"Рыцарь Золотого Сокола" - читать интересную книгу автора (О`Бэньон Констанс)

3

Ветер, налетевший из открытого окна, сердито хлопал ставнями, забирался под настенные гобелены, создавая причудливые формы, и задувал в дальние углы залы.

Взгляд королевы Элинор был устремлен вдаль, поверх неприступных стен замка. На сердце у английской королевы было тоскливо.

Когда-то она была полновластной хозяйкой самого пышного двора в Европе, и дни ее безмятежно проходили в великолепном окружении ученых мужей, поэтов, музыкантов и придворных. Но потом муж заключил ее в этот мрачный каменный замок, точнее говоря, склеп — ибо в тот день и час, когда она переступила его порог, жизнь для нее кончилась.

Тяжелые, низко проплывающие над землей тучи наконец извергли из себя холодные водяные потоки, отчего зловещая тьма как будто сгустилась еще больше. Королева печально взглянула на пергамент, зажатый в руке, потом со вздохом захлопнула окно. Шум ветра и проливного дождя стал глуше.

Поднявшись со стула, она обернулась к Америи, своей служанке.

— Разбуди Джилли. Скажи ей, пускай немедля идет сюда.

Служанка кивнула и выскользнула в один из многочисленных коридоров, выходивших из Главной залы. Пока она бесшумно поднималась по винтовой лестнице, неся перед собой свечу, мерцающий огонек слабо освещал широкие каменные ступени, и тени разбегались во все стороны.

Джилли только-только начала засыпать, когда занавеска балдахина отодвинулась и кто-то позвал ее по имени. Приподнявшись, она некоторое время вглядывалась в полутьму, не сразу узнав Америю.

— Госпожа Джилли, Ее Величество ожидает вас в Главной зале. Она просила вас прийти немедленно.

Джилли, не раздумывая, быстро накинула на себя красный бархатный халат. Интересно, зачем она понадобилась королеве в такой поздний час? Сунув ноги в мягкие домашние туфли, она кивнула.

— Я готова.

При тусклом свете все той же единственной свечи они вышли из спальни, и теперь огромные качающиеся тени сбегали по лестнице впереди них.

Главная зала, к удивлению Джилли, оказалась освещена сразу десятками свечей. Это было так непривычно странно: король Генрих отпускал Элинор весьма скудные средства, ей приходилось урезывать себя во всем и жить почти в полутьме. Королева, сидевшая в кресле, ласково подозвала к себе свою ученицу, прожившую у нее уже более трех лет, и указала на скамеечку возле своих ног.

Когда девушка села, Элинор долго разглядывала ее нежные черты и молчала.

— Ваше Величество, вы не больны? — обеспокоенная необычным выражением лица своей госпожи, спросила Джилли.

— Нет, милая, я здорова.

Джилли, обожавшая свою покровительницу, вздохнула с невольным облегчением и принялась терпеливо ждать, когда Элинор объяснит ей, что случилось и зачем она понадобилась ей так срочно.

Королева задумчиво прищурилась. Девятнадцатилетняя Джилли была уже совсем не та милая девочка, которая когда-то явилась в замок. Теперь она превратилась в настоящую красавицу. Ее черные как смоль волосы струились вдоль щек, идеально обрамляя бледное лицо. Глаза были даже не голубые, а ярко-синие, что в сочетании с черными волосами невольно привлекало взор. Да, она была очень хороша, и Элинор надеялась, что это хоть отчасти облегчит задачу, которую ей придется поставить сейчас перед своей ученицей.

— Много ли ты помнишь из своего детства? Джилли послушно наморщила лоб.

— Самое раннее, что я вспоминаю, — это монастырь и нашу настоятельницу, матушку Магдалину. Да, с ней связаны все мои детские годы. Впрочем, — девушка улыбнулась собственным мыслям, — она, кажется, совершенно не знала, что ей со мною делать.

