"По ту сторону рассвета" - читать интересную книгу автора (Брилева Ольга)

От переводчика

Всякому тексту положена легенда. Где — то и кем — то когда — то он был написан, прежде чем увидел свет. Порой история самого текста ничуть не менее интересна, чем история, в тексте изложенная. Порой она заслуживает отдельного романа. Увы, для этого нет ни времени, ни места.

А жаль. Право же, история романа «По ту сторону рассвета», обнаруженного в записях сантора на космическом корабле «Helya Maiwin», стоит другого романа.

Впрочем, об эпопее исследовательского экипажа «Helya Maiwin» написано множество книг, и в Королевстве, и за его пределами (ведь в состав экспедиции входили представители четырех народов). Очерки, документальная проза, пьесы, романы и повести. Однако ничего из прочитанного мной о трагедии «Helya Maiwin» и Берена Белгариона не понравилось мне настолько, чтобы просто перевести это с вестрона и предложить читателю как пролог. Данный очерк — моя собственная компиляция из прочитанного плюс ряд размышлений по поводу.

Автор «По ту сторону рассвета» до сих пор остается в Королевстве фигурой одновременно героической и одиозной. Хотя с того времени, как корабль «Helya Maiwin» пропал, прошло более тридцати лет, а с того момента, как он был обнаружен — двадцать три года, споры не утихают и по сей день. Берен Белгарион — герой — мученик или безумец? Чем было его деяние — спасением всей Арды или срывом самого многообещающего контакта в истории человечества? В самом ли деле на корабле присутствовал «оборотень» или Берен Белгарион обрек экипаж на пожизненное заключение в космосе только по причине собственной паранойи?

В отличие от двух других членов экипажа, астрофизика Даннузира Дионну и инженера двигателей Бэй Маса — фато, Берен Белгарион не вел дневника. Единственный, кроме скупых отчетов, документ, оставленный загурзаном (капитан — лейтенантом) Белгарионом — его роман «По ту сторону рассвета», черновики к нему и к другому, ненаписанному роману об Исилдуре. До момента обнаружения этих документов лейтенантом Линтиром Итари никто не знал, что Берен что — то пишет; когда роман был предложен к опубликованию, многие поразились тому, что первая и единственная книга человека, начавшего писать, судя по датировке файлов, в 26 лет, оказалась образцом настоящей зрелой прозы и практически не потребовала редакторской доработки. Близкие знакомые Берена Белгариона и друзья утверждают, что ему была свойственна склонность к перфекционизму. Он явно относился к тому типу людей, которые не показывают своей работы, не доведя ее до предельного совершенства; где же предел этому совершенству — ведают лишь они сами, да еще Господь Бог.

Ясно одно: роман является таким же человеческим документом происходившего на корабле и в душе Берена, как и дневники, и показания выживших членов экипажа. Мне кажутся неправомерными попытки некоторых публицистов проводить прямые параллели между тем, что происходило на борту и тем, что происходило в романе — хотя бы потому, что я сама писатель, и знаю, что редко какое событие попадает в художественный текст прямо из жизни. Допустить, например, что «упыриная» тема в романе является прямым развитием «темы оборотня» в жизни, мне трудно, учитывая, насколько болезненной и насущной была проблема «оборотня», и насколько бегло в романе автор касается темы «упырей». В то, что самоубийство (или убийство) капитана Маблунга спроецировалось в роман как смерть Финрода, я просто не верю. Параллели, думается мне, лежат куда глубже, на уровне философском и даже мистическом. Так, например, для автора весьма животрепещущим был вопрос: сдаться «Аш — шаиру» или продолжать сопротивление, зная, что это обернется трагедией для всего экипажа. Не исключено, что он устоял именно потому, что в романе «сыграл» в сдачу. Но все это догадки, которых я постараюсь избегать. Ограничусь одной: роман был не только проекцией событий на борту корабля, но и своего рода «полигоном» для принятия решений. 11 дня месяца гвирит Берен Белгарион поставил точку в эпилоге, 12 дня он бросил экипажу вызов, который — он не мог этого не знать — грозил ему смертью и в конечном счете привел к гибели (разве что пилота спасло чудо сродни тому, которое спасло его героя).

