"Во имя рейтинга" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)ГЛАВА 19 Воздух был напоен ожиданием грозы. Банальная фраза, но… Я совсем не имею в виду, что над полем будущей битвы висело облако с восседающим на нем Громовержцем. Просто было у меня такое чувство, что сегодня что-то произойдет. Что-то значительное. Когда я увидел, сколько народу Гектор выводит на поле из Скейских ворот, то понял, что чувство это посетило не меня одного. Если я не ошибаюсь, троянский лавагет выставил сейчас в поле почти всех оставшихся у него воинов. А я в таких вещах ошибаюсь редко. Глаз у меня натренирован. Старший Атрид тоже серьезно подошел к сегодняшней битве. Такого количество бойцов он не выставлял со дня первого штурма. Линия фронта растянулась на несколько километров. Центр, как обычно, Атриды оставили за собой. Левый фланг был отдан аргосцам Диомеда. Вожди с армиями поменьше стояли справа. Одиссей, оба Аякса, Ахилл с Патроклом, Идоменей, Нестор. Никто из прославленных и богоравных не остался сегодня в лагере. Ахейцев было много. Гораздо больше, чем троянцев. Неужели война закончится сегодня? Или хотя бы в ближайшие дни? Неужели противники решили поставить на карту все? Я находился рядом с колесницей Одиссея, натягивающего тетиву на свой знаменитый лук. Басилей Итаки был серьезен, собран и немногословен. Я прикрыл глаза и попытался проследить, чем заняты сейчас знаменитые троянцы. Гектор и Эней, как и подобает вождям, находились во главе войска. Циклоп и Сарпедон возглавляли фланги. Парис стоял на башне рядом со Скейскими воротами, а по правую руку от него были еще двое лучников. Точнее лучник и лучница. Аполлон и Артемида, брат и сестра, пара божественных стрелков. Олимпийцы снова спустились на землю, чтобы убивать смертных. Правда, в свете последних событий я совсем не уверен, что их вмешательство сильно поможет троянцам. Аполлона не было видно на поле сражения со дня ахейской высадки на побережье, и до сегодняшнего дня мне было не слишком понятно, каким образом Ахиллес собирается выполнить полученный от Зевса приказ. Златострелый дарил Ахиллесу воистину божественный шанс. Знал ли он, какую волю высказал Пелиду отец богов? — Не понимаю, — пробормотал Одиссей — Гектор выгнал в поле столько народу, что в городе наверняка не осталось и сотни воинов. Чего он хочет добиться? Прямо мысли мои читает. Островитянин бурчал себе под нос. Одиссей явно ни у кого не требовал ответа, хотя я, всю ночь наблюдавший за троянским лавагетом, мог бы объяснить Лаэртиду поступок Гектора. Не в силах более держать тяжкие мысли при себе, сразу же по возвращении со свадьбы Ахилла Гектор поделился своими сомнениями с женой. И та закатила ему богоравный скандал, по сравнению с которым самая жуткая сеча с ахейцами казалась милой возней ребятишек в песочнице. — Мы проигрываем войну! — кричала Андромаха. — Ты, муж мой, глава нашего войска, ее проигрываешь! И не надо быть твоей вещей сестрой, чтобы понять, что ждет нас после падения города и твоей смерти, Гектор! Я не желаю быть чьей-то рабыней! Я не хочу видеть смерть моего сына! Нашего с тобой сына! И я не желаю видеть твою смерть, Гектор! Смерть твоего отца, твоих братьев и сестер! Каждый день ты выводишь войска за неприступные стены, ведешь людей, словно агнцев на заклание! — Я ничего не могу сделать, пока на троне мой отец. — И ты, верный сын, предпочитаешь смерть от ахейской руки, но ничего не хочешь сделать для спасения своего города? Своего народа? — Я не могу. — А я могу, — неожиданно тихо сказала Андромаха. — Если жизнь города требует жертв, то я готова принести эти жертвы. Твоего отца, твоего брата, эту чужеземку, из-за которой все началось, себя и даже своего сына, Гектор. И я сделаю все, что надо. — Что ты говоришь, любимая? — Выходи завтра в поле, — сказала она. — А когда ты вернешься, ты станешь правителем нашего города. Я позабочусь об этом. Ты только вернись. На лице Гектора сменялись обуревающие лавагета чувства, но борьба была недолгой. Видимо, он для себя все уже решил. И предпочел не задавать своей жене лишних вопросов из опасения услышать хотя бы один ответ. Анхисида он разбудил пинком. Легким, конечно, можно даже сказать — дружественным, но все равно пинком. И даже не специально, а потому что Эней спал на пороге своего дома, так и не добравшись до опочивальни, и лавагет об него банально споткнулся. — Ты достаточно трезв для серьезного разговора? — А то, — сказал Эней. — Завтра мы выйдем в поле, — сказал Гектор. — Как это завтра? А перемирие? — В Тартар перемирие. — Это подло, — сказал Эней. — Но это мне нравится. Наши воины не гуляли на свадьбе. И последствия возлияний Дионису их не мучают. Мы перережем врагов сонными. — Нет, — сказал Гектор. — За час до рассвета пошлем в их