"Таро Люцифера" - читать интересную книгу автора (Маркеев Олег Георгиевич)Глава девятаяНесколько раз он попадал не туда. Наконец, в трубке прозвучал недовольный голос Примака. — Чего надо? Корсаков с облегчением вздохнул. Судя по тону и «чего надо», Леня находился в жесткой завязке. По пьяне он был вальяжен и велеречив, или еще мог говорить. — Леонардо, у меня срочно дело. — Игорек, если это ты, то ну тебя с твоей водкой на фиг! Я только что из-под капельницы. Все, абзац! Молоко, гантели… И тебе советую. — Ни слова о водке, клянусь! Леня, мне нужна твоя помощь. — Игорек, я на мели, — как и ожидалось, ответил Примак. — Деньги у нас будут, обещаю. Ты контакт с Добровольским не потерял? Ну, крендель из «ВИП-банка». Или «ВАМП-банка», я уже не помню… — А, Михаил Максимович! Как же, как же. Он у меня картинку полгода назад купил. — Он сейчас на свободе? А то у нас с этим делом, сам понимаешь… — Типун тебе на язык, Игорек! Только сегодня ему звонил. — О! Он-то нам и нужен. — Зачем? Слушай, что там у тебя гудит в трубке? — Я из автомата звоню. С Арбата. — С Арбата? Бомж ты идейный, Игорь! Так дела не делаются. Если серьезное дело, бери тачку, приезжай ко мне. — Не могу. Когда новость узнаешь, сам прибежишь. Примак засопел в трубку. Игорь понял, что Леня не верит, будто он может предложить что-нибудь стоящее. — Если Добровольского еще интересуют раритеты, могу предложить бутылку «Хеннесси». — Не из ларька, я надеюсь? — с иронией спросил Примак. — Бутылка у меня в руках. Читаю по этикетке: коньяк «Hennessey», на этикетке фамильный герб рода Хеннесси — рука с секирой, выдержка двадцать пять лет. Год производства… — Он выдержал паузу. — Одна тысяча семьсот девяносто третий. — Девяносто третий? — Тысяча… семьсот… девяносто… третий! Год французской революции. Юбилейный коньяк! В трубке повисла тишина. — Але, ты там живой? — спросил Корсаков. Леня ожил и засопел, как мерин в гору. — Игорь, если это розыгрыш, я тебя убью собственными руками! — Но-но, не надо так нервничать, Леонардо! Это просто коньяк, только очень старый. — Сковырни сургуч, и скажи мне, что ты там увидишь! — Леня, за кого ты меня держишь?! Мы же профессионалы. Нам положено знать, что в конце восемнадцатого века, а может, начали еще раньше, но до нас бутылки не дошли, коньяк запечатывали, помимо пробки и сургуча, еще и расплавленными золотыми луидорами. И если то, на что я сейчас смотрю, не золото, то я не Игорь Корсаков. — Тоже мне имя! — хмыкнул Леня. Корсаков до хруста в суставах сжал трубку. — Так, козел, я сейчас отшибу горлышко и начну лакать коньяк. А ты будешь слушать и исходить от жлобства жидком поносом! И я это сделаю, ты меня знаешь! Леня всхлипнул и взмолился: — Корсаков, не надо! — Ага, значит, я — Игорь Корсаков. И на слово мне можно верить? — Да, да, да! Только уймись! — Тогда звони своему банкиру. — Я верю, Игорь. Он может не поверить. — Не поверит великому Леониду Примаку? Ладно, я позвоню Жуку. Он мне поверит стопроцентно. Сегодня виделись, в «Прагу» звал, визитку мне оставил. Решай, кто звонит: ты или я? — М-м-м… Игорек, дорогой… Пойми, я же ставлю на кон свой авторитет! — Можешь присовокупить мою голову. — Да на кой ему твоя голова?! Ой, извини… Игорек, ну так же дела не делаются! Приезжай ко мне, все обсудим, согласуем позицию… Ну, Игоречек, миленький! Корсаков, чтобы оборвать нытье, решил бросить козырный туз. — Сколько стоят на «Сотби» шесть бутылок такого коньяка? — И… Ик. Игорь, у тебя их — Да! Назначь своему банкиру десять процентов от аукционной цены, и можешь смело посылать свою Гертруду к фюрера бабушке. — Эт… эт… это… — Это твой шанс, Леня! — подсказал Корсаков. — Считаю до трех и кладу трубку. — Стой! Черт… Я согласен. — Через час жду на Гоголевском. Машину остановите у первого дома с аркой. — Игорь, ты с дуба упал?! Он не поедет в такое время на Арбат. — Во-первых, время еще