"Во имя рейтинга" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)ГЛАВА 12 Дико хохотал Ахилл и потрясал своим мечом. Я палил в него из базуки, снаряды рвались под ногами героя, не причиняя ему вреда. — Вы все умрете! — орал Ахилл и отсекал Гектору голову. Потом наотмашь рубил Энея, плечом ломал ворота Трои, врывался в город и сжигал его. Аполлон со свихнутой набок челюстью с ехидной улыбкой наблюдал за попытками полковника Трэвиса взобраться на Олимп по канатной дороге. Каждый раз, когда кресло Алекса достигало вершины Олимпа, Аполлон дергал рычаг, кресло с умопомрачительной скоростью неслось к подножию, и все начиналось сначала. На самом Олимпе сидели Зевс и мистер Картрайт, пили разбавленный виски нектар и закусывали амброзией с черной икрой. Глубоко под землей Макс катил в гору камень, а мистер Хенриксон подгонял его плетью. Академик Северов чертил геометрические фигуры на песке во внутреннем дворике дворца Приама, когда пьяный Аякс заколол его бронзовым мечом. Пылала Троя. Агамемнон с Менелаем пировали на костях, а прислуживала им Елена Прекрасная. Аполлон, уже с нормальной челюстью, снова плевал Кассандре в рот, а потом насиловал ее. Мальчишка, похожий на Ахилла, бегал по домам, вырывал младенцев из рук матерей и бросал их со Скейской башни. — Дэн, просыпайся. — Черт! — Я обнаружил, что Макс трясет меня за плечо, и сел на диване. В руках главного режиссера были две чашки кофе, одну из них он протягивал мне. — Что-то стряслось? — Ага. Меня самого разбудили час назад. Мы завалились спать, как только стало ясно, что никого сегодня больше не убьют. До этого мы восемь с половиной часов провели, уставившись в мониторы. Спали мы каждый в своем кабинете. Не было сил, даже чтобы доползти до служебных квартир тридцатью этажами ниже. — Что на этот раз? — Полковник Трэвис выпал. — Куда? — Не куда, а из чего. Он выпал из записи на двадцать семь минут и тринадцать секунд. — В смысле? Камеры его потеряли? Это же невозможно. За ним наблюдает больше десятка, не могли же они все сломаться. — Знаю, что не могли. — Или он просто захотел остаться наедине с собой и отключил их? Он ведь может. — Может. Но он этого не делал. С его стороны не было никаких программных вмешательств в работу оборудования. — Тогда я ничего не понимаю. — Я тоже. Пойдем, посмотришь. Действительно странно. Полковник Трэвис неплохо провел вечер, накачиваясь вином в обществе правителей Итаки и Спарты. Из шатра Одиссея, где остались храпеть вышеупомянутые правители, полковник выбрался около двух часов ночи. Походка у него была, как и следовало ожидать, нетвердой, хотя для меня было удивительно, как он вообще может ходить. Немного постояв на свежем воздухе и отдав дань незамутненному промышленным смогом небу, он откинул полог своей палатки. Три камеры влетели следом за ним, две ждали его внутри. Полог продолжал колыхаться, но полковника Трэвиса в палатке не было. Такое впечатление, что, переступив порог, Алекс шагнул в другое измерение. Словно прошел через привычный профессиональным виртуалам портал. Через двадцать семь минут и тринадцать секунд полковник Трэвис обнаружился мирно спящим в своей походной кровати. — Фигня, — сказал я. — Макс, я пойду спать. Разбуди меня, когда получишь съемки с Олимпа. — Ты не можешь так со мной поступить, — сказал Макс. — Это бесчеловечно. — Плевать, — сказал я. — Мне и так уже снятся кошмары по ночам, и, говоря откровенно, мне плевать, если полковник Трэвис решил поиграть в Чеширского Кота. Мы все равно только наблюдаем и ничего не можем изменить. Спокойной ночи. Говорят, что утро вечера мудренее. Бессовестно врут. Я проснулся с полным отупением мозга, и даже две чашки кофе, которым сопутствовало полпачки сигарет, не способствовали просветлению. Считается — и я уже об этом говорил, — что мы получаем записи из прошлого с запаздыванием в один час. Технически это действительно так, только вот смотреть эти записи невозможно. В подвале нашего служебного небоскреба установлены четыре суперпупермегакомпьютера, по сравнению с которыми компьютер Пентагона, отвечающий за развертывание военных действий, не более чем дешевый китайский калькулятор. Наши компьютеры занимаются сортировкой данных по персонажу, отсеиванием двойных планов, синхронизацией происходящего и прочими техническими тонкостями, в которые я не стараюсь особо вникать; на вышеперечисленное уходит еще около сорока минут. В результате мы имеем полную панораму событий и способны получить как общий вид происходящего, так и вывести на крупный план любого из основных персонажей. Камеры ломались, отказывали по техническим причинам или же из-за внешнего воздействия. Такое случалось. Но еще ни разу не было, чтобы камера показала не то, что было на самом деле. Точнее не показала того, что на самом деле было. Но факты, факты… Полковник Трэвис не мог испариться из своей палатки, равно как и Ахилл не мог ходить по воде, а Аполлон вообще не мог существовать. Плевать на все. Все равно ни черта не понятно. Остается только принять теорию, что три с половиной тысячи лет назад на Земле действительно жили боги и вмешивались в человеческие конфликты, а периодически сами их и провоцировали. Тот