"Лунные грезы" - читать интересную книгу автора (Николсон Кэтрин)Глава 13К тому времени, как они добрались до Биаррица, совсем стемнело. Гай, так и не промолвив ни слова, остановил машину и учтиво проводил Корри до самых ворот Шато де Баск. «Все кончено, – тупо повторяла она про себя, – все кончено». Она сама, своими руками уничтожила возникшее между ними хрупкое перемирие. В отличие от сторожевых башен замка их отношения были построены на песке. Всего несколько слов, отрезвляющее дыхание реальности, и карточный домик рассыпался… Девушка не могла дождаться, когда уедет отсюда. Если эта взрывчатая смесь ревности, ненависти, ужаса и есть любовь, Корри прекрасно без нее обойдется. Она хотела снова стать собой, а не обезумевшим непредсказуемым созданием, переходившим за одно мгновение от экстаза к отчаянию, кричавшим в лицо Гая отвратительные вещи, о которых минуту назад даже не помыслила бы. О, как она жалела, что Гаю вздумалось показать ей фабрику! Почему он всегда извращает смысл ее слов, почему не оставит Корри в покое? Еще сегодня утром она посчитала бы его человеком, готовым на все ради выгоды, но теперь, увидев, что Гай помогает народу Арлекина, не знала, что и думать. Она так и не привыкла к полутонам, и единственное, в чем была уверена, – ей легче сопротивляться жестокому злодею, чем великодушному, щедрому неисправимому романтику. Корри вынуждала себя не смотреть на Гая. Она вырвалась на волю, ускользнула из-под его власти – больше он ее не тронет. Глядя на серебристое сверкание уходившего за горизонт океана, девушка напоминала себе, что это всего лишь красивый пейзаж. И она будет с удовольствием вспоминать о проведенных здесь днях, но вряд ли сердце забьется чуть чаще. На берегу, там, где блестел полумесяц залива, Корри увидела нечто столь восхитительное, что у нее перехватило дыхание. Берег был усеян множеством огней, мерцавших, переливавшихся, как дорогой муар, пылавших на фоне бархатного неба. Корри потянула Гая за рукав: – Что это внизу? – Ноябрьская ярмарка, – буркнул Гай. – Совсем забыл. Она бывает каждый год. Корри с завистью смотрела вдаль. Всего-навсего мелькающие светлячки, не обещавшие ни тепла, ни защиты от мрака. Почему они так ее притягивают? И девушка, не оглядываясь, сбежала вниз по выщербленным ступенькам. Длинные волосы развевались, ноги скользили по мокрым камням, но ей было все равно, точно сам дьявол гнался по пятам. Она нырнула в шум и водоворот цветных огней, словно рыба в море. Музыка манила, кружила, захватывала, а впереди, как аккомпанемент большого оркестра, слышался неумолчный рокот волн. Корри закрыла глаза. Ей хотелось, пусть на мгновение, забыть обо всем, вернуть старые беззаботные деньки. – Корри! – окликнул Гай. Подняв веки, девушка уставилась на высокую мужскую фигуру так, как будто видела впервые в жизни. Неподалеку вертелась карусель, украшенная гирляндами лампочек. Радужные отблески мелькали на светлом костюме Гая, превращая аристократа в бродячего артиста, Арлекина… В этот момент музыканты заиграли старую песню, такую старую, что Корри не могла вспомнить ее названия. Когда-то, много веков назад, она скинула бы туфли и принялась танцевать на песке, но теперь стала старше и мудрее, а то время ушло навсегда. Но тут. веселившихся будто накрыла гигантская черная рука – фонари погасли, музыка стихла. – Все кончилось. Он стоял так близко, что стоило протянуть руку, и она до него дотронется. Во тьме и тишине его слова как нельзя лучше соответствовали ее грустному настроению. – Знаю. Мы опоздали. Музыканты стали собирать инструменты, люди потихоньку расходились. Слишком поздно… Впервые, именно сейчас, шагая по пляжу рядом с Гаем, девушка поняла, что это означает. Как ни ужасно звучит, сегодняшний вечер для них последний. Ни споров, ни