"Наследство Империи" - читать интересную книгу автора (Ипатова Наталия, Ильин Сергей)

* * *

Из машины, затонированной насмерть, Натали так и не увидела Фомора. Только неоновые огни, от быстроты движения слившиеся в полосы, да струи дождя, размазанные по стеклу. Здесь стоял ноябрь, и в отличие от Зиглинды привилегированными тут считались не верхние, а, наоборот, нижние магистрали.

Водителя отделяло бронированное стекло, связь с ним была только по комму. Пассажирский диванчик располагался в самой корме. Натали с Кириллом сели рядом, Норм — напротив, на откидное сиденье. Разделяло их не меньше метра пустого пространства, и Натали гадала, зачем понадобилось столько, пока Кирилл не пошутил про гроб.

— Я только дважды, — сказала она, подбирая зябнущие ноги, — ездила в таком. В генетический центр... ну, и обратно и после, когда ехали в космопорт. А вы, Норм?

— Приходилось, — Гард улыбнулся ей, как Натали с изумлением обнаружила, ободряюще. — Подопечную-то иначе не возят.

— Вы боитесь за нее?

— Да, — просто ответил он. — Она ребенок, и она привыкла рассчитывать на меня. А кроме того, Мари нигде и никогда не была без Игрейны. Осмелюсь заметить, в этом смысле у меня вся надежда на вашего сына, мэм.

— Брюс в том возрасте, когда делают глупости.

— Ну, от этого никакой возраст не гарантирует, — вмешался Кирилл. — Мы приехали. Десантируйтесь.

Норм, видимо, и в самом деле привык к лимузинам. Открыл изнутри дверцу салона, спрыгнул наземь, помог Натали спуститься и отступил, когда появился Кирилл. Сопровождающий, но не кавалер. Черные брюки, «квадратный» пиджак из черно-серой пестроткани, идеально маскирующий «кое-что» под мышкой, белая сорочка. Безукоризненно начищенные туфли с носами, усиленными сталью. Диковатый галстук в бело-зеленую полоску. Натали почему-то показалось, что галстук выбран нарочно. Подчеркивает место в общественной иерархии. Хотя Норм так и так не выглядит принцем. Этаким чертовым рыцарем, что дает коню шпоры и, не оглядываясь назад, устремляется па вражеское войско. Или на АВ. О, а я ведь специалистка по принцам! В отличие от Кирилла, который забыл побриться в суматохе посадки и теперь ленивой небрежностью пытается внушить окружающим, что так, мол, и надо, Норм был подтянут и свеж. Черные волосы — а они у него вьются! — причесаны и только чуть взъерошены надо лбом. Птица-то бойцовая. Не будучи при исполнении, «сайерет» отнюдь не выглядел большим. И складный. Приятно посмотреть.

Лимузин выгрузил их на площадку, где свирепствовал ветер, и Натали поежилась, жалея, что не заказала ни палантина, ни шали. Кругом возвышались пласталевые скелеты новостроек, несущие балки рассекали пространство на бесчисленные ячейки во все стороны, сколько видел глаз. Новостройки или, скорее, долгострои: в разрывах слоистого тумана Натали рассмотрела — или ей показалось! — характерные пятна, какие на этом материале оставляет многолетнее воздействие атмосферы. В особенности если эта атмосфера холодная и сырая. Ни перекрытий и уж, тем паче, ни следа облицовки из плит иридиевого стекла. Видимо, здесь планировали возвести мегацентр из тех, где можно все купить, плюс гостиница, концертный комплекс, детское королевство и чуть ли не аквапарк. Брюс тысячу раз просился в такой комплекс: дескать, всех его приятелей родители уже возили на Дикси, планету игрушек. Причем, по слухам, игрушки там не только для детей. И Натали ему даже обещала. Стыдно сказать, оттягивала исполнение родительского слова из-за необходимости вылезти с Нереиды, а после и он напоминал все реже. Что ему эти детские радости? Мы вон уже и флайер водим, и девочек очаровываем.

На внутренней стороне закрытых век — ежедневная утренняя картинка: школьный коптер у дальнего конца мола и Брюска несется к нему во все мальчишеские лопатки. Пляшет под кроссовками дощатый настил, хлопают полы куртки, рюкзачок забрасывается за спину на ходу. Успею, мам!

С одной стороны, краеугольный камень ее размеренной и основательной жизни, которая наконец наладилась и идет своим чередом. С другой — как же быстро он вырос и оставил ее в одиночестве!

Стоп! Еще не вырос, и сегодняшнее одиночество — не по его вине. Это не тот случай, когда мать скорбно качает головой: мол, естественный ход вещей и грех препятствовать течению жизни. За это вот одиночество можно еще оторвать кое-кому... ну, что получится. Лучше, конечно, голову. А потом — на Дикси!

— Здесь полно таких местечек, — поспешил просветить спутников Кирилл. — Та или иная корпорация начинает проект, а потом, в силу некоторых причин, утрачивает возможность к его продолжению. Или интерес. Нечистоплотность подрядчика, изменение финансовой политики «семьи», смена «дона»... да что угодно, бизнес на Фоморе не отличается стабильностью. Так или иначе, в подобных урбанистических руинах ныне лежит едва ли не треть Фомора. Сносить их дорого, все они кому-то принадлежат. Муниципальные власти здесь стараются дружить со всеми и, уж конечно, ни к чему не могут принудить главу клана.

— А почему нас привезли в эту глушь?

— Глушь? — Кирилл натянуто усмехнулся. — В эту «глушь» на Фоморе пустят не каждого! Фейс-контроль и все такое... Я и сам решился внезапно, только увидев вас в истинном обличье...

