"Ноктюрн Пустоты" - читать интересную книгу автора (Велтистов Евгений Серафимович)Глава шестнадцатаяВ «Джон таймс» произошла приличная потасовка. Пол был покрыт рваными бумажками. Мебель раскидана. Нэш и Голдрин сидели, как манекены, в креслах, оплетенные электрическим шнуром. Возле них застыли ребята Боби. Такое превращение редакции в полицейский участок застало всех врасплох. Я даже снимать начал с замедленной реакцией. — Я протестую! — громко сказал Нэш, когда мы возникли в дверях. Мне показалось через глазок телекамеры, что каждая веснушка на его лице светится. Голдрин был похож на черное изваяние. Газетчики фотографировали. — Что это значит? — хриплым шепотом спросил шеф и вдруг заорал во всю силу своих легких: — Болваны!.. Я сказал «заткнуть», но не более!.. Гари, ты всегда был идиотом и служакой!.. Гари, потирая распухший подбородок, мрачно посмотрел на полицейских, и те развязали пленников. Нэш поднялся, раскинул в стороны руки, присел. — Не забудьте упомянуть о свободе слова в нашей стране, — сказал он с усмешкой газетчикам. — И вы, Бари! Если, конечно, включите в репортаж эти кадры… — Включу, — пообещал я. — Как вы могли поднимать панику в нашем доме? — накинулся на него администратор. — Я велю немедленно вас выселить! Нэш невозмутимо возвышался перед ним. Розовые мальчишеские щеки его пылали. — Моя редакция арендует это помещение, и срок контракта не истек… Посему, — он указал на дверь, — попрошу вас вон… Администратор попятился. — Зачем молоть всякую чепуху! — вмешался энергично мэр, покосившись на Голдрина. — Кого надо спасать именно сегодня? — Это началось не сегодня, — уточнил писатель. — Когда же? — Это началось в семнадцатом веке, когда первых рабов-негров привезли в Вирджинию… На него смотрели как на сумасшедшего. — Кого же мы спасаем, господин проповедник? — повысил голос мэр. — Жителей Чикаго или бандитов? — Мы спасаем Америку, — прогудел из кресла Голдрин. Мэр и представитель губернатора иронически переглянулись. — Об Америке позаботятся и без вас, — холодно сказал представитель губернатора. — Благодарю! — Голдрин поднялся. — Если вы, господин, имеете в виду цветных, то о нас заботятся ежедневно. — Он направился к двери. На минуту задержался, оглянулся, увидел искаженные ненавистью лица. — Что ж вы не кричите «грязный ниггер», господин мэр? Я к этому привык. Мэр побагровел. Из его легких вырвался хрип, и мне явственно послышался в нем привычный удар в спину: «Ниггер». — Вы доказали мне, — сказал со спокойной улыбкой Голдрин, — что плантаторская психология пережила века. — Прошу внимания! — Боби держал в руках какую-то записку. — Информирую всех, что после состоявшейся передачи одна из жительниц выбросилась из окна. Боюсь, мистер Голдрин и мистер Нэш, что вам придется отвечать перед законом. Голдрин пожал плечами, вышел. — Надо еще доказать… — Нэш тоже пожал плечами и попросил не мешать ему работать. Ребята из «Чикаго трибюн» незаметно исчезли. Материалов у них было на целую полосу. Мы перешли в комнату, занятую временно Боби. Представители власти явно нервничали, тихо переругиваясь в углу. Боби беседовал со своими ребятами, давал различные поручения. Наконец мэр подошел к шефу полиции, положил руку на его плечо. — Что будем делать, Боби? Шеф поднял усталое лицо. — Выход единственный. Эвакуировать людей… Не снимайте, пожалуйста, Джон. Я опустил камеру. — Как так? — Администратор с трудом осознавал важность лаконичного сообщения. — Пусть взрывают пустую коробку, — спокойно ответил шеф. — А мы успеем? — спросил мэр. — Должны успеть. Через два часа на совещании у мэра Чикаго (я туда не ездил) было решено эвакуировать жителей Большого Джона. Администрация