Пеев ДимитрДень моего имени

Димитр Пеев

День моего имени

Сегодня меня нарекли иным - земным - именем. Но если твой первый крик вспыхнул вдали от пределов системы земного солнца, если твоя колыбель качалась в лучах вишневого светила, забудешь ли имя, дарованное тебе матерью и отцом: Астер.

Я, Астер, родился на Неогее. Я как-то спросил у Атаира, что значит мое имя, должны же означать что-то имена.

Он объяснил мне: давным-давно, тысячи лет назад, обитал на голубой планете народ, в чьем наречии "астер" звучало как "звездный" или "обитающий среди звезд".

Я, Обитающий Среди Звезд, родился на Неогее. Теперь и она далека от меня. Теперь по черному кругу экрана блуждает другое светило - звезда спектрального класса ДГ-3. А возле нее, едва заметен, парит крохотный лазурный кристалл - неведомая мне Земля.

Там, на Земле, возлежат меж материков исполинские океаны; и заледенелые вершины, точно бивни, пропарывают облака: и медлительное марево лазурных небес стережет мириады цветов и деревьев.

Там, на Земле, каждый может бродить по полянам, заросшим травой, и плыть по ночной реке, и просыпаться в горах от пения птиц. Там, на Земле, нельзя, не сощурясь, глядеть на полуденное солнце, как глядел я на то, вишневое, уже полузабытое мною, Астером, Обитающим Среди Звезд. Я вырос в звездолете, его огни - мое солнце; его иллюминаторы - мои небеса; его экипаж - все мое человечество.

Мое человечество возвращается на Землю, я впервые лечу туда.

Сегодня - в день наречения меня иным именем - Атаир сказал: "Приходи в обсерваторию в два часа звездного пополудни". Я явился точно к назначенному сроку. Он сидел спиной ко мне, у главного рефлектора, но, должно быть, заслышал мои шаги и оторвался от окуляров. Он сказал:

- Садись. Попытайся рассмотреть голубой хрусталик в центре зрительного поля. Это Земля. В общем ее довольно неплохо видно, если не мигать. А потом пролистай вот это, - он извлек из стола тетрадку в малиновом переплете. - Прочти и хорошенько поразмышляй обо всем. Обсерватория свободна: никто сюда до полуночи не придет. Эту тетрадь дарит тебе наш экипаж.

И ушел.

Уже три с половиной года корабль гасит ход. На длину земного экватора приближает нас каждая секунда к заветной цели. Земля как бы накручивает на голубую свою оболочку серебристую нить с подвешенным к ней звездолетом.

Решусь ли я когда-либо сказать Атаиру и остальным: "Я чужой"? Я чужой: почему я должен захлебываться от любви и умиления к вашей Земле? Лишь потому, что она породила всех моих предков? Или потому, что она прекраснее Неогеи? Но чем зеленые ваши леса и прозрачные ручьи прекраснее просторов, испещренных фиолетовыми, вишневыми кристаллами? Чем хуже черное мое небо ваших закатных и утренних небес? Зачем мне ваше слепящее, все и вся сжигающее Солнце? Я Астер, Обитающий Среди Звезд. От любого луча Вселенной, моей Вселенной, я властен зажечь мое собственное солнце. И потому я спрашиваю: чем я, рожденный на Неогее, хуже вас, вылупившихся из Земли? Кто ответит мне на это? Атаир? Мое микрочеловечество? Тетрадка в малиновом переплете?..

ВОЛНЫ РАДИАЦИИ

Первая опасность, которая, несомненно, могла оказаться и последней для нас, ибо иначе как смертельной теперь ее не назовешь, пришла на пятом году безмятежного поначалу полета корабля. Было так...

Тишина. Неподвижно замер в кресле дежурный. Его взгляд нехотя перебирается с экрана на экран, с прибора на прибор в порядке, прочно установленном инструкцией и давно окаменевшем в его сознании. Наконец взгляд, зафиксированный и как бы отсутствующий, упирается в широкую лобовую панораму. Фиолетовые точки звезд светят ровно, каждая на своем обычном накале. Звездная татуировка, которая украшает пространство, грудью встречающее звездолет, давно уже прочтена и известна наизусть.

Думает ли дежурный о чем-нибудь? Скорее всего сейчас он ощущает себя безличным автоматом, частью регистрирующей аппаратуры, маленьким диодом в хитросплетенном командном компьютере звездолета.

Сейчас Атаира можно было бы принять за статую, воздвигнутую на радость ожившим автоматам, за памятник изобретателю автоматов, который стал уже не нужен им, а потому усажен на пьедестал, в командное кресло.

Но вот его взгляд оторвался от панорамного экрана, остановился на счетчике и отошел от него... Что это? Неосознанное чувство вернуло взгляд к счетчику. В маленьком продолговатом оконце тускло светится непривычная цифра! И тотчас человек пробудился. Оттолкнувшись от кресла, он быстро подошел к пульту. Нажатие клавиш - и прямо а руки его потекла лента с текстом: "Температура брони повысилась! Интенсивность, радиоактивного излучения возросла! Вступаем в космическое облако метеоритной пыли и газов!"

Прежде всего надо было уменьшить скорость звездолета, скажем, до трех тысяч километров в секунду. Тогда на протяжении одного светового года броня смогла бы выдержать напор космического ветра. Но и путешествие наше удлинилось бы почти на триста лет, и кто бы из нас добрался до цели живым...

Кроме того, для такого уменьшения скорости требовалось целых три года торможения. Но уже через несколько месяцев от обшивки корабля ничего бы не осталось.

Нельзя сказать, что космическое облако было очень плотным. Измерения показывали, что на кубический сантиметр пространства приходится три атома водорода и на кубический километр - по одной твердой пылинке с массой в одну десятимиллиардную часть грамма. В начале или конце путешествия мы не обратили бы и внимания на облако с такой плотностью, но при скорости сто тысяч километров в секунду оно встало перед нами как непробиваемая крепостная стена.

Что ж, стена так стена. На сто километров перед кораблем мы вынесли щит, который принимал на себя удары частиц. Мы соорудили его из металла пустых контейнеров. Щит пробивал тоннель в облаке, и мы шествовали по этому тоннелю. Однако эту операцию ни в коем случае нельзя было считать полной победой над облаком.

Материал щита изнашивался, можно сказать, на глазах.

Мы видели на телеэкране вишневую точку, мчащуюся перед нами, накаленный до 800ьС щит. Мы кожей чувствовали, как горит щит, как сыплет голубыми искрами корабль, - хворост, готовый вспыхнуть. Щит был частицей, отделенной от живого тела звездолета и пожертвованной космической стихии. На заводе, имевшемся на борту корабля, мы уже готовили второй заслон, и все это время нас не покидало ощущение, что мы отделяем живую плоть от плоти.

"ЛУЧЕВАЯ МЕТЛА"

Среди нас не было человека, которого мы называли бы начальником или командиром, как это практиковалось в минувшем. Каждый отвечал за вверенную ему аппаратуру, и все вместе - за звездолет. Но один из нас отличался исключительным математическим дарованием, непогрешимой логикой и огромным творческим опытом. Это был Регул.

Когда после долгого уединения и размышления, после бесконечных вычислений в электронно-математическом центре он предложил наконец выход из создавшегося положения, все мы вздохнули с облегчением.

Идея Регула была предельно простой: с одной стороны, для расчищения пути в космическом облаке требовалось огромное количество энергии; с другой стороны - частицы несли навстречу нам чудовищное количество энергии, которая пока что затрачивалась только на разрушение щитов. Эту энергию и следовало использовать для прокладки туннеля в облаке.

Регул предложил построить фотонно-квантовый преобразователь, который, накачиваясь энергией набегающих частиц, периодически испускал бы поток лазерных лучей в направлении движения звездолета, расталкивающих в радиальном направлении вещество облака. Действуя по принципу квантового лазерного излучателя, наш преобразователь заряжался бы от сопротивления цельной среды облака, а затем, испустив поток лучей, какое-то время мчался в свободном пространстве. Скорость разрушения щита такой конструкции упала бы во много раз. Выход из положения казался идеальным, и грозная гора, через которую мы пробивали тоннель, можно сказать, лбом, начинала представляться нам всего лишь бутафорией, которая рухнет от легкого прикосновения руки.

Щит-преобразователь был построен. И вот старый щит, будто изъеденный гигантской космической молью, был демонтирован. Ослепительный луч шпагой сверкнул впереди звездолета, целя в самое сердце грозного облака. "Лучевая метла" Регула заработала.

И все было хорошо, покойно на корабле, пока мы не вошли в зоны магнитных полей. Однако вошли, и теперь тоннель, прорытый лучом, быстро заволакивался ионизированными частицами, которые следовало отбрасывать снова и снова. Приборы показали нам опасность по-своему, без шума и драматизма, легким перемещением стрелок, изменением импульсов и кривых, но прочтенные нами сигналы звучали страшнее, чем рев тигров, вой урагана и грохот взрывов.

Дежурный, как только заметил изменения, вызвал Регула. Он сам хорошо понимал смысл показаний приборов, но не хотел поверить, что Регул ошибся, смутно надеясь, что, может быть, все же ошибочно истолковал сигналы.