До исчезновения корабля и последовавшего за ним тяжкого противостояния с нечеловеческим разумом и волей Берен Белгарион был ничем не примечательным молодым офицером Королевского Военно — Космического Флота. «Ничем не примечательным», конечно, с поправкой на редкий пилотский дар, абсолютное пространственное чутье. Пилот, способный вслепую отыскивать «дырки» в ткани Вселенной и проводить сквозь них корабли (увольте меня от лекции по астрофизике) — обладатель весьма незаурядных особенностей; пилот, дар которого развит настолько, что позволяет ему совершать прыжки в неисследованные зоны — незауряден в квадрате. Но толпа незаурядностей — это все равно толпа. Берен Белгарион был не просто «как все», а «как все пилоты» — но до определенного момента его карьера среди других пилотских карьер была именно ничем не примечательна. Родился в поместье «Облачный холм» принадлежащем семейству дворян средней руки, вышедших из купечества восемь поколений назад (прадед прадеда Берена Белгариона был произведен в рыцарское достоинство за Островную Войну). Восемнадцати лет поступил в Королевскую Академию ВКС, в 24 окончил ее, получил свое первое назначение и шесть лет участвовал в экспедициях, явно ни сном ни духом не помышляя о том, какие испытания готовит ему будущее. В 26 лет он начал «марать бумагу» (точнее, забивать электронную память сантора), но никому не показывал плоды своих трудов — наброски к роману об Исилдуре. Исследователи, конечно, не устояли перед соблазном провести прямую параллель между автором и его лирическим героем, между Нуменором накануне гибели и богатым, могущественным, сытым и коррумпированным Королевством конца Восьмой Эпохи, и эта параллель опять — таки кажется мне слишком надуманной.

Эта накатанная жизнь резко переломилась в 1242 году, когда корабль «Helya Maiwin» пропал без вести во время экспедиции к Оку Всадника.

Восемь лет спустя корабль был обнаружен. Четверо из двенадцати членов экипажа погибли, пятый — Берен Белгарион — пропал без вести, остальные пребывали в психически нестабильном состоянии.

В точности установить, что же произошло там, в дальнем Эа, за сотни парсеков от Арды и ее звездных колоний, невозможно. Похоже, что лгут все оставшиеся в живых, и их нетрудно понять: происшедшее было слишком ужасно, чтобы смотреть правде в лицо. Одно известно точно: там экипаж встретился с чужим разумом.

Согласно приказу, полученному всеми пилотами исследовательских кораблей, Берен Белгарион стер всю базу данных навигационного сантора, как только обнаружил, что корабль находится под чужим контролем. Именно на этот случай такой приказ и отдавался. На этот же случай исследовательскими кораблями управлял только один пилот — а не два, как на всех прочих судах Арды и колоний.

Существо — или сообщество — именующее себя Ша — аардом, около полугода подвергало экипаж изучению, достаточно бесцеремонному, хотя назвать его, вслед за некоторыми исследователями, пыткой, даже психической — все — таки слишком. Но эти исследования действительно мало способствовали сохранению душевного здоровья. Уцелевшие члены экипажа рассказывали о своих двойниках и двойниках родных и близких, приходивших к ним во плоти, о грандиозном фантопликаторе, где оживали их фантазии, об ощущении постоянного давления на сознание. Однако примерно через полгода это прекратилось: Ша — аард выучил (выучили?) язык Королевства и начал вести с экипажем обычные переговоры. Главным предметом переговоров был обмен технологиями. Ша — аард очень интересовал пространственный прыжок. В обмен он (они?) предлагал мгновенную пространственную связь, биотехнологии, позволяющие продлевать жизнь практически бесконечно, многое другое…