— Настоятельница делала все, что ей было велено, в точности следуя моим указаниям. Что еще ты помнишь?

— Помню Хэмфри, нашего славного садовника, — без него мне было бы в обители совсем одиноко. Это он три года назад привез меня к вам. Я до сих пор скучаю по нему — ведь в монастыре он был моим единственным другом. Представьте, Хэмфри всегда готов был помочь мне и в нужную минуту всегда оказывался рядом.

— Мне жаль, что пришлось обречь тебя на долгое затворничество. Но это было необходимо, и вскоре ты поймешь, почему.

Джилли глядела на нее задумчиво и внимательно.

— Ваше Величество, сколько лет я провела у Скорбящей Богоматери? Я не помню точно, когда меня туда привезли.

— Тебе тогда было всего два года, Джилли. Немудрено, что ты не помнишь. Сюда ты приехала в шестнадцать. А в следующем году тебе уже исполнится двадцать лет. — Она взяла девушку за руку. — А что-нибудь, кроме монастыря, ты помнишь?

— Нет, Ваше Величество, ничего. Помню, что в детстве я воображала себя дочерью знатного лорда и представляла, как когда-нибудь он явится и заберет меня из монастыря. Это потому, что ко мне относились несколько иначе, чем к другим девушкам. — Она подняла глаза на королеву, и их взгляды встретились. — Но разве могла я мечтать, что за порогом обители меня ждут ваше великодушие и доброта.

— Скажи, дитя мое, была ли ты счастлива здесь эти три года?

— О да, Ваше Величество! Я хотела бы остаться с вами навсегда.

— Эта тюрьма не годится для тебя, Джилли Ты молода и должна еще многое успеть в своей жизни.

Джилли смотрела на нее с растущим беспокойством. Она вдруг вновь почувствовала себя страшно одинокой, как тогда в монастыре.

— Но… вы не собираетесь отсылать меня, правда?

— Видишь ли, в твои годы многие женщины имеют уже мужа и детей.

Джилли затаила дыхание. Она по-прежнему не понимала, к чему королева завела этот разговор.

— Вы мною недовольны? Я чем-то огорчила или разочаровала вас?

— Напротив. — Королева ласково покачала головой. — Ты была прилежной ученицей и не жаловалась, даже когда тебе приходилось по многу часов просиживать над уроками. А теперь внимательно выслушай и запомни мои слова. Ты поймешь, для чего тебе давалось такое обширное образование, какое полагается только мужчинам.

Джилли смотрела на нее во все глаза.

— Мы живем в мире, созданном и управляемом мужчинами, — продолжала Элинор. — Некогда я была наследницей великого богатого герцогства — Аквитании. Возможно, мои слова покажутся тебе странными, Джилли, но наши судьбы во многом схожи. Мой дед, умирая, назначил моим опекуном Людовика Французского, а тот через какое-то время сумел добиться, чтобы я стала женой его сына, тоже Людовика. — Элинор невесело усмехнулась. — Французы так обожают имя Людовик, что иногда даже трудно бывает припомнить, кто из них за кем следовал.

— Ваше Величество, но в чем же наше с вами сходство?

— Терпение — скоро ты сама это поймешь. Так вот, меня воспитывали как обыкновенную женщину, и я слишком мало знала, чтобы управлять делами и людьми. Из-за этого досадного упущения я сама оказалась во власти трех королей сперва Людовика — моего свекра, потом Людовика — моего мужа, а уже после него — Генриха, моего второго мужа. — Элинор откинулась на спинку кресла и некоторое время, чтобы успокоиться, разглядывала свои пальцы, сверкающие драгоценными каменьями. — Я была тогда очень хороша, и величайшие властелины мира преклонялись перед моей красотой.

Джилли не сводила восхищенного взгляда с лица королевы. Оно было красиво обрамлено складками легкого головного покрывала, на котором сверкала корона. Правда, золото некогда роскошных волос Элинор давно потускнело, и сама она располнела от частых родов, и все же в ней и сейчас было что-то удивительное, неземное.

