"Прекрасная обманщица" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

8

Лежа с закрытыми глазами, Кэтрин попыталась вернуть ускользающий сон. Если дать мыслям свободный ход, кажется, можно его вернуть… Ей снился Рори. «Черт побери, Кэт, дождь так и хлещет. Наши лошади…» Он суетился и ворчал, но слов было не разобрать. Каким-то образом они очутились на вершине Ройсова Бугра. Она сидела, прислонившись спиной к дереву, а он растянулся на земле, положив голову ей на колени, и принялся горячо рассказывать о чем-то, размахивая тонкими, как веточки, мальчишескими руками. Ее пальцы гладили его по волосам, по огненно-рыжим волосам, того же цвета, что у нее самой. Но потом вдруг начался дождь. Тяжелые крупные капли упали на лицо Рори, на его широко раскрытые глаза…

Кэтрин вздрогнула и окончательно проснулась. Последние остатки сна улетучились. Где она? Дождь оказался настоящим, она слышала, как он барабанит по стеклам. Какой-то звук привлек ее внимание, и она повернула голову на подушке. Бэрк?! О, Господи! Неужели… Но нет, теперь она вспомнила, что уснула в кресле, укрывшись плащом вместо одеяла. Он, должно быть, уложил ее в постель, вот и все. Кэтрин заглянула под покрывало, чтобы убедиться, что сорочка все еще на ней. Да, сорочка на месте. Слава Богу! Это значит, что ничего страшного не произошло. Ее сердце стало биться ровнее.

Бросив украдкой еще один взгляд на Бэрка, она невольно загляделась на его надменный орлиный нос. Его ноздри сохраняли свой царственный разлет даже во сне. «А может, – вдруг пришло ей в голову, – у него просто от природы лицо такое? Может, оно нечаянно придает ему заносчивый вид?» Но Кэтрин тут же заставила себя опомниться. Какой несусветный вздор! Бэрк выглядит надменным, потому что он такой и есть, а вот она – дура набитая, если может рассуждать о подобных глупостях.

И все же он вызывал у нее жгучий интерес. Вчера, перед тем, как уснуть в кресле, она просмотрела книги, которые он выложил на ночной столик, и с удивлением обнаружила «Божественную комедию»[19] на итальянском, латинский трактат по древнеримской военной истории, брошюру, содержавшую полемику между двумя видными членами парламента, а также томик на греческом с таким мудреным названием, что ей не удалось его разобрать. Для обычного офицера это был более чем странный подбор книг для чтения перед сном. Что же за человек этот Джеймс Бэрк?

Как раз в этот момент Бэрк открыл глаза, и он посмотрел прямо на нее. Яркая голубизна его глаз ослепила ее. Кэтрин невольно отшатнулась, но он оказался проворнее и живо схватил ее за руку.

– Не уходи, – с мольбой прошептал Бэрк. – Во сне все было так чудесно. Не разрушай его.

Его взгляд все еще казался сонным. Он улыбнулся с обычно столь не свойственной ему нежностью.

– А вы… а вам не кажется, что нам пора собираться в дорогу? – заикаясь, спросила Кэтрин.

При этом ей пришлось ухватиться за край простыни и натянуть ее повыше, потому что она прекрасно видела, куда переместился взгляд Бэрка.

На секунду он прислушался, потом его улыбка стала шире.

– Неужели ты не слышишь дождя, Кэт? Боюсь, нам сегодня не суждено отправиться в путь.

Раздался негромкий стук в дверь, и Кэтрин едва не подпрыгнула от испуга. Бэрк взглянул на нее, удивленно подняв одну бровь, и громко сказал:

– Войдите!

На пороге появилась хорошенькая горничная с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки шоколада и тарелка с намазанными маслом гренками.

– Доброе утро, – застенчиво приветствовала она пару в постели, поставив поднос на ночной столик и приседая в реверансе.

– Доброе, – жизнерадостно откликнулся Бэрк.

Он сел в постели, откинувшись спиной на подушку.

При этом стало видно, что на нем нет ночной рубахи, однако сам он ничуть не смутился.

– Какая у нас нынче погода?

– О, сэр, погода ужасная; уж сегодня вам точно не захочется уезжать. Хотите, я раздвину портьеры? Тогда вы сами увидите.