По какой причиной капитан Маблунг Хьярадан и пилот Берен Белгарион резко ответили «нет» на эти предложения? Несомненно, их полномочия простирались не настолько далеко, чтобы вести торг о технологиях с чужими — но дело совсем не в этом. Линтир Итари настаивает, что оба, и капитан, и пилот, были решительно намерены не допустить этих переговоров даже с теми, кто был бы уполномочен обсуждать подобное. Свой отказ они мотивировали предельно ясно: практическое достижение бессмертия и даже сама попытка его достигнуть является тягчайшим грехом с точки зрения Верных, к которым принадлежали и капитан, и пилот. Цивилизация, практикующая это, не может быть благой; межцивилизационный контакт принесет в этом случае только зло. Не только Королевство, религия которого запрещает опыты с бессмертием, но и другие страны не следует допускать до этого контакта — они могут не устоять перед соблазном.

На этом этапе их поддержал практически весь экипаж. Трудности начались тогда, когда Ша — аард (Ватайян Таурианна именно тогда назвал его «Аш — Шаир», что на языке южных истерлингов значит «не — должное») начал давить на людей «Helya Maiwin», в особенности — на пилота, от которого зависело все. Насколько можно доверять словам экипажа — это давление носило чисто психологический характер. Эмиссары Ша — аард (или, как полагал Берен, эффекторы Аш — Шаира) появлялись пред людьми и вели с ними беседы, склоняя на свою сторону, предлагая даже вступить в сообщество Ша — аард. Это длилось достаточно долго, и вскоре противники контакта оказались в меньшинстве.

Когда подходил к концу первый год заключения экипажа, Ша — аард резко сменил (сменили?) тактику. Экипаж, проснувшись однажды, узнал, что он свободен, двигательные системы корабля работают, и можно возвращаться на родину.

С этого момента начинают разворачиваться самые драматические события. Берен Белгарион после первого прыжка объявил экипажу, что на корабле есть «засланец», оборотень, эффектор (или эмиссар) Ша — аард, принявший облик одного из них. Берен чувствовал его присутствие и его чужеродность благодаря своему пилотскому дару. Будь на корабле второй пилот, это можно было бы как — то проверить — но увы, второго пилота корабль не имел.

«Охота на оборотня», начавшаяся на борту, является основным камнем преткновения для апологетов Берена. Даже тем, кто разделял его уверенность в том, что Ша — аард не отпустил бы «Helya Maiwin» так просто, приходилось доверять суждениям пилота, доказать которые он не мог никак.

Поначалу ему поверили почти все — поскольку Ша — аард всем предлагал присоединение к сообществу, и никто не исключал того, что другой мог поддаться. Но ни в чем нельзя было быть твердо уверенным — в самом ли деле кто — то поддался? В самом ли деле он только один на корабле? В самом ли деле эффекторы Ша — аард лишены эмоций и свободной воли? Все было зыбко, все базировалось на неверных данных и смутных догадках. Но, повторюсь, поначалу экипаж добровольно согласился на новое заключение в корабле — до того момента, когда будет изыскан способ либо найти оборотня, либо убедиться, что на судне его нет.

Однако поиски затягивались. Среди экипажа начался ропот, который до определенного момента сдерживался силой капитанского авторитета. Вдобавок ко всему этому Берен избрал достаточно рискованный способ идентификации «оборотня». Основываясь на своем предположении об отсутствии эмоций у Аш — Шаира и полагая эмоциональные проявления его эффектора искусным притворством, он задался целью вызвать каждого из членов экипажа по очереди на проявление сильной эмоции, легко верифицируемой простыми средствами. Проще говоря — на гнев.

На протяжении нескольких месяцев Берен Белгарион старательно «вызывал огонь на себя». Замечу, что это должен был быть тот огонь, который невозможно сымитировать. Не просто легкое раздражение, а самый настоящий гнев, до потери контроля над собой. «Он вел себя как настоящий сукин сын», — признавался Линтир Итари. С чем это можно сравнить? Вообразите себе, что Коттон Мэзер в Салеме, вместо того, чтобы пытать предполагаемых ведьм, провоцирует их пытать себя.

