"Во имя рейтинга" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)ГЛАВА 11 Это история о высадке ахейского воинства на побережье Трои и первом сухопутном сражении. Это история о том, как мое не слишком хорошее знание мифологии вкупе с локальным атеизмом ненадолго поставили меня в один ряд с величайшими героями Эллады. Но обо всем по порядку. После побоища, учиненного Гектором в открытом море, плавание проходило спокойно и даже скучно. Ахилл либо торчал в своей каюте, либо тренировался на палубе с Патроклом и Эвдором, причем последний действительно мог бы многому научить Пелида, если бы тот выказывал хоть какое-то желание учиться. Идиллия продолжалась пять дней. Хорошая погода, яркое солнце, синее бескрайнее море, попутный ветер в паруса. Чистый курорт, а не война. Конечно, все знали, что долго так не будет. Каким бы приятным ни было плавание, рано или поздно оно закончится тем, что все мы приплывем в место, где тысячи врагов будут нас калечить и убивать. И вряд ли мне удастся остаться в стороне. Так что мы будем калечить и убивать их. В этом и заключается суть войны, независимо от тысячелетия, которому она принадлежит. После ссоры с Ахиллом меня никто не трогал, так что я валялся в теньке, наблюдал и размышлял. Вспоминал о днях, проведенных в Авлиде. Тогда я пил с Диомедом, Одиссеем, Идоменеем, обоими Аяксами, реже с Нестором и один раз даже с Менелаем. Я много пил в те дни, но не потому, что я алкоголик. Сработала моя вторая натура. Основной профиль разведчика, благодаря которому я здесь и оказался, — это сбор информации, а кто может служить лучшим источником информации, чем подвыпивший или пьяный царь, похваляющийся своими подвигами и делящийся планами на будущее? Картина вырисовывалась следующая. Агамемнону нужна бесконечная война, потому что он хочет власти над всем миром. Менелаю нужна эта война, потому что она нужна его старшему брату. Аяксу Крупному нужна эта война, потому что он любит подраться. Аяксу Мелкому нужна эта война, потому что он дружит с Крупным и тоже не дурак помахать мечом. Идоменею нужна эта война, потому что он хочет пограбить. Сначала — Трою, а потом все, что подвернется под руку. С Ахиллом тоже все ясно, он хочет славы. Зачем война нужна Нестору и нужна ли она ему вообще, никто не знает. Диомеду с Одиссеем война не интересна. Но они присягали на верность Золотым Микенам вообще, Агамемнону в частности, и оба давали клятву помочь Менелаю, если с его супругой что-то стрясется, и обстоятельства оставляли им слишком мало места для финта ушами. Елена по большому счету никого не интересовала. Разве что Париса. Троянцам война тоже не нужна, но их никто не спрашивал. В Авлиде очень много говорили о Гекторе, и почти всегда с уважением, которое я теперь прекрасно понимал и разделял. Говорили, что жена у лавагета красивая. Строили планы, что сделают с ней, когда возьмут Трою. И ведь кроме меня и Ахилла с Патроклом здесь все женатики. Да и с этими двумя вопрос спорный. Вполне может быть, что они женаты друг на друге. Остатки троянского флота во главе с Гектором обогнали армаду вторжения на целые сутки. Корабли Трои были на порядок лучше, чем те, на которых плыли ахейцы. Прибытие Гектора вызвало в городе одну только радость. Троянцы уже успели мысленно похоронить всех храбрецов, отправившихся навстречу Агамемнону, и тот факт, что хоть кому-то удалось вернуться, вызывал лишь положительные эмоции. Думаю, что домохозяйки будут рыдать навзрыд, когда увидят встречу Гектора с Андромахой. Коротко доложив отцу и правителю о результатах своего похода — а результаты впечатляли (Гектор намеревался продать флот дорого, и похоже, что он добился лучшей цены), поцеловав жену и поиграв полчасика с сыном, Гектор присоединился к людям, готовящим оборону побережья. Конечно, троянцы понимали, что помешать высадке ахейцев нереально. Побережье слишком велико — как раз под стать армии ахейцев, — и у Илиона не хватит людей, чтобы перекрыть его полностью. Основная цель обороны побережья была идеологическая. Ахейцам нельзя позволить высадиться беспрепятственно. Они и шага не должны ступить по троянской земле, не встретив сопротивления. Цепляться за побережье зубами никто не собирался. Чисто символический отпор. Как ни странно, в последние дни плавания вперед наравне с кораблем Ахилла вырвалась принадлежащая Лаэртиду «Пенелопа». При явном нежелании лезть на рожон Одиссей желал оказаться в первых рядах атакующих. Зачем ему это надо? Крупный Аякс пытался не отставать, но его старая, потрепанная в прошлом бою посудина не могла выдать той же скорости, потому он постоянно отставал. Теламонид бесновался, орал на гребцов, периодически сам хватался за весло, но ничего не помогало. Агамемнон с Менелаем двигались, как и раньше, в центре флотилии, и в авангард абсолютно не рвались. Идоменей тоже. Его привлекала добыча, а на побережье было нечего грабить. Диомед не просыхал в своей каюте, и, не имея его распоряжений, гребцы не усердствовали. Война надвигалась так же неотвратимо, как на «Титаник» надвигался айсберг. Я примерял доспехи, тренировался в стрельбе из лука, примеривался к щиту и копью. Коль уж мне довелось плыть на передовом корабле, драки избежать явно не удастся. Не моя война. Она закончилась за три с половиной тысячи лет до моего рождения. Троя пала. Агамемнон так и не создал свою империю. В результате все оказались в проигрыше. Я знаю, чем все кончится. Но я