"Капкан на наследника" - читать интересную книгу автора (Спиллейн Микки)

Глава 4

Среди недели северо-восточный ветер нагнал тяжелые тучи, и теперь Нью-Йорк с удовольствием принимал холодный душ. По улицам бежали пенные потоки, дождь изо всех сил хлестал по тротуарам, разгоняя случайных прохожих. Пустые такси кружили по городу, праздные завсегдатаи магазинов сидели по домам, а клеркам было еще рано покидать свои помпезные железобетонные гробницы, которые ни за какие коврижки не желали раньше времени выпускать из своих недр тех, кто проводил в них добрую половину жизни.

Ли стоял на тротуаре и в полной прострации бормотал себе что-то под нос. Из-под его черного плаща выглядывали мокрые штанины брюк от «Веллер-Фабрей» и влажные туфли. Я заплатил таксисту, вылез из машины, и дождь сразу же принялся за меня. Пройдя мимо Ли, я прямиком направился в здание.

Ли бубнил не переставая:

— Целый год я бился, чтобы это высококлассное заведение продало мне костюм, а ты хочешь взять их наскоком!

— Да ладно тебе, старина! Будь проще!

Британский джентльмен с висячими усами вежливо кивнул Ли, оглядел меня с ног до головы и едва заметно поклонился. На плечах его красовалась королевская мантия, а внимательный взгляд, словно рентген, пронизывал человека насквозь. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, и вдруг он спросил меня на безупречном французском:

— Что мы можем сделать для вас, месье?

Я тоже не остался в долгу, так как владел языком Наполеона не хуже этого великого полководца:

— Мне необходим гардероб на все случаи жизни, при этом два костюма требуются немедленно. Времени для примерок у меня нет. Мои мерки есть у «Беттертон и Страусс» в Лондоне, и мистер Беттертон будет рад дать их вам в любое удобное для вас время, так что позвоните ему, пожалуйста, не откладывая дела в долгий ящик, все расходы за мой счет. Материал и покрой — по вашему усмотрению. Включите в заказ рубашки, галстуки, белье, носки, короче говоря, все то, что посчитаете нужным. — Я выписал чек и протянул его приемщику вместе с адресом Ли. — Все по высшему разряду, если возможно, а это покроет первоначальные расходы. Когда я смогу забрать два первых костюма?

Служащий даже не удосужился взглянуть на чек.

— Завтра, сэр. Как насчет полудня? — произнес он совершенно невозмутимым тоном.

— Прекрасно, — сказал я и, получив в ответ такой же легкий поклон, как и вначале, вышел на улицу.

Окончательно обескураженный подобным поворотом событий, Ли поплелся следом за мной.

Мы прошли чуть ли не полквартала, прежде чем мой друг снова обрел дар речи и подобрал нужные слова. Его скудный французский позволил уловить лишь суть разговора, и теперь Ли смотрел на меня с благоговейным трепетом.

— Как ты ухитрился провернуть такое, Дог? Никто не может даже надеяться забрать свой костюм у «Веллер-Фабрей» раньше чем через месяц. Да чтобы пошить самую обыкновенную рубашку требуется не меньше дюжины примерок, а потом еще раз десять надо лично зайти за заказом!

— Это просто игра, старина, а у меня нет времени на подобную чепуху.

— Ерунда какая-то! Ты разве не знаешь, что они не станут шить костюм даже для майора? Как-то отказали одному миллионеру, игроку в поло, и графу Стазову, потому что посчитали их недостаточно воспитанными. Ха!

— Но ты-то попал к ним, не так ли?

— Только после того, как за меня поручились два банкира, которым я оказывал кое-какие услуги. Добавь к этому мое должное смирение и униженное коленопреклонение перед великими мастерами. Однако и теперь я далек от того, чтобы числиться в их золотых списках, но мое фото появляется на страницах газет в нужное время, и я ничем не дискредитирую их продукцию. Но ты... ты же выглядишь как последний бомж, мокрый с головы до ног, мимоходом заглянул к ним, а они расстелили перед тобой красную дорожку!

— Просто в таких заведениях нюх на птиц высокого полета, малыш.

— Хреновина какая-то! — Дождь ударил с новой силой, и Ли вжал голову в плечи. — И куда мы теперь?