сделала заявление по внутреннему радио и объявила план вывозки людей с личными вещами вертолетами и автобусами. Телевидение подхватило новость: прямой репортаж велся из вертолета, кружившего над небоскребом. Миссия моя заканчивалась. Я должен был снять эвакуацию, пустой дом перед взрывом и уйти одним из последних. Вот и все. Звонок Нэша ошеломил меня: — Они не хотят уезжать, Бари… Мне не с кем больше посоветоваться… Извините, ради бога… Что делать, Бари? — Кто не хочет? — Очень многие семьи… Мои сотрудники едва успевают отвечать по телефону. — Массовый психоз? — Хуже. — Нэш кашлянул. — Они сознательно. Привыкли. Не хотят и не могут уходить из этого дома. — Не хотят и не могут, — повторил я тупо. — Понятно, Нэш. — И процитировал чью-то фразу: — «Жизнь пуста, если она не имеет цели». — Не шутите, пожалуйста, Бари. Что же делать? — Вы пропагандист, Нэш, а я — всего-навсего репортер. Убеждайте. — Они не послушаются, слова бесполезны. — Нэш тяжело вздохнул. — Тогда записывайте номера квартир и передайте их Боби. У него энергичные ребята, вы знаете. — В самом деле, полиция стара, как и государство. — Обрадованный Нэш процитировал Маркса. — Как мне не пришло в голову, что это прямая обязанность полиции?! Через час-полтора я мог приступить к съемкам. Прилег на постель, забылся в коротком сне. Но отдохнуть мне не дали: кто-то звонил. Чертыхаясь, открыл я дверь, увидел разодетого Боби. — Вы собрались на свадьбу? — спросил я. — Я к вам, дружище. Не возражаете? — Он сел. — Все суетятся, а вы дремлете. — Суматошный день… — Правильно делаете. — Боби зевнул, прикрыв ладонью рот. — Хочу немного поболтать, дружище. И еще пригласить вас на обед. — С удовольствием. После съемок. — Хотя платить придется скорее всего вам, — шеф хитровато поглядывал на меня из-под косматых бровей. — С вас причитается, старина… — То есть?.. — Вероятно, в ближайшие часы ваш гонорар удвоится. — У вас есть новости? — Я потянулся за камерой. Боби остановил меня жестом. — Я удивлен вашей прозорливостью, мистер Бари. Они действительно угрожают Чикаго. Впрочем, это не новость. Наверное, уже передают. Он включил телевизор. Диктор читал экстренное сообщение, поступившее на телевидение, радио, в редакции газет. «Адская кнопка» поставила ультиматум Чикаго. Большой Джон, говорилось в ультиматуме террористов, будет взорван в назначенный срок. Это серьезное предупреждение городу. Если через сутки не будут удовлетворены требования группы, то несколько бомб уничтожат Чикаго. — Сумма выкупа? — спросил я Боби. — Копейки, — махнул он рукой. — По полторы тысячи с носа. — Десять миллиардов, — прикинул я. — Это с лихвой окупает их расходы. И дает очко в игре остальным! — Вы настоящий политик, Джон. В отличие от всех болтунов — мэра, губернатора и прочих… — Боби улыбнулся. — Я редко кому говорю комплименты. Условия игры были обычные: заправленный, готовый к взлету самолет; требуемая сумма в купюрах и золотых слитках на борту; полная безопасность проезда на аэродром и полета. — Придется дать им почетный эскорт, — усмехнулся Боби. — Ничего не попишешь, буду сам сопровождать и следить, чтобы какой-нибудь идиот не выстрелил по этим чернокожим. Иначе всем нам крышка. — Они действительно цветные? — Да, Бари. И это самый большой секрет. Социальный динамит опаснее всего… Узнай раньше времени мэр или кто-то другой, и в Чикаго начнется новая гражданская война. Вы, надеюсь, понимаете… Я выразительно посмотрел на телефон, и Боби, перехватив мой взгляд, сделал официальное заявление, что отныне ни одно слово не вылетит за стены моего номера, не попадет ни в одно любопытствующее ухо. — А Голдрин? — спросил я. — Администратор? — Этот просто негодяй