"Карибский реквием" - читать интересную книгу автора (Обер Брижит)Глава 1315.30. Даг раздраженно повесил трубку: Го попрежнему не было на месте. Отец Леже отправился в обход больничных палат, нагруженный конфетами и иллюстрированными журналами, которые он раздавал старикам. Луизу нельзя было увидеть до половины пятого. Возможно, отца Шарлотты он и нашел, но что касается остального, там полный тупик. У него не было никакого желания думать об отце Шарлотты. Он даже радовался, что приходится заниматься другими вещами. Он чувствовал, что решительно не способен стать отцом глупой двадцатипятилетней болтуньи, бессердечной и алчной. Прежде всего, он никогда в жизни не испытывал желания стать отцом: это свидетельствовало о его «незрелости», как мягко выражалась Элен. Да пошла она к дьяволу, занудная моралистка! Понятия «отец» и «Дагобер» категорически несовместимы. Ему слишком часто приходилось наблюдать запоздалые обретения, наполненные истерической радостью, которая пару месяцев спустя оборачивались нервной депрессией. Он не даст себя поиметь, вот уж нет. И все же, черт возьми, все… Он машинально повернул ручку радио, и навязчивый ритм gwoka заполнил темную комнату. Если бы мать не умерла, Шарлотта была бы другой? А если бы она знала, что Даг ее отец? Если бы он забрал ее после возвращения из армии? Стоп, стоп, хватит идиотских вопросов, что сделано, то сделано, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Тот человек, каким был он сейчас, не имел ничего общего с тем, каким он был в двадцать лет. И он не несет никакой ответственности за его поступки. Он их попросту забыл. Внезапно его пронзила ужасная мысль: «забыл». Он забыл лицо Франсуазы – Лоран. Интересно, а другие вещи сохранились в его памяти? В конце концов, в эпоху убийств он исходил эти острова вдоль и поперек. Возможно ли, что в этом деле он всего лишь следовал за собственной тенью? Сколько людей совершили зло, даже не ведая об этом? Сколько психопатов убеждены, что находятся в здравом уме? Но нет, это полный вздор: не мог же он, в самом деле, заказать профессиональной киллерше собственное убийство! Лучше позвонить инспектору Даррасу, чем терять время на бессмысленные измышления. Чтобы получить его номер, он обратился в международную справочную службу, и служащая рассмеялась ему прямо в ухо, перед тем как повесить трубку: он что, считает, будто в Перигоре живет один-единственный Даррас? Он раздраженно повернулся, чтобы уменьшить звук радио, и вдруг его рука буквально застыла в воздухе… «… Этим утром были выловлены тела двух утонувших детей. Дезире Жанин напрямую из Гран-Бурга. А вот и инспектор Камиль Дюбуа, которому поручено расследование. Инспектор! Инспектор, как так получилось, что до сих пор никто не заявил об их исчезновении? Неужели какой-нибудь турист мог уехать, забыв своих детей?» Сухой голос: «Без комментариев. Идет следствие». – «Есть ли уже результаты вскрытия?» – «Еще нет. Простите, в настоящий момент мне больше нечего добавить, но поверьте, мы сделаем все возможное, чтобы пролить свет на эту трагедию». – «Ну что ж, уважаемые слушатели, как вы видите, расследование продвигается. С вами была Дезире Жанин из Гран-Бурга… » Даг убрал звук. Дети, возможно, те самые, которых Анита Хуарес таскала с собой для прикрытия? Скорее всего именно так. И еще этот чертов Го не подает признаков жизни. Ладно, что толку вилять, именно с Го и надо начинать. Через грязное стекло микроавтобуса, который мчался, сигналя во всю мощь, Даг смотрел на прохожих, не замечая их. Если Анита Хуарес направилась по его следу еще до того, как он ознакомился с делом Джонсон и выводами инспектора Дарраса, это означало одно: кое-кому очень не понравилось, что он стал интересоваться