всего лишь человек. И, как любому человеку, мне свойственно испытывать эмоции. Там, в глубине, на эмоциональном уровне, я не хочу, чтобы Троя пала. Без объяснения причин не хочу. Мне нравится этот город. И мне не нравятся люди, которые создают империи, потому что для создания империи есть только один путь — война. Гибнут тысячи, сотни тысяч людей, и на их могилах очередной Чингисхан, Александр Македонский, Цезарь, Тамерлан, Наполеон и целая череда других амбициозных глупцов воздвигают свои державы. Проходит время, и все империи рушатся. Как правило, они ненадолго переживают своего создателя. Рим был захвачен варварами. Последователи Македонского не смогли удержать его завоеваний. Татаро-монголов со временем вытеснили отовсюду и загнали обратно в степи. Англия потеряла все свои колонии. Советский Союз не вынес внутреннего давления и развалился на куски. Империи не стоят того, чтобы за них умирать. Да простят меня самодержцы всех времен и народов. Конечно, было бы очень красиво, если бы ахейский флот появился на рассвете. Очень поэтично. Так сказать, война пришла в Троаду с первыми лучами солнца. Но на самом деле это случилось после полудня. Мы с Максом сидели за режиссерским пультом и с неусыпным вниманием следили за происходящим. Происходящее впечатляло. — Земля! — заорал впередсмотрящий корабля Одиссея. На корабле Ахилла молчали. Очевидно, у жителей Итаки зрение лучше, чем у мирмидонцев. Троянцы уже ждали врага на берегу. По сути они с берега и не уходили. Гектор держал центр. Циклоп занимал место на правом фланге, Итальянец был слева. Сукин сын Парис остался в городе. Илион не отправил на побережье всех своих сынов. По моим примерным прикидкам, здесь было около четверти армии Гектора. Жалкая горстка людей против легионов Тирана. — Примерно через полчаса все и начнется, — сказал Макс. — В эфир это пойдет завтра, в прайм-тайм. По крайней мере, начнем в прайм-тайм. Сколько продлится эта бодяга, никто не знает. А послезавтра Билл собирается рассказать зрителям правду. — Ты все еще считаешь, что ему не следует так поступать? — Я ничего не считаю. Я не понимаю, что происходит. Моя сегодняшняя политика — плыть по течению. Авось куда-нибудь и вынесет. — К Ниагарскому водопаду, например. — Спасибо, друг. На сей раз Ахилл нацепил все свои доспехи, и даже его легендарный щит работы якобы (а может быть, и не якобы, может быть, и на самом деле) Гефеста красовался на его левой руке. Щит был красив. Да и сам Ахиллес смотрелся совсем неплохо. Если бы он еще не бегал по всему кораблю и не орал гребцам, чтобы те гребли быстрее. Несмотря на все его усилия, стремительный силуэт корабля Лаэртида опережал нас на два корпуса. Странно, но я нервничал. Я, профессиональный сотрудник спецслужб. Человек, раньше всех своих коллег заслуживший «отставку-50». Насилие было частью моей жизни, и я давно сбился со счета, скольким помог отправиться на тот свет. Но я никогда не принимал участия в крупномасштабных сражениях. Войны в двадцать первом веке не были глобальными. Локальные стычки, зачистки местности, антитеррористические операции. Счет убитым обычно шел на десятки, иногда на сотни. Бывало, тысячи гибли от террористических актов, но на войне — никогда. Здесь же собирались сражаться почти сто тысяч человек. Берег был хорошо виден. Белый песок, желтая, высохшая земля чуть дальше от моря и величественная громада Трои в паре километров от пляжа. Троянцы походили на высыпавших из муравейника насекомых. Их было мало, слишком мало, чтобы остановить военную машину Агамемнона. Эвдор строил людей в боевой порядок. Патрокл застыл на носу судна, как изображение Афины. Феникс стоял на корме, но собирался спуститься вниз при первых признаках опасности. Ахилл метался по всему судну. Я закрыл правый глаз и затребовал картинку с «Пенелопы». Облаченный в боевые доспехи Одиссей опирался о правый борт своего корабля и пил вино из кубка. По правую руку Лаэртида стоял тяжелый лук, слева были щит и копье. Меч висел на поясе. Внешне правитель Итаки был абсолютно спокоен. Иногда мне казалось, что в организме Лаэртида просто отсутствуют нервы. — Как там наш Алкаш? — Даже не проснулся, — сказал Макс. — Такое впечатление, что он решил проспать всю войну. Клеад не решается его будить. — Клеад не дурак. К тому же корабли Диомеда достигнут берега в лучшем случае через два часа после начала сражения. — Как братья Атриды? — Предвкушают триумф. Я налил себе кофе. У вас может создаться превратное впечатление, что на проекте мы с Максом работаем вдвоем, но это не так. Вокруг целая толпа техников, редакторов, операторов, микшеров и прочего рабочего люда. Мы могли в любой момент задействовать любого из них, но предпочитали этого не делать. Все они знали свою работу, так зачем же им мешать? Главный режиссер определял только общую концепцию показа, а главный аналитик вообще не имел никакой практической ценности. Моя работа заключалась в просмотре шоу. Я должен был делать выводы и сообщать их начальству. И главный вывод, который я сделал на этот момент, — зря мы во все это ввязались. Самое поганое — что я не могу объяснить, почему я так думаю. Не только какому-нибудь постороннему человеку, но и самому себе. Я не люблю реалити-шоу. Для меня это сродни подглядыванию в замочную скважину. Но герои современных проектов идут на это добровольно, преследуя материальные цели, они знают, что за ними будут наблюдать, принимают решение