"Прекрасная обманщица" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

10

Пронизывающий ветер обдувал раскисшую от дождя землю, над головой проплывали темно-серые, словно пушечные стволы, тучи. Они ползли па запад, как будто стремясь поскорее закрыть все еще пробивающийся на горизонте водянистый свет. Поросшие мхами и лишайниками валуны походили на спящее стадо коров. Вздувшийся ручей залил свои крутые берега, в воздухе остро чувствовался запах влажной земли. День клонялся к вечеру.

Внезапно ветер налетел шквалом, заставив Кэтрин поежиться и тесно прижаться к лошади. Кэтрин с силой стиснула зубы, чтобы они не стучали. Она тупо смотрела прямо перед собой, не замечая ничего вокруг и думая лишь о том, что надо двигаться вперед. Сырость пробирала ее до самых костей, волосы растрепались и стояли над головой подобно нимбу. Время от времени с ее посиневших губ срывался стон, но ледяной ветер тотчас же уносил его прочь. Ее лихорадило от голода, усталость давила на плечи, словно мешок камней, в теле не осталось ни единой косточки, которая не кричала бы от боли при каждом шаге измученной кобылы.

Она почти достигла Кезвика, по ее расчетам, до него оставалось не больше часа пути, но, как ни странно, чем дальше, тем больше ее охватывало ощущение бесцельности происходящего. Оно усиливалось с каждой милей. Ей вдруг стало безразлично, что ждет ее в конце пути. Кэтрин безвольно и вяло спрашивала себя, к чему вся эта суета и спешка, неужели это так важно, поймают ее или нет? Содрогнувшись, она попыталась изгнать из головы тягостную мысль, но безуспешно. Внутренний голос продолжал настойчиво и неумолимо твердить, что в Эдинбурге ее, в сущности, никто не ждет. Так зачем же она так упорно стремится туда попасть? Что она там забыла? Дом, который никогда не считала своим? Сумасшедшую мать, которая ее не узнает? Ведь именно тоскливое, беспросветное одиночество не в последнюю очередь толкнуло ее на эту авантюру, возобладав надо всеми остальными соображениями. Вслед за тем пришла новая мысль, нелепая и безосновательная, но поразившая ее в самое сердце: она подумала, что смерть идет за нею по пятам, забирая по дороге всех, с кем ей когда-либо приходилось соприкасаться: сначала семью и близких, а теперь вот единственного человека, который…

На этом ее размышления оборвались. Разум отказывался следовать по пути, ничего не сулившему, кроме боли. Выплакав два дня назад все свои слезы в приступе безутешного горя и угрызений совести, она заставила себя оцепенеть, не ощущать ничего, кроме тяжкой поступи лошади, леденящего душу холода и сырости, неумолимого голода и невероятной усталости. Нельзя было позволить себе даже думать о том, что она натворила в Гельвеллине, иначе можно просто сойти с ума. И уж тогда-то ее точно поймают. Избежать плена – вот единственная цель, которая у нее еще осталась. Вот, что придает ее существованию хоть какой-то смысл.

Незнакомое цветовое пятно, мелькнувшее где-то справа, на самой границе обзора, внезапно привлекло ее утомленное внимание. Она выпрямилась, прищуриваясь, и с трудом разглядела вдали, за чахлыми деревьями рощицы, что-то похожее на полуразвалившийся дом, возможно, заброшенный коттедж. Сквозь голые ветки виднелся угол соломенной крыши, а опустив глаза, Кэтрин заметила ответвлявшуюся от дороги тропинку, едва различимую в заглушавшей ее сорной траве. Она вскарабкалась на лошадь и направила ее на эту тропинку. Будь что будет. Опасливо пробираясь через рощу, прислушиваясь на ходу к каждому шороху, девушка выехала на опушку и, оказавшись в двадцати футах от коттеджа, остановилась. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь вздохами ветра в оставленном позади лесу. Внимательно осмотрев убогое строение, она отметила, что единственное окно закрыто ставнем, а полуотворенная дверь висит на одной петле. Только потом ей бросилась в глаза поднимавшаяся из полуобвалившейся каменной трубы тоненькая струйка дыма. И опять безнадежность сомкнулась над нею подобно могильному савану. Дом был обитаем, а это означало, что ей нельзя в нем показаться.

Слезы отчаяния навернулись ей на глаза. Надо повернуть лошадь и возвращаться в холодную, продуваемую всеми ветрами долину. Кэтрин почувствовала, как волна безрассудного гнева закипает у нее в груди. В конце концов, чем она рискует? Два бесконечно долгих и холодных дня она провела на лошади, убегая с постоялого двора в Гельвеллине, и за все это время никого не встретила. Если бы за нею гнались по этой дороге, то уж за два-то дня она наверняка бы заметила хоть какие-нибудь признаки погони. Она была на грани истощения; провести еще одну ночь без крыши над головой, дрожа в промокшем насквозь платье, – нет, это было бы самоубийством. Надо поесть и накормить лошадь. Кэтрин еще раз внимательно осмотрела покосившийся домик, потом обернулась, вглядываясь в только что покинутый лесок. Когда она опять повернулась к убогой лачуге, на пороге, откуда ни возьмись, показалась какая-то фигура.