прошлым Шарлотты. А почему Васко взбесился, узнав, что Шарлотта наняла детектива для расследования той давней истории? Если дорогая его сердцу Анита Хуарес оказалась замешана в этих убийствах в компании с милейшим инспектором Го, это объясняло бы неожиданные смерти Мартинес и Родригеса и – на худой конец – смерть самого Дага. Перед тем как явиться в отделение полиции, Даг завернул на центральный почтамт, чтобы поработать с электронной адресной книгой. Он углубился в юго-западные департаменты Франции и после какого-то получаса поиска – весьма, впрочем, дорогостоящего: 6,5 франка минута – оказался перед списком из десятка фамилий «Даррас Р.». Следовало попытать счастья прямо сейчас. На континенте сейчас лето, десять вечера: велика вероятность, что бывший инспектор дома и еще не лег спать. Он вошел в одну из кабинок и принялся названивать. Он почти уже отчаялся, когда, набрав номер восьмого по счету Дарраса, услышал любезный женский голос: – Мой муж? Да, он был инспектором полиции в Гран-Бурге. Мы там прожили тридцать лет, а потом переехали, поближе к внукам… Даг медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Нашел наконец-то! – Я могу с ним поговорить? – Минуточку, он в саду, как раз сейчас поливает… Рене! «В саду… » Он представил маленький кирпичный домик, густой газон с розами и пластмассовыми садовыми гномиками, величественный дуб… Смесь из виденных когда-то фильмов. Сам он никогда не был во Франции. Впрочем, как и вообще в Европе. Фотографии закутанных в пальто людей, огонь в камине и играющие в снежки дети не вызывали в его душе никакого отклика. – Алло? – раздался в трубке недовольный старческий голос. – Инспектор Даррас? Я звоню вам от Фрэнсиса Го, вашего бывшего подчиненного. – Го? Да, помню. Чем могу служить? Голос Дарраса звучал холодно. И настороженно. – Меня интересуют расследования, которые вы вели в семидесятые – восьмидесятые годьь Убийства молодых женщин, замаскированные под самоубийства. – Это было очень давно. – Я уверен, что ваши выводы оказались верны и что в самом деле в те годы по Антильским островам перемещался убийца. – Откуда вы звоните? – Из Гран-Бурга. – Вы мне звоните из Гран-Бурга, чтобы поговорить о делах двадцатилетней давности? Вы что, пишете диссертацию по криминологии? – Нет, я частный детектив и разыскиваю убийцу Лоран Дюма, одной из тех молодых женщин; ее нашли повешенной в Сент-Мари в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. Ассистент судмедэксперта связался с вами, чтобы сообщить о своих сомнениях по поводу самоубийства. Я читал ваше конфиденциальное письмо, адресованное начальству. Почему этому делу не дали ход? – Послушайте, господин… – Леруа. – Леруа, все это было очень давно, я старый человек на пенсии и занимаюсь своими розами, я больше не помню никаких подробностей… – Но тогда эти дела вас заинтересовали и обеспокоили! – Возможно, но все это уже в прошлом. Сейчас меня интересует только одно: чтобы меня оставили в покое. Я не намерен говорить об этом. И прошу вас больше мне не звонить. Он повесил трубку, оставив Дага в полнейшем недоумении. Почему он не захотел говорить? Действительно ли в его голосе слышался страх? Ему и в самом деле что-то известно? Возможно, он покинул Гран-Бург не только ради того, чтобы быть поближе к внукам, имелась и другая причина? Хватит нести вздор, приказал себе Даг, выходя из крошечной кабинки, старик просто-напросто на пенсии, ему все осточертело… Но… Взволнованный, он вошел в полицейское управление и спросил Го. Дежурный окликнул молодого инспектора в белой рубашке, который стоял к нему спиной: – Эй, Камиль, Го на месте? – Он вышел. Я могу вам помочь? – ответил молодой коп, обернувшись. Даг тотчас же узнал инспектора, который