детское. Во-вторых, это его проблемы. — Нет, я опять в запой уйду! Нафиг мне такая жизнь! Ты же… — Да, чуть не забыл! Леня, еще одно условие. Касается лично тебя. — Корсаков выдержал паузу. — Ну?! — не выдержал Примак. — Я подойду к машине. И ты мне в окошко передашь двести баксов. Иначе я развернусь и уйду. Пусть твой банкир тебя на бабки ставит, мне пофигу. — Какие, на хер, двести баксов!!! У меня уже мозги кипят от тебя! — Долг за тобой, Леонардо. — Какой, на хер, долг?! — За троллейбус. Я сегодня ментам заплатил из своих. Нас же не за красивые глазки из клетки выпустили. — А-а-а… Ты об этом. — Голос Примака сник. — Отдам я тебе эти несчастные двести баксов. — Вот и договорились! Жду через час. — А если… Корсаков повесил трубку. Кроны деревьев черным шатром укрывали пятачок у ресторана «Арбатский дворик». Тусклый свет, вырвавшись сквозь решетчатые окна, рассыпался по земле угловатыми пятнами. На веранде ресторана гуляла свадьба. Судя по тостам и музыкальному сопровождению, браком сочетались отпрыски двух провинциальных кланов. Официанты по очереди выбегали перекурить на крыльцо, чтобы глотнуть воздуха и хоть немного отдохнуть от праздничного барства клиентов. Корсаков, сидевший на скамейке в самом темной уголке палисадника, имел счастье наблюдать эвакуацию первой партии гостей, не выдержавших застольных перегрузок. Сначала из ресторана вынесли тело в белом пиджаке и погрузили в салон «мерса». Потом, сопя и толкаясь, восемь человек выволокли упирающегося толстячка без пиджака. Гость, очевидно, был важной персоной, потому что тащили его весьма вежливо. Сопротивлялся он до последнего, в джип лез, как Иван-дурак в печку: растопырив руки и ноги. Отчаянным усилием ему удалось вырваться и растолкать мучителей. Толстяк с хряком рванул до пупа рубашку и замер в позе борца сумо. Дышал он, как кабан на фоксов: сипло и яростно. Начать следующую часть застолья — легкий мордобой среди своих — почему-то никто не решился. Толстяк с торжествующим видом выпрямился, сунул руку в задний карман брюк. Мучители в страхе отпрянули. Мужчина хищно оскалился. И вдруг, озарившись по-детски счастливой улыбкой, швырнул в воздух пачкой купюр. — Гуляй, рванин-а-а! Все пропьем, Урал не опозорим! — заорал он в московское небо. Осыпаемый долларовым конфетти, толстячок рухнул бордовым лицом в арбатскую землю. Гости гурьбой бросились к телу и волоком потащили к машине. — Шарман! — оценил Корсаков. Он выбрал эту скамейку как самое незаметное и тихое место, в двух шагах от Гоголевского, где можно было спокойно дождаться Леню. Оказалось, жизнь била ключом не у него одного. В ресторане врубили плясовую в исполнении «Любэ», и свадьба поскакала, затопала и загугукала дальше. Корсаков полез в карман плаща за сигаретами. Рука наткнулась на плоский футляр. Он достал его, отщелкнул крышку. Внутри находилась колода карт, больше обычных, размером примерно с почтовую открытку. Ему доводилось видеть карты Таро, один комплект он даже изготовил сам по заказу профессиональной гадалки, но те, что сейчас он держал в руках относились к какой-то редкой разновидности Таро. Прежде всего, поражала необычная цветовая гамма: серо-фиолетовая — отталкивающая, как кожа трупа. Гравюры, безусловно, были выполнены мастерски, но в странной, совершенно не характерной для карт манере. Игорю пришло на ум, что заказ выполнял сам Иероним Босх. Трудно было догадаться, что символизировали изображения на картах. Но к светлой стороне бытия они явно отношения не имели. Корсаков посмотрел на рубашку карт. Козлоногое чудище восседало на камне в форме человеческого черепа. — Бафомет[25]. Стоило произнести в слух имя одного из воплощений Люцифера, и сразу же сделалось неуютно. Показалось, что в затылок уткнулся чей-то пристальный недобрый взгляд. Сначала шорох прокатился по листве, а потом кроны дрогнули от неожиданно налетевшего порыва ветра. В ресторане