"Золотой плен" - читать интересную книгу автора (Кемден Патриция)Глава XIV– Сесиль! – воскликнула Катье, увидев служанку, задремавшую в кресле у камина (сама она не могла дотянуться до шнуровки корсета у себя на спине). – Где платье, в котором я сюда приехала? Горничная вскочила на ноги и, заломив руки, уставилась на хозяйку расширенными от страха глазами. Катье застыла в дверях спальни; в висках настойчиво стучало: – Сесиль, помоги мне... – начала Катье, но осеклась, увидев, что девушка вся дрожит и беззвучно шевелит губами. – Не бейте меня, мадам, пожалуйста, не бейте! – всхлипнула девушка. – Да зачем мне тебя бить, глупая? – улыбнулась Катье. – Я только прошу расшнуровать мне корсаж. – О мадам! Что мне делать? Ваше платье... – Да что ты бормочешь? – Когда вы спали, мадам Д'Ажене сказала, что оно вам больше не нужно, и велела его сжечь. – Так и сказала? – переспросила Катье, стараясь не выдать своего раздражения. – Что ж, ничего не поделаешь. Но впредь почему бы нам с тобой не решать без посторонней помощи, что делать с моим убогим гардеробом? Ты разобрала сундук, прибывший вместе с моим сыном? Девушка потупилась и кивнула. – Понятно, – вздохнула Катье. – И тут не обошлось без мадам Д'Ажене? Сесиль снова кивнула. Катье оглядела серебристо-розовый наряд, в котором чувствовала себя почти голой. – Вероятно, моя сестра полагает, что я все время буду его носить. Служанка покосилась на нее и хихикнула. – Мужчины бы только благословили вас за это, мадам. Я думаю, знатной даме... – Ладно, – со слабым подобием улыбки прервала ее Катье, – помоги мне его снять. Ночь как-нибудь пережиму, а завтра посмотрим, что моя сестра соблаговолила оставить мне из одежды. Она стояла точно кукла под ловкими пальцами камеристки. Как-то не хотелось думать о завтра. Ни о завтра, ни вообще о будущем. Атласные юбки, шелестя, свалились на пол. Катье переступила через них. Хорошо бы вот так же переступить через все несчастья ее жизни! Камеристка подобрала ворох розового атласа и серебристых кружев, а Катье осталась в одних розовых чулках и нижней рубашке из тонкого батиста с глубоким вырезом – как раз под платье. Край рубашки чуть не доходил до подвязок. Узкая кружевная тесьма окаймляла это нижнее белье, и она потрогала ее пальцем, вспомнив нижнюю рубашку, что была на ней прошлой ночью. Ту самую, которую Бекет сорвал в исступлении страсти. Рука ее дрогнула. – Сесиль, я бы выпила сонного отвару, – прошептала Катье, теребя кружево. – Отвару, мадам? А может, лучше нюхательной соли? – Нет, – Катье повернулась к ней. – Я не хочу видеть сны. Просто вскипяти розмарин, шалфей и ромашку в стакане вина. – Слушаюсь, мадам. – Служанка присела. – Но ведь это долго – пока настоится. Вы уверены, что не хотите... – Уверена. Сесиль растерянно заморгала, снова присела и скрылась в дверях для прислуги. Катье в отчаянии обхватила руками плечи. В углу мерцали какие-то тени. Она поскорей зажгла все до одной свечи в комнате, чтобы рассеять эту тьму, и вскоре теплый ночной воздух наполнился запахом воска. Села за инкрустированный туалетный столик и начала расчесывать волосы. Глаза ее блуждали, как и мысли, переносившиеся с Петера на Лиз и с Лиз на Бекета. Она подумала о лекарстве и, хмурясь, припомнила, что с момента ее прибытия в Геспер-Об Лиз ни разу не спросила про часы, все ее вопросы были о Бекете. Где он теперь? Катье положила гребень. Клод намекнул, что где-то в замке. Она снова увидела плечи, обтянутые вишневым бархатом. А что, если это был он, Бекет? Наверно, столкнувшись с нею в зале, он встретил бы ее галантным поклоном. А ей бы тоже пришлось улыбаться, приседать и вести любезные разговоры, как будто она никогда не ощущала на себе тепла его рук. Как будто не было того райского блаженства... Дрожащие пальцы снова потянулись к гребню, но