"Полуночный маскарад" - читать интересную книгу автора (Басби Ширли)

Глава 16

В то время, как молодая жена думала о примирении, Доминик мрачно размышлял, как найти способ отомстить своей соблазнительной супруге, направляя мерина по слегка извивающейся дороге в сторону Уиллоуглена.

Когда он отъезжал от дома, то еще не знал, куда отправится. Ему просто надо было подальше убраться от расчетливой маленькой жены, чтобы не выйти из себя. Эта миссис Слэйд задела его гордость, а он не привык сносить оскорбления. Доминик успокаивал себя тем, что придумывал разные варианты, как поставить на колени женщину, на которой ему выпало жениться. Его бы вполне удовлетворило, примись Мелисса умолять о внимании и любви: конечно, он ответил бы равнодушием на ее жалобные мольбы.

И в этот момент Доминик обратил внимание, что он — на полпути к Уиллоуглену. Не желая возвращаться домой, он поехал дальше, подумав, что поболтает с Захарием и взглянет на Фолли.

И уж, конечно, Доминик никак не ожидал встретиться с Деборой Латимер, или, точнее, леди Деборой Боуден, как теперь она себя называла. Но только он свернул на тропу к Уиллоуглену, как наткнулся на нее, едущую в сопровождении грума. Несмотря на то что настроения обмениваться вежливыми любезностями не было, он не мог не остановиться и не поздороваться. К тому же у него возникло любопытство, — что она тут делает? Навещала юного Зака?

Улыбнувшись, он сказал:

— Доброе утро, леди Боуден. Ранняя прогулка?

Ее нежные черты, шелковистые локоны, обрамляющие лицо, невинные голубые глаза, ясные и влекущие… Дебора томно улыбнулась Доминику.

— Доброе утро. Доминик, — сказала она тихим робким голосом. И, глядя на него, добавила:

— Почему так официально? Особенно после того, как когда-то…

«Удивительно, — думал Доминик, сидя на своей норовистой лошади; как он сейчас безразличен к ней». Он с любопытством заметил, как тщательно подобран привлекательный костюм для верховой езды сапфирово-голубого цвета, подчеркивающий стройность ее фигуры. Он заметил, как грациозно сидит она на вороной кобыле, но нежное очарование не затронуло его душу.

Когда ей было двадцать пять лет, она была несомненно хороша. Ее маленькое личико совершенной формы, украшенное ресницами-стрелками, розовый ротик классического рисунка, изящная фигура — все это очень нравилось Доминику. Но потом, общаясь с ней, он понял, что ума в ее хорошенькой головке немного. А когда-то он полагал, что она — воплощение совершенства. Махинации Латимера и собственное поведение Деборы показали, как он ошибался. Он не держал на нее зла из-за того, что она убила мечты его молодости, растоптала их. Единственное чувство, которое Дебора Боуден сейчас вызывала у него, — жалость. Он жалел ее, жалел из-за того, что она слаба духом и не могла противостоять брату, выдавшему ее за старика; у нее не хватает мужества освободиться от хватки Латимера, нет силы бороться за свое счастье.

Доминик ласково спросил:

— Все в порядке? Латимер не?..

Ее очаровательные глаза наполнились слезами, и, кляня себя за глупый вопрос, Доминик быстро выскочил из седла, встав рядом с ее лошадью. Оглянувшись на грума, с серьезным лицом он сказал:

— Поезжай вперед, Джеймс, я хочу поговорить с твоей хозяйкой наедине.

Едва тот исчез за поворотом, как Дебора бросилась к Доминику с рыданиями, сотрясающими ее тело.

— О, Дом! Если бы я только послушалась тебя тогда, в Лондоне…

Его руки невольно обняли ее, и Доминик робко огляделся, надеясь, что никто не видит их в столь компрометирующей позе.

— Ну ладно, Деб. Все давно в прошлом. Я не обвиняю тебя. Ты сама сделала свой выбор, и назад пути нет… Я тебе уже говорил на прошлой неделе.