поцелуев, ни сюрпризов. Пустота. Она глубоко вдавливала ноги в мокрый песок, и следы немедленно наполнялись водой. Позади тускло мерцали огни города, впереди простиралось шепчущее что-то утешительное море. Корри ощутила, как горечь постепенно тает. – Корри, – тихо пробормотал Гай. Говорить громче просто не было смысла – они остались одни во всем мире. – Я должен узнать кое-что, перед тем как ты уедешь. – Спрашивай. Гай поколебался, но голос звучал спокойно, почти деловито: – Почему тебе так трудно связать свою судьбу с одним мужчиной? – Я… я… К своей немалой досаде, Корри обнаружила, что заикается, как школьница. Когда-то она сумела бы дать ему достойный отпор, но что-то – то ли нежная теплота ночи, то ли отражавшаяся в воде луна, то ли собственное непокорное сердце – делало все ее загадки, тайны и маскарады нелепыми и неуместными. В том, что он сказал, есть зерно истины. В душе она страшно боялась потерять независимость, полюбить кого-то, стать игрушкой в руках мужчины. Корри желала остаться хозяйкой своей судьбы, и, возможно, это и было худшее проявление трусости. – Не знаю… Я хочу многого добиться и достигну вершины, только если буду одинока. Мне необходимо время, которое я потеряю, если стану частью чьей-то жизни. – И ты готова пожертвовать всем: любовью, семейной жизнью, детьми – ради собственных амбиций? Уверена, что именно к этому стремишься? – Знаю, это трудно, – вздохнула Корри. – Но почему я не могу получить и то и другое? Не все сразу, но хотя бы по очереди? Сначала слава, потом семья. Что тут плохого? – Но сначала все-таки слава. – Иначе быть не может. Корри задумалась. Как лучше объяснить? Он, вероятно, посчитает ее глупой, тщеславной, но надо все-таки попытаться. – Это трудно выразить словами. Знаешь… мне есть, что сказать людям. Я всегда это чувствовала. Представь, ты лежишь ночью на склоне холма и смотришь на звезды. Вокруг непроглядная темнота. А там, далеко – сплошное сияние, так, что глазам больно, если вздумаешь приблизиться. – Она перевела дыхание. – Я могу подняться очень высоко, возможно, на самый верх. И должна разделить свой дар с другими. Это… долг чести, и я обязана отдать его миру, прежде чем умру. Ну вот, она призналась. Сказала все, что осмелилась. Больше, чем открыла кому бы то ни было, если не считать Арлекина. Пусть смеется над ней, называет ребенком, но именно таковы ее мысли и ощущения, и они естественны, как воздух, которым дышит Корри. Но Гай не засмеялся. Наоборот, лицо его было на редкость серьезным. – А что, если найдется мужчина, который поможет тебе? Если ты ему позволишь. – Возможно, – согласилась Корри. – Но я не имею права на ошибку. – Никому не хочется ошибаться, – кивнул Гай. – Но твои слова многое объясняют. – Правда? Ей отчего-то польстил его интерес. – Разумеется, – наставительно заметил Гай. – Прежде всего тебе нужен покровитель. Учитывая твои весьма необычные претензии, это единственный выход. Ты не можешь позволить себе что-то более… постоянное и к тому же всегда стремишься взять верх. Как понимаешь, это идеальное решение. Ни к чему не обязывающее и вполне безопасное. С дополнительным преимуществом – договор расторгается по первому слову. Девушку неприятно укололи холодно-презрительные нотки. – Не более безопасное и ни к чему не обязывающее, чем ваши связи с замужними женщинами. Не воображайте, что я слепа. – Прямо в десятку! – улыбнулся Гай ленивой знакомой улыбкой. – Но заметь, я никогда не притворялся, что влюблен. – Опять это слово, – с деланным упреком покачала головой Корри. – Для людей, которые даже не нравятся друг другу, мы, кажется, слишком много говорим о любви. – По-моему, я знаю причину. Эскимосы больше всего боятся снега, потому в их языке семнадцать обозначений этого понятия, и они беспрерывно толкуют о