Зардевшись, девушка смущенно отвернулась, чтобы не смотреть на обнаженные широкие мужские плечи и грудь, невольно притягивающие взгляд. Бэрк и не подумал прикрыться.

– Да, это было бы очень любезно с вашей стороны, – с чарующей непосредственностью кивнул он.

Горничная подошла к окну и отдернула гардины, представив взору безнадежно затянутое свинцовыми тучами небо, едва различимое за сплошной пеленой дождя.

– И вправду ужасная! – добродушно согласился Бэрк. – Нет, сегодня мы, без сомнения, не уедем.

Его удрученный вздох не смог бы ввести в заблуждение даже шестилетнего ребенка.

– Ой, я было и позабыла! – воскликнула горничная. – Одна леди только что дала мне вот это, просила передать вам.

Кэтрин взяла визитную карточку, которую служанка протягивала ей через кровать.

– Она говорит, если вы сегодня не уедете из-за дождя, она была бы рада с вами познакомиться, и с вами тоже, мистер Бэрк, после завтрака в малой гостиной. Хочу, говорит, представить господам мою племянницу. Наверное, это та молоденькая мисс, светленькая такая, что с ней приехала, – пояснила девушка.

– Гм… Да, несомненно.

Бэрк стал заглядывать в карточку, которую Кэтрин все еще держала в руке.

– Миссис Селеста Паркингтон, – прочел он вслух, – Эрмитаж, Садбери, Стаффордшир.

С видом воплощенной невинности он бросил вопросительный взгляд на Кэтрин, а потом снова обратился к служанке.

– Как, ты говоришь, тебя зовут?

– Труди, сэр, – ответила она, вновь краснея. – Но я раньше не говорила.

– Разве? Тебе бы следовало представиться, Труди, тем более что у тебя такое красивое имя.

– Спасибо, сэр.

И Труди еще раз присела, смущенно глядя в пол.

– Передай, пожалуйста, миссис Паркингтон, что мы с моей почтенной матушкой почтем за честь свести с нею знакомство… м-м-м… скажем, в десять часов.

– С вашей… О, сэр, – захихикала горничная, – вы подшучиваете надо мной.

В дверях она отвесила прощальный реверанс, прикрывая рот рукой от смеха.

Когда Бэрк повернулся к Кэтрин, чтобы передать ей чашку шоколада, на лице у нее было написано раздражение пополам со смехом.

– Вы флиртуете со всеми женщинами без исключения, майор?

– Нет, только с хорошенькими или с законченными уродинами, – беспечно ответил он, с хрустом откусывая кусок хлеба с маслом.

– И к какому разряду вы относите миссис Паркингтон?

– Безусловно, к первому, – теперь он говорил с набитым ртом. – Ну как, Кэт, удостоим ли мы ее своим вниманием?

– Удостоим? – Кэтрин с отвращением повторила ненавистное ей выражение. – О, Боже, да вы и в самом деле любите задирать нос!

– Полагаю, что да, – беспечно согласился Бэрк.

– Вы не считаете, что все мы равны перед Богом?

– Перед Богом, безусловно, – да, но не перед людьми. И пока я живу на земле, а не в раю, мой долг – смотреть на мир глазами человека.

Его легкомысленное отношение взбесило ее.

– Вы считаете себя лучше меня, потому что занимаете более высокое положение, так?

– Не совсем. Не лучше, но несомненно удачливее.

– Нет, лучше. Вы бы женились на женщине ниже вас по положению?

– Только в одном случае: если бы мне вдруг пришла в голову фантазия лишиться наследства.

– Значит, не женились бы? Даже если бы вы были влюблены?

– Но, видишь ли, милая, я бы не стал влюбляться! Жизнь нравится мне такой, какая она есть, и у меня нет ни малейшей охоты заканчивать свои дни в нищете.

Его голос звучал небрежно, но она видела, что он говорит серьезно.

– Ну, а ты, Кэт? Ты бы вышла замуж за человека ниже себя по положению?

Кэтрин горько рассмеялась.

– Майор Бэрк, ниже меня по положению никого нет.