Ее руки обхватили его за шею, она всхлипнула:

— Ты прав, я знаю, я не должна была писать тебе и просить о встрече. Ты был обручен, — сказала она печально, — но я так надеялась, что наша старая дружба и твоя доброта…

В душе Доминик согласился с ней. Она писала ему три или четыре раза, узнав, что он здесь. И это были печальные, беспомощные, короткие письма. Он вынужден был встретиться с ней, предложить свою помощь. Увидев, как она несчастна, выслушав рассказ о том, как Латимер издевается над ней, угрожает, Доминик был очень тронут, и жалость переполняла его душу. Он хотел забрать ее у Латимера, великодушно предложив отправить к своим родителям в Натчез. Там она была бы в безопасности, уверял он Дебору. Она не согласилась, тогда он предложил ей деньги, на которые она могла бы жить независимо, если бы тратила их разумно. Но и от этого Дебора тоже отказалась, глядя на него большими доверчивыми голубыми глазами.

Доминику было непонятно, почему она продолжала участвовать в гнусных интригах Латимера. Ее братец Джулиус снова присмотрел ей трясущегося от старости богача, который, с его точки зрения, мог стать подходящим вторым мужем для нее. Доминик спорил, предостерегал ее не делать глупости, отказаться, но Дебора медленно покачала головой:

— Но я же не могу. Он мой брат, и он изобьет меня, если я не буду его слушаться! Или выбросит на улицу. Ты просто не понимаешь!

С этим, конечно, Доминик спорить не мог. Действительно, он не понимал, почему она позволяет Латимеру запугивать себя, манипулировать ею, и если она отказала ему в Лондоне, то почему сейчас обращается к нему как к единственному спасителю? Он понимал, что сам виноват, что не стоило отвечать на ее последнее письмо. Но раз уж она все рассказала и больше не пыталась завлечь его, он действительно хотел ей помочь. Про себя он заметил, что Ройс обвинил бы его в мягкосердечии, но он хотел, чтобы Дебора была счастлива. «Если бы только, — подумал он нетерпеливо, — она согласилась уехать в Лондон, подальше от своего братца». Он бы ей помог.

Вздохнув, Доминик ласково обнял ее за талию и прислонился щекой к маленькой бобровой шапочке.

— Дебора, тебе надо уйти от Латимера. Разреши мне помочь тебе.

Конечно, Мелисса не слышала, о чем они говорили. Она только видела, что ее муж стоит посреди дороги с Деборой Боуден, но и этого было вполне достаточно. Остановив лошадь, она словно окаменела. Все мысли о примирении, все надежды на то, что Джош и Латимер ошибались относительно ее мужа, исчезли в одну секунду. Невольно она сжала плетку в руке, понимая, что, отходив ею неверного мужа, только осложнит положение, и громадным усилием воли сдержалась. Прошло несколько секунд, она все сидела на лошади и смотрела на эту пару. И вдруг страшная ревность охватила Мелиссу. Даже если Доминик распутен, — а в этом нет сомнения, — он все равно ее муж, единственный мужчина, так глубоко затронувший ее чувства, и она не собирается позволить Деборе Боуден вилять хвостом перед ним! Нет, решила она, сощурившись. Она не уступит его никакой другой женщине! Тронув поводья и изобразив на лице веселую улыбку. Мелисса весело крикнула:

— О, Доминик! А вот и ты! Ты так опередил меня!

Подъехав к явно растерявшейся паре, Мелисса снисходительно улыбнулась, глядя на них сверху вниз, изображая, что находит вполне естественным, что ее муж на следующий день после свадьбы обнимается с другой женщиной.

— Привет, леди Боуден. Как дела? Сказать, кто из двух смутился больше, трудно. Конечно, Доминик понимал, что он бы повел себя иначе, застав Мелиссу в столь компрометирующей ситуации. А насчет леди Боуден сказать трудно, что было у нее в голове. Ее глаза бесхитростно и невинно взирали на Мелиссу, дрожащая легкая улыбка скривила ротик.