нем, подробно обсуждают каждую метель, как любовник – предмет своей страсти. Вероятно, поэтому у французов так много названий для этого чувства, оно идет вразрез со всем, что они так ценят, – с логикой, разумом, расчетом… По телу Корри разлилось странное тепло. Она не должна признаваться, что любит его, но может по крайней мере говорить о любви. – Как по-вашему, она существует на самом деле? Гай отвел взгляд. – Думаю, да. Но приходит очень редко. И никогда не знаешь, где ее найдешь. Что твоя амбра, о которой я упоминал. Нельзя отправиться на охоту за ней, надо лишь иметь терпение, и в один прекрасный день, когда ее совсем не ждешь, море может принести комок амбры к твоим ногам. – Значит, для нас надежда еще не потеряна. – Мне бы хотелось в это верить. Он остановился и повернулся к ней лицом. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Все вокруг находилось в движении – волны, планеты, путешествующие по своим орбитам. Только они застыли будто в волшебном сне. – Я спрашиваю себя, – еле слышно вымолвил наконец Гай, – что, если это все-таки возможно… – Что именно? Почему-то Корри стала задыхаться. – Начать сначала. Перечитать книгу и написать собственный конец. – Не получится, – с деланной беспечностью бросила Корри. – Мы совершенно друг другу не подходим. Я никогда не доверюсь мужчине, который не знает, что такое бедность. – Разумеется, – с легким сожалением кивнул Гай. – А я никогда бы не смог довериться женщине, которая не имеет ни малейшего понятия о жизни в роскоши. – Он немного помедлил, пристально изучая Корри. – Впрочем, может быть, ты скрываешь, что богата? – К сожалению, нет. Но обязательно разбогатею. Когда стану знаменитой. – Когда-нибудь… – Опять это сожаление в голосе. – Но тогда будет слишком поздно. Еще одна томительная пауза. Наступающее море лизало их ноги, как огромный ласковый пес. Гай взял руку Корри, почти рассеянно поднес к губам и легонько подул на пальцы. Девушка против воли вспомнила ту ночь в доме на улице Петра Сербского и растаяла от одного его прикосновения. – Не надо. – Ее голова кружилась, реальность ускользала с неимоверной быстротой. – Ничего не получится. Мы слишком разные. – Но почему? – возразил Гай спокойно. Чересчур спокойно. Отчего же Корри так трясет, будто земля вот-вот разверзнется под ногами? – Это напоминает загадку, которую мне кто-то задал: «Что означает слово „вечность“?» Ответа нет, каждый должен сам создать собственное понятие о вечности и будущем. И мы могли бы попробовать. Забыть о прошлом и настоящем – просто быть самими собой. Ты и я. – Это не так легко. – О, если бы она могла решиться! – Нет такого понятия «ты и я» и никогда не было. С тобой я совершенно теряюсь и не понимаю, что со мной творится. – Девушка путалась в словах, пытаясь выразить, что испытывает, и при этом стремилась быть абсолютно честной с ним и собой. – Забываю обо всем и постоянно принуждена играть какую-то роль, навязанную кем-то непонятным. Не в силах быть естественной. – Только не здесь, – заметил он, так категорично и убедительно, точно открывая новый закон природы, – не в Биаррице. – Ты прав, – нерешительно засмеялась Корри. – Но так или иначе, я не могу остаться здесь навсегда. – Хорошо, – согласился Гай, немного подумав, – если Биарриц тебе надоест, мы можем поехать куда угодно. На следующей неделе будет «Праздник обжор» в Бургундии. Подумай только, мы вдвоем, а третий – паштет из гусиной печенки! – Из гусиной печенки? Неожиданный, невероятный, как зимний нарцисс, прилив радости подхватил Корри. Забыть о холодах на день, на неделю… что тут плохого? – Это намек или предложение? – Ни то и ни другое! – торжественно поклялся Гай, отвесив грациозный старомодный поклон. – Просто… приглашение. Боже, что ей делать? – А как насчет Бланш? Лицо Гая