"Тайна, в которой война рождалась… (Как империалисты подготовили и развязали вторую мировую войну)" - читать интересную книгу автора (Овсяный Игорь Дмитриевич)

Англия «переводит игру» на восток Европы

Черчилль удобно откинулся в кресле затянувшись сигарой, устремил внимательный взгляд на Риббентропа. Беседа проходила в здании германского посольства в Лондоне[60]. Шел 1937 год.

Как известно, попытки играть в «дружбу» с Англией были одной из забот нацистской дипломатии. За «дружбу» Великобритания должна была заплатить согласием на захват Германией огромных пространств на востоке Европы, включая советские земли. Сосредоточив в своих руках ресурсы почти целого континента, Гитлеру уже нетрудно было бы разделаться и с английским «другом». Антисоветские авансы, получаемые в Лондоне, вдохновляли нацистов. Практически подготовка германо-английского альянса являлась задачей Риббентропа.

«Наша беседа продолжалась более двух часов, – отмечает Черчилль в своих мемуарах. – Риббентроп был чрезвычайно учтив, и мы прошлись с ним по всей европейской арене, обсуждая вопросы военного и политического характера. Суть его речей сводилась к тому, что Германия хочет дружбы с Англией. Он сказал мне, что ему предлагали пост министра иностранных дел Германии, но что он просил Гитлера отпустить его в Лондон, чтобы добиться англо-германской антанты или даже союза. Германия оберегала бы все величие Британской империи. Немцы, быть может, и попросят вернуть им немецкие колонии, но это, конечно, не кардинальный вопрос. Важнее было, чтобы Англия предоставила Германии свободу рук на востоке Европы. Германии нужен лебенсраум, или жизненное пространство для ее все возрастающего населения. Поэтому она вынуждена поглотить Польшу и Данцигский коридор. Что касается Белоруссии и Украины, то эти территории абсолютно необходимы для обеспечения будущего существования германского рейха, насчитывающего свыше 70 миллионов душ. На меньшее согласиться нельзя. Таким образом, единственное, чего немцы просили от Британского содружества и империи, – это не вмешиваться. На стене комнаты, в которой мы беседовали, висела большая карта, к которой посол несколько раз подводил меня, чтобы наглядно проиллюстрировать свои планы».

Заботясь о том, как будет выглядеть его портрет в истории, английский премьер военных лет упоминает о беседе с Риббентропом с вполне определенной целью. Коварные предложения гитлеровцев представляли смертельную опасность для Британской империи, и Черчилль ставит себе в заслугу, что сумел ее разгадать.

«Выслушав все это, – пишет он, – я сразу выразил свою уверенность в том, что английское правительство не согласится предоставить Германии свободу рук в Восточной Европе. Хотя мы и в самом деле находились в плохих отношениях с Советской Россией и ненавидели коммунизм не меньше, чем его ненавидел Гитлер, но Риббентропу следует твердо знать, что, если бы даже Франция и была в полной безопасности, Великобритания никогда не утратила бы интереса к судьбам континента настолько, чтобы позволить Германии установить свое господство над Центральной и Восточной Европой».

Следует заметить: не все английские собеседники Риббентропа, с которыми он заводил такой «душевный» разговор, занимали столь негативную позицию, как Черчилль. «Нужно признать, – отмечает хорошо информированный в данном вопросе Ширер, – что Риббентроп, хотя и являлся непривлекательной фигурой, был не без влиятельных друзей в Лондоне». В их числе можно назвать маркиза Лондондерри, министра авиации в 1931—1935 гг. Общий для обоих «подход» к коммунизму позволил бывшему виноторговцу Риббентропу установить отношения на короткой ноге с маркизом. Они именовали друг друга попросту «Чарли» и «Иоахим». Лондондерри сетовал на то, что британское правительство проявляло недостаточную активность и упускало шансы достигнуть «сближения» с Германией.

Аналогичной была и точка зрения лорда Лотиана. Он утверждал, что Англия должна проявить «мудрость и решительность» и, порвав с «русско-французской комбинацией», пойти на такие «исправления» в Восточной Европе, которые положат конец «окружению» Германии. В обоснование своей позиции лорд Лотиан ссылался на выраженное Гитлером в «Майн кампф» стремление к союзу с Англией.