Какой интересный термин из его уст! У самого Кирилла глаза были красными: сказалась матушка скачковая мигрень, которую Натали с Нормом, похоже, благополучно проспали. Вкупе с редкой белесой щетиной и смокингом образ у Кирилла получился неожиданно стильным. «Делаю что хочу, — утверждал он, — и плевать!» Будто всю ночь провел за баккара, попивая без счета Дом Периньон, и будто то была для него совершенно рядовая ночь.

Карты сданы. Мы сели играть, лишь приблизительно представляя, что у нас нынче в козырях.

Порыв ледяного ветра разогнал туман, заставив Натали в очередной раз задуматься, насколько она будет хороша, с головы до ног облаченная в мурашки.

Отмеченный по бокам двумя колоннами неонового света, в площадке зиял провал. Из него в холодный воздух улицы вырывались клубы пара. Это значит — внутри тепло.

Первый пролег, всего в пару десятков ступеней, они преодолели на эскалаторе.

— Не смотрите, что наверху разруха, — предупредил Кир. — Внутри — самое шикарное местное казино.

Спуск прервался в небольшом вестибюле, над входом в противоположной стене бежали объемные буквы; «Шоу генетических уродов». Пар валил со стен и стелился по полу. Источником его, очевидно, была не столько конденсация, сколько жидкая углекислота — элемент дизайна интерьера.

Два элегантных секьюрити отделились от стены по обе стороны детекторных воротцев. Они тут не последние. И не одни. Бритоголовые, неотличимые друг от друга, и каждый здоровее Норма, в глубоко посаженных глазах которого при виде коллег зажглись азартные огоньки.

— Добро пожаловать, — сказал один. — Сегодня новая программа.

— Вы, без сомнения, помните наши правила, — сказал второй. — У нас не работают.

Проблемы, разумеется, возникли с Нормом. Кирилл рассерженно обернулся на звон детектора: мол, что там еще? Натали даже задумалась насчет способности Фомора, как истинного ада, выделять из формы содержание, но не смогла сформулировать мысль, а потому оставила ее до лучших времен. В ней, в этой мысли, собствен -но, не было никакой необходимости.

— Оставьте ваше оружие в камере хранения, — дружелюбно предложил «левый» близнец. — На выходе заберете.

Игнорируя молнии, которые метал Кирилл, уже державшийся за никелированные поручни второго эскалатора, Норм неторопливо извлек из подмышки кобуру с лучеметом и после непродолжительной паузы, с легким вдохом разочарования, — второй, заткнутый сзади за пояс брюк. Секьюрити расплылись в белозубых улыбках.

Воротца снова зазвенели. Скользящим ударом ладони чуть ниже колена Норм отключил магнитные пряжки, с помощью которых фиксировался на голени нож, однако даже этот жест доброй воли не избавил его от «личного досмотра» посредством сканера, после чего к трофеям СБ прибавились шашка со «слезой» и аккуратная книжечка взрывчатого пластыря.

— Знаем-знаем, мозоль отрывает вместе с ногой.

— Да кто ж ее на мозоль-то клеит? Ребята, вас что, в туалете никогда не запирали? Радиус действия у этой фигни нулевой. Вы еще на шею предложите его намотать.

— А что, ведь — мысль! — засмеялись те.

— Если я доберусь до нужной шеи, то как-нибудь обойдусь без пластыря.

— Что ж, и это верно, — рассудили «близнецы».

Скорым шагом направляясь штурмовать детектор в третий раз, Норм внезапно затормозил, вынул из нагрудного кармана предмет, внешне напоминающий авторучку, и протянул ее «правому» близнецу. Тот принял ее осторожно, двумя пальцами.

— Вы все еще используете это старье? — Недоумение в голосе секьюрити невольно смешалось с восхищением. — Практика доказала, что из-за емкости аккумулятора больше одного раза эта игрушка не выдерживает...

— Да нет, — признался Норм без тени улыбки на невозмутимом лице. — Это авторучка. Но вы просили сдать все оружие. Челюсть снимать будете?

— Гы!

— Серьезно, ребята, у вас включено в перечень запрещенного к вносу на территорию?..

— Все, способное массово поразить находящихся внутри людей или причинить обширные разрушения, — отчеканил «левый», если только они не поменялись местами, пока возились со сканером. — Что за черт! Опять пищишь.

Норм притворно вздохнул:

— Тогда, братва, вам придется найти ящик с кодом для меня самого.

— Хех, парень... разве что цинковый! Ладно, лови! Совсем-то без всего неуютно.

Норм схлопиул ладони, поймав ими книжечку взрыв-пластыря, и вся троица, безмерно довольная собой и друг другом, рассмеялась, после чего Норму наконец позволили пройти. Никак понравился.

Официантка в малиновом жилете и облегающих брючках-капри черного цвета, копирующих униформу крупье, проводила их к свободному столику. Кирилл отодвинул для спутницы стул с гнутой спинкой, и Натали села вполоборота к сцене, вполоборота к залу, чувствуя себя совершенно неподготовленной и неуместной в роли, которую взялась исполнять.

А где бы ей, собственно, подготовиться? Ее отношение к богатству вызревало на протяжении стольких лет, меняясь почти противоположно. В детстве мать таскала Натали за руку по своим бесконечным надобностям, чаще пешком, экономя мелочь на воздушном транспорте, заставляла изнывать в очередях к бесплатным врачам и не брезговала детской одеждой из секонд-хенда. Тогда Натали не было дела до причин. Задирая голову к небесам, где пролетали стремительные флайеры, она незатейливо ненавидела обитателей башен, кто и ногой не ступал на презренные пешеходные уровни. И после, когда она уже зарабатывала сама и трезво оценивала свои возможности, Натали ничего не могла поделать с приступами сильнейшего раздражения, видя воочию уровни качества жизни, которые никогда не будут ей доступны.