Ахнув от неожиданности, девушка зажмурилась и опять открыла глаза. Сквозь сгущающийся сумрак едва-едва можно было разобрать, что это женщина, древняя старуха в лохмотьях с клюкой в руке. Она подошла поближе и что-то выкрикнула на незнакомом гортанном наречии, не то вопрос, не то угрозу.

– Угостите куском хлеба, матушка, – со слабой надеждой попросила Кэтрин. – Я два дня не ела.

Старуха подошла еще ближе, заслышав ее слова, и протянула руку почерневшей ладонью кверху. В тусклых и недобрых глазах на миг вспыхнул жадный блеск.

– Боюсь, у меня ничего для вас нет. – Кэтрин покачала головой и со вздохом развела пустыми руками.

Старая карга свирепо оскалилась и угрожающе подняла клюку, указывая на кобылу. Она опять что-то пробормотала хриплым гортанным голосом. Девушка догадалась, что старуха предлагает ей еды в обмен на лошадь. И опять ей пришлось покачать головой.

– Нет, я не могу отдать вам мою лошадь, матушка, но я готова отработать свой хлеб. Может, вам надо дров нарубить для очага или починить одежду…

Ей пришлось умолкнуть, когда старуха разразилась чередой невнятных проклятий. Продолжать разговор не имело смысла. С трудом удержавшись, чтобы не пустить в ход пару крепких словечек из собственного запаса, Кэтрин повернула кобылу кругом. С неожиданным для ее возраста проворством старая ведьма бросилась вперед, высоко занеся клюку над головой. Девушка изо всех сил подстегнула лошадь, но та была слишком измучена и не могла двигаться быстро. Суковатая палка просвистела в воздухе, раздался глухой треск. Удар пришелся Кэтрин по коленной чашечке. Она взвыла от ярости и боли. Испуганная кобыла шарахнулась в сторону и тряской рысцой затрусила по тропинке прочь от развалюхи, заставив всадницу ухватиться за гриву, чтобы не упасть. Так они проскакали около четверти мили, пока усталость, возобладав над испугом, не вынудила кобылу перейти на шаг и остановиться.

Кэтрин соскользнула на землю и бессильно прислонилась к массивному конскому плечу, зарывшись лицом в жесткую гриву. Рыдания вырвались из ее груди, по щекам ручьями полились слезы. Нет, ей этого не вынести. Она так устала, что готова лишиться чувств, ей дурно от голода, Бэрк убит… Выпрямившись и отступив назад, девушка взглянула на небо. Свинцовое, мертвое, оно не сулило никакой надежды. Вот лечь бы сейчас на землю, раскинуть руки и смотреть, смотреть без конца на тяжкие серые тучи, просто Лежать и смотреть, пока тьма не поглотит ее. Тогда ей ничего другого не останется, как закрыть глаза, ничего не видеть и не слышать, и не важно, что это будет – сон или смерть.

Кэтрин заставила себя встряхнуться. Что за безумие на нее нашло? Нет, не безумие, просто крайнее истощение. Отупевшим взглядом она обвела горизонт к западу от себя. До наступления темноты оставался самое большее еще час. Успеет ли она добраться до Кезвика? Возможно. Но что ей там делать без гроша в кармане, падая с ног от усталости? Чувствуя новое приближение, отчаяния, Кэтрин расправила плечи и усилием воли прогнала мрачные мысли. Надо будет что-нибудь придумать. Просто пока ей ничего не приходило в голову.

Она была отличной наездницей, но никогда раньше ей не приходилось ездить без седла более часа кряду, и теперь все ее мускулы ныли от непрерывной тряски. Сама мысль о том, что придется опять забираться на спину кобыле, показалась ей нестерпимой, и Кэтрин решила немного пройтись пешком.

Взяв под уздцы упирающуюся лошадь, она направилась в молчаливую долину, населенную, казалось, лишь овцами да дикими козами. Мутный закат окрасил небо на горизонте между двумя далекими холмами. По крайней мере здесь можно чувствовать себя в безопасности: кроме нее, вокруг ни души. Кэтрин оглядела далекие равнодушные холмы и, убедившись, что они не сулят ни опасности ни спасения, обернулась, чтобы еще раз проверить, что де лается в сгущающихся сумерках у нее за спиной. На фоне темного неба ее утомленные глаза различили на вершине холма, с которого она сама только что спустилась, черную точку. Девушка стала вглядываться в нее с растущей тревогой. Все увеличиваясь в размерах, точка превратилась в отчетливые очертания лошади и всадника. Будучи не в силах взобраться на кобылу прямо с земли, Кэтрин огляделась кругом в поисках какой-нибудь естественной подставки. В десяти футах от нее на краю дороги лежал большой камень. Она торопливо подвела к нему лошадь, села верхом и, ударив по бокам обеими ногами, послала ее вперед галопом, от которого затряслись все кости.