вмиг окаменело. – Я ничего не обещаю. Никаких планов, контрактов и объяснений. Ты и я. Только и всего. Корри смотрела на него, сжимаясь от ужасной боли при воспоминании о любви, которую всегда воображала: смех, музыка и неизбежный хэппи-энд. И что получила взамен? Мучительную смесь сомнений, противоречий, пугающий, головокружительный полет сквозь безвоздушное пространство, бесконечное падение в никуда. И это любовь?! – Ну? – подстегнул Гай. Хрипло. Требовательно. Но губы Корри точно заледенели. Воздуха не хватало. Бессонными длинными ночами в «Луизиане» она мечтала об этой минуте. Ждала ее. Жаждала. И теперь, когда грезы становились явью и луна падала прямо ей в ладони, оказалось, что она, Корри, изнемогает под тяжестью непосильного груза. – Откуда мне знать, можно ли довериться тебе, – вырвалось у девушки. – Я уже сказал, никаких гарантий, – обронил Гай, и от его взгляда по коже Корри пошел мороз. – Но что тебе терять? Свое сердце. Душу. Жизнь. Только и всего. Должно быть, по глазам девушки было заметно, как хочется ей поддаться искушению, потому что Гай, не снисходя до уговоров, повернулся и пошел назад. Корри смотрела ему вслед, злясь и одновременно восхищаясь. Гаю удалось обставить ее в самый момент триумфа. Девушка, задыхаясь, метнулась за ним и едва догнала. – Но я еще не согласилась! – Согласишься, – улыбнулся он. – И не понимаю, почему я должен голодать в ожидании, пока ты соизволишь решиться. Можешь как следует обдумать наш разговор за ужином в «Отей дю Пале». – Пытаешься подкупить меня?! – Естественно, – вкрадчиво сообщил Гай. – Как тебе, должно быть, известно, я не обременен моральными принципами. «Отей дю Пале», бесконечная ширь Атлантики… как ей устоять? – Но нельзя же ехать в таком виде! Гай невозмутимо оглядел ее рыбацкую фуфайку и грязные сапожки. – Откуда такая внезапная забота об условностях? По-моему, раньше ты никогда не смущалась подобными мелочами! – Да, – согласилась девушка, краснея, – но это было раньше. «До того, как я влюбилась. Теперь же я хочу затмить всех женщин на свете». – Ну что ж, – вздохнул Гай. – Переоденься, если так уж настаиваешь. У тебя десять минут. Девушка надменно выпрямилась. –Будьте добры не забывать, месье де Шардонне, что я больше не ваша служащая. Гай, откинув голову, весело расхохотался: – Вижу, вы быстро усваиваете уроки, мисс Модена. В таком случае четверть часа, но ни секунды лишней. Я буду ждать здесь. Их взгляды на мгновение встретились. Холод и палящий жар объяли Корри одновременно. Кости словно начали плавиться, таять, и она испугалась, что растечется по песку. – Я человек нетерпеливый. Не советую задерживаться, – прибавил Гай. Корри взлетела по ступенькам с такой легкостью, будто у нее выросли крылья, и лишь у самой двери остановилась, чтобы оглянуться на Гая. Тот стоял неподвижно. Высокий силуэт отчетливо выделялся на серебристом фоне моря. Вдруг Гай поднял голову, и сердце девушки сжалось. Какое странное, пугающее чувство! Точно они связаны невидимой, но неразрывной нитью. Корри стиснула руки. Неужели она наконец-то исполнит этот безумный, опасный цирковой номер под названием любовь, для которого понадобятся гибкость акробатки, смелость воздушной гимнастки и хладнокровие канатоходца? Она так многого о нем не знает, столько еще не понимает! Но разве он не может сказать то же самое о ней? Наверное, в этом все и дело? Два незнакомых человека тянутся друг к другу во мраке. И она сделает все, чтобы их руки встретились. Потому что любит Гая. В этом Корри уверена. Значит, где-то есть, обязательно существует способ добиться ответной любви. По крайней мере всегда остается надежда. А посему ей необходимо только терпение. Корри ворвалась в холл, оглушительно хлопнув за собой дверью. Впереди ждут великолепные ужины, замечательные приключения и ночи, при мысли о которых кровь бурлит в жилах! Неужели этого недостаточно для начала? – C'est toi, Guy?