что-то вдруг кольнуло ее в спину. Она медленно подняла глаза. И наткнулась в зеркале на взгляд Бекета, глядящего на нее от двери. Она задушила в горле крик. Он стоял точно воплощение темной, яростной, необузданной силы. Сделал шаг, другой, неумолимо надвигаясь на нее и пронзая своим полночным взором. Она вскочила, попятилась. – Бекет! – Она сжала обеими руками горло. – Бекет, что тебе... Он молчал и подходил все ближе. На ходу отстегнул шпагу, и та слабо звякнула о мраморный пол. Потом стащил сюртук, потянул за полы камзола, отрывая пуговицы. – Бекет... – Отступая, она уперлась в стену, – прости меня, я понятия не имела, что там солдаты. Пожалуйста, не думай... Я должна была уехать с Лиз, потому что Петер... Бекет зажал ей рот ладонью. – Довольно лжи, мадам, – зловеще прошептал он и сдавил ее в стену. – Игры окончены. Руки пробежались по женственным изгибам тела; он почувствовал ее тепло и дыхание ее страха. – Где он? Где дьявол, которого вы ждете? Она замотала головой, крича что-то ему в ладонь и отчаянно извиваясь под напором его тела. Рубашка перекрутилась и облепила груди, сделав ее еще более соблазнительной, чем когда она сидела у столика и расчесывала волосы. Нога в чулке отпихивала его, и он живо представил, как недавно эта же нога обвивалась вокруг его бедер. А ее бедра так же судорожно пытались освободиться, как прежде рвались навстречу его страсти. Весь гнев расплавился в горниле желания. Со стоном он заменил руку у рта Катье губами, заглотнув ее вопль. Он возьмет все, что может взять, вновь насытится ощущениями, которые они делили на мельнице. Он все настойчивее ласкал ее язык своим в порыве утолить зверский голод. Он пригвоздил ее к стене, заставляя почувствовать жар и твердость своей восставшей плоти. Яростно сжимал ее грудь, притягивал к себе ее бедра, зарывался губами в волосы. Катье ощутила себя восковой куклой. Она видела в его глазах жадную похоть, неотделимую от ненависти. Его руки ласкали ее, но не так, как прежде. Теперь им хочется взять и не дать ничего взамен. Каждое его движение – это насмешка над их огненной страстью там, на мельнице. Она раздирала его рубаху, била по рукам, но они были тверды, неумолимы. Отталкивала его, но с тем же успехом она могла бы отталкивать каменную стену замка. Схватила за волосы, и лента, стягивающая их, осталась у нее в руках. Снова вцепилась в темную гриву и дернула изо всех сил. Голова его откинулась, он взревел от боли. Катье метнулась в сторону. – Я не твоя наложница, Бекет Торн! – А чья? – вновь накинулся он на нее. – Или ты, как сестра, готова спать с любым? – А у тебя сколько «сильфид»? – Она отбежала, подобрала с пола сюртук, бросила ему в лицо (он поймал его и отшвырнул в сторону). – Одна в Германии, одна во Франции, да? А сколько англичанок тоскуют по твоим дешевым милостям? – Она запустила в него камзолом, который постигла та же участь. – Наверняка и в Италии есть. А во Фландрии не будет! – Ее пальцы нащупали эфес шпаги и вытащили ее из ножен. Острие описало в воздухе дугу и нацелилось ему в грудь, обнажившуюся под разорванной рубахой. Ножны и перевязь полетели на пол. – Слышишь, Торн? Не будет у тебя наложницы во Фландрии! Взгляд Бекета сузился, сосредоточившись на острие шпаги. Он шагнул вперед, сжал в ладони тонкое лезвие. – Уроки надо помнить, мадам, – проговорил он, подводя острие к своему плоскому животу. – Вот сюда колите. – И выпустил шпагу. Обеими руками Катье обхватила эфес. – Я помню, англичанин. Он подался вперед, и острие кольнуло его кожу. – Убейте меня. В этом ваше спасение. Взгляды их встретились. Катье отпрыгнула, но не выпустила из рук шпагу. – Нет, полковник Торн. Я не стану тебя убивать. Я не играю в твои солдатские игры. Обманным движением Бекет отскочил влево. Катье повернулась было к нему, но он туг же переместился