"Девятый чин" - читать интересную книгу автора (Егоров Олег)

Путь оружия

Сын именитого в прошлом биатлониста Виталия Черкасского, образно выражаясь, по лыжне отца не пошел. А пошел он, сразу по окончании средней во всех отношениях школы, сдавать аттестат зрелости в театрально-художественное училище на гримерный факультет.

— Там же одни педики учатся! — осерчал, прознав о его намерениях, бывший медалист спартакиады, ныне же — активный член преступного сообщества, известный в криминальной среде под кличкой Лыжник.

— И отлично. — С детства избалованный Геннадий давно не испытывал священного трепета перед грозным родителем. — И даже очень отлично. Лучше быть голубым, чем серым, как твои кролики-производители.

Имелись в виду кролики, разводимые Черкасским в родовом подмосковном гнезде. Казненных кроликов биатлонист впоследствии сдавал частью на мясокомбинат, а частью — на скорняцкую фабрику для выделывания шапок.

— Ты как разговариваешь с отцом?! — расстегивая на брюках ремень, вскипел биатлонист.

— Желаете взять меня силой, папенька? — принужденно улыбнулся Геннадий. — Сменили ориентацию?

— Тьфу, мерзость! Чтоб ты провалился!

На вступительных экзаменах отцовское проклятие настигло ослушника: он провалился. Но это его не остановило. Ничтоже сумняшеся, Геннадий устроился в театр «Квадрат» рядовым бутафором и с головой нырнул в увлекательную закулисную жизнь.

После смены режиссерской концепции, повергшей Зою Шаманскую в состояние истерики, дошла очередь и до начальника бутафорского цеха Владимира Дантоновича Грачева. Когда-то первенец, родившийся в семье молодых коммунаров, был назван в честь предводителя мятежной буржуазии — такое имятворчество было нередким и в прочих рабочекрестьянских семьях. Двадцать лет спустя имя гильотинированного якобинца преобразилось в отчество, с гордостью носимое главарем бутафоров и реквизиторов. Таким образом, можно с некоторой натяжкой прийти к выводу, что реквизиция была у Грачевых в крови.

— Помилуйте, Герман Романович! Где же я вам настоящее оружие теперь достану?! — оторопел Владимир Дантонович, изучив дополненный список Васюка.

— А прежде где брали? — поймал его на слове режиссер.

— Да я и прежде не брал!

— Тогда отчего вы используете выражение «теперь»?! Если вы «теперь» не знаете, где взять оружие, стало быть, ранее знали, где?!

— Отличные дуэльные пистолеты! — взялся расхваливать свой товар начальник цеха, перебирая и показывая Васюку коллекцию, собранную за годы беззаветного драматического служения. — Серебряная отделка! Вылитый Лепаж! Или вот — фузея! Всем фузеям фузея, Герман Романович! Из такой фузеи можно быка свалить, а то и двух!

— Вы не на ярмарке, — одернул его непреклонный постановщик. — А зритель должен верить в происходящее. Хотите сорвать мне весь процесс? Ну же, Грачев! Поднимите старые связи! Не мне вас учить!

— Я принесу, — предложил свои услуги молодой бутафор, до того не встревавший в полемику. — Пара «ТТ» есть на примете.

— Тащи, — поддержали его утомленные спором патриархи.

Инициатива Геннадия, так опрометчиво поддержанная старшинством, обернулась вскоре для театра «Квадрат» самыми непредвиденными последствиями.

Два пистолета системы «ТТ», изъятые Генкой из отцовского тайника и доставленные на другой день к началу репетиции, вызвали в стане еще не отошедших от ночной гулянки, а потому довольно вялых дуэлянтов некоторое оживление.

— Супер! — Грушницкий, облаченный в одобренные режиссером тельняшку, бескозырку и черные брюки клеш, взвесил на ладони убойное орудие театрального производства.

На сцену вышла Зоя Шаманская с отглаженным мичманским кителем и сразу заслужила высшую похвалу Германа Романовича.

— Умница, девочка! Все можешь, когда хочешь! — Васюк осмотрел китель, полюбовался на тусклую медаль «За отвагу» и набросил его на плечи Грушницкого. — Вот в это я — верю!

— Все хотят, когда могут, — отозвалась польщенная Зоя, адресуя эти слова большей частью Брусникину, облаченному в милицейский мундир, который также получил одобрение режиссера.

