Долина смерти» остаётся позади. Мы поднимаемся на маленький перевал. Перед нами в огромной пустынной котловине — темно-синяя ширь Кара-Куля. Скалистый полуостров вдаётся в большое озеро, разрезая его на две части. Грандиозный массив Курумды поднимает свою двуглавую вершину на высоту 6500 метров.

В километре от озера — белое квадратное здание пограничной заставы. Мешки ячменя сложены бруствером перед входом и на углах стен. По стене ходит часовой. Перед погранзаставой — стоянка автомобилей. Несколько машин Памирстроя и Совсинь-торга отдыхают после трудного пути.

На снежных вершинах загораются алые отсветы заходящего солнца.

Я с трудом выхожу из автомобиля. Меня мучает приступ горной болезни. Жестокая головная боль, озноб, страшная слабость. Пульс 140. Я лежу на земле, укрытый кошмой, пока ставят палатки. Потом, не раздеваясь, забираюсь в спальный мешок. С трогательной заботливостью опытной няни ухаживает за мной завхоз нашей ошской базы. Он укутывает меня полушубком, даёт воды. В полузабытьи слышу я, как разводят костры, готовят пищу. Затем лагерь стихает.

В соседней палатке идёт производственное совещание. Горбунов, Марковский и начальники отдельных партий обсуждают детали предстоящей работы.

С трудом вылезаю из мешка и выползаю из палатки. Несмотря на болезнь, я заворожён изумительным зрелищем. В утреннем солнце золотятся снежные вершины гор, обступивших со всех сторон котловину, и синеет озеро Кара-Куль, таинственный Кара-Куль — обетованная земля Свена Гедина.

Меня сажают в машину. Шофёр включает скорость. Он тоже болен. Его треплет малярия и от высоты болит голова. Мы быстро минуем Маркан-Су, взбираемся на Кызыл-Арт и начинаем спуск по серпантинам. Шофёр гонит машину. Она прыгает на ухабах, рессоры прогибаются, кузов тяжело оседает. При такой езде автомобиля хватит ненадолго.

Бордоба… Я слезаю с машины и с трудом иду к казарме. Я захожу в комнату Ивченко, начальника заставы. Его нет дома, жена его недовольно смотрит на незнакомого путника. Но мне безразлично, желанный ли я гость или нет. Я а изнеможении валюсь на постель и засыпаю мёртвым сном…