рассказал ему про Дженифер Джонсон. – Опять вы! – воскликнул тот с озабоченным видом. Камиль… Где Даг слышал это имя? Ну да, по радио. Инспектор Камиль Дюбуа, которому поручено вести следствие по поводу двух утонувших детей… Как бы то ни было, он пришел сюда не зря. – Извините за беспокойство, я могу с вами поговорить? Дюбуа посмотрел на часы и обреченно вздохнул: – Ладно, идемте. Они отправились в его кабинет – крошечное помещение без окон, со стенами, цветом напоминающими мочу, с неприятным неоновым светом; там стояли потемневший от времени письменный стол и два деревянных стула. На столе царил неизменный компьютер. Даг рассматривал своего собеседника, который уселся за стол, нацепив на нос очки. У Дюбуа было круглое лицо с квадратными челюстями и искренний взгляд. Его безукоризненно белая рубашка и очень коротко остриженные волосы над оттопыренными ушами придавали ему вид офицера американского флота. Даг решил ему довериться и принялся рассказывать – впрочем, в сокращенном виде – о своих недавних приключениях. Дюбуа внимательно слушал, старательно делая записи. Писал он левой рукой, низко наклонясь над листом бумаги и внимательно вглядываясь в текст. Даг дошел до звонка инспектору Даррасу и замолчал. Жужжал вентилятор. Дюруа медленно перечел записи и поднял голову. – Итак: молодая женщина, чья мать покончила с собой, обращается к вам с просьбой найти отца. Вы приходите к выводу, что ее мать не покончила с собой, а была убита. Совершенно случайно я обращаю ваше внимание на аналогичные случаи; следствие по ним вел инспектор Го, в ту пору работавший под руководством старшего инспектора Дарраса, ныне пребывающего на пенсии. В городе Вье-Фор вы знакомитесь с Луизой Родригес, отец которой был помощником доктора Джонса, судебного медика, производившего вскрытие тела Лоран Дюма и сделавшего заключение о самоубийстве, с каковым был не согласен вышеупомянутый Родригес. Луиза Родригес отдает вам письма отца, где тот приводит доказательства, что речь идет именно об убийстве. Спустя какое-то время Луиза Родригес подвергается нападению, но, к счастью, отделывается лишь сломанной лопаткой. Напавшего на нее человека она не разглядела. Затем вы обнаруживаете, что именно вы являетесь отцом вашей клиентки, и решаете продолжить свое расследование. Все верно? – Верно. Именно поэтому мне нужно увидеть Го. – Он в морге. – В морге? – Не в качестве клиента, – вздохнул Камиль, словно сожалея о том, что это не так. – В последнее время на нас столько всего свалилось, – продолжил он, рассматривая свои коротко остриженные ногти. – Я слышал по радио, что в центре города убита женщина, а теперь еще в Гран-Гуфр выловили тела двух детей, – продолжал Даг самым непринужденным тоном. – Не делайте такой невинный вид: вы похожи на охотничьего пса, взявшего след. Что вам об этом известно? – Вы установили личность женщины? – А вы? – Это ведь вы коп, а не я, я всего-навсего охочусь за неверными женами и сбежавшими из дому детьми… Дюбуа аккуратно свернул два листка, на которых записывал рассказ Дага, и засунул в карман рубашки. – Вы и в самом деле хотите найти убийцу, совершившего все эти преступления двадцать лет назад? – Да. – Вам известно, что существует срок давности? – Не для меня. И не для жертв. Я хочу знать, кто это делал. И почему. – М-да. А на мне двое мертвых мальчишек. И еще застреленная в центре города женщина. Ее звали Анита Хуарес. Она была наемной убийцей. Дюбуа направил авторучку на Дага, несомненно, он видел такой жест в десятке детективов. – Первое: наемная убийца только что подстрелена в Гран-Бурге, а здесь далеко не Чикаго… Второе: некий частный детектив отправляется на поиски таинственного убийцы. Третье: молодая женщина едва