— Положительно, наша постановка набирает! — Васюк переживал состояние творческого подъема. — Секунданта Грушницкий, допустим, подкупил. Сомнительная деталь в романе — что драгунский капитан заряжает лишь один инструмент убийства. Дворянская честь, знаете ли, не пустой звук. Но милиционер из местных — абхазец, допустим, или осетин — вполне пойдет на сделку с мерзавцем Грушницким. И тем скорее, что стрелять тот намерен в своего же русского фронтового товарища.

— Конкретная тема. — Грушницкий прицелился из «ТТ» в Метеорова.

— Не балуй! — Ветеран театра отобрал у него пистолет и заглянул в пустую рукоятку.

— Напрасно вы так, Петр Евгеньевич, — поспешил вмешаться Геннадий, наслаждавшийся произведенным эффектом. — Обоймы я отщелкнул. У меня ведь папаша в прокуратуре на складе вещдоков трудится. Он меня и научил.

— Разрешение есть? — нахмурился бывалый артист.

— А как же без разрешения? — уверенно успокоил его юный бутафор. — Согласно правилам. До окончания сезона выбил.

— Печать?

— Красная, — подтвердил Геннадий.

Одноклассник и законченный наркоман Федулов постоянно жаловался Генке, что красная печать — на специальном контроле, и официально «воткнуться» — серьезный геморрой.

— Начинаем сразу с дуэли! — Васюк захлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание. — Лишних прошу со сцены! Где Печорин?!

— Я здесь, Герман Романович! — молодцевато печатая шаг, из-за кулисы явился Печорин в амуниции десантника. Голубой берет, лихо сдвинутый на затылок, украшал его окончательно.

При виде Сергея Васюк пожал Шаманской руку.

— Вот платье героя нашего времени! — вскричал он, подлетая к Сергею. — Сегодня я прошу вас задержаться! Мы индивидуально обсудим некоторые детали! Прошу, господа! Не будем друг друга задерживать!

Все задействованные в сцене дуэли артисты сгрудились на освещенном пятачке, который являл собой скалу, избранную постановщиком для рокового поединка. При этом капитан милиции споткнулся о пистолетный ящик, брошенный доктором за ненадобностью. Пистолеты капитан заткнул за пояс для пущей современности.

— Берегитесь! — не к месту подал реплику Печорин. — Не падайте заранее! Вспомните Юлия Цезаря!

— Сергей! Аккуратней с текстом! Ваше ироническое предупреждение назначено для Грушницкого! — призвал его бдительный Васюк.

— Берегитесь! — развернулся Печорин к матросу балтийского флота. — Вспомните Юлия Цезаря!

— Да все уж вспомнили, — буркнул Метеоров, доставая из кармана увесистый рубль, изданный еще при советской власти к юбилею вождя.

— Бросьте жребий, доктор! — с восточным акцентом предложил ему Брусникин.

Рубль звякнул о доски.

— Орел! — воскликнул мичман.

— Решетка! — эхом отозвался Печорин.

Оба они склонились над профилем Ильича.

— Вы счастливы, — отступился мичман. — Вам стрелять!

По обновленной авторской версии стрелять первому из незаряженного пистолета доставалось Печорину. Капитан милиции раздал соперникам пистолеты. Печорин придвинулся к барьеру, тогда как его враг занял место на воображаемом краю пропасти. То есть там, где заканчивалось пятно, высвеченное лучом прожектора.

— Ну, брат Грушницкий, все вздор на свете! — Абхазец-капитан обнял мичмана. — Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка!

— Тверже! — сделал Печорину замечание постановщик. — Тверже ставьте ногу, Сергей! Вы не кисейная барышня! Вы — суровый мститель!

Десантник выставил ногу вперед и уложил правую руку с пистолетом на согнутый локоть.

— Грушницкий! — захлестнутый переживаниями своего героя, вскричал он срывающимся голосом. — Тебе не удалось меня подурачить! Мое самолюбие удовлетворено! Вспомни — мы когда-то были друзьями!

— Моряк салаге не товарищ, — вольным текстом огорошил присутствующих Грушницкий.

— Что за отсебятина?! — подскочил в кресле Васюк.

— Современная трактовка. — Мичман, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул.

— Текст написан классиком! — лицо режиссера нервно дернулось. — Если вы забыли роль, я вас предупреждаю, Кумачев! В театре хватает желающих!

— Не трусь! Пистолет не заряжен! — прошептал на ухо приятелю Никита.

— А вас, капитан, даже в первом ряду не слышно! — Васюк приблизился к месту поединка. — С заключительной фразы, Печорин!

— Вспомни — мы когда-то были друзьями! — крикнул Печорин так, будто мичман стоял не в пяти шагах от него, а забрался на седловину Эльбруса.