Сторонники подобных взглядов, а их оказалось немало среди влиятельных кругов Англии, избегали, разумеется, открытых трибун и предпочитали обсуждать занимавшие их вопросы в узком кругу. Для этого они использовали «уик энды»[61] на загородных виллах. Наиболее печальную славу приобрело роскошное поместье «Кливден». Леди Астор[62] собирала там по субботам целые плеяды звезд английского политического небосвода. Завсегдатаями являлись бывшие министры иностранных дел, пионеры политики «умиротворения» Джон Саймон и Сэмуэль Хор, лорд Галифакс, в прошлом вице-король Индии, известный своей набожностью и крайними антисоветскими взглядами, Кюнгсли Вуд, личный друг Чемберлена, которому в 1938 г. был вручен портфель министра авиации, лорд Лотиан, нередко принимавший эту компанию у себя, лорд Лондондерри, издатель газеты «Таймс» Д. Даусон, выступавший идеологическим вождем «кливденской клики», Том Джонс, экономический советник и личный друг Болдуина, долго носившийся с идеей организовать секретную встречу английского премьера с Гитлером, и им подобные.

Получал приглашения к Асторам и Риббентроп. Можно полагать, что, польщенный вниманием аристократов, немецкий посол развивал перед ними планы англо-германского «сотрудничества» не менее откровенно, чем в приведенной выше беседе с Черчиллем.

Участники встреч в Кливдене неизменно сходились в одном – главным врагом Британской империи является Советский Союз. Само провидение послало Гитлера для того, чтобы спасти ее. Они готовы были ради провоцирования германо-советского конфликта пойти на существенные уступки, серьезно ослаблявшие позиции Англии, – вплоть до предоставления Гитлеру возможности захватить Австрию, Чехословакию, всю Центральную и Юго-Восточную Европу. Этот «ход» не был лишен тонкости. Он должен был отвлечь «фюрера» от притязаний на бывшие германские колонии. После первой мировой войны они в основном достались Англии, и доходы от них были обильно представлены на столе, за которым обсуждались названные проблемы.

С мая 1937 г. английский кабинет возглавил Невиль Чемберлен, по своим взглядам близкий к участникам «кливденских сборищ», На пороге вступления в новую должность он получил характерное напутствие своего брата Остина. «Невиль, – заявил тот, – ты должен помнить, что ничего не понимаешь в делах внешней политики». Чемберлен расценил свои возможности иначе. «Я сам буду своим министром иностранных дел», – сказал он Нэнси Астор. Стремление к сговору с фашистскими державами на антисоветской почве стало главным содержанием его внешнеполитического курса.

Почти одновременно с появлением Чемберлена на Даунинг-стрит, 10[63] в Берлин был направлен новый посол – сэр Невиль Гендерсон. Его предшественника, Эрика Фиппса, убрали из столицы рейха по требованию гитлеровцев.

Сын директора английского банка и владельца торговой судоходной фирмы, воспитанник Итона, сэр Невиль начал дипломатическую карьеру в 1905 г. в Петербурге. Гендерсон считал себя избранником судьбы, которому предначертано воплотить в жизнь мечты английских верхов об установлении дружеских отношений с фашистским рейхом. Его симпатии к гитлеровцам проявлялись настолько откровенно, что в Великобритании сэра Невиля именовали «нашим нацистским послом в Берлине».

Свое «кредо» Гендерсон изложил в специальном меморандуме, подготовленном незадолго до назначения в Берлин. По-видимому, со временем откроется, по чьей воле появился на свет этот документ. Лишь позже, в августе 1937 г., автор направил его в Форин оффис. Меморандум представляет интерес для оценки подлинных мотивов английской политики в отношении Германии в рассматриваемый период.

Всю проблему англо-германских отношений автор сводит к вопросу об условиях, на каких можно достигнуть договоренности. В первой части меморандума формулируются уступки, на которые должна пойти Англия во имя соглашения с рейхом. Они сводятся к следующему:

а) Согласие Англии на аншлюс[64].

б) Признание в принципе права Германии на обладание колониями.

в) Согласие Англии на экономическое и политическое господство Германии в Восточной Европе, при условии, что Гитлер обяжется соблюдать верность своему заявлению от 21 мая 1935 г. добиваться пересмотра Версальского договора только мирными средствами.

Во второй части излагается идея, которая фактически стала основой внешнеполитического курса Англии тех лет.

«Независимо от того, привлекает ли правительство его величества или нет осуществление основанного на этих соображениях курса, и от того, совместим ли он с английскими концепциями международной морали и права, было бы в высшей степени неразумным предоставить событиям и дальше плыть по течению… Убеждение, что Англия преграждает путь Германии во всех направлениях, сколь бы обоснованным это направление ни было, продолжает укрепляться. Все большее и большее число немцев начинают приходить к мысли, что, поскольку примирение не удалось, война с Великобританией, если Германия намерена осуществить то, что ей предначертано, неизбежна…

Если Германии закрыт путь для каких-либо авантюр на Западе – а совершенно определенное публичное заявление г-на Идена, что Великобритания будет рассматривать в будущем как казус белли любую агрессию не только против Бельгии, но также против Франции и Голландии, сделало положение в этом вопросе кристально ясным, – то имеем ли мы право противодействовать германской мирной экспансии и эволюции на Востоке?..