— О, мисс Сеймур, — начала Дебора, но потом поправилась:

— О нет. Теперь уже миссис Слэйд. Как глупо с моей стороны забыть. — Не спеша, Дебора убрала руки с шеи Доминика и отступила от него. Поправив и без того безупречную, без единой морщинки юбку, она пробормотала:

— Не ругайте меня за то, что я выплакалась на плече Доминика. Мы ведь старые друзья. А от привычек так трудно отказываться. Я уверена, вы это понимаете.

Улыбнувшись, Мелисса сладким голосом сказала:

— Конечно, я не хочу вставать между старыми друзьями.

Подавив улыбку, Доминик отвернулся. Его сердце невольно забилось. Хотя его молодая жена вела себя спокойно по отношению к нему, но воинственный блеск в этих невыносимо ярких топазовых глазах указывал на то, что она явно ревнует и готова сражаться за него. Сначала, увидев Мелиссу, он растерялся, — ведь объяснить, насколько невинна была эта сцена с Деборой, было бы весьма непросто; но теперь Доминик был не прочь свернуть шею этой прилипшей к нему леди Боуден. Вежливость Мелиссы, ее сдержанность произвели на него впечатление. Он восхищался и красотой, и осанкой, и очарованием молодой жены и подсознательно испытывал радость от того, что она ревнует. Если бы она была равнодушна к нему, как уверяла, зачем бы ей ревновать, увидев его в объятиях другой. А если она и впрямь ревнует, то сколько радостей сулит это ему в будущем…

С трудом удерживаясь от счастливой улыбки, в глубине души Доминик благодарил Дебору, спровоцировавшую эту сцену, и подошел к Мелиссе.

Положив свою теплую руку на ее, он крепко взял под уздцы лошадь и сказал:

— Великодушно с твоей стороны быть такой терпимой. — Насмешка появилась в его серых глазах. — Большинство женщин не смогли бы проявить столько понимания… Но, похоже, тебя это даже не волнует? Правда? « Мелисса нежно улыбнулась супругу, изо всех сил пытаясь сдержать желание сказать, что на самом деле она думает о его поведении, и процедила сквозь красивые белые зубы:

— Если бы ты был более осмотрителен, мой дорогой… — Мелисса бросила быстрый взгляд на Дебору, с интересом прислушивающуюся к ее словам, — ты мог бы воспользоваться всеми шлюхами в окрестностях. — И, кинув на него многообещающий взгляд, она яростно стегнула лошадь и умчалась. Ее платье полоскалось по ветру, словно парус, когда она неслась со скоростью, на которой нетрудно было свернуть шею.

Доминик зачарованно смотрел ей вслед, пока она ни скрылась за поворотом. Мелисса была неотразима. Кружева, раздуваемые ветром, и обнажившиеся стройные щиколотки добавляли к ее красоте шарма. Она напоминала прекрасное неприрученное животное, будоражащее его чувственность. Голос Деборы вернул его к реальности.

— Как она все же вульгарна. Доминик, — проговорила та. — Я слышала, что отец воспитывал ее слишком свободно, но не верила. Ты видишь, как она одета? — Смех Деборы походил на кудахтанье. — Ну, ты с ней хлопот не оберешься.

— Да, конечно. И поверь мне, дорогая Дебора, я получу наслаждение от каждого мига, проведенного с ней. А теперь дай я помогу тебе сесть на лошадь. Или мне найти твоего грума?

Поняв, что ее ядовитые слова в адрес Мелиссы не достигли цели. Дебора заставила себя улыбнуться и спросила:

— Надеюсь, я тебя не рассердила? Холодно взглянув на нее, он сказал:

— Нет, конечно. Ну, думаю, ты поняла, что мне пора ехать?

Дебора пожала хрупкими плечиками и, сердечно улыбнувшись, сказала:

— Конечно. Какая все-таки я глупая. Конечно, ты хочешь побыть со своей женой.

Доминик кивнул и легко подсадил ее в седло. Сев на свою лошадь, он бесстрастно сказал:

— До свидания, дорогая. Надеюсь, ты не позволишь своему брату использовать тебя, как прежде… И помни, мое предложение отправить тебя к моим родителям или в Лондон остается в силе.