с рождения… Что касается вашего писателя, то он догадывается, но его никто не принимает всерьез… Я же, — Боби невесело рассмеялся, — знаю всех двенадцать в лицо. — И вы… Боби помрачнел. — Кнопка… Я говорил уже… Ее можно нажать даже в самолете. — Боби по-стариковски покряхтел, положил большую ладонь на мое плечо, — Джон, если бы ты родился в Америке, — глаза его стали строгими, — ты давно был бы президентом США… Забудьте об этом, пожалуйста, старина. Я почувствовал серьезность момента. Понимающе улыбнулся, махнул рукой. — Уже забыл… За что такая честь? Шеф расслабился в кресле, с минуту молчал. — Я проверил вашу сумасшедшую версию. К сожалению, вы оказались правы. Он протянул мне бумажку. На ней была напечатана одна строка: Я несколько раз перечитал строку, мучительно соображая, почему именно двадцать пять миллионов. И вдруг вспомнил свою шутливую фразу: «А если они хотят освободить всех?» Двадцать пять миллионов — да ведь это все негритянское население Америки! От кого их освободить? Напрашивался примитивно-дикий ответ: от белых. Но как? С помощью шантажа и взрывов? Кажется, последнюю фразу я произнес вслух: — Черт их знает, — пробурчал Боби. Мы тупо смотрели друг на друга, понимая, что влипли в идиотскую ситуацию. Освободить двадцать пять миллионов? А они спросили у этих миллионов, нужно ли их освобождать? — Могут взорвать! — сказал я. — Могут! — согласился шеф. — Что ж, — я выключил болтливый телевизор, — пусть Америка раскошелится, а журналисты заработают свое. При чем здесь удвоение моего гонорара? Боби встал, застегнул пиджак. — Я обещаю вам, Джон, — в голосе его прозвучали торжественные нотки, — что вы один снимете арест банды… Я молчал. Боби подошел ко мне вплотную, положил огромные ручищи на спинку стула. — Я чувствую, Джон, что вы… именно вы способны помочь мне обнаружить кнопку. Я спокойно взглянул в глаза. — Кнопку — нет. Исключено, Боби… — Значит, сами эти штуки? — Не знаю, — сказал я. Боби подвел меня к окну, отодвинул пеструю штору. — Взгляните сюда, Джон. Видите эту штуковину? Внизу напротив нашего небоскреба высилась, как небольшой рыцарский замок, старая водонапорная башня — единственное здание, уцелевшее после знаменитого пожара 1871 года. — Рекламная знаменитость, — узнал я. — Водокачка. — Я ее помню с детства, — продолжал задумчиво шеф. — Она казалась мне замечательней любого небоскреба. Здесь работала моя мать, и я знаю каждый уголок внутри. Когда я воевал во Вьетнаме, бессмысленно сбрасывал бомбы на джунгли, мечтал только о том, чтобы выжить, вернуться, потрогать ладонью старый камень водокачки… Я смотрел на него с удивлением. — Да, Джон, это было, — подтвердил он кивком. — Когда-нибудь расскажу подробнее… Я был ранен, вернулся, поступил в полицию. Не представляете, Бари, какой я был тогда. Пропорционально сложен, крепкой кости, в меру мяса — я сразу стал рядовым с популярной фамилией… И вот — все бессмысленно… — Почему? — спросил я. — Я не хочу, чтоб ее разрушили, — просто сказал Боби. — Чикаго без этой старушки не Чикаго. Он отвернулся к окну. — Я подумаю о вашей просьбе, — тихо проговорил я. И Боби сразу понял меня, на цыпочках удалился в угол, затих, словно испарился. Я думал про своего единственного друга Аллена. В школе его звали Вилли. Вилли Копфманн. Но он-то любил, чтобы его называли Алленом. Кажется, так звали его деда по материнской линии, который в детстве, как и мой дед Жолио, столкнулся лицом к лицу со смертью в лагерях третьего рейха. Мы с Алленом дружили по-настоящему: делились секретами и никогда не выдавали друг друга. Тихий, застенчивый Аллен оправдывал свою фамилию: он был настоящим головою-человеком. Прежде всего — человеком! Вилли