Три дня в мотеле с Рубеном Эстергази ничего в этом смысле не изменили. Если бы даже оба подозревали, что эти три дня окажутся единственными, — а для Руба и последними! — едва ли они потратили бы их иначе. В смысле на дорогие кабаки и танцульки. Хотя, возможно, изначально Рубен включал нечто подобное в программу своих каникул. Вообще-то первый имперский ас в рамках Лиги Святого Бэтмена предпочитал более экстремальные вечерние развлечения. В любом случае все, что они не осуществили и что могло бы быть, уже стерто со скрижалей. Необратимость, мать ее...

Богатство упало в руки Натали случайно, хотя сами Эстергази предпочитали называть свое финансовое состояние «спокойной обеспеченностью». В принципе, теперь она могла наверстать упущенное, но именно теперь в этом наверстывании не было никакой, даже психологической необходимости. Жизнь на захолустной планете воспитывает в женщине нежелание перемен. Совсем иное, к слову, она воспитывает в мальчиках, рожденных в захолустье.

Итак, столики были мраморные, с мозаикой, на кованых ножках, над каждым — низкая лампа и «конус тишины». Пока Натали осматривалась — едва ли, к слову, тут принято в открытую пялиться на соседей! — Кирилл взял инициативу в свои руки. Им принесли вино и фрукты, и Кирилл нахмурился, когда официантка, всунув стриженую головку в «конус», шепотом сообщила, что никакой Тиффани никогда не было и нет. «Не из тех рук взяла деньги, дура».

— Черт, черт, черт, — расстроенно ругнулся он. — То ли брат у нее, то ли сват приятельствует с кем-то из команды Инсургента. Более короткой нитки у меня до него нет.

— Не будем терять времени?

— Теперь уж придется. Заявились богатыми бездельниками, значит, сидим. Будет чрезвычайно странно выглядеть, если мы неожиданно вспомним о делах. Я думаю.

Норм застыл за спинкой стула, выбрав для этой цели стул Натали. Видимо, эта позиция позволяла ему беспрепятственно оглядывать зал. В отличие от пары за столиком ему это дозволялось хорошим тоном. Этот — работает. Пригубив абрикосовый тинко с Пантократора и спрятав глаза за ресницами, Натали последовала его примеру.

Только один взгляд на сцену — и она предпочла смотреть куда угодно, только не в ту сторону. Благо «конус» почти не пропускал музыку вовнутрь и пара за любым столиком могла сосредоточиться друг на друге. Осталось научиться игнорировать взрывы разноцветного света, которые невольно привлекали внимание.

Генетические уродства, составлявшие основу сегодняшней программы, происходили в основном с дальних осваиваемых планет, где терраформирование еще не завершилось, а потому экзотические условия жизни нет-нет да и вносили в хромосомы рождавшихся малышей разного рода причудливые изменения. Как правило, эти планеты не могли похвастать ни развитой инфраструктурой, ни высоким уровнем культуры поселенцев, а потому для большинства «отклоненных» было намного проще заключить контракт с администрацией балагана и демонстрировать себя за деньги, чем тратить время, силы и немалые средства на образование, добиваться признания в обществе и все равно ощущать себя парией. Несмотря на то, что подписанная обеими федерациями Конвенция Обитаемых планет постановила считать эти создания людьми, личностями, и соответственно наделила их гражданскими правами.

Слева некрасивая женщина сидела в обществе необыкновенно привлекательного молодого человека и чувствовала себя ужасно неуверенно, судя по тому, что непрестанно дотрагивалась до перламутровых серег, разглаживала на коленях бархат дорогого платья, теребила салфетку жемчужными ногтями. Стилисты, парикмахеры, косметички, очевидно, кормились с нее большой ложкой и сделали что могли. Угу, а психотерапевт посоветовал роман.

На этой планете не имеет никакого значения, кто ты есть. Главное — кем ты можешь казаться. А купить... Купить можно все?

Справа компания человек в семь, сдвинув три столика «клевером», отмечала какое-то событие. Дамы — все как одна в платьях с открытой спиной, на фоне которых черное одеяние Натали выглядело едва ли не монашеским клобуком, и уже изрядно пьяные. Взрывы смеха «конус», конечно, глушил, но с ее места было видно, как они запрокидывают голову или, напротив, ложатся грудью на стол, как от полноты чувств царапают полированный мрамор изогнутыми фиолетовыми ногтями, как катятся по их щекам крупные слезы истеричного хохота. Все с причудливыми прическами, накладными и разноцветными, и в новомодных драгоценностях-голограммах. Натали видела рекламу: настоящий там один замочек, остальное — качественно сделанный снимок «ваших собственных бесценных колье, которые вы оставили дома или в банке, чтобы не рисковать ими в поездках».

Качество, весьма актуальное для Фомора.

Натали ничего не смыслила в драгоценностях, но даже ей показалось, будто некоторые тутошние безделушки едва ли находились в собственности не только этих дам, но и вообще какого бы то ни было частного лица. Сфотографировать можно что угодно!