Проехав около ста шагов, девушка оглянулась назад. Преследователь нагонял ее с пугающей быстротой. В фигуре всадника было что-то знакомое… Сама не замечая, что делает, она остановила кобылу и через плечо всмотрелась в темноту. Вот он – все ближе и ближе. Бездумно, как зачарованная, Кэтрин следила за его приближением, и вдруг, подобно взрыву бомбы, до нее дошло, кто это. Бэрк! Его легкая, непринужденная посадка в седле, его широкие плечи, его голова… Бэрк! Значит, он не умер, она не убила его! Давящая пустота у нее внутри внезапно сменилась переполняющим душу восторженным чувством. Задохнувшись от радостного облегчения, она схватилась обеими руками за голову, словно та готова была улететь с плеч. И тут в мозгу ударил набатный колокол тревоги: ведь ей все еще надо спасаться бегством, ее жизнь в опасности!

Свирепым шлепком она пустила лошадь вскачь. Измученная кобыла неслась из последних сил, но, обернувшись еще раз, Кэтрин поняла, что скачка будет недолгой. Ехать можно было только прямо вперед, по обеим сторонам дороги тянулись земляные валы, и перескочить через них кобыла не смогла бы, а если бы и сумела, на плоской местности жеребец нагнал бы ее за пятьдесят шагов. Кэтрин осмелилась бросить еще один безумный взгляд через плечо. Теперь Бэрк был так близко, что она явственно разглядела его лицо. В его глазах светилось бешенство, зубы были оскалены в зловещей усмешке. Она хлестнула вожжами по спине спотыкающейся кобылы, но без толку. Копыта жеребца уже выбивали дробь прямо у нее над ухом. И вот он уже рядом!

«Нет!» – в полном отчаянии вскричала Кэтрин, когда Бэрк обхватил ее поперек туловища. Так как седла у нее не было, ей пришлось судорожно уцепиться за гриву лошади, но он сжал ее еще крепче и потянул к себе. Она стала неудержимо соскальзывать со спины кобылы. Обе лошади по-прежнему неслись голова к голове по каменистой дорожке. Повернув голову набок, Кэтрин изо всех оставшихся сил вонзила зубы ему в руку выше локтя и была вознаграждена неистовым воплем боли. Его захват немного ослаб, и она почувствовала, что падает. На одно страшное мгновение ей показалось, что вот-вот по ней пройдутся копыта продолжавшей бежать рядом кобылы, но, падая на землю, она успела увидеть, как обе лошади удаляются, не причинив ей вреда, однако тут же получила страшный удар по лбу, стукнувшись об острый камень, и безжизненно растянулась на дороге лицом вниз.

Бэрк на всем скаку повернул жеребца с такой силой, что тот с диким ржанием взметнулся на дыбы прежде, чем пуститься в обратный путь, а его наездник, на ходу соскочив с седла в шести футах от неподвижно распростертой на земле фигуры, бросился к ней, опустился на колени и коснулся огненно-рыжих волос.

– Кэт, – позвал он шепотом, переворачивая ее на спину, – Кэт!

Порез над бровью обильно кровоточил. Бэрк осторожно ощупал тело девушки, проверяя, нет ли переломов. Убедившись, что все кости целы, он устроил ее в полусидячем положении с упором на свое согнутое колено и прижал носовой платок к ее лбу. Она тихонько застонала и попыталась сесть прямее. Его руки обвились вокруг нее, а ее голова упала ему на грудь. Он почувствовал прикосновение девичьих рук, закрыл глаза и вдохнул осенний запах ее волос.

Молниеносным движением, буквально ошеломившим Бэрка, Кэтрин вырвалась из его объятий и откинулась назад. И тут он увидел, как в ее руке блеснул нож. Тот самый нож, что он обычно носил в кармане. Они вскочили на ноги одновременно.

Однажды эта чертова девка уже пыталась его убить; он не сомневался, что и на сей раз она собирается повторить попытку. Клокотавшие в нем в течение двух дней погони ярость, злоба и жажда мести вспыхнули в душе с удвоенной силой, потому что во второй раз ей удалось его одурачить. Теперь она пятилась спиной, подбираясь к его собственному коню и выставив вперед руку так, что острие ножа было направлено ему в горло. Бурный гнев Бэрка превратился в холодную и мрачную решимость. И все же… Господи, до чего она была хороша! Даже сейчас, когда ее волосы стояли копной, лицо было залито кровью, а бирюзовые глаза горели неукротимой ненавистью. «Нет, не выйдет, милая Кэт, – сказал он себе, чувствуя, как его решимость крепнет, – только не в этот раз».

Бэрк сделал шаг по направлению к ней, потом еще и еще один. Она не отступила, но он успел заметить предательскую искорку страха в ее глазах. Его рука стремительно взметнулась в воздухе и обхватила ее запястье словно тисками. Не обращая внимания на ее крик, он заломил ей руку за спину, в то же время крепко прижав ее к себе.