на прежнее место, рука его взвилась и поймала ее запястье. Он привлек ее к себе – лицом к лицу. Надавил посильнее, пока ее пальцы не разжались и не выпустили шпагу. – Я женщин ни с кем не делю. – Он выкрутил ей руку назад и снова притиснул к стене. Свободной рукой он крепко держал ее голову, впиваясь глазами в глаза. – Невинная вдовушка! Какой же я дурак! Кто тебя научил этим фокусам? Муж? Или у тебя был целый полк учителей, и каждый добавлял что-нибудь новенькое к твоему репертуару? Притворное смущение, тихое мяуканье, трепет внезапно открытого желания... Она морщилась от боли, не позволяя себе закричать. – Рулон правду сказал, не так ли? Блондинка... – Бекет запнулся и с шумом втянул в себя воздух. – Блондинка согрела постель дьявола. Так и вижу, как ты с ним... – Из глотки вырвался звериный рык. – Вижу, как он... Господи Иисусе, зачем, зачем, подлая женщина?.. Зачем ты сделала из меня... – Он грубо бросил ее на постель. – Торн! Это неправда! Я никогда не была любовницей Эль-Мюзира! – Она приподнялась на кровати; ноги не держали ее. – Можешь не верить, проклятый англичанин, но я... О Боже, помоги мне!.. После смерти мужа я не была ни с кем... Ни с кем, кроме тебя... Ее прервал робкий стук в дверь, и сразу за ним послышался голос Сесиль. – Я сейчас! – крикнула Катье. Грудь Бекета вздымалась, точно ему не хватало воздуха. Она понизила голос до шепота: – Послушай, Бекет, я не любовница твоего Эль-Мюзира. Клянусь жизнью своего сына. Если я в чем согрешила, то лишь ради Петера. Я должна его спасти и никому не дам стоять у меня на дороге – ни турку, ни англичанину. Бекет недоверчиво пробурчал что-то, но черты его немного смягчились. – Ради Петера? Он-то тут при чем? Да Эль-Мюзир скорей продаст твоего сына в рабство, чем станет его спасать. – Нет, – прошептала Катье, помотав головой. – На это он не пойдет. – Он на все пойдет. Камеристка снова постучала. – Мадам! С вами все в порядке? Я принесла сонный отвар. Странная тяжесть навалилась на Бекета, когда он следил, как она, шатаясь, подходила к двери для прислуги. Увидев ее страдания, он чуть не задохнулся оттого, что стал им причиной. Катье взяла оловянную мисочку из рук глядящей на нее во все глаза служанки и затворила дверь. Опять подошла к кровати, но смотрела не на него, а на дымящееся вино. Он прищурился. – Что ж ты за мать, если впутываешь в это своего сына? В руках Эль-Мюзира его жизни грозит такая же опасность, как жизням тысяч других. – Я впутываю Петера?.. – Она быстро взглянула на него, и ужас исказил ее лицо. – Нет! Ты не понимаешь! – Не понимаю? Господи Иисусе, это ты не понимаешь! Тебе не страшно, что твой сын вырастет и узнает о связи своей матери с дьяволом? – Ох, Бекет, как ты можешь такое говорить? – Она стояла под кружевным пологом кровати, такая прекрасная в своем отчаянии, и глядела на горячую жидкость. – Розмарин, шалфей, ромашка, – бормотала она, – простой отвар от бессонницы. А для Петера... – Ее душили рыдания. – Я очень старалась, Бекет! Я так старалась... – Объяснитесь, мадам, – холодно проговорил он, борясь с желанием обнять ее и осушить поцелуями слезы. – Что вы пытались? Он не верил ей – он и себе уже не верил. Но почему-то ярость вдруг утихла. Бекет еще чувствовал ее внутри, но она догорала, как ночной костер на высокой горе. Катье посмотрела на него, от слез глаза ее сверкали расплавленным серебром. – Сначала я надеялась. Новые врачи, новые аптекари... Все думала, вот-вот найду... Но не нашла. Мне это не по силам... О, мой Петер!.. – Она отвернулась и прикусила губу, подавив новый всплеск рыданий. Бекет взял мисочку из ее дрожащих пальцев и поставил на туалетный столик. Потом вернулся к ней, положил руки на плечи, нежно погладил бархатистую кожу в вырезе рубашки. – Аптекари? – Он посильнее сдавил ее плечи. – Черт