— Ваше Величество, вы прекраснейшая из женщин, — с жаром произнесла девушка.

Королева слабо улыбнулась.

— Я знаю, ты говоришь искренне, дитя мое… Но я старею, и сама это чувствую.

— Ах, если бы король позволил вам покинуть этот замок! Он слишком жесток к вам.

— Разумеется, жесток, но тут уж ничего не поделаешь. Как только Генрих предоставит мне свободу, я тут же начну составлять новый заговор против него, и он это прекрасно знает. Он оставил мне жизнь, но ограничивается тем, что позволяет мне иногда присутствовать вместе со всей семьей на рождественских и пасхальных приемах. Я, конечно, радуюсь перемене обстановки, которая мне успевает весьма наскучить, но не могу сказать, чтобы встречи с моими отпрысками доставляли мне большое удовольствие. Признаться, я не очень люблю своих сыновей. Они нагоняют на меня тоску… все, кроме Ричарда, конечно.

— Вы всегда говорите о Ричарде с такой любовью. Я надеюсь когда-нибудь его увидеть.

— Когда-нибудь он станет королем Англии, как бы Генрих этому ни противился. — Элинор усмехнулась. — Он рвал и метал, когда я передала именно Ричарду титул герцога Аквитанского, хотя, как старшему сыну, титул принадлежит ему по праву. Генрих предназначал Аквитанию — а заодно и английский престол — своему любимому Джону. Господи, что он находит в этом существе? — Она досадливо поморщилась. — Как такой слюнтяй вообще мог родиться у нас с Генрихом — ума не приложу.

— А почему вы вышли за короля Генриха, Ваше Величество? — спросила Джилли.

— О, когда я впервые его встретила, Генрих был великолепен. — Взор королевы подернулся мечтательной дымкой. — Он был красавец, настоящий богатырь с копной рыжих волос. Все прочие мужчины рядом с ним казались пигмеями. Я тогда была еще женой Людовика и королевой Франции, но полюбила Генриха сразу, с первого взгляда. Порой мне кажется, что я все еще его люблю. — Она вздохнула и обвела взглядом залу. — Вот они, плоды моей любви. Дни бессмысленной чередой сменяют друг друга, а поток жизни бурлит где-то так далеко в стороне от моей постылой тюрьмы! Что до Генриха, то для него я теперь не более чем досадная помеха — как небольшой нарыв на пальце. Да, теперь я не могу уже, как прежде, поднять против него войска. — Тут Элинор заметно воодушевилась, словно вспомнила нечто, ведомое ей одной. — Но зато я могу другое: я соединю тебя с Золотым Соколом, и вместе вы поразите Генриха в самое сердце. Вы уязвите его гордость. — На миг она зажмурилась от удовольствия, предвкушая победу, потом открыла глаза и в упор посмотрела на Джилли. — А гордость для моего драгоценного супруга — это все. Получить удар, задевающий его гордость, для него хуже смерти. И ты, моя милая девочка, — ты мне поможешь нанести ему этот смертельный удар.

— Какой удар? Джилли все еще не понимала, о чем идет речь.

— Когда-то у меня были сила и власть, — продолжала Элинор, — и подданные ловили каждое мое слово. Теперь меня слышат одни лишь серые стены Солсбери. Впервые попав сюда, я, помнится, сначала пылала бессильным гневом, потом ему на смену пришла тоска, потом пустота… А тут еще Фитцстефен — пэр и верный слуга Генриха — стережет каждый мой шаг.

— Этот Фитцстефен так отвратителен! Я рада, Ваше Величество, что вы нашли способ получать и передавать письма своим друзьям втайне от него.

— Да, этому я научилась довольно быстро. Иначе все дальнейшее было бы невозможно.

— Какая несправедливость, что вам приходится жить затворницей и во всем себя ограничивать… — посетовала Джилли.

