"Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

II

Валенглей посмотрел на него с изумлением:

— Четыре минуты лишних? Что вы хотите сказать?

— Я говорю, господин премьер-министр, что десяти минут, которые вы мне предоставили, слишком много. Мне нужны только шесть, ни единой больше.

— Вот еще, Ленорман! Ваши шутки, боюсь, чересчур…

Шеф Сюрте подошел к окну и сделал знак двоим людям, мирно прогуливавшимся по парадному двору министерства. Затем вернулся.

— Господин генеральный прокурор, — заявил он, — будьте любезны подписать ордер на арест на имя Дайлерона, Огюста-Максима-Филиппа, в возрасте сорока семи лет. Место, где указывают профессию, пока не заполняйте.

Он открыл дверь.

— Гурель, можешь войти… И ты, Дьези…

Гурель повиновался, за ним последовал инспектор Дьези.

— Наручники при тебе, Гурель?

— Да, шеф.

Господин Ленорман подошел к Валенглею.

— Господин премьер-министр, все готово. Но я решительно настаиваю на том, чтобы вы отказались от этого ареста. Он спутает все мои планы; он может привести к их полной неудаче, и ради удовлетворения общества, в сущности — ничтожного, это действие рискует все испортить.

— Господин Ленорман, я обязан заметить вам, что остается не более восьмидесяти секунд.

Шеф Сюрте подавил жест досады, прошелся по комнате, опираясь на трость, уселся с негодующим видом, словно решившись молчать, затем, отметая вдруг сомнения:

— Господин премьер-министр, первый из тех, кто войдет в этот кабинет, будет тем, чьего ареста вы только что потребовали… Вопреки моему желанию, хочу это подчеркнуть.

— Не более пятнадцати секунд, Ленорман.

— Господин премьер-министр, не потрудитесь ли вы позвонить?

Валенглей позвонил.

На пороге в ожидании приказаний вырос швейцар.

Валенглей повернулся к шефу Сюрте.

— Ну что ж, Ленорман, какие будут приказания? Кого сюда следует ввести?

— Никого.

— Но как же с негодяем, чей арест вы нам посулили? Ваши шесть минут истекли.

— Вот именно, негодяй находится здесь.

— Как так? Не понимаю, никто сюда не входил.

— Напротив.

— Ну вот… Послушайте, Ленорман… Вы, кажется, надо мной смеетесь… Повторяю, никто сюда не входил.

— В этом кабинете нас было четверо, господин премьер-министр. Сейчас нас пятеро. Кто-то, следовательно, вошел.

Валенглей подскочил.

— Что?.. Но это безумие! Что вы хотите сказать?!

Оба полицейских между тем выдвинулись в пространство, отделявшее швейцара от двери.

Господин Ленорман подошел к нему, положил ладонь на его плечо и громко объявил:

— Именем закона, Дайлерон, Огюст-Максим-Филипп, главный швейцар резиденции Совета Министров, вы арестованы.

Валенглей расхохотался:

— Вот так номер!.. Вот так номер!.. Чертов Ленорман, чего он только не выкинет! Браво, Ленорман, я давно уже так не смеялся…

Ленорман повернулся к генеральному прокурору:

— Господин генеральный прокурор, не забудьте, прошу вас, проставить в ордере профессию присутствующего здесь Дайлерона. Главный швейцар министерства внутренних дел.

— Ну да… ну да… — лепетал тем временем Валенглей, держась за бока, — главный швейцар министерства… Наш добрый Ленорман, у него случаются гениальные находки! Общество ждало ареста… И — раз! — он бросает ему арест… И кого?.. Моего главного швейцара!.. Огюста, нашего образцового слугу… Все правда, Ленорман, я знал за вами известную склонность к фантазии, но до такой степени, милый мой! Какой номер!

С самого начала этой сцены Огюст ни разу не пошевелился и, казалось, не мог ничего понять в том, что происходило вокруг. Его добрая физиономия честного и преданного подчиненного выражала полнейшее изумление. Он глядел на присутствующих, одного за другим, с ясно выраженным старанием уразуметь смысл их речей.

Господин Ленорман сказал несколько слов Гурелю, который тут же вышел. Потом, вернувшись к Огюсту, отчетливо произнес:

— Ничего не поделаешь. Ты попался. Лучший выход — бросить карты, если в игре не везет. Что ты делал во вторник?

— Я-то? Ничего. Я был здесь!

— Ты лжешь. У тебя был выходной. И ты был в городе.

— Действительно… Припоминаю… Приезжал из провинции друг… Мы гуляли в Булонском лесу…

— Этот друг зовется Марко. И гуляли вы по подвалам Лионского кредитного банка.

— Я-то! Вот еще! Марко?.. Не знаю такого.

— А это что? — спросил шеф Сюрте, сунув ему под нос пару золотых очков. — С этим-то ты знаком?

— Да нет же, да нет… Я не ношу очков…

— Не носишь, но можешь надеть, если надо, скажем, пройти в банк и выдать себя за господина Кессельбаха. Мы нашли в комнате, которую ты занимаешь под именем господина Жерома, в доме номер 5 на улице Колизея.