Правильный для нас курс, несомненно, должен заключаться в том, чтобы при условии, что мы обеспечим мир на Западе, быть готовым примириться, не испытывая слишком большого беспокойства, с подъемом и расширением неугомонного пангерманизма в Центральной и Восточной Европе…

Разве не было бы также разумным сразу признать, не откладывая, что Германия в настоящее время является слишком могущественной, для того чтобы ее можно было убедить или принудить вступить в Восточный пакт, что определенное превосходство Германии на Востоке является неизбежным и что мир на Западе не должен быть принесен в жертву теоретически похвальному, но практически ошибочному идеализму на Востоке… Говоря прямо, Восточная Европа явно не является еще окончательно, на все времена устроенной, не представляет жизненного интереса для Англии. Немцы, безусловно, более цивилизованны, чем славяне, и в конечном счете, если с ними правильно обращаться, потенциально менее опасны для Англии; можно было бы даже утверждать, что было бы несправедливо пытаться не допустить того, чтобы Германия завершила свое единство или чтобы она была подготовлена для войны против славян при условии, что приготовления ее таковы, чтобы убедить Британскую империю, что они одновременно не направлены против нее…»

Более откровенного признания провокационных целей английской дипломатии нельзя требовать от официального документа. Ставший известным лишь в 1968 г. «меморандум Гендерсона» дает новое свидетельство антисоветских замыслов, вынашивавшихся в Лондоне. Он проливает также свет на миссию Галифакса, посетившего Берлин осенью 1937 г.

После неудачных попыток организовать встречу Болдуина с Гитлером «кливденцы» решили поскорее отправить на переговоры кого-нибудь из авторитетных выразителей их взглядов. Выбор пал на лорда Галифакса, лорда-президента в кабинете Чемберлена (фактически министр без портфеля). В качестве предлога использовали приглашение, полученное им от Геринга, посетить «Охотничью выставку» в Берлине и пострелять лисиц в заповедниках рейхсмаршала. Галифакс, имевший титул «магистра лисьей охоты», с готовностью согласился. Встречу с «фюрером» предусматривалось организовать отдельно. Его «чувствительность» не позволяла присутствовать на стрельбе лисиц.

Встреча Галифакса и Гитлера состоялась 19 ноября 1937 г. в Оберзальцберге, на горной вилле «фюрера». Содержание переговоров стало известно в 1948 г. после публикации Министерством иностранных дел СССР документов из германского архива.

Беседа походила на шахматную партию, ходы и возможные варианты которой были заранее рассчитаны обоими игроками. Как уже отмечалось, англо-германские отношения во второй половине 30-х годов были окрашены серьезной тревогой британских правящих кругов в связи с настойчивыми требованиями гитлеровцев возвратить бывшие колонии Германии. Шумные выступления «фюрера» на эту тему были всем известны. Как свидетельствуют факты, гитлеровцы не намечали практических шагов в данной области, наоборот, считали эту борьбу бесперспективной. Новые германские «Пантеры» были предназначены не для морских походов[65], а для захвата Украины. Колониальный вопрос, однако, нацисты с успехом использовали для шантажа и получения различных уступок от Англии.

Избранная британской дипломатией тактика не отличалась особой изощренностью. Нащупывая пути к соглашению с Германией, британское правительство довольно туманно заявляло, что готово пойти навстречу в колониальном вопросе, но в комплексе общего урегулирования отношений. Одновременно оно больше стремилось привлечь внимание Гитлера к соблазнительным и доступным «кускам» в Восточной Европе, прокладывая русло для германо-фашистской агрессии в направлении СССР.

«Лорд Галифакс, – говорится в записи беседы, – начиная разговор, подчеркнул, что он приветствует возможность достижения путем личного объяснения с фюрером лучшего взаимопонимания между Англией и Германией. Это имело бы величайшее значение не только для обеих стран, но и для всей европейской цивилизации.

…Он (лорд Галифакс) и другие члены английского правительства проникнуты сознанием, что фюрер достиг многого не только в самой Германии, но что, в результате уничтожения коммунизма в своей стране, он преградил путь последнему в Западную Европу, и поэтому Германия по праву может считаться бастионом Запада против большевизма.