— Не стоит так уж меня жалеть, дитя мое, — прервала ее Элинор. — Не забывай, что в свое время я ездила в Иерусалим и Антиохию, была королевой двух европейских государств, Франции и Англии, а уж сколько рыцарей и лордов поклонялись мне — всех теперь и не вспомнить.

— Наверное, то были славные дни.

— Да, зато теперь я сполна расплачиваюсь тем, что целыми днями приходится слушать, как мои дамы сплетничают от скуки, поют тоскливые песни и читают скверные стихи. Но я уже не чувствую себя такой несчастной узницей, как вначале. У меня появилась новая цель в жизни — я поняла, что могу одержать славную победу над Генрихом, даже оставаясь в заключении.

— Как вы хотите это осуществить, Ваше Величество?

— Воистину, ты вправе спрашивать меня об этом — ибо ты, именно ты, Джилли, станешь орудием моей мести. — Элинор торжествующе рассмеялась и откинулась в кресле, сплетя пальцы рук. — О, в какую ярость придет Генрих, когда узнает, что я успешно скрывала тебя от него все эти годы! А уж я позабочусь о том, чтобы он узнал об этом в самое подходящее время. Как он будет бушевать, сыпать угрозами! Вот только поделать ничего не сможет — увы! Я слишком хорошо все продумала. Долго, очень долго я ждала подходящего момента — и вот он наступил. Да будет благословен тот день, когда твоя мать вверила тебя моей опеке!

— Так я нахожусь под вашей опекой, Ваше Величество?

— Конечно. А ты думала о себе как о какой-нибудь безродной нищенке, которую я пригрела из жалости? — Взгляд королевы сделался внезапно жестким и холодным. — О нет! Многие дорого бы заплатили за то, чтобы узнать, где ты. Но я надежно тебя спрятала и долго ждала. Ни одна душа не ведает, где ты скрываешься. Тем более ошеломляющим будет твое появление.

— Прошу вас, скажите же мне, кто я, — пробормотала Джилли, боясь поверить, что ее тайна вот-вот будет открыта ей, и одновременно страшась этой тайны.

— Всему свое время, дитя мое. Всему свое время.

Элинор, видимо, опять погрузилась в размышления о собственной жизни и, как ни хотелось Джилли поскорее обо всем узнать, все же приходилось терпеливо ждать, когда королева сочтет нужным ее просветить.

— Когда-то я мечтала выдать тебя за Ричарда, но потом поняла, что Генриху это может оказаться только на руку, и вовремя переменила решение. — Она взглянула на девушку, и морщинки от ее губ тонкими лучиками разбежались по щекам. — Когда Генрих узнает, кого я выбрала тебе в мужья, он лопнет от злости.

— Но кто же я такая, что вы сочли меня подходящей женой даже для принца Ричарда? — воскликнула потрясенная Джилли.

Элинор досадливо отмахнулась от нее, словно приказывая не перебивать.

— Знатностью ты не уступаешь ни одному из нынешних королей, а иных и превосходишь. Ты из очень древнего рода.

Все это никак не укладывалось у Джилли в голове. Неужели в ее жилах течет королевская кровь?

— Так вот, — продолжала королева, — я поклялась, что тебе не придется пережить испытаний, выпавших на мою долю. Именно поэтому я настояла на том, чтобы у тебя были самые лучшие и самые сведущие учителя. Я не случайно отдала тебя под попечительство матушки Магдалины она женщина мудрая и прозорливая. Сейчас я жалею лишь о том, что мои сыновья не получили такого образования, как ты.

— Я стольким вам обязана, — растроганно проговорила Джилли.

Элинор окинула ее довольным взглядом.

— Твоя мать могла бы теперь гордиться тобой. Ты женщина, но во многих вопросах сумеешь взять верх над любым мужчиной.

— Вы впервые заговорили о моей семье. — Джилли обеспокоенно вглядывалась в лицо королевы. — Наверное, дело в том, что мои родители не состояли в браке, и я не имею законных прав носить отцовскую фамилию?