заранее и идут на это осознанно. А показывать всему миру жизнь людей, которые умерли тысячелетия назад, людей, которых никогда не поймет современный мир, ибо с того момента система ценностей менялась больше десятка раз… Мне казалось, что это неправильно. Я никогда не смогу до конца понять Одиссея или Гектора. А они, я думаю, никогда не смогли бы понять меня. Времена меняются. Не стоило нам их смешивать. Ахейские вожди обращались к командам своих кораблей в разное время, но поскольку мы получали записи за целый прошедший час, то смогли прослушать их речи одну за другой. Здесь они приводятся в том порядке, в каком корабли достигали троянского берега и люди бросались в бой. Одиссей сказал: — Гордые жители Итаки! Все вы знаете, как я отношусь к этой глупейшей из войн, ибо я никогда не скрывал от вас своего мнения. Но коли уж мы здесь, покажем, как умеют воевать островитяне! И выживем назло тем, кто называет себя нашими врагами, и назло тем, кто называет себя нашими союзниками! За Итаку! Ахиллес сказал: — Мирмидонцы! На том берегу лежит ваш шанс войти в историю и обрести бессмертие в веках! Мы все покроем себя славой, ибо славны лишь те, кто не боится смерти! На Трою! Крупный Аякс сказал: — Саламинцы! Нас мало, — (но мы в тельняшках, добавил я от себя), — но никто не должен сомневаться в нашей доблести! Сметите врага, убивайте врага, гоните врага и ворвитесь в Трою! Нестор сказал: — Воины! Я слишком стар и немощен, чтобы вести вас в бой. так послушайте мое напутствие. Троянцы — наши враги. Они представляют угрозу всей Элладе. Они злобны и мстительны, они воры и предатели, они не чтут богов и не уважают традиции предков. Они — позор нашего мира. Так сказал Агамемнон. Я не собираюсь спорить с ванактом ванактов. Его слова истинны. Если сегодня мы не разрушим Трою, завтра троянцы явятся к нам, в наши города и в наши дома. Они будут похищать наших жен и красть наши сокровища. Так что нашу справедливую войну никак нельзя назвать завоевательной. Это — оборонительная война, и, убивая троянцев, вы защищаете свою родину, землю ваших дедов и отцов. Так идите вперед и деритесь за Элладу, и да пребудет с вами Арес! Идоменей сказал: — Критяне! Перед вами лежит город, набитый несметными богатствами. И если вы считаете, что именно вы достойны их получить, сражайтесь с честью и докажите всем свое право. На Илион! Агамемнон (именно с этого момента пошел следующий сеанс записи, ибо вожди, как я уже говорил, начинали высказываться по мере приближения их кораблей к берегу, но я решил привести все речи в этом фрагменте, чтобы потом не отвлекаться) сказал: — Суровые спартанцы и жители Золотых Микен! Приближается суровый час. Час испытания для нас всех. Скоро, скоро мы отомстим за поруганную честь моего брата, царя Спарты, и сметем с лица земли мятежный Илион! И не за горами тот день, когда ваши города станут столицами огромной империи, простирающейся от края до края нашего мира, и все вы будете жить в роскоши и неге! И для того чтобы приблизить этот день, идите и сражайтесь. Зевс охранит своих сынов! Менелай промолчал. Диомед сказал: — Гетайры! У вашего вождя кончилось вино. Сгоняйте в город и раздобудьте мне пару амфор. Ответом ему был оглушительный рев аргосцев. Макс сказал: — А ты заметил, что в своих обращениях только Нестор и Агамемнон помянули богов? Я заметил. Потом настала очередь высказаться троянцам. На фоне надвигающейся с моря армады ахейцев это выглядело весьма внушительно. Эней сказал: — Троянцы! Я верю в вашу доблесть и в вашу силу! Вы — лучшая армия в мире, и я горд, что мне выпало счастье вами командовать! Ахейцы хотят, чтобы великая Троя стала одним из их данников, но я скажу, что никогда сын Трои не склонял голову перед чужеземцем! Они думают, что Троя отдастся им, как распутная девка, и сама пригласит их в свои объятия, но я говорю, что по эту сторону моря они найдут лишь смерть! Аполлон хранит наш город! За Трою! Гектор сказал: — Жители крепкостенного Илиона! В этой жизни есть три основных закона, которыми следует руководствоваться, и, не соблюдая их, вы не сможете сказать, что прожили свою жизнь достойно. Это очень простые законы. Люби свою семью. Почитай богов. Обороняй свою родину. Мы почитаем богов! Мы любим наши семьи! Пришла пора защитить наш город! Циклоп сказал: — Держать ряды, собаки безголовые! Приготовиться лучникам! Корабль Одиссея вырвался на мелководье, мгновение спустя его днище скребло прибрежный песок, а нос поднял фонтан песка на берегу. На «Пенелопу» тут же обрушился дождь стрел, дротиков и копий. Люди Лаэртида закрывались щитами, но кровь уже лилась по деревянной палубе. Тем не менее никто из них не спешил спрыгивать на берег, и я сразу вспомнил почему. Существовало в те времена забавное суеверие: воин, чья нога первой коснется вражеской земли, умрет первым. Что самое забавное, насчет второго там ничего не говорилось, хотя лично мне казалось, что в такой ситуации погибнет целая сотня. Конечно же Одиссей обманул судьбу. Щит, который он бросил под свои ноги, не был его собственным. Свой он сжимал в руке, прикрывая корпус. Его прыжок не был особенно элегантным. Лаэртид просто перемахнул через борт судна, оставив на палубе и лук, и копье, еле удержался на ногах, когда щит предательски заскользил по песку, но все же удержал равновесие и простер руку вперед. То ли итакийцы подумали, что суеверие уже потеряло свою силу, то ли им было стыдно