Только сидя здесь, она осознала, насколько прав был Кирилл, настаивая, чтобы она и шагу не делала на Фоморе сама по себе. Женщина с захолустной планеты, глазеющая по сторонам в тщетных попытках постигнуть местные правила. С первых же шагов она стала бы добычей мошенников. Она могла до скончания века искать Брюса по фальшивым сведениям где-то что-то слышавших «очевидцев». Не со зла, разумеется, а потому, что падающего — толкни. Ну и деньги, само собой. Она никогда не умела играть краплеными, даже если сама их пометила. Прямая, как... Эстергази. А Эстергази верят в Бога.

— Миледи... милорд? — Официант возник неожиданно, как джинн, «конус» над столом приглушил его шаги. Мужчина, а не та стриженая стервочка, хотя одет так же. Интересно, по всей ли Галактике услуги, оказываемые мужчиной, престижнее и дороже? — Господин за тем столиком желал бы угостить вас в знак расположения и привета. Это ледяной рислинг с Медеи.

На ладони человек держал круглый поднос из тусклого серого металла, похожий на старинный щит, исчерченный по ободу угловатыми письменами, как будто где-то виденный. Во сне? На подносе не стоймя, а боком, как пушка, возлежала в груде колотого льда темная бутыль без этикетки. Натали подняла голову, обводя взглядом сумеречный зал, и с одного из столиков блеснула в ее сторону оправа очков. Хозяин оправы поднял руку в приветственном жесте. Не имея пи малейшего понятия, как себя в таком случае вести, Натали вопросительно взглянула на Кирилла. Тот, обернувшись, медленно наклонил голову, благодаря. Между тем официант сноровисто извлек пробку и разлил вино по фужерам, похожим на два изморозных цветка дурмана. По глотку, не больше. Похоже, эта штука дорогая. Так что и лицо будь добра сделать соответствующее.

«Что я делаю в этом месте?»

— Пойду, — сказал Кирилл, поднимаясь с места и безотчетно значительно опираясь ладонями о стол. — Выясню, чем обязан.

Что я знаю о старости? Ну, например, то, что человек, доживший до этих вот лет, выглядит розовым и мягким, застиранным до такой степени, что на нем при всем желании не замять жесткую складку. И вместе с тем никаких уродливых пигментных пятен — против них есть лекарства! — и морщины только те, что разрешил оставить стилист, приличествующие возрасту и положению.

Сидит один, демонстративно обратившись спиной к сцене. Уроды его не интересуют. Два секьюрити высятся позади, почти незаметные за границей светового круга. Как ифриты, разве что без колец в носах.

— Я вижу, — говорит он, — ваши дела идут прекрасно.

Кирилл невозмутимо кланяется. Старик вынимает салфетку, заткнутую за старомодный жесткий воротничок, и бросает ее на тарелку. И чего-то ждет, круглые глаза смотрят не мигая.

— Везение в рискованном бизнесе есть вещь, достойная внимания. Оно есть некий признак, я бы сказал, жизнеспособности.

Засим следует жест, приглашающий сесть. Кирилл давно заподозрил во всем этом дипломатический протокол. Ну, нас этим не возьмешь, мы на таких штучках собаку съели. Даже и не одну.

— Разве, — отвечает он, чуть усмехаясь, — обязательно быть удачливым в делах, чтобы войти в этот зал? Смокинг-то и напрокат взять недолго.

— Смокинг, разумеется, можно, — благодушно соглашается старик. — Зовите меня Патрезе. Дон Патрезе. И окажите мне любезность: где дают напрокат спутницу, подобную вашей? И этакого молодца у нее за спиной? Ибо человек, удачливый в бизнесе, и сам по себе уже единица. А два таких... приписанных справа нуля умножат на сто даже и небольшое число.

— Я тут ни при чем. Я только шофер.

— Ну да, ну да, — кивает дон Патрезе. Дон. Это ключевое слово. — Со всем возможным почтением сохраним даме ее прекрасное инкогнито. Вы не слыхали этот бессмертный анекдот, — старый хрен глумливо ухмыляется, — про четырех зверей, обладать которыми стремится каждая женщина? «Экзотический мех, спортивный флайер, тигр в постели и козел, который за все заплатил»?

Вон оно как. И не захочешь — обернешься. Да уж. Очень болезненно. Очень. Натали, оказывается, предложила Норму сесть. Видимо, оставшись одна, почувствовала себя неуютно. Пиджак его на спинке стула, руки — на столе. О чем-то переговариваются, близко склоняя головы под лампой. Улыбаются: она — напряженно, он — успокаивающе. «Конус» накрывает обоих, и вид у обоих как... как будто они вдвоем сюда пришли.

А вот Рубен моих девчонок не отбивал.

И это замечательная мысль для мужчины тридцати семи лет!

— Это выстрел мимо, дон Патрезе. Дама имеет несоизмеримо более высокий статус, чем я. Она оказывает мне честь. Это ее собственный телохранитель, и даже если между ними что-то... это никак не касается такого простого парня, как я. Пока не касается, — добавил Кирилл для весомости, и чтобы карма много о себе не возомнила.

— О! Про это есть еще один чудесный старый анекдот. Мол, «я не знаю, кто это такой, по вот шофер у него...». Да-а! В таком случае я должен предположить, что даму зовут — Империя?

Слово произнесено. Ничьего инкогнито тут больше нет.

— Вы, возможно, удивитесь, — говорит Кирилл, — насколько вы близки к истине. Разумеется, в метафорическом смысле.

— Меня трудно удивить.

— Осмелюсь предположить, ваш интерес к нашему отдыху вызван не желанием угостить рислингом экс-самодержца одной из планет Земель Обетованных?