Никто не мог покинуть защитные помещения, чтобы выйти в пространство. Даже и пятиминутное пребывание вне корабля было равносильно самоубийству. Но и не выходя наружу, Регул ясно представлял себе пламя, бушевавшее на корпусе звездолета. Прозрачные синие струи ионизированного газа змеятся по металлическому корпусу и тянутся за ним прозрачным хвостом. Головная часть, принимающая удары газа, все более накаляется. Охладительное оборудование работает с полным напряжением, но не может остановить рост температуры. Увеличивается радиоактивность брони, разрушается ее кристаллическая структура.

На миг Регул поколебался. Какой-то далекий, древний голос, голос гордости, увещевал его не отчаивать своих товарищей, обещать им, что он найдет быстрый путь к спасению. Он самый опытный, самый мудрый, самый умный... Но Регул не поддался этому голосу, Он пошел к товарищам и твердо, именно твердо заявил:

- Не могу. Смертельно устал, смертельно. Думайте пока сами!

Ты должен знать и этот случай, Астер. Знать, что перед космическими стихиями нет самого мудрого и умного человека, что никто не может взять на себя всю ответственность за экспедицию.

Мы хорошо помним те мрачные дни. Мы исполняли свои обязанности, следили за работой бесчисленных механизмов, регулярно дежурили, разыгрывая роли космонавтов, летящих к далекой звезде, а не к своей скорой гибели. Шутя мы обсуждали проект небольшой контрракеты, которая бы вернулась в солнечную систему с вестью о грозящей опасности. Но только шутя, шутя. Слишком уж глубоко нырнули мы в космическое облако.

Один из нас, всегда молчаливый, замкнутый Теллур, твой отец, работал все это время, отказавшись от сна, развлечений и даже зарядки. Закончив все вычисления, он отправился к Регулу и молча передал ему папку. Столь же молча Регул раскрыл ее и углубился в формулы...

Все мы знали, что обшивка звездолета может быть заряжена электрически. Мы обсуждали эту возможность и пришли к выводу, что колоссальный напор космического ветра сдует электростатическое поле с обшивки. И сейчас Теллур доказал нам, что вопреки огромной скорости именно здесь наше спасение.

Мы сохраняем папку с расчетами Теллура, сохраняем ее для тебя, Астер. Вырастешь - изучи ее. Тогда ты будешь в состоянии разобрать поэзию чисел, оценить и гигантский труд, и точнейшую работу, и блестящий анализ, проведенный отцом твоим, в то время как мы все уже опустили голову перед неосуществимым.

Генератор электростатического поля был смонтирован, включен. Газ, окружающий звездолет, вспыхнул холодным огнем.

Если кто-нибудь видел бы нас со стороны, он бы подумал, что звездолет потонул в стихийном огне, что он целиком соткан из разноцветного пламени. Нас же этот страшный по видимости огонь не беспокоил. Он стал гарантией нашей безопасности.

АНТИВЕЩЕСТВО ПЕРЕСТАЕТ ПОВИНОВАТЬСЯ

Легко было предположить, что сюрпризы, приготовленные для нас в глубинах космического облака, еще не исчерпали себя. Так оно и оказалось на деле.

...Однажды сигнал смертельной тревоги сотряс переборки корабля. Надо сказать, сигнал смертельной тревоги был единственным в своем роде. Резкий, скрежещущий вопль трубы мог разбудить и мертвого, а полумертвого, пожалуй, превратил бы в труп. К счастью, больных в этот момент на корабле не было.

Так вот, такой сигнал прозвучал - единожды за все время нашего путешествия. И знаешь, Астер, кто взял на себя всю полноту ответственности за этот леденящий кровь сигнал? Решиться на этот шаг пришлось той, что подарила тебе жизнь, - Рубине.

Люди пулей вылетали из кроватей, из бильярдной, от титановых чашек с недоеденным супом, чтобы, бросив свое тело в скафандр, ринуться в пультовую.

Рубина, натянутая как струна, стояла у пульта, и пальцы ее метались по клавиатуре, сотворяя аккорды, пассы и пробежки. Играла она только на белых. Это означало одно - не в порядке антивещество, сосредоточенное в магнитных цистернах.

Как ты хорошо знаешь, Астер, антивещество, соприкасаясь с обыкновенным веществом, дает вспышку. И то и другое начисто превращается в свет. Соединяя антивещество с веществом в фокусе огромного рефлектора, который является движителем нашего звездолета, мы получаем мощные вспышки; они-то и толкают корабль вперед.

Но представь, что произойдет, если антивещество, помещенное в контейнер, плеснет на его стенку. Мгновенный и чудовищный взрыв! Поэтому антивещество окружено сильнейшим магнитным полем, плавает в нем, не касаясь стенок контейнера. Автоматика поддерживает напряженность магнитного поля на должном уровне. И вот запирающее магнитное поле внезапно стало неуправляемым.

Оно гнулось то в одну, то в другую сторону, и на телевизионных экранах было хорошо видно, как бархатно-черная двухсотпятидесятитонная масса антивещества раскачивается внутри цистерны, с каждым качком все ближе прижимаясь к стенке емкости.

Все как околдованные следили за смертельным танцем ожившей туши антивещества, раскачиваясь в пультовой в такт с нею. Внезапно черно-бархатистая масса судорожно, будто ей стало нехорошо, дернулась вниз, выпустив из себя чернильную ложноножку, которая, вибрируя, поползла прямо на стенку бака. Несколько человек бросились к пульту, но гневный взгляд Рубины остановил их.

- Теллура сюда! Будем играть в четыре руки, - приказала она ледяным голосом, не переставая работать ножной педалью.

Теллур торопливо подошел, и теперь уже четыре руки взяли согласный и мощный аккорд магнитной симфонии, экспромтом сочиняемой для бушующего антивещества. Разлапистая ложноножка дернулась, сжалась и убралась прочь.

- Неравновесность магнитных полей, - быстро информировала Рубина. Внешнее поле облака почему-то стало резко пульсационным. Магнитные подушки контейнеров теряют устойчивость. Медлить нельзя.

Вот так, Астер, иметь дело с антивеществом. Секунда, и мы даже не испарились бы, а стали бы просто гаммами рентгеноизлучения, потоком света. А потом ищи-свищи, где, в каком слое сосуда мироздания растворены Регул, Рубина, Теллур, контейнеры, трубопроводы, датчики, проводники, атомные и кухонные котлы; ищи, куда все это ни с того ни с сего подевалось...

- Напряженность внешнего поля достигает пика через каждые сто секунд полета, - приглушенным голосом сказал Регул. Скафандр был напялен на него кое-как, задом наперед, и только шлем глядел в нужную сторону. Еще в самом начале ЧП он быстро обежал длинный ряд приборов, извлек откуда-то мини-компьютер и углубился в расчеты.

- Похоже, что пересекаем кольца спирали с шагом десять миллионов километров. Через пять секунд - пик. Вот!..

Черная масса антивещества вздрогнула на всех экранах, пошевелилась и начала расползаться. Люди разбежались по дубль-пультам. Один Регул остался посреди зала. В руках его, можно сказать, дымился игрушечный компьютер.

- Новая программа управления запирающим магнитным полем готова! отчаянно крикнул он. - Начинаю ввод программы в автомат.

В этот момент на одном из экранов блеснула молния. Значит, струя атомов антивещества все-таки добралась до стенки цистерны! 313 - номер поврежденного контейнера вспыхнул на потолке пультовой.

Белое сияние цифр увидел только один Атаир, потому что, запутавшись ногами в проводах, он рухнул на пол и лежал на спине лицом вверх. Весь потолок был перед ним как на ладони.

Наконец он выбрался из ловушки.

"Побыстрей бы пробиться к контейнерам, - лихорадочно соображал Атаир, пытаясь на бегу развернуть вчетверо сложенную схему звездолета. - Вот черт, масштаб, как всегда, забыли проставить. Ну да ладно, и без масштаба все ясно". Он прикинул расстояние до резервуаров с каверзным антивеществом. Выходило никак не меньше двух километров.

Чтобы не терять времени, Атаир, не выпуская схемы из рук, врезал носком ботинка по тумблеру отсечного клапана - воздух со свистом улетучился из промежуточной камеры. Атаира швырнуло к стене, перевернуло на спину и понесло куда-то к потолку - автоматически выключилась гравитация.

Впереди зиял бесконечный тоннель, кое-где подсвеченный холодным тлением иллюминаторов.

По инструкции полагалось сосчитать до тридцати, чтобы привыкнуть к невесомости. Но о каких инструкциях может идти речь теперь?

Атаир поправил ракетный ранец за плечами, изготовился к полету, произнес четко и внятно:

- Пошел!

Тотчас же сработало звуковое реле, замкнуло цепь включения двигателя. На стенах тоннеля заплясали блики от исходящих пламенем сопл. Атаир понесся по тесному тоннелю, отталкиваясь руками от стен, приборов и механизмов.

Быстро, неожиданно быстро мелькнули как бы размазанные по пространству движения зеленые буквы "Сектор" и цифра 3. Атаир свернул в боковой коридор, медленно подлетел к массивной двери, набрал на диске код.

Перед ним недвижно и грозно поблескивали контейнеры с антивеществом. Вот она, поврежденная цистерна, ее издалека заметно по ядовито-желтому потеку - там, где взбунтовавшаяся масса изнутри лизнула магнитное поле.