не убита в городе Вье-Фор. Четвертое: в Гран-Гуфр нашли тела двух утонувших детей. Причем не просто утонувших, а утопленных умышленно. И все это меньше чем за неделю. Случайное совпадение? Даг сделал вид, будто напряженно размышляет над услышанным. Бессмысленно признаваться этому славному Камилю, что это именно он убил – совершенно непреднамеренно – Аниту Хуарес. Он решился на контратаку и задал другой вопрос: – Почему, по вашему мнению, инспектор Даррас отказывается мне помочь? – Ну-ну, полегче! Вы что, никак предполагаете наличие международного заговора? – Анита Хуарес, эта киллерша. Ей-то чего здесь было нужно? – Насколько я могу судить, она в принципе могла бы оказаться вашим таинственным убийцей. Она начала свою… деятельность двадцать лет назад, вполне возможно, она и стала причиной смерти тех ваших женщин. У нее имелся сообщник, который их насиловал. Этакая парочка сумасшедших, вроде Генри Лукаса и Отиса Толя или Гитлера и Гейдриха. В нашем мире все возможно, приятель. Вот как все могло происходить: ей становится известно, что вы разыскиваете любовника Лоран Дюма; она боится, что все выплывет наружу, и возвращается в Гран-Бург, чтобы избавиться от своего сообщника, но ему удается добраться до нее первым. Вот так. Даг вздохнул. Версия Дюбуа вполне его устраивала. – Возможно, именно этот сообщник пытался убить и Луизу Родригес… – Почему бы и нет? В такой истории, как ваша, возможно все. Лично я вижу, что наш мирный уголок внезапно оказался охвачен эпидемией безумия. И во всем этом борделе единственный общий знаменатель – это вы. – Я? – очень убедительно удивился Даг. – Вы. Вы, безусловно, напали на след предполагаемого убийцы. Вы – отец своей клиентки. Вы дружите с Луизой Родригес. Вы явились сюда в тот же день, что и Анита Хуарес. В конце концов, возможно, вы и есть тот самый таинственный убийца, – бесстрастно заключил Дюбуа. – Я подумаю над этим. Нет, в самом деле, вы хотите мне помочь? – Если вы ведете честную игру, то да. Если нет, то сразу предупреждаю: буду ставить вам палки в колеса. Вы знаете, как это бывает в детективах, когда тупые копы достают частного сыщика. – А потом кусают себе локти, когда частный сыщик торжествует. – Ну-ну, – улыбаясь, заметил Камиль. – А что если я прикажу вас арестовать за убийство Аниты Хуарес? Даг пожал плечами: – Полный бред! С чего это вдруг? Дюбуа внезапно наклонился вперед, уставившись прямо на Дата. – Анита Хуарес убила двух мальчишек, господин Леруа, и не двадцать лет назад, а вчера. Именно это меня интересует, а также то, что вы об этом думаете… Ну что, услуга за услугу? Даг нервно сцепил пальцы, размышляя, как выпутаться из этой ситуации с минимальными потерями. – Хуарес была знакома с Васко Пакирри. – С этим наркодилером? – Да. Пакирри – любовник моей клиентки. – То есть вашей дочери? – уточнил Дюбуа, массируя кончик носа. Пакирри любовник его дочери. Сформулированное таким образом, высказывание звучало крайне непристойно. Этот толстый боров в постели Шарлотты! Даг продолжал: – И я подумал, может, это Пакирри решил натравить ее на меня. – Простите, не хотелось бы вас разочаровывать, но полагаю, вы недостаточно серьезная дичь. – Я сказал то, что знаю. – Ерунда. Вы убили ее, да или нет? – Нет. Какого черта мне убивать женщину, с которой я и знаком-то не был? – возмутился Даг с убедительностью опытного лгуна. Камиль Дюбуа задумался на мгновение, уставив глаза в пустоту. В дверь постучали, и какой-то полицейский в форме просунул в проем свою коричневую физиономию. – Минутку, – бросил Дюбуа. – Ну что? – Дайте мне сорок восемь часов. – Сорок восемь часов? Вы что, принимаете себя за Майка Хаммера? – Сорок восемь часов, чтобы попытаться все распутать. А вы, со своей