лагерь гонца и предупредим о битве. — Но зачем, Приамид? — Завтра мы выйдем в поле в последний раз, — сказал Гектор. — И пусть все будет сделано по правилам. Мы нарушим перемирие, но не подло и низко, а заранее предупредив об этом. И никто не упрекнет нас… — В последний раз? Что это значит, Гектор? — Если мы переживем этот бой, то потом будем лишь защищать стены. Наш город неприступен, когда наше войско внутри него. А завтра… Завтра мы должны нанести ахейцам удар, который они запомнят надолго. Пришло время бить по вождям, Эней. Атриды, Ахиллес и Аякс Большой должны умереть. Я не хочу, чтобы они вышли из боя живыми. — Аякса я возьму на себя, — сказал Эней. — Но как быть с Атридами? Агамемнон не бьется в первых рядах. — Поговори с лучниками. Я постараюсь убить Ахиллеса. — Но как? Мы же пробовали с тобой, помнишь? Поганец неуязвим. — Любого можно убить, Анхисид. Любого, даже бога, а Ахиллес пока еще не бог. Одиссей закинул лук за спину и принялся пересчитывать стрелы. А стрелы у Лаэртида были отравленные, после попадания итакийца еще никто не выживал. Благородные воины не видели ничего зазорного в том, чтобы смазывать свои стрелы и копья ядом. Разные у нас с ними понятия о благородстве. Правда, я себя благородным никогда не считал. По моему скромному разумению, честь и война — понятия несовместимые. Если ты хочешь победить, то тебе лучше забыть о чести и использовать все средства для достижения цели. Я до сих пор жив только потому, что ничем не брезгую при выборе средств. Поэтому я никогда не смогу понять Гектора, который решил нарушить перемирие, что давало сынам Трои определенное преимущество, но не стал это преимущество развивать и отправил ахейцам глашатая с вестью об утренней битве. Как и следовало ожидать, сие известие ахейцев обрадовало несильно. Половина войска, включая всех предводителей, была пьяна, и лагерь долго сотрясали похмельные стоны и крики о предательстве и вероломстве жителей Илиона. Но протрезвели они достаточно быстро. Прекрасно понимая, что троянцы не будут делать скидок на похмелье врага, вожди чуть ли не пинками загоняли своих солдат в холодную морскую воду. Диомеда Одиссей пошел будить лично. — Просыпайся, ванакт. — Кто здесь? — Одиссей. — А, тип, преисполненный козней различных и мудрых советов… Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом. — Ты нуждаешься в хорошем пинке. До рассвета осталось совсем немного. — И что с того? — Гектор нападет на нас на рассвете. — Чушь. У нас еще два дня перемирия. — Троянцы нарушили его. — Приапоголовые ублюдки! Ведь их вожди бухали вместе с нами! — Гектор почти не пил. Он здраво рассудил и выбрал удачное время для битвы. Для Трои это хороший выбор, Тидид. И мы должны быть благодарны Гектору хотя бы за то, что он решил предупредить нас, а не напал внезапно. — Клеад, вина! Твоему господину срочно надо поправить здоровье перед боем! Одиссей наклоняется, проверяет, ладно ли сидят на нем боевые сандалии и поножи, несколько раз притопывает ногой. Древнегреческий воин перед боем подобен современной женщине перед важным для нее свиданием. Одевание и моральная подготовка могут занимать даже несколько часов. Ахиллес, например, начал облачаться в свои божеской работы доспехи почти сразу же после извещения о предстоящей сече. Зато Диомед до сих пор мудрит со своей броней. Точнее, Клеад над ней мудрит, а Диомед глушит неразбавленное вино, добиваясь нужной кондиции. Я в очередной раз пожалел об отсутствии курева и вернулся к наблюдению за троянцами. Андромаха, Елена и Кассандра — этакий женсовет, спускаются со стены, откуда они любовались на своих мужей и братьев, и идут в сторону царского дворца. Они не разговаривают между собой, а на лицах у них отчаянная решимость. Парис постоянно косится на божественную парочку по соседству. Странно, но сейчас камеры фиксируют богов. Приамид то и дело порывается что-то спросить у коллеги-лучника, но Аполлон даже не смотрит в его сторону. Взор Сребролукого устремлен на выходящий из лагеря авангард Агамемнона. Хорошо, что стрела, пущенная с крепостной стены, не может долететь до стоянки ахейцев. Даже стрела Аполлона. Услышав о предстоящей битве, к предводителю ахейцев заявился Калхант и стал на все лады предрекать Агамемнону победу. Типа и видение ему ночью было, и по внутренностям он гадал, и вообще боги за нас, наше дело правое и все в этом роде. А сам всю ночь дрых в своем шатре. Наверное, Зевс ему приснился. Агамемнон был не дурак и особо полагаться на слова прорицателя не стал. Тем более что и в расположении богов у него были определенные сомнения. Вместо того чтобы слепо ринуться в битву, он провел короткий брифинг с остальными командирами. Поскольку все были с похмелья и злые, особо настраивать на бой их не