— Да все уже вспомнили! — Метеоров трубно высморкался в носовой платок.

— Не трусь! Пистолет не заряжен! — достаточно зычно предупредил товарища капитан абхазской милиции.

Опрометчивость настоящего утверждения впоследствии долго служила источником приколов и острот во всей театральной столице, но в то мгновение всем стало не до шуток. Грушницкий, целясь в медаль балтийского моряка, оступился о ту же забытую пистолетную коробку. Грянул выстрел, и Никита рухнул со сцены.

— Вы с ума сошли! — взвизгнул Герман Романович.

Все участники дуэли застыли, точно персонажи комедии «Ревизор» в ее финальном аккорде. Из оцепенения всех вывел Печорин, грохнувшийся в обморок.

Метеоров, первым придя в себя, как и подобает доктору, устремился на помощь Брусникину. Следом посыпались остальные: Кумачев, Шаманская, начинающий бутафор Геннадий и те, кто успел примчаться с вопросом: «Что случилось?».

Никита, стиснув зубы, прижимал правую ладонь к простреленному предплечью. Между пальцами его сочилась кровь. Пуля, по недосмотру забытая Лыжником в патроннике «ТТ», нашла своего героя.

— Вызовите кто-нибудь «скорую»! — Васюк, встрепенувшись, подхватил оброненные бразды правления. — Расступитесь! Дайте ему воздуха!

— Воздуха у него хоть жопой ешь. — Петр Евгеньевич скрутил носовой платок и при помощи простого карандаша по всем правилам затянул жгут выше огнестрельного ранения.

— Кость не задета? — суетился рядом Кумачев.

Рука его все еще сжимала второй пистолет, уже лишний, ибо Печорин и так не подавал признаков жизни.

— Откуда я знаю?! — рявкнул на него Петр Евгеньевич. — Я что — доктор?!

— Всем лежать, падлы! — Короткая автоматная очередь разнесла прожектор, и место дуэли пропало в сумерках. — Быстро на пол!

Команда была выполнена четко и всеми, за исключением Брусникина и Зачесова, которые залегли несколько раньше отданного приказа.

Милиция, как это принято во всех цивилизованных странах, значительно опередила «скорую помощь». Опытный начальник группы захвата еще издали приметил вооруженного моряка и моментально оценил обстановку. Одним предупредительным выстрелом он погасил иллюминацию в возможном секторе обстрела и уложил всю театральную общественность. Дальше операция завершилась молниеносно и, что особо ценно, без потерь.

— Озверели, мужики?! — Миша, придавленный натренированным коленом, услышал и ощутил, как на запястьях его сомкнулись наручники. — Не того вяжете! Вон на сцене десантник, ползучий гад!

Зачесов, самостоятельно вернувшись к жизни, совершал некое пластунское движение в сторону театральных кулис.

— Наш ранен! — крикнул боец ОМОНа, бросаясь к Никите.

— Хана тебе. — Тяжелый ботинок наступил на спину Зачесова, а ствол автомата уперся в его затылок. — За наших мы сразу кончаем! При задержании!

Под Сергеем образовалась лужа.

— Господа! Это чудовищная провокация! — Тенор Васюка прозвучал, будто глас вопиющего в пустыне, хоть и многолюдной, но арабской, где разговаривали совершенно на постороннем наречии.

— Держись, капитан! — Старший группы склонился к Брусникину и опытным глазом определил тяжесть ранения. — Кость не задета!

Последнее восклицание было обращено к бойцам отряда быстрого реагирования.

— Твой день, — сказал спецназовец, обезвредивший Зачесова.

К старшему приблизился озадаченный заместитель с двумя пистолетами системы «ТТ».

— Ты смотри, командир! Вот что значит — преступность захлестнула эстраду!

— Ясно! — Главнокомандующий забрал оружие и ястребиным взором окинул поле боя. — И кто в этом притоне отвечает?!

— Вы обязаны разобраться! — снова поднял голову голосивший в пустыне.

— Значится, ты, — кивнул Герману Романовичу начальник отряда. — Беленький, документы на стол.

Режиссер полез было во внутренний карман за удостоверением, но руку его сразу чуть ли не оторвал, а карманы выпотрошил какой-то Беленький.

— Я заслуженный деятель! — простонал Васюк. — У меня — звание!

— Это вот у него звание. — Командующий кивнул на Брусникина. — И у меня звание. А у тебя пока что — крупные неприятности.

Из глубины зрительного зала донесся невнятный шум.

— Зеленый свет хирургам! — обернувшись, скомандовал начальник.

И врачи-реаниматоры поспешили на помощь Брусникину.