– Брось его, – сказал Бэрк самым будничным тоном. Его губы при этом находились в дюйме от ее губ.

– Поди ты к черту!

Бэрк усмехнулся. С легкостью поймав второе запястье, он и его завел ей за спину. Теперь она оказалась прижатой к нему всем телом и совершенно беспомощной.

– Брось его, – повторил он, задирая выше ее руку, державшую нож.

Голова Кэтрин запрокинулась назад, ее ноздри раздулись, но пальцы по-прежнему мертвой хваткой сжимали нож. Она стискивала зубы, чтобы не закричать. Бэрк вздернул ей руку еще выше, беспощадная улыбка на его лице сменилась озабоченностью.

– Брось нож, черт тебя побери!

Проснувшийся в нем зверь хотел видеть ее сломленной, сдавшейся. Ее глаза закатились, лицо было искажено смертельной мукой, но рука, сжимавшая нож, не разжалась, словно приросла к нему намертво.

– Выпусти его, ради Бога, я же тебе руку сломаю! – невольно вырвалось у него.

Не в силах отвечать, она лишь едва покачала головой. Глядя сверху вниз в это прелестное лицо с побелевшими губами, полное непостижимого для него упорства, Бэрк понял, что проиграл. Испустив сквозь зубы непристойное ругательство, он выпустил ее левое запястье и свободной рукой потянулся за ножом. С превеликим трудом ему удалось один за другим оторвать ее пальцы от рукояти. Нож упал на землю у нее за спиной.

Бэрк прекрасно понимал, что, если сразу выпустить ее руку, это причинит ей еще более сильную боль. Поэтому он стал опускать вывернутое запястье чрезвычайно медленно и постепенно, дюйм за дюймом, следя за тем, как слабая краска приливает к ее побледневшим щекам. Впервые он обратил внимание на темные круги у нее под глазами и понял, как она измучена. Ее плечи безжизненно поникли. Ему больше не хотелось причинять ей боль. Он принялся бережно растирать поврежденную руку Кэтрин, не спуская глаз с ее лица в надежде увидеть… он и сам не знал что. Ее глаза все время были закрыты, угольно-черные ресницы еще больше подчеркивали бледность щек. Когда ее губы задрожали, сердце у него растаяло, и он вдруг бросился целовать ее как безумный. Прежнее чувство вернулось в мгновение ока, Бэрк вспомнил, как сладко было ее обнимать, вспомнил вкус ее губ и языка… Вот она смягчилась, расслабилась в его объятиях, и его сердце наполнилось ликованием. Горя как в лихорадке, он обнял ее еще крепче. Ему страстно хотелось ощутить каждым дюймом своего тела все ее мягкие изгибы, прижать ее к земле, заставить выгнуться себе навстречу, услышать, как она шепчет и повторяет его имя… словом, чтобы все было как раньше. Он нащупал рукой ее грудь и принялся ласкать ее, пока нежная вершина не отвердела под его пальцами. Кэтрин испустила судорожный вздох, и Бэрк поймал его своим ртом. Он сжал ее еще сильнее и углубил поцелуй, пьянея от желания. Ему казалось, что их тела тают, растворяются друг в друге. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. С нарастающим волнением он понял, что готов овладеть ею прямо здесь, на обочине дороги, не снимая одежды. Его дрожащие пальцы скользнули за вырез ее платья и легонько коснулись упругой и нежной груди.

Кэтрин оттолкнула его изо всех сил, словно ужаленная гадюкой. Ее глаза, еще секунду назад подернутые дымкой желания, стали метать огненные стрелы.

– Да как ты смеешь? – прошипела она полным ненависти голосом.

Ее грудь бурно вздымалась, по лицу было видно, какая буря страстей раздирает ее изнутри. Жестом величайшего отвращения она отерла рот ладонью, а потом сплюнула на землю.

Бэрк выждал несколько страшных секунд, борясь с захлестнувшим его желанием убить ее на месте. Его кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, лишь каким-то нечеловеческим запредельным усилием ему удалось сдержаться и не схватить ее за горло. Когда он наконец заговорил, его голос прозвучал очень тихо, но был полон ненависти не меньше, чем ее собственный.

– Я хочу увидеть, – сказал он совершенно искренне, – как тебя повесят.

На миг, равный доле секунды, ему показалось, что в ее глазах промелькнула обреченность, но она гордо вздернула подбородок, а взгляд, полный отчаяния, если и был, тут же исчез.

– Животное, – бросила она.

Теперь в ее взоре уж точно ничего не было, кроме горечи и злобы.

Бэрк повернулся к ней спиной и направился туда, где его жеребец мирно пощипывал травку. Сердце молотом стучало у него в груди от разочарования и обиды. Он привел назад кобылу и подошел к Кэтрин, чтобы усадить ее на лошадь. Она невольно отступила на шаг, брезгливо скривив губы при одной мысли о его прикосновении. Неистово чертыхаясь, он обхватил ее поперек туловища, как сноп, и грубо взвалил на спину кобылы, потом вскочил на своего жеребца и пустил его быстрой рысью, не оглядываясь назад.