пришлось. Оказывается, находясь внутри амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя», я упустил многое из того, что творилось в реальном мире. У нашего проекта, к счастью, помимо многочисленных поклонников были и противники. Остались еще на Земле здравомыслящие люди. И это были не просто противники, а активные, достаточно обеспеченные и опасные люди. Поначалу это был просто треп в Интернете по поводу, а не оставить ли нам древних греков в покое и не стоит ли прекратить наживаться на чужой смерти. Нельзя сказать, что этическая сторона вопроса сразу взволновала многие умы, но по мере того как древнегреческие реалии начали просачиваться из прошлого в настоящее, обеспокоенных становилось все больше. После того как полиция Лос-Анджелеса чудом предотвратила человеческое жертвоприношение в только что построенном храме Афины, противники «Трои» вылезли из Интернета, объединились с правозащитниками и создали организацию с претенциозным названием «Хранители прошлого». Программа действий хранителей была направлена на прекращение реалити-шоу «Троя» любыми средствами. Начали с цивилизованных. Попытка воздействовать на акул медиабизнесса через средства массовой информации, как и следовало ожидать, провалилась совершенно бесшумно, даже безо всякого треска. Конкурирующие каналы, терявшие рейтинг по вине нового проекта, и те не осмеливались выступать против всемогущего мистера Картрайта. Продавить через Конгресс законопроект, запрещающий вмешательство в прошлое планеты, тоже не удалось. Лобби мистера Картрайта окопалось и в Сенате, и в палате представителей так давно, что подвинуть его можно было только при помощи бронетехники, и то не сразу. Конечно, после второй неудачи компания хранителей несколько уменьшилась в числе, зато остались самые закаленные и самые радикальные. И оставшееся в их распоряжении средство тоже было радикальным. Террор. Конечно, в какой-то степени хранители были психами. Но сейчас психи могли оказаться самыми здравомыслящими людьми и сыграть решающую роль в нашей постановке. Именно к ним примкнул Макс после увольнения с нашего проекта. Битва кипела уже второй час. Ахейцы и троянцы снова убивали друг друга. Заколебала меня эта война. Самое идиотское занятие из всех, в коих мне приходилось участвовать. Поначалу сегодняшнее сражение мало чем отличалось от предыдущих. Прославленные герои разили безымянных солдат и никак не могли сойтись в схватке друг с другом. Я устроился на небольшом холме вместе с резервом Одиссея и наблюдал за битвой в оба глаза и добрую сотню камер. Но на данный момент самое интересное происходило отнюдь не на поле боя. Три разъяренные фурии ворвались в опочивальню правителя Трои, взашей вытолкали рабынь и разбудили почтенного патриарха, который, похоже, собирался проспать одну из последних битв своей армии. Едва Приам открыл глаза, как Кассандра приставила нож к горлу своего отца, а Андромаха поднесла ему чашу с вином. — О неразумные дочери, что… — Пей, — коротко приказала жена троянского лавагета. — Что это? — Разумеется, это яд, — сказала Андромаха. — И ты его выпьешь, старик, если не хочешь, чтобы твоя дочь перерезала тебе горло. — А я это сделаю, — мрачно пообещала Кассандра. — И только попробуй мне в очередной раз не поверить. Куда больному старику справиться с тремя молодыми женщинами, спасающими себя, своих мужей и свой город. Приам даже пробовать не стал, его рука безвольно приняла чашу с ядом, и он выпил напиток. Молча, без пафосных речей, просьб о милосердии или стенаний о неблагодарных потомках. Не знаю, как жил троянский правитель, но умер он достойно. — Прости, отец, — сказала Кассандра, когда тело старика перестало биться в конвульсиях. Ни единой слезинки не выкатилось из ее глаз. Гектор обезумел. Куда делся тот спокойный и рассудительный человек, с которым я беседовал когда-то, куда пропал верный муж и любящий отец? Вместо него на поле неистовствовала боевая машина смерти, сеющая ужас в рядах ахейцев, ужас, сродни которому был только страх троянцев перед Ахиллесом. Но сойтись в битве они пока не могли. Гектор бился в центре, а Ахиллес — на фланге. Судя по всему, в данный момент троянский лавагет нацелился на братьев Атридов. На фланге аргосцы Диомеда теснили доблестного сына Афродиты и Анхиса, несмотря на чудеса доблести, которые демонстрировали Эней и его солдаты. Увы, даже в эти времена один воин не может выиграть войну, если, конечно, этот воин не Ахиллес. Сарпедон пока держался против натиска Пелида, Аяксов и Одиссея, но я видел, что долго ему не выстоять. Вошедший в раж Ахилл убивал уже десятками. Но Патрокл, чья смерть должна была вызвать самую грандиозную за все время войны резню, до сих пор был жив и дрался в нескольких метрах от своего грозного друга. А потом Аполлон и