оставлять своего правителя одного, но они тут же посыпались на берег, и белый песок обагрился кровью. Берег был весь утыкан заостренными кольями, которые мешали ахейцам передвигаться плотными рядами и прикрывать друг друга щитами. Троянцы, на первых порах имевшие численный перевес, уже неслись в атаку. В этот момент сильный толчок чуть не выбил палубу у меня из-под ног, и я понял, что мы приплыли. Я свернул режим наблюдения и приготовился выживать. И едва успел прикрыться щитом, как в него вонзились сразу три стрелы. На палубе уже стонали раненые. Ахилл слетел на берег и в одиночку бросился на отряд лучников. Очевидно, ему не терпелось взять реванш. Рассудительный Эвдор не последовал за своим командиром, внимательно следя за высадкой и выстраивая воинов. Патрокл крутился где-то рядом. Троянские лучники несколько удивились. Они никак не ожидали, что их атакует один человек. Следует отдать им должное: удивление ничуть не помешало им открыть прицельный огонь по приближающемуся сыну Пелея, и любой другой на его месте тут же превратился бы в подушечку для булавок. Но Ахиллес не желал становиться ежиком и уже через несколько секунд ворвался в ряды троянцев. Это была резня. — Рыжий действительно прыгнул на свой щит, — заметил Макс. — Хоть в этом Гомер не соврал. — Поэты не врут, — назидательно сказал я. — Они позволяют себе поэтические вольности. — Какого черта делает Киборг? Он собирается брать город в одиночку? — Он — герой. Ему чужд дух командной игры. Вокруг «Пенелопы» кипел бой. На какую-то долю секунды я даже попрощался с хитроумным Лаэртидом, но потом в гуще схватки снова увидел его шлем и покрытый кровью меч, а еще чуть позже к берегу подошли сразу три корабля итакийской флотилии. Видя, что перевес складывается не в их пользу, троянцы спешно отступили. А двумя сотнями метров дальше песок уже бороздил корабль Аякса. Сам Теламонид мчался по песку, увлекая своих людей в атаку. Центр троянской обороны был смят. Фланги пока держались. Там давление ахейцев еще не достигло предела. Итальянец во главе отряда, состоящего то ли из храбрецов, то ли из безумцев, бился у самой кромки воды. Три ахейских корабля уже горели, два других в спешном порядке уходили от берега, ожидая, пока подплывут остальные. В их сторону летели горящие стрелы. Критские пираты не желали умирать на побережье. Циклоп, о котором Гомер не написал ни строчки, бился с превосходящими его пока в три раза силами Нестора и не уступал ни метра. Песок уже не было видно, везде лежали тела. Кое-кто подавал признаки жизни, но мертвых было больше. Ахилл рвался вперед, в пробитую им брешь пытались вклиниться мирмидонцы. Троянцы пропускали свирепого воина и тут же смыкали ряды, отсекая его от основного отряда. На побережье наблюдалось уже больше сотни ахейских судов. Линия битвы растянулась на полтора километра. Обывателям был обеспечен прекрасный воскресный вечер. Эту битву можно показывать сутки напролет, подавая на экран разные эпизоды, не обойдя вниманием ни одного героя. Настоящая находка для мистера Картрайта. Бывший Домосед, носящий теперь гордую кликуху БМП (боевая машина Приамид), крушил ахейцев направо и налево. Его страшное копье несло смерть в каждом ударе. Лавагет давно уже потерял свой щит и принимал удары мечом, зажатым в левой руке. Я не верил, что такая манера боя вообще возможна, пока не увидел БМП в действии. Троянцы демонстрировали чудеса доблести и стойкости, но сдержать натиск ахейцев они все равно не могли. Пройдет еще полчаса, может быть, час, и численное преимущество армии Агамемнона станет подавляющим и погребет под собой горстку отчаянных троянцев. Хаос. Наблюдать битву целиком было невозможно. Не помогал ни крупный, ни общий план. Можно только выхватывать отдельные ее фрагменты и пытаться сложить из них целую картину. — Стоп, — сказал я, и Макс послушно нажал на паузу. — Можешь увеличить вон ту часть? — Пожалуйста. Кого ты там высмотрел? — Что это за парень? — Троянец. Я должен всех знать в лицо? — Я никогда не видел его раньше. — В Трое живет больше тридцати тысяч человек. — Посмотри на него внимательно. Если ты скажешь мне, что он простой воин, то я готов проглотить собственный окурок. Лучник стоял на огромном валуне, коих было множество на побережье Трои, и дарил смерть завоевателям. Он был красив. Талия если не осиная, то очень близка к таковой, широкие плечи, гордая осанка. Длинные черные волосы уложены в аккуратную прическу. Аристократические черты лица, выражение надменное, чуть ли не презрительное. Он прикрывал отход центральной части армии обороняющихся. Странно, но на лучнике не было доспехов. Вообще никаких. Ни панциря, ни шлема. Руки и ноги тоже ничем не прикрыты, на ногах обычные сандалии, разве что очень дорогие. Туника белая с золотой вышивкой. Оружия, кроме лука, при нем никакого не наблюдалось. Зато лук был здоровый, в полтора раза больше лука Лаэртида. И лук, и стрелы почему-то блестели на солнце. Серебром и золотом, соответственно. Лучник появился внезапно, или я просто проморгал его появление на поле битвы. Только что валун был пуст и его обтекала река отступающих троянцев, и вот на нем уже стоит этот красавчик с луком чуть ли не в человеческий рост. Скорострельность у лучника была просто бешеная. Стрелы срывались с его тетивы с интервалом не больше секунды, и парень абсолютно не заботился о прицеле. Просто стрелял как будто в никуда. Тем не менее каждая его