«А не повернуть ли ей в противоположном направлении?» – мелькнула в голове у Кэтрин шальная мысль. Но от нелепой, хотя и соблазнительной мысли, пришлось сразу же отказаться. Вместо этого она распрямила ноющие плечи и пустила кобылу такой же рысцой, сверля глазами спину Бэрка прямо между лопаток. Ах, если бы у нее был пистолет!

– С чего начнем, с ванны или с ужина, любовь моя? – спросил Бэрк, бросив взгляд на Кэтрин.

Она сидела босая, свернувшись калачиком у только что разведенного огня.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к горничной.

– Думаю, начнем с ванны. Побольше горячей воды. Да, и принесите бутылку вина. Ну а потом ужин. Подайте прямо сюда, в комнату.

Горничная поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь.

Кэтрин протянула к огню промерзшие пальцы и попыталась унять дрожь. Короткий, но тряский путь, который им пришлось проделать в сгущающейся темноте, буквально доконал ее. Пока она тащилась по ступеням на второй этаж вполне приличного, хотя и непритязательного трактира, на нее накатила волна дурноты и головокружения. Пришлось ухватиться за перила, чтобы устоять на ногах. Бэрк, уже достигший верхней площадки, сердито поторопил ее, а она опустила голову, чтобы скрыть свое побелевшее, покрывшееся испариной лицо. Рухнуть в обморок прямо у него на глазах – нет, это было бы слишком большим унижением. Но теперь, сидя у огня, она позволила себе оглянуться на него. Он стоял, прислонившись к двери, скрестив руки на груди, и холодно следил за нею сквозь прищуренные веки. Они долго смотрели друг на друга с молчаливой враждебностью. Наконец Бэрк презрительно покачал головой и занялся распаковкой багажа.

Десять минут спустя раздался стук в дверь, и несколько слуг внесли ванну, ведра, от которых поднимался пар, мыло, полотенца, а также бутылку вина и два бокала. Когда они наполнили ванну и ушли, Бэрк сел на край кровати и раскурил трубку.

– Итак? – спросил он с невинным видом, насмешливо поднимая бровь и кивком головы указывая ей на ванну.

Содрогнувшись от возмущения, Кэтрин поняла, что он собирается сидеть и смотреть на ее купание. Краска гнева бросилась ей в лицо, но она проглотила просившийся с языка язвительный ответ. Господи, да что ей за дело в конце концов? Пусть чертов ублюдок думает, что он ее смущает, раз уж ему это доставляет удовольствие. Нет, больше он ее не смутит, она вообще перестала что-либо чувствовать по отношению к нему, кроме отвращения и жгучего желания снова удрать от него при первой же возможности, но на сей раз уже навсегда. На секунду в голову закралась предательская мысль: ведь не далее, как час назад, она позволила себя поцеловать и едва не отдалась ему прямо посреди дороги… Но Кэтрин решительно отмела ее в сторону. Подобным воспоминаниям не было места за стеной ненависти, которую она воздвигла в своей душе, чтобы выдержать предстоящее ей тяжкое испытание.

Она подняла глаза, и опять их взгляды скрестились в молчаливом, но непримиримом поединке. Ах вот оно что? Этот самодовольный ублюдок бросает ей вызов? Думает, у нее духу не хватит его принять? Мысль о том, что он считает ее малодушной, придала ей недостающей смелости.

Кэтрин поднялась на ноги и, не отворачиваясь, с высоко поднятой головой, начала раздеваться. Пальцы у нее дрожат просто от холода, уверяла она себя. Уронив на пол отяжелевшее от сырости платье, она поколебалась всего секунду, а потом решительно стянула с плеч сорочку. Глупые мысли продолжали осаждать ее: наверное, она страшно отощала, одна кожа да кости. Нет, нельзя забивать себе голову подобным вздором! Не все ли ей равно, что он о ней подумает? Выпрямившись и держа руки вдоль тела, даже не пытаясь хоть как-то прикрыться, взглянула на Бэрка самым ясным и безмятежным взором, на какой только была способна. Она убедилась, что он больше не смотрит на нее с презрением. Нет, теперь он вглядывался в нее с таким напряженным вниманием, с такой страстью пожирал глазами ее наготу, что ей все-таки пришлось отвернуться. Казалось, что от ванны ее отделяет многомильный переход. С трудом преодолев это расстояние, Кэтрин подумала: не сесть ли в ванну лицом к нему? Уж тогда бы она точно ему показала, что ей плевать на грязные игры испорченного мальчишки. Но храбрости у нее на это не хватило, и она торопливо погрузилась в горячую воду, повернувшись к нему спиной и испустив громкий вздох облегчения.