возьми, Катье! Какое отношение имеет сонный отвар к твоему сыну? Что с Петером? Найал говорит, они добрались благополучно, может, он чего не заметил?.. – Ох, Бекет, Бекет! – Она утирала кулаками слезы. – Ты не понимаешь! Не можешь понять... – Я понимаю, что ты хочешь защитить Эль-Мюзира от меня. – Бекет! – Она комкала его разорванную рубашку. – Ох, Бекет, у моего сына, у моего любимого мальчика... падучая. – На мгновение страх вспыхнул в ее глазах, как будто слова вырвались помимо ее воли. Она судорожно всхлипнула и еще крепче вцепилась в полотно рубахи. – Впервые это с ним случилось в замке Д'Ажене. После смерти Филиппа мы гостили у Лиз, и Онцелус... Онцелус приготовил лекарство, чтобы остановить... припадки. Теперь оно кончается, нужна новая порция – для того я и поехала в Серфонтен. – Катье разжала пальцы, бессильно опустилась на постель и обратила к нему взор, полный муки. – Бекет, умоляю тебя, никто в замке не должен знать. Никто. Обещай, что никому не скажешь! Он отшатнулся. – Ты предала меня Эль-Мюзиру за пригоршню листьев и кореньев? Боже правый! Да любой врач сделает такое лекарство! – Нет, нет, Бекет! Их лекарства только ослабляют приступы. А Онцелус может их предотвратить. Как ты не поймешь? Клод ни о чем не должен знать! – Клод? При чем тут Клод? – выдавил он из себя, а в душе опять все смешалось – гнев, ярость, обида. Катье глубоко вздохнула, запасаясь хваленой выдержкой Ван Стаденов. – Клод сослал собственного деда, безобидного, беспомощного старика, в далекий монастырь в горах Италии. Там бесноватые монахи хлещут себя кнутом в знак покаяния. – Она стиснула кулаки. – Филипп во время итальянской кампании посетил тот монастырь и рассказывал, что там все стены залиты кровью. Если Клод узнает, он и Петера запрячет в такое же страшное место. – Петер – мальчик, – озадаченно пробормотал Беккет, – станет же Клод... – Черт бы тебя побрал, Торн! Ну почему ты не хочешь понять? Я должна и дальше получать это лекарство. Я буду платить Онцелусу, сколько бы он ни запросил! – Катье, ты сама не знаешь, что говоришь. Нельзя связываться с Эль-Мюзиром. Он уничтожит и тебя, и твоего сына. Бекет представил себе Катье во власти турка и содрогнулся. Нет, он любой ценой должен разделаться с ним! А что будет с мальчиком, который так похож на мать? К этой невинной душе уже тянутся черные мохнатые лапы дьявола. Он вдруг отчетливо осознал, что эта женщина, ее покой и счастье глубоко ему небезразличны. Закрыл глаза, борясь с внезапно нахлынувшим чувством, пытаясь запрятать его поглубже. Он не хочет чувствовать... ничего. – Никто не должен знать, Бекет. Поклянись, что никому не скажешь. Поклянись. Бекет отвел золотистую прядь с ее залитого слезами лица. – Клянусь, Катье... Он привлек ее к себе и скрепил клятву поцелуем, на сей раз готовый не только взять, но и отдать ей всю свою нежность. Пусть и она почувствует вкус заботы, которой так щедро окружала его, пусть испытает ту радость, которую испытывает он, сжимая ее в объятиях. Пусть запомнит его тепло и поймет, какой ценой он вынужден заплатить за ее горстку листьев и кореньев. – Господи Иисусе, клянусь! Из гостиной послышался надтреснутый смех. Катье отскочила, а Бекет круто повернулся, чтобы встретиться взглядом с ее сестрой. – Нет, тебе определенно надо поколотить свою камеристку, – произнесла Лиз, закрывая дверь, проходя через гостиную и останавливаясь в дверях спальни. На лице ее была написана издевка. – Совсем дурочка! Прибегает ко мне, при всех начинает рассказывать, как тебе плохо... – Лиз внимательно изучала взглядом англичанина – от ботинок до темно-синих глаз. – Вот несчастье-то, сестренка. Может, представишь меня? Катье открыла рот. Пальцы стоящего сзади Бекета сжали ее плечи. – Зачем ты явилась, Лиз? – Ты мне не рада? – Лиз пожала плечами и прошла в