Артемида начали стрелять. Золотые стрелы сверкали над полем битвы и пробивали доспехи ахейцев и их тела навылет. Скорость стрельбы боги развивали просто фантастическую, и плотность заградительного огня заставляла думать не о двух лучниках с примкнувшим к ним Парисом, а о целом отряде. Нельзя сказать, что троянцы сильно обрадовались такому подкреплению. Им слишком хорошо было известно непостоянство богов и цена, которую они могли предъявить за свои услуги. Даже Эней, чья позиция улучшилась после божественного вмешательства, не выглядел особенно довольным. Неужели эти странные люди предпочли бы проиграть сами, чем победить с посторонней помощью? Гектор прорубался сквозь ряды воинов с такой легкостью, словно перед ним был тростник. И когда ему оставалось всего несколько метров до бушующего Менелая, путь лавагету преградила богиня любви. Кассандра и Андромаха вышли к собравшемуся на главной площади народу — большей частью это были женщины, дети и старики — и объявили о смерти правителя. Весть сия не вызвала глубокой скорби в сердцах горожан, и тут же повсюду раздались крики: — Парис! Париса на трон! Парис — Александр! А Елена уже поднималась на Скейскую башню. Копье Диомеда разлетелось на щепки после удара о щит Энея, великие воины схватились за мечи. Бронза ударилась о бронзу, и сражение вокруг замерло, отдавая должное поединку вождей. Я не стал бы делать ставки на этот бой. В душе я сочувствовал троянцам и пытался сделать хоть что-то, чтобы помочь им сохранить город, но и Диомед был мне симпатичен. Если уж говорить о личном отношении, гораздо более симпатичен, чем Эней, которого я толком и не знал. Если бы они сражались на копьях, то у Основателя не было бы шансов что-нибудь основать. На копьях Диомеду не было равных. А вот в бою на мечах силы их были примерно одинаковы. Ахиллес сразил Сарпедона ударом копья в грудь, а потом поубивал всех воинов, бросившихся отбивать тело своего вождя. В образовавшийся прорыв бросились мирмидонцы и саламинцы под предводительством Большого Аякса, и фланг троянцев был обращен в бегство. Я поймал реальность на очередном несоответствии с легендами. Согласно всем мифам Афродита должна была биться на стороне Илиона, ведь именно там дрался сейчас ее сын. Тем не менее она, облаченная в искрящийся на солнце боевой доспех, стояла перед Гектором, и троянский лавагет не решался пролить драгоценный ихор. А может быть, просто не мог поднять руку на женщину. А не такая уж она красавица, отметил я. Богиня любви и страсти, древняя старуха, подкинувшая Парису Елену в обмен на какое-то яблоко. Тем не менее, глядя на эту женщину, я не сомневался, что вижу именно богиню любви. Знал. Когда видишь бога, даже того, в которого не веришь, сразу понимаешь, кто перед тобой. — Уйди с дороги, — глухо сказал Гектор. — Уйди с дороги, или я заставлю тебя это сделать. — Заставишь меня, смертный? Хохот богини я мог слышать и без подслушивающих устройств, ибо на миг он перекрыл шум битвы. — Возвращайся в свой город, червь! Она замахнулась на лавагета мечом. Легонько, словно играя, но щит Гектора развалился надвое, принимая на себя клинок богини. Приамид неуловимым для взгляда движением скользнул в сторону, и его собственный железный меч вонзился Афродите в живот. Крик истекающий ихором богини был страшен. Поле битвы содрогнулось, а находившиеся неподалеку воины просто попадали на землю. На ногах сумели устоять лишь двое. Двое вождей. Менелай и Гектор. Упав с ясного неба, молния ударила в вершину Скейской башни. Когда пыль развеялась, на башне уже никого не было. Но если Парису с Артемидой посчастливилось каким-то образом упасть на стену, бывшую всего на несколько метров ниже башни, то предводитель муз полетел на землю, прямо под ноги наступающему войску ахейцев. Щиты Диомеда и Энея уже были изрублены в щепки и валялись на земле. Диомед потерял шлем, на лбу алела глубокая царапина, а сын Анхиса хромал на пропоротую мечом аргосца левую ногу. Эти двое были всецело поглощены поединком, и, казалось, ничто не сможет заставить их остановиться, прежде чем один из них умрет, но после крика раненой матери Энея и удара молнии Диомед опустил меч. — В Тартар ваши души! — выругался он. — Это уже не война. Эней молчал, переводя дыхание. — Иди! — сказал ванакт Аргоса. — Мы закончим потом. Когда на поле боя не будет посторонних. Сумасшедший дом. С тактической точки зрения отпустить Энея и его войско было безумием, ибо сын Анхиса мог заткнуть дыру, пробитую Ахиллесом в обороне города, и свести на нет все достижения сегодняшнего дня. Но гетайры Диомеда не двигались с места, пока Эней перегруппировывал свой отряд и отступал в сторону Трои. И лишь после того, как фигура последнего троянца растворилась в пыли, поднятой сражающимися войсками, Диомед