факт, что я не верю в богов, абсолютно не может повлиять на их существование. Вопрос: если они были тогда, куда они делись сейчас? Вопрос: не стоит ли отозвать полковника Трэвиса, пока разъяренный Аполлон не пронзил его своей златой стрелой? Вопрос: стоит ли показывать это зрителям как реальность? Все вопросы вне моей компетенции. Последние два может решить только мистер Картрайт, а первый, я думаю, вообще останется без ответа. Я бухнулся в свое кресло и включил компьютер. Полчаса тупо пялился на пустой экран, потом посмотрел на часы. Сейчас мы получим записи, которые закончатся примерно в восемь часов утра древнегреческого времени. Думаю, войска готовятся к битве, выходят на поле, смыкают ряды и выслушивают напутственные речи своих полководцев. Зная любовь ахейцев и троянцев к разговорам, раньше полудня убивать друг друга они не начнут. Загрузив полученные по локальной сети записи в свой агрегат, я вызвал изображение полковника Трэвиса. Он дрых в своей палатке как ни в чем не бывало. Пробежался по всем остальным персонажам. Начал с ахейцев. Тиран и Рогач, как и положено зачинщикам войны, руководили выступлением ахейцев из лагеря. Диомед пил вино и позволял Клеаду засовывать свое тело в доспехи. Одиссей проверял тетиву лука. Нестор о чем-то беседовал с Калхантом, подслушивать я не стал. На этот раз. Патрокл с Ахиллом бились друг с другом на деревянных тренировочных мечах. Феникс кропал какие-то свитки. Идоменей полировал наконечник копья. Аякс завтракал со своим тезкой и сводным братом. Все заняты будничными делами. Плотники заканчивали мастерить лестницы, разобрав для этого часть кораблей. До осадных башен и таранов дело пока не дошло, ибо они слишком громоздки и требуют много времени для изготовления. Несомненно, ахейцы еще не раз вернутся к этому вопросу. Гектор прощался с женой, стоя на крепостной стене. Троянские войска неторопливо вытекали из Скейских и Дарданских ворот. Эней сидел на засове от Скейских ворот и целовался с очередной возлюбленной. Парис, уже в доспехах, налаживал тетиву на лук, очевидно, сегодня он решил принять участие в битве. Главк отдавал распоряжение своему отряду. Сам он взял на себя охрану Скейских ворот, препоручив Дарданские своему заместителю Ахелою. Приам молился в храме Аполлона. Кассандра молилась в храме Аполлона. Елена молилась в храме Аполлона. Думаю, что они просили Феба об одном и том же. Интересно, внимает ли их мольбам бог с вывихнутой челюстью? Какого черта полковник Трэвис влез в местные разборки, да еще и на самом высшем уровне? До вступления в битву Златострелого Алекса вполне устраивала роль стороннего наблюдателя. Уже во второй раз полковник Трэвис вступал в битву, и, если в первый раз от махания мечом было не отвертеться и на кону стояла его жизнь, то второй раз я для себя объяснить не мог. Неужели Алекс успел проникнуться такой любовью к Ахайе? Происходили события, которых я не понимал. Это оскорбляло мой профессионализм и смущало мой разум. Бог, пусть даже и древнегреческий, не всесильный, всемогущий и всезнающий, а просто персонифицированная сила природы, по определению должен быть сильнее человека. Человек смертен. По сравнению с божеством он — тварь дрожащая. Героев, которые были производными тех же богов, мы во внимание не принимаем. Полковник Трэвис не был героем, он был обычным современным человеком, принадлежащим цивилизованному и не слишком религиозному обществу. То, что он осмелился бросить вызов Аполлону, меня не удивляло. Меня удивляло, что у него это получилось. Что он остался в живых. Если верить мифам, которые, как я успел убедиться, не всегда соответствовали действительности, Аполлон был довольно противной личностью. Мстительный, ревнивый и завистливый. Разящий без промаха и сдирающий шкуру. Покровитель поэтов и лучников, занимающийся сексуальными домогательствами и приходящий в ярость, когда ему отказывали. Символ мужской красоты. До сих пор говорят: красив, как Аполлон. Полковник Трэвис нажил себе бессмертного врага. Дико хотелось курить. До одурения, до сворачивающихся в трубочку ушей. А Америку еще не открыли. И не скоро откроют. Я не знаю, может быть, где-нибудь на благодатной земле Троады и растет табак, но я никогда не встречал его в виде ином, нежели свернутым в сигары или забитым в сигареты, а потому опознать не мог. Одиссей не курил. Герои не курят. Сын Лаэрта явился будить меня уже полностью облаченным в доспехи, с луком и полным стрел колчаном. — Ты не торопишься, Алекс. — Сегодня обойдетесь без меня. — А как же твое наблюдение? — Понаблюдаю с какого-нибудь холма. — Есть какие-то особые причины? Этот негодяй способен прочувствовать все нюансы. Или это я старею? — Меня попросили не лезть в битву какое-то время. — Могу я спросить: кто? — Он назвался твоим дальним предком по материнской линии. Самым первым предком. — Гермес? — И он ничуть не удивился. — Да. — Полагаю, в этом есть резон, — сказал Одиссей. — По крайней мере, для Гермеса. — Агамемнон намерен сегодня закончить войну? — Микенский мечтатель, — охарактеризовал Одиссей своего вождя. — Но мы постараемся, Алекс. — Зачем это тебе, Одиссей? — Чем раньше мы закончим, тем быстрее я