"Паучий шелк" - читать интересную книгу автора (Нортон Андрэ Мэри)

3

Ей не пришлось долго ждать, дверь в каюту открылась и она узнала шаги Видрута.

Слушай внимательно, девушка, — приказал он Устурт — это остров, один из цепи островов, уходящих в море от берега. Когда-то эти острова могли быть частью суши Сейчас большинство из них — голые скалы, которые омывает такое течение, что пристать невозможно. Так что не думай, что сможешь уплыть помимо нас. Мы высадим тебя на берег и будем ждать в море. Когда разузнаешь все, что мы хотим, выходи на берег и положи три камня один на другой.

Дайрин показалось, что его приготовления недостаточно продуманы. Но она ни о чем не спрашивала. Надеяться она могла только на Ротара и капитана. Видрут сжал ей руку Потом подвел ее к лестнице, положил руку на перила.

Поднимайся, девушка. И лучше тебе выполнить твою часть договора В команде есть такие, кто боится колдовства, они говорят, что имеется только один способ обезоружить колдунью. Ты знаешь этот способ.

Она вздрогнула. Да, чтобы уничтожить силу колдуньи, нужно насладиться ею как женщиной. Все мужчины опытны в таких делах

— Ротар переправит тебя на берег, — продолжал Видрут И мы будем следить за вами. Не вздумай уговаривать его нарушить приказ: все равно здесь деваться некуда…

Дайрин оказалась на палубе, услышала голоса. Где стоит капитан Ортис? Видрут не дал ей времени разобраться в звуках. Он подтолкнул девушку к поручню. Потом подхватил на руки, словно она маленький ребенок, и опустил в другие руки. Ее посадили на скамью.

Рядом слышался рокот моря, и девушка различила скрип весел в уключинах.

— Ты считаешь меня колдуньей, Ротар? — спросила она.

— Леди, я не знаю, кто ты. Но могу поклясться, что ты в опасности. Видрут очень опасен. Если капитан придет в себя Он замолчал, потом продолжил.

— За время войн я привык ненавидеть, когда мужчину или женщину заставляют служить силой. У меня нет будущего, я порождение войны и не имею другой профессии, кроме убийства. Поэтому я сделаю, что смогу, чтобы помочь тебе и капитану.

— Ты так молод, а говоришь, что у тебя нет будущего.

— Но в убийствах я стар, — мрачно ответил он. — И видел много таких, как Видрут. Леди, мы у берега. И за нами следят с корабля. Когда я буду высаживать тебя, незаметно возьми то, что найдешь у меня на поясе, и спрячь. Это нож, сделанный из лучшей небесной стали; его выковал сам Хамрейкер. По правде говоря, он не мой, а капитана.

Дайрин поступила, как он велел, когда Ротар переносил ее через невысокий прибой на сухое место. В ней ожили воспоминания. Она уже видела такой нож… в нем отражался огонь пожара…

— Нет! — вслух крикнула она, чтобы отогнать это видение. Но продолжала сжимать пальцами рукоятку ножа.

— Да! — воин сильнее сжал ее. Он не понимал причины, но ощутил внутреннне смятение девушки. — Ты должна взять его.

— Иди прямо вперед, — затем велел он ей. — На корабле на тебя нацелили большой самострел. Впереди деревья. Говорят, там и живут пауки. Леди, я не могу открыто помогать тебе, потому что это наверняка приведет меня к смерти. Но чем смогу, помогу.

Дайрин охватила неуверенность. Она казалась себе обнаженной, уязвимой перед тем, чего не знает. Но те, кто следит за нею, не должны этого заметить. Запястье у нее было перевязано шелковой лентой. А в складках платья она спрятала нож. Слегка поворачивая голову по сторонам, девушка сосредоточенно прислушалась и медленно пошла вперед, преодолевая сопротивление песка.

Прохлада — должно быть, она вошла в тень деревьев. Дайрин протянула руку, нащупала грубую кору, обошла ствол и встала за ним, превратив дерево в преграду между ее спиной и тем самострелом, о котором предупредил Ротар.

И тут же девушка поняла, словно об этом сказали глаза, что за— нею следят не только с корабля. Они шла под наблюдением кого-то — или чего-то

— еще. Дайрин использовала все свои способности, пытаясь определить, что это.

Мгновением позже она ахнула. В ее открытый мозг проник поток мысли. Ее словно схватили гигантской рукой, поднесли к огромным глазам и стали рассматривать — снаружи и изнутри.

Дайрин пошатнулась, потрясенная этим нефизическим прикосновением, разглядыванием. Это не человеческое исследование, но в то же время и не враждебное, поняла она, пытаясь сохранить спокойствие.