[18] – донесся до нее высокий чистый голос. Корри потрясение застыла. Не может быть! Но дверь в столовую была приоткрыта. Послышался быстрый стук шагов по каменному полу, и дверь распахнулась. В проеме возникла женщина. Нет, не женщина, а само совершенство. Аристократически надменное лицо, на плечи небрежно накинуто белое пальто из шерсти альпака, изумительно простого покроя, идеальная фигура. Видение из снов. Мечта. Та, которую Корри ни в коем случае не ожидала здесь увидеть. Бланш де Шардонне. – Так, так, так… – медленно выговорила Бланш почти про себя. – Английское увлечение Гая. Ее светлые глаза под тяжелыми веками, так мучительно напоминавшие глаза Гая, оценивающе-тщательно оглядели Корри с головы до ног, не пропустив ни единой детали. Потная, раскрасневшаяся, растрепанная, Корри невольно съежилась. Время остановилось. Из комнаты медленно вытекал воздух, вытесненный атмосферой, в которой могла свободно дышать лишь Бланш де Шардонне. – Гая здесь нет, – тихо пискнула Корри. – Вижу. Бланш с легким изумлением приподняла красиво изогнутую бровь. – Но, собственно говоря, я приехала потолковать с вами. Корри тупо уставилась на нее, стараясь подавить приступ паники. – Простите, я спешу, – по-детски решительно выпалила она. Бланш с любопытством осведомилась: – Свидание? В таком случае мой водитель к вашим услугам. – Нет, спасибо. Корри, поняв, что робеет и смущается под этим бесцеремонным, обдающим арктическим холодом взглядом, усилием воли взяла себя в руки и с достоинством проследовала в столовую. Остро сознавая, как бегут минуты, девушка тем не менее была вынуждена ждать, пока Бланш извлечет длинную черную турецкую сигарету из платинового портсигара и вставит ее в мундштук слоновой кости. Закурив, она глубоко затянулась, и тут же затушила сигарету. Такое проявление потворства собственным желаниям вкупе с железной самодисциплиной выглядело невероятно убедительным. – Кажется, вас можно поздравить, – задумчиво заметила наконец Бланш, вдавливая окурок в пепельницу изящным движением пальцев с длинными, покрытыми жемчужным лаком ногтями. Корри инстинктивно обернулась в сторону окон, выходивших на берег. Сколько времени Бланш пробыла здесь? Что успела увидеть? – О чем вы? Бланш полупрезрительно пожала плечами: – О вашей поразительной способности к языкам. Весьма впечатляюще для девушки, всего три месяца назад не знавшей ни одного французского слова. Должно быть, Гай – прекрасный учитель. Я обязательно выражу ему свое восхищение. – Спасибо, – пробормотала Корри, краснея. Сама того не сознавая, она потеряла голову и выдала себя. Можно представить, как распишет Бланш свое открытие и какую выгоду извлечет из создавшегося положения. – Знаете, я все гадала… – Бланш стряхнула с металлически поблескивавшей юбки крохотную чешуйку пепла, почему-то напомнив Корри свивавшую кольца ядовитую змею. – …Все гадала, что Гай делает здесь, в этой глуши, где даже телефона нет! На него это не похоже. Она укоризненно покачала головой. – Неужели вы не понимаете, сколько проблем ему создали? Мой кузен, человек занятой, и без того слишком много времени провел с вами, гораздо больше, чем в силах себе позволить. Боюсь, так больше продолжаться не может. – Не понимаю, отчего? – вызывающе бросила Корри, стараясь не подавать виду, как сильно задел ее упрек Бланш. Признаться, она и думать забыла о деловых интересах Гая. – Главное, что Гай этого хочет! – Какой идеализм, – с сарказмом заметила Бланш. – Насколько я понимаю, вы влюбились в него? Ну конечно, еще бы! Молодые люди так предсказуемы, настолько лишены воображения. Но на сей раз вы совершили ошибку. Гай никогда на вас не женится. – Мне