— Уверяю тебя, проблемы такого рода здесь абсолютно ни при чем. — В глазах Элинор запрыгали веселые искорки. — Твой отец был абсолютно неотразим и многим женщинам — включая и меня — внушал самые нежные чувства, но он был совершенно равнодушен к нашим чарам. Он любил только твою мать и, к несчастью, умер еще до твоего рождения.

Значит, отца, о котором она только что впервые узнала, уже нет в живых? Джилли горько было об этом слышать, но все равно хотелось знать о своих родителях побольше.

— Умоляю, Ваше Величество, расскажите мне еще что-нибудь о нем и о моей матери!

— Твоя мать была редкая, удивительная женщина и всегда ставила долг и честь превыше всего, включая собственную жизнь. Она столько сделала для меня, что я до конца жизни буду чувствовать себя ее должницей. Она одна оставалась со мною рядом тогда, когда все отвернулись от меня, потому что дружить с опальной королевой стало опасно — она не раз вступалась за меня перед Генрихом, а однажды даже остановила его руку, занесенную надо мною в смертоносном ударе. Из-за этого на нее потом и обрушился гнев короля Англии, из-за этого она в конце концов и погибла.

Джилли невольно вскрикнула.

— Боже! И она мертва! Значит, никого из моих родителей нет в живых.

Королева взяла ее за руку.

— Мне больно говорить тебе об этом, тем более что твоя мать погибла по вине моего алчного супруга. Пусть не его рукой был нанесен смертельный удар, но все же ее смерть на его совести.

На миг в глазах у Джилли потемнело, и она покачнулась. Удар был слишком тяжел и неожидан для столь юного существа.

— Я всегда молилась… я надеялась, что они живы… где-нибудь. — В ее глазах блеснули сдерживаемые слезы. — У меня нет родных.

— Да, милая, родных у тебя нет. Но есть нечто другое, что поддержит тебя в жизни, быть может, надежнее большой и любящей семьи.

Джилли удивленно посмотрела на нее.

— Что же это, Ваше Величество?

Элинор встала и, подойдя к огню, протянула вперед руки: в последние годы она почему-то все время мерзла. Наконец закоченевшие пальцы немного согрелись, и она обернулась.

— Кроме меня, всего три человека знают, кто ты такая, Джилли те два рыцаря, что тайно увезли тебя из замка в ночь смерти твоей матери, и Его Святейшество Папа Римский.

— Не понимаю… Мне приходится скрываться от всех — и, однако же, обо мне знает сам Папа. Кто же я наконец?

— Прежде чем ответить, я должна сообщить тебе, что Джилли — это не настоящее твое имя. С этого момента тебя будут называть только по имени, которое было дано тебе при рождении. Это имя — Джиллиана.

— Я… — Мысль о том, что до сих пор она жила под чужим именем, показалась девушке столь странной и непривычной, что она не смогла больше произнести ни слова.

— Повтори свое имя, — потребовала Элинор.

— Я… Джиллиана, — неуверенно произнесла девушка.

— Забудь, что до сих пор тебя называли иначе. Так вот, Джиллиана, — продолжала Элинор, — сделаешь ли ты то, о чем я тебя попрошу?

— Без колебаний, Ваше Величество.

— Прежде всего скажи мне: ты знаешь что-нибудь о королевстве Талшамар?

Вопрос немного смутил Джиллиану своей неожиданностью.

— Конечно! Наверное, все, что вообще о нем можно знать. Ведь вы сами руководили моим обучением, я изучала Талшамар подробнее всех других стран.

— Да, это так. А что тебе известно о королевской семье, которая правит Талшамаром?

Джиллиана решила, что ослышалась.

— Но королевской семьи в Талшамаре нет. Супруг королевы умер еще до рождения их… дочери. — Сердце Джиллианы вдруг заколотилось сильнее. Она замолчала, в смятении поглядев на королеву Элинор.