«Зачем ты пришла сюда, самка?»

Эти слова четко прозвучали в сознании Дайрин. Но она по-прежнему не могла создать мысленно изображение спрашивающего. Дайрин чуть повернулась вправо и протянула вперед руку с повязкой.

— В поисках тех, кто может соткать такую красоту, — ответила она вслух, в то же время думая, смогут ли услышать и понять ее слова.

Снова пришло ощущение, что ее рассматривают, оценивают. На этот раз она выдержала, не дрогнув.

«Ты считаешь эту вещь прекрасной?» — вновь возник в голове мысленный вопрос.

— Да.

«Но у тебя нет глаз, чтобы увидеть ее», — это прозвучало резко, словно отрицании слов девушки.

— У меня нет глаз, это правда. Но я научилась вместо них пользоваться пальцами. Я тоже тку, но только так, как умеет мое племя.

Молчание, потом прикосновение к руке, такое легкое, что Дайрин не была даже уверена, что на самом деле ощутила его. Девушка ждала. Она понимала, что здесь есть свои преграды, и она сможет идти дальше, только если ей разрешат.

Снова прикосновение к руке, на этот раз более продолжительное. Дайрин не делала попыток схватить то, что ее коснулось, хотя попыталась использовать это прикосновение для мысленного поиска. Но увидела только яркие вихри.

«Самка, возможно, ты играешь в грубые игры с нитями, как все твое племя. Однако это не дает тебе права называться ткачихой!» — в этом ответе прозвучало явное высокомерие.

— Но могу ли я научиться вашему мастерству? «С такими-то неловкими руками? — что-то коснулось ее пальцев. — Невозможно. Но можешь пройти и попробовать увидеть пальцами то, чего никогда не достигаешь»

Прикосновение, скользнув по руке, обхватило запястье столь же прочно, как рабские цепи. Дайрин поняла, что бегства быть не может. Ее потащили вперед. Странно, но представить себе существо, которое ее вело, она так и не могла, зато отчетливо представляла, что находится впереди.

Они шли по извилистой тропе. Иногда девушка задевала за стволы деревьев, чувствовала, как они пересекают открытые пространства… пока наконец не утратила всякое представление, в каком направлении остался берег.

Наконец они оказались на открытом месте, где на ветвях была устроена какая-то крыша, защищающая от солнца. Дайрин услышала легкие торопливые звуки.

«Протяни руки! — приказал ее проводник. — И опиши, что найдешь перед собой».

Дайрин повиновалась, двигаясь медленно и осторожно. Пальцы ее нащупали прочную поверхность, похожую на древесную кору. Но вокруг этой поверхности были туго натянуты нити основы. Девушка прикоснулась к нитям, провела по ним пальцами, пока не добралась до другой поверхности. Потом наклонилась и нащупала саму ткань, гладкую, как ее лента. Свободная нить уходила в сторону — должно быть, к челноку ткачихи.

— Как прекрасно!

И впервые с тех пор, как ее начала учить Ингварна, Дайрин затосковала по настоящему зрению. В ней вспыхнуло желание увидеть цвет — прикоснувшись к ткани, она сразу подумала о цвете. Но когда попыталась «прочесть» ткачиху, увидела только быстрые движения худых нечеловеческих рук.

«Можешь сделать такую, называющая себя ткачихой?»

— Не такую тонкую, — правдиво ответила Дайрин. — Это лучше всего, чего я касалась.

«Протяни руки!» — девушка почувствовала, что этот приказ отдал не ее проводник, а другое существо.

Она вытянула руки, ладонями вверх, развела пальцы. И ощутила легкое, как перышко, прикосновение к каждому пальцу, скольжение вдоль ладони.

«Это правда. Ты ткачиха — своего рода. Почему ты пришла к нам, самка?»

— Я хочу учиться, — Дайрин перевела дыхание. Какое значение имеет сейчас желание Видрута торговать тканью? Вот что гораздо важнее. — Хочу научиться у тех, кто умеет.

Она продолжала ждать. Вокруг нее разговаривали, но из этого разговора они ничего не могла уловить и понять. Если эти ткачихи примут ее, зачем ей возвращаться к Видруту? Планы Ротара? Они слишком неопределенны. Если же девушка завоюет добрую волю этих, у нее появится защита от зла собственного племени.

«Руки у тебя неуклюжие, и глаз нет, — это прозвучало, как удар хлыста. — Посмотрим, что ты умеешь делать, самка».