Она принялась потихоньку потягивать шоколад, стараясь держаться от Бэрка как можно дальше, но в то же время не упасть с постели. Их близость беспокоила и смущала ее, но как положить этому конец и притом немедленно, она не знала. Несколько минут завтрак проходил в полном молчании, потом Кэтрин решительно поставила свою чашку на поднос и повернулась к нему.

– Бэрк, я думаю, вы должны меня отпустить.

– Твое мнение мне известно, – хладнокровно ответил он, мысленно спрашивая себя, в какой именно момент она внушила себе, что у него есть полномочия решать, отпустить ее на волю или нет.

– Я серьезно. Вы давно уже убедились, что я не лазутчица.

– Ни в чем подобном я не убежден.

Когда он повернулся к ней, простыня соскользнула еще ниже к бедрам. Кэтрин не знала, куда девать глаза.

– Я думаю, вам просто нравится меня мучить, майор. Надеюсь, вы понимаете, почему мне ваши шутки не кажутся особенно забавными.

– Шутки?

– Я вас прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью. Постарайтесь взглянуть на обстоятельства с моей точки зрения.

Бэрк протянул руку и взял прядь волос, лежавшую у нее на груди.

– Хорошо, – пробормотал он изменившимся голосом. – Я постараюсь.

При этом его взгляд был устремлен на прядь, которую он держал в руке, словно она была из чистого золота.

Кэтрин судорожно перевела дух. На какое-то мгновение ее мысли спутались.

– Дело в том, что мне грозит смерть из-за вашего упрямства, из-за вашего упорного нежелания увидеть вещи в их истинном свете. Но я не могу поверить, что вы действительно готовы носить такое пятно на своей совести.

– Ты удивительно умеешь искажать факты, любовь моя. На самом деле ты оказалась в незавидном положении вследствие своих собственных действий, а не моих. Я уже предложил тебе простой способ избавиться от затруднений, но ты не пожелала воспользоваться моим предложением. Поэтому я вынужден заключить, что ты не торгуешь своим телом. А отсюда недалеко и до следующего умозаключения: ты – государственная изменница и лазутчица якобитов.

С яростным криком Кэтрин выхватила свои волосы из его пальцев и выскочила из постели в одной сорочке. Ей было все равно.

– Это шантаж! – в гневе бросила она ему в лицо. – Вы мне омерзительны, я вас презираю!

– Ты слишком многословна:

– Животное! Низкая тварь! Мерзкий выродок…

– Предупреждаю, Кэт, я не потерплю оскорблений от своей жены.

– Ты слизняк, жалкое подобие человека! Извозчицкий кнут по тебе плачет!

– Ты подала мне отличную мысль, Кэт. Думаю, это тебя следовало бы отшлепать.

– Трус! Подлец! Только попробуй, гнусный английский урод, и я…

– И что ты?

Бэрк отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Кэтрин с визгом бросилась к гардеробной, в панике рванула дверь на себя, хотя та открывалась внутрь. Наконец она справилась с нею, влетела в комнату и с треском захлопнула за собой дверь, навалившись на нее изнутри всем телом. С трудом отдышавшись, она услышала смех Бэрка, который находился далеко от гардеробной. Он даже не встал с постели, чтобы догнать ее. Взглянув на свои трясущиеся руки, она почувствовала себя распоследней дурой.

– О, но неужели же… Господи, я думала, все умеют играть в триктрак! – несмотря на всю свою благовоспитанность, миссис Паркингтон не сумела удержаться от удивленного возгласа при виде такого странного отступления от общепринятых правил.

Кэтрин беспомощно пожала плечами.

– Я… просто не научилась, – солгала она, чувствуя себя незаслуженно обиженной.

Вот уже битых два часа она вынуждена была сидеть в малой гостиной и в униженном молчании слушать, как Бэрк и миссис Паркингтон обмениваются мнениями о самых разных предметах. Ей же приходилось делать вид, будто она ничего в них не смыслит. Она до смерти устала улыбаться, как кукла, выслушивая их рассуждения о последней опере Генделя,[20] о политике Уолпола,[21] о сатирическом таланте Хогарта.[22] Обо всем этом Кэтрин могла судить самостоятельно и уж ничуть не хуже (в этом она была глубоко убеждена), чем миссис Паркингтон. Но она не могла позволить себе высказать свои суждения вслух, оставшись верной образу Кэтти Леннокс, поэтому ей приходилось терпеть унижения, притворяясь невежественной дурочкой.