все равно. – Что-то, скорее всего непоколебимое самообладание Бланш, твердая уверенность в том, что именно она контролирует ситуацию, взбесило Корри. – Я не стремлюсь замуж! – Неужели? – На мгновение в глазах Бланш мелькнул искренний интерес. Но она тут же равнодушно отмахнулась: – Обычная вариация давно знакомой темы. Поверьте, вы не первая, и сомневаюсь, будете ли последней. У Гая было бесчисленное количеств связей, но он всегда возвращался ко мне. – А что, если теперь он полюбил? Губы Бланш скривила легкая усмешка. – Вряд ли. Не настолько он глуп. Она спокойно провела рукой по волосам, предоставив Корри возможность полюбоваться ее точеным профилем. Девушка с завистью отметила, что каждая светлая прядь покорно улеглась на предназначенное ей место. – А если бы и так, это ничего не изменит. Есть вещи, которые для него значат куда больше любой женщины. Например, честолюбие. Она повернулась к Корри и почти прошипела: – А для этого ему необходима я! Мои друзья, мои связи – все это бесценно для такого человека, как Гай. Я понимаю это и принимаю. Мы с ним во многом похожи. Я тоже люблю власть и деньги. Но вы… – она пренебрежительно хмыкнула, – вы останетесь в его жизни не более чем эпизодом. Согласитесь довольствоваться этим? – Да, – заявила Корри с куда большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле. Гай пробудил в ней неутолимый голод, который больше не унять жалкими крошками. Ей нужно все! – Если именно этого он желает, думаю, что смогу сделать его счастливым. – Счастливым? – Бланш беззвучно расхохоталась, показывая длинную белую шею. – Какое тщеславие… даже я не осмелилась обещать ему ничего подобного. Интересно, чем вы будете жить. Мечтами и грезами? Гай – человек действия, а вы хотите загнать его в стоячее болото? Корри уставилась на Бланш, охваченная внезапными сомнениями. Соперница явно чего-то недоговаривает – слишком она беззаботна, слишком уверена в праве обладания! – Мне в голову не придет висеть камнем у него на шее. Возможно, я не всегда одобряю его поступки, но не собираюсь вмешиваться. – Какие современные воззрения, дитя мое, – снисходительно бросила Бланш. – Хотя и далекие от реальности. Но боюсь, вам пора все-таки вернуться с небес на землю. Конечно, Гай поступил несправедливо, он должен был сказать сам. Странно, что он не сделал этого. – Не сказал сам? Чего же именно? – с трудом выговорила Корри, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Сейчас она, казалось, Сражается с невидимым туманом, угрожающим задушить ее. Едва дымка рассеется и она увидит противника, станет легче защититься. Бланш помедлила, явно наслаждаясь мгновением торжества. Корри подавила поднимавшееся в душе раздражение. Все это не важно, и слова Бланш ничего не изменят. Она любит Гая. Любит. И сделает для него все на свете. Бланш откинулась на спинку кресла, устраиваясь поудобнее. – Все очень просто. По условиям завещания моего отца Гай не наследует ничего, если… – Если что? – Неужели еще не сообразили? – Бланш вальяжно потянулась. – Если не женится на мне. – Не понимаю. – Не понимаете? – терпеливо, даже с некоторым сочувствием переспросила Бланш, будто втолковывала очевидные истины безнадежно тупому олигофрену. – Как бы вам получше объяснить? Она медленно, грациозно поднялась, шелестя блестящим платьем, взяла маленькую статуэтку мейсенского фарфора, изображавшую пухлую розовощекую пастушку, и, лениво повертев фигурку в пальцах, расчетливо небрежным жестом швырнула в жерло камина. – Как вы можете? – ошеломленно прошептала Корри, уставившись на цветные осколки. – Почему нет? – улыбнулась Бланш. – Видите ли, этот дом и все, что в нем есть, принадлежит мне. Корри окаменела. Разрозненные кусочки головоломки медленно, но верно вставали на места. Как она могла быть настолько