Она скромно потупила глаза и ответила:

— Ты так великодушен, Доминик. Я никогда не забуду твою доброту и рассчитываю на тебя как на своего единственного друга.

Доминик передернул плечами и покачал головой:

— Деб, я уверен, есть немало других мужчин, кто захотел бы быть рядом с тобой. Ну, а теперь извини…

Печально улыбнувшись, та кивнула:

— До свидания, дорогой. Поезжай к своей жене, а я… — Она тяжело вздохнула:

— А я поеду к своему брату.

Обычно Доминика трогали ее слова, но сейчас его мысли уже были обращены к Мелиссе, и он рассеянно ответил:

— Да, так и сделай. До свидания. — И, не сказав ей больше ни слова, он, в нетерпении найти свою ревнивую супругу, пустился галопом.

Нашел он ее, как и подозревал, в конюшне Уиллоуглена. Она была в загоне у Фолли, где яростно чистила щеткой коня, который так и блестел, словно отполированный.

Доминик соскочил с лошади, кинул поводья работнику и направился к ней. Облокотившись о перегородку, он постоял несколько минут, наблюдая за ее движениями.

Мелисса почувствовала волнение, как только муж въехал в Уиллоуглен, но делала вид, что не видит его, даже когда он подошел к ней близко, рисуя в своем воображении приятную картину, как швыряет в лицо леди Боуден полную лопату навоза… Для Доминика же Мелисса никак не могла придумать достойное наказание. И поскольку он оставался невозмутим и спокоен, поглощенный наблюдением за ее работой, настроение Мелиссы стало еще хуже. Резко отбросив щетку, Мелисса повернулась к нему. Уперев руки в бока, она, сердито сверкая глазами, воскликнула:

— Как ты мог! Не прошло и двадцати четырех часов, как мы женаты, а ты уже!.. — Дыхание ее перехватило, и она молча яростно смотрела на него.

Доминик подсказал ей:

— А я уже распутничаю…

— Распутничаешь?! — чуть не взорвавшись от гнева. Мелисса почти шипела:

— Да! Именно так!

На его лице выразилась ирония:

— Но тебя это не трогает. Я предупредил, что есть много женщин, не считающих мои ухаживания неприятными. — Его глаза скользили по ее фигуре. — Или ты изменила свое мнение?

Не в силах больше все это переносить. Мелисса заявила:

— Убирайся! Я не желаю с тобой разговаривать!

Она была такой прелестной, когда сердилась, что Доминик подавил страстное желание перепрыгнуть через забор и обнять ее. Стараясь скрыть свои истинные чувства, он заботливо заметил:

— Ну хорошо, радость моя. Поскольку ты этого хочешь, я так и сделаю. Но помни: если передумаешь, то дай мне знать. А до тех пор я могу считать, что ты разрешила мне развлекаться, как я хочу?

Попавшись в свою же ловушку. Мелисса растерянно посмотрела на него, обдумывая про себя возможные варианты дальнейшего поведения: подавить гордость и сказать, что хочет быть с ним рядом на любых условиях… или продолжать изображать равнодушие.

Но ни тот, ни другой ее не устраивал. И тогда она тихо спросила:

— Я могу подумать?

Доминик никогда не видел Мелиссу такой покорной, но, вспомнив ее поведение за то короткое время, пока они были знакомы, решил не давать ей времени на обдумывание. Бог знает, что еще может подсказать ей ее переменчивая натура.

— Нет. Я думаю, мы должны решить это сейчас.

Возможно, если бы он выказал признаки вины или пошел ей навстречу, Мелисса дала бы ответ, который напрашивался сам собой, но его самоуверенные слова вызвали в ней новый прилив упрямства. Глаза ее засверкали, подбородок надменно вздернулся, и она решительно заявила:

— Мой ответ — да! — И, резко отвернувшись, снова с яростью принялась чистить Фолли. — Иди, развлекайся! Меня это не касается!

Доминик еще долго стоял и смотрел на нее со спины, борясь с сильным желанием выдрать свою молодую супругу, хотя совершенно не был склонен к насилию. Его голос стал хриплым:

— Ну что ж, хорошо, мадам. Поскольку такова твоя воля, вечером меня домой не жди!