Под цистерной, в луже прогорклого масла, корчился робот с неестественно сведенными в коленных сочленениях ногами. "Токи Фуко... Доконали!" подумал Атаир и безразлично пнул ненужный, отработавший свое хлам.

Ненужный? Отработавший свое? А что, если?..

Быстро отвинтив крышку в спине истукана, звездолетчик резким движением вырвал у него из чрева весь индукционный блок, замкнул оголившуюся медь накоротко, "самосохранение" вывел на ноль, "подчинение" - на максимум. И тогда гаркнул:

- Встать! Прикипеть к цистерне триста тринадцать!

И начисто лишенный всей своей электронной индивидуальности механизм прикипел к контейнеру, панцирем замуровав гиблый, изъязвленный антивеществом участок.

...Тем временем Регул заправил автоматику запирающих магнитных полей новой программой. Масса антивещества медленно вошла в привычные берега. Фотонный звездолет продолжал лететь сквозь магнитную спиральную аномалию.

Итак, наш корабль был по-прежнему обвит прозрачным синеватым пламенем. Подобно серебряному пузырьку воздуха, плыли мы в ночном аквариуме Галактики. Кажется, трудности остались позади. Мы одолели коварное облако, приручили его разрушительные частицы. Малейшее изменение его магнитной структуры не ускользало от бдительного электронного ока автоматов.

Тогда мы и не подозревали, что кульминация космической драмы все еще впереди.

Медленно, неуклонно частицы начали пробивать магнитный барьер. Как поступают в таких случаях? Поступают элементарно просто: увеличивают интенсивность поля. Ничего, утешали мы друг друга, вот-вот эти жалкие местные вихри и смерчи улягутся, частицы угомонятся, прекратят непомерное радиационное буйство. Да не тут-то было: волны радиации вздымались все выше. Еще они спокойненько нежились средь безбрежных просторов магнитного поля, но любой мало-мальски искусный а своем деле физик уже насторожился бы, понимая: грядет шторм. Стоило вернуть полю прежние параметры - и радиация росла неудержимо, выползая буквально из всех щелей. Объяснения этому отвратительному феномену не было. Даже закоренелый апологет теории вероятностей не рискнул бы предположить, будто огромное космическое облако может быть наделено разумным даром увеличивать свою скорость сообразно повышению боеготовности наших магнитных сил. Подобное предположение, даже облеченное в униформу гипотезы, было невероятным, отдавало предпочтение духу перед, материей - короче, попахивало идеализмом.

Чтобы развеять всю эту дьяволиаду. Регул четверо суток колдовал над приборами, вычисляя нашу скорость. И что же? Облако не только не задержало сколь-нибудь наш бешеный бег; напротив - оно прибавило звездолету скорости. Нет, не на несколько метров в секунду - на тысячу пятьсот километров! Подобно гигантскому ускорителю, облако не только вышвырнуло, исторгло нас из себя, но и заклеймило пылающей метой, тавром, цифирью: 1500.

Микрометеоритные, контейнерные, магнитные наши тревоги - все померкло перед новой опасностью. Снять магнитное поле? Но мы будем тотчас же уничтожены. Да и как мы могли его снять, если скорость корабля все росла, и, когда мы снова зависли в свободном межзвездном пространстве, на табло в пультовой уже горела иная мета: 3000. Да, мы сохранили корабль. Да, магнитные контейнеры с антивеществом выдержали все перемены в их скрытой от постороннего взора, но исполненной таких напряжений жизни, Все вроде было нормально. Кроме одного - слишком большой скорости. Вот когда мы пожалели, что не взяли в экипаж футуролога, прогнозиста, Ведь просился, просился к нам один прорицатель, с лихвой оснащенный всем, что потребно для такого рода деятельности: математическим чутьем, интуицией, равнодушием ко всему иному, кроме научного предсказания будущих событий или явлений. Уж кто-кто, а прогнозист вполне мог предвидеть и рассчитать такую ситуацию, когда корабль попадает в нутро космического облака толщиной в один световой год. Ведь стоило войти в пылегазовые скопления, предварительно уменьшив скорость, и все, никаких тебе прохудившихся контейнеров и изглоданных космической молью щитов. Никаких треволнений, покой, диспуты в кают-компании плюс - эх, дали же промашку! - экономия горючего.

Нескладно, нескладно все вышло. Не так воюют с космическими облаками. Здесь одной тактики, даже и подкрепленной усердием, мало; стратегия нужна.

ВЗАИМНАЯ ДЕМОНТИРОВКА

Когда ты, Астер, прочтешь повествование до конца, весь наш полет может представиться тебе средоточением беспрерывных опасностей, бед, тягостей и лишений, роковым сцеплением случайных сил и обстоятельств. Однако это далеко не так. Мы попытались воссоздать лишь события, выходящие за пределы стереотипных будней звездного бытия. А таких событий, в сущности, было не так уж много. И если бы их собрать воедино, они не заполнили и одного года. А ведь нам предстояло созерцать многозвездные пустыни неба целых шестнадцать лет. Что может быть мучительней ожидания, вынужденного бездействия, когда корабль, этот материальный сгусток инерции, вкраплен в ледяную глыбину вечной ночи. Мы засыпали и просыпались, ели, курили, ходили, мы плавали, мы играли в теннис, удивляясь странным траекториям мяча. Мы прокручивали земные фильмы, и прошлое каждого из нас как бы оживало на экране. И каждый в душе утешал сам себя: ты еще жив, ты не выродился, не очерствел, не сошел с ума, не стал бездушным механизмом, хотя - заметь, Астер, - именно бездушным механизмам в эти долгие годы приходилось тащить на себе весь груз заложенной в них программы.

Да, мы всеми силами пытались предать забвению, убить, уничтожить Время. И Время мстило нам, лишая нас борьбы, горестей, восторгов...

Первой затосковала Гемма, астрофизик из первой смены. Покладистая, общительная, разговорчивая, любимица всего экипажа. Гемма неожиданно для всех погрузилась в оцепенение. Казалось, она забыла обо всем на свете. Меланхолично уставясь взглядом в иллюминатор, она молчала и на все попытки заговорить с ней, вывести ее из состояния транса отвечала нечто невразумительное, пугающее. "Взгляни, взгляни, - говорила она задыхающимся шепотом, - ты видишь нашу Землю! Вон Африка, вон Египет, а вон там, в долине, светится сельцо, где я родилась..."

- Успокойся! Гемма, успокойся, - обыкновенно говорили ей. - Вот прилетим к Проксиме - и отыщем земли ничуть не хуже Африк да Египтов. А может, и лучше даже, поинтересней. Мало ли каких чудес не бывает на других звездах.

- Не могу, поймите меня, не могу больше, - кричала тогда Гемма. Когда-то людей сажали в тюрьму за тяжкие преступления, за убийства, за кровосмешение. Но почему я здесь? Меня-то за что?.. Это чудовищно! Я хочу вернуться... Даже и тех, кровосмесителей, убийц, и то миловали. Не часто, конечно, но ведь возвращали свободу. А кто освободит меня?.. Мы не найдем никакой планеты. Нам вовек не получить горючего для возвращения... Мы навсегда замурованы в этих кельях. Мы осужденные. Мы сами себя осудили на пожизненную каторгу!

Мы понимали, что ее болезнь неизлечима, что Гемма не выдержит до конца. Мы использовали все доступные нам средства терапии.

Да что там терапия. Корабельный врач, сорокапятилетний эскулап с рыжей бородкой и широкими азиатскими скулами, пытался гипнозом вылечить тоскующую по прежней жизни Гемму. И что ж? После одиннадцатого сеанса он пришел в каюту к Теллуру и сказал:

- Теллур, а она права. Взгляни в иллюминатор. Там действительно видна Земля как на ладони. Только не Африка и Египет, а другая сторона. Могу поклясться, я вижу Аляску и Охотское море!

После этого Теллур приказал сеансы гипноза на время приостановить.

Гемма исчезла.

Скорее всего, Астер, нам не стоит рассказывать тебе об этом случае. Но ты должен знать истину, всю истину, сколь бы горькой ни была она на вкус.

Много позднее мы поняли, что Гемма надела космический скафандр, взяла контейнер с продуктами, цистерну горючего для своего газовореактивного двигателя и покинула звездолет. Локаторы сумели отыскать ее далеко позади, но она уже не отвечала, возможно, экономила энергию танталовых батарей.

Можешь ли ты, Астер, представить себе хоть на миг ее состояние, когда она решилась ринуться назад, к Земле, пробалансировать по незримому канату длиной в тридцать биллионов километров - одна-одинешенька, в жалком скафандре, с кислородным запасом на шесть часов!..

Вслед за тем не вынес одиночества Ксенон, инженер из третьей смены. Как-то, сидя в кают-компании и играя сам с собою в шахматы, он разразился ни с того ни с сего тирадой, одинаково странной и по форме и по содержанию.