Ей сунули в руки челнок. Она тщательно, с помощью легких прикосновений изучила его. Форма челнока слегка отличалась от той, к которой она привыкла, но она сможет им воспользоваться. Точно так же она ощупала ткань на станке. Нити основы и утка были очень тонкие, но Дайрин сосредоточилась, пока не «увидела», что находится перед нею. И медленно начала ткать; потребовалось очень много времени, чтобы она соткала таким образом с полдюйма полотна, заметно отличавшегося от начала той же ткани.

С дрожащими руками, раздраженная, девушка села на корточки. Исчезла вся ее гордость своей прошлой работой. По сравнению с этими чужаками она как ребенок, делающий первые неуклюжие попытки в ткачестве.

Расслабившись, отказавшись концентрироваться на работе, она снова ощутила собравшихся вокруг. Но не почувствовала презрения, как ожидала. Скорее удивление.

«Может быть, ты и сможешь научиться, самка, — послышался мысленный властный голос. — Если захочешь».

Дайрин оживленно повернулась лицом в том направлении, откуда, как она считала, пришли эти слова.

— Я хочу, Великая!

«Да будет так. Но начнешь» как только что вылупившиеся из яйца. Потому что ты еще не ткачиха».

— Согласна, — девушка печально провела пальцами по ткани перед собой.

Если Видрут ждет, что она вернется под его власть — Дайрин пожала плечами. А Ротар пусть думает о капитане и своих бедах. А для нее теперь самое важное — удовлетворить этих ткачих.

Казалось, у них нет другого жилища, кроме пространства непосредственно вокруг станков. И никакой мебели, кроме самих станков. Станки были расставлены нерегулярно. Дайрин осторожно двигалась, запоминая на ощупь расположение предметов.

Она чувствовала рядом с собой присутствие существ, но никто не касался ее — ни физически, ни умственно. А она, в свою очередь, тоже не старалась к ним приблизиться, зная, что это бесполезно.

Ей принесли пищу — свежие фрукты. А также кусочки сушеного мяса. Может, это даже лучше, что она не знает их происхождения.

Устав, она заснула на груде тканей. Правда, не таких прекрасных, как те, что на станках, они были такими плотными, что прошли бы легендарное испытание, думала Дайрин: в них вполне можно носить воду. Спала она без сновидений. А когда проснулась, ей трудно было вспомнить людей с корабля, даже Ротара или капитана. Они напоминали ей людей, которых она знала когда-то, в далеком детстве; теперь же ее мир — мир ткачих. И она должна научиться. Ее сжигало лихорадочное желание научиться ткать, как они.

Послышалось шуршание, потом приказ:

«Ешь!»

Дайрин нащупала перед собой фрукты. Не успела она закончить еду, как ее дернули за юбку.

«Твое тело покрыто уродливой тканью; ее нельзя носить, когда будешь собирать нити».

Собирать нити? 0на не поняла смысла этого. Но и то правда: когда она ходила на открытом месте вокруг станков, юбка постоянно цеплялась за ветви. Девушка встала, развязала пояс, распустила шнуровку корсета, и платье упало к ее ногам. В короткой легкой нижней рубашке Дайрин чувствовала себя странно свободной. Но все же отыскала пояс и затянула им стройную талию, не забыв про нож.

Последовало легкое прикосновение, в девушка повернулась.

«Нити висят меж деревьев, — проводник слегка потянул ее. — Их нужно снимать чрезвычайно осторожно. Если встряхнешь, они станут ловушкой. Докажи, что у тебя легкие пальцы и ты можешь учиться у нас».

Больше никаких инструкций. Дайрин поняла, что ее снова испытывают. Она должна доказать, что может собирать эти нити. Но как их собирать? И в этот момент ей что-то сунули в руки. Она обнаружила, что держит гладкий стержень длиной с руку по локоть. Должно быть, на него и наматывают нити.

Снова ее схватили за запястье и повели от станков к деревьям. Левой рукой она задела ствол, и тут же последовал мысленный приказ:

«Собирай!»

Не было смысла слепо торопиться. Она должна сосредоточиться, использовать свои способности, чтобы найти эти нити.

В сознании ее возникла смутная картина. Может, она пришла из того прошлого, о котором она старалась никогда не вспоминать. Зеленое поле под утренним солнцем, а на траве паутина в каплях росы. Может, она должна искать материал, похожий на паутину?

Но кто может собирать такие тонкие нити? Дайрин почувствовала мрачное уныние. Ей захотелось отшвырнуть от себя стержень и громко крикнуть, что это невозможно.

И тут же перед ней возникло лицо Ингварны. Ожило то, чему ее учила Мудрая. Женщина: не жалеть себя, верить в свои способности. Сказать, что что-то невозможно, прежде чем не попытаешься, — глупо.