стороны, наведете справки о моих убитых женщинах. Дюбуа вздохнул, схватил со стола карандаш, посмотрел на него, словно решая, не разломить ли его пополам, потом осторожно положил на место и медленно произнес: – Ладно. Сорок восемь часов. Я хочу знать, кто и почему. Даг поднялся и протянул ему руку. Дюбуа долго ее тряс. – Только не вздумайте меня обманывать, Леруа. Хотя я и произвожу впечатление простака, но я очень упорный. – Можете на меня рассчитывать, – бросил Даг уже на пороге. Он махнул рукой Дюбуа, который в ответ пожал плечами, и вышел на вольный воздух. И теплый. Как он сам, подумал он, насвистывая: Даг Леруа, человек вольный и теплый. Отец шлюшки, тоже вольной и горячей. У него сорок восемь часов, чтобы схватить убийцу, которым может оказаться он сам. И попытаться не попасться на мушку Васко Пакирри, Фрэнки Вурту или лично самому Джокеру. 17 часов. Никакого желания возвращаться во ВьеФор, чтобы запереться в доме священника и болтать с отцом Леже. Хочется немного проветриться. Просто так, ни на что убить два-три часа. Он подошел к афише, прибитой к деревянному щиту. В кинотеатре на углу шел «Стиратель» со Шварценеггером: «Он стирает ваше прошлое». Прекрасно. Именно то, что ему нужно. Самолет Карибских авиалиний пошел на посадку в аэропорту Канефильд. Вурт расстегнул шелковый пиджак, чтобы незаметно для окружающих убедиться, что его верный пистолет по-прежнему находится у него за поясом. По примеру французских GIGN[94] и антитеррористического немецкого отделения «бритоголовых», он очень ценил этот малогабаритный автоматический пистолет, который можно было носить на предохранителе, не опасаясь непроизвольного выстрела. – Месье, пристегните ремень! – взвизгнула стюардесса. Ни слова не говоря, он так мрачно на нее посмотрел, что она осеклась и ретировалась в сторону другого пассажира, в то время как он продолжал медленно расстегивать пиджак. Сидя за своим директорским столом, Дон Филип Морас уже в третий раз поднес руку к галстуку, чтобы убедиться, что узел завязан безукоризненно. Он не терпел небрежности ни в чем. Никаких внешних проявлений слабости, которые мгновенно стали бы ассоциироваться с признаками старческого маразма. В свои восемьдесят два года он по-прежнему держался прямо, как жердь, всегда был тщательно подстрижен и выбрит и, с тех пор как у него появились проблемы с сердцем, не употреблял ничего крепче йогуртов и апельсинового сока. Он взглянул на платиновый «Ролекс»: что этот слизняк Вурт себе позволяет? Он опаздывал уже на восемь минут. В молодости ему доводилось убивать за куда меньшие провинности, подумал он, рассеянно глядя на блестевшие под луной волны. Смотреть на море через герметично закрытые, бронированные стекла – какой бред! – Не нервничай, Филип, – прошептала жена попортугальски, – это вредно для сердца. Он вежливо ей улыбнулся. Пусть старая, уродливая и к тому же невыносимая святоша, Гризельда была его женой и матерью его сыновей. И в этом качестве имела право рассчитывать на самое большое уважение. Даже если ни одного из их мальчиков уже не было в живых. Он незаметно перекрестился, как и всегда, когда думал о них: Джон, названный так в честь Джона Кеннеди, благодаря которому Филип Морас получил благословенное американское гражданство. И это все для того, чтобы Джонни подох во Вьетнаме. Джеймс, названный в честь Джеймса Кани[95], Джеймс, который загнулся от рака печени в сорок шесть лет… И наконец, Хуан, младший, свет его очей, перл его души, умер от передозировки рождественским вечером 1991 года. Сын компрадора оказался таким идиотом, что сам пробовал товар… Он почувствовал, как от гнева и печали стало сильнее биться сердце, и попытался успокоиться. Теперь они остались вдвоем, он и