- Кто сказал, что земляне созданы для далеких космических путешествий? - начал он, ни к кому вроде бы не обращаясь. - Не просто, ох, не просто совладать с матушкой-природой. Мы дети Солнца, а не пошлой провинциальной пьески, мы намертво прикованы к своему светилу, прикручены к нему законами диалектики. А законы диалектики гласят: все земное смертно. И если мы не хотим впасть в гнуснейший идеализм, признаем, что лишь автоматам подвластно Пространство и Время. Включил автомат, щелк - и пусть сквозит в звездолете хоть миллион лет. Ни еды ему не подавай, ни противоречий, ни удовольствий. Шарнирные соединения не истощает склероз. Цирроз печени не выедает нутро механизмов. Роботы не склочничают, не суетятся, от обжорства не умирают. Не умирают и от любви, платонической иль еще какой... - тут он покосился на портрет Геммы в траурной рамке, вздохнул и закончил тихо: Прилетит робот в другую галактику - готово! Включил реле, и вот он ожил, голубчик, на новые подвиги уже навострился: изучать неведомое, контакты с братьями по разуму устанавливать, знания да мудрость кодом расшифровывать двоичным.

Все переглянулись, изумленные. Так вот почему Ксенон клянчил у других инженеров триоды да пентоды, вот почему замечали его то с обрезком трубы водопроводной, то с микролазером, то с мензуркой трансформаторного масла. Вот почему исчезали гайки, винты, интеграторы, компрессоры, железные штыри, парогазогенераторы. Должно быть. Ксенон сооружал кибернетическое чудо, электронную машину, робота.

И мы не обманулись: через шесть месяцев машина была готова. "Я создал наконец космонавта без изъянов, присущих нам, смертным. Это звездное существо переживет нас и наши жалкие деянья", - сказал нам Ксенон. Сказал и перестал вообще встречаться с кем-либо. Все свободное от дежурств время он заполнял беседами с новоявленным своим механическим другом. Ксенон как бы испытывал его способности: заставлял решать задачи по части астронавтики, ракетной динамики, состояний межзвездной среды. Иногда же эти беседы касались области столь странной, что каждый из нас начинал думать: тут что-то неладно.

- Как ты оцениваешь своих создателей, людей? - спрашивал Ксенон.

- Человечество есть нерационально построенная совокупность из излишне большого количества одинаковых, бесполезно повторяющихся кибернетических систем, - столь же незамедлительно, сколь и бесстрастно изрекал электронный судья. - Человек с большим трудом накапливает информацию, с трудом ее сохраняет, неуверенно и бесконечно медленно ею пользуется. Его схема обременена очень многими лишними элементами, называемыми эмоциями, характерами, идеалами. Все они снижают эксплуатационные качества индивидуальной конструкции. Они вредны. Коэффициент вредности в формуле Факторовича равен 2,7319378094 с точностью до одной десятимиллиардной.

- Да ты хоть один пример ненадежности приведи, - горячился Ксенон.

- Пример: он нуждается в сне, а это погубленное время, бесполезный простой. Другой пример: инстинкт самосохранения. Он делает невозможным возложение на человека задач, связанных с уничтожением его конструкции. Человечество есть некое бессмысленное множество одинаковых, бесполезно повторяющихся агрегатов одной и той же серии. Нецелесообразно всю информацию вкладывать в кого-либо одного из людей на краткое время его существования, Половину своей жизни человек набирается информации, чтобы ее использовать ничтожно короткое время. Этот абсурдный процесс повторяется миллиарды раз.

Ксенон только руками разводил от дерзостей робота, пытался спорить с ним, но аргументы инженера были бледными, слабыми. Наконец раздраженный упрямством машины Ксенон пригрозил ей понижением напряжения переменного тока поначалу, затем частичной демонтировкой, а в конце каким только можно полным уничтожением. На это робот ему ответил: "Это был бы нерационально вложенный труд", - и тут же самостоятельно, без чьей-либо помощи, выключил сам у себя канал ввода информации. На лицевой панели машины загорелась дерзкая табличка: "СОГЛАСЕН ВЗАИМНУЮ ДЕМОНТИРОВКУ".

Ксенон, белый как негатив, прибежал в астроотсек, упал на счетчик параллаксов и выдохнул:

- Вот изверг! Могу поклясться: никакой такой таблички я ему на панель не ставил!

С той поры бедняга Ксенон почувствовал отвращение к своему детищу и перестал с ним разговаривать. Вскоре инженер включился в общую работу экипажа по переустройству звездолета.

А робот, быть может, спросишь ты, Астер? Роботом занялся Регул. Не вступая с ним в долгие прения, не интересуясь его "точками зрения" на прогресс, цивилизацию и творца этой цивилизации, Регул за три часа перестроил машину, соорудив из нее Центральный Информатор. Так были рационально использованы знания, которые с таким трудом, рвением и надеждами вложил Ксенон в неблагодарного робота.

ТОРМОЖЕНИЕ...

Время от времени кто-либо из нас подходил к курсографу и, бросив беглый взгляд на интеграторы, вздыхал: увы, скорость была непомерно велика. Столь велика была скорость, что мы вряд ли сможем ее до конца погасить при подлете к Проксиме. Но что значит ворваться в гравитационное поле звезды, заранее зная: оно слишком слабосильно, оно не сможет совладать с бешеным нашим бегом, разве только слегка искривит траекторию звездолета? Это означало, что инерция швырнет нас мимо Проксимы опять в неизвестность, в пустоту, в осточертевшие каждому из нас просторы Галактики.

Оставалось последнее - перестроить звездолет, уменьшить его массу, отсечь около семи тысяч тонн от его плоти, изуродовать, изувечить красавец корабль.

В общем, как писали в пиратских романах: "Руби мачты! Швыряй поклажу за борт!"

Но одно дело средневековые деревянные суденышки, нашпигованные бог весть чем: тут тебе и бочки с солониной, и пряности, и мешки с серебром, а то и с золотом, и невольницы с невольниками, и слоны, и прочая утварь, ласкающая взор на берегу и мгновенно теряющая всякую ценность при первом же порыве урагана. Другое дело - звездолет, где ничего лишнего нет и быть не может. Наступала пора принести к подножию трона ее величества скорости какие-то части нашего корабля. Чем пожертвовать? Приборами? Запасными деталями? Провизией? Оранжереей с пятьюдесятью двумя тоннами камней для гидропонного выращивания овощей? Аквариумом с диковинными обитателями земных океанов? Спортивными снарядами? Библиотекой или хотя бы частью ее?

Мы терялись в догадках. Тем временем все ближе подползал тот роковой час, когда должна была раздаться команда "Начать торможение!".

Что предпринять? После долгих споров выкристаллизовалось решение: рискнуть, увеличить тягу двигателя, превысить расчетные его характеристики. Тем более что на обратный путь горючего у нас явно не хватало.

Но и при этом условии все же следовало отторгнуть от корабля около полутора тысяч тонн балласта.

Забыть ли, как мы провожали в бесконечный путь средь вселенских пространств обреченные части звездолета!

Сначала мы увидели в иллюминаторы демонтированные контейнеры, они, как стадо допотопных существ, долго еще сопровождали нас. Затем показались запасные части двигателей, исполинские, искривленные наподобие спиралей трубопроводы, отсечные и обратные клапаны, резервуары с жидким кислородом, провизией, водой. Мы посягнули даже на лобовую броню, так что, попадись нам еще на пути какое космическое облако, да что там облако - облачко, - и мы стали бы легкой добычей всепроникающей радиации. Вслед за тем заметили параллельные брусья из спортивного зала, тяжелые декорации из самодеятельного театра, который с исчезновением Геммы незаметно прекратил свою деятельность, бочки с тавотом, канистры с бензином, запасные гусеницы к планетоходу, даже аэростат с тяжеленной корзиной, в вантах которого запуталось невесть как оказавшееся тут чучело грифона - экспонат зоологического кабинета. Рядом с нами летело все, чем мы пожертвовали, чтобы уменьшить массу звездолета. Подвластные теперь только инерции и никому более, отторгнутые части нас самих как бы раздумывали, куда податься, двигаясь в непосредственной близости от корабля. Но едва лишь почти после десятилетнего отдыха снова заработал двигатель, громада лишней массы устремилась мимо нас и скоро исчезла.

И тогда нам стало горько, ох как горько. Мы искалечили наш старый звездолет, нашу небесную обитель. Мы его искалечили, вычерпали из него до дна все мыслимые резервы безопасности. Теперь любая авария могла стать катастрофой.

ЛЕПЕСТКИ НОВОГО МИРА

Подобно серебряному пузырьку воздуха, мы плыли в ночном аквариуме Галактики, и Солнце давно уже обратилось в обыденную, заурядную, ничем не примечательную звезду. Иные солнца - желтое, оранжевое и вишневое живописали в пространстве диковинные свои узоры.

Как весенняя капель, запели гравиметры - мы вторглись в пределы гравитационного поля. Корабль будто встал на дыбы. Бесчисленные окуляры и датчики раскрылись навстречу новому миру, и новый мир раскрывал пред нами вишневые, оранжевые, желтые лепестки. Начались гравитационные маневры пора было причаливать к неизвестной планетной системе.

Еще на Земле мы предполагали: Проксиму сопровождает пышная свита планет. Об этом красноречивей всего говорила сама орбита звезды, замысловатая, вьющаяся. Что ж, мы, как всегда, не ошиблись.

