"Тайна исчезнувшей шляпы" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

Глава 18 ТУПИК

В пятницу, когда инспектор Квин, Эллери и Тим Кронин обыскивали квартиру Монте Филда, сержант Вели, как всегда насупленный и невозмутимый, медленно прошел по Восемьдесят седьмой улице, поднялся на крыльцо дома, где жили отец и сын Квины, и позвонил.

— Открываю — заходите! — весело крикнул Джуна, и сержант вошел в дом. — Инспектора нет дома! — объявил юный слуга. Его худенькое тело было почти полностью закрыто огромным фартуком. В квартире витал аппетитный запах бифштекса с жареным луком.

— Придержи язык, сорванец, — проворчал Вели. Он достал из внутреннего кармана толстый запечатанный конверт и подал его Джуне. — Отдашь это инспектору, когда он вернется. А если забудешь, я утоплю тебя в Ист-Ривер.

— Ой, боюсь! — У Джуны дернулись уголки рта. Затем он вежливо сказал: — Будет сделано, сэр.

— Ладно, я пошел.

Вели повернулся и начал медленно спускаться по лестнице. Весело скалившемуся Джуне, который смотрел на него из окна четвертого этажа, долго была видна его богатырская спина.

Когда около шести вечера хозяева, еле волоча ноги, добрели до дому, зоркие глаза инспектора немедленно углядели конверт, лежавший на столике в прихожей. Он надорвал конверт и вытащил из него несколько листков печатного текста с грифом полицейского управления.

— Гляди-ка, — сказал он Эллери, который лениво снимал пальто. — Расстарались!

Инспектор опустился в кресло, забыв снять шляпу и даже не расстегнув пальто, и начал вслух читать извлеченные из конверта рапорты.

Первый листок содержал следующее сообщение:

«О ВЫПУСКЕ ИЗ ЗАКЛЮЧЕНИЯ

28 сентября 192…

Джон Казанелли, известный также как Пастор Джонни, как Джон Итальяшка и Питер Доминик, сегодня был выпущен из камеры предварительного заключения условно.

Причастность Д. К. к ограблению шелковой фабрики в Бономо (2 июня 192…) следствием не доказана. Сейчас идут поиски полицейского осведомителя Динки Морехауза, который давно не появляется в местах, где его обычно видели.

Казанелли был освобожден под надзор полиции по указанию окружного прокурора Г.С. Сэмпсона.

Т. В.».

Инспектор, нахмурившись, отложил рапорт о Пасторе Джонни и взял второй листок.

«О ВИЛЬЯМЕ ПЬЮЗАКЕ

28 сентября 192…

О Вильяме Пьюзаке удалось установить следующее.

Родился в Бруклине, Нью-Йорк; возраст — 32 года; родители — натурализованные эмигранты. Не женат, ведет размеренный образ жизни, религиозен. Встречается с девушками три-четыре раза в неделю. Работает бухгалтером в магазине одежды «Штейн и Рош» по адресу: 1076, Бродвей. Не играет в карты и не пьет. Не знается с личностями из преступного мира. Единственная слабость — женщины.

После понедельника вел себя естественно. Не посылал писем, не брал денег в банке, вовремя уходил и возвращался с работы. Ни в чем подозрительном не замечен.

Девушка, с которой он был в театре, Эстер Яблоу — видимо, наиболее постоянная из «привязанностей» Пьюзака. За последние дни он виделся с ней дважды: во вторник они вместе обедали, в среду ходили в кино и затем в китайский ресторан.

Агент № 4

Заверено: Т. В.».

Инспектор фыркнул и отложил листок.

Третий рапорт был озаглавлен:

«О МАДЖ О'КОННЕЛ

Пятница, 28 сентября 192…

О'Коннел живет в доме № 1436 на Десятой авеню, четвертый этаж. Отца нет. С понедельника не ходит на работу в связи с закрытием Римского театра. Ушла из театра в понедельник вместе с основной массой зрителей. Отправилась домой, но зашла в кафе на углу Восьмой авеню и Сорок восьмой улицы и позвонила кому-то по телефону. Проследить звонок не удалось. В разговоре упоминала Пастора Джонни. Была как будто в возбужденном состоянии.

Во вторник не выходила из дому до часу дня. Не пыталась получить свидание с Пастором Джонни в тюрьме. Узнав, что Римский театр закрыт на неопределенное время, пошла по театральным агентствам в поисках должности капельдинера.

В среду и четверг ничего особенного не произошло. Вернулась на работу в Римский театр после звонка директора. Не пыталась установить контакт с Пастором Джонни. Никто не звонил ей на квартиру, никто не приходил, не получала писем. Явно подозревала, что за ней идет слежка.

Агент № 11

Заверено: Т. В.».

— Гм… — буркнул инспектор и взял следующий листок. — Посмотрим, что здесь.

«О ФРЭНСИС АЙВЗ-ПОУП

28 сентября 192…

Ф. А.-П. ушла из Римского театра вместе с актерами Евой Эллис, Стивеном Барри и Хильдой Орандж, как только ее отпустил инспектор Квин. Как и все зрители, была подвергнута поверхностному обыску у главного выхода. Доехала до дома на Риверсайд-Драйв на такси. Друзья вывели ее из машины в полуобморочном состоянии. Сами вскоре разошлись по домам.