Гризельда. Старые и одинокие. Затерянные посреди океана на плоту своей старости, в окружении акул вроде Вурта и Пакирри. Если бы он захотел, то мог бы заказать бассейн из платины и плавать в жидком золоте, но сыновей у него больше нет. Нет никого, кто мог бы защитить его старые больные кости. И ничего, кроме старого, хитроумного мозга. И его денег. Пусть не надеются, он не позволит безропотно себя ободрать. Даже таким шакалам, как Вурт или Пакирри. Они у него задохнутся в собственном дерьме. – Месье, Вурт пришел, – объявил Ив, метрдотельфранцуз, истинный бретонец родом из Сен-Барта. – Пригласите, – проскрипел Дон Морас, сжавшись в своем кресле в стиле ампир. Гризельда поднялась и вышла, топоча, как маленькая серая мышка. Каждый вечер она ходила молиться в пристроенную к дому часовню. Вурт проскользнул в комнату своей расхлябанной походкой, приглаживая каштановые волосы. Растянутые на коленях брюки, майонезное пятно на галстуке. Даже шелковый пиджак казался на нем половой тряпкой. Дон Морас демонстративно взглянул на часы, но Вурт смотрел на него своими тусклыми глазами, явно не чувствуя никакой неловкости. – Что у нас с Тринидадом? – резко спросил Дон Морас по-английски. – Дело застопорилось. – Я полагал, что доставка должна была состояться двадцать шестого. Сегодня у нас двадцать восьмое. А нашим компаньонам в Майами мы должны отгрузить товар не позднее тридцатого. Вурт неопределенно развел руками: – Эти болваны осторожничают. Они торгуются. Требуют дополнительно двадцать пять процентов. – Ни сантима! Кто ведет переговоры? – Эстевес. Чарли Эстевес. Вот уже двадцать лет он занимался бухгалтерией семейства Перейра. Серьезный человек. Странно, и в самом деле странно. Дон Морас нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Где слабое звено? – Пакирри. Он хочет получить контроль над всем районом. Он сделал им встречное предложение, – бросил Вурт с равнодушным видом пресытившейся гиены. Дон Морас почувствовал, как из глубин его истерзанного тела поднимается волна адреналина, болезненно пролагая себе путь сквозь забитые холестерином артерии. Если бы в молодости он не налегал так на жратву, не злоупотреблял курением и алкоголем, возможно, сейчас ему не пришлось бы прибегать к услугам ублюдков вроде Вурта, чтобы уладить свои дела. Он сам был бы в состоянии вооружиться автоматом Калашникова и разнести башку Пакирри, этому куску дерьма. – Я думаю, самое время избавиться от господина Пакирри, – четко выговорил он. Вурт молча согласился, опутив веки. – И как можно скорее, – добавил Дон Морас своим въедливым голосом. – Мы должны провернуть сделку с Тринидадом в самые сжатые сроки. Вурт стоял, вяло почесывая между ног. Дон Морас еле сдерживал раздражение. Как только эта навозная куча Вурт уладит вопрос с Пакирри, он займется им лично. – Ты свободен, – бросил Дон Морас сквозь сжатые зубы. Вурт повернулся было к обитой кожей двери, но вдруг остановился на полпути. – Да, совсем забыл, есть еще одна проблема, – сообщил он, медленно поворачиваясь. – Что еще за проблема? – переспросил Дон Морас внезапно осевшим голосом. – Вот, – ответил Вурт, медленно нажимая на спусковой крючок своего пистолета. – Пуля весом 8,10 грамма вылетела из пистолета со скоростью 350 метров в секунду, попала ровно между глаз Дона Мораса, как раз на уровне панамы, и вышла через затылок, взорвавшись пурпурным гейзером. Вурту было забавно наблюдать, как пальцы старика продолжают барабанить по подлокотнику кресла. Он не стал терять время и подходить к трупу, открыл дверь в часовню, скрытую за драпировкой, и остановился на пороге. Под выбеленным известью сводом было прохладно и сумрачно. Гризельда, стоявшая на коленях перед алтарем рядом с огромным букетом