В течение нескольких месяцев пилот оказался изгоем на корабле, настроив против себя даже мичмана Итари, до того — его лучшего друга. Его жизнь хранили два обстоятельства: власть капитана и то, что без него никто не мог бы вызволить корабль из космической тюрьмы. Уникальный пилотский дар.

Только Бог знает, какие ужасные ночи он проводил наедине с собой в каюте. Возможно, главы с 12–й по 17–ю написаны именно в этот период.

Файл 17–й главы датирован 19–м числом месяца хитуи по корабельному времени. 21–м числом датирована запись в бортовом дневнике: «Сегодня ночью, около 3–30 капитан Маблунг Хьярадан покончил с собой, застрелившись из табельного игольного огнестрела „Куталион–330“. Тело обнаружил пилот Берен Белгарион. Реанимационные мероприятия длились 1 час 26 минут. Я сделал все, что мог. Марах Майта Рианон, лейтенант, корабельный врач».

После этого события ускорялись лавинообразно. Похоже, никто, кроме врача, не сомневался в том, что капитан на самом деле убит. Экипаж подозревал пилота, первым обнаружившего тело, Берен отрицал свою вину и настаивал на том, что виновен «оборотень», которого осталось установить среди пятерых подозреваемых (остальных он отсеял, как прошедших «проверку»).

Идея заставить пилота силой вывести корабль в локальное пространство Арды, несомненно, обсуждалась в экипаже и до того, как погиб капитан. Берен неоднократно получал угрозы, однажды был жестоко избит «втемную» — но после смерти капитана угрожать ему стали открыто. Из сухого профессионального отчета корабельного врача мы можем узнать, что последние дни перед финальным актом трагедии он провел в своей каюте, под замком, практически лишенный пищи (по счастью, перекрыть ему воду то ли не сообразили, то ли сочли слишком жестоким). Перед этим в рукопашной стычке, начатой им самим, он тяжело, но не опасно, травмировал мичмана Итари. Терпевший унижения и удары от своих явных неприятелей, капитан — лейтенант Белгарион «оторвался» на последнем, кто был способен испытывать к нему хоть какое — то сочувствие, уложив того на неделю с лишним в лазарет — так это выглядело поначалу.

Через несколько дней мичман Итари понял, что Берен спасал ему жизнь. Иначе Итари неминуемо вступился бы за Берена во время решающих событий, и неминуемо был бы убит.

Удивляет то, что именно в это время были написаны самые светлые, жизнеутверждающие главы романа — с 21–й по 23–ю, истинный гимн любви, мужеству и верности.

Имена четверых, инициировавших жестокую драму с кровавой развязкой, не принято называть, так как двое из них все еще живы. Несомненно, в тот момент все они были ментально неадекватны, как, впрочем, и весь экипаж. Им было уже все равно, есть ли на борту «оборотень» или нет. Им было все равно, чем обернется для Арды появление там эмиссара Аш — шаира. Они хотели жить, хотели домой. Они приняли решение угрозой физических истязаний заставить пилота вывести корабль в локальное пространство Арды.

Доктору Рианону запретили делать записи в бортовом дневнике. Отчет о состоянии пилота после первого разговора с «горячей четверкой» находится в медицинском санторе. Врач констатировал двойной перелом правой руки и многочисленные ушибы. Это было еще не претворение угрозы в жизнь, а, так сказать, предварительная демонстрация возможностей.

Два человека попытались воспрепятствовать этому. Бэй Маса — фато, инженер двигателей, и второй навигатор Лауран Гимильзаран встали на пути «горячей четверки». Дело дошло до кровопролития, и Маса — фато, гражданин кхандского государства Саинна, был убит. Погиб также один из «горячей четверки», Гимильзаран и другой «горячий» были ранены и попали в лазарет.