Нас встречал странный, невиданный доселе хаос разнородных небесных тел. В сферическом пространстве диаметром около десяти миллиардов километров кружились не одна, не две, даже не девять, как вокруг земного Солнца, носилась добрая сотня планет. Некоторые из них походили на Уран и Нептун, другие являли собой некое безжизненное подобие Земли, копию Марса, Луны, Меркурия. Какие-то могущественные космогонические силы воспрепятствовали образованию гигантов типа Юпитера и Сатурна. Те же самые силы наделили каждую планету атмосферой. Но что это была за атмосфера! Крайне разреженная, хилая, слабая, - никакого сравнения с живительной благодатью земной, которая, врываясь через гортань и легкие прямо в кровь человека, веселит сердце, снимает тревоги, облегчает заботы.

107 планет, в чем-то, хотя и отдаленно, сходных с нашей Землей! Неужели ни на одной из них не проклюнулся росток жизни? А если где-либо и проклюнулся, достигла ли жизнь своих высших форм, создала ли разумные существа? Ответ напрашивался сам собой: вряд ли достигла, вряд ли создала.

Наши разведывательные ракеты неустанно рыскали во всех мыслимых и немыслимых направлениях, пытаясь - увы, безуспешно! - отыскать следы разума. Всякие попытки наладить звездные контакты оказались безрезультатными - не с кем их было налаживать. Никто не разводил на пустынных плато и отвесных утесах сигнальных огней - милости, мол, просим, земные пришельцы; никто не стартовал нам навстречу, дабы обнять собрата-звездопроходца; никто (и такое бывало в истории галактических контактов) не попытался сбить влет разведывательную ракету ни камнем из пращи, или стрелой из арбалета, или заурядной ракетишкой с заурядной эстакады.

Да, мыслительная эволюция в системе Проксима Центавра оставляла явно желать лучшего.

Мы выбрали семнадцатую от Проксимы планету и нарекли ее Неогеей - Новой Землей.

Неогея чем-то напоминала Марс, быть может, двумя крохотными спутниками. К одному из них мы и пришвартовали наш звездолет. Ты, Астер, вероятно, недоумеваешь: зачем облюбовывать спутник, когда гораздо предпочтительней во всех отношениях заарканить планету. К сожалению, это было абсолютно; исключено. Истинное место звездолета - в межзвездном пространстве, где, как ты уже убедился, он чувствует себя как рыба в воде. Вблизи сильных полей тяготения и газовых оболочек звездолету делать нечего - тут предъявляют свои права законы веса, а не массы, законы обтекаемости аэродинамических форм.

Сколько весил наш корабль теперь, после того, как мы сожгли в реакторах почти все горючее? Ни много ни мало сто тысяч тонн, весил пустой, по существу, звездолет. Мыслимо ли, Астер, плавно опустить такую махину на планету, а вслед за тем, уже при взлете, снова разрывать оковы гравитации. Сетчатая конструкция, исчисленная для малых напряжений свободного межзвездного пространства, не выдержала бы - звездолет рассыпался под напором своей собственной тяжести, рухнул как карточный домик. Кроме всех этих невеселых соображений, посадка на поверхность планеты была бессмысленной и потому, что всеуничтожающая струя фотонного двигателя испепелила бы огромные районы, надолго отравила их смертоносной радиацией.

Итак, мы пришвартовались к спутнику Неогеи. Грубые, потрескавшиеся скалы, как будто подернутые пленкой жира, блестели в лучах наших прожекторов. Молчание, хаос каменных громад, торжество мертвой, неодушевленной природы. Над нами, в чуждом небе, тлели походные костры звезд. Впрочем, здешние небеса почти ничем не отличались от ночных небес Земли. Иная, непривычная картина была только в созвездии Центавра, да два главных светила Толимака слились в необыкновенно яркую двойную звезду на фоне созвездия Кита. А в границах созвездия Андромеды мерцала новая звезда первой величины - земное Солнце.

Отныне нашим солнцем становился красный карлик Проксимы. Светил он тускло, как-то нерешительно, словно растягивал на долгий срок и без того убогие запасы термоядерного своего тепла.

Угнетающая панорама дополнялась темным, едва выделяющимся среди звездного роя диском Неогеи, планеты, на которой мы должны были построить завод для выработки горючего.

Прошло три дня после приземления, и на Новую Землю отправился наш разведывательный авангард - автоматическая станция, управляемая роботом. Это был тот самый механический умник, что пытался состязаться в красноречии с беднягой Ксеноном. Дерзкую табличку на панели электронного чудища, гласившую, как ты помнишь, Астер, "СОГЛАСЕН ВЗАИМНУЮ ДЕМОНТИРОВКУ", предусмотрительный Регул урезал втрое. Теперь на злополучной панели красовалось одно-единственное слово: "СОГЛАСЕН".

В последующие несколько дней к Неогее отправились еще две автоматические станции.

НЕОГЕЯ

Ракета опустилась на высокое скалистое плато, возле берега большого застывшего озера. Разведывательные танкетки поработали на славу, отыскав идеальную площадку для приземления наших межпланетных кораблей, - ровная, гладкая скала простиралась на несколько десятков квадратных километров.

Занимался шестнадцатичасовой день Неогеи. Проксима пылала низко над горизонтом, заливая пунцовыми лучами все окрест. В сумраке слабо проблескивало вишневое озеро. Теснились скалы, будто вырезанные по контуру исполинскими атомными резаками. И над всем - над утесами, над озером, над ущельями - витал фиолетовый туман, медленно тающий пар расплавленной огненной струи, исторгнутой давно уже замолкнувшими ракетными дюзами.

Последним из ракеты вышел Теллур. Даже здесь, едва ступив свинцовой подошвой своего теофрастрового ботинка на каменья нового мира, твой отец, Астер, ни в чем не изменил себе. Миновав спутников, громогласно восторгавшихся новоявленными красотами, Теллур зашагал к ближайшей разведывательной танкетке. На месте каждой танкетки предстояло смонтировать радиофары - своеобразные маяки для всех последующих ракет. Впрочем, никто не удивился серьезности и деловитости Теллура: впереди был непочатый край работы. Надо было построить электроцентрали и заводы, разметить площадки для ракетодромов, наладить производство десятков тысяч тонн антивещества. Но прежде всего соорудить жилища для нас самих...

Первой, как всегда, испытала неожиданности новой планеты биолог Талия. Она монтировала антенну радиофары и так увлеклась новым для нее делом, что не заметила опасности. А когда заметила, было уже поздно. Обвитая рваными клочьями тумана, она медленно и неотвратимо погружалась во что-то липкое, вязкое, в какую-то отвратительную слизь. Как обычно бывает в подобных ситуациях, впечатлительная женщина немедленно вообразила, что ее поглощает трясина.

- Атаир! - тихо вскрикнула она. Или ей лишь показалось, что она вскрикнула?

Не дождавшись ответа, поглощаемая чем-то, чему даже не подыщешь названия, она закрыла от страха глаза и представила, что стала добычей некоего мерзкого существа, затаившегося в бесчисленных расщелинах этой планеты.

- Атаир! - собравшись с силами, выдохнула, она.

- Что такое? - пророкотал в ее шлеме голос Атаира.

- Атаир! Тону, ничего не вижу! Трясина!

- Не двигайся! Под тобою растопилась корка льда! Не бойся! Сейчас я тебя извлеку из трясины!.. Сейчас... А-а, вот черт, огнемет забарахлил!

Талия терпеливо ждала. Наконец возгласы Атаира, на все лады проклинавшего конструкцию злополучного огнемета, были перекрыты басом Теллура:

- Спокойно! Опусти черный фильтр! Включаю!

Ей почудилось, будто двенадцатибалльный ураган низвергнулся на планету. Вихрь, полоснувший по тонкой оболочке скафандра, едва не повалил Талию. Черный фильтр расцвел всеми цветами радуги - огненная струя ударила в лицо. Талия почувствовала, что ее ноги обрели наконец твердую опору. Она убрала защитный фильтр, но глаза, ослепленные сильным светом, поначалу ничего не могли разобрать, кроме огненного столба, который медленно перемещался в тумане.

Тем временем подоспели Рубина и Атаир.

- Ничего страшного, только смотри в другой раз не стой так долго на одном месте, - тихо сказал Атаир и объяснив, что произошло.

Скалы, на которые мы приземлились, в основном представляли собой железоникелевые сплавы. Поверх этой твердой и надежной основы наслаивалась ледяная кора - смесь двуокиси углерода и аммиака. Местами лед достигал толщины полутора метров. Сколь бы хорошо ни были теплоизолированы наши костюмы, но в мире, где температура никогда не подымается выше -110ьС, они обязательно излучают тепло. И вот результат: лед под ногами Талии начал бурно испаряться.

...Так, в трудах, заботах и недоразумениях, прошел наш первый день на Новой Земле. Смеркалось. Подступала ночь. Мы свернули работы и возвратились в ракету.

Как только Проксима скрылась за скалами, столбик термометра за бортом пополз вниз. Один за другим обращались в жидкость атмосферные газы. Непроницаемая пелена скрыла от наших взоров звезды. Казалось, лучи прожекторов увязают в густой, физически ощутимой мгле.

Никто не спал: слишком рельефны были воспоминания от первого дня пребывания в ином мире. Лежа вповалку на матрацах в тесном астроотсеке, мы пребывали в каком-то сомнамбулическом состоянии, когда сон и явь перемешаны воедино, когда вымысел, выдумка, фантазия неотличимы от яви. Да, сон не шел: не помогали ни стандартные увещевания Теллура, ни колыбельные песни, смеха ради распеваемые Рубиной. Оставалось прибегнуть к последнему средству, - снотворным препаратам.