— К «Барни». Надо же запастись каким-нибудь готовым барахлом на сегодняшний вечер. Может, даже плащ прикуплю, если погода не улучшится.

— Хотел бы я понять, кто ты такой, Дог. — Ли бросил на меня тревожный взгляд исподтишка. — Честно говоря, я до сих пор считаю, что у тебя не все дома. Ты — ходячие неприятности.

— Не надо давать волю своему воображению, старина.

— Тогда зачем оставлять за собой след шириной с Гудзонский залив?

— А почему бы и нет?

— Потому что тебе есть что скрывать. И немало, — проговорил он. — Например, те деньги. — Ли замедлил шаг, остановился на мгновение и толкнул меня в нишу здания. — Ты говоришь на французском, как коренной парижанин. Сколько еще языков ты знаешь?

— Так, несколько, — пожал я плечами и посмотрел на друга с нескрываемым любопытством.

— Турецкий?

Я кивнул.

— Какой-нибудь из арабских?

Я снова кивнул и спросил:

— А в чем дело?

— В последнее время в газетах стало появляться кое-что интересное. Дог, тебе когда-нибудь приходилось слышать про наркотики?

Ли невольно отшатнулся, увидев каменное выражение моего лица.

— Даже думать об этом забудь, — отрезал я.

Ли сжал губы так, что они превратились в две белые тонкие полоски, но сдаваться не желал.

— Не может ведь человек пропасть из вида на столько лет вот так, без причины. И внезапно появиться снова, как это получилось с тобой. Я думал, что знаю тебя, Дог, и в давние военные времена, вероятно, так оно и было, но, клянусь своей задницей, теперь я абсолютно тебя не понимаю. Если говорить о загадках, ты — великолепный пример. Что произошло, Дог?

— Просто мы немного постарели, вот и все.

— Ладно, давай на этом и остановимся. Ты все еще тот самый парень, который не раз спасал мою задницу, это не забудешь. Меня и впрямь трясет от тебя, но что и говорить, гонка и в самом деле бешеная. А может, я просто такой же придурок, как и ты. Только не вини меня, если я вдруг помашу ручкой и исчезну. Такая жизнь не по мне, я совершенно к ней не готов. Шишку набить — дело нехитрое, только вот избавиться от нее трудновато. С тобой я снова начал постоянно оглядываться через плечо. Такое впечатление, что мы вернулись в прежние времена, и я опять в небесах за штурвалом «П-51Д», и солнце слепит мне глаза, а я пытаюсь разглядеть, что происходит вокруг.

— Вот и славно, продолжай в том же духе. Всегда смотри в оба, и голова останется цела.

— Именно так ты и сказал при нашей первой встрече, — передернул плечом Ли. — У меня прямо мурашки бегают, когда я слышу эту фразу, ведь тогда речь шла о войне.

— Вся наша жизнь — война, — ответил я ему.

Он поглядел мне в глаза, невольно вздрогнул, поднял воротник плаща и закутался поплотнее.

— Ладно, приятель, на этом и остановимся. У меня такое чувство, что ты не особо нуждаешься в моем присутствии, так что я сматываюсь. Чего я бегаю за тобой, как собачонка? Пойду-ка лучше на работу. Как насчет вечера, все в силе?

— Конечно. Я сгораю от нетерпения встретиться со всеми этими замечательными людьми.

— Постарайся выглядеть поприличнее, идет? Это важные персоны. Ты действительно решил прибарахлиться у «Барни»?

— Разве не там одеваются все достойные люди?

Ли ухмыльнулся, увидел приближающееся такси, выскочил на обочину и замахал рукой. Потом открыл дверцу, чтобы я мог сразу же заскочить в салон, не промокнув еще больше. Услышав, как я велю шоферу отвезти меня к «Барни», приятель со вздохом покачал головой.