— Почему бы и нет? Я стар, в моей жизни мало развлечений. Вы, к примеру, знаете, почему рислинг с Медеи пользуется у знатоков таким почтением?

— Разумеется. В его рецептуру входят микродозы яда. Регулярное употребление делает организм невосприимчивым к отраве.

— Виноделы тоже люди, и у них случаются ошибки. Вы догадываетесь, что результат такой ошибки... достать почти невозможно, да?

— Вы хотите сказать, для человека с титулом «дон» нет ничего невозможного. Только почти?

Кириллу очень не нравятся намеки дона Патрезе, и исключительно из вредности он продолжает делать морду кирпичом. Какой дрянью их с Натали напоили? На "Балерине» есть химический анализатор, однако антидот для этого экзотического бухла может быть весьма непростым. Боюсь, правильный вопрос здесь будет: зачем?

— Не беспокойтесь, — улыбается дон. Старый добрый дедушка. — Вы пили совершенно обычный рислинг. Я, видите ли, достиг того положения и возраста, когда можно дать честное слово и соблюсти его.

— Что же тогда значил сей жест?

Дон Патрезе соединяет ладони кончиками пальцев:

— Дружеский знак одной силы в адрес другой.

— Я всего лишь частное лицо, которое оказывает некоторые услуги. Вы не могли знать, что сегодня я буду здесь. Я сам этого не знал. Следовательно, едва ли у вас есть на меня планы. А даже если бы и были, не уверен, что меня бы они устроили. У меня свои дела, и принудить меня оставить их без бутылки «неправильного» рислинга, смею вас уверить, довольно сложно.

— Ну, планы. Когда мы строим планы, боги веселятся. Однако, если некая возможность валится в руки, грех не выстроить на ней какой-нибудь восхитительный воздушный замок. Сами по себе вы, конечно, всего лишь единица. Потенциальная фигура, покамест не введенная в игру. Но слыхал я забавный бред, будто при передаче войскового имущества вы ухитрились припрятать в рукаве Пиковую Девятку...

— Пиковая Девятка не могла быть ни в чьих руках. — Кирилл выдержал многозначительную паузу. — Я, разумеется, не мог позволить Федерации заполучить технологию, подразумевающую галактическое господство. Все они пошли под пресс.

— Да что вы говорите?! — всплеснул руками тот. — Исключительные кадры, ваши лучшие офицеры...

— У меня, к счастью, была чрезвычайно удобная позиция: в случае необходимости я мог считать их оборудованием. Так что, если вы имели в виду Черную Девятку... боюсь, вам не помог бы даже «неправильный» рислинг.

— Сдался вам этот рислинг. Хорошо, признаю, это была неудачная шутка. Упоминая его, я хотел только подчеркнуть свою добрую волю. Что бы я стал делать на Фоморе с девятью внеатмосферными истребителями? Не тот, извините, масштаб. Слишком много. Или слишком мало. Хотите, принесу вам свои извинения? Но заодно я хотел бы извиниться и перед вашей дамой за то, что невольно оставил ее в одиночестве, Может быть, она соблаговолит к нам присоединиться?

Красную ручку возле двери — вниз, и оглянуться! Вправо, влево: коридор пуст.

— Видел бы ты себя! — фыркнула Мари. — Глаза вытаращены, рот...

— На себя посмотри! — огрызнулся Брюс. — Дышу я им!

В самом деле, глупо получилось с этим ртом, но... Но ведь получилось же! Он, признаться, рассчитывал, самое большее, на очередную затрещину.

Красная ручка запирала снаружи корабельный карцер, где держали пленников. Эту ручку никак нельзя было забыть: внутри лежал Кармоди, и было бы правильно, если б он там остался. Кто знает, сколько он проваляется в отключке под матрацем? Они ведь и попрыгали сверху для верности.

— Ну, теперь куда?

— Должна быть стрелка, — сказал мальчик, оглядываясь. — Зеленая, в направлении эвакуации, горящая всегда, чтобы врезаться в подсознание. Если тревога, она станет мигающей и красной. Короче, в любом коридоре на корабле она должна быть. Ищи.

Мари сделала несколько осторожных шагов в одну сторону, не доходя до поворота, потом — в другую. Переводя дыхание, Брюс прислонился спиной к стене. Если мать узнает... Нет, пожалуй, лучше ей про это не рассказывать.

Вот уже несколько часов они не ощущали полета. Никакой вибрации. Никакой головной боли. Никакой тяжести в теле от ускорения. Это значило только одно: либо крейсер набрал маршевую скорость и движется равномерно и прямолинейно, либо встал неподвижно. И еще одно: крейсер вышел из гиперпрыжка и находится в обитаемом пространстве. Теперь даже не оборудованный прыжковыми двигателями катер может добраться до планеты и сесть. Хотя, если у планеты есть мало-мальски нормальные ВКС, до самостоятельной посадки едва ли дойдет.

Этими соображениями он и поделился с впавшей в апатию Мари, а также тем, что если эта штука слишком тяжела, чтобы полететь, то ничто, теоретически, не мешает ее уронить. С огромным трудом они подняли на торец матрац, который все время норовил перегнуться и завалиться, и прислонили его к переборке, прорезанной входным люком. Мари протиснулась между стеной и матрацем и затихла там, готовая действовать по приказу, а Брюс, от усилия мокрый как мышь, придерживал за ребро. Катон — так назвали попугая — носился поверху, хрипло пророча беды, но увлеченные делом дети не обращали на него никакого внимания.

