"Лунные грезы" - читать интересную книгу автора (Николсон Кэтрин)

Глава 14

О моя Коломбина!

Поверь, я отдал бы все сокровища мира, только чтобы этого не случилось! И сейчас ощущаю твою боль, как свою. И вне себя от ярости, но чем тебе помочь? Невозможно утешить того, кто потерял любовь. Однако все-таки попробую.

Позволь рассказать тебе что-то. Возможно, мне следовало бы сделать это давным-давно. Сначала ты была слишком юной, чтобы понять, и я боялся напугать тебя. Но теперь стала взрослой, и мне страшно потому, что после всего перенесенного тобой моя исповедь может стать причиной разрыва нашей дружбы. Но выбора нет. Я должен рискнуть. Ради тебя.

Увы, не так-то легко найти подходящие слова. Я никогда не говорил ни с кем о том, в чем собираюсь признаться тебе, и после стольких лет молчания просто не знаю, с чего начать. Жаль, что это не одна из тех историй, которые я рассказывал об Аскади, чтобы ты могла коротать долгие зимние ночи…

Как ты угадала? Иногда мне кажется, что ты знаешь меня лучше, чем я сам, моя Коломбина. Да, Аскади, или Юскади, как называют ее баски, действительно существует. Я вырос там. Мой отец, француз по национальности, в молодости ушел из дома, чтобы сражаться за республиканцев во время гражданской войны в Испании. Там он встретил баскскую девушку, женился на ней и стал участвовать в отчаянной борьбе ее народа за независимость. Его много раз сажали в тюрьму, но не судили и, к счастью, не вынесли смертного приговора Отеи, стал кем-то вроде национального героя. Его соратники считали, что он заговорен от пуль, и прозвали отца Арлекином. Но даже колдовство иногда бессильно. Отец умер в тюрьме городка. Сан-Себастьян, в нескольких милях от французской границы. Три дня спустя его жена родила мальчика.

И все же лучшее детство, чем у меня, трудно придумать. Мы были не бедны и не богаты, просто довольствовались малым, счастливые сознанием, что отец сражался и умер за свои идеалы, что он и мать любили друг друга и я могу ими гордиться.

Наш дом, который отец построил своими руками, был уединенным, жизнь – скудной событиями, однако у меня было все, что я хотел. Материнская любовь, верный товарищ – море, музыка, разлитая в воздухе, и собственный козленок! Что еще нужно мальчишке? Я часто оставался один, но никогда не был одинок.

Но настал тот страшный день, когда умерла мать. Мне было шестнадцать. Я считал себя взрослым и старался не плакать на ее похоронах. Но позже, стоя на пороге дома, который никогда не казался пустым раньше, зарыдал. И даже тогда, в худший момент своей жизни, я сознавал, что только здесь я в безопасности. Потому что это мой дом и моя родина.

Ты спросишь, почему я покинул Аскади, если был так счастлив? Поверь, я сам не могу ответить на этот вопрос. Но три недели спустя я получил письмо из Парижа, от солидной юридической фирмы, в котором меня просили связаться с братом отца.

Наверное, мне следовало просто забыть о письме. Но я был молод, уверен в себе, полон любопытства и хотел побольше узнать о семье отца, о новых родственниках. До тех пор я даже не подозревал, что они существуют. И кроме того, столица манила и звала меня, неопытного деревенского мальчишку, обещая приключения, несказанные богатства, новую, волнующую жизнь. Я был готов покорить весь мир. Молодой, честолюбивый, горячий… и кроме того, несомненно, талантливый. Я наивно считал, что, когда вернусь, рай по-прежнему будет меня ждать.