Первый небоскреб в Нью-Йорке соорудили на Двадцать второй улице и назвали его Флатирон-Билдинг. Он представлял собой витиеватое треугольное здание, возвышающееся на южной стороне Двадцать второй, на пересечении Пятой авеню и Бродвея. Там он рос, свысока поглядывая на город, там он и простоял на протяжении двух последующих поколений, все так же наблюдая за мирской суетой. Со временем взгляд его утратил свое высокомерие, а стеклянные глаза погрустнели и потускнели от грязи и пыли, которые принесла с собой новая эра. Теперь здание выглядело тоскливо, имя его потерялось в прошедших десятилетиях, а история забылась, но первый небоскреб пережил столько нелегких лет, столько раз за годы его существования менялись вкусы и взгляды, что теперь он казался миниатюрной крепостью, неизвестно откуда взявшейся посреди муравейника.

На семнадцатом этаже, прямо в треугольном носу здания, находился офис Ала Де Веччио. Контора закрывалась на тройной запор, а дверь украшала позолоченная табличка с незамысловатой надписью «А.Д.В., инк.». Для простых посетителей смысл ее оставался весьма туманным, но в определенных кругах фирму эту очень хорошо знали и уважали. Две секретарши, чьи глаза были густо накрашены зелеными тенями, и престарелый мужчина, в давно вышедших из моды нарукавниках, тихонько работали в своих отдельчиках, заставленных новомодным оборудованием. Личный кабинет Ала находился на вершине треугольника, откуда он мог свысока наблюдать за призрачным городом, словно капитан корабля, ведущий свое судно сквозь дожди и туманы. Кофеварка располагалась на своем обычном месте и была готова в любой момент излить из своих недр ароматный напиток, холодильник, как и прежде, забит импортной салями и сырами всех сортов, а по правой стене, как и раньше, до самого верху карабкались полки, хранящие в себе фолианты со всевозможными математическими формулами, доступными пониманию разве что Эйнштейна. Интерьер дополняла пара кресел-качалок, добытая в Англии во время одной из военных операций. Долгие годы и многочисленные локти отполировали их ручки до блеска, изогнутые основания истончились от непрестанного пользования, но их чертовски нежное покачивание до сих пор не потеряло своего гипнотического действия. Целая вереница генералов обретала в этих креслах покой, и бесчисленное количество серьезных решений приходило в их головы, светлые и не очень, в равномерном непрерывном движении.

— Правда, ностальгический вид? — спросил меня Ал.

— Ты слишком поздно появился на свет, приятель.

— Тут ты прав, — ухмыльнулся он. — Кофе выпьешь?

— Нет, спасибо.

— Кусочек генуэзской колбаски? Прислали на той неделе. Чертовски острая. Несколько часов будешь изрыгать пламя.

— Нет уж, мне прошлого раза за глаза хватило. Больше не хочу.

— Ужасный запах, когда рыгаешь в кислородную маску, да?

— Просто мерзость. Не могу даже представить себе, как вы, генуэзцы, лопаете подобную дрянь.

— Зато вы, ирландцы, выросли на отварной говядине и капусте, плавающей вокруг развалившейся картошки. Плебейская еда.

— Это только когда год выдается урожайный.

— Значит, ты уже наелся до отвала, — сказал Ал.

— Рад, что вы провели в этой области исследование, капитан.

— О, ты всегда был моим любимым проектом. — Он подставил чашку под носик кофеварки, налил ее доверху, подсластил и вернулся в кресло-качалку. — Знаешь, маленький итальянишко из занюханного Дыркино-Пупыркино всегда очень интересовался, что заставило богатенького мальчика из большого поместья влезать в долги. В униформе мы все были вроде бы на одно лицо, но даже в армии ты ухитрялся отличаться от остальных.

— Болтай Емеля, твоя неделя, — сказал я. — Ну и как себя чувствует полный предрассудков малый из пентхауза, ступивший на родную землю?

— Великолепно! — расплылся он в улыбке. — Продолжаю травить раны тусующихся в округе старых банд. Люблю, грешным делом, когда на меня посматривают с завистью. Все считают, что я — мафиозо.

— Не пытался переубедить их?

— Не-а. Такая слава рождает особое уважение, особенно среди шпаны, а мне время от времени приходится пользоваться ее услугами.

— Стоит преступному синдикату хоть немного поумнеть, и тебе не сносить головы. Оторвут, как здрасте.

— Да они уже пытались. Однажды. Я и в их кругах заслужил отменную репутацию.

— И как, если не секрет?

— А легко, — хмыкнул он. — Воспользовался твоим именем.