Мы опорожнили недельный запас снотворного, прежде чем уже под утро забылись на несколько часов. И представь себе, Астер, всем приснилось одно и то же.

Всем приснилось, что мы покоимся на дне земного океана в странном цилиндрической формы батискафе. Снилось, будто связь с Землей прекращена, вернее, утеряна, и нет никакой возможности всплыть - отказала система наддува. Неожиданно столбик термометра за бортом резко пополз вниз, к точке замерзания воды. Все приникли к иллюминаторам и с ужасом заметили, что океан над нами застывает. Океан застывал, огромные разноцветные кристаллы льда медленно опускались на дно, и оттуда, из глубин прозрачных кристаллов, на нас глядели застывшими глазами навеки окоченевшие твари морские: киты и скаты, мурены и осьминоги, меч-рыба, тюлени, крабы, тунцы, лангусты, дельфины. Одни кристаллы причудливостью форм напоминали деревья, другие - коралловые заросли. Батискаф (не забывай, Астер, все происходило во сне!) медленно всплывал над этим миром заледенелости и оцепенения, и каждый из нас содрогался в душе, как если бы ему довелось стать соучастником и очевидцем гибели земного бытия.

...Когда мы очнулись, над Неогеей давно уже расцвел новый день. За завтраком выяснилось, что на рассвете прибыли две грузовые ракеты. Они доставили со звездолета сборные конструкции жилищ и провизию.

Неподалеку от будущего ракетодрома мы расчистили площадку для жилья: растопили огнеметами ледяную кору до дна, так что не осталось и следа от напластований замерзших газов. Под напором огненной струи газы испарялись, превращались в туман, который тотчас застывал на наших скафандрах. Время от времени, когда лед начинал сковывать сочленения скафандров или заволакивал шлемы, мы, хохоча, направляли раструбы огнеметов друг на друга. Несколько мгновений - и реактивный пламень придавал нашим металлическим доспехам первозданный блеск. Что значит жар в какую-то разнесчастную тысячу градусов, когда не только микрочастицы страшного космического излучения или продукты аннигиляции - даже метеориты величиной с кулак отскакивали от наших скафандров как орехи!

Под ледяной корой раскрылась во всей первозданной красе приятно услаждающая взор, гладкая металлическая поверхность. Трудно вообразить более прочный фундамент для наших сборно-разборных обиталищ. Немедленно был пущен в дело электронно-сварочный аппарат. В какую-нибудь пару часов, заметь себе, Астер, жилищная проблема была решена, решена основательно и без всяких проволочек. Новые наши жилища пустили надежные корни в планету, цепко прилепились к железоникелевому каркасу Неогеи. Столь цепко, что теперь нам были не страшны никакие смерчи, шквалы и ураганы, даже наподобие тех, что днем и ночью куролесят вдоль и поперек Юпитера. А на Юпитере, Астер, ураганы таковы, что порою от них содрогается юпитерианская ось. Во всяком случае, так рассказывал в свое время побывавший в тамошнем аду бесстрашный Теллур, твой отец.

Какими красками, словами какими описать всеобщий порыв восторга, когда мы обрели наконец свою вторую родину, землю свою обетованную. Теперь мы могли спать безмятежно, без разного рода апокалипсических сновидений, как безмятежно спали по ночам миллиарды наших собратьев на далекой коммунистической Земле.

Нас не испугали страшные опасности, подстерегавшие звездолет в многозвездной пустыне, - все эти начиненные метеоритами облака, уродливые гравитационные поля, внезапные взрывы в контейнерах, вечные неполадки в фотонном реакторе. Когда ты поживешь некоторое время на Земле, Астер, ты поймешь, что подобные гримасы звездного (да и не только звездного) быта в общем-то неизбежны. Более того, они разнообразят серые будни, привносят в них остроту риска, утраты, надежды, предвестия, победы.

Что ж, мы победили, а победителей, как известно, не судят. Конечно, Неогея, эта холодная, почти не изученная планета, мало в чем походила на Землю. Но особых оснований для беспокойства вроде бы не было. Вокруг нашего лагеря неустанно рыскали танкетки - бдительные, неутомимые, верные стражи. Стены и крыши наших жилищ были буквально нашпигованы множеством разнообразных приборов, которые зорко следили за физическими и химическими параметрами окружающей среды. При возникновении любой сколько-нибудь серьезной опасности мы были бы тотчас предупреждены. Стоит ли растолковывать тебе, Астер, как важно быть информированным о любой угрозе. Ты любишь древнюю историю, прочел всего Плутарха, Плиния, Флавия, Геродота, так что вполне уже, наверное, убедился: многие, если не все, сражения были выиграны задолго до их начала. А причина всегда одна и та же - кто лучше осведомлен, тот и на коне.

ОГНЕННЫЙ ЛЕС

В главной пультовой на зеленом экране проплывали, точно стаи птиц, оранжевые цифры: разведывательные танкетки выясняли доподлинно, каков химический состав Неогеи и ее атмосферы. Выяснилось, что водород на планете содержит в сто раз больше дейтерия, чем на Земле. А дейтерий незаменимое "горючее" для наших плазменных термоядерных централей.

На краю плато рядом с озером засияли ослепительно белые корпуса первой электроцентрали. Уже на восьмой день после нашего приземления электроцентраль матово засветилась изнутри, словно панель счетчика параллаксов. Так сразу же вслед за жилищной была решена энергетическая проблема.

От электроцентрали, из цеха первичного сырья, неугомонные роботы живо протоптали тропинку к берегу озера. Они выламывали глыбины льда, взваливали на свои металлические спины и волокли к химическому сепаратору. Очищенный дейтерий подавался на плазменный генератор, и здесь-то, превращаясь в гелий, он навсегда расставался с затаенной в своих недрах термоядерной энергией.

Когда мы возвратимся на Землю, ты, Астер, среди прочих технических чудес увидишь подземные заводы. Надо сказать, что буквально все такого рода сооружения человечество упрятало в недра своей планеты, поближе к источникам сырья. С миром хрустально чистых небес, незамутненных рек, невырубленных лесов заводы связаны энергокабелями и тоннелями, по которым денно и нощно проносятся грузовые экспрессы с готовой продукцией. Ни одна живая душа не бывает в многокилометровых цехах, где тысячи станков в немолчном гуле и скрежете работают под присмотром кибернетических автоматов.

Наши заводы мало чем походили на подземные земные колоссы. Зато они были намного удобней, практичней, ибо поветрие массового производства, зло унификации их, естественно, ни в коей мере не коснулось. Суди сам, Астер: на одном из таких заводиков мы всего за десять дней спроектировали и построили три небольшие ракеты - на них предстояло исследовать Неогею.

Как только первый кораблик сошел со стапелей. Рубина, Теллур и Атаир отправились на южный полюс планеты.

Провожали их всем лагерем. Регул щурился на полуденное светило, Ксенон каблуком ботинка чертил какие-то значки на льду, Талия всплакнула.

Те трое вскарабкались по узенькой лестнице в ракету, Теллур задраил люк.

Сверкнул огонь, долгий реактивный гул наполнил эхом окрестные скалы. Ракету скрыл шлейф тумана.

Тусклый, неодушевленный полдень властвовал над замерзшими просторами. Вишневое светило отражалось в озерах, расцвечивая лед в темно-малиновые тона. С высоты озера казались иллюминаторами, сквозь которые за ракетой следили какие-то злобные создания, одичавшие от тысячелетнего оцепенения Неогеи.

- В трех километрах слева - залежи самораспадающегося вещества. Объем аномалии - около семнадцати кубических километров, - мгновенно считывала Рубина показания приборов.

- Содержание метана в атмосфере - три целых восемь тысячных процента, докладывал Атаир.

- Справа по курсу - озеро, жидкий этилен, - ровным голосом говорил в микрофон Теллур. Каждое наше слово воспринималось автоматически курсографом и записывалось. Эти записи пригодятся впоследствии тем, кто будет детально исследовать эти края...

Прошло около четырех часов после отлета из лагеря. Мы зигзагами обследовали полосу шириной в триста километров и уже подлетали к южному полюсу, когда Рубина закричала:

- Посмотрите! Свет!

Слева, почти на линии горизонта, трепетало прозрачное синеватое сияние.

- Что бы это могло быть? - заинтересовался Атаир.

- Тут нечего гадать, - отчеканил всезнающий Теллур и решительным взмахом руки отбросил упавшую на лоб седую прядь волос. - Скорее всего обыкновенное электричество. Атмосферные разряды. По теории Сырцова Краузе представляется, что...

- Направляю ракету к феномену! - решительно проговорила Рубина, прерывая (в который раз!) теоретические выкладки супруга.

Вскоре корабль сел на небольшой холм, испещренный разноцветными кристаллами. Перед нами на расстоянии в несколько десятков метров переливалась феерия пламени: фиолетового, синего, зеленого, розового. Сполохи то разгорались, протягивая огненные щупальца к темному небу, то гасли, играя и переливаясь.

- Какая красота! - выдохнула Рубина. - Неописуемо! Теллур, помнишь, как мы на острове Врангеля хотели подлететь вплотную к северному сиянию?

- Это ты хотела подлететь вплотную. - Теллур был неумолим и бесстрастен. - Я-то понимал: мираж все это, видение, обман зрения, пустой оптический эффект.