вернусь домой. — Ты сам в это веришь? — Нет, — сказал Одиссей. — Но у меня нет выбора. Я присягал Микенам, и Агамемнон отдал мне прямой приказ. Взять Трою. — Скажи, Агамемнон отдал тебе прямой приказ первым высадиться на троянский берег? — Это было так очевидно? — Просто такой поступок не очень похож на твое отношение к этой войне в целом. — Он рассчитывал на старую военную примету и думал избавиться от меня в первый же день войны, — сказал Одиссей. — Я его обманул. — Ты его не любишь. — Как только мой корабль вышел из гавани Итаки, на пороге моего дома сразу же объявились женихи, заявившие моей жене, что я не вернусь из этого похода и что ждать моего возвращения нет никакого смысла. И что, если она хочет остаться при власти, ей нужно выбрать одного из них, — сказал Одиссей. — Только на самом деле они — никакие не женихи. Они — цепные псы Агамемнона, которые держат в заложниках мою семью, моего новорожденного сына, мою любимую жену и моего престарелого отца. Агамемнон не верит моему слову и пытается контролировать меня таким образом. Могу ли я хорошо относиться к такому человеку? Я промолчал. Это был риторический вопрос. — Я хочу его смерти, — сказал Одиссей. — Я действительно хочу его смерти, и, когда я найду способ, как обойти свою клятву, я убью его. Одиссей не был похож на человека, впустую разбрасывающегося такими обещаниями. Троянские войска появились на поле битвы первыми. Они выстроились в единый фронт, в линию, простирающуюся на целый километр. Это очень внушительное зрелище — десять тысяч человек, готовые к смерти. На солнце сверкали доспехи. Отдельные лучи отражались в щитах, играли на обнаженных лезвиях и наконечниках копий, перепрыгивали со шлема на шлем, отражались в бляшках на панцирях. Троянцы стояли и ждали, пока со стороны моря появятся ахейские войска. И ахейцы явились. Агамемнон привел на бой пятьдесят тысяч человек. В центре конечно же шли золотые щиты Микен и спартанцы Менелая. Левый фланг занимали аргосцы Диомеда. Справа была сборная солянка, основным компонентом которой был Ахилл и его мирмидонцы. Предводители катили на колесницах перед центром войска. Атриды, Диомед, Одиссей, Аякс Теламонид, Нестор. Ахилла с ними не было, хотя его и приглашали. Он не хотел разговаривать. Он хотел лишь убивать. По большому счету при таком наличии «насекомых» мне было совершенно необязательно лезть на холм, чтобы следить за ходом битвы. Но если бы я не полез на холм, это было бы подозрительно. Мой наблюдательный пункт находился метрах в трехстах от последней линии ахейцев и примерно в полутора километрах от стен Трои. Даже с такого расстояния стены выглядели внушительно. И весь общий план показался мне неплохим. Войска замерли на расстоянии пятисот метров друг от друга, потом Агамемнон махнул рукой, и колесницы предводителей медленно поехали вперед. Конечно, подраться они всегда успеют. Сперва следует поговорить, обменяться традиционными оскорблениями, привести друг друга в ярость. Ритуал такой. Со стороны троянцев выдвинулась только одна колесница, и ехал на ней только один человек. Сегодня Приамид был сам себе возницей. Я активировал терминал и включил трансляцию. Так и есть, Гектор. Без копья, шлема и щита, с одним лишь висящим на поясе мечом. Ахейских вождей было шестеро плюс возницы. На их месте я бы прирезал Приамида на этих ни к чему не ведущих переговорах. Ситуацию для ахейцев это никоим образом не ухудшит, а обезглавленная армия Илиона не сможет оказать должного сопротивления. Но Приамид даже не думал о возможном предательстве врага. Ведь это была цивилизованная война, война по всем законам чести. Колесницы остановились, не доехав друг до друга метров пятидесяти. Ахейцы спешились, не желая, чтобы возницы слышали их разговор. Гектор тоже спрыгнул на землю. Дальше все пошли пешком. Остановились. Между ними жалкие пять шагов. Копий ни у кого нет, щитов тоже. Зато есть мечи и молот, с которым Аякс не расстается. Задумай они убить Гектора, вряд ли лавагет выстоит против шестерых, из которых пятеро — прославленные герои. Но они на самом деле замышляли только разговор. — Почему ты пришел один, Гектор? — поинтересовался Агамемнон вместо приветствия. — Я — Твой брат боится встретиться со мной лицом к лицу? — поинтересовался Менелай. Гектор пропустил слова младшего Атрида мимо ушей. — У тебя еще есть шанс спасти свой город, — сказал Нестор. — Выполни наши условия, и наши корабли оставят твое побережье. — Условия? — спросил Гектор. — Вы вернете жену моего брата, — сказал Агамемнон. — И выдадите нам оскорбившего ее Париса. — Вы выплатите нам контрибуцию, — сказал Нестор. — И будете платить нам дань каждый год. — И вы признаете владычество над Троей Золотых Микен, — сказал Агамемнон. — Это все? — спросил Гектор. — Размеры контрибуции можно обсудить позднее, — сказал Нестор. — Четыре условия, — сказал Гектор. — Что ж, давайте разберемся. Я могу отдать Елену без сожалений. Ради спасения города я даже готов выдать вам на растерзание своего брата. — Вы платите дань хеттам, — напомнил Нестор. — Но не подчиняемся их приказам и не воюем с их врагами. — Что ж, по крайней мере, ты не прячешься за стенами, как твой младший