Бэрк задумчиво потягивал вино, ни на минуту не спуская глаз с хрупкой белой шейки. Как грациозно плещутся в курящейся паром воде ее тонкие руки! Вскоре ему пришлось отложить трубку. Оставив ее на ночном столике у кровати, он налил вина во второй бокал, пересек комнату и остановился возле ванны, глядя на Кэтрин с наглой ухмылкой. Она невольно прикрыла руками грудь, старательно удерживая взгляд в какой-то неведомой точке на дальней стене. Бэрк насмешливо фыркнул. Его так и подмывало сказать ей, что не стоит себя утруждать: уж не настолько ее груди хороши. Но он не смог произнести вслух столь очевидную неправду.

– На, выпей.

Он протянул ей бокал. После секундного колебания Кэтрин приняла оборонительную позу, подтянув колени к груди, взяла бокал и отпила глоточек, потом другой.

– Спасибо, – сухо поблагодарила она.

Казалось бы, можно было надеяться, что теперь он уйдет, но он не ушел. Вместо этого он опустился на одно колено рядом с нею, небрежно опершись локтем на край ванны, окунул в воду указательный палец и с нарочито праздным видом провел черту по ее голени. Кэтрин затаила дыхание. Его рука лениво скользнула вверх к ее колену и принялась вкрадчиво поглаживать его. Когда его пальцы добрались до внутренней стороны бедра и слегка нажали, вынуждая ее чуть-чуть развести ноги, она ахнула и шлепнула его по руке с такой силой, что небольшая волна мыльной воды выплеснулась за край ванны и залила ему рубашку. Коротко рассмеявшись, Бэрк отпрянул назад. Его глаза засветились нездоровым весельем.

– Откуда у тебя синяк? – спросил он без особого сочувствия, указав на ее колено.

Ее губы сжались.

– Английское гостеприимство.

Он вопросительно выгнул бровь, но, увидев, что она не намерена вдаваться в подробности, решил переменить тему.

– Ну, Кэт, разве тебе не любопытно узнать, почему я не умер?

– Я бы не сказала, что это так уж «любопытно», майор, – огрызнулась она в ответ, поглядывая на него с опаской.

Бэрк снова рассмеялся, весьма довольный собой, и коснулся рукой маленькой красноватой ранки у себя на лбу чуть ниже линии волос.

– Если бы ты целилась лучше, я бы уже отправился к праотцам. Но, к счастью, этого не случилось. Просто по твоей милости я едва не истек кровью, как недорезанный поросенок.

Кэтрин предпочла умолчать о том, что, если бы он не ударил ее дверью по запястью, выстрела бы не было. Нет, так гораздо лучше: пусть думает, что она сама спустила курок. Она хотела, чтобы он так думал.

– Я наделала за свою жизнь немало ошибок, о многом приходится сожалеть, – вызывающе заявила она. – Но больше всего мне жаль, что не хватило времени выучиться стрелять без промаха.

Его глаза помрачнели, улыбка погасла. Одной рукой он взял намыленную губку, а другой крепко обхватил ее затылок и, не обращая внимания на испуганный вздох, начал смывать запекшуюся кровь у нее со лба. Кэтрин поморщилась от боли, и его движения стали немного мягче.

– Порез неглубок, – заметил он безучастно.

Когда ранка была промыта, Бэрк поднялся и швырнул губку в воду.

– Поторопись, пока вода не остыла. Я тоже хочу помыться.

С этими словами он отошел к столу и вновь наполнил свой бокал, а потом растянулся на кровати, открыл книгу и погрузился в чтение.

Убедившись, что он действительно занят чтением, девушка принялась мыть волосы. Она скоро закончила и выпрямилась, ища глазами полотенце. Увы, горничная оставила полотенца в изножии кровати, но Катрин заметила это слишком поздно. Бэрк перевернул страницу. Обреченно вздохнув, она вылезла из ванны и на цыпочках, роняя на ходу капли, направилась к кровати. Когда она подошла ближе, он закрыл книгу и с ухмылкой положил ногу в сапоге прямо на груду полотенец. Его глаза, ничего не упуская, с откровенной наглостью охватили ее всю с головы до ног. Чувствуя, как кровь пульсирует во всем теле болезненными толчками, Кэтрин яростно, но безуспешно потянула на себя верхнее полотенце. Она подняла на него взгляд, полный бешенства. От этого его ухмылка стала еще шире.

– Когда ты голая, я могу смотреть на тебя часами, – любезно пояснил Бэрк.

– Можешь… убираться… ко всем чертям! – прохрипела она, дергая раз, другой, третий, пока трофей наконец не остался у нее в руках.

Завернувшись в полотенце, Кэтрин на негнущихся ногах отошла к камину, ухватилась за каминную полку и слепо уставилась на пламя, чуть не плача от злости. Вслед ей раздался негромкий, прямо-таки сатанинский смешок.