Еще больше ее раздражала необходимость сидеть сложа руки и наблюдать, как прямо у нее на глазах миссис Паркингтон напропалую флиртует с человеком, который, насколько ей было известно, являлся новоиспеченным мужем Кэтрин. А Бэрк ничего не предпринимал, чтобы ее остановить. Совсем напротив, он ловил каждое слово этой женщины с живейшим вниманием. Кэтрин вынуждена была признать, что миссис Паркингтон хороша собой, неглупа и образованна. Но так как каждое отпущенное ею глубокомысленное замечание, шутка или острое словцо выставляли саму Кэтрин косноязычной простушкой… честное слово, надо было быть святой, чтобы почувствовать симпатию к миссис Паркингтон, а Кэтрин отнюдь не считала себя праведницей.

Она бросила взгляд на юную мисс, Джессику Паркингтон, читавшую книгу у окна, и вновь ощутила укол зависти. Как бы ей хотелось в этот ненастный день тоже уютно устроиться где-нибудь в уголке с книжкой в руках, позабыв о войне за престолонаследие, а главное, о майоре Джеймсе Бэрке. Особенно о майоре Бэрке. Внезапно ощутив, что у нее нет больше сил молча наблюдать, как Бэрк и миссис Паркингтон приходят к сердечному взаимопониманию, Кэтрин извинилась и пересела поближе к Джессике.

Перебросившись с девушкой несколькими вежливыми фразами, она с любопытством спросила:

– Что вы читаете?

– Стихи, – шепотом ответила девушка, как будто немного стесняясь. – Сонеты Шекспира.

Кэтрин уже открыла рот, чтобы попросить взглянуть на книгу, но вовремя спохватилась, что по легенде ей не полагается уметь читать, и вместо этого принялась расспрашивать Джессику, оказавшуюся милым и кротким ребенком, о ее вкусах и пристрастиях. Так ей удалось выяснить, что Джессика несказанно рада возвращению домой после бесконечно затянувшегося визита к недавно овдовевшей тетушке.

– Джессика! – внезапно окликнула ее тетка.

Девушка умолкла, вид у нее был почти виноватый.

– Зачем ты морочишь голову бедной миссис Бэрк своей болтовней? Она так добра, что готова терпеливо выслушивать, как ты мелешь вздор.

Миссис Паркингтон снисходительно рассмеялась, а Джессика мучительно вспыхнула. Кэтрин прониклась жалостью к ней.

– Подойди сюда, дитя мое, сядь рядом со мной. Почитай нам свои сонеты, – предложила тетушка.

Джессика покорно поднялась, пересекла гостиную и села рядом с теткой. Бэрк сидел, небрежно откинувшись в кресле, и курил трубку, но его глаза, казалось, не упускали ни малейшей детали. Кэтрин забеспокоилась: не заметил ли он, как она потянулась за книгой Джессики.

– Прочти тот, что про любовь, Джесси. – Миссис Паркингтон улыбалась все так же снисходительно. – Ты знаешь, какой я имею в виду: там в каждой строчке только и речи, что про любовь.

Джессика снова вспыхнула и принялась перелистывать шелестящие страницы. Ее тетушка взглядом дала понять Бэрку, что, мол, ничего не поделаешь, приходится терпеть, и сложила руки на коленях, приготовившись слушать.

«Любовь моя, возьми мою любовь, забрав ее, не станешь ты богаче…» – начала Джессика с заученными интонациями школьницы.

Кэтрин про себя повторяла слова следом за нею, со щемящей тоской вспоминая свои собственные школьные годы. Как она любила эти сонеты! Жизнь в то время казалась такой простой… Все ее заботы сводились к тому, какое выбрать платье или как научиться делать наимоднейшую французскую прическу. Она вдруг позавидовала невинности Джессики. «Держись за нее сколько сможешь, – мысленно посоветовала Кэтрин, – один Бог знает, как много тебе суждено утратить вместе с нею!»

– Очень мило, моя дорогая. Быть может, миссис Бэрк окажет нам честь и прочтет один из своих любимых сонетов? – милостиво предложила миссис Паркингтон, когда Джессика закончила. – О, прошу вас, это доставит нам всем огромное удовольствие! – добавила она, когда Кэтрин пробормотала какой-то невнятный отказ.