…Не должно быть такого впечатления, что «ось Берлин – Рим» или хорошие отношения между Лондоном и Парижем пострадают в результате германо-английского сближения. После того как в результате германо-английского сближения будет подготовлена почва, четыре великих западноевропейских державы должны совместно создать основу, на которой может быть установлен продолжительный мир в Европе».

Знакомые очертания «Пакта четырех» как европейской крепости против коммунизма выступают в заявлении Галифакса весьма отчетливо. В ответ Гитлер выдвинул свои условия.

«…Имеются две возможности оформления отношений между народами.

Игра свободных сил, которая во многих случаях означала бы активное вмешательство в жизнь народов и могла бы вызвать серьезные потрясения нашей культуры(!), созданной с таким трудом. Вторая возможность состоит в том, чтобы вместо игры свободных сил допустить господство «высшего разума»; при этом нужно, однако, отдать себе отчет в том, что этот высший разум должен привести примерно к таким же результатам, какие были бы произведены действием свободных сил».

Без борьбы и сопротивления Галифакс сразу же уступил, надеясь увлечь в желательном направлении и собеседника.

«С английской стороны не думают, – сказал он, – что статус-кво должен при всех условиях оставаться в силе… Он должен еще раз подчеркнуть от имени английского правительства, что не должна исключаться никакая возможность изменения существующего положения, но изменения надо производить только на основе разумного урегулирования… Если обе стороны согласны в том, что мир не статичен, то следует попытаться на основе общих идеалов (!) отдать должное этому признанию, направив имеющуюся энергию на достижение общей цели (!) в условиях взаимного доверия».

Песнопения Галифакса относительно «общности идеалов», очевидно, не могли не позабавить Гитлера. Лорд вел себя, словно глухарь на току. Играя на стремлении Англии прийти к соглашению с Германией, Гитлер выдвинул колониальный вопрос.

«Германия знает позицию английских партий по колониальному вопросу и, в частности, абсолютно отрицательную позицию консерваторов. То же самое имеет место и во Франции. Какой же смысл приглашать для положительного сотрудничества страну, если у нее в некоторых вопросах отняты самые примитивные права?»

В замечании Гитлера чувствовался зондаж – сможет ли английское правительство пойти на решение ряда проблем вопреки настроениям общественности страны. Опасаясь, как бы Гитлер не счел переговоры с кабинетом Чемберлена бесперспективными, Галифакс поспешил заверить: его правительство «не является рабом демагогических интриг партий».

Гитлер решил с помощью колониального вопроса выжать из англичан побольше.

«…Между Англией и Германией имеется, по существу, только одно разногласие: колониальный вопрос. Это – различие в точках зрения. Если его можно устранить, это будет отрадно; если это невозможно, то он (фюрер) может лишь с прискорбием принять это к сведению».

Расчет Гитлера оказался верным. Оставив в стороне колониальный вопрос, Галифакс поспешил «незаметно» перевести разговор на европейские проблемы.

«…Все остальные вопросы, – сказал он, – можно характеризовать в том смысле, что они касаются изменений европейского порядка, которые, вероятно, рано или поздно произойдут. К таким вопросам относятся Данциг, Австрия и Чехословакия. Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были произведены путем мирной эволюции и чтобы можно было избежать методов, которые могут причинить дальнейшие потрясения, которых не желал бы ни фюрер, ни другие страны».

Итак, дипломатический замысел, во имя которого Галифакс пустился в путешествие, был осуществлен. «Фюреру» заявили, что его притязания на Австрию, Чехословакию и Данциг (Гданьск) не встретят противодействия Англии.

Незадолго до поездки Галифакса в Германию Форин оффис направил ему меморандум Гендерсона. Сопоставление текста меморандума и записи беседы позволяет сказать, что точка зрения Галифакса, представлявшего кабинет, не расходилась с изложенной в документе концепцией. Первая часть меморандума была, по существу, конспектом. В соответствии с ним Галифакс формулировал во время беседы позицию английского правительства относительно пресловутых «изменений европейского порядка». Вторая часть знакомит с мыслями, владевшими английским лордом, когда тот воздавал хвалу Гитлеру за превращение Германии в «бастион против коммунизма».

Встреча Гитлера с Галифаксом относится к числу внешне малозначащих событий. В действительности же в те минуты искусной рукой Галифакса фитиль войны был проложен от границ фашистской Германии на Восток. Пройдет немного времени, и искра побежит по фитилю. Все более разгораясь, огонь опалит Австрию, Чехословакию и, дойдя до Польши, в ночь на 1 сентября 1939 г. вызовет взрыв, который потрясет мир (2).