Через несколько минут, когда мучительное сердцебиение немного успокоилось, она подбросила дров в камин и помешала поленья кочергой, стараясь дышать полной грудью. Может, он уже наигрался в свои дурацкие игры, натешился вдоволь и теперь оставит ее в покое? Склонившись над огнем, девушка распушила волосы. Тут у нее за спиной раздался скрип половицы, а через секунду она почувствовала, что он рядом. Кэтрин медленно выпрямилась и посмотрела на него. Опершись одной рукой о каминную полку, Бэрк другой развязывал шейный платок. Все это время он не сводил с нее глаз, словно кот, поджидающий у мышиной норки. Чего ему еще надо? – подумала она устало. Впрочем, гадать пришлось недолго: он начал расстегивать рубашку. Все понятно, теперь он собирается раздеваться у нее на глазах. На миг у нее мелькнула соблазнительная мысль: а что, если попытаться побить его, играя по его собственным правилам? Он на нее смотрел – вот и она на него посмотрит с таким же бесстыдным интересом, пока он раздевается. Может, настанет его черед смущенно отвернуться? Но мысль ушла так же быстро, как и пришла. Когда Бэрк, нимало не смущаясь, взялся за верхнюю пуговицу панталон, Кэтрин торопливо повернулась к нему спиной. Опять раздался легкий смешок. Он подошел ближе и, действуя пальцами, как гребешком, начал расчесывать ее волнистые, все еще влажные волосы. Она замерла, не оборачиваясь, прекрасно сознавая, что любая попытка возмущения или протеста только позабавит его. Ну уж нет, такого удовольствия она ему не доставит. Но вот он отодвинул волосы в сторону и нежно провел губами по ее шее. Его теплое щекочущее дыхание заставило ее затрепетать. Она попыталась отступить в сторону, но Бэрк удержал ее на месте, обняв за талию. Он крепко прижался к ней сзади, и Кэтрин с изумлением и ужасом почувствовала, что он возбужден. Когда он переместил руку ей на грудь, она испустила судорожный вздох и вырвалась. Бэрк сделал шаг к ней и остановился. Они мерили друг друга взглядами на расстоянии трех футов. Оба тяжело дышали. Кэтрин решилась заговорить только когда поняла, что голос ее не выдаст.

– Не смейте ко мне прикасаться, майор Бэрк. Слава Богу, я больше не должна притворяться, что мне это нравится.

Бэрк знал, что она лжет, но все равно оскорбление привело его в ярость.

– Мне бы следовало прислушаться к совету старика Макки, а я вместо этого чуть было не снес бедняге голову, – прорычал он. – Помнишь, что он мне говорил насчет тебя? А я-то, дурак, обозвал его свиньей!

– А он и есть свинья! Такая же грязная, как и ты!

– Но именно так и поступают с публичными девками, Кэт! Уж кому знать, как не тебе!

Они уже перешли на крик.

– Нет, это тебе лучше знать! Никто, кроме публичных девок, не станет иметь с тобой дела!

Нелепо было обижаться на столь безосновательный выпад, но Бэрк почему-то почувствовал себя уязвленным до глубины души и в ярости ударил кулаком по стене, а Кэтрин подскочила от неожиданности. Полотенце, служившее ей единственным одеянием, вот-вот грозило соскользнуть, она в испуге подхватила его и попятилась.

– С чего это ты так раскипятился? – прокричала она. – Если кто и пострадал, то только я! Я была обманута!

– Обманута? Не смеши!

– Да, обманута! Ты бессовестный и лживый трус, мошенник, все, что ты умеешь, это дурить голову женщинам… Использовать их для своих грязных забав!

– Ты меня чуть не убила!

– И поделом!

В дверях послышался робкий стук.

– Войдите! – рявкнул Бэрк.

Кэтрин испуганно ахнула и поспешила подобрать с пола свою мокрую сорочку.

Горничная опасливо всунула голову в дверь, словно ей предстояло войти в клетку с дикими зверями.

– У-ужин, сэр?

– Да! Несите его сюда!

– Да, сэр.

Служанка раскрыла двери настежь и внесла тяжелый, уставленный всякой снедью поднос, подпирая его плечом. От накрытых крышками блюд неслись такие соблазнительные запахи, что у Кэтрин закружилась голова. Она потеряла всякий интерес к спору.

Служанка поставила поднос на постель и сделала реверанс, не спуская настороженного взгляда со странной парочки. На мужчине были одни только панталоны и больше ничего, а на женщине – ну просто ничего, кроме полотенца, свое исподнее она держала в руках.

– Желаете еще воды для ванны? Эта небось уже простыла.

– Обойдемся, – раздраженно пробормотал Бэрк, – можете идти. Хотя нет, постойте! Вот, возьмите это платье, его надо хорошенько вычистить. – Он указал на валявшееся на полу платье Кэтрин. – И сапоги тоже.

Подобрав с полу перепачканное землей платье и промокшие насквозь сапожки, служанка еще раз торопливо присела и пулей вылетела за дверь.

Бэрк бросил взгляд на Кэтрин. Она не сводила глаз с подноса, стоявшего на кровати.