– Мне бы не хотелось, – уже тверже повторила Кэтрин.

Но чем решительнее она отказывалась, тем упорнее настаивала миссис Паркингтон.

– Нет, в самом деле, вы ни в коем случае не должны уклоняться. Это было бы не по правилам. Потом я прочту, а потом, может быть, и майор Бэрк нас порадует своей декламацией?

Опять она принялась флиртовать с Бэрком, кокетливо потупив глазки и трепеща ресницами.

Кэтрин почувствовала, что начинает краснеть. Она не знала, что еще сказать. Отказываться дальше было бы невежливо и неприлично, но признаться этой красивой и образованной женщине, что она не умеет читать, было бы слишком унизительно!

– Да-да, прошу вас, – присоединилась к уговорам Джессика, еще больше усугубив неловкость.

Кэтрин украдкой бросила взгляд на Бэрка: он следил за нею с выжидательным, немного задумчивым выражением. Джессика тем временем положила книгу ей на колени. Кэтрин взяла ее, словно какой-то посторонний предмет, назначение которого было ей неизвестно, и подняла расстроенный взгляд, собираясь заговорить.

– О, Кэтрин, твои очки! – воскликнул Бэрк, как будто только что вспомнив. Он повернулся к миссис Паркингтон. – Вы должны извинить мою бедную женушку, она немного тщеславна и отказывается носить очки, если только я не настою, чтобы она их надела. Без очков она не увидит ни строчки.

Облегченно вздохнув, Кэтрин опустила голову, чтобы скрыть заливающий щеки румянец. Это казалось нелепым, но ее сердце было переполнено благодарностью. Она и предположить не могла, что когда-нибудь будет испытывать такое чувство по отношению к Джеймсу Бэрку.

День тянулся бесконечно. После обеда дамы Паркингтон наконец удалились к себе, оставив Кэтрин наедине с Бэрком. Дождь монотонно барабанил по стеклам, и это стало действовать ей на нервы, которые с каждым часом напрягались все сильнее. Она огрызалась на каждое слово Бэрка, чувствуя, как давит на нее его постоянное присутствие. Одним своим видом он словно напоминал, что ей все еще предстоит сделать выбор. Когда он, почти не надеясь на утвердительный ответ, спросил, умеет ли она играть в шахматы, Кэтрин ответила «да». Она прекрасно понимала, что это неразумно: такое занятие вряд ли могло увлечь Кэтти Леннокс. Но ей до смерти надоело притворяться дурой и к тому же необходимо было отвлечься, чтобы хоть ненадолго позабыть о том, что часы бегут и через сутки она скорее всего снова окажется в тюрьме.

Они заняли места друг против друга за маленьким столиком у камина. Кроме них, в малой гостиной никого не осталось: все, по-видимому, удалились в свои комнаты, чтобы отдохнуть перед ужином. Игра началась с традиционных ходов без особого риска: оба старались оценить способности друг друга и нащупать слабые места. Однако вскоре Кэтрин перешла к своей обычной наступательной тактике, иногда приносившей блестящие результаты, но нередко приводившей к поражению. Бэрк оказался более терпеливым и методичным, но очень искусным игроком и опасным противником. Он выиграл первую партию и уже намеревался выиграть вторую, когда неожиданный ход Кэтрин заставил его пожертвовать ферзем, а затем и признать поражение. Бэрк долго сидел, уставившись на доску и изучая маневр, разбивший его наголову, затем вскинул восхищенный взгляд на Кэтрин.

– Поздравляю, Кэт, это была блестящая и остроумная атака. Больше я не позволю загнать себя в угол, даю слово. Сыграем еще?

– Конечно.

Но ей становилось все труднее и труднее следить за ходом игры. Как и прошлым вечером, Кэтрин почувствовала, что ее охватывает томная слабость. Почему-то она не могла оторвать взгляда от рук Бэрка. А когда он рассеянно потер большим пальцем полированную поверхность одной из своих пешек, у нее что-то болезненно всколыхнулось в животе. Ей вдруг представилось, что он снова обнимает ее. В ужасе от собственных мыслей она сделала опрометчивый ход, и он взял одного из ее коней.