— Неужто оно способно вызвать подобный фурор?

Ал задумчиво улыбнулся и начал копаться в прошлом.

— Ты сам удивишься, Дог. Они послали трех отъявленных головорезов, чтобы те порубили тебя на куски, и ни один не вернулся. Пропали, и все тут. Ни слуху, ни духу. Даже тел не нашли. Просто исчезли с лица земли, испарились, как будто и не было вовсе на свете таких людей. Но в течение трех дней с момента каждого исчезновения то чья-то вилла сгорит, то приключится несчастье с чьей-нибудь морской яхтой: возьми и утони ни с того ни с сего. Да, чуть не забыл того малого из Неаполя, которого накрыли парни из французского Сопротивления, яснее ясного доказавшие, что он воевал на стороне нацистов, и которого нашли повешенным на колокольне церкви, получившей от него немало денег.

— Что-то никак не пойму, о чем это ты, приятель, — округлил я глаза.

— Куда тебе! — В голосе Ала сквозил неприкрытый сарказм. — Скажем так, шарады — мой конек. Разве ты не пытаешься рискнуть и покинуть свое поле деятельности?

— Ал, у тебя воображение разыгралось.

Мой собеседник недвусмысленно кивнул, вперившись в меня своими буравчиками.

— Надеюсь, ты тоже им не обделен. Кто-то очень похожий на тебя неслабо наследил там. И здесь тоже. Ты — эхо, Дог, долгое и громкое. Почему не вернулся домой, как все остальные нормальные парни?

— Ненавижу, когда меня пинают, словно футбольный мячик, малыш.

— Да с твоими мозгами, старина, ты вполне способен подмять под себя всю эту шарашкину контору «Баррин индастриз».

— Все, чего я хочу, — это мои десять кусков, — сказал ему я.

Ал отрезал еще один кусок салями, очистил с него шкурку и вытащил из холодильника две холодные банки пива, открыл их и протянул мне одну.

— Уверен, что не хочешь генуэзской колбаски?

Я отрицательно покачал головой и принялся за пиво. Вкус был великолепный, прохладный напиток приятно покатился по горлу в желудок.

— Только отчет, старина, остальное оставь себе.

— Знаешь, в стародавние времена ты мне больше нравился. Теперь ты стал мерзким ублюдком, — сказал Ал.

Ему не было нужды вытаскивать бумаги и заглядывать в файлы. Все, что надо, хранилось в его главном компьютере — его собственной голове, все факты, события, все до мелочей. Дожевав салями, Ал на мгновение уставился в окно, а потом перевел свой взгляд на меня.

— Хочешь детального анализа?

— Нет, только твое мнение.

— Угу. Ладно. В общем, так, «Баррин индастриз» до сих пор не сдает своих позиций, хотя какой-то мерзавец из SEC успел запустить туда свои грязные лапки. Компания пользуется поддержкой правительства, имеет государственные контракты и помощь со стороны стародавних инвесторов, которые всегда считали твоего деда величайшим из всех живущих на земле коммерсантов. Но с другой стороны, фабрика стоит на краю пропасти. Оборудование давным-давно устарело и работает только потому, что в свое время твой старик настоял на том, чтобы закупить все самое лучшее. Был, правда, момент, когда «Баррин» могла взлететь на небывалую высоту. В то время как раз ввели контроль за загрязнением окружающей среды, и два весьма преуспевающих сотрудника разработали очень интересный побочный продукт производства, на поверку оказавшийся гораздо более ценным, чем основной. Но стоило этим двоим появиться на пороге с чем-то действительно потрясным, как твои милые родственники Альфред и Деннисон решили надуть изобретателей, присвоив себе их авторские права, и писали кипятком, когда те уволились, а через год умерли, унеся в могилу свой огромный секрет.

— И что это было?

— Ты все равно не поверишь.

— Попытайся убедить меня, вдруг получится.

— Так и быть, скажу. Антигравитационное устройство.

— Да ладно тебе, Ал, таких вещей не существует.

— Я же предупреждал, — с улыбкой откинулся тот в кресле. — Дог, я видел его собственными глазами. Маленький шарик, похожий на металлический, который остается там, куда ты его положишь. Или повесишь. На полу, в трех метрах над землей... где хочешь. Кинь его, и он будет лететь вечно. Останови, и мячик замрет на месте.