— Я — занимаю комнату? Я ночую в министерстве.

— Но одежду меняешь там, чтобы играть отводимые тебе роли в банде Люпэна.

Дайлерон провел рукой по лбу, покрывшемуся каплями пота. Побледнел, как стена. Пролепетал:

— Не понимаю… Вы говорите такие вещи… Такие вещи…

— Добавить еще, чтобы ты лучше понял? Вот, гляди. Это мы нашли среди обрывков бумаги, которую ты выкидывал в корзину у своего стола в передней, вот тут, рядом.

И господин Ленорман развернул листок с министерским грифом, на котором в разных местах было написано, так сказать, пробующим почерком: «Рудольф Кессельбах».

— Ну что ты на это скажешь, бравый слуга? Упражнения в подделке подписи господина Кессельбаха — это ли не улика?

Сильный удар кулаком в грудь заставил шефа Сюрте покачнуться. Одним прыжком Огюст оказался у окна, открыл его, перелез через подоконник и выскочил на парадный двор.

— Тысяча чертей! — закричал Валенглей. — Ах, бандит!

Он стал звонить, кинулся к окну, чтобы кого-нибудь позвать. Но господин Ленорман с величайшим спокойствием сказал:

— Не надо волноваться, господин премьер-министр.

— Но эта каналья, Огюст…

— Минуточку, прошу вас. Я предвидел такую развязку. Рассчитывал даже на нее. Лучшего признания не может и быть.

Под действием его хладнокровия Валенглей снова занял свое место. Несколько мгновений спустя в кабинет вступил Гурель, державший за ворот Дайлерона, Огюста-Максима-Филиппа, называвшегося также Жеромом, главного швейцара министерства внутренних дел.

— Веди его сюда, Гурель, — сказал господин Ленорман, как сказал бы «апорт!» доброму охотничьему псу, возвращающемуся с дичью в пасти. — Он вел себя прилично?

— Малость кусался, но я взял его крепко, — отвечал бригадир, показывая свою огромную, могучую длань.

— Молодец, Гурель. А теперь отвези-ка этого чудака в камеру, на извозчике. Я с вами не прощаюсь, мсье Жером.

Валенглей забавлялся вовсю. Со смехом потирал руки. Мысль, что его главный швейцар оказался сообщником Люпэна, представлялась ему приключением с очаровательным, ироническим привкусом.

— Браво, дорогой Ленорман, все это более чем чудесно. Но как вы, черт возьми, к этому пришли?

— О! Проще простого. Я знал, что господин Кессельбах обратился в агентство Барбаре, что Люпэн явился к нему якобы от этого агентства. Ведя в этом направлении следствие, я обнаружил, что разглашение сведений, допущенное вопреки интересам Кессельбаха и Барбаре, могло пойти на пользу разве что некоему Жерому, приятелю одного из служащих агентства. И если бы вы не приказали мне поторопиться с арестом, я добрался бы через него до Марко, а затем и до Люпэна.

— Вы еще доберетесь до них, Ленорман. И мы станем свидетелями самого волнующего на свете зрелища — борьбы между вами и Люпэном. Ставлю на вас!

На следующее утро в газетах появилось следующее послание:

«Открытое письмо г-ну Ленорману, шефу Сюрте.

Примите мои поздравления, милостивый государь и дорогой друг, по поводу ареста швейцара Жерома. Дело было достойно Вас и исполнено отлично.

Примите также выражения моего восхищения по поводу выдающейся изобретательности, с которой Вы доказали господину председателю Совета Министров, что я не являлся убийцей господина Кессельбаха. Ваше разъяснение было четким, логичным, неопровержимым и, главное, правдивым. Как Вам известно, я не убиваю. Спасибо, что Вы установили это также для данного случая. Уважение — моих современников и Ваше — совершенно для меня необходимо, милостивый государь и дорогой друг.

За это позвольте мне оказать Вам содействие в преследовании бесчеловечного убийцы и помочь Вам, в меру моих сил, в деле Кессельбах. В очень интересном деле, можете мне поверить, настолько интересном и достойном моего внимания, что я оставлю прибежище, в котором живу вот уже четыре года, среди книг и в обществе моего доброго пса Шерлока, призываю опять к себе своих старых товарищей и снова бросаюсь в гущу схватки.

Как неожиданны повороты в нашей жизни! Вот и я теперь — Ваш сотрудник. Смею заверить, дорогой друг и милостивый государь, что я искренне поздравляю с этим себя и высоко ценю такую милость судьбы.

Подпись: Арсен Люпэн.

Постскриптум. Еще несколько слов, которые, несомненно, Вы воспримите с одобрением. Поскольку не считаю достойным, чтобы джентльмен, имевший великую честь сражаться под моими знаменами, отныне гнил на сырой соломе ваших тюрем, должен честно Вас предупредить, что пять недель спустя, в пятницу, 31 мая, я верну свободу названному Жерому, возведенному мною в достоинство главного швейцара министерства внутренних дел. Не забудьте же дату: в пятницу, 31 мая — А.Л.»