приказал наступать. Аргосцы никуда не торопились. Лук Аполлон выронил во время падения и теперь был совершенно безоружен. Полагаясь на гипотетическое бессмертие и высоту башни, он даже не надел доспехов на этот бой и сейчас стоял перед ахейцами в простой тунике и сандалиях. Воины не решались его трогать, огибая павшего с башни бога стороной и устремляясь к стенам Трои. Некоторые уже тащили лестницы. Бог был растерян. А когда перед ним выросли фигуры Ахилла, Патрокла и Большого Аякса, он просто испугался. Менелай был хорош. Он был лет на пятнадцать старше Гектора, и все эти годы провел в сражениях, укрепляя империю старшего брата. Пожалуй, физически он был даже сильнее Гектора, гораздо тяжелее и чуть выше ростом. Но против троянского лавагета ему банально не хватало класса. Когда Афродита, окутанная черным облаком, покинула поле боя, бешеный Гектор, которому уже и сам черт был не брат, набросился на спартанца как смертоносный вихрь. И уже через несколько секунд после начала схватки Менелай выронил щит, остался без шлема и пятился под неудержимым натиском троянца. Я давно не верил Гомеру, который утверждал, что Менелай отвоюет Елену и благополучно вернется в Спарту. И поэтому ничуть не удивился, когда увидел, как меч Гектора вонзается в шею младшего Атрида и фонтан крови окатывает троянского лавагета с головы до ног. Вот и все, ребята, подумал я. К чему теперь биться за возвращение Елены, если ее муж мертв? Сама красавица была на полпути к позиции Париса, когда в вершину Скейской башни ударила молния. Воины, конечно, были несколько удивлены появлением женщины на поле боя, но, во-первых, она была женой одного из их командиров и, возможно, их будущей правительницей, поэтому они и не думали преграждать ей дорогу, а во-вторых, много времени на удивление у них просто не было. Ей удалось удержаться на ногах, хотя несколько мелких обломков поцарапали ей щеку, а один крупный чуть не размозжил голову. — Мой муж! — закричала она, — Где мой муж?! Париса слегка контузило, он с трудом стоял на ногах и явно перестал являться ценной боевой единицей, даже если когда-то таковой и являлся. Двое воинов, поддерживая его под руки, помогли наследнику спуститься со стены и уложили в тенечке, оставив в обществе прекрасной жены. Правая рука Елены гладила мужа по пыльной шевелюре, а левая сжимала кинжал. Расстреляв все стрелы, басилей Итаки спрыгнул с колесницы, схватился за меч и устремился в самое сердце битвы. Меч Ахиллеса поднялся для удара, но в последний миг Патрокл схватил неуязвимого за руку. Лицо Аполлона было уже бесстрастно. Если ему и суждено пасть от руки смертного (смертного ли?), его испуга никто не должен видеть. — Что же ты делаешь?! — проорал в ухо Пелида Патрокл. — Это же бог! Аполлон! — Прочь! — Пелид брызгал слюной и пытался освободить руку с мечом из железной хватки друга. — Нельзя! Аякс наблюдал эту сцену с недоуменным видом быка, впервые вышедшего на арену и не понимающего, чего от него хочет этот тип с красной тряпкой. Прорицатель Калхант, каким-то чудом не оставшийся сегодня в лагере, пробился сквозь строй золотых щитов на наблюдательный пункт ванакта ванактов с криком: — Боги на нашей стороне! Зевс с нами! Атрид хмурился. Конечно, он, как и все, видел удар молнии, разрушивший на треть Скейскую башню, но с его места было хорошо видно и отступающую после удара Гектора Афродиту, и собственного младшего брата, принимающего бой. — Громовержец с нами! — возопил Калхант, и в этот же миг тело Менелая упало на землю. — Зевс с нами, — повторил Атрид. — Но я пока не вижу большой выгоды от его участия. Троянцы не успевали за Гектором, и он прекрасно видел, что в одиночку ему не добраться до Агамемнона. Могло показаться, что Гектор охвачен боевым безумием, но на самом деле это было не так. В центре троянцы еще держались, в то время как ахейцы сминали их фланги, и Гектор справедливо рассудил, что там от него пользы будет больше. Передав командование своему младшему брату Троилу (благодаря любвеобильному отцу младших братьев у Приамида было немерено), Гектор отправился на фланг, туда, где бушевал неуязвимый герой Ахайи. — Нельзя убивать богов, — сказал Патрокл. Аполлон улыбнулся. Несмотря на знание, что богов убивать можно, подаренное олимпийцам Диомедом, он не предпринимал никаких попыток убраться с места событий. Может быть, ему просто некуда было идти? Он восстал против отца, пошел наперекор его воле — и получил по заслугам? — Нельзя убивать богов? — спросил Ахилл. — Да. Наверное, Патрокл подумал, что Ахилл уже пришел в себя, и ослабил хватку. Или рывок Пелида оказался для него неожиданностью. Как бы там ни было, Ахиллу удалось высвободить руку, и он рубанул своего друга наотмашь. В грудь. Удар был страшен. Меч беспрепятственно