– Можешь меня не ждать, – ядовито прошипел он. – Обожаю холодную ванну перед ужином.

– Сам виноват, – огрызнулась Кэтрин.

Она неуверенно распрямилась, не зная, что предпочесть: мокрое полотенце или мокрую сорочку.

С тяжелым вздохом Бэрк вернулся к столу, где оставил свою дорожную сумку, и, немного порывшись в ней, вытащил чистую шелковую рубашку.

– Надень вот это, – приказал он, протягивая рубашку Кэтрин.

Девушка взяла рубашку и остановилась, ожидая, пока он повернется спиной. Он этого не сделал. И опять гнев, не давая дышать, поднялся у нее в груди подобно воздушному шару.

– Хватит на меня пялиться, черт бы тебя побрал, проклятый сатир!

На щеках у нее выступили багровые пятна, глаза угрожающе сверкнули. Она даже топнула ногой, и это заставило Бэрка рассмеяться.

Он поднял руку усмиряющим жестом:

– Ладно, Кэт, я не буду на тебя глядеть, хотя ты, кажется, сама не понимаешь, что требуешь невозможного. Ну все, все, вот видишь, я отвернулся. Можешь протанцевать джигу в чем мать родила, я не стану смотреть. Можешь мне поверить, я человек слова.

– Ха! Вот уж чего нет, того нет.

И все же она сбросила полотенце и всунула руки в широченные рукава его рубахи, доходившей ей почти до колен. В нее можно было завернуться дважды. Еле ковыляя, Кэтрин доплелась до кровати и забралась под одеяло. Наконец-то можно подтянуть к себе вожделенный поднос! Она с благоговейным трепетом принялась снимать крышки с блюд. С полминуты Бэрк наблюдал за нею через плечо с невольной улыбкой, потом стащил с себя панталоны и вступил в еле теплую ванну. Черт побери, она доводила его до белого каления!

За спиной у него раздавалось легкое позвякивание посуды и столовых приборов, то и дело сопровождаемое тихим довольным урчанием. Что ж, вряд ли ей за то время, что она находилась в бегах, довелось поесть досыта. И все-таки интересно, откуда у нее этот огромный синяк на колене? И еще множество ссадин и царапин поменьше, которые он заметил у нее на теле. А впрочем, что ему за дело до злоключений, выпавших на ее долю за последние два дня? Она ведь дважды пыталась его убить! Такая женщина не заслуживала сочувствия.

Он откинулся назад в ванне и закрыл глаза. Тотчас же перед его мысленным взором возникло видение, настолько ясное и отчетливое, что его можно было принять на явь. Но нет, это было всего лишь воспоминание. Кэт, стоящая перед ним, обнаженная и сгорающая от желания. Это случилось всего сорок восемь часов назад. А потом она в него выстрелила. Однако память все меняет, все кажется не таким, как было на самом деле. На несколько мгновений он позволил себе забыться, наслаждаясь воспоминаниями о том, что произошло между ними в тот долгий дождливый день в гостинице, но вскоре спохватился: возникшие в мозгу образы оказались невыносимо волнующими. Бэрк выпрямился в ванне и принялся яростно плескать и лицо холодной водой. Не следует позволять себе слишком сильно увлекаться мыслями о Кэтти Леннокс, ничего хорошего из этого не выйдет. Он дал себе слово никогда больше к ней не прикасаться, разве что для того, чтобы ее помучить, пока они еще вместе. Хорошо, что пробыть вместе им осталось совсем недолго, Бог даст, дня два-три, не больше.

Бэрк поднялся, вышел из ванны и подошел к постели, чтобы взять полотенце. Девчонка уже заснула, все еще сжимая в руке полупустой бокал с вином. Ну и слава Богу: если бы они заговорили друг с другом, это опять кончилось бы ссорой. Обтираясь полотенцем, он снова стал смотреть на нее. Ни у одной из знакомых ему женщин не было таких волос, он даже не знал, как определить их цвет. «Рыжий», конечно, ближе всего, но это такое обыденное, банальное слово… совершенно не воздающее ей должного. В ее волосах было слишком много золота и еще какого-то непередаваемого «тигриного» оттенка, а иногда они казались темными, как красное дерево. Бэрк так засмотрелся на нее, что даже позабыл о голоде, и очнулся, лишь ощутив зябкий холод.

Он подбросил дров в камин, надел чистую рубашку и сел на постель. Кэтрин даже не пошевелилась. Осторожно, чтобы не разбудить, Бэрк высвободил бокал из ее пальцев. Потом он снял крышку с первого блюда. Пусто. Лишь капля застывающего, как желе, коричневатого соуса. Он снял вторую крышку. Пусто! То же самое с третьим и четвертым блюдом. На пятом, предназначенном для десерта, остался крошечный кусочек яблочной ватрушки. Бэрк покачал головой, не веря собственным глазам. Эта рыжая чертовка, будь она неладна, оставила его без ужина!