Итак, я отправился в Париж и разыскал дом дяди. Это было трудное время. Дядюшка оказался довольно осторожным и предусмотрительным человеком. После смерти деда он взял в свои руки управление семейным бизнесом и, несмотря на тяжелые обстоятельства, кризис и две мировые войны, умудрился создать процветающее предприятие с помощью приданого жены – дочери известного швейцарского банкира. Жена, полуинвалид, значительно старше мужа, почти не вставала с постели, но все же родила ему дочь. Если бы не кузина, я вернулся бы в Аскади следующим поездом. С самого начала девушка все время оказывалась рядом, искала моего общества, старалась узнать обо мне побольше и слушала с искренней симпатией. Это мне льстило, конечно, но я был счастлив еще и потому, что, несмотря на всю так называемую уверенность, терзался горем и одиночеством.

Первая любовь… Она была прекрасна, я – молод. Добавь сюда постоянную близость и парижскую атмосферу и легко догадаешься об остальном.

Мне в голову не приходило поинтересоваться, почему такая красивая девушка, которую осаждают поклонники, обратила внимание на неуклюжего деревенского простака. И хотя я плохо говорил по-французски, в голове день и ночь звучала прекрасная музыка. Кроме того, я был сыном героя. Никто и ничто не могло поколебать силу моего духа.

Как-то раз я спросил, за что она любит меня, даже не вдумываясь в смысл слов, скорее для того, чтобы услышать ее голос. Она объяснила, что я не похож на других, и взглянула при этом на меня как на некое экзотическое животное, которое ей удалось поймать, – дикое и непредсказуемое. Я как последний глупец растаял от счастья.

– Ты принадлежишь мне, – твердила она. – Я увидела тебя первой. Ты мой.

Только в двадцать один год я обнаружил, насколько разными могут быть понятия о любви у сельского юнца и у молодой парижанки. Утром дядя позвал меня в кабинет и предложил хорошую должность в семейном бизнесе. Признаться, я был удивлен. Я и так работал в фирме, чтобы платить за еду и крышу над головой, но думал лишь о том дне, когда смогу целиком отдаться музыке, и, выслушав дядю, отказался как можно тактичнее. Объяснил, что должен сохранить свободу ради любимого дела.

По какой-то причине мой ответ ему явно понравился. В этих неподвижных, как у ящерицы, глазах, мелькнула радость. Он объявил, что, поскольку я уже совершеннолетний и не желаю работать на него, он, как глава семейства, больше не считает нужным помогать мне. Я ответил, что не собираюсь существовать на его средства и намереваюсь сам всего добиться.

Я вышел, не прощаясь, немедленно отправился к кузине и, рассказав о том, что произошло, попросил ее уехать со мной. Сначала она разозлилась на меня за отказ от предложения отца. Оказывается, она уже несколько месяцев уговаривала его дать мне выгодную должность. Дядя отказывался, утверждая, что я ненадежный и легкомысленный повеса и кончу так же плохо, как его брат.

– Если я уеду с тобой, на что мы будем жить? – кричала она. – Разве у тебя есть деньги содержать жену?

О, женская практичность! Меня сковал ледяной холод. Она не знала о доме, где я родился, доме, который теперь перешел ко мне. Я мечтал о том, как мы будем жить там вместе, о белоснежных козах во дворе… видел себя за пианино, ее с ребенком на руках.

Я рассказал ей о своих планах. Никогда не забуду ее лица в этот момент. Куда девались грация и красота! Она расхохоталась мне в глаза, назвала романтическим глупцом.

– Оставить Париж, всех моих друзей, чтобы жить с тобой в Богом забытой глуши, на краю света? Да ты спятил! Иди к отцу, скажи, что передумал!

Она с таким презрением произнесла эти слова, что я потерял голову. Глумиться над моей заветной мечтой! Я схватил ее за плечи… и изо всех сил стал трясти. И в ее зачарованном взгляде, кроме страха, блеснуло явное удовлетворение. Девушка вырвалась и отскочила, торжествующе сверкнув глазами.

– В таком случае убирайся! – вызывающе улыбнулась она и издевательски бросила вслед: – Но ты еще вернешься!