рассек доспехи Патрокла и разрубил его практически надвое. Следующий удар был предназначен Фебу. — Елена, — прошептал Парис. — Любовь моя! Я умираю. И, стоя на пороге царства Аида, я хочу сказать тебе… — Будь мужчиной, — посоветовала ему бывшая спартанская царица. — Ты не умираешь… Пока. Ты всего лишь ранен. Осколком тебе поцарапало голову. — Я хочу провести с тобой последние минуты… — В то время как настоящие мужчины гибнут в бою? — Елена, почему ты так жестока со мной? Неужели твоя любовь ко мне иссякла? — Ты достоин лишь жалости, а не любви. — Спартанская шлюха! — взорвался Парис. — Когда стану правителем, я прикажу сделать тебя рабыней, и ты будешь готовить мне ванну, мыть мне ноги и ублажать меня по ночам! А потом я отдам тебя своим воинам в усладу! Довольно непоследовательное заявление для человека, минутой ранее заявившего, что он стоит на пороге царства Аида. — Прости и ты, — сказала Елена, и ее кинжал перерезал Парису горло. Золотая стрела вонзилась в землю у ног Пелида. Артемида пыталась прийти на помощь брату. Ахилл расхохотался. Он знал о клятве олимпийцев не причинять ему вреда. Настоящий герой собирался убить безоружного противника, который не мог с ним биться, даже если бы захотел. Не знаю, что Аполлон не поделил со своим отцом, но тот собирался свести с ним счеты руками сына Пелея и был не слишком далек от достижения поставленной цели. Убив Аполлона, Ахилл станет богом войны, и тогда всем точно конец. И Трое, и Агамемнону, и всей Элладе. Потому что с таким богом ахейцы не смогут вылезти из бесконечной войны, грандиозного похода миссионеров в чужие земли. Ахилл пока еще был смертным. Почти неуязвимым, но смертным. Его еще можно было убить. Только рядом с ним не было никого, кто мог бы это сделать. Признаюсь честно, я так до сих пор и не осознал, с какого момента я перестал быть в этой битве сторонним наблюдателем и сорвался со своего зрительского места. Просто в какой-то момент я сообразил, что мчусь сквозь битву, уворачиваясь от ударов мечей и копий, одним глазом наблюдая за происходящим под стенами Илиона. Я не успел. Не мог успеть. Слишком я был далеко, и слишком стремительно развивались события. Я не успел. Зато успел Гектор. Когда меч Пелида опустился, он не дошел до головы Феба, потому что встретился с клинком троянского лавагета. В этот момент я споткнулся о чей-то труп и полетел на землю. Следующие несколько минут я провел, стараясь не быть затоптанным в свалке, а когда поднялся на ноги и выбрался на относительно безопасное место, поединок главных героев древнегреческого эпоса был в самом разгаре. Гектор подошел к вопросу уничтожения Ахиллеса с академической серьезностью. Сын Пелея уже лишился своего неповторимого щита, теперь Гектор занимался тем, что рубил шлем на голове Ахиллеса. Удар, и шлем падает на землю. Аполлон отходит в сторону и с усталым видом опирается на стену Трои в двух шагах от лестницы, на которой застыли ахейские воины. Никто не лезет наверх, град стрел и дротиков не летит вниз, нападающие и осажденные замерли как статуи, наблюдая за поединком героев. Надо же что-то рассказывать потомкам. Удары железного меча Гектора проминали доспехи, сделанные богом. На три удара Гектора Ахилл отвечал одним. Ему не хватало скорости, не хватало реакции, не хватало умения и опыта. Зато он был неуязвим. Имей Гектор дело с кем-нибудь другим, тот был бы уже трижды мертв. Я несколько раз видел, как клинок ударяет Ахиллеса в шею, в незащищенное доспехами предплечье, как железо ласкает кисть руки, сжимающей меч. Но на сыне Пелея не было ни царапинки. Наверное, Гектору все-таки конец. Рано или поздно он устанет и совершит какую-нибудь ошибку, которой сможет воспользоваться Ахиллес. Ведь характер лавагета не позволит ему сейчас отступить. Патрокл мертв, теперь черед Гектора? Может ли быть, что Гомер не ошибся хотя бы в очередности смертей? Так он уже ошибся. Ведь мертв Менелай, мертв потенциальный убийца Пелида Парис, мертв Приам, недальновидный правитель Трои. Но найдет ли Гектор уязвимое место сына великого героя и богини? Глубокой ночью, проходя мимо лагеря мирмидонцев, я встретил героя, вышедшего подышать прохладным ночным воздухом. Ахилл был пьян в дымину, в хлам, в дугу. То, что утром он вышел в поле, лично я считал самым большим подвигом, который можно было бы записать на счет богоравного Пелида. Меня он не узнал, да и я заметил его, когда мы столкнулись нос к носу. — Ты гулял на моей свадьбе, б… богоравный? — А то, — заверил я. — Я ведь женат теперь… На Иф… фигении… Дочери Агам… мем… На дочери Атрида… — Поздравляю, — сказал я. — Улыбнись своей удаче, богоравный. Ахиллес расплылся в пьяной ухмылке, обнажая белоснежные зубы, не знавшие стоматолога. Я со всей силы ударил героя в челюсть. Пятка — это сказка для легковерных. Пока они дрались, я успел пробраться в первый зрительский ряд, растолкав замерших ахейцев и троянцев, наблюдавших за поединком стоя плечом к плечу. Ахилл выдыхался. Его выпады становились все более редкими и слабыми, о защите он уже позабыл. Гектор делал с ним все, что один вооруженный мечом человек может делать с другим. Рубил, колол, кромсал кованные Гефестом доспехи. Если Ахиллу удастся выйти живым из этого сражения, на раздевание у него уйдет несколько часов. И еще ему потребуется помощь кузнеца. Но Гектор не был железным. Хотя по троянскому лавагету нельзя было определить это столь же явно, но он тоже устал. Движения стали чуть медленнее, в ударах не было прежней ярости. А может быть, он просто отчаялся найти брешь в нечеловеческой броне Пелида? Ночью, на побережье, Ахилл стоял на четвереньках и выплевывал на песок кровь и обломки выбитых зубов. А я уходил в сторону ставки аргосского ванакта. Я сомневался, что утром Пелид будет способен вспомнить, кто съездил ему по зубам, и оказался прав. Он не вспомнил. Это же чистая логика. Когда человек погружается в воду, тем более в черную воду Стикса, он должен держать рот закрытым. Может быть, еще и глаза, но это не наверняка. А рот — точно. Не думаю, что мудрая титанида хотела утопить своего сына и позволила ему нахлебаться воды из реки мертвых. Несмотря на явную очевидность ответа, мне на его поиски понадобилось несколько часов напряженных размышлений. Сумеет ли до этого додуматься троянский лавагет? Жаль, что я не могу поговорить с ним. Жаль, что я не могу предупредить его сейчас. Воины подбадривают своих героев во весь голос, сквозь этот ор Гектор может не услышать и удар молнии. Рядом со мной оказался сын Лаэрта. По выражению лица басилея Итаки невозможно было определить, кому из поединщиков он желает победы. — Видел молнию? — спросил Одиссей. — Отец поднял руку на сына. — Порой дети могут сильно доставать родителей, — сказал я. — Я уже ничего не понимаю, — сказал Одиссей, — Люди воюют с людьми, боги воюют с людьми, боги воюют с богами. Порой мне кажется, что это конец. Мы все умрем под Троей. — Жена и сын, — напомнил я. — Тебе надо вернуться. А интересно, подумал я, если Зевс метнул молнию в Аполлона и Ахилл нужен ему в качестве нового бога войны, почему Громовержец медлит и не испепеляет на месте троянского лавагета? И тут же понял ответ. Для того чтобы Ахилл стал богом, в него должны верить. А кто будет верить в бога, не способного без посторонней помощи разделаться с каким-то там смертным? Если Зевс убьет Приамида, не видать Ахиллу места на Олимпе, как стрелы в собственной бронированной пятке. Твердь сотряслась. Вообще-то за все время нашего пребывания в Троаде землетрясений тут не было. И если кто-то способен не связать подземные толчки с поединком, приковавшим внимание доброй половины сражающихся войск, то только не я. Толчок был сильный, балла четыре. По стене побежала вверх вертикальная трещина, нам на головы посыпались остатки Скейской башни. На ногах не устоял никто. Я бы даже не удивился, если бы Гектор повалился особенно неудачно и в падении напоролся на меч Ахилла. Пронесло. Зато один из обломков, размером с голову годовалого ребенка, ударил его по правой руке, и Гектор выронил меч. Божественное вмешательство. Кто тут у них главный по землетрясениям? Посейдон, бог пучин и колебатель тверди? Ахилл поднялся на ноги первым. Гектор шарил рукой вокруг себя в поисках оружия. Отражаясь от покореженных доспехов Пелида, солнце било ему прямо в глаза. Земля и небо объединились, чтобы не дать троянцу выиграть этот поединок. Спустись еще раз на землю, Кронид. Посмотрим, бессмертен ли ты. Ахилл занес меч для удара. Благородного героя нисколько не смущало, что его противник безоружен. Никогда не смущало. Скажу прямо: когда я был на правительственной службе, меня подобные факты тоже не останавливали. Я стрелял в безоружных и убивал в спину. Но я-то никогда не претендовал на звание героя и не собирался стать богом. Я был злодеем и сей факт четко осознавал. Но этот тип действовал слишком подло. Моя рука легла на рукоять меча, я уже готовился сделать шаг вперед, однако на плечо мне упала тяжелая ладонь Лаэртида. — Только не ты, — молвил Одиссей. — Только не посторонний. Наблюдатель. Чужак. Даже троянцы не вмешиваются в поединок. Ну и дураки, что не вмешиваются. Их будущее готовилось умереть перед новым богом Олимпа. — Держи, лавагет! — Я не сразу узнал этот голос. А вот тяжелое копье, упавшее в нескольких сантиметрах от правой руки Гектора, я узнал моментально. Пальцы Приамида сомкнулись на древке. Он ударил без замаха, коротко, страшно. В лицо. Это был его единственный шанс — удар на опережение, пока рука с мечом не опустилась на него: Острие копья угодило Пелиду в нос, разорвав его в клочья. Кровь заливала изувеченное лицо Ахиллеса, превращая его в уродливую кошмарную маску. Ударом меча Пелид перерубил копье Гектора. Ахиллес орал. Но крик Пелида, вопль ярости и боли, не сотрясал землю. И кровь его была обычного красного цвета. Он еще не стал богом. И никогда им не станет. — Бей в зубы! — Не знаю, стоит ли мне гордиться этим своим советом. Гектор вбил крик Пелида обратно в глотку вместе с обломком копья, оставшимся у него в руках. Пелид выронил меч и рухнул на колени. Его руки бессильно скребли землю. И обрубок копья торчал из его рта, как… Впрочем, об этом не будем. Гектор стоял перед Пелидом, опустив руки и глядя на небо, словно ожидал удара молнии, призванного покарать человека, пошедшего наперекор воле богов. Человека, который выжил вопреки их желанию. Ахиллес шипел. Невероятно, но он был еще жив. Копье вошло в череп сантиметров на двадцать, но бывший неуязвимый все равно не умирал Неужели его мозг был так мал, что Гектор не задел его своим ударом? — Добей его, — сказал Эней, вставая рядом с Гектором и подавая ему два узких кинжала. Несомненно, для Гектора это было против правил. По всем законам чести нельзя убивать беспомощного противника. Но Гектор молча взял кинжал из руки Основателя и загнал его Ахиллесу в глаз. Потом другой — во второй глаз. Хрип прекратился. Пелид упал в пыль. Несокрушимый герой, «лучший из ахейцев», Ахиллес, сын Пелея и Фетиды, человек из древнего пророчества, надежда Эллады и несостоявшийся бог Олимпа был мертв. Я поймал себя на глупом, истерическом хихиканье. Гектор убивает Патрокла. Ахилл убивает Гектора. Это известно как дважды два. Это все знают. По крайней мере, все образованные люди. Ахилл убивает Гектора и становится величайшим героем всех времен и народов, а Гектор навсегда остается вторым. Факт. Но я только что видел, видел собственными глазами, и к тому же не один раз, как Домосед вгоняет обломок копья в глотку Киборга и довершает начатое двумя кинжалами. Сын Пелея, быстроногий Ахилл, богоравный и неуязвимый герой захлебывается собственной кровью, а Гектор остается в живых. И вся «Илиада» окончательно летит к черту. А если придерживаться древнегреческих реалий, то в Тартар. Конечно, расхождения с текстом Гомера мы замечали и раньше, видели то, о чем умалчивал слепой гений, но это были небольшие противоречия, которые вполне укладывались в общую канву повествования. Все встреченные ранее неточности можно было объяснить. Там Гомер не хотел показывать своих героев в дурном свете, тут выкинул кусок ради сохранения целостности картины, тут кое-что добавил от себя… В конце концов, Гомер — не историк, а поэт. Поэтому небольшие вольности ему простительны. Но смерть Ахилла от руки Гектора — это уже не небольшая вольность. Одним из главных условий падения Илиона была смерть Гектора. Смерть Гектора от руки Ахилла. Но Киборг уже явно не способен кого бы то ни было убить, разве что Аид проявит к нему снисхождение и выпустит из своего царства, что весьма сомнительно есть. Значит, Гектора убьет кто-то другой? Скорее всего, это был какой-то неизвестный воин, и смерть Гектора приписали Ахиллу ради их обшей славы. Два великих воина сходятся в поединке, и один убивает другого. Это возвышенно. Это пафосно. Это поэзия. Ахилл убивает Гектора, а потом гибнет от руки Париса, которому помогал сам Аполлон. Это версия Гомера. Все случилось наоборот. Ахилл убил Патрокла, а Гектор убил Ахилла. Елена зарезала своего мужа, Париса. Кассандра заставила Приама выпить яд. Ах да. Перед апофеозом сегодняшнего действа, коим, конечно, стала смерть сына Пелея, Гектор успел укокошить еще и Менелая. Количество главных действующих лиц за один день уменьшилось чуть ли не вдвое. — Офигеть, чувак. Ты это видел? — А кто это не видел? Уже четыре раза повтор показывали. — Это было круто! Как он его копьем, а? — Да, блин. А я сотку на Ахилла ставил. — Все на Ахилла ставили, брат. Кто ж знал, что ему копьем в глотку засадят! — Не понимаю я эту Елену. Мальчик ее из Спарты увез, от этого ужасного мужлана, а она его бритвой по горлу… — Что тут понимать, дорогая? Гектора она любит, Гектора. А Парис — так, развлечение. Стал ненужным, вот и прирезала, чтобы он старшенькому не мешал и на трон не метил. — А эта сучка Кассандра? Родного отца ядом… — Это уже нонсенс, уважаемый. Это просто бред. Такого быть не может. Ахиллес убивает Патрокла, Гектор убивает Менелая и Ахилла, Елена режет горло Парису, втроем эти дамочки травят Приама… Я ожидал, что будут некоторые отклонения от канонического текста «Илиады», но не до такой же степени. Неужели Гомер все придумал? — А как вам понравилась Афродита, выступающая на стороне ахейцев? — А разве она должна была быть не там? |
||
|