слепой? Теперь все казалось таким простым, таким очевидным. Бланш не лгала – Гаю позволено забавляться любыми играми, пока он помнит, кто устанавливает правила. Представить невозможно, чего стоит ему жизнь на подобных условиях, в постоянном ожидании одобрения или порицания. – Но неужели вы, зная это, все равно согласились выйти за него? – неузнаваемо хрипло спросила Корри. – Какое это имеет значение? Самое главное – добиться, чего хочешь! Получить желаемое. Мне нужен Гай, значит, он станет моим. И в конце концов полюбит. Я… я необходима ему, чтобы выжить. – Но это подло! Бесчестно! Бланш негромко невесело рассмеялась: – Ошибаетесь. Просто практично. Но прекрасно понимаю ваше горе. Стать любовницей человека без будущего вряд ли так уж романтично, не правда ли? – Мне все равно. Я счастлива с ним – а остальное не важно. Я люблю Гая. Губы Бланш сжались в тонкую бесцветную линию. – Вы называете это любовью? Лишить человека всего, ради чего он работал и жил? Знай вы Гая получше, давно бы поняли, как много значит для него хотя бы этот дом. Как по-вашему, почему он не сказал вам об условиях завещания? Потому что в глубине души сознавал, что вы не займете заметного места в его жизни. Если не верите мне, спросите сами. Корри отвела глаза. Готовые сорваться с губ возражения смыло холодной серой волной отчаяния. Бланш не лжет. Всего несколько минут назад Гай спросил с видимой беспечностью, в которой сквозила непонятная грусть, уж не скрывает ли она, что на самом деле богата… Будь ее соперница просто очередной женщиной, даже такой прелестной, как Бланш, Корри сражалась бы с ней не на жизнь, а на смерть. Но не сейчас. Она беспомощна именно потому, что любит Гая и не способна отнять у него все, что ему дорого. Он не сумеет жить без денег и власти – в них смысл его жизни. Оторвав Гая от Бланш и ее наследства, Корри попросту заточит его в тюрьму. Такова его сделка с судьбой, контракт с обстоятельствами, подписанный так давно, что Корри бессильна что-либо изменить. Ей лучше других известно, как много значат в жизни амбиции. Корри не позволит себе уничтожить Гая и все, ради чего он так долго шел наверх… Для нее немыслимо стать свидетелем медленной неумолимой гибели любви, могильщиком на собственных похоронах. – Нет, я вам верю. Почему так темно и холодно в комнате? – Надеюсь, вас не затруднит сказать, где я смогу найти кузена? – Разумеется. Корри медленно, едва волоча ноги, подошла к окну. Странное спокойствие, скорее похожее на оцепенение, овладело ею. – Он там, на пляже. Так близко и так далеко. Уже сейчас Гай казался незнакомцем. Случайным прохожим, остановившимся полюбоваться красотой моря. Нет никаких сомнений в том, что именно Бланш будет ужинать с ним в «Отей дю Пале». Гай, возможно, расстроится, но невеста скоро утешит его. Ничего страшного. Она – его будущее. – Разве вы не собираетесь попрощаться? – с любопытством осведомилась Бланш, и Корри на миг обрадовалась, что та не видит ее лица. – Пожалуй, не стоит. Выглянув в окно, девушка заметила, что луна спряталась за тучу, а волны стали все выше. Погода переменилась. Корри устало потерла глаза. Они горели, словно в них попал песок. Резкие крики чаек, стремившихся к земле, казались скорбными воплями десятков невидимых плакальщиц. Девушка с болью, которая отныне будет расти с каждым днем, осознала, как сильно станет тосковать по нему, по тем вещам, что им не суждено сделать вместе: так и не случившимся ссорам, не съеденным завтракам, не встреченным рассветам. Лунный свет и сияние дня, звездное мерцание и языки пламени… все померкло без него. Теперь ей предстоит жить во мраке. Корри сама не поняла, как ей удалось изобразить на лице пусть и кривую, но улыбку: – Просто скажите… скажите ему, что иногда даже в Биаррице идет снег. |
||
|