брат, — пробурчал Аякс. — Подумай еще, Гектор, — сказал Нестор. — Город падет, если ты не согласишься. — Город не просто падет. Он будет уничтожен, — сказал Агамемнон. — Город будет стерт с лица земли. Мы сожжем все, что горит, а прах развеем по ветру. Мы сокрушим все, что не может гореть. Мы засеем землю солью, чтобы никогда и ничего не выросло на этом пепелище. О Трое не останется даже памяти. Память-то как раз и останется, подумал я, и еще какая память. И археологи столетиями будут биться над поисками Трои, пока не повезет Шлиману. Но это все, что останется от Трои, — память. Я знал, что номер не пройдет, однако все равно надеялся, что Гектор примет условия ахейцев и спасет свой город. Умереть свободным или жить на коленях? На первый взгляд выбор, который подразумевает это пафосное высказывание, однозначен. Когда речь идет о жизни одного человека. Воина, чье основное предназначение — сеять смерть. А если на чаше весов оказывается не только его жизнь, но и жизнь его жены, детей, родителей, родных и близких? Двадцать тысяч троянских солдат готовы умереть свободными. А тридцать тысяч гражданских? Жизнь на коленях — это все равно жизнь. — Я думаю, — сказал Гектор, — что, даже если я приму твои условия, война для Трои на этом не закончится. И на смену войне против Агамемнона придет война по приказу Агамемнона, ибо твои амбиции безграничны, Атрид. Если мне суждено умереть в одной из этих войн, я предпочитаю смерть свободного человека смерти раба Золотых Микен. — Красиво сказано, — заметил мудрый Нестор. — Но ты сейчас выбираешь не только за себя, а за всю Трою. Это большая ответственность, лавагет. — Как лавагет я выбираю войну. Как будущий правитель я выбираю свободу. — Ты выбрал, — сказал Агамемнон. — Ты выбрал смерть. После того как Домосед (новое прозвище не прижилось) произнес свою эгоистическую речь, ахейцы развернулись и направились к колесницам. Гектор буравил взглядом их спины. Потом жестом подозвал лошадей, легко запрыгнул в колесницу и отправился к своей армии. Яеще раз окинул поле битвы взглядом. Бессмертных не наблюдалось. Пока. На этот просмотр Макс решил оставить меня в одиночестве и не позвал за режиссерский пульт. Не хотел слушать моих ехидных комментариев. Так что я торчал в своем кабинете, пил кофе, курил сигарету за сигаретой и ждал, чем закончится первая битва за город. Если верить Гомеру, то ничем. Вот только можно ли ему верить? Троянцы сохраняли спокойствие и неподвижность. Агамемнон двинул фланги вперед. Одиссей, чьи воины сегодня остались в лагере, правил колесницей Диомеда. Как он собирается управлять лошадьми и в то же время стрелять из лука? Ахиллес с трудом сдерживался, чтобы не перейти с шага на бег. Черт, переключаться с одной камеры на другую, чтобы ничего не упустить, было неудобно. Я выбрал фланг Ахиллеса, хотя Диомед и Одиссей как личности были интересны мне больше. Но с ними не было лучшего воина Ахайи. На остальных я посмотрю позже. Еще три моих затяжки, и войска сошлись. Гектор был прав. Как бы доблестно ни бились троянцы, как бы ни держали они свои ряды, заливая кровью каждый сделанный назад шаг, ахейцы брали числом. Несмотря на неистовый натиск Ахилла, лучше всего продвигались аргосцы, ведомые Диомедом и Одиссеем. Колесницы врывались в ряды обороняющихся, круша кости и разрезая тела на части установленными на колесах лезвиями, ряды троянцев ломались, и в прорыв сразу же устремлялась элита боевых сил Аргоса, личная гвардия Диомеда — гетайры. Мирмидонцы же за своим предводителем просто не успевали. Агамемнон с Нестором держались ближе к середине, не вступая в схватку, зато в передних рядах свирепствовал Менелай. Не такой уж он и рохля, каким казался. Надевая доспехи, Атрид словно преображался, из скромного и тихого младшего брата превращаясь в могучего и храброго воина. Что ж, первое впечатление бывает обманчиво. Война отвратительна на вид. Я вам скажу — это истина на все времена. Попадая в большое скопление людей, граната творит страшные вещи. Но и боевая колесница оставляет после себя месиво ничуть не приятнее на вид. Удар копья не просто пронзает тело, он дробит кости, встреченные на пути. Мечи рубят руки, ноги, головы, выпускают наружу кишки. Стрелы выбивают глаза. Предсмертное ржание лошадей периодически перекрывает стоны раненых бойцов. Животных жалко вдвойне, их не призывали в армию и привезли на смерть, даже не спросив. Все побывавшие в схватке бойцы залиты кровью с головы до ног, своих и чужих никому уже не различить. Рубились наугад. Бились в основном на мечах и копьях, луки пускали в ход только в самом начале, пока между войсками была хоть какая-то дистанция. Сейчас же залп из луков с любой стороны с одинаковым успехом накрыл бы и троянцев, и ахейцев. Когда, потеряв примерно треть своего войска, Гектор все же скомандовал отступление, я воспринял это с облегчением. Глупо. Я знаю, что троянцы проиграли, знаю, что все участники войны, и проигравшие и победители, умерли три с половиной тысячи лет назад, знаю, что Шлиман откопал развалины гордого города, на стены которого я сейчас смотрю, и все равно болею за троянцев. Ведь переживают всегда за слабейшего. Хоть это и