– Будь внимательнее, Кэт, – мягко предупредил Бэрк.

Она попыталась сосредоточиться на игре. Он на минуту вышел из комнаты, пока она обдумывала свой следующий ход, и вернулся с двумя рюмками шерри. Их пальцы встретились, когда он передал ей рюмку, и неведомое ранее острое удовольствие пронзило ее подобно электрическому разряду. Кэтрин поспешила поставить свою рюмку, пока он не заметил, как у нее трясутся пальцы.

Свеча на столике стала догорать, и Бэрк поднялся, чтобы заменить ее другой, стоявшей на каминной полке. Но вместо того, чтобы снова сесть напротив, он встал у нее за спиной, пока она обдумывала свой следующий ход. Шахматная доска начала расплываться у нее перед глазами, Кэтрин больше ни о чем не могла думать, кроме его близости. Ее дыхание стало тихим и неровным, словно она прислушивалась к чему-то, а кожа как будто истончилась: ей казалось, все ее жизненные соки вот-вот выплеснутся прямо в воздух, сгустившийся от напряженного ожидания. Может, она заболела? Что означает это чувство и почему оно приходит, только когда она с Бэрком? В голову закралась предательская мысль о том, что даже с Майклом у нее никогда не было ничего подобного. Кэтрин попыталась ее изгнать, но безуспешно.

Наконец она сделала почти произвольный ход слоном. Прошло несколько минут, но Бэрк так и не сел.

– Ваш ход, майор, – напомнила она наконец изменившимся голосом.

Он подхватил прядь ее волос и неторопливо намотал себе на палец. Кэтрин вздрогнула, продолжая упорно смотреть вниз.

– Нет, Кэт, я думаю, сейчас твой ход. – Бэрк уже стоял перед ней.

На этот раз ей пришлось поднять глаза, и он приковал ее к себе взглядом, обещавшим так много, что она едва не лишилась чувств.

– Пойдем со мной наверх, – тихо, но властно прошептал Бэрк.

Время остановилось, пока оба они ждали ее ответа. У Кэтрин перехватило дух, полуоткрытые губы как будто приглашали к поцелую, и Бэрк уже был готов принять это приглашение, когда дверь распахнулась, и в гостиную впорхнула миссис Паркингтон.

– О, как чудесно! Я думала, все, кроме меня, куда-то запропастились. Джесси решила вздремнуть, и все остальные, по-видимому, тоже. Слава Богу, что вы здесь! Я бы с ума сошла, дожидаясь ужина в одиночестве.

Кэтрин почувствовала, как рука Бэрка мягко скользит по ее плечу вниз, к локтю, и подхватывает ее, заставляя подняться на ноги. Обняв ее за талию, он повернулся к миссис Паркингтон.

– Мы с удовольствием составили бы вам компанию, сударыня, но моя жена просто падает от усталости и думает только о том, как бы поскорее забраться в постель. Вы должны нас извинить. Возможно, мы увидимся за ужином.

С этими словами он вывел Кэтрин из комнаты, не дожидаясь ответа, а миссис Паркингтон так и осталась стоять посреди гостиной, торопливо изобразив на лице выражение покорности судьбе, чтобы скрыть следы разочарования и уязвленного тщеславия.

Мысли Кэтрин кружились вихрем всю дорогу до их номера на втором этаже. Она постоянно ощущала руку Бэрка у себя на талии. К тому времени, как они достигли порога комнаты, его прикосновение стало жечь ее, точно раскаленным тавром. Как только дверь за ними закрылась, девушка высвободилась из его объятий, намереваясь раз и навсегда прояснить отношения.

– Перестаньте, прошу вас! Не трогайте меня.

Она предостерегающе вытянула руку вперед, словно преграждая ему дорогу, хотя он не двинулся с места, чтобы подойти к ней. Более того, он повернулся спиной, прошел к письменному столу и уселся боком, опираясь одной ногой на стул, а другой болтая в воздухе. Ей стало досадно, что он развалился как ни в чем не бывало, в то время как сама она места себе не находит.

– Нам надо поговорить, – сказала Кэтрин, судорожно заламывая руки. – Объясните, почему вы не хотите меня отпустить, Бэрк! Вам известно, кто я такая, вы не можете делать вид, будто вы этого не знаете! Я…

Она не могла это выговорить. Он выжидательно поднял бровь.