— Что ты говоришь!

— Вот черт, да ты просто бесчувственный урод. Ты хоть представляешь, что это означает?!

— Ясное дело.

— Тогда скажи хоть что-нибудь!

— Я рад, что они унесли свой секрет в могилу.

— Это открытие стоило миллиарды и триллионы, Дог.

— Фигня-мигня на постном масле. Правительство обязательно конфисковало бы его. Или кто-нибудь силой выбил бы из этих несчастных их тайну. Слава богу, у них хватило ума поступить так, а не иначе.

— Ты ведь не поверил ни одному моему слову?

— С чего ты взял?

— Потому что это не произвело на тебя абсолютно никакого впечатления.

— Ал, у меня и без гравитации забот полон рот, не хватает еще антигравитации. — Мой рот расплылся в улыбке. — Хотя, идея действительно чертовски интересная. Берешь, к примеру, девицу, и...

— Опять ты за свое!

— А что? Не нравится? Тогда вернемся к «Баррин индастриз».

Ал взглянул на меня, неодобрительно покачал головой и криво усмехнулся:

— "Баррин" — банкрот. Все имущество, которое имело хоть какую-то ценность, давно заложено-перезаложено, и теперь закладывать больше нечего. Осталось только подбирать объедки с барского стола, потому что крупные контракты им больше не по карману. Более-менее приличные товары превратились в недостижимую мечту, да и те контракты, которые они сумели выбить, находятся под угрозой срыва. Фабрика не имеет ни малейшей возможности уложиться во временные рамки. Плюс ко всему твои братцы втянули «Баррин» в одну аферу, которая непременно добьет их, и тогда стервятники накинутся на компанию и разорвут ее в клочья. Как говорят, прожуют и выплюнут, и даже косточек не останется.

— Что за стервятники, Ал?

— Слыхал когда-нибудь о некоем Кроссе Макмиллане?

Я глухо рассмеялся, вытряхнул сигарету из открытой пачки, валявшейся на столе, и прикурил.

— Конечно. Его отец с моим дедом были заклятыми врагами. Кросс появился на свет, когда его папаше перевалило за шестьдесят, и прослыл самым отъявленным мерзавцем в округе. Однажды этот сукин сын избил меня только за то, что я помог одной куколке донести пакеты до машины. Он был лет на восемь старше меня и ухлестывал за ней, вот и не хотел, чтобы кто-то влез между ними. Считал себя крутым.

— И ты подложил ему в машину хлопушку?

— Не-а. Просто однажды пробил камнем его дурацкую башку и удрал, только пятки сверкали. Кросс так и не смог догнать меня.

— Ну, дружок, считай, вместо тебя он догнал твоих кузенов. Он и есть самый большой стервятник. Теперь у него столько деньжищ, что он не знает, куда их девать, миллионами разбрасывается. Спит и видит, как заполучить «Баррин индастриз».

— И черт с ним. Пусть подавится.

— Но тогда ему достанутся и твои десять кусков.

— Хрен ему!

— Можешь не верить, если не хочешь. — Ал потянулся, отрезал себе еще один кусочек колбасы и с явным удовольствием откусил от него. — Поживем — увидим.

— Куда они делись, Ал?

— Деньги?

Я кивнул.

— Плохо ты знаешь своих братцев.

— Так расскажи мне. За этим я сюда и явился.

— Кто платит, тот и заказывает музыку. — Он проглотил очередной кусок, отрыгнул и запил все это дело пивом. — Но это, как ты выражаешься, все равно что вытаскивать скелеты из шкафов.

— Сам же сказал, что я плачу. Мне и музыку заказывать.

— Ладно, Дог, — сказал Ал. — Это твои похороны, тебе и решать.

— Цветов не надо, пожалуйста.

— Как скажешь. Значится так, если ты помнишь, все акции «Баррин» остались в семье... по крайней мере, это касается контрольного пакета.

— Пятьдесят семь процентов, — подсказал я ему.

— Точно. И согласно завещанию, ни твой драгоценнейший кузен Альфред, ни Деннисон не имеют права продать их.

— Верно.