Развернувшись на каблуках, Доминик пошел прочь, каждое его движение выдавало гнев, кипевший в душе.

Мелисса молча и тщетно боролась со слезами, и через несколько минут Захарий нашел сестру рыдающей на лоснящейся шее Фолли. Зак перепрыгнул через забор и обнял ее за нежные плечи:

— Что случилось, Лисса? Что произошло между вами? Я только что встретил Доминика, у него был такой вид, будто он готов вырвать у меня печень!

Мелисса застыла от прикосновения Захария, ей показалось, что это был Доминик, и, услышав голос брата, продолжала рыдать. Повернув к нему свое заплаканное лицо, она выпалила:

— Я ненавижу его! Он бесчувственное чудовище! Ни единой минуты я не буду больше с ним жить! Я разведусь!

Захарий испугался: слухи о том, что его сестра вышла замуж не по любви, начнут распространяться по округе. Ему слишком нравился Доминик, и, когда Мелисса согласилась выйти за него замуж, по молодости он решил, что все сразу будет замечательно. А теперь — теперь, увидев Доминика в ужасном расположении духа, а любимую сестру — в слезах, он запаниковал. Ведь если даже Доминик оказался таким чудовищем, как она говорит, развод — дело нелегкое, неслыханное. Это позор для обеих сторон. Особенно для сестры.

Захарий нежно прижал Мелиссу к груди, шепча ей слова успокоения, в то время как мозг его напряженно работал. В чем дело, почему сестра так несчастна? Чем она привела мужа в такую ярость? Может ли Захарий разрешить эту проблему? И вообще — разрешима ли она? И хотя Зак, как всегда, готов был поддержать сестру, он все же не был сейчас убежден, что виновата только одна сторона. Несмотря на всю серьезность положения, он попытался улыбнуться. Захарию был известен пылкий характер сестры и ее упрямство. Характер Доминика, похоже, тоже не из ангельских. Так что это — не самая лучшая комбинация для семейного счастья. Но… Но разве двадцать четыре часа достаточный срок для испытания прочности брака? И, глядя сверху вниз на Мелиссу, он сказал:

— По-моему, тебе стоит серьезно подумать над тем, что ты собираешься сделать. Те клятвы, которые вы дали вчера, не смогут быть так легко отброшены.

Воспоминание о том, как Доминик обнимал Дебору, молнией осветило сознание Мелиссы, и она выпалила:

— Да! Ты бы сказал об этом моему мужу! Захарий внимательно посмотрел на нее; она закусила губу и пожалела о сказанном, потому что никогда не впутывала других в свою личную жизнь. «Кроме того, Захарий мог поссориться с Домиником и даже, — подумала Мелисса, и сердце ее болезненно сжалось, — вызвать его на дуэль».

Решив, что ей надо отвлечь Захария, она вытерла слезы и улыбнулась дрожащими губами:

— О да. Ты знаешь мой проклятый язык и неуживчивость. И я боюсь, что вывела его из себя, не подумав о последствиях. Как ты считаешь, хоть чему-нибудь я с годами научусь?

Захарий не был в этом убежден. Несмотря на возраст, он был весьма проницательным молодым человеком. Подняв бровь, он спросил:

— Так что ты намерена делать? Помириться? Мелисса не собиралась мириться сейчас — ее гордость была слишком глубоко уязвлена. Но надо же было что-то ответить Захарию…

— Ну что ж, во-первых, я должна буду извиниться за свой дурной характер, и затем… — она пожала беззаботно плечами. — Ну, в общем, я что-нибудь придумаю!

Захарий насмешливо сказал:

— О, я уверен, ты придумаешь. И я надеюсь, что это не углубит трещину в ваших отношениях.

Упав духом. Мелисса отвернулась. Это ужасно — быть женой человека, который тебя не любит и который не хотел на тебе жениться… Будущее казалось ей весьма блеклым, неинтересным, и, стараясь скрыть разочарование, она отвернулась от брата и с деланной беззаботностью сказала:

— Не беспокойся, Зак. Это просто ссора между любящими.