Вспоминать то, что случилось потом, было страшно: словно ледяная рука хватала за желудок. Дверь отворилась наружу, Кармоди — а может, то был кто-то другой, против света толком не разглядишь! — шагнул внутрь, держа в одной руке брикеты с армейским пайком, а другую изготовив к неожиданностям. Он уже познакомился с каверзной фантазией малолетних пленников. Тут-то на него и рухнул матрац.

Матрац равнодушен к болевым приемам, и перевести его в захват тоже чрезвычайно трудно, даже если ты мастер всех на свете боевых искусств. К тому же Брюс и Мари помогли ему своим совокупным весом, а спустя долю секунды Брюс прыгнул сверху, ногами норовя попасть по голове.

«Я ведь только оглушил его, правда?»

Когда он был маленьким, думал, что война — это весело, красиво и со спецэффектами. Как в видеодраме. Но ему выпало расти в семье, где все воевали, и в какой-то момент он вдруг осознал, что тут обходят разговором «самое интересное», а если уж никуда не деться — говорят «про это» без всякого энтузиазма. Совсем не как командиры в фильмах. Притом что все старшие в семье были именно теми командирами, про которых и снимали фильмы.

«Мам, а ты стреляла во врагов?»

«Приходилось, — голос надтреснутый, глухой. — В то время этих засранцев свалилось на нас полным-полно».

Наверное, именно тогда он и понял, что герои — не железные и вовсе даже не особенной породы. Им так же больно и страшно умирать. Просто деваться особенно некуда. И люди на них смотрят.

Так же теперь смотрела на него Мари. Во всяком случае, перестала препираться по всякому поводу. Вообще, это бы и лучше, Брюс ведь с самого начала знал, что он круче какого-то Кармоди, но... я ведь его не убил?

— Зеленой нету, — сказала девочка. — Есть вот такая. Это не она?

Взглянув на стрелку, которая нашлась, Брюс ругнулся сквозь зубы. Эти пираты! Скорее всего, Мари нашла именно ту стрелку, вот только элемент питания у нее сел, и, серая на сером, она была совершенно не видна.

— Я буду нашими мускулами, — заявил он. — Ну и мозгами. А ты — глазами. Идет?

Она только пожала плечами в знак того, что выбора у нее нет, и первая двинулась по коридору в направлении стрелки. Шаги наполняли эхом пустой коридор. Статический разряд уколол палец, стоило Брюсу коснуться металлопластовой обшивки, а в месте прикосновения на стене осталось мутное пятнышко. Как роспись: «был».

А почему это он такой пустой? Объяснение сыскалось тут же — и от него захватило дух. Везет, но не настолько ж! Если мы висим над подходящей планетой и команда в отпуску... тогда именно такая картинка и должна тут быть!

Перед поворотом они долго стояли, прижавшись к стене и вслушиваясь в тишину. Ни разговора, ни шагов... будто корабль был совершенно пуст. Нет, откуда-то неслись отдаленные механические шумы, будто где-то что-то тяжелое носили и неаккуратно опускали на пол, но эти шумы не тревожили. Напротив. Они свидетельствовали, что кто-то где-то сильно занят. Опасаться следовало как раз праздных: они непредсказуемы.

Собравшись наконец с духом, Брюс выглянул из-за угла. Этот отрезок коридорной кишки был длиннее того, откуда они пришли, но проходить его весь не было смысла.

— Нам, по всему, туда!

Слабое шипенье гидравлического привода заставило детей отпрянуть назад и стоять обмерев и не дыша, пока удаляющиеся шаги не сообщили, что опасность миновала. Тогда Брюс снова перегнулся за угол, успев разглядеть спину уходящего техника в синем комбинезоне.

— Туда!

Короткая рысца стоила обоим всего их дыхания. Укрылись в слепом коридорном отростке, дальняя стена которого перекрывалась плоской раздвижной дверью. Дверь была маркирована буквой «Т», черной в белом треугольнике. Над ней горела красная лампочка.

— Это значит, с той стороны теоретический вакуум, — пояснил Брюс. — «Т» означает, что в особой ситуации люк должен быть задраен.

— Предлагаешь, значит, прогуляться по теоретическому вакууму?

— Если там на самом деле вакуум, люк не откроется. — Терпение Брюса подходило к концу. — Вот, кнопку видишь?

Трудно было ее не заметить, по правде говоря. Размером с ладонь и вмонтирована в самый центр двери. И подсвечена, а под ней рычаг.

— Сенсорная панель?

— Ну... в каком-то роде. Считается, что, если ты можешь одновременно нажать кнопку и опустить рычаг, ты — человек. Заодно проверяются основные биометрические характеристики: температура, влажность кожи, частота пульса. Это относительно новая методика, введена в эксплуатацию после зиглиндианского конфликта. Чужие, дескать, не должны использовать нашу технику. Так вот, если там на самом деле вакуум, кнопка, во-первых, погаснет. А во-вторых — рычаг будет заблокирован. И никто никуда не пойдет.

С этими словами мальчишка положил ладонь на кнопку и опустил рычаг. Мари нервно оглянулась в поисках какого ни на есть поручня.

Он не понадобился. В конце концов, вышел же отсюда техник, да и кнопка светилась белым: опасности нет. Не стоит обижаться на женщину.

Металлопластовая дверь раздвинулась, за ней обнаружился тесный салон: скамьи вдоль боковых стен и опускающиеся сверху страховые скобы. Узкий проход по центру.

— Я думала, он будет маленький и тесненький.

— Это же армейская штуковина. Сюда до черта народу может набиться при надобности. Человек двадцать, если я правильно помню.

— И ты сможешь ею управлять?

— Ну... прикинуть разве что разницу на массу и инерцию. Хочешь, можешь вернуться вообще-то. Разве это я здесь особенно ценный товар?