— Продолжай, Джиллиана. Рассказывай все, что знаешь.

И в сознании Джиллианы все вдруг стало проясняться, все, чего прежде ей не удавалось понять, становилось на свои места.

— Я знаю, что никого из королевского семейства уже нет в живых, за исключением, возможно… принцессы Джиллианы! — Теперь она говорила торопливо и взволнованно. — В ту ночь, когда англичане ворвались в замок, она таинственно исчезла, и с тех пор никто ничего о ней не слышал. Многие считают, что тогда в суматохе она погибла, другие утверждают, что друзья ее матери в последний момент спасли девочку.

Бледная и потрясенная, Джиллиана смотрела королеве Элинор прямо в глаза.

— Я принцесса Джиллиана!

Глаза Элинор наполнились слезами, она наклонилась вперед и ласково сжала дрожащие пальцы девушки.

— Да, дитя мое, ты единственная полноправная наследница талшамарского престола и нежно любимая дочь моей лучшей подруги королевы Фелисианы.

Джиллиана встряхнула головой, пытаясь прийти в себя.

— Я так долго мучилась вопросом, кто я такая, представляла себе все что угодно — но разве я могла даже в мыслях допустить что-нибудь подобное?

Элинор с весьма довольным видом добавила:

— И никто не мог. Вот уже семнадцать лет Генрих Английский, с одной стороны, и Людовик, а вслед за ним Филипп Французский — с другой, бросают свои алчные взоры на Талшамар — и только хитроумный план твоей матери, которая сумела заранее все предусмотреть, мешает им завладеть твоим королевством.

Джиллиана высвободила руку, которую Элинор все еще держала в своей, и встала.

— Я узнала сейчас так много, что просто не способна сразу все уразуметь. Но я хорошо помню из своих уроков, что Талшамар — государство, которое подчиняется Риму. Если наследница… если я не заявлю о себе до того дня, когда мне исполнится двадцать один год, то страна перейдет во владение Франции.

— Да, и это всегда удручало моего супруга. Для того чтобы Талшамар достался ему, а не французскому королю, он должен прежде всего отыскать тебя — и он ищет. Даже сейчас, после стольких лет, он все еще не потерял надежды.

— Я ненавижу его за страдания, причиненные моей матери… — От гнева на ее глазах выступили слезы. — И моей стране.

— Никогда не забывай о том, что Генрих твой злейший враг, он очень коварен и не отступит без борьбы, — тихо сказала Элинор. — И учти еще вот что: твоим подданным было сказано, что ты жива, и твердо обещано, что ты непременно вернешься к ним. Они ждут твоего возвращения, Джиллиана.

Джиллиана вдруг явственно ощутила навалившуюся на нее ответственность.

— Моим подданным?.. — Ей сделалось как-то не по себе.

Элинор бережно взяла в руки старый пергамент, лежавший на столике рядом.

— Это последняя весть от твоей матери — она пишет, что вверяет тебя моим заботам. С этим письмом и с Большой печатью Талшамара ты по праву сможешь занять свое законное место на престоле.

Джиллиана слегка прищурилась, размышляя. Теперь ей стало понятно, для чего нужно было так досконально изучать историю, политику и обычаи Талшамара. Она так искренне восхищалась мужеством покойной королевы, даже не подозревая, что это ее мать.

— А теперь, дитя мое, я должна спросить тебя вот о чем. Слышала ли ты когда-нибудь о Фалькон-Бруине?

Само слово «фалькон» означает «сокол», — тотчас отвечала Джиллиана. — А Фалькон-Бруин — это, кажется, остров севернее Талшамара, так?

— Именно так. — Элинор удовлетворенно кивнула. — Правят на этом острове Рондаши — старинный королевский род. Недавно король и его сын Райен выступили на стороне Ричарда против Генриха — за это сам король Фалькон-Бруина поплатился жизнью, а принц и его сестра теперь заперты в Тауэре.