спальню. – Да-а, переплюнула ты меня, сестренка. Даже я бы не решилась бросить вызов Клоду и сбежать с его бала в объятия любовника. – Лукавый огонек заплясал в ее глазах, когда она снова посмотрела на Бекета. – Так ты не хочешь меня представить? Странно. Впрочем, я не настаиваю. Мы с твоим англичанином уже знакомы. Катье изо всех сил пыталась скрыть свою растерянность, но проницательные глаза сестры насмехались над ее жалкими потугами. – Мы знакомы, не правда ли, милорд? Полковник Бекет, лорд Торн, граф Торнвуда и прочих английских земель милостью своей королевы. Или прикажете именовать вас мессер Чезаре Паллавичино, из рода самых богатых банкиров Венеции? Бекет выпустил плечи Катье и стал с ней рядом. – Называйте меня просто врагом. Лиз чуть отступила. – А меня сестрой, которой до смерти надоели твои гнусные намеки, – прищурясь, добавила Катье. Лиз язвительно усмехнулась. – За что ты меня оскорбляешь, сестренка? Разве то, что я увидела, войдя сюда, можно отнести к разряду «гнусных намеков»? Ты слишком быстро ушла с бала – это неприлично. Катье почувствовала движение Бекета, и тревога кольнула ее под ребра. – Уроки нравственности от наложницы дьявола? – спросил Бекет, делая шаг к Лиз. – Не вам осуждать мадам де Сен-Бенуа, и чтоб я больше подобного от вас не слышал. – Угрожаете, Паллавичино? – Лиз деланно засмеялась. – Да кто вы такой, чтоб рассуждать о нравственности? Я хорошо изучила вас тогда, в Д'Ажене. На первый взгляд настоящий герой. Я была в отчаянии, когда вы меня оттолкнули. Здоровенный грубиян-итальянец отказал в человеческом участии знатной даме! Я наблюдала за вами, когда Сеган покрывал мое тело поцелуями, и поняла, что вы лишь бедное подобие мужчины, лишь нарисованный сажей и мелом образ того, что некогда было мужчиной. Катье подскочила к сестре и отвесила ей такую пощечину, что даже ладонь у нее зазвенела. – Ты вздорная, порочная дрянь! Лиз ошарашено отпрянула и приложила руку к щеке. – Защищаешь его, сестренка? Лучше подумай, как себя защитить! Насчет красавца-англичанина нынче в зале ходило много разных слухов. А я сказала, что расспрошу о нем мою сестренку. Катье ахнула, точно Лиз ударила ее в ответ. – Зачем? Зачем ты так сказала? В глазах Лиз вспыхнул мстительный огонь. – Таков ее удел, – заметил Бекет. – Твой – лечить раны, ее – наносить их. – Ну, о ранах, милорд, мы еще потолкуем, – злобно осклабилась Лиз. – Когда утром вы проснетесь и увидите саблю, приставленную к вашему горлу. – Дьявол всегда был трусом, – отпарировал он. Лиз попятилась, глаза у нее вдруг стали безумными, пальцы хватались за воздух. – Он непобедим! Он больше, чем дьявол, сильнее... Куда вам до него! Вы в глаза ему загляните... Он выше всех! Он – демон! – Вы заблуждаетесь. – Бекет сжал кулаки. – Он самый обыкновенный турок с подлой черной душонкой. Не иначе, родился в выгребной яме... Кстати, где он? Лиз еще чуть-чуть отступила и наткнулась на стену. – Все будет так, как хочет он. Вы от меня ничего не добьетесь. – Где он?! – Голос Бекета громом раскатился по комнате. Лиз от страха стала царапать ногтями деревянную обшивку стены. – Онцелус! – всхлипнула она, и одно его имя сразу придало ей уверенности. – Вы зря теряете со мной время, англичанин. Взгляд Бекета полыхнул смертельной угрозой. – Нет! – крикнула Катье, вцепившись ему в руку. – Бекет, не надо! – Бекет, не надо! – кривляясь, передразнила Лиз, но голос у нее дрожал. – Не надо, Бекет, – повторила Катье. – Она все равно ничего не скажет. Она любит его. Я не могу понять, за что, но любовь слепа. Он оттолкнул ее руку. – Прибереги свои речи для поэтов! Лиз вызывающе «скинула голову, и Бекет впервые увидел сходство между сестрами. – Сеган мне говорил, что вы бессердечный ублюдок. Он не меньше моего нуждался в утешении. – И вы его утешили, сведя в могилу, – отозвался