— Каждому досталось по пятнадцать процентов, а остальное было поровну поделено между Ведой, Пэм и Люселлой. Старикан считал, что им надо иметь хоть что-то, чтобы они могли спокойно выбрать себе достойных мужей.

— Да уж, — состроил я кислую гримасу. — Знаю. Что ж, это им удалось. Всем, кроме Веды.

— Помнишь их?

— Даже слишком хорошо, дружище.

— Кто знает, мог и забыть. Они ведь намного старше тебя. Кстати, припоминаешь, каким пороком страдала Веда?

— Играла в кости?

— Что ты, Дог, с тех пор дамочка далеко ушла вперед. Сестрица Веда открыла для себя Лас-Вегас. Она связалась с какими-то молодцами из Нью-Йорка и несколькими умниками из Гаваны. Так и было, друг мой, и секс тут абсолютно ни при чем. Твоя чокнутая сестричка профукала все, что имела, и заложила все, что могла. Теперь проматывает проценты с той небольшой суммы, которую выиграла в самом начале, пока госпожа Удача еще улыбалась ей. Если бы не это, твоя двоюродная сестричка Веда давно бы ходила с протянутой рукой или раздвигала ноги за деньги.

— Глупая дамочка, — пробормотал я. — Да ее тело и гроша ломаного не стоит! Вряд ли нашлись бы охотники платить.

— Вот тут ты не прав. Ты слишком давно не видел ее, Дог. Я полагаю, что она смогла бы добиться определенного успеха на этом поприще. Морри Шапиро не раз оплачивал ее счета, да и Хамильтон тоже, тот, который связан с театрами. Эта дамочка знает, что делает. Настоящая проныра. И довольно хороша собой. Ума нет, но остальное все при ней. И я слышал, талантлива в этом деле как сам черт. Настоящая секс-машина... иметь ее — все равно что заполучить новенький антикварный автомобильчик. Стиль, прекрасное исполнение, цвет, только вот немного состарившаяся.

— Таким образом, остаются Пэм и Люселла.

— Об этих и говорить нечего. История стара как мир. Муж Пэм, Марвин Гейтс, дал втянуть себя в гигантскую аферу: пытался профинансировать одну весьма сомнительную операцию. Считай, по доброй воле засунул свою голову в петлю, а Пэм его вытащила. Заплатить за муженька или всю оставшуюся жизнь ездить к нему на свидания в тюрягу, другой альтернативы не было. Пэм выбрала первое, и взамен получила личного раба, который целует ее в задницу и предпочитает помалкивать, пока женушка не позволит ему высказать свое мнение. Она сама выбирает, где и когда муженек откроет свой ротик и что при этом произнесет. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Вспоминая сексуальные предпочтения Пэм, я просто уверен, что понимаю, — сказал я. — А как насчет Люселлы?

— Слишком много шика. Но однажды она проснулась и увидела, что весь ее шик превратился в пшик. Ривьера, Париж и Рим остались лишь в воспоминаниях. Тот малый, за которого она вышла... как его там?

— Саймон.

— Ну да, Саймон... так вот, она пустила с молотка его пони для игры в поло, вслед за лошадками отправились гоночные автомобили. Саймон свалил в Мехико, получил там развод и женился на какой-то престарелой дамочке, а Люселле не осталось ничего, как только без конца разглядывать фото Ривьеры, Парижа и Рима.

— Грустная история.

— Так и есть, — вздохнул Ал. — Но весьма типичная. Кто сказал, что от нищеты до нищеты — три поколения?

— Какая-то весьма умная задница, — глубокомысленно покачал я головой.

— В общем и целом дело обстоит именно так, — продолжил Ал. — Альфред и Деннисон не в курсе всех эти перипетий. Они ведут дела в полной уверенности, что акции милых сестриц все еще у них на руках, и зорко следят за ними, чтобы при случае попытаться подмять их под себя. И ни один из братьев даже не пытается перекупить их... не то чтобы они не хотели... просто не могут, вот и все. Продать-то больше нечего. Ал и Денни оказались владельцами тридцати процентов пустоты, да еще этот Кросс Макмиллан сидит у них на хвосте. У него и так уже куча акций, которые он прибрал к рукам после смерти первоначальных инвесторов, и если дело дойдет до настоящей драки, то и остальные козыри окажутся у него.