Копфманн стал знаменитым физиком и остался прежним Алленом. Он приезжал к нам с Марией в гости, когда мы были молодые, не разъехались еще в разные концы света, разделял наши хлопоты, играл с Эдди и непрерывно шутил. Кажется, не было более коммуникабельного человека. Но я-то знал, что Аллен всегда одинок, замкнут. Временами мне казалось, что он влюблен в Марию. Когда он уехал в Америку, где ему были предложены любые условия для работы, Вилли Копфманн исчез из всех справочников, появился физик Аллен. Через несколько лет исчез и профессор Аллен. Всего несколько человек в мире знали, что Аллен существует, что он продолжает свои исследования. Из этих нескольких один я был уверен, что мой друг осуществил мечту своей жизни — обрел одиночество. Он жил над Землей, облетая ее каждые полтора часа. На новейшей американской космической станции «Феникс», которая была самой комфортабельной станцией для труда и отдыха. Техническая часть была отработана великолепно: в жилом отсеке станции путем вращения сфер создана нормальная тяжесть (я даже подозревал, что там среди современной мебели, стояли в кадках карликовые пальмы, которые Аллена всегда успокаивали), а в спутниковых отсеках царила обычная невесомость, где Аллен мог заниматься своими давними увлечениями — выращивать редкой красоты и большой стоимости кристаллы, варить незнакомые для Земли сплавы металлов, искать победителей непобежденных на планете болезней, исследуя под микроскопом на молекулярном уровне свою кровь. И все же Аллен скучал. Получив через одного из его коллег секретную записку с указанием радиоволны, я тотчас вышел на связь со станцией «Феникс». Нередко у Аллена или у меня являлась острая потребность в общении, и я болтал с ним о разных земных и космических мелочах, не вдаваясь, разумеется, в подробности того дела, которое осуществляла самая секретная космическая лаборатория США. У меня всегда была с собой карманная рация для вызова Аллена. При включении она неизменно давала сигнал, когда Аллен пролетал в космосе над тем местом земного шара, где я находился. Сигнал прозвучал совсем недавно, и ждать облета «Фениксом» Земли было нецелесообразно. — Боби, — негромко позвал я, и он тотчас материализовался из угла. — Кажется, я постараюсь помочь вам. За результаты не ручаюсь… Вы ничего не слышали и ничего не знаете… В ответ на эту шаблонную фразу шеф полиции так энергично стал трясти головой, что я понял: не выдаст. — Мне нужен мощный передатчик. — Он к вашим услугам! — сразу же отозвался Боби. — Можно распорядиться? — При одном условии: о моих действиях никто не должен знать… Это очень серьезно, Боби! — Я сам буду вас сопровождать. Через четверть часа мы были на городской радиостанции. Я заказал нужную волну и остался один в студии. Боби дежурил по ту сторону толстой двери. — Вы отчаянный парень, — сказал он перед этим. — Будьте осторожны. Они, — он подчеркнул это слово, — записывают все радиопереговоры. — Знаю. Пока они поймут, что к чему, мы спасем город. Довольно долго вызывал я Аллена. «Феникс» был вне зоны слышимости. Наконец раздался знакомый глуховатый голос: — Шестой слушает. — Вилли, это я, — сказал я, дрогнув от радости, словно друг вошел сейчас в комнату. — Привет! — Привет, Жолио! — Он называл меня в целях конспирации именем деда. — Как поживаешь? — Как на горячей сковороде… Я торопливо объяснил Аллену ситуацию, спросил: — Скажи, ты сможешь засечь плутоний? Их три или четыре штуки, очень компактных. Где бомбы, никто не знает… — Когда намечен первый взрыв? — спросил Аллен. Я взглянул на часы: 19.10. — Через тридцать три часа пятьдесят минут. В наушниках потрескивал космос. Аллен молчал. Я знал, что друг