антуриумов, подняла на него глаза, увидела направленное на нее оружие, открыла от удивления рот и получила пулю прямо в сердце. Ее тело, подброшенное ударом, столкнуло гипсовую статую святой Риты, которая беззвучно опрокинулась на цветы. Оба убийства, абсолютно бесшумные благодаря привинченному к дулу глушителю, заняли не более двух минут. Ополоснув в кропильнице запачканные порохом руки, Вурт спокойно вышел из часовни и направился к кабинету, где должен был находиться Ив и остальной персонал. Работа еще не была завершена. Все произошло очень быстро, без ненужных слез и стенаний. Никто просто не успел опомниться. Выполнив свою задачу, он остановился перед висевшим в столовой венецианским зеркалом, чтобы убедиться, что его одежда не запачкана подозрительными пятнами. Ему усмехнулся труп молодой служанки, застигнутой пулей в тот самый момент, когда она чистила столовое серебро: посмертный оскал обнажил зубы. Хорошенькая девчонка. Из чистого хулиганства он запечатлел легкий поцелуй на еще теплых губах и вышел на свежий ночной воздух. Лестница, выдолбленная прямо в склоне крутой скалы, привела его к частному причалу. Охранник направил пучок света электрического фонаря на гостя и, узнав Вурта, поднес руку к фуражке. – – Энди тяжело рухнул на землю. Перешагнув через его массивное тело, Вурт прыгнул в одну из двух лодок с подвесным мотором, нажал на газ и взял курс от берега. Он уложился в нужное время. Лучше не бывает. Пройдя две мили, он причалил к стоявшей на якоре небольшой яхте, над которой развевался нидерландский флаг, и проворно вскарабкался на борт. Ожидавший его моряк вопросительно приподнял брови, и он ответил ему кивком головы. Человек запустил мотор. – Мне нужно позвонить, – бросил Вурт, закрывая за собой дверь каюты. – Не беспокой меня. Он улыбнулся, вспомнив прежнего Фрэнки Вурта, это ничтожество с его убогими делишками. С тех пор как он убил всех этих типов на Фронт-стрит, он понял, в чем его предназначение, его карма. О нет, он уже не тот жалкий Фрэнки. Теперь он был сильным – сильным и опасным, как змея, совершающая молниеносный бросок. Да уж, мир еще не скоро его забудет. И для начала надо заняться черным ублюдком, засадившим его в тюрьму. Подумать только, как раз в тот день, когда он сделался равным Пакирри, с ним связался человек, который больше всего на свете хотел проучить этого Леруа, любителя копаться в грязном белье. Он достал из кармана мятый клочок бумаги и с удовлетворением прочел несколько нацарапанных на нем строчек. То-то она удивится. Телефонный звонок прозвучал два раза, затем смолк, потом раздалось еще три звонка, и все. С довольной улыбкой Васко опустил гантели. Это был условленный знак: Вурт ликвидировал старого Мораса. Прекрасно. Он с удовлетворением оглядел свою мощную грудную клетку, поиграл мускулами. Тело борца, душа конквистадора, храбрость укротителя и миллионы долларов в перспективе. Возможно, жизнь и не прекрасна, зато как она пьянит и возбуждает! В мотеле, в своей крохоткой комнатке, возле освещенного лунным светом окна, в полумраке неподвижно сидел человек. В желтой пластмассовой пепельнице догорала сигарета. Он осторожно зажал ее между большим и указательным пальцами. Может, хоть на этот раз все получится? Может, он теперь поймет наконец, что чувствуют другие? Горящий конец сигареты он прижал к голой коже, под самым пупком. Кожа зашипела, и он уловил запах горелого мяса. Но нет, ничего не вышло, у него никогда не выходило. В отчаянии он сунул сигарету в рот и выпустил большое облако дыма, не отрывая взгляда от неподвижного, спокойного моря. Который час? Он взглянул на свой хронометр со светящимися стрелками: должно быть, Вурт уже в пути. От этой мысли стало спокойнее. Если он не в