стрела несла смерть Лица я не видел — слишком далеко. Зато прекрасно видел атлетическую фигуру без доспехов и видел, что он положил уже более полусотни человек. Лучник и красавец. Парис, подумал я. Захватить мерзавца в плен и вынудить троянцев закончить войну почетным миром. Пусть они будут проигравшими, зато живыми. В следующую секунду я уже мчался по песку, по возможности закрываясь щитом. — Полковник Трэвис тоже заметил нашего парня, — сказал я. — Какого черта он лезет в драку? Возомнил себя ахейцем? Или он хочет умереть за три с половиной тысячелетия до собственного рождения? — Мы скоро узнаем, чего он хочет, — сказал я. — Движется он достаточно целеустремленно. Флагман ахейцев находится в полусотне метров от берега, его царственные пассажиры стоят на носу и обозревают побоище на побережье. — Сегодня побережье станет нашим, — говорит Агамемнон. Менелай не отрываясь смотрит на берег. Ищет своего обидчика, но Париса сегодня нет в битве. Он остался под надежной защитой стен. — Завтра мы войдем в Трою, — говорит Агамемнон. — Никто не устоит перед мощью моего войска. — Нашего войска, брат, — поправляет его Менелай. — Нашего, — соглашается Агамемнон. — Мы сотрем с лица земли этот город. Зевс с нами. — А Аполлон, похоже, нет. Сорок метров до лучника. Я не вступал в схватки с троянцами, просто отбрасывал их в сторону и бежал дальше. Мной овладела только одна мысль — пленить Париса. Убрать главный повод к войне. Заплатить жизнью Париса за жизнь города. Приам не будет продолжать войну, зная, что его сын в плену. Или будет? Об этом можно подумать позже. Сейчас надо захватить гаденыша в плен. Тридцать метров. Он заметил меня. Стрела сорвалась с тетивы и понеслась в мою сторону, я едва успел прикрыться щитом. Ощущение было такое, что в обитый кожей кусок дерева вонзилась не стрела, а копье. Удар был страшной силы, и моя левая рука на мгновение онемела. Двадцать метров. Черт побери! На этот раз мне показалось, что в щит мне приложили боевым молотом Теламонида. — Наш незнакомец похож на Париса, — сказал Макс. — Только фигурой. Черты лица совсем не парисовские, да и этот и старше раза в два. — Кроме того, Парис остался в городе. Сейчас они с Приамом стоят на Скейской башне и наблюдают, как передовые (или тыловые?) отряды отступающих троянцев входят в город, — Может, это какой-нибудь очередной внебрачный сын Приама, появившийся в городе незадолго перед началом войны? — Что-то я не заметил его приезда. Явообще не видел, как он оказался на поле боя. Может, стоит отмотать назад и посмотреть? — Подожди. Отмотать назад мы всегда успеем. Давай сначала посмотрим, чем это закончится. Третью стрелу я принимать на щит не стал. Пригнулся, и она пролетела у меня над головой. Судя по звуку, угодила кому-то в грудь. И только в трех метрах от валуна я заметил, что стоит на нем совсем не Парис, хорошо знакомый мне по сеансам наблюдения. Этого лучника я не знал. Но останавливаться уже поздно. Безграничное удивление было написано на лице незнакомого стрелка, когда я запрыгнул на валун и оказался с ним рядом. Он не успел наложить на тетиву четвертую стрелу, она была зажата в его правой руке, и он попытался меня ею заколоть. Я увернулся, не теряя инерции, и со всей дури врезал лучнику в челюсть. Это уже было не удивление. Это был ужас. Лучник на какой-то миг буквально завис на моем кулаке, а потом полетел назад. Но до земли он почему-то не долетел. В воздухе что-то сверкнуло, резко запахло озоном, и лучник исчез. — Вот теперь можешь отмотать назад, — сказал я. — Секунд на тридцать. — Вуаля. Я еще раз посмотрел, как Алекс со всей своей широкой полковничьей души прикладывает неведомого лучника в челюсть. Голова лучника откидывается, сам он начинает полет назад, роняя лук и взмахивая руками, и… Растворяется во вспышке света. — Лук, — потребовал я. — Лук самым крупный планом, который может дать твоя игрушка. — Пожалуйста. Изображением лука я любовался секунд тридцать, все это время Макс любовался моим профилем. — Стрелу в стоп-кадр. Стрела повисла в воздухе в десяти сантиметрах от выпустивших ее пальцев. Красивая такая стрела, сверкающая желтым цветом, отбрасывающим блик на лицо полковника Трэвиса. — Ты стал специалистом-оружейником? — Тебе ничего не кажется странным? — Многое. Особенно в последнее время. — Я имею в виду в этой стреле. — Что с этой стрелой? Обычная стрела. Прямая. Желтой краской покрашена. — А лук какой краской покрашен? — Серебристой. — Тебе это ничего не напоминает? — Послушай, друг, — сказал Макс, — хватит говорить загадками. Я — всего лишь обычный тупой телевизионщик, чей круг интересов органичен профессиональной деятельностью, а ты — настоящий светоч знаний. Что с этим парнем? — Сребролукий и златострелый, — сказал я. — Максимилиан, я поздравляю вас с тем, что вы это видели, и поздравляю полковника Трэвиса с тем, что он это сделал. Это ведь был Аполлон. Размышлять о странностях поведения троянского лучника оказалось некогда. В какой-то момент я обнаружил, что стою на вершине валуна совершенно один и что воины Илиона жаждут составить мне компанию. Пришлось вынимать меч из ножен и тактично давать им понять, что в настоящую минуту мне хочется одиночества. Минут через пять они мое желание поняли и отступили в сторону города. Ахейцы не особо утруждали себя преследованием, даже самые отпетые оптимисты не мыслили ворваться в Трою на пятках ее отступающих защитников. Программа-минимум