Той ночью я возвратился в Аскади, чтобы вступить в права наследства. Горечь разъедала мне душу. Теперь все стало ясно. Это она заставила отца вызвать меня в Париж. Богатой избалованной девушке взбрело в голову приручить деревенского кузена, наивного мальчика, и вылепить себе удобного мужа. Все мои мечты и планы ничего для нее не значили. Я был игрушкой, вещью. Ей предназначалась роль королевы, мне – принца-консорта. И какова же награда? Стать чем-то вроде любимой собачки, которую гладят и ласкают, а иногда награждают лакомым кусочком…

Но это еще не конец рассказа. Глядя на знакомый пейзаж моего детства, я вдруг понял, что все изменилось и я смотрю на окружающее равнодушным взором чужака. Ее слова звенели в мозгу, повторяясь снова и снова, как заезженная пластинка, преследовали меня:

– Ты вернешься, вернешься, вернешься…

Утром я получил бумаги, подтверждающие права наследования, но ноги отказывались нести меня домой. Что, если этот голос вторгнется и в тихие комнаты моего единственного убежища? Я и без того уже чувствовал, как мои убеждения и принципы рушатся как карточный домик. Я сгорал со стыда и ярости и все же… все же любил ее. И это было хуже всего.

К концу дня я уже знал, что должен делать. Да, я вернусь, но на этот раз поставлю дяде свои условия.

В кармане лежали документы на право владения землей и домом – гарантия моего будущего. Вечером я отправился в казино. Выигрыш следовал за выигрышем, и уже через несколько часов я стал богачом. Не знаю, что нашло на меня тогда. Безумие, темная страсть к саморазрушению. У меня было столько денег, что за всю жизнь не потратить, и все же этого оказалось мало. Мне нужно было еще больше, чтобы стереть воспоминания о ее голосе, улыбке, забыть, чем сделала меня эта любовь. Я продолжал играть, взвинчивая ставки, точно одержимый дьяволом. И к закрытию казино потерял все и к тому же залез в огромные долги. По горькой иронии судьбы меня не выставили лишь из уважения к имени дяди.

Я пошел на берег. Помню, что разглядывал собственные следы и наблюдал, как стирает их вода. Прилив наступал, черные волны вздымались над песком. Я ощущал странную пустоту. Конец. Дальше идти некуда. Мне даже стало как-то легче. Бешенство и страсти улеглись, осталось лишь оцепенение. Я, та самая сущность, которую создал Бог, больше не существовал. С невероятной ясностью я увидел, что натворил. Проиграл наследство, за которое боролся и умер отец, навсегда потерял возможность остаться в Аскади. И не стоит винить ни судьбу, ни несчастную любовь, ни равнодушных людей. Проклятие лежит на мне!

Я вошел в воду. Любовь выгорела во мне, но что-то, какие-то крохотные искорки добра и идеализма, жалкие остатки чести еще дотлевали. Я не буду покорно молить о милосердии, но и трусом меня не назовут. Неписаный кодекс благородного человека известен каждому: не обязательно гибнуть за любовь, но должника, покончившего с собой, никто не осудит.

Именно в тот миг, Коломбина, я и нашел твое послание. Несколько нот на клочке бумаги, принесенных мне случайной волной. Но оно сказало куда больше, чем любые слова. Голос в тишине, теплая рука в темноте. Оно говорило: ты не одинок. Еще есть надежда. И выбор. Всегда найдется выход.

Вот еще что. Когда я сидел там, на пустынном берегу, с твоей запиской в руках, во мне вдруг проснулось чувство долга. Я так глубоко погрузился в свое эгоистическое отчаяние, что забыл о бедах других. Но теперь в моей ладони лежал безмолвный крик… о чем? О помощи, признании, ободрении, дружбе… знак, что кто-то где-то уже успел познать горькое одиночество. И от меня зависит, ответить ли на этот крик. Но если не я, то кто?