Пройдя салон насквозь, Брюс отворил дверцу в каин ну.

— Просили маленькое и тесненькое? Подойдет?

Мари, не говоря ни слова, забралась в штурманское кресло, обтянутое потрескавшейся искусственной кожей. Брюс последовательно закрыл дверцу люка, заднюю дверцу салона и наглухо задраил переборку, отсекавшую кабину.

— А это, — спросила Мари. — что? — И ткнула пальцем в четырехугольную дыру посередь пульта. — Оно работает?

— Работает! — «успокоил» ее Брюс после детального изучения оставшихся приборов. — Во-первых, если это не работает, Мак должен техника расстрелять! А во-вторых, это был блок внешнего управления. Пиратский, понимаешь, образ жизни: никто не посадит этот катер дистанционно. Если пилот выведен из строя, значит, не повезло. И вот за это я скажу Маку большое спасибо.

Панель оживала под его руками.

— А ключи? Или коды доступа?

— Какие коды? — Она опять ничего не поняла. — Это армейский аварийный катер. Он на то и рассчитан, что в случае необходимости им воспользуется кто угодно, в меру своего представления об этой самой необходимости. Хоть вон Катон! Тут и навигация вся в компе: знай выбирай из списка.

— Надо было еду взять, — сказала Мари с сожалением. — Мы же не знаем, сколько до планеты лететь.

— Тут должен сухпай быть. На всю ту команду, что на скамейках. И полный запас топлива. Всегда. Не забудь пристегнуться.

Сам он был занят регулировкой пилотского кресла.

— Прости, пожалуйста, мне или кажется... — если бы кто-то нашел способ оптимизировать женщин, отключив в них ехидство, мужчины поставили бы ему памятник, а то и комету в честь него назвали, — или ты не достаешь до педалей?

— Не достаю. — Брюс поерзал, убеждаясь, что не подрос в плену. — Ну и наплевать. Педали, по существу, нужны только для точного прицеливания. Маневровые и маршевые я контролирую, этого хватит. В конце концов, это всего лишь компьютерная игра.

Мари воззрилась на него с недоумением. А вот мать бы поняла. Стоит ударить по газам — и побег будет обнаружен.

— Ну, поехали?

Мари кивнула, закусив губу, и Брюс толкнул ручку вперед.

Свет вместо тьмы! Брюс не ожидал увидеть свет, а потому ослеп. К счастью — ненадолго, потому что радар разрывался от писка: «Впереди препятствие!» Что за... Мать Безумия! Идиот! Такой, как ты, звездной системой ошибется, если ему топор иод навигационные приборы подсунуть.

А самое обидное, что никто и не собирался его обманывать. Крейсер МакДиармида действительно никуда не летел. Он стоял. В пещере. Видимо, на какой-то из пустынных планет или даже на астероиде, и даже скорее всего — так, потому что гравитация была очень уж невелика... Кораблям этого класса Конвенция строжайше запрещает садиться на обитаемые! Преступления против экологии считаются хуже разбоя, но сейчас Брюсу некогда было об этом думать.

«Впереди препятствие!» Может, поверху пройти?

Внизу какие-то ящики, люди, бестолковая толчея. Все смотрят вверх, на наш впечатляющий выход.

— Стена! — это Мари.

— А вот теперь смотри в оба, — рявкнул Брюс. — Ты наши глаза, помнишь? Должен быть выход! Основной или аварийный, второй лучше, потому что первый, скорее всего, с нашего пульта не откроешь!

О, вот и луч включили! Ой, что сейчас будет!

Камень словно вскипал там, где его касался гравитационный луч: то поднимались многолетние наслоения пыли. Еще одна причина, между прочим, почему космическую технику лучше держать в вакууме. Мало мне замкнутого пространства, надо еще и лучу не дать себя осалить.

Это всего лишь компьютерная игра! Налево! Ой, нет, тут мы уже были!

— Туда!

— Куда?

— Вон, вон туда! Дыра какая-то мелькнула!

— Да ты не руками маши, ты словами скажи! Направо, налево, вверх, вниз — на сколько часов?

— Словами — пролетел уже. Я думаю медленнее, чем ты летаешь!

— Ладно, на следующем круге пихни меня заранее.

Легко сказать — следующий круг.

Тучу пыли радар тоже называет «препятствием». Вот пойди разбери, которое из них проницаемое.

Главное сейчас — обмануть луч. Жаль, не получается держаться в его слепой зоне. Слишком велика скорость, и слишком велик радиус виража. Впрочем, можно сделать так... Ой, мамочки! Еще бы пара сантиметров, и...

Мари рядом издала тихий прерывистый звук. Э-э-э... едва ли тут есть гигиенические пакеты. Впрочем, это следующая проблема. Брюс и сам чуть не плакал оттого, насколько неповоротлив этот «автобус». Никакого сравнения с их семейным флайером, который отзывался на вздох. Тут, прости господи, одну ручку чуть не двумя руками ворочаешь.

Интересно... вот интересно, а если они возьмутся стрелять на поражение?

Каковы бы ни были взаимоотношения МакДиармида с Уставом в прошлом, залогом своих успехов в «бизнесе» он считал военную дисциплину на «Инсургенте» и с легкостью избавлялся от тех, кто этого убеждения не разделял. В современности нет места одиночке, а удача предприятия зависит не столько от индивидуального героизма, сколько от слаженности работы всех звеньев. Когда каждый делает то, что ему положено, число неприятных неожиданностей стремится к нулю, а покой — синоним счастья.