В прошлом способности девушки не раз помогали ей отыскивать более прочные вещи, чем висящие меж деревьев нити. Теперь они должны лучше послужить ей.

Под босыми ногами — сандалии она сбросила вместе с платьем — мягко пружинила масса давно опавших листьев. Здесь не было никакой другой поросли — только деревья.

Дайрин остановилась и осторожно коснулась пальцами ствола. Затем по-прежнему осторожно ощупала ствол. Слабое ощущение усиливалось. Вот то, что она ищет!

Она нашла конец нити. Сама нить уводила к другому дереву. С бесконечной осторожностью Дайрин разорвала нить и прижала свободный конец к стержню. К ее великому облегчению, нить тут же прилипла к нему, как к стволу. Пора… Стараясь не касаться нити, девушка медленно навивала ее, осторожно, держа нить чуть натянутой перед собой, ровно наматывая ее на стержень.

Поворот стержня… еще поворот… — и вдруг рука ее задела за другой ствол. Дайрин облегченно вздохнула, не веря, что ей удалось собрать свою первую нить. Но одна нить — это только начала, ей нельзя становиться самоуверенной. Следовало думать только о нити! Она отыскала другой конец и с той же самой осторожностью снова начала медленно наматывать.

Для тех, у кого нет зрения, день подобен ночи, ночь — дню. Дайрин больше не жила такими измерениями своего племени. В перерывах между сном и едой она ходила от ствола к стволу, искала нити и думала, для кого собирает материал: для самих ткачих или кого-то другого.

Дважды она допускала ошибку, о которой ее предупреждали: действовала слишком быстро, самоуверенно и встряхивала нить. И тогда ее заливала липкая жидкость с нити, и девушка становилась неподвижной, пока ее не освобождала ткачиха.

И хотя ее никогда не ругали, каждый раз подоспевшая на помощь ткачиха излучала такое презрение к ее неловкости, что Дайрин внутренне скорчивалась.

Девушка быстро поняла, что все ткачихи самки. Она не знала, что они делают с сотканной тканью. Они точно не используют ее сами и не продают куда-то. Может, им просто нужен сам акт создания этой красоты.

Те, кто подобно ей собирал нити, были самыми молодыми членами этого нечеловеческого общества. Но и с ними она не сумела завязать общение, как со старшими ткачихами.

Раз или два у нее возникало беспокойное ощущение, что она удерживается в этом месте насильно. Почему все прошлое кажется ей теперь таким незначительным и неважным?

Ткачихи разговаривали с ней только мысленно, да и то редко, но голоса у них были: те, что работали у станков, почти постоянно гудели. Их гудение мало походило на человеческие песни. Но Дайрин привыкла к этой мелодии. Руки ее двигались в такт ей, и мысли успокаивались. И во всем мире оставались только станки и нити, которые нужно отыскивать для станков. Только это было важно.

Тем не менее наступил день, когда девушку подвели к пустому станку и позволили ткать. Даже во время жизни в деревне это занятие требовало полной ее сосредоточенности и проворства. Теперь же, когда станок был ей незнаком, стало еще труднее. Она работала, пока не заболели кончики пальцев, а голова стала раскалываться от непрерывной сосредоточенности, но гудение ткачих вокруг заставляло продолжать, не останавливаясь.

Когда ее охватывала усталость, она засыпала прямо на рабочем месте. Останавливалась же только для еды, потому что знала: нужно подкреплять тело. Но наконец — плохо или хорошо — она все-таки докончила.

К удивлению Дайрин, никто их ткачих не стал осматривать ее работу. Ей не сообщили, хорошо или плохо она с ней справилась. Отдохнув и снова почувствовав пальцы, девушка опять принялась за работу. И обнаружила, что тоже негромко гудит.

Работая, она ощущала в себе приток новой энергии. Может, руки ее двигаются и не так быстро, как длинные пальцы, которые он а видит в сознании. Но работала она ими уверенно и как будто не по своей воле. Она ткала — не зная, плохо или хорошо, но это ее и не заботило больше. Достаточно было оставаться в ритме этого спокойного гудения.

И только когда кончился запас нитей и в руках у Дайрин оказался пустой челнок, она словно очнулась ото сна. Все тело болело, руки безжизненно опустились. Она ощущала острый голод. И гудения остальных больше не было слышно.

Девушка неуклюже встала и побрела туда, где спала раньше. Там она нашла пищу, поела и легла на ткань, повернувшись лицом к крыше между нею и небом. Она чувствовала сильное истощение, вся энергия покинула тело, а способность мыслить — мозг.