Остальное, как говорится, уже не важно. Я все-таки вернулся. Дядя под давлением дочери согласился заплатить мои долги в обмен на обещание быть благоразумным и во всем ему подчиняться. Я принял предложенную мне должность в компании и оставил все помыслы о карьере композитора. Ничего не поделать. Я попал в яму, которую сам же и вырыл. Но, поверь, бремя благодарности – вещь ужасная. Именно поэтому я советовал тебе никогда не становиться ничьей иждивенкой. Не позволю тебе совершать те же ошибки.

Что касается кузины, она немедленно распознала перемены, которые во мне произошли. Я уже не был тем доверчивым деревенским простаком, полным фантазий и наивных амбиций. Равновесие сил нарушилось. В ответ на ее вопросы я просто улыбался и пожимал плечами. Объясняться не было смысла. Теперь я смотрел на нее другими глазами и видел ее истинное лицо. Наверное, лучшей невесты я не заслуживал.

Поэтому я принялся доказывать себе и всему миру, что прошлое больше меня не волнует. А будущее я покорю своей воле. И мне это удалось. С тех пор я не написал ни одной строчки на нотном листе и постарался навсегда задушить музыку, звучавшую в душе, но зато обнаружил, что равнодушие имеет свои преимущества. Ты никогда ничего не потеряешь ни в жизни, ни в любви, если станешь относиться ко всему, как к картонной игре. Возле меня было много прекрасных женщин. Я был добр и нежен, но сердце оставалось ледяным.

Мне пришлось смириться с одной печальной истиной: с того дня на пляже я знал, что тьма не в окружающем мире, а во мне самом. Я научился не доверять страсти. Лишь обладание имело для меня смысл.

Только встретив свою Коломбу, я понял, что жил как автомат, деля всех женщин на два лагеря – в одном ты – мое второе «я», родная душа, и все остальные, которых нельзя подпускать слишком близко. Я не распознал сначала своих чувств, но ты помогла мне увидеть, что живет во мне. Любовь.

Понимаешь, если первая любовь причиняет боль, то последняя – адские муки. И когда настает коней, кажется, что мир рушится. Но, думаю, я всегда знал, что ей не суждено стать моей, и никогда бы не отважился сказать ей то, в чем признаюсь тебе. Что-то – кажется, детская вера в чудеса, некая природная бездумная уверенность – было навек разрушено в ту ночь в Аскади. С тех пор я не доверял никому, а менее всего – себе.

Кроме тебя, моя Коломбина. Я ни разу не нарушил данного тебе обещания и лишь тебе был верен до конца. Ты видела меня с самой лучшей стороны и была избавлена от сарказма, ненависти, неудержимой вспыльчивости и вспышек гнева. В своих письмах к тебе я пытался быть именно таким, каким ты хотела меня видеть, – веселым, любящим Арлекином, беспечным спутником, окошком в прекрасный мир. Я невероятно наслаждался, вновь создавая свой потерянный рай для тебя, единственное развлечение, которое никогда мне не надоедало. Ты была моей реальностью, незнакомкой в ночи, верным другом, звеном между мной и мальчиком, которым я был когда-то, тем, кто хотел поймать луну.

А теперь… теперь, возможно, настал конец созданному нами миру. Я так мечтал о нашей встрече, как бедный эмигрант грезит об Америке – стране чудес. Новый Свет, начало жизни… Но теперь ты знаешь, кто я – глупец, игрок, неудавшийся самоубийца… и наша дружба погибнет.

И все же… если я помог тебе, если ты почерпнула силу в моих слабостях, значит, стоило все рассказать. У тебя есть голос, и ты должна петь за все безголосые, заблудшие души одиноких странников, которые не могут высказаться сами. Там, во мраке, они ждут, пока ты их освободишь. И тебе необходимо добраться до них. Кто знает, вдруг ты спасешь еще одну жизнь, как спасла мою.

Ну а пока… прощай, моя Коломбина. Наверное, это мое последнее письмо, но знай, я всегда буду думать о тебе. Ты в моем сердце.

Арлекин.