была выполнена, побережье поменяло хозяина. Единственным, кто преследовал троянцев до самого города, был Ахиллес. Ну что ж, значит, ему дольше всех возвращаться к лагерю. В Трою он ворваться не успел, ворота захлопнули перед его носом, а самого героя угостили сотней безвредных для него стрел. Я остался сидеть на валуне и размышлять. Вокруг суетились ахейцы, сумевшие выбраться из битвы без ущерба или легко раненные. В своих разговорах они упоминали имена трех главных героев дня: Одиссея, Ахиллеса и, как ни странно, вашего покорного слуги. Лаэртид прославился тем, что первым высадился на берег и остался жив. Ахилл — тем, что убил больше всех троянцев и обратил защитников города в бегство. И я — тем, что трижды устоял перед самим Аполлоном, а потом вынудил его покинуть поле боя. Вот вам ваши долгожданные боги, мистер Картрайт. Братья Атриды идут по песку, который еще недавно был полем боя. Ахейцы подбирают своих раненых и стаскивают в кучи убитых. Скоро запылают погребальные костры. — Это было легко, — говорит Менелай. — Я не могу понять, почему Феб выступил против нас, — говорит Агамемнон. — Троянцы когда-то оскорбили его, не заплатив за работу. — Пути богов неисповедимы. — Все прорицатели сообщали мне, что боги на нашей стороне, — говорит Агамемнон. — Зевс обещал нам свою поддержку. Я не могу поверить, что Феб решил выступить против Громовержца. — Люди говорят, что видели в наших рядах Афину. — Хорошо, что они так говорят, — сообщает Агамемнон. — Плохо, что на самом деле ее не было. Мне не слишком нравится происходящее. — Ахиллес обратил в бегство войско Гектора. — Наконец-то мальчишка начинает оправдывать свою репутацию. — Чужеземец снова проявил себя выше всяких похвал. — Обратил в бегство Аполлона? Разве смертному такое под силу? — Что ты хочешь сказать, брат? Что он из Дюжины Олимпа? — Он не похож на бога, — говорит Агамемнон. — Да и кто готов бросить вызов любимому сыну Зевса? Арес? Я видел Ареса на полях сражений, это не он. Гефест — хромец, Гермес — не воин и никогда не решился бы на такое. Дионис? — А старшие? — Он не из старших, это точно, — говорит Агамемнон. — И я не думаю, что он из олимпийцев. — Он принял две стрелы на щит, — говорит Менелай. — А от третьей увернулся. Кто может увернуться от Разящего? Аполлон — бог лучников. Не было случая, чтобы он промахнулся. До сегодняшнего дня не было. — Даже Аполлон не помешает тому, чей путь благословлен самим Зевсом, — говорит Агамемнон, имея в виду самого себя. — А к чужеземцу надо присмотреться. Я так и сидел бы на том валуне до самой ночи, если бы меня не нашел Лаэртид. — Пошли, — сказал он. — В моем лагере есть шатер и для тебя. Думаю, вряд ли Пелид будет рад тебя видеть. — Почему? — Он ревнует. — Забавно. — Если тебя это позабавит, он также ревнует и меня. Мы отняли у него часть славы, Алекс. — Я не помню, что совершал что-то славное. — Ага. Он обратил в бегство троянцев, а ты — самого Аполлона. Теперь ему придется изрядно потрудиться, чтобы сравняться с тобой. — Чушь. Одиссей пожал плечами: — Пойдем. Аргосцы разбивают лагерь неподалеку. Кто-то должен сообщить Диомеду, что война началась. Я двигался на автомате, стараясь фиксировать внимание на том, чем занят в настоящий момент. Думать не хотелось. Хотелось плюнуть на всю эту бодягу и вернуться во Флориду, забиться в свое бунгало, курить сигары, купаться в соленой воде, не окрашенной кровью, пить коньяк и забыть существование амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя». Вот мы бредем по лагерю ахейцев под аккомпанемент доносящихся со всех сторон стонов, вот мы снимаем доспехи и смываем кровь с наших тел в шатре Одиссея, вот, уже облаченные в чистые одежды, бредем через лагерь аргосцев, благо стонов тут не слышно, ибо гетайры опоздали к раздаче. Клеад нерешительно топтался у огромного шатра ванакта Аргоса, явно не зная, что делать дальше. Очевидно, его хозяин не был в состоянии отдавать распоряжения. — Ванакт там? — Одиссей указал на шатер. — Нет, — сказал Клеад. — Ванакт на корабле. Я не решаюсь его будить. — Как видишь, я тоже пророк, Алекс, — сказал Одиссей. — Я думаю, если мы не разбудим Тидида до окончания войны, он может на нас обидеться. Клеад рассказал нам, что Диомед однажды выползал из каюты, когда первые корабли приставали к берегу, произнес короткую напутственную речь и завалился обратно. Похоже, что сделал он это на автопилоте, так и не проснувшись. Аргосцы разбили лагерь, развели костры для приготовления пищи и обустраивали быт, а их предводитель бессовестно продолжал дрыхнуть в своей каюте. Мы поднялись на борт, разыскали каюту Диомеда и вылили на последнего ведро зачерпнутой за бортом воды. — Души ваши в Тартар, — пробормотал Диомед, поворачиваясь на другой бок. — Шли бы вы отсюда, кем бы вы ни были. — Я — Одиссей, — сказал Лаэртид. — Со мной Алекс, сын Виктора. — Не врите. Сын Виктора плывет на корабле Ахилла, а моего друга сослали на противоположное крыло. Самозванцы. Клеад! — Клеад на берегу, — сообщил Одиссей. — На каком берегу? — осведомился Тидид. — На троянском. — В каком смысле? — Мы приплыли, — сказал Одиссей. — Куда? — В Трою, — терпеливо сказал Одиссей. — Зачем? — Воевать. — С кем? — С троянцами. — Вы шутите, надеюсь? — Свое чувство юмора я оставил на Итаке. — Чудесно. Троя взята? — Пока нет. — Так приходите, когда возьмете. — А ты не хочешь поучаствовать в осаде? — Нет, — исчерпывающе высказался