неожиданно оборвалась музыка, на улицу выплеснулся вал возбужденных голосов. Корсаков поежился и от греха подальше спрятал карты в футляр, а его сунул во внутренний карман плаща. Из-за угла показалась фигура грузного человека в милицейской форме. — Накаркал! — проворчал Корсаков. Место, где он сидел, в местной географии обозначалась как «Пьяный дворик». К скамейке у веранды ресторана «Арбатский дворик» с Арбата приходили по-быстрому распить бутылочку, иногда отсюда же посылали за второй и последующими. Если отделению милиции требовалось выполнить план по штрафам за распитие в неположенном месте, то не было ничего проще — подходи в «Пьяный дворик» и пакуй нужное количество клиентов. — Мужики, я предупреждал! — грозно прорычал мент, вглядываясь в темноту. — Сергей Семенович, это я, Игорь. — А ты, артист, — сбавил обороты участковый. — Один? — Один. Бутылка коньяка стояла рядом на скамейке, Корсаков снял с головы «стетсон» и накрыл ее. Бутылка спряталась под шляпой целиком. Участковый свернул с тротуара и, шаркая ногами по траве, подошел к скамейке. Бросил взгляд на веранду ресторана, где еще не затих скандал. — А там что сегодня? — Вроде, свадьба, — ответил Корсаков. — Надеюсь, не твоя? — Не дождетесь, — хмыкнул Корсаков. Участковый положил ему руку на плечо. — Такие дела, Игорь, — невпопад, выдал Сергей Семенович. Грузно осел, не убирая руки с плеча Корсакова. Корсаков покосился на него и увидел, что участковый тяжко пьян. Форменный китель распахнут, рубашка расстегнута на груди, галстук болтался на защелке. Крупное, мясистое лицо блестело от алкогольной испарины. — Такие дела, — повторил Сергей Семенович и сербнул носом. Корсаков решил не лезть с вопросами, и так ясно — у человека проблемы, достойные того, чтобы нажраться прямо в форме. — Ты-то как, артист? — спросил Сергей Семенович. — С переменным успехом. — А у меня, Игорек, полный штопор. Была жизнь так себе, а стала вообще ху… К-хм. — Он покачал Корсакова за плечо. — Прощаться будем, Игорек. Доставай, если что есть. Он выудили из кармана пакетик орешков, бросил на скамейку. — Вместо закуси, — пояснил он. Корсаков покосился на шляпу, под которой пряталась бутылка раритетного коньяка. — А повод какой? — Он решил, что при всем уважении к участковому вполне можно ограничиться водкой из ларька. — Сожрали меня, Игорек. Сергей Семенович, наконец, убрал лапу с плеча Корсакова и, подперев щеку кулаком, замер в позе роденовского «Мыслителя». — Надеюсь, не дело шьют? По мнению Корсакова, участкового можно было сажать просто за саму должность, неотъемлемой частью которой были мздоимство, использование служебного положения в корыстных целях, сокрытие преступлений и нанесение легких телесных повреждений. Сергей Семенович зло зыркнул на него, но, очевидно, под влиянием выпитого быстро обмяк. — Хрен меня посадишь, не на того напали! — проворчал он. — Подсидели, суки. — Не из-за меня? Участковый отмахнулся. — За всех сразу. Он вспорол пакетик, метнул в рот горсть орешков. Захрупал, тупо вперев взгляд в землю. После тягостной паузы он неожиданно спросил: — Ты видал, Игорек, что с трупом бывает, когда он неделю на солнцепеке лежал? — И не дождавшись ответа, продолжил: — А я видал. Целую улицу навалили, и ни одна жопа не оторвалась собрать и похоронить по-людски. — Это в Чечне? — догадался Корсаков. Участковый кивнул. — Сводный отряд ГУВД. Три месяца, — пробормотал он. — Потом три месяца пил. До сих пор колбасит. Тебе не понять… Лежит пьянь какая-нибудь, обоссался уже от счастья. Подхожу пинка ему дать. Умом понимаю, что алкаш это обычный. А вот тут… — Он стукнул себя в грудь. — Страх. Мыслишка ворочается, пну, а он — в кашу гнойную растечется. Или отвалиться у него что-нибудь. Как с этим жить, знаешь? Корсаков, выдерживая паузу, закурил. — Не знаю, Сергей Семенович. Участковый покачал головой. — И я не знаю. А они — знают! Три