И до тех пор пока она не произнесла это вслух, она не понимала, как отчаянно ей хотелось, чтобы их ссора и впрямь была такой. Мелисса быстро уехала из Уиллоуглена, не осмеливаясь остаться, боясь, что Захарий догадается о правде. Он не задавал вопросов, но сестра видела, что он сгорал от любопытства, почему она так странно одета для верховой езды. Глядя в топазовые глаза Мелиссы, он медленно проговорил:

— Ты выглядишь потрясающе в своем новом наряде, Лисса. Жаль, что теперь он весь в конских волосах.

Молодая женщина поморщилась, посмотрев на недавно безупречный наряд, но не ответила. Потом вывела лошадь и медленно поехала обратно. Что там ожидало ее, кроме пустых комнат, напрасных надежд и беспочвенных мечтаний? Но ей надо было вернуться, и, оставив лошадь конюху, без всякого желания Мелисса поднялась к себе. Ей было странно вспоминать, что утром она была полна надежд. Теперь ей казалось, что сердце вот-вот разорвется.

Равнодушно Мелисса разрешила Анне помочь ей с одеждой, не обратив никакого внимания на удивление той по поводу плачевного состояния столь дорогого наряда. Освежающая ванна, приготовленная горничной, помогла Мелиссе почувствовать некоторое облегчение, но душа ее терзалась болью. Несомненно, она была влюблена в мужа, хотела его — и на любых условиях.

«Но как, — с болью думала она, — привлечь его к себе, не говоря уж о том, чтобы заставить себя полюбить?» Если бы только она умнее действовала этой ночью!.. Если бы она так жестоко не выставила его… Изменило бы это что-нибудь? Мелисса отчаянно вздохнула.

Она бродила по своей красивой спальне, думая о муже. Доминик не любит ее, их брак не изменил его распутный образ жизни. И теперь она должна во что бы то ни стало найти способ изменить его характер, заставить Доминика влюбиться в нее, забыть о других женщинах.

Нахмурившись, она подумала: вот если бы у нее был большой опыт в делах с мужчинами или нашлись более опытные подруги, с кем она могла бы поговорить об этом… На какой-то миг лицо Леони Слэйд возникло перед ее мысленным взором. Но Мелисса покачала головой. Нет. Леони будет на стороне Доминика. Между ними полное взаимопонимание. И потом — это дело ее и мужа, только их.

Мелисса вздохнула. Возможно, ей надо смириться с судьбой и с тем, что она станет нелюбимой женой распутного мужа, который будет относиться к ней по-доброму. Она представила себе пустые длинные безрадостные годы, ожидавшие ее впереди.

Если бы найти способ и привлечь внимание мужа, заставить его посмотреть на нее другими глазами!

Размышляя, Мелисса прикидывала разные варианты, и ее настроение чуть-чуть улучшилось. «Даже самые недалекие жены умеют прибрать к рукам своих мужей. Что если попытаться заставить Доминика ревновать? Опасный путь и, возможно, глупый, — подумала Мелисса, — но другого выхода нет. Или покорно принять то, что есть, или бороться».

Итак, начал вырисовываться план. Мелисса с вежливым равнодушием отнесется к его похождениям, даст ему понять, что им обоим позволено жить своей жизнью. Если у него есть хоть искра чувства к ней, — он станет возражать! А если это так, может быть, она сумеет раздуть эту искру?

Мелисса подсознательно ощущала несовершенство своего плана, не слишком продуманного и весьма рискованного, но утреннее поведение Доминика не оставляло ей иного выхода. Она должна защитить свою любовь к нему. Женщина была смущена, страдала от ревности и обиды, злилась. Да, ее любви предстоит нелегкое испытание.

И вдруг искры озорства заблестели в ее глазах. Мелисса просияла. Нет, она больше не станет спорить с мужем, упрекать его. Она заставит его поверить, что решила следовать старой поговорке — «что хорошо для гусака, хорошо и для гусыни».