Диомед и попытался захрапеть. — Алекс, принеси еще воды. — Легко, — сказал я, не двигаясь с места. — Шутка в стиле козопасов, — сказал Диомед, но сел на своей постели. Выглядел он, как и положено, помятым и раздраженным. — Что я пропустил? — Самую малость, — сказал Одиссей. — Сражение, которое длилось три часа. Мы захватили побережье. Пелид убил сотню троянцев. На стороне Илиона выступал сам Аполлон, но доблестный Алекс обратил его в бегство. Агамемнон закатывает пирушку по поводу победы. Ты тоже приглашен. — У меня есть свои моральные устои, — сказал Диомед. — Я не пью с Атридами. — Пожалуй, они единственные люди на земле, с которыми ты не пьешь. — Чушь. Еще я не пью с троянцами. — Потому что они тебя не приглашают. — Может быть. — На известие об Аполлоне Диомед никак не среагировал. Очевидно, в те времена, точнее в эти времена, было принято, что боги повсеместно вмешиваются в разборки смертных. — Боюсь, прежде чем они додумаются пригласить меня на попойку, мы их всех убьем. — Все может быть. — сказал Одиссей. — Пошли на берег, Тидид, твои слуги уже наверняка приготовили еду. — Еду? Ты шутишь, друг. Лично меня мучит не голод, а жажда. Все четверо сидят в пустой пиршественной зале. На столах только вода для омовения рук и вино для принятия внутрь. Приам во главе стола, он хмурится. Гектор потягивает вино, Эней пытается отмыть с лица слой копоти и засохшей крови. — Я все равно считаю, что мы отдали побережье Агамемнону слишком легко, — говорит Приам. Циклоп смотрит в пол. Сегодня он ранен трижды — в правое бедро, бок и левую руку. Эней опускает голову в чашу. — Легко? — спрашивает Гектор. — Напротив, я считаю, что мы слишком долго тянули с отступлением и потери превысили все ожидаемые пределы. — Ахейцы тоже дорого заплатили, — говорит Эней, выныривая. — Мы потопили множество их судов. — Им не взять Трою, — говорит Приам. — Завтра наше войско будет ждать их в поле. — Боюсь, что это не очень хорошая идея, отец, — говорит Гектор. — Ахейцы превосходят нас числом в три раза, и единственное, чем мы можем компенсировать их перевес, — неприступные стены города. В поле они просто задавят нас количеством. — Мы не будем отсиживаться за высокими стенами, — заявляет Приам. — Мы не можем проиграть. На нашей стороне сам Аполлон. — Сегодня его присутствие не слишком нам помогло, — говорит Гектор. — Не оскорбляй богов, сын. — Я чтил богов всю жизнь, отец, но боги не помогут нам в этой войне. Нам нельзя встречаться с ахейцами в поле. — Мы выйдем в поле, сын, — говорит Приам. — Не забывай, что я еще пока правитель города. Троянцы не боятся войн. — Таких войн троянцы никогда не вели, — говорит Гектор. — Отец, битва на открытой местности, когда с одной стороны побережье, а с другой — стены нашего города, превратится в бойню через первые полчаса. Там не сработает никакая тактика, никакая стратегия, сила и доблесть не будут значить ровным счетом ничего. Все решит количество воинов, готовых умереть в тот день, и эти цифры говорят не в нашу пользу. — Троянцы встретят врага в поле, — говорит Приам. — И я не буду это обсуждать. Ты — мой наследник и лавагет города, но я — твой отец и правитель! И я повелеваю. — Хорошо, отец, — говорит Гектор. — Мы сделаем все, как ты хочешь. И умрем в поле, если будет на то твоя воля. — Хорошо. — Приам тяжело поднимается на ноги и уходит. — Значит, смерть, — говорит Эней, весело улыбаясь, — Приамид, я никогда не думал, что мы с тобой умрем в один день. Но, похоже, нам предстоит пасть завтра. — Не к добру такие разговоры, — говорит Циклоп. — Мы выйдем в поле, как этого хочет басилей Приам, и будем биться. А боги пусть решат, кто достоин победы. — Я возьму с собой половину нашего войска, десять тысяч человек, — говорит Гектор. — И встречу Агамемнона за воротами, как того желает отец. — Я буду рядом, — заявляет Эней. — Не в этот раз, — говорит Гектор. — Ты возьмешь столько людей, сколько сможешь найти, не бери только тех, кто участвовал в сегодняшнем сражении, пусть отдохнут. Ты поднимешься на стены, и ты будешь держать стены, что бы ни случилось в поле. Ты понял, Анхисид? — Глаза Гектора яростно сверкают. — Да, лавагет. — Ты выделишь Циклопу столько людей, сколько он сочтет нужным, — продолжает Гектор. — Циклоп, ты будешь держать ворота. Ты откроешь их вовремя, чтобы я успел войти в город, и захлопнешь их перед носом ахейцев. — Да, Гектор. — И ты не выйдешь в поле, что бы ни случилось. Обещай! — Обещаю, Гектор. — Если мы все умрем, позаботься о том, чтобы ахейцы не вошли в город и не добрались до наших жен и детей. — Пока я жив, ахейцы не войдут в город. — Попытайся прожить подольше, Циклоп. Циклоп улыбается: — Обещаю, Гектор. — Завтра мы возьмем город, — в очередной раз заявляет Агамемнон, — Что говорят знамения, пророк? — Боги благоволят ахейцам, — говорит Калхант. — Внутренности принесенного в жертву быка говорят об этом с полной определенностью. — Что могут говорить внутренности быка? — спрашивает Менелай, — Войны выигрывают мечи, а не пророки. — Зевс не оставит нас, — говорит Агамемнон. — И с его помощью завтра мы будем пировать во дворце Приама. — Быть может, — говорит Нестор. Он кутается в меха и старается держаться поближе к огню, разведенному посреди шатра. — Но троянцы не сдадутся без боя. — Троянцы не устоят, — говорит Агамемнон, — Мы разбили их флот в открытом море, разбили их армию сегодня на побережье и разобьем завтра. — Сегодня им было