оценивает обстановку, считает, пока его станция с огромной скоростью мчит вокруг шарика. — У меня здесь есть один аппарат, — сказал после затянувшейся паузы Аллен. — Вскоре я буду над Чикаго, сделаю снимки… Надо будет с ними основательно поработать. Словом, Жолио, я тебя вызову через десять — двенадцать часов. Ты откуда говоришь? Слышимость такая, словно ты в соседнем отсеке. Я пояснил, как вышел на связь. — Хорошо… Ты получишь снимки, но поступай по обстановке. Для связи достаточно твоей рации… — Все понял, Вилли! — Как там Мария и Эдди? — Мария, как обычно, путешествует. Эдди на съемках в Голливуде. — Поклон им от меня. — И тебе от них! — Береги себя, Жолио. — И ты, Вилли! — Ну, я-то далеко от вашей суеты. Привет тебе! — Привет! Выхожу из студии. Боби вопросительно смотрит на меня. Я молча киваю. Боби подмигивает в ответ. В номере ждали телеграммы из «Всемирных новостей». Сэр Крис вежливо напомнил о необходимости срочного получения материала. Я понимал, что фирма нервничает: в Чикаго ринулись журналисты со всего света, а ее специальный корреспондент за два дня не прислал ни метра записи. Я ответил коротким посланием: пока не имею самого важного эпизода репортажа. Подпись. И точка… Что они подумают? Возможно, решат, что я сошел с ума и хочу взорваться вместе с Большим Джоном… Во всяком случае, Боби может оказаться прав: фирма предположит, что я затеял какую-то авантюру, и задумается о гонораре… Неожиданно сработала космическая рация, меня вызывал Аллен: — Жолио, есть вопрос! — Что случилось, Вилли? — Над Чикаго летает какая-то установка. Насколько я понимаю, она занята поиском, наверное — того же самого… Надо ли мне вмешиваться?.. — Подожди, Вилли, я уточню… Связался по телефону с Боби. — Могу поговорить? Срочное дело. — Да, Джон. — Он чуть поколебался. Я повторил вопрос Аллена. — Эти военные, — угрюмо признался шеф. — Честно, я на них не надеюсь… Загляну к вам, старина?.. — Чуть позже. Аллен с минуту оценивал мою информацию. — Понятно, другое ведомство, — сказал он наконец. — И все же, Жолио, не мешает получить их данные. Для сравнения… Понимаешь меня? — Понимаю, — сказал я, пока ничего не понимая. — Если удастся, передай сведения в банк информации. Все объекты, которые будут замечены с их высоты… Вот мой кодовый номер. — Аллен продиктовал числа. — Я вызову, как договорились… Боби, появившись у меня, разложил на столе план Чикаго. — Извините, Бари, я сам недавно узнал об этой затее. Они работают очень медленно. — Он показал узкую заштрихованную полоску, перечеркивающую город. Большая летающая платформа-автомат бороздила воздушное пространство над городом — полоса за полосой. На ее борту, вероятно, был установлен ускоритель, который прощупывал внутренности Чикаго пучками отраженных лучей. Я не физик, но отчетливо понимал, что искать уран и плутоний можно с помощью физического прибора. Иначе зачем летает над крышами такая штуковина! А раз летает, значит, где-то у компьютеров и экранов сидят и работают специалисты. Шеф полиции согласился с моей версией и объяснил, почему он не надеется на успех этой операции. Платформа, по сведениям Боби, сравнительно тихоходна, а широта облучаемой полосы узка: двести — триста метров. Простой расчет показывает, что исследовать все пространство в оставшиеся часы она не успеет. — Мне нужны данные! — сказал я Боби. Он словно не слышал. Тихонько насвистывал, рассматривая план Чикаго. — Мне нужны данные, чтоб отсечь известные и бесспорные объекты с ядерной энергией. — Но так-то просто добыть их, — буркнул Боби. — Это в ваших интересах. — Я пожал плечами. — Поднимемся на крышу, — предложил шеф. Наверху моросил дождь. — Подождем, — сказал Боби. — Она