- И пусть, пусть всего лишь эффект. Но здесь все так реально ощутимо, так зримо... Прислушайтесь, какая тишина...

- Картина ничего себе, - буркнул Атаир. - А насчет тишины... на длинных волнах творится бог весть что. Будто все стихии разом схлестнулись.

Он щелкнул переключателем диапазонов. И сразу же шум, вой, треск атмосферных разрядов заполнили наши шлемофоны.

- Огненные водопады! Древние игрища огнепоклонников! Пляски саламандр! - не унималась впечатлительная Рубина.

И тут Теллур вышел из себя.

- Какие такие саламандры! - возмутился он. - Все эти гномы, русалки, сильфиды, саламандры были порождены средневековыми мракобесами. Не мне тебе объяснять, в каких целях были порождены. Подумай, Рубина, что ты говоришь. С научной точки зрения, все по той же теории Сырцова - Краузе, здесь нет ничего интересного. Кристаллы аммиака, воды, двуокиси углерода вот и все, ничего более. Движущиеся атмосферные газы наэлектризовали их, и сейчас они излучают разноцветные электрические заряды, то есть светятся. А ты - "водопады", "игрища", "саламандры"!

Отчеканивая суровые, но справедливые эти слова. Теллур, по обыкновению, делал какие-то записи в научном дневнике. Именно поэтому он не заметил, как еще в начале его тирады обиженная Рубина отправилась в сторону распоясавшегося огня.

У самой кромки пламени она обернулась и сказала мстительно:

- Поглядим, поглядим, сухарь ты эдакий, чего здесь больше: мракобесия религиозного или науки. - И скрылась в огне.

Позднее мы открыли множество других огненных лесов. Излишне говорить, Астер, что электрические заряды не могли причинить нашим чудо-скафандрам ни малейшего вреда. И часто в одиночку, вдвоем, а то и всем лагерем бродили мы под сенью многоцветных огненных дерев. Водили мы туда и тебя, Астер. Селена настояла на том, чтобы мы изготовили для тебя небольшой, но прочный скафандрик. Теперь ты мог, прежде чем покинешь свою родную Неогею, вдоволь налюбоваться ее дикой и мрачной красой.

Минули каких-нибудь три месяца - и новенький завод антивещества, причудливостью своих форм напоминавший звездолет, восстал среди омертвелых, холодных равнин.

Вскоре в цехах появились работяги - роботы. Поначалу они чувствовали себя не очень уверенно: натыкались на торчащие повсюду маховики, рычаги, шестеренки, даже друг на друга. Однако по мере того, как Регул усовершенствовал кибернетическую программу ВВР (всеобщего взаимодействия роботов), действия наших механических помощников становились все разумней. Теперь, наполненные человеческой мыслью и волей, они наконец стали напоминать солистов в некоем симфоническом оркестре, объединенных колдовскими пассами дирижера. Ибо что являет собой даже наисовершеннейшее электронное сооружение? Гордиев узел из кабелей, мусорную кучу из конденсаторов, сопротивлений, транзисторов, неестественное взаимопроникновение металла и пластмассы, - короче говоря, хлам, макулатуру.

Двадцать четыре тонны - ровно столько антивещества, и ни грамма меньше или больше, - поставлял завод ежесуточно. Контейнеры звездолета начали медленно заполняться горючим. Через двенадцать лет экспедиция могла возвращаться на родину. Если, конечно, за эти долгие годы не случится каких-либо аварий, бедствий, катастроф. Ибо, как ты уже убедился, Астер, в чужих мирах (да и не только в чужих!) всего не предусмотришь.

Снилась Атаиру Земля. Ее мосты, вознесенные, как паутинки, над реками, дубравы ее, пажити, водопады, пещеры, взгорья. Лунный свет снился и мириады пернатых, чешуйчатых тварей, недвижными зеницами уставившиеся на Луну. Воспоминания детства пропульсировали над сумеречными звездными равнинами, стиснули сердце спящего, замедлили ток крови, и без того замедленный убогой местной гравитацией.

И тогда Атаир пробудился ото сна. Непроглядная темень. Тишина, как на дне глубокого каньона.

- Время, - тихо проговорил Атаир в темноту, и тотчас электронный информатор откликнулся голосом далекой флейты: "Девять часов двенадцать минут".

- Весенний рассвет в Гималаях! - скомандовал звездолетчик, из девяноста модификаций запрограммированных рассветов отдававший предпочтение восходу солнца на Гималаях.

Откуда-то с потолка просочился призрачный фиолетовый свет. На его волнах выплывали горные кряжи, пропасти, заполненные туманом, блистающие льдом конусы гор. Свеченье разгоралось, обращаясь в сиреневые тона. Солнце поднималось. Запели невидимые птахи. Цветы раскрывались под куполом зарождающегося дня.

Корабельный врач, больше всего опасавшийся за психику своих пациентов, строго-настрого запрещал злоупотреблять искусственными рассветами и закатами. Тем не менее Атаир еще несколько раз включал электронное видение утренних Гималаев. Слишком долго, целых тридцать дней, он вместе с Талией дежурил на звездолете и теперь, вернувшись на Неогею, блаженствовал. Наконец он поднялся, бросился к серебристой панели в углу комнаты и прошелся пальцами по клавишам буквенного набора. "Черное море август плюс тридцать Цельсию", - выщелкивал Атаир. Когда индикатор готовности переменил цвет с голубого на палевый, Звездолетчик съехал пс наклонному желобу в бассейн. Он долго плескался в черноморской воде, услужливо приготовленной электронными механизмами, пока не услышал по внутреннему динамику голос Электры, биолога из первой смены:

- Через час вездеход номер три отбывает к великим ледяным горам. Есть два свободных места...

"Никаких ледяных гор, - мысленно решил Атаир. - Электромассаж, магнитный профилакторий, ультразвуковой душ. И сразу же в оранжерею. Хватит с меня этих синтетических бифштексов и искусственной осетрины. Пора питаться по-человечески".

Ты, Астер, помнишь, наверное, зеленое кольцо оранжереи вокруг нашего поселка. На Земле, где каждое лето приносит людям неисчислимое множество растительных даров, зелень как-то не замечается. Иное дело - живительный плод в космосе. Тут каждая грядка с огурцами, редиской, капустой, каждый куст помидоров и пастернака становятся предметом неусыпных забот всего экипажа.

Атаир прополол две грядки с салатом, отведал спелых томатов, пожевал горькие стебельки какой-то пахучей травки. Воздух, обогащенный двуокисью углерода, слегка светился. Серебристые своды купола оранжереи источали ультрафиолетовые лучи.

На соседней - бахчевой - делянке Атаира поджидали чудеса. За тридцать дней его отсутствия поспели арбузы и дыни. Плоды были огромными, по метру-полтора в поперечнике. Они походили на рой фантастических существ, опустившихся после длительных звездных странствий на родную землю. Нигде, ни в лунных парниках, ни в висячих садах шестнадцатого спутника, не встречал Атаир таких диковинок космической флоры.

- Мудрец, что ты уставился на них? - услышал он позади насмешливый голос Рубины. - Небось воображаешь, будто пред тобой - целая планетная система. Выбираешь планетишку по вкусу? Терзаешься сомнениями?

Существовал единственный способ приостанавливать иронические словоизвержения Рубины - задать любой вопрос о ее супруге. Атаир так и поступил.

- Теллура что-то долго не видно, - простодушно заговорил он. - Ты, случаем, не встречала его в последние дни?

Рубина недоверчиво уставилась на Атаира и ответила после некоторого раздумья:

- Регулу помогает твой Теллур. Обмозговывают результаты, полученные с первой планеты.

- Роботы принесли что-нибудь стоящее?

- Что-то вроде этого. Не исключено, что там уже зародилась жизнь.

- Жизнь? Возле Проксимы? - пожал плечами Атаир.

- А почему бы и нет. Суди сам. Средняя температура выше нуля. Лед местами растоплен, озера кругом, даже море есть, правда, захудалое. Одно жаль: атмосфера совсем бедная. Азот да аргон, аргон да азот. Даже на углекислый газ и то никакого намека.

- Но тогда...

- Обнаружены коацерваты и какие-то полукристаллы. И вообрази только: размножаются они удивительно напоминающим земную органику способом.

- Тогда... Я должен сейчас же...

- Как обычно, ты не в меру тороплив, Атаир. Динозавров там, во всяком случае, не нашли. Но Теллур подумал, что, может быть, стоило бы посетить планету. Роботы, конечно, свято подчинены программе, а вот насчет инициативы... - тут Рубина развела руками, давая понять, что по части инициативы роботы недалеко продвинулись в механической своей эволюции. - В общем, неплохо бы слетать туда, - закончила она.

Распрощавшись с Рубиной, звездолетчик отправился в фильмотеку. До самого вечера корпел он над кадрами, воссоздающими лабораторные опыты по созданию биокибернетического устройства из нейроклеток. Он настолько увлекся, что позабыл свое обещание Талии сходить с ней на ледяное озеро.

Когда Атаир вбежал в отсек, где хранились скафандры, жена уже заканчивала экипировку. Вскоре они покинули лагерь и направились к близлежащим скалам.