куда отступать, и они отступили, — рассудительно говорит Нестор. — Завтра же они будут сражаться за свои дома. — Кто будет завтра биться с нашей стороны? — Менелай явно пытается перевести разговор в другое русло. — Завтра в бой пойдут золотые щиты, — говорит Агамемнон. — А также спартанцы, аргосцы Диомеда и мирмидонцы Ахиллеса. Остальным на поле не хватит места. — Аякс может оскорбиться, что его не позвали на бой. — Его позовут, — говорит Агамемнон. — Так же, как и всех вождей. Но его саламинцы участвовать в сражении не будут. — А чужеземец? — Надо присмотреть за ним, — говорит Агамемнон. — Калхант, ты знаешь что-нибудь об этом человеке? — Его будущее закрыто для меня. — А прошлое? — Я постараюсь выяснить, ванакт. Из шатра Одиссея, куда переместилась наша гулянка после основательного набега на винные запасы аргосца, я вышел не слишком твердой походкой, благо идти было недалеко. Палатка, предоставленная мне Лаэртидом, стояла меньше чем в сотне шагов от шатра басилея. Звезды сияли ярко, по морю бежала лунная дорожка. Идиллия, да и только. Если, конечно, не обращать внимания на висящую в воздухе гарь от погребальных костров. Я откинул полог палатки и шагнул внутрь. Там кто-то сидел. Поскольку в палатке было ненамного темнее, чем снаружи, моим глазам не пришлось адаптироваться к новому освещению, и я сразу рассмотрел незваного гостя. Юноша в свежем, без складочки, хитоне, в сандалиях с символическими крылышками на пятках, вьющиеся волосы аккуратно зачесаны назад. Юноша сидел на походном стуле, рядом стоял его резной посох. По посоху ползали змеи. — Проходи, — пригласил он меня в мою палатку. — Ты кто? — Поскольку больше стульев не наблюдалось, я присел на походную постель. — Ты первый, кто задает мне подобный вопрос, — сказал он. — Обычно меня узнают сразу. Я — Гермес. — А я — Алекс. — Я — сын Зевса. — А я — Виктора. — Ты не удивлен? — С чего бы? — И то верно, — сказал Гермес. — Удивленным должен быть я. Кто ты такой? — А ты? — Я — бог. И я задал тебе вопрос. Кто ты такой, откуда ты взялся и чего ты хочешь? — Ты — плохой бог, раз задаешь такие вопросы. И плохо сделал свою домашнюю работу. — Боги не бывают хорошими или плохими. Они просто есть, — сказал Гермес. — И чтобы доказать тебе, что я хорошо сделал, как ты говоришь, свою домашнюю работу, я отвечу на два первых вопроса. Ты — смертный и прибыл сюда из другого мира, лежащего в будущем. Я прав? — У тебя хорошие источники информации, — сказал я. — Это не твоя война. Зачем ты лезешь в битву? Ты сломал челюсть моему брату. — Знаю. Она очень характерно хрустнула под моим кулаком. Ты пришел мстить за брата? — Нет. Я не жалею Аполлона, хотя… Скажем так, я не слишком люблю своего братца. Но зачем ты это сделал? — Принял его за другого. — У тебя нет здесь врагов. — Зато есть люди, которые мне не нравятся. — И кто же? — Позволь мне не отвечать, — сказал я. — Это слишком личный вопрос. — Троя падет, — сказал Гермес. — Рано или поздно этого события не избежать. Но она не должна пасть быстро. — Почему? — Позволь мне не отвечать на этот вопрос, — сказал он. — Поверь, у меня есть причины так говорить. Аполлон был практически единственным из нас, кто осмелился открыто бросить вызов отцу и встать на защиту города. Это был наш шанс затянуть войну если не на годы, то хотя бы на месяцы. Теперь же он не скоро выйдет в поле. — Один раз схлопотал по лицу — и уже не выйдет? — удивился я. — Это не слишком по-мужски. — Брат чересчур дорожит своей внешностью, — усмехнулся Гермес. — Правда, в этой истории есть один плюс. Боги, которые раньше не думали защищать город, теперь могут встать на его сторону. Во-первых, Артемида-охотница уже поклялась отомстить за брата. — Я тронут. — Кроме того, Арес, наш неистовый любитель крови, жаждет сразиться со смертным, бросившим вызов богу Олимпа и оставшимся в живых, и до тех пор, пока ты жив, он будет воевать против ахейцев, хотя раньше собирался их поддержать. — Я польщен. — Ты дурак. Я не знаю, как тебе удалось устоять против Феба, но Арес сотрет тебя в порошок. — Ты сам дурак, Гермес. Ты слышишь, как стучат молотки и визжат пилы? Ахейцы мастерят осадные лестницы и башни. Они возьмут Трою, и никто не сможет их остановить. — Они возьмут Трою, — согласился Гермес. — Участь города предрешена. Но они не должны сделать это завтра. Завтра ты не выйдешь на битву. — Меня и самого не слишком туда тянет. Но почему тебя так заботит мое здоровье? — Арес поклялся сразить тебя на поле боя. Он не будет убивать тебя в лагере, если на поле тебя не будет. Арес не слишком умен, но он держит слово. Он не примет сторону ахейцев, пока ты жив. Разве ты не хочешь жить, смертный? Разве тебя так манит царство моего дяди? — А кто у тебя дядя? — Аид. — Хороший дядя, — сказал я. — Значит, ты настаиваешь, чтобы я завтра не дрался? — Да. — Ты меня почти уговорил. — Со мной никто никогда не разговаривал в таком тоне, смертный. Я, между прочим, бог. — А я в тебя не верю, юноша. — Я старше тебя в сотню раз, — сказал он. — И потом, как ты можешь не верить в меня, если я перед тобой? — Я тебе потом объясню, Гермес, — сказал я. — А теперь, будь добр, отправляйся на Олимп и дай мне поспать. Я устал. — Мы еще увидимся, смертный, — сказал он и исчез прямо со стула. Исчез без всякой вспышки и запаха озона, которые сопровождали его брата. Аполлон любит театральные эффекты? Плевать. Я плотнее задернул полог и завалился спать. |
||
|