Бекет; лицо его окаменело от ненависти. – В могилу? – потрясенно переспросила Лиз. – Что вы хотите этим сказать? Когда я ушла... – То оставили его мертвым. – Нет! Мы только... – Она облизнула губы. – Ради Бога, я только переспала с ним. Как вы могли подумать, что я... – А теперь вы спите с дьяволом. Так где он? – Глаза Бекета метали в нее синие стрелы. – Она не скажет! – снова крикнула Катье и поглядела на сестру. – Неужели ты не понимаешь, она не предаст его. Она его любит. Лиз отвернулась. Катье спрятала за спину руки, чтобы не показать ему, как они дрожат. – Женщина никогда не предаст того, кого любит, – тихо вымолвила она. С глубокой горечью она увидела, как Бекет опять замкнулся в своей раковине. – Так, вы, мадам, не оставили мысли защитить его, – с.вымученной улыбкой проронил он. – Меня вы готовы предать в любой момент. – Нет... – задохнулась Катье. – Но я все равно выполню свой долг. – Выражение его глаз стало непроницаемым. Он покосился на Лиз, и в них промелькнуло презрение, Потом он повернулся к ней. – А вы оставайтесь с дьяволом. Бекет поднял с пола камзол и сюртук, повесил на плечо перевязь шпаги. Прошел через гостиную и с грохотом захлопнул за собой дверь. Катье прижала к губам дрожащие руки и опустилась на постель. Выглянула в окно. Скоро начнет светать. – Уходи отсюда, Лиз. – Послушай, сес... – Я не хочу сейчас говорить с тобой. Может быть, потом, утром. – Она подошла к туалетному столику, взяла сонный отвар, приготовленный для нее Сесиль. Он совсем остыл. – А может, и нет. – Катье... – Уходи. Сестра возмущенно зашелестела юбками. – Ладно, уйду. Маленькая Катье в расстроенных чувствах: «Ах, я вся дрожу!» Катье не клюнула на это, Лиз фыркнула и закатила глаза. – Но ты напрасно меня гонишь. Я бы могла тебе еще многое порассказать о любовниках. Особенно о таких опасных. Катье повернулась к ней спиной. Когда Лиз по примеру Бекета громыхнула дверью так, что петли жалобно взвизгнули, она даже не шелохнулась. Бекет влетел в комнату, отведенную ему маркграфом, и быстро переоделся в темно-серый бархатный сюртук и бриджи, которые где-то раздобыл ему Гарри. Натянул ботфорты. Через несколько минут он был уже в седле и направлял Ахерона к южным воротам замка. Стража отдала ему честь. Солнце показалось над гребнями восточных холмов. – Но-о! – крикнул он иноходцу, как только ворота остались позади. Тот сорвался с места И почти что взлетел на воздух: копыта едва касались земли. Бекет низко склонился к шее коня; полы серого сюртука хлопали на ветру. В памяти проносились эпизоды былых сражений: Бленгейм, Рамиль, Ауденарде... Ржание коней, хриплые крики солдат, звон металла. Запах чужой крови, чужого страха. И собственного. Его все глубже затягивало в омут битвы. Грохот выстрелов, он, его шпага и конь – единое целое в этом ревущем урагане. Вот и теперь Ахерон точно слился с ним в головокружительной скачке вдоль пересохшего русла. Бекет невольно пригибался, чтобы ветки не хлестали по лицу, и до предела напрягал мышцы – так что они отзывались болью, легкие обжигал ветер, сердце гулко билось в груди. Но это не помогло. На дне сухого ручья появилась струйка воды и, по мере того как они летели все дальше на юг, превращалась в настоящий речной поток. Их обдавало брызгами. Погружая ноги по бабки в холодную воду, Ахерон замедлил скорость, и наконец Бекет остановил его. Он спрыгнул и вошел по колено в воду. Стал зачерпывать ее пригоршнями и плескать на себя, пока она не полилась ручьями с пропитавшегося потом бархатного сюртука. Он выпрямился, напился свежего воздуха. Закрыл глаза, стряхнул капли с неподвязанных волос. – Почему ты, Катье?! – разнесся по долине крик раненого зверя. – Почему не простая крестьянка на дороге в Ауденарде? Без огня Ван Стаденов в серых глазах, без сотканных из солнца волос... – Он