— Может, и нет.

— Да ладно тебе, Дог! Твои славные кузины спустили все до последней акции, и нет никакого сомнения в том, что они разлетелись по всему свету. Теперь эти листочки не значат ровным счетом ничего, просто мусор, кусочки резаной бумаги, какой дурак станет принимать их всерьез?

— О, как знать, старина, как знать. Нельзя быть настолько самоуверенным.

Ал долго сверлил меня взглядом, у него даже морщины на лбу появились от усердия, с которым он пытался проникнуть в мои мысли. Видно, это ему все же удалось, потому что он в конце концов припечатал:

— Они у тебя.

— Почему бы и нет? — пожал я плечами. — Как ты сам выразился, это был просто мусор.

Ал снова одарил меня своим пристальным взглядом:

— Макмиллан тебя убьет.

Я оскалился в улыбке.

— Он хочет все, и «Баррин индастриз», и Мондо-Бич... все... И могилу твоего деда в придачу.

— Да пошел он к черту, этот Макмиллан!

— От него так легко не отделаться, Дог. Говорю же тебе, это стервятник. У него и деньги, и власть. Для него «Баррин индастриз» — всего лишь еще одна игрушка, с которой можно вволю позабавиться. Этот парень давно уже вышел на международный уровень. Он в состоянии купить все, что пожелает.

Я поглубже затянулся, с удовольствием вдохнув ароматный дым, забычковал сигарету и отправил окурок в пустую банку из-под пива.

— Почти все, Ал. Или ты и об этом знаешь?

— Да стоит тебе даже искоса взглянуть на его жену, и ты труп, дружище. ТРУП!

— А я и не собирался. Просто хотел сказать, что есть вещи, которые не купить.

— Ты совсем свихнулся, Дог. Эти двое без ума друг от друга. С самого первого дня своего знакомства.

— Да знаю я.

— Конечно, разницу в возрасте никуда не денешь. Но не такая уж она и большая, и даже черти в аду в курсе, что они по уши влюблены.

— Я вообще не это имел в виду! — не выдержал я.

— Что тогда?

— Ладно, забудь, ничего такого, что имело бы слишком большое значение в свете текущих событий.

Некоторое время мы сидели и молча раскачивались в креслах-качалках, разглядывая Бродвей за окном. К северу от Тридцать четвертой улицы черное грозовое облако начало заволакивать Эмпайр-Стейт-Билдинг.

— Дождь будет, — произнес я.

Впервые в жизни я наблюдал Ала Де Веччио в подобном состоянии. Он просто оцепенел от страха, а на лице читался неприкрытый ужас. Как будто он попал ногой в лисью нору, а та оказалась полной дерьма.

— Не стоило мне отвечать на твое письмо, — сказал он.

РАЗМЫШЛЕНИЯ. АЛ ДЕ ВЕЧЧИО

Кем же он стал? Тебе кажется, что за долгих четыре года войны ты узнал человека вдоль и поперек, а он появляется и перечеркивает все твои представления. И того парня, с которым ты лез под пули, больше не существует.

— Скажи, друг, ты ведь хотел полетать на «спите», разве не так?

— Прямо сейчас?

— В самом деле, майор, если бы не эта девочка... дочурка одного из ваших сенаторов... как раз такая, какую я всегда хотел, прямо из-за океана, ну и все такое... понимаешь? Так вот, это новенький «Марк-13», и на нем ни одной царапины.

— Вооружен?

— До зубов, майор.

— А что, если я наложу в штаны...

— Да пошел ты, майор, я получаю их в полной боевой готовности. Выбора все равно нет. «Бинзи», «джерри» и «таг» заняты. Они тоже неплохи. На их счету не меньше двенадцати бомбардировщиков, можно сказать, почти новенькие, но не забывай, дорогой мой мальчик, ты же хотел погонять на «спите»... так что не крути носом.

— И мое время нигде не регистрируется?

— Зуб даю, майор. Мне и самому не хотелось бы лезть на рожон. Представь себе, что вы с летным хирургом просто отправляетесь в командировку за пределы части. Что скажешь, а?

— Неплохо!