Даже если не принимать во внимание нравственную сторону вопроса, а думать только о том, как сильно зависят жизни экипажа от решений пилота, действия «горячей четверки» кажутся безумием. Берен Белгарион, доведенный до отчаяния, вполне мог в межпространстве распылить корабль вместе с собой и со всеми, кто там находился. А впрочем, даже такой вариант наверняка устраивал «горячую четверку» куда больше, чем пожизненное заключение в жестянке, болтающейся среди звезд.

Поначалу они решили, что он сломался. До локального пространства колоний было четыре прыжка. Но после четвертого все поняли, что пилот завез их не туда, и что он намерен держаться до конца, каким бы этот конец ни был.

Он уже знал имя «оборотня». В ситуации неминуемого и тяжелого этического выбора только один из членов экипажа сумел сохранить холодный нейтралитет. А впрочем, Берен уже никак не мог воспользоваться результатом своих действий.

Дальнейшие поступки «горячей четверки» (точнее, уже «двойки») были обусловлены чистой яростью. Что именно произошло на мостике в тот день, 14–го числа месяца гвирит — не знает никто, потому что нет живых свидетелей. Но под ложечкой у меня застывает всякий раз, как думаю о том, как Берен Белгарион лежал в тесном коконе гибернационной капсулы, слыша только боль в правой руке и ожидая — когда за ним придут.

За ним пришли и извлекли из капсулы. Точнее, раскрыли ее — на большее не хватило терпения. Один из нападающих был найден мертвым с окровавленным обрезком титанового стержня в руке. Другой — тоже мертвым, но безо всяких подручных средств. У них (по крайней мере, у одного из них) хватило ума срывать злость на пилоте, не сняв с него прыжкового наношлема. Диагноз при вскрытии поставлен один и тот же — мгновенная гибель всех нервных клеток, «прыжковая смерть», настигающая каждого, кто находится вне гибернационной капсулы.

Вряд ли Берен Белгарион пытался покончить разом и с собой, и с ними по принципу «умри, душа моя, вместе с филистимлянами». Скорее всего, попытка совершить прыжок произошла в состоянии болевого шока, на грани потери сознания. Во всяком случае, чувствуя свое тело, ни один пилот не может включить «межпространственную ориентацию».

Остается загадкой только один вопрос — куда делось тело пилота, который, по идее, должен был умереть точно так же?

По наиболее вероятной версии, оно было захоронено в космосе доктором Рианоном, не желавшим сохранять улику против тех, кто остался в живых. Версия довольно слабая — именно письменные показания доктора Рианона рисуют наиболее полную и беспощадную картину бунта на корабле. Никакой симпатии к заговорщикам он не испытывал и подробно описал все их действия. Происшедшее произвело на него столь глубокое впечатление, что все семь с половиной лет на борту корабля он ни с кем не обменялся ни словом, и лишь через год по возвращении домой сумел выбраться из усиливающегося аутизма.

По другой версии, тело Берена Белгариона захоронил в космосе мичман Итари. Однако тогда совершенно непонятно, почему он это отрицает. Утверждения о том, что произошло «вытеснение, вызванное комплексом вины» — попросту говор, что Итари «забыл» о том, как хоронил друга — не выдерживают никакой критики. Во всяком случае, Итари не забыл, как прослушал последнюю запись происходившего на мостике и как убил своими руками человека, имя которого Берен Белгарион назвал перед тем, как… погиб? Исчез?

Итари не отрицал своей вины перед трибуналом: он действительно убил второго инженера Вейна Варатта, так как действительно полагал того оборотнем — уже не только со слов Берена Белгариона, но и по собственным убеждениям. Но если он не отрицал того, что считал преступлением и требовал для себя казни — то зачем он стал бы отрицать (хотя бы внутренне) факт похорон друга?

Есть и еще одна версия, совершенно безумная: произошло чудо, вроде того, которое случилось в романе с героем и тезкой Берена Белгариона. Он действительно исчез, отправившись в невозможное одиночное странствие среди звезд. Когда — нибудь он вернется.