Во вторник не выходила из дому. По словам садовника, весь день провела в постели. Множество знакомых осведомлялись о ее здоровье.

С постели встала только в среду утром — чтобы побеседовать с инспектором Квином. После беседы ездила в обществе Стивена Барри, Евы Эллис, Джемса Пила и своего брата Стэнфорда на семейном лимузине в Вестчестер. Прогулка заметно улучшила ее состояние. Вечер провела дома. Играла в бридж с отцом, матерью и Стивеном Барри.

В четверг ездила по магазинам на Пятой авеню. Завтракала в кафе со Стивеном Барри. После этого они гуляли в Центральном парке. К пяти часам С. Б. проводил ее домой и остался там обедать. Потом по звонку режиссера отправился в театр. Ф. А.-П. провела вечер дома в кругу семьи.

В пятницу не произошло ничего достойного внимания. В течение всей недели Ф. А.-П. не совершила ничего подозрительного. К ней не приближались незнакомые люди. С ней не пытался связаться Бенджамин Морган.

Агент № 39

Заверено: Т. В.».

— Вот и все дела, — заметил инспектор.

Следующий рапорт был чрезвычайно короток.

«ОБ ОСКАРЕ ЛЕВИНЕ

28 сентября 192…

Левин провел утро во вторник, среду, четверг и пятницу в конторе Монте Филда, работая там вместе с господами Стоутсом и Кронином. Все эти дни эта тройка обедала вместе.

Левин женат, живет в Бронксе, 211е, Сто пятьдесят шестая улица. Все вечера проводил дома. Не получал подозрительных почтовых отправлений или визитов. Нет скверных привычек. Живет скромно, не пьет. Пользуется хорошей репутацией.

Агент № 16

Примечание. Более полные подробности о жизни и привычках Левина можно получить у Тимоти Кронина, заместителя окружного прокурора.

Т. В.».

Инспектор вздохнул, положил все пять рапортов на тарелку, встал, снял пальто и шляпу, бросил их на подставленные руки Джуны и опять опустился в кресло. Затем он вынул из конверта последний рапорт — большой лист бумаги, к которому был приколот листок поменьше.

На нем было написано:

«РИЧАРДУ КВИНУ

Доктор Праути принес мне сегодня утром это заключение и просил передать вам. Он выразил сожаление, что не смог вручить его вам лично, но он очень занят на расследовании дела Бэрбриджа».

Записка была подписана знакомой закорючкой сержанта Вели.

Большой листок представлял собой фирменный бланк главного судебного эксперта. На нем было неряшливо напечатано:

«Дорогой К.

Я исследовал все возможные источники происхождения тетраэтилсвинца и потерпел полное фиаско. Думаю, надо смириться с мыслью, что ты никогда не установишь происхождение яда, который убил Монте Филда. Это не только мое мнение, но также и мнение моего босса и доктора Джонса. Мы считаем, что, скорее всего, его выделили из бензина. Попробуй-ка проследить источник бензина, Шерлок!»

Внизу был постскриптум, приписанный доктором Праути от руки:

«Разумеется, если появится новая информация, я дам тебе знать. Держи нос по ветру».

— И что из всего этого проку? — проворчал инспектор.

Эллери тем временем уже принялся с аппетитом поедать зажаренный бесценным Джуной бифштекс. Инспектор положил себе на тарелку фруктового салата и стал сердито швырять его себе в рот. Вид у него был недовольный. Он что-то бурчал про себя, бросал злобные взгляды на пачку рапортов, лежавшую рядом с его тарелкой, поглядывал на усталое лицо Эллери и его методично жующие челюсти и, наконец, бросил ложку на стол.

— Более бесполезного и бессмысленного набора рапортов в дурном сне представить нельзя, — прорычал он.

Эллери улыбнулся:

— Ты, конечно, помнишь Периандра… Что? Зачем же так выражаться?.. Так вот Периандр, тиран Коринфа, сказал как-то в минуту просветления: «Для прилежания нет ничего невозможного!»

В камине пылал огонь, Джуна сидел в углу в своей любимой позе — на корточках. Эллери курил сигарету и задумчиво смотрел в огонь. Ричард Квин сердито забивал в ноздри табак. Отец и сын приготовились серьезно обсудить все обстоятельства дела. Вернее говоря, к серьезному обсуждению приготовился инспектор, тогда как Эллери, казалось, улетел мыслями в заоблачную высь, где не было места таким низменным вещам, как преступление и наказание.

Инспектор хлопнул рукой по подлокотнику кресла.

— Ты когда-нибудь расследовал дело, которое бы так действовало на нервы, Эллери?