Мак спал, когда завопила «тревога». В чреве «его» астероида были оборудованы герметичные помещения, мастерские, диспетчерская и даже нечто вроде гостиницы для тех, кому захотелось бы сменить обстановку — отдохнуть в отдельной комнате вместо двухъярусной койки в кубрике на двенадцать человек. Но сам Инсургент полагал, что место капитана на корабле, даже если оставался тут в полном одиночестве. Сам про себя он думал, что он — из маньяков.

Опасность здесь могла грозить только внешняя, если бы полицейские силы выследили его секретную базу, но ни один флот не мог бы незаметно подойти достаточно близко. И даже тогда крейсер способен уйти в прыжок прямо от поверхности астероида. Только двигатели разогреть, а там ищи-свищи. Поэтому, подскочив с койки, где он дремал, не раздеваясь, и только нашарив ногами ботинки, а после — несясь в рубку и продирая глаза на бегу, он думал только об аварии. Все, что угодно, только не пожар!

— Что? — завопил он с порога. — Где?

— Катер сорвался с борта! Двигатели включились...

— Техника сюда!

— Есть!

— Я три минуты назад проверил его системы! — взвизгнул парень в синем комбинезоне. — Он не мог сам! Мак, ты ведь не думаешь, что...

— Сам?.. Под арест до выяснения. — Техник позеленел. — Ребятишки где?

— Э-э? Карцер заперт, Мак, как ни в чем не бывало!

— Этой штукой кто-то управляет, — сказал МакДиармид, нависая над спиной оператора, который тщетно выцеливал гравитационным лучом спятивший катер. Задача почти невыполнимая на столь малом расстоянии: слишком небольшим должно быть смещение луча. — Иначе он разбился бы в лепешку о первую же стену.

— Может, — деловито предложил вахтенный, — подстрелить его? Подумаешь, катер! Обойдется дороже, если он... эй! Вот про это я и говорю!

Беглый катер нырнул как можно ниже, петляя между мешками и ящиками, составленными в пирамиды, задевая их на виражах громоздкой кормой, рассыпая их и разбивая упаковки в щепы, и был вознагражден. Луч, преследовавший его, заплутал меж множества целей. Теперь каждый незакрепленный предмет, пойманный лучом, мощность которого была выставлена соответственно массе взбесившегося катера, взмывал вверх и летел в направлении посадочной платформы «Инсургента». Больше всего это напоминало бомбардировку, причем этакую идиотскую бомбардировку самими себя. Погрузочная команда, которая поперву залегла, чтобы не задело, теперь что есть сил уворачивалась от летящих тяжестей, и те, кто пробился к выходу, считали, что им повезло.

— Перекличку, — прорычал МакДиармид. — Кармоди ко мне! И проверьте ребятишек. Ну-ка, парень, пусти меня к пульту! — Он ударил по кнопкам обеими ручищами, с кажущейся неловкостью растопырив все пальцы. — Расслабьтесь, это всего лишь компьютерная игра.

В манипулятор луча встроена гашетка. Палец на ней большой и свинцовый, и чем дольше длится этот психоз, тем огромнее она кажется, заполняет сознание, как та белая обезьяна, о которой не думать, не думать, не думать... Подстрелить — не фиг делать, другой вопрос, что в косматом, черном с оранжевым клубке взрыва сгинет что-то... Сперва я хочу знать, что именно. Вырос уже из возраста, когда выстрелить первым означает уцелеть, и потому так важно — выстрелить первым. Нервы стали крепче, и интерес, он выше страха ошибиться и умереть. Тут — выбор, а при нашей карме тоньше, нервнее и болезненнее выбора нет ничего. Если можно не убивать, лучше не убивать...

Обнаружить на крючке очередную фальшивку, стряхнуть ее брезгливым движением помещенной в манипулятор кисти, выключить-включить... И некогда смотреть, куда она там упала. Там, внизу, было, вероятно, довольно шумно.

Проведя более сотни эффективных операций, когда иной раз приходилось непрерывно орать несколько часов, манипулируя огнем и строем, МакДиармид не ругался никогда. Так вышло не специально. Просто однажды, восемь лет назад, его до смерти достала необходимость под шквальным огнем противника отыскивать смысл маневра в паническом мате из диспетчерской. Тогда-то он и вышел на общую волну, требуя к себе всех, кто его слышит. Адекватные команды возникали на языке прежде, чем он осознавал их мозгом, и это было чем-то вроде великого дара. Момент истины, осознание себя, собственной ценности и предназначения, за которые после пришлось платить, стоя перед трибуналом за нарушение субординации. Двадцать раз потом в приватной обстановке командиры хлопали его по плечу: ты был прав, старик! И опустили глаза, когда с него сорвали погоны. Развилка. Взаимоисключающий выбор, и они сделали свой. Кармическая расплата одним за другое. За «ты был прав» — оно того стоило. И он, Инсургент, еще будет прав много раз, хотя бы только назло. А театрально дурковать можно и потом, для развлечения. Хотя чем дальше, тем тяжелее, свинцовее, как тот палец на кнопке, была дурная последовательность одних и тех же шуток. Всегда скучно. А иногда — больно.

— Кармоди не отвечает!

И спустя полминуты:

— Нашли его! Он в карцере, в отключке. Это мальцы сбежали.

— Дайте общую связь! — заорал Мак. — Никакой стрельбы! Чтоб никто даже не думал... Это деньги!

«Причем я, кажется, понял, почему эти деньги такие большие. Это нам еще повезло, что пацан угнал катер. Страшно подумать, если бы он влез в истребительный отсек!»