глупо, когда знаешь исход. Скейские ворота были открыты, и троянцы вливались в них беспорядочной толпой. Следом неслись аргосцы Диомеда. Мирмидонцы Ахилла отставали от них на сотню шагов. Со стен в сторону ахейцев летит туча стрел. Они губят людей сотнями, как атакующих ахейцев, так и отставших троянцев. Гектор стоит у ворот и подгоняет своих людей, но бежать быстрее они уже не могут. Гектор вбегает в ворота, оставляя снаружи отряд смертников, который связывает ахейцев боем до тех пор, пока двадцатка здоровенных воинов Циклопа водрузит на место засов. Камикадзе сметают за несколько секунд, но задача выполнена и ворота закрыты, а тарана у ахейцев пока нет. Троянцы осыпают их стрелами. Теперь уже можно стрелять без опасения попасть в своих. Все, кто за стенами Трои, — враги. Ахейцы пытаются отвечать, но тут у защитников города огромное преимущество: стрелять сверху вниз куда проще, чем снизу вверх. Ахейцы тащат лестницы. И тут же выясняется, что кто-то, дававший задание плотникам ошибся. Лестницы пилосцев, спартанцев и золотых щитов не дотягиваются до верха стены на несколько метров. Интересно, они что, оценивали высоту стен на глазок? По размеру подходят только лестницы аргосцев. Ахилл в бешенстве расшвыривает гетайров и лезет наверх. Навстречу ему летят стрелы, дротики, копья и камни, но неуязвимого не остановить. Он опережает гетайров по меньше мере на полтора десятка ступеней. Аргосцы валятся вниз. У них нет иммунитета на оружие троянцев. Диомед отдает какие-то распоряжения, спрыгнув на землю и прикрываясь щитом. Вряд ли в этом шуме его кто-то слышит. Оставшийся в гнезде колесницы Одиссей стреляет из своего легендарного лука. Бойня. А Ахиллес уже на стене. Он расшвыривает троянцев в стороны, он разит без промаха, потому что промахнуться в такой тесноте невозможно. Пятачок вокруг него постепенно пустеет. Если гетайрам удастся закрепиться на этом участке стены, город падет. — Ахиллес! — восторженно ревет ахейское воинство. Еще три лестницы вырастают рядом с Ахиллом. Но у остальных нет шансов, троянцы подпускают гетайров на расстояние копейного удара и разят наверняка. Кто-то уже тащит наспех сколоченные длинные рогатины, чтобы отталкивать лестницы от стены. Ахиллес теперь не одинок, рядом с ним бьются четверо гетайров и верный Патрокл. Защитники города ничего не могут с ними сделать. Разворачиваются лучники на Скейской башне. Патрокл плюет на храбрость и успевает спрыгнуть на лестницу. Гетайры валятся вниз, нашпигованные стрелами. Пелид снова бушует в одиночку. Справа к нему прилетает копье. Прилетает и отскакивает от панциря. Вслед за копьем на Пелида валится Эней Основатель. Они падают, но сразу же вскакивают. Пелид заносит меч, Анхисид толкает его щитом. На какой-то краткий миг Ахиллес теряет равновесие, Эней бьет его свободной правой рукой, и Ахилл летит на землю. Вообще-то стены Трои, по самым скромным моим прикидкам, около двадцати метров в высоту. Упасть с них, да еще и на толпу, сплошь вооруженную и в шлемах с острыми гребнями, означает верную смерть. Для любого. Пелиду закон не писан. Он встает с трупов людей, которые не были трупами до его приземления, и смотрит вверх. Эней плюет на него со стены, но промахивается. Лестниц больше нет. Разбитые, они лежат на земле. Троянские лучники поливают землю смертельным дождем. Агамемнон с явной неохотой командует отступление. Обошлось без сюрпризов. Троя не пала в первый же день войны. Чуть не пала. Но городу все-таки удалось выстоять. После битвы троянцы заслали к ахейцам парламентеров с предложением двухдневного перемирия, дабы подобрать и с подобающими почестями похоронить павших. Агамемнон дал согласие под давлением Нестора. Воины ушли с поля, уступив место похоронным командам. Первое сражение за город закончилось. Я отправился в долину Скамандра вместе с похоронными бригадами. Работа этих парней была проста: они ходили по полю, сортировали трупы и складывали их в кучи. Потом к кучам подъезжали запряженные битюгами повозки, трупы перекладывали на них и, в зависимости от принадлежности к той или иной стороне, отвозили либо в город, либо на побережье. Своих отличали от чужих только по доспехам. А иногда и наугад. Идти было трудно. Перешагивая через мертвые тела, я то и дело поскальзывался в лужах крови или на чьих-то внутренностях и спотыкался об отрубленные конечности. Наблюдение я отключил к чертовой матери. Мне хватало и того, что я видел здесь. Жалко, что Агамемнона тут нет. Стоит ли его империя Пелопидов таких зрелищ? Наверное, он думает, что стоит. Навстречу мне брела знакомая фигура. Сначала я не поверил своим глазам. Парень же только что чудом живым выбрался из настоящей мясорубки, так почему же он здесь, а не дома, с женой и ребенком? Хочет проникнуться духом происходящего до самого конца? Через сотню шагов мы встретимся. Как мне его приветствовать? Пожелать радоваться в такой обстановке? Тут не подходит ни пожелание доброго дня, ни здоровья. А нейтрального «привет» еще не изобрели. Он просто махнул мне рукой, и мы пошли рядом. — Ты все-таки здесь, — констатировал Гектор. — Яи сам уже не рад этому, — сказал я. — Наверное, я должен тебя ненавидеть. Ты сразил