— Думаете, их… казнят?

— Скоро Генрих объявит им свой приговор. Он наверняка предаст их в руки палача — если только никто этому не помешает. Ведь тогда он наложит руку на их владения. Так вот, Джиллиана, в твоей власти спасти их обоих.

— Спасти — но как? Ведь я их даже не знаю.

— Скажи, Джиллиана, согласна ли ты и дальше во всем следовать моим указаниям? Будешь ли делать то, о чем я попрошу, как бы трудно или странно это тебе ни показалось?

— Согласна, Ваше Величество.

Элинор пребывала в прекрасном настроении.

— В таком случае, слушай и запоминай. Я помогу тебе взойти на престол Талшамара и тем самым верну — хотя бы отчасти — свой старинный долг Фелисиане. Но ты должна твердо следовать моим указаниям, не допуская ошибок, в противном случае Генрих найдет способ тебя погубить.

В глазах Джиллианы зажегся упрямый огонь.

— Я не совершу ни одной ошибки. Я не в силах вспомнить лицо своей матери, но голос ее взывает ко мне из могилы, и, видит Бог, я откликнусь на этот зов.

— Значит, я не ошиблась в тебе! — не скрывая своего ликования, провозгласила Элинор. — Послушавшись голоса своей матери, ты спасешь тех, кому так нужна сейчас твоя помощь.

— Но что может помешать Генриху сделать меня своей пленницей так же, как несчастных наследников короля Рондаша, и захватить Талшамар?

— Резонный вопрос. Этому помешают Франция и Рим.

— Ваше Величество, если моя мать назначила французского короля своим преемником в случае моего исчезновения — значит, она ему доверяла?

— Не более чем Генриху. Но мудрость ее проявилась в том, что она поставила противников друг против друга. Французский король предпочел бы, чтобы ты была мертва или хотя бы не объявлялась до двадцати одного года. Тогда у него есть надежда предъявить законные права на Талшамар. Генрих же, напротив, заинтересован в том, чтобы ты была жива и здорова и произвела на свет наследника или наследницу. Папа Луций на твоей стороне, это очень важно. Ни Генрих, ни Филипп не посмеют действовать против тебя открыто, так как они навлекут на себя гнев Рима и будут наказаны отлучением от церкви. Это, знаешь ли, действенная мера. Твоя мать все предусмотрела.

— Значит, пока у меня нет наследника, моя жизнь находится в опасности?

— В Англии ты можешь чувствовать себя совершенно спокойно, особенно если тебе удастся вырвать Золотого Сокола из лап смерти. Однако для этого тебе прежде всего надо взойти на талшамарский престол. Церемонию коронации мы совершим тайно и в самое ближайшее время.

Слушая Элинор, Джиллиана снова почувствовала прилив благодарности к ней.

— Я начинаю понимать, почему моя мать вверила меня именно вашим заботам, Ваше Величество. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас?

Элинор вздохнула, усталые складки у ее рта смягчились, глаза потеплели.

— Наградой мне будет тот час, когда ты, коронованная королева Талшамара, предстанешь перед Генрихом. Если все произойдет, как я задумала, ты нанесешь ему двойной удар: он потеряет и Талшамар, и Фалькон-Бруин. Этого часа я жду уже много лет.

— Но как мне спасти принца Райена и его сестру? — неуверенно спросила Джиллиана.

— Я научу тебя, как этого добиться, что делать и что говорить. Но ты должна держаться очень уверенно и ни в чем не отступать от моих указаний. Будь при этом очень осторожна. Не доверяй никому, и в первую очередь Генриху.

— Когда мне надо ехать?

Элинор окинула Джиллиану туманным взором, словно смотрела откуда-то издалека, возможно, из темных глубин собственной души.

— Скоро… Теперь уже скоро. Собравшись уходить, она неожиданно рассмеялась.

— Наконец-то я отомщу, Генрих! О близкий, сладкий миг победы!..