– …шлюха!

Слово едва не застряло у нее в горле, она чувствовала, как жгучие слезы подступают к глазам.

– Я завожу любовников за деньги. Мне особенно нравятся солдаты, и мне плевать, на какой стороне они воюют, лишь бы у них денег было побольше! Ни за что на свете я бы не стала рисковать жизнью из-за какой-то дурацкой политики, в которой ни черта не смыслю. Какой мне от нее прок? Неужели вы не понимаете?

Бэрк откинулся назад, опираясь на руки. В его суровом взгляде появилось задумчивое выражение.

– Ты все твердишь, что ты шлюха, Кэт. Тебя послушать – так можно подумать, будто ты переспала с половиной английской армии и большей частью флота. Ты щедро раздаешь свои милости налево и направо от Дамфриза до Абердина. Тебя, по всей видимости, не было при Престонпанзе, иначе нас не разгромили бы с таким позором. О, если бы ты там побывала, то подняла бы боевой дух войск, не говоря уже о выправке и прочем, на недосягаемую высоту. Завидев тебя, каждый наверняка делает стойку, – добавил он, не удержавшись.

Кэтрин отвернулась, чтобы скрыть смущение, но было слишком поздно.

– В чем дело, Кэт? – изумился Бэрк. – Ты краснеешь, заслышав выражение «сделать стойку»? Как же так? У каждой из знакомых мне шлюх имелся в запасе целый арсенал непристойностей для описания различных частей тела и их назначения. Они обожали ругаться вслух: считали, что это подогревает мужчин. Я всегда думал, что им виднее, и ни разу в жизни не встречал шлюхи, которая покраснела бы, услыхав такую беззубую вольность.

Овладев собой, она вновь повернулась к нему лицом.

– Вы ошибаетесь на мой счет. Разумеется, мне приходилось слышать выражения и похлеще этого, уверяю вас. Я именно такая, как вы говорите, но вы ошибаетесь, если думаете, что я этим горжусь. Я так живу, потому что жизнь меня заставила, но я ее не выбирала.

Сложив руки на поясе, Кэтрин опустила на них свой взгляд.

– Да брось, Кэт, так не пойдет.

Вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Расскажи неприличный анекдот.

– Что?

– У каждой шлюхи имеется в запасе набор сальных шуток и анекдотов. Поделись со мной.

Девушка смотрела на него в недоумении, стараясь вспомнить что-нибудь подходящее, но ей ничего не приходило в голову. Кажется, Рори знал какой-то стишок… О чем же там шла речь?

– «Жила-была девушка в Дорнохе…» – запинаясь, начала Кэтрин, но тут же остановилась. – Не помню, как там дальше, – пояснила она с дребезжащим смешком, – ну да Бог с ним. Все равно не так уж это было смешно.

Бэрк сочувственно покачал головой.

– Ах, Кэт, Кэт. И ты все еще хочешь убедить меня, что ты проститутка?

– Да! Так оно и есть, Бэрк. Вы должны мне верить.

Он улыбнулся. Она вся напряглась, уже предугадывая, что за этим последует.

– Но я тебе не верю. Поэтому тебе придется меня убедить.

Она отступила на шаг назад.

– Нет.

– Завтра мы доберемся до Ланкастера. Через несколько дней военный патруль отконвоирует тебя в Лондон. Там ты предстанешь перед судом. Это будет справедливый суд; люди, наделенные законными полномочиями, решат, кто ты есть на самом деле…

– Тьфу! – презрительно сплюнула Кэтрин. – Скажете тоже! «Справедливый»? «Законный»? Да англичане знать не знают, что это такое!

Бэрк выждал с терпеливой улыбкой, пока она не умолкла, и вновь заговорил, понизив голос, отчего у Кэтрин создалось неприятное впечатление, будто они уже вдвоем в постели.

– Как бы то ни было, твое время на исходе. У тебя осталась ровно одна ночь, чтобы попытаться доказать, что ты не якобитская лазутчица. И мне известен лишь один способ, каким ты могла бы меня убедить.

От страха у нее по спине забегали мурашки, ладони сделались влажными от пота. Ей казалось, что стены комнаты смыкаются вокруг нее. Собравшись с силами, Кэтрин выпустила свой последний заряд.