состоянии сделать больно себе, возможно, он сумеет причинить боль другим, с безрадостной улыбкой подумал он. Откуда-то издалека доносились бешеные ритмы тяжелого рока. Задребезжал радиотелефон, Фрэнсис Го затормозил и прибавил громкость. Но голос Камиля все равно звучал очень слабо: – Мы только что… получили факс… Дон Морас… убит на свой вилле в Доминике… вместе с женой и всеми слугами… Го стиснул огромными ручищами обтянутый кожей руль. Неплохо начинается воскресенье. Возможно, Аниту Хуарес послали на Антильские острова именно с этим заданием? А в Гран-Бурге она появилась, просто чтобы запутать следы? Но в таком случае ей следовало бы лететь на Доминику, вместо того чтобы болтаться здесь по улицам. Кто же в итоге выполнил контракт по Дону Морасу? Наверняка кто-то не робкого десятка. И к тому же имеющий возможность подойти к жертве достаточно близко. Вне всякого сомнения, один из его ближайших пособников. Молодой и зубастый волк, которому Пакирри, должно быть, посулил золотые горы. Да, похоже, на горизонте вырисовывалось довольно любопытное гангстерское побоище. Войдя в полицейский участок, он столкнулся с Дюбуа, который пребывал в невероятном возбуждении, вопервых, из-за Мораса, так глупо позволившего себя прикончить, и, во-вторых, из-за типа по фамилии Леруа, приходившего сюда днем и поведавшего потрясающую историю. Несмотря на то что Го не выказал особого энтузиазма, Камиль проследовал за ним до самого кабинета, рассказывая все с малейшими подробностями. Го слушал его молча, откинувшись на спинку кресла, перемалывая челюстями жевательную резинку. Наконец, выдохшись, Камиль замолчал. – Любопытно, – вынужден был признать Го, вытаскивая жвачку изо рта и принимаясь катать ее между большим и указательным пальцами. – Несколько притянуто за уши, но любопытно. Скажи мне, Камиль, что тебя больше всего поразило в этой истории? Дюбуа на мгновение задумался. Это что, какая-то ловушка? Он сделал глупость? Он с размаху бросился в воду: – По-моему, он говорил искренне, в самом деле искренне. Может, имеет смысл взглянуть на те старые дела. А вдруг убийство Хуарес и мальчишек имеет к этому какое-то отношение? – С одной стороны, Аниту Хуарес убил профессионал, как и обоих мальчишек. Судебный врач подтвердил, что, прежде чем бросить в воду, их убили. С другой стороны, нет никаких доказательств, что Лоран Дюма и в самом деле оказалась жертвой преступления. Если что и должно было тебя поразить, так это то, что все это галиматья, – сделал вывод Го, расплываясь в широченной улыбке, – а у нас с тобой полно работы, дорогой мой Камиль. И хватит морочить мне голову всякой ерундой. Тебе нужно найти, откуда эти мальчишки. Потом проследить путь Хуарес после приземления: я хочу знать, сколько раз она ходила писать и куда… На этом все, спасибо… Камиль вышел с пылающими щеками, не говоря ни слова. Этого следовало ожидать. Но с какой стати он поверил этому дурацкому детективу? А эта история с девицей, на которую якобы напали на разрушенном сахарном заводе, какие-то украденные письма… Прямо Рультабий[101] какой-то! Он внезапно остановился. Кстати, что этот Леруа говорил про письма? Будто бы отец Луизы Родригес изложил там свои сомнения по поводу самоубийства Лоран Дюма, ну да, и якобы поделился этими сомнениями с копами, ведущими расследования, то есть с Фрэнсисом Го и с Даррасом. И если Камиль не ошибается, Го никогда ни с кем об этом не говорил. Он почувствовал настоятельное желание спуститься в архив. Как только Дюбуа вышел, Го тяжело поднялся с кресла. Ну конечно, этот засранец сейчас отправится в подвал. Но там он ничего не найдет, все давным-давно прибрано. Последняя компрометирующая бумажка превратилась в пепел не далее как сегодня. |
||
|