Аполлона, нашего божественного защитника. — Яне узнал его. — Сообщать ему, что я собирался сразить его брата, мне показалось недипломатичным. — Не узнал Аполлона? — удивился лавагет. — Так уж получилось. Молчание. Шаги. — Я отдал бы им Париса и все сокровища Трои, лишь бы они убрались в свою Ахайю, — сказал Гектор. Вопрос о выдаче Елены даже не обсуждался. Интересно, изменилось бы его решение, если бы он знал, ради кого красавица покинула Спарту? Не думаю. — Но им мало, — продолжал Гектор. — Им нужно войско Трои, чтобы идти на хеттов. А кто потом? Черная Земля? Гиперборея? Этой войне не будет конца. — Наверное. — Я устал от войн, — сказал Гектор. — Я хотел бы жить в мире с соседями. Собственно, это я настоял и заставил отца помириться с хеттами на не слишком выгодных для нас условиях. Но хетты согласны на золото, а жизни своих соотечественников я ценю дороже этого металла. А Агамемнон… Он мне даже не сосед. — Ему мало власти над Микенами. — Для жажды власти Агамемнона не установлен предел. — Гектор… — Что? — Что ты думаешь об Ахиллесе? — Мы едва не проиграли сегодня из-за него. Хорошо, что Анхисид оказался на месте. Эней скинул его со стены, я сбросил в море… Не представляю, что с ним делать на поле битвы. — Ты слышал историю его рождения? — Да. — А о купании в Стиксе? — Тоже. — Мать держала его за ногу. Бей в пятку. — Слишком маленькая и неудобная мишень. — Другой тебе никто не предложит. — Зачем ты мне это говоришь, Викторид? Надо же, не забыл. — Ты бьешься на стороне Атридов. — Я всегда на своей стороне, — сказал я. — Та битва на корабле была ошибкой. Мне не стоило вмешиваться. Теперь я просто наблюдатель. — И для кого же ты наблюдаешь? — Яне могу об этом говорить. — Но не для богов Олимпа? — Я слишком издалека. У нас другие боги. — Такие же кровожадные, как наши? — Почти. Молчание. Шаги. — Ахиллес не воин. Он мясник. — Еще один повод его убить. — Моя сестра говорит, чтобы я не бился с ним. Говорит, что он меня убьет. — И ты ей веришь? — Это не вопрос веры, — сказал Гектор. — Я превосхожу его во всем. Ялучше владею копьем и мечом, думаю, что и в колесничном бою смогу его побить. Но я не могу убить его. — Бей в пятку. Послушай моего совета. — Это слишком просто, — сказал Гектор. — Все гениальное просто, — сказал я. — — Отрави свой меч. Смажь кинжал ядом. — Это низко. — Проклятье! Мы не на Олимпийских играх, Гектор! Опомнись! Ты готов отдать своего брата на растерзание своре голодных псов, но, когда речь идет о враге, ты слишком щепетилен. Молчание. Шаги. Опять молчание. Парис участвовал в бою, стоя на стене и помогая лучникам. Трое оруженосцев прикрывали его щитами во время ответных залпов. Пусть хоть так… У Гомера Парис был неоднозначен. Временами обычный обыватель и трус, а временами он ничуть не уступал Гектору в деле истребления ахейцев. Именно из-за его спины сегодня на Киборга бросился Эней. Яснова и снова прокручивал этот эпизод на мониторе. Прыжок, падение, подъем на ноги, удар щитом, удар кулаком. И неуязвимый снова летит со стены. Жалко, ни на чье копье пяткой не напоролся. Красивый момент. Меня от него уже тошнило. — Ага, застукан на месте преступления. — сказал Макс, появляясь в моей вотчине. — Любуешься, как Мачо уделал Киборга? — Что? — машинально переспросил я. — Говорю: любуешься как Мачо уделал Киборга? — Ага. — Через полтора часа Билл собирается объявить зрителям правду. Я должен при сем присутствовать. — Сочувствую. — Зато тебе повезло. Сидишь тут и в ус не дуешь, а мне перед репортерами выделываться. — А ты не выделывайся. Прикинься дураком. Тебе это несложно будет сделать. — И завтра же меня уволят? Нет, спасибо. Как тебе сражение? Все внимательно просмотрел? Никаких больше закидонов? — Кроме того, что Киборг чуть не взял город в одиночку? Никаких. — Может, они вообще кончились? Закидоны, я имею в виду. — Может. — Ты в это веришь? — А ты? — По крайней мере, стараюсь, — сказал он. — Получил последние записи? — Пока нет. А там что-то интересное? — Домосед гуляет по полю имило беседует с полковником Трэвисом о Киборге. Алкаш с Рыжим пьют, Тиран с Рогачом пьют, Мачо спит без задних ног, Симпампуля милуется со своей Красоткой, в общем и целом все тихо. Киборг с Дружком сидят в шатре и жрут. Поносят троянцев. — Понятно, — сказал я. — Присмотри тут, пока меня нет. — Бу сделано. — И пожелай мне удачи. — Удачи. — А более жизнерадостно? — Удачи. — Гад ты. — Еще какой. Значит, через полтора часа Билл, Джон и Макс будут объяснять прессе технические характеристики темпорального туннеля и рассказывать об организационных проблемах, связанных с проведением съемок в Древней Греции. А я тут остаюсь держать руку на пульсе событий. Чудесно. Иногда я тупой. Особенно в последнее время. Поэтому только через полчаса обратил внимание на то, как Макс называл Энея. Мачо. Хотя с самого начала в нашем внутреннем обиходе Анхисид был Итальянцем, и никем иным. Мелочь, но почему-то мой измученный разум за нее зацепился. Конечно, Макс мог просто оговориться. Это было самое простое и логичное объяснение. Заработался и начал путать имена. Но мне не слишком верилось, что он оговорился три раза. Энею сменили кличку? С какой стати? И