– Неужто вы и в самом деле такого высокого мнения о себе? Вы не допускаете даже возможности, что мне не приятно к вам прикасаться? – язвительно осведомилась она. – Может, я и переспала, как вы изящно выразились, с половиной английской армии, но с вами я спать не желаю, и лишь ваше чудовищное самомнение мешает вам признать, что я нахожу вас отвратительным.

– Отвратительным?

Поглаживая подбородок, он, казалось, всерьез задумался над ее словами.

– Я полагаю, всякое на свете случается. Как говорят, все когда-то бывает в первый раз.

Она презрительно фыркнула, но он лишь усмехнулся в ответ.

– Должен сказать, что хотя за эти дни мне не так уж часто выпадала приятная возможность к тебе прикасаться, я как-то не заметил особых признаков отвращения с твоей стороны. К тому же, Кэт, даже если бы это было правдой, настоящая мастерица своего дела не стала бы давать волю собственным чувствам. Отказывать клиенту только потому, что испытываешь к нему отвращение? Для уважающей себя шлюхи это непозволительная роскошь, особенно в условиях крайней необходимости. А ты моя дорогая, уж позволь тебе заметить, находишься именно в таких условиях, – и Бэрк улыбнулся с фальшивым сочувствием.

На секунду она остановила на нем взгляд, невольно отмечая про себя его несомненную и даже несколько подавляющую мужскую красоту. Он смотрел на нее благожелательно, но в его насмешливых голубых глазах ясно читался вызов. О, как бы ей хотелось бросить правду ему в лицо! С каким наслаждением она сказала бы этому надменному негодяю, что скорее пойдет в тюрьму и даже на виселицу, чем уступит ему! У нее не было ни малейшего сомнения в том, что он собирается исполнить свою угрозу и передать ее английским властям завтра же, если она не отдастся ему сегодня. С приглушенным возгласом отчаяния она отвернулась от него и отошла к окну.

Схватившись за подоконник и уставившись невидящим взглядом на залитый дождем двор, Кэтрин попыталась напрямую ответить на мучивший ее вопрос: почему ей так трудно согласиться и переспать именно с этим англичанином? Неделю назад она едва не легла в постель с подполковником Молем, с одним из самых отталкивающих мужчин из всех, кого ей когда-либо приходилось встречать. Это было бы ужасно, нет, просто чудовищно, и все же она пошла бы на это. Ведь в тот страшный час ее подогревало воспоминание о преступлениях, совершенных соотечественниками Моля в ее стране, о том, что они сотворили с ее отцом, а еще раньше – с Майклом и Рори. Ей хотелось сделать что-нибудь, чтобы отомстить за их смерть. Что же изменилось с тех пор? Неужели решимость покинула ее? Почему теперь даже ради спасения собственной жизни ей так трудно решиться на тот же самый шаг?

Ответ пришел с ослепительной ясностью, как вспышка молнии. Переспать с Молем – это было равносильно выстрелу, хладнокровно и прицельно выпущенному по врагу в ходе ее личной войны против англичан. Это была бы военная вылазка, а не проявление любви. Она могла логически обосновать необходимость своего поступка, представить его не как низость, а как исполнение патриотического долга. Но с Джеймсом Бэрком все иначе. О, нет, она вовсе не влюблена в него, он вызывает в ней одно лишь презрение. Но, помоги ей Бог, есть в нем что-то такое, что ее волнует. Она и подумать не могла, что ей когда-нибудь доведется испытать подобное чувство. От одного звука его голоса с нею начинало твориться нечто необъяснимое, его близость заставляла ее трепетать. Ублюдок! Кэтрин вспомнила о поцелуе, которым он насильственно наградил ее вчерашним вечером на глазах у всех постояльцев, и колени у нее задрожали. Это было выше ее понимания. Будь он проклят! То, что она едва не совершила с подполковником Молем, было делом чести, считала Кэтрин, но то, что она испытывала к Джеймсу Бэрку, покрывало ее позором.

Проклиная Бэрка и свою собственную нестойкую плоть, Кэтрин попыталась успокоиться. Потом она прокляла свою трусость, потому что отвергнуть его предложение и взглянуть в глаза последствиям было не в ее силах. Она приняла решение.