— Это не дело тебе действует на нервы, — ответствовал Эллери, глядя в огонь полуоткрытыми глазами, — а ты сам себя взвинтил. Стоит ли впадать в панику из-за такого пустяка, как невозможность задержать преступника! Извини уж мою гедонистическую философию… Может быть, ты помнишь, что в моем романе «Дело черной вдовы» детективы с легкостью смогли задержать преступника. А почему? Потому что сохраняли хладнокровие. Какой из этого следует вывод? Всегда сохраняй хладнокровие… А я так думаю о завтрашнем дне… Наконец-то отдохну душой и телом!

— Для образованного человека, сынок, ты выражаешься на редкость невразумительно, — с раздражением сказал инспектор. — Ты говоришь вещи, которые ничего не значат. И умалчиваешь о тех, которые значат очень много. У меня… в голове сплошная каша…

Эллери рассмеялся:

— Позолоченные осенью леса… избушка над озером… удочка… свежий воздух… Господи, когда же настанет завтра!

Инспектор просительно посмотрел на сына:

— А мне… мне хотелось бы… Впрочем, не важно! — Он вздохнул. — Я только могу сказать, Эллери, что, если мой взломщик потерпит неудачу, наше дело пропало.

— Да провались все взломщики в преисподнюю! — воскликнул Эллери. — Какое дело пану до бед простых смертных? Я практически уже написал свою следующую книгу, отец.

— Опять выкрал идею из реальной жизни, негодник? Если ты использовал для сюжета дело Филда, мне очень хотелось бы прочитать твои заключительные главы.

— Бедный папочка! — усмехнулся Эллери. — Не принимай жизнь всерьез. Ну не повезло — что с того? Монте Филд так и так яйца выеденного не стоил.

— Дело не в этом, — сказал инспектор. — Я терпеть не могу признавать себя побежденным… Какое переплетение мотивов и махинаций! Такой твердый орешек мне попался впервые. Голова так и гудит — того и гляди, кондрашка хватит. Я знаю, КТО убийца, я знаю, ПОЧЕМУ он убил, я даже знаю, КАК он убил! Ну и что с того? — Он помолчал и стал набивать в ноздри табак. — Да ничего! Никакого просвета!

— Да, дела, — проговорил Эллери. — Однако люди находили выход и из более трудных ситуаций… А я так мечтаю об одном: искупаться в этом аркадском ручье!

— И заработать воспаление легких, — сварливо сказал его отец. — Пообещай мне, молодой человек, что не будешь спать на сырой земле и все такое. Не хватает мне только заниматься твоими похоронами…

Эллери вгляделся в отца. В мерцающем свете камина инспектор вдруг показался ему непривычно старым. Подспудная боль смягчила обычную жесткость прорезанного глубокими морщинами лица. Рука, которой инспектор провел по волосам, выглядела пугающе хрупкой.

Эллери встал, постоял секунду в нерешительности, покраснел и вдруг нагнулся и похлопал отца по плечу.

— Выше голову, отец, — тихо сказал он. — Я не могу нарушить уговор с Шовином… Все будет хорошо, можешь мне поверить. Я бы остался, если бы это хоть как-то могло тебе помочь… Но мое присутствие ничего не изменит. Теперь все в твоих руках, отец, — и лучше тебя с этим делом никто не справится.

Ричард Квин смотрел на сына непривычно ласковым взглядом. Эллери круто повернулся.

— Ну ладно, — сказал он, словно отбросив сомнения. — Пойду собираться, а то не успею завтра на ранний поезд.

И он ушел в спальню. Джуна, который сидел поджав ноги в своем углу, быстро поднялся и подошел к инспектору. Сев на пол у него в ногах, он положил голову ему на колени. Тишину нарушало лишь потрескивание дров в камине и шаги Эллери в соседней комнате.

Ричард Квин чувствовал страшное утомление. Его худое бледное лицо тускло отсвечивало в красноватом свете камина. Он ласково положил руку на голову Джуны.

— Не вздумай стать полицейским, когда вырастешь, Джуна, — проговорил он.

Джуна повернул голову и серьезно посмотрел на хозяина.

— Я стану тем же, что и вы, — объявил он.

В этот момент зазвонил телефон. Инспектор вскочил на ноги, схватил трубку и проговорил задохнувшись:

— Квин слушает. Ну что?

Разговор был недолгим. Положив трубку, инспектор пошел в спальню. Он остановился в дверях и устало оперся спиной о косяк. Эллери поднял глаза от чемодана и бросился к отцу.

— Что случилось, отец? — воскликнул он.

Инспектор слабо улыбнулся:

— Просто я немного устал, сынок. Звонил наш взломщик…

— Ну и?..

— Он ничего не нашел.

Эллери взял отца за руку и отвел к креслу, стоявшему возле кровати. Инспектор тяжело сел. В глазах его была безнадежная усталость.

— Что поделаешь, Эллери. Исчезла последняя улика, которую можно было бы предъявить суду. Что у нас осталось? Вполне вразумительные дедукции — и больше ничего. Любой адвокат сделает из нашего дела окрошку… Ну да ладно! Мы еще не сказали своего последнего слова, — грозно добавил он, вставая с кресла, и с возродившейся энергией похлопал Эллери по спине. — Ложись спать, сынок. Тебе завтра рано вставать. А я посижу, подумаю.