почему никто не известил меня? И зачем менять кличку так спешно? Странно. Я выключил просмотр и вывел на экран файл со списком героев, за которыми мы вели особое наблюдение. В скобках рядом с именами были написаны прозвища, которые использовали только сотрудники проекта. Эней обнаружился между Домоседом и Циклопом. В скобках стояло — Мачо. Мне стало плохо. Этот файл составлял я сам. Доступа из локальной сети к нему не было. Конечно, при условии, что среди наших сотрудников не затесалось ни одного толкового хакера. Но зачем кому-то лезть в мои файлы и изменять одно-единственное имя? Розыгрыш? Очень глупо. Не думаю, что в той запарке, в которой мы работаем, у кого-то есть время на розыгрыши. Какой смысл в изменении клички, существующей исключительно для внутреннего пользования? Чем Мачо принципиально лучше Итальянца? Короче в два раза, ну и только. Подозрение, забравшееся под мой скальп, было настолько чудовищным и нелепым, что я расхохотался. Этого просто не может быть, потому что этого не может быть никогда. Я закурил сигарету и подумал, что, если начну проверять свое предположение, значит, самое подходящее для меня место — ближайший дурдом. Кто-то явно переработал, и совершенно точно, что этот кто-то — я. Стряхнул пепел в пепельницу. Если я прав, то произошла глобальная катастрофа, которую никто не заметил. Но если так, то почему ее заметил я? Абсурд. Невозможно. Следует забыть об этом и поискать более простые объяснения. Розыгрыш. Явытащил из кармана телефон и ткнул клавишу быстрого набора. Сейчас все разъяснится. — Макс? — Ты дьявольски вовремя позвонил, Дэн. Через десять минут репортеры разорвут меня на части, Джон уже заканчивает вводную часть. — Ятебя не задержу, ответь только на один вопрос. Как давно мы зовем Энея Мачо? — С самого начала, — обалдело сказал Макс. — Ты сам придумал эту кличку, потому что он похож на актера из этих старых фильмов. Как его? Бандерас? Ну что-то в этом роде. А что, Дэн? — Ничего, проверяю одну теорию. Ни пуха. — К черту и сыну его Биллу. Существует ли хоть мизерный шанс, что и в такую минуту Макс способен меня разыгрывать? И если это мистификация с целью заставить меня усомниться в собственном рассудке, то сколько человек ее поддерживает? Учитывая, что кто-то поработал с моим компьютером, мистификация должна быть хорошо организована. А смысл? Я запер кабинет на ключ, немного постоял в коридоре, вспоминая, с какой стороны тут лифт, спустился на четыре этажа и вошел в звукозаписывающую студию. Звукорежиссер с ассистентом сначала приветственно махнули мне, а потом принялись изображать мельницы, стараясь дать мне понять, чтобы я сваливал. Явсем своим видом выказал готовность молчать, дождался конца эпизода, после чего подозвал статиста, озвучивающего Энея. Слишком мелкая сошка, чтобы Макс посвящал его в свои хохмы. — Знаешь меня? — Вы — большая шишка в проекте. — Вот именно. Отвечай на мои вопросы. Ты давно работаешь здесь? — С самого начала. — Как зовут твоего персонажа? — Эней, сын Анхиса. — Кличка? — Мачо. — У статиста был вид человека, разговаривающего с дебилом. Правда, с дебилом, который занимает более высокий пост и может здорово осложнить тебе жизнь, поэтому ему стараются не показывать, что он дебил. — Свободен, — сказал я и вернулся в свой кабинет. Убрал с экрана список персонажей, вышел в Интернет на сайт Географического сообщества и вызвал карту мира. Вот так и становятся сумасшедшими. Вот Европа, вот характерный сапог, вот… Окурок выпал у меня изо рта. Италии на карте не было. — Троя покорялась врагу лишь один раз, — сказал Гектор, — И этим врагом был ахеец. Мы не стыдимся этого поражения, ведь мы склонились тогда перед самим Гераклом. — Гераклу помогал эффект внезапности. — Этот герой успел отличиться везде. — У него с собой не было столько людей, сколько у Агамемнона. — Геракл не занимал и не грабил Трою, — сказал Гектор. — У него были проблемы с тогдашним правителем города, моим дедом Лаомедонтом, и, убив его, Геракл сразу покинул побережье. Агамемнон — не Геракл. — Гераклов в мире вообще не осталось. Шаги. Молчание. — Мы проиграем, — сказал Гектор. — Наш единственный шанс затянуть войну и выиграть хоть какое-то время для наших семей — остаться в Трое, охраняя стены. Но отец настаивает, чтобы мы бились в поле. Эта дорога ведет в Аид. — Кто из вас руководит войском? — Он правитель города и мой басилей. — Ты ведешь эту войну, Гектор. — Твои речи смущают мой разум, чужеземец. — Реши, что для тебя важнее, лавагет. Выбор между честью и долгом — самый суровый выбор, который вы можете предложить настоящему мужчине. Что бы он ни выбрал, он все равно поступится частью своей жизни, потеряет частичку своей личности. Главное в этой ситуации — четко понимать, что именно ты теряешь и насколько ценно то, что ты приобретешь. Молчание. Шаги. Что я делаю? Какого черта я набиваюсь Гектору в советчики? Что я ему советую? Может быть, мне уже не стоит возвращаться назад и попытаться получить ахейское гражданство? Ведь мои речи ведут к изменению истории. Хотя Дэн и утверждает, что нарушить «принцип бабочки» невозможно. Молчание. Шаги. Мы встретили похоронную команду. Не знаю