— Плохо только, что вы, ребята, так часто сменяете друг друга. Эта война потрясает воображение, — сказал он. — Признайся, майор, почему тебе не хочется возвращаться домой?

— Это длинная история, друг мой. И как ты сам только что выразился, война потрясает воображение. Но я и в самом деле всегда хотел полетать на «Спите». Как эта колымага в действии?

— Сам знаешь, майор. Только не забудь найти мне пустой «мустанг» для следующего налета на Нюрнберг. Есть там один фермерский домик, в котором живет пренеприятнейший сукин сын, воткнувший мне вилы в задницу, когда я спланировал с парашютом на его разлюбезную собственность. Еле ноги унес. Если бы не та красотка из-за реки, та самая, которая всегда была неравнодушна к сынам Джона Булля[3], не сносить бы мне головы. Неплохая тогда вышла остановочка.

— Вы, англичане, просто психи, — сказал Дог.

— Но ты должен признать, что очень решительные при этом.

— Несомненно, особенно если надо завалить дочь американского сенатора.

— О, просто пытаемся наладить отношения со своей бывшей колонией, майор. Наслаждайся «Спитом», старина. Мой ординарец все подготовил. Буду премного благодарен, если доставишь его назад более-менее невредимым. У старого Снарли глаз наметан на такие детали, как дырки от пуль, и он знает, что моя новый вертолет еще не объезжен, ясно?

— Ясно.

— Ну, тогда адью.

— Дог, — спросил я его, — зачем ты продлил свой срок? Тебе же давным-давно пора было сваливать. Неужели тебе и в самом деле по вкусу эта безумная драка?

— Здесь есть чему поучиться, — сказал он мне. — Или ты, или тебя. Если сейчас получить все сполна и если удастся выжить, то все остальные трудности жизни покажутся детской игрой.

И он выжил. Хотел бы я найти подтверждение тем слухам, которые просачивались из Европы последние двадцать лет. Но с другой стороны, это совершенно не важно, потому что вся эта чепуха не имеет никакого отношения к тому Догерону Келли, которого я когда-то знал. Хорошие парни не меняются. Да и слухи-то гроша ломаного не стоят. Кто-то рассказывал о неизвестном, ужасно опасном человеке, который сумел одним движением руки послать к черту весь послевоенный теневой бизнес и слинял, сняв сливки с отпетых жуликов. Воспользовался штатовскими деньгами, предназначавшимися для зачисток, для того, чтобы подорвать экономику. Никто не желал говорить о том, что произошло после этого. Потом был еще один, «El Lobo»... Волк... который втерся в доверие к международному финансовому жулью и обошелся с ними так, как они того заслуживали. Дог и Волк. Очень похоже. Разница только в том, что Дог не силен в математике, плюса от минуса не отличал. Не мог решить ни одну навигационную задачу, когда надо было воспользоваться бортовым компьютером или вычислить курс. Если бы у него не было врожденной, прямо-таки голубиной, способности определять время, расстояние и направление, он даже шляпой в пол не смог бы попасть, не то что долететь до места. Но чутья у него не отнять, и этот малый всегда попадал куда надо и возвращался обратно, иногда вел за собой пару-другую самолетов, а однажды — даже целую эскадрилью наложивших в штаны сосунков, но подсчитать, сколько их было, не смог. Смех, да и только! Да о чем это я, когда он в английских фунтах не смог разобраться, не говоря уж о франках. Вся валюта, кроме американских долларов, представлялась ему детской забавой, а чужие деньги — фантиками от конфет. В Европе он признавал только натуральный обмен и превыше всего ценил сигареты и шоколадные батончики.

Но как бы то ни было, Дог сильно изменился. Этот его чертов взгляд. Все видит, все замечает. И двигается как-то странно, всегда знает, кто у него сзади, кто сбоку, странным образом чувствует, кто где находится, и стоит кому-то двинуться с места, он уже в курсе и готов к атаке.

Два Дога? Три? И такое возможно. Он приходил сюда, и снова придет. Я всегда любил покопаться в темных углах и теперь обязательно докопаюсь до истины. Просто должен. Мне любопытно. И надеюсь, что мне понравится то, что я вытащу на свет.

Но боюсь, что все получится наоборот.