помолчал и охрипшим голосом добавил: – Без твоей заботы, Катье. И без маленького сына, отданного на откуп дьяволу. Сознание своего долга осталось нерушимым в мозгу: найти Эль-Мюзира и убить его. В этом вся его судьба. Они с турком достойные противники: и силой, и ловкостью друг другу не уступят. И оба готовы идти до последнего. Но в сердце... И все же не кто-нибудь, а он втянул в это Катье, и его долг помочь ей, хочет она того или нет. Он прошлепал по воде к Ахерону. Он стиснул челюсти. Что такое сказка про сумасшедшего дедушку рядом с безумием Эль-Мюзира? Но он не мог отвернуться от тревоги в ее глазах. Конечно, она будет противиться ему всей силой духа и воли. Он зашагал быстрее. Вскочил на Ахерона и поехал назад к городу через долину. Он довольно далеко ускакал в своем бешенстве, и солнце уже порядком припекало, когда он повернул коня к разрушенному аббатству. Дуновение утреннего ветерка было свежим, но в запахе его ощущалась надвигающаяся буря. Перед глазами вновь стояли образы Катье и белокурого мальчика, так похожего на мать. Понимает ли Петер, какая драгоценность – любовь его матери? Дети редко это чувствуют. Но малыш, видно, с молоком впитал материнскую отвагу и гордость, и при мысли о том, что он попадется в лапы Эль-Мюзиру, у Бекета щемило в груди. Катье заблуждается насчет того, что будет с мальчиком, если маркграф узнает о его болезни. Он должен доказать ей это. Найал стоял у коновязи и разговаривал с троими незнакомцами. – Лейтенант... – Бекет спешился и оставил поводья волочиться по земле. Конь Найала смирно стоял под навесом. – Полковник... вы как раз вовремя! – Найал с удивлением посмотрел на мокрую одежду командира. – Вот хочу послать этих парней разведать, что делается на Гесе. Пусть поглядят, чего там затеяли французы. Бекет скрестил руки на груди и облокотился о стену. – Валяй, Найал. Лейтенант кивнул и повернулся к троим. Через несколько минут они, один за другим, торопливо зашагали в город. Адъютант вновь переключил все внимание на Бекета. – Скажи, Найал, ты что-нибудь слышал об итальянских монастырях? – О чем, сэр? – О монастырях. Главным образом об итальянских. Я подозреваю, что в них живут итальянские монахи. Бекет с полуулыбкой наблюдал за тем, как лейтенант обдумывает его слова. – Это что, имеет какое-то отношение к французам на реке? – Нет, не имеет. – А-а... – Лейтенант никак не мог взять в толк, к чему он клонит. – Значит, Эль-Мюзир? Он что, сбежал в... – Опять мимо. Найал неловко покрутил шеей. – Нет, полковник, я ничего не слышал об итальянских монастырях. – Он направился к своему коню. – Однако, если я правильно понял, вы хотите, чтоб я что-нибудь о них узнал. Это займет некоторое время. Отсюда на юг до Италии... – Лейтенант озадаченно помедлил, положа одну руку на седло. Бекет хлопнул его по плечу. – Так далеко скакать не придется. Я хочу, чтобы ты здесь поразведал. Говорят, маркграф отправил своего деда в итальянский монастырь, где-то в горах. Мне нужны подробности: когда, где, как давно. Все, что сможешь откопать. – Слушаюсь, полковник. – Найал вскочил в седло и умчался. Бекет отделился от стены. Подошел к Ахерону и тоже прыгнул в седло. Сжал коленями широкие бока и послал вороного к замку. Проклятый сюртук, под мышками тянет! Давно уж он не носил бархат и парчу вместо солдатского мундира. И сможет ли когда-нибудь снова стать придворным аристократом? Глупый вопрос. Обратной дороги нет. Все кончится вместе с Эль-Мюзиром. Кончится либо раем, либо преисподней. Скоро он это выяснит. Наконец-то можно приступить к выполнению долга. Он вновь расставит ловушку дьяволу. Правда, у турка хорошее чутье, чем и объясняются неудачи в Кельне и на постоялом дворе близ замка Д'Ажене. Потому ловушку надо расставить как следует и на сей раз подложить хорошую приманку. |
||
|