чью. Наверное, троянскую, потому что с большим изумлением они смотрели на моего спутника. Полагаю, что ахейцы пялились бы на меня. — Мой брат Гелен тоже пророк, — сказал Гектор, — Но в отличие от Кассандры он предсказывает верно. Своим даром он пользуется редко, однако его пророчества всегда сбываются. Он не видит ближайшее будущее и не видит падение Трои, но он говорит, что через двадцать лет на этом месте не будет никакого города. — В этом они с Кассандрой схожи. — Иногда я думаю, что мы все слепы, лишь моя сестра видит правду. Но я не хочу этому верить. — Я вообще не верю пророкам. — Зря, — сказал выходящий из воздуха Гермес. Змеи извивались и шипели на его кадуцее. — Иногда и пророки говорят правду. — Радуйся, Гермий. — Погуляй один, лавагет. Гектор пожал плечами и свернул в сторону. — Я был неправ, — сказал Гермес. — Бывает. Даже с богами. — Я ошибся в своих расчетах. Арес не выйдет в поле, пока там не будет тебя. — Может, стоит оставить эту войну людям? — Нет, — сказал Гермес. — Ты не понимаешь сути происходящего. — Значит, ты не старался мне ее объяснить. — Боги не объясняют свои решения обычным смертным. — Тогда не ожидай, что смертный пойдет тебе навстречу. — Ты дерзок, Алекс, — сказал Гермес. — Мне это нравится. Гектор свернул за наваленный из трупов курган и пропал из виду. — Перед тобой стоит сложная задача, — сказал Гермес. — Выйти в поле, чтобы мой воинственный брат принял участие в битве на стороне троянцев, и при этом не дать ему себя убить. Пока ты будешь жив, Арес будет на стороне Трои. Но, как только ты умрешь, он сразу же повернется против нее. — Непостоянный он какой-то, — сказал я. — Как флюгер. Не пойму только одного. В чем здесь твоя выгода? — Ты не веришь в мой альтруизм? — Прости. — Правильно делаешь. Но это не только мой интерес, и я не могу сейчас говорить о нем. — Он указал кадуцеем на собирающиеся в небе облака. — Побеседуем позже. Я сам тебя найду. — Поторопись, — сказал я. — Я не люблю загадок. Гермий сделал шаг и растаял в воздухе. Интересно, как это у него получается? На карте вместо Италии была Рутулия. Нелепое название для страны. Я расхохотался, с тревогой уловив в собственном смехе истерические нотки. Рутулия! Почему бы нет? Когда в итоге долгих странствий Эней Основатель высадился на гостеприимный итальянский берег, там обитало племя рутулов. Война между рутулами и остатками троянцев была неизбежна, и тогда вождь рутулов предложил Анхисиду поединок, победитель которого получал все права на землю, а проигравший уходил. Эней принял вызов на поединок и выиграл его. Рутулы ушли, а Эней основал город, ставший предтечей Рима. И стала Италия. Которая теперь есть Рутулия. Этому могло быть много объяснений. Во-первых, вождь рутулов убил Энея и рутулы вытеснили троянцев со своих земель по праву победителей. Во-вторых, Эней мог утонуть во время своих странствий. Он мог остаться в Эпире У Гелена Приамида. Он мог жениться на Дидоне и остаться в Карфагене. Была сотня причин, по которым Эней мог не добраться до итальянского берега. Но причин, связанных с Троянской войной, было только две. Эней не смог пережить войну и вообще не отправился в свое долгое плавание. Или, что уж совсем невероятно, троянцы выиграли войну и Энею не было нужды никуда плыть. Интересно, а показания Гомера тоже изменились? И если так, то в какую сторону? Ага… Из текста «Одиссеи» Эней выпал, но троянцы войну проиграли. Наскоро пробежав глазами «Илиаду» — а это было достаточно непросто — я обнаружил, что Анхисид был сражен Ахиллесом в тот же день, что и Гектор. Несколькими минутами ранее. Но почему? Потому что Эней взял над ним верх и сбросил со стены? Нет, вряд ли. Почему история изменилась? Почему я знаю, что она изменилась, а больше никто не знает? Если Италии не было изначально, откуда в моем мозгу взялось это слово? Пришла пора прочистить мозг электрошоком. Я вызвал поисковую программу и ввел в строку слово «Энеида». Программа выдала ноль ссылок. Вергилий. Ноль ссылок. Италия. Ноль ссылок. Рим. «Данных по вашему запросу не обнаружено. Сформулируйте его иначе и повторите поиск». Сицилия. «Рутулийская провинция, аннексированная в двенадцатом веке до нашей эры. Основные города…» Бред. И тут до меня дошло, что мы утратили вместе с потерей Рима. И у меня внутри все оборвалось. Правильно, Папу Римского. А вместе с ним и всю Римско-католическую церковь. Значит, это был не пьяный бред. Гермес действительно приходил в мою палатку и просил воздержаться от участия в предстоящем сражении. Гермес и Аполлон. Двух богов я уже видел воочию, одного из них даже успел приложить в челюсть. Первичный контакт установлен, следует переходить к отработке связей? Мистер Картрайт хотел, чтобы я прояснил для него вопрос с богами, но сам вопрос он не сформулировал. Боги существуют — это факт, но тот ли это ответ, который ему нужен? Если существуют Гермес и Аполлон, значит, существуют и все остальные, значит, рассказ об Ахилле правдив от начала и до конца, значит, сами боги мешают нам вести съемки на Олимпе. Но они почему-то не против, чтобы их снимали в Троаде. Я чувствовал, что влезаю, а точнее — уже влез, и причем по самые уши, в игру, правил которой |
||
|