дня на сборы — и в Дагестан. — А там, что, своих ментов нет? — вставил Корсаков. — Начальству виднее. — А отмазаться? — Не тот случай. — Сергей Семенович поморщился. — Разнарядка аж из министерства пришла. Комплексная проверка туда едет. А нас — до кучи. У начальства свои планы, а мне главное с кровниками не встретиться. — А есть они, кровники? Сергей Семенович поджал губы. — Опять война там будет, сердцем чую. — Он поскреб грудь. — Не к добру туда наши зачастили. И если подумать, не бывает так… Столько крови пролить, а потом — абзац. Типа мир. Хрен там! — Надолго? — Пока на два месяца. Только уже намекнули, если вернусь, дадут майора — и под зад пинка. На пенсию, значит. — Он повернулся к Игорю. — Получается, без крыши ты остаешься, парень. Капитана Немчинова тоже гонят в командировку. Версия есть, Галька, сука, подставила нас. Дознавательница, хренова. Дело у нее в суде развалили из-за неправильно составленного протокола. Она стрелки на Немчинова перевела, типа, он даже грамоте не обучен. Немчинов прилюдно ее послал. А Галя сосет у кого-то в ГУВД. Ну и вложила она нас между миньетами по полной программе. — А вас-то за что? — До кучи. Всю нашу команду, сука, на этап поставила. Вот такая чистка рядов вышла! — М-да, у вас, оказывается, интриги. — Чем же мы хуже других! Думаешь, если менты, то уже не люди? — Почему же… Вы, Сергей Семенович нормальный мужик. Дерьма от вас я не видел. — Тогда, выпей со мной, Игорек. А то настроение у меня, прямо слово, боевое. Я уже успел со своей крысой до развода дособачиться. Никакого сочувствия. Вернусь, квартиру делить будем. — Он сплюнул. — Вся гадость от баб. Правильно говорю? — Ну, бывают и приятные моменты, — мягко возразил Корсаков. — Именно, что — моменты. Типа этого праздника души. — Он ткнул пальцем через плечо, указав на гуляющую свадьбу. — А потом будет пожизненное похмелье. Участковый снял фуражку, взъерошил прилипшие к лысине прядки. Взгляд его упал на «стетсон» Корсакова. — О! Дай-ка, примерю твою ковбойскую. Сколько хожу, столько завидую. Он отложил свою фуражку, сграбастал «стетсон» и водрузил себе на голову. Бутылка при этом скатилась со скамейки, Корсаков выбросил руку, и успел подхватить ее в сантиметрах над землей. — Ковбой! — похвалил его Сергей Семенович. Он с аппетитом сглотнул. — Давай ее сюда, красавицу. — Сергей Семенович! — Что, уже со мной и выпить западло? — обиделся участковый. Он, не принимая возражений, вытащил бутылку из напряженных пальцев Корсакова. Посмотрел на этикетку. — На коньячок перешел? Богато живешь. Корсаков мысленно взмолился всем богам, демонам и чертям сразу. Но, знал, судьбу бутылки уже ничем не изменить. Стоило только посмотреть на алкогольно-жадный блеск, в глазах Сергея Семеновича. — Вообще-то Лени Примака коньяк. У Сергея Семеновича мысли шли своим путем. — О, а ты на друга баллон катил, — заключил он. — Ты за него штраф заплатил, а он — коньяком проставился. Все по-людски. — Он взболтнул бутылку. — Вроде бы, не фальшак. Как по-русски называется? — По-русски — «Хеннесси». Участковый передал бутылку Корсакову, выложил на скамейку австрийский ножик. — Ты расколупай пробку, Игорек. А я за стаканом схожу, — сказал он, вставая. — Не бомжи же мы, такой напиток из горла сосать. Тяжко переваливаясь, он побрел к ресторану. Первым желанием Корсакова было сорваться с низкого старта с бутылкой, как с эстафетной палочкой, в руке. Даже судорога по икрам пошла. Потом пришла мысль, что глупо бегать от судьбы. Хоть она и явно мухлюет, сдавая карты. И сразу на душе стало легче. «Если верить рассказам бабушки, у нас в роду гусарили все мужики без исключения. Кровь ордынских князей, видимо, покоя не давала. Куролесили так, что небу жарко было. Но чтобы двухсотлений коньяк с околоточным пить… Такого еще не случалось», — усмехнулся Корсаков. И острым австрийским лезвием сковырнул золото луидора. |
|
|