где-то рядом… Идет по второму заходу. Мы подошли к краю площадки. Подняли воротники. Под дождем намокла одежда. Шум моторов заставил меня поднять камеру, хотя снимать в сумерках было почти бесполезно. Из серых клубящихся туч внезапно показалась, стремительно надвинулась и проплыла почти над нашими головами здоровенная металлическая рама. Четыре вертолетных винта, вздымая воздушные вихри, оглушая треском, несли ее над крышами. Я успел разглядеть какое-то массивное сооружение, и все — платформа уплыла во мрак. — Осторожнее, — предупредил Боби, покосившись на мою камеру, — не дразните гусей. — Какие тут секреты, — огрызнулся я, — когда ее видит каждый прохожий! И тут раздался голос, он прозвучал совсем рядом: — Отец, ваша коробка по-прежнему пуста, как консервная банка… По глухому, вибрирующему звуку я догадался, что включилась карманная рация шефа. — Конечно, Сэм, они не дураки, — громко сказал Боби. — Следите за движущимися объектами. Понял меня? — Понял, шеф. Я сделал вид, что ничего не слышал. — Это мой сын, — сказал Боби. — Точнее, приемный сын… Он физик… Со светлой головой и… темной кожей. Я взглянул на него с удивлением: шеф неизменно раскрывался для меня с самой неожиданной стороны. — Я никому не рассказывал, Бари, про тот давний случай. — Боби усмехнулся воспоминаниям. По лицу его текли струи дождя. — Однажды, когда у меня в семье случилось несчастье и я переживал трудные дни, в парке ко мне подошел мальчишка и потребовал десять долларов. Плата, как говорится, обычная за прогулку в одиночестве, и я решил было обойтись профессионально с вымогателем… Но в глазах этого негритенка, в его голосе, позе, во всем сквозило такое отчаяние, что я протянул деньги… Шеф полиции пришел в парк на второй день и на третий. Сумма выкупа все возрастала. Мальчишка, вооруженный старым кольтом, однако, не замечал, как он постепенно втягивается в разговор с человеком, который не только его не боится, но и как будто сам ищет встречи. Когда в очередной раз Сэм не явился, Боби разыскал его и выручил из беды. — Я сделал тогда удивительный вывод, Джон, — продолжал Боби. — С самым отчаявшимся человеком, даже с бездомной дикой кошкой надо поговорить по-человечески. И они остановятся, прислушаются, поймут… Вы можете смеяться над стариком, но это — истинная правда. Я не смеялся. Я видел перед собой человека убежденного и сильного, человека, который умел находить правильный выход из трагических ситуаций. Молча пожал Боби руку. — Буду рад познакомиться с Сэмом, когда он освободится, — сказал я ему. — Спасибо. Сейчас он с ребятами чересчур занят. Вы видели, они бредут на ощупь, а противник значительно хитрее их. — Здесь нужна другая точка зрения, — заметил я. — Вся картина целиком. Боби пристально посмотрел на меня. — Вы правы. Я постараюсь достать сведения… Только прошу вас: на тех же условиях. Я не могу подвести Сэма… Промокшие до нитки, спустились мы переодеться. Буквально через полчаса пневмопочта доставила пакет от Боби. В нем был листок с колонками цифр. Я набрал на приставке к телевизору номер банка информации, потом кодовый номер Аллена, заложил в печатное устройство листок. Информация с летающей платформы ушла в космос. Бумагу я сжег. Поднялся на девяносто пятый этаж в ресторан. За столиком Боби спиной ко мне сидела женщина. Она выглядела достойной парой элегантному шефу полиции. Я ускорил шаг, догадываясь, что такое необычное платье может носить одна в мире женщина. Боби что-то сказал. Его спутница обернулась, медленно встала, обвила мою шею горячими руками: — Мария… — Я задохнулся от неожиданности. — Как ты здесь? — Я с тобой, милый… Боби нагнулся над столом, прикуривая сигарету. |
||
|