Шагов через двести Талия обернулась и посмотрела назад. Биокомплекс разнородные сооружения, состоящие из жилых отсеков, лабораторий, оранжерей, зоосекторов, - походил на сюрреалистическую скульптуру. Ни огонька, ни звука - этих обычных вестников общежития человеческого. Только фары на высокой мачте и зеленые сигнальные огоньки перед входом неопровержимо свидетельствовали, что беспорядочно разбросанные металлические кубы - творения разумных существ, а не игра слепых сил природы.

Неподалеку чернели корпуса заводов. Левее, возле самых скал, маячил грушеподобный силуэт термоядерной станции. Над ним трепетала синеватая полоска - в пепельные небеса Неогеи вырывались ионизированные отходы производства.

Атаир и Талия спустились по тропинке, протоптанной роботами, и вскоре ступили на нетронутую ледяную кору озера. Проксима только что взошла. Широкая вишневая лента восхода как бы вмерзла в белые льды. Казалось, ступи на ленту - и она сама, как гибкий транспортер, вознесет тебя к рубиновому солнцу.

Так прошли они несколько километров. Ледовые торосы то и дело преграждали им путь, приходилось петлять, прыгать через трещины, обходить пропасти, Атаир молчал. Он был не мастак вести задушевные беседы с женщинами. Зато говорила - и еще как говорила! - Талия.

Монолог свой она сопровождала отчаянными жестами, скачками, междометиями.

- Ты только задумайся, задумайся, Атаир, - говорила она. - Минут годы, и с Неогеи будут взлетать десятки, тысячи планетолетов. Люди освоят звезды, поначалу близлежащие, а затем и дальние. Вот еще одна грань величия человека. Не земного гомо сапиенса, и даже не звездного, а человека еще более отдаленного будущего - галактического. О, я вижу его, великого аборигена галактических просторов, потомка некогда слабого, невежественного земного пращура! Его владения раскинутся меж сотен и тысяч солнц - желтых, оранжевых, синих, вишневых, инфракрасных, ультрафиолетовых. Его звездные крейсеры избороздят всю Галактику... Кто же заложил основы вселенской расы будущего? Мы заложили, слабые земляне. И потому...

Она не договорила. Далеко на горизонте вспыхнули три зеленых шара и разорвались. Потом еще три зеленых и два ослепительно белых.

- Скорей! - закричал Атаир. - Всеобщая тревога! Возвращаемся!

Из вишневого безмолвия вынырнула ракета, зависла надо льдом, опустилась. Когда туман рассеялся, они увидели Теллура, бегущего от ракеты прямо к ним.

- Куда вы запропастились? Там такое творится!.. Живо в ракету! выдохнул Теллур.

БЕЛЫЙ ПЛАМЕНЬ

Тревога поднялась поздно вечером. Как обычно, все коротали время в кают-компании. Резкий, надсадный сигнал опасности застал людей врасплох. Стена кают-компании засветилась, и на экране возникло растерянное лицо Фотона. Несколько дней назад он заступил на вахту - дежурил на заводе антивещества. Взгляд его блуждал. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Казалось, Фотон только что одолел нескольких чудовищ, прямо на глазах у него материализовавшихся из атмосферы.

- Что случилось? Завод? Контейнеры? - Рубина вскочила и подбежала вплотную к экрану.

Фотон молчал.

- Фотон! Фотон! Что случилось?

Опять молчание и этот бессмысленный, затравленный взгляд.

- Он меня уже вызывал сегодня, - раздался голос Регула. - Я от него так ничего и не добился.

- Что ж ты молчал. Регул? - рассердилась Рубина. - Он же явно не в себе. - Тут она снова закричала в экран: - Фотон, отвечай! И выключи сигнал тревоги!

- Это ты, Гемма? - робко спросил Фотон и боязливо скосил глаза.

- Какая Гемма! Ты же знаешь: Геммы давно нет в живых!

Судорога прошла по лицу Фотона. Он забормотал:

- Статистическая вероятность ее смерти, исчисленная по формуле макрозернистой структуры Галактики, равна...

- Фотон! Фотон! Фотон! - кричала Рубина.

Наконец он опомнился, жалко улыбнулся, закрыл лицо руками:

- Я вижу: ты не Гемма. Ты Рубина. Пусть кто-нибудь из вас придет и сменит меня. Если это невозможно, пришлите врача.

Сигнал тревоги смолк.

- Почему невозможно? Мы сейчас же тебя сменим. Что с тобой?

- Мне нездоровится, - неуверенно выговорил Фотон и спросил: - Кого нет в лагере?

- Ксенон и Сигма дежурят на звездолете. Талия с Атаиром бродят по озеру. Остальные в лагере.

- Чего бы это им по озеру расхаживать? - подозрительно посмотрел на Рубину Фотон. - А меня они не навещали сегодня?

Ничего не понимающая Рубина пожала плечами и ответила после некоторого раздумья:

- Посуди сам. Как они могли попасть к тебе, если вышли из лагеря часа полтора назад. А ведь до тебя целых три часа лету... Сейчас Теллур за ними слетает. Через пятнадцать минут они будут здесь. Одного не понимаю, Рубина проводила взглядом метнувшегося к двери Теллура, - почему ты так настойчиво спрашиваешь о них?

- Только что мне показалось... почудилось... будто сюда пришли... Сначала зашумели двери пропускных шлюзов. Потом... я услышал шаги...

- Никого у тебя не было. После обеда ни одна ракета не вылетала, сказала Рубина.

- Вот этого я и боюсь!

Несколько секунд они оба безмолвно вглядывались Друг в Друга. И лишь теперь Рубина поняла состояние Фотона.

- А как аппаратура? Есть ли отклонения в режиме?

- Мне кажется, кое-кто... - Фотон быстро поправился, - вернее, кое-что влияет на процесс. Недавно главный канал взревел так страшно... Даже мое кресло начало вибрировать. И это уже не впервые...

- Спокойно следи за приборами, - твердо сказала Рубина. - Мы с Теллуром вылетаем незамедлительно. Без крайней нужды не вмешивайся в процесс!

- Я подожду, - послушно согласился Фотон. - Одного не пойму: почему мне запрещено вмешиваться в процесс, а ей разрешено?

- Кому - ей? О ком ты говоришь?

- О Гемме, о ком же еще, - ответил поэт и математик.

- Возьми себя в руки, Фотон! Это нервы, нервы. Мы вылетаем!

Тебе, Астер, не имеющему представления о психических аномалиях в человеке, должно быть, трудно представить ужас и отчаяние тех, кто из последних сил цепляется за ускользающую нить разума. А ведь раньше, на докоммунистической Земле, такими несчастными были переполнены специальные лечебные учреждения. Одни пациенты мнили себя Аттилами, Александрами Македонскими, Чингисханами. Другие свихнувшиеся на стезе искусства оспаривали у собратьев право быть Гомером, Лопе де Вега. А некий ученый-маньяк в конце концов свыкся с мыслью, что он парящая в поднебесье птица, и, как ни странно, Астер, открыл один из основополагающих законов гравитации.

В общем, не было ничего удивительного в поведении Фотона. Его счастье, что ему привиделась Гемма. Могло пригрезиться вообще черт знает что.

Никто не сомкнул глаз в тревожную эту ночь - ждали вестей с завода. Далеко за полночь Рубина вышла на связь. По ее словам. Фотона они застали почти невменяемым. Без сомнения, он пережил глубокое нервное потрясение. С заводом тоже что-то произошло. Напряжение в главном канале нестабильно, плазма словно взбесилась. Теллур зарылся в схему, пытается найти неполадки. Как они намерены поступить дальше? Утром она привезет Фотона, а Теллур останется дежурить на заводе.

- Фотон утверждает, будто он слышал, как отворялись двери входных шлюзов, - обратился к Рубине Регул.

- Слуховые галлюцинации, - отмахнулась она.

- Но это легко проверить. Как же ты не догадалась раньше?

- Каким образом? - искренне изумилась она. - Насколько я знаю, индикаторы привидений еще не изобретены.

Регул пропустил мимо ушей ироническое замечание.

- С помощью счетчика на входном турникете, справа от шлюза, - мягко произнес Регул.

- При чем тут счетчик? - все еще недоумевала Рубина. - Его назначение ясно и ребенку. Щелкнул 500 раз - стало быть, пора менять прокладки на дверях.

- Хвала твоей учености, Рубина. А теперь вспомни, что инструкция строго запрещает дежурному отлучаться куда-либо с завода. По правде сказать, ему и отлучаться-то некуда. И потому я утверждаю: если на счетчике сейчас стоит число 93, то шум открываемых дверей был плодом галлюцинации больного. Если же 94 - я ни за что не ручаюсь.

- Но почему? - разом воскликнули Рубина на экране и вся кают-компания.

- Потому что я запомнил предыдущее число. Когда сдавал дежурство Фотону, - медленно сказал Регул, - там значилось 91. Входит Теллур - щелк! - 92. За ним ты, Рубина, - и опять щелчок - 93.

- А если 94? - сдавленным, задушенным голосом сказала Талия.

Регул отвечал скоро, не задумываясь:

- Тогда одно из двух. Либо на завод после Фотона вошел еще кто-то, либо надо признать, что привидения способны вращать турникеты.

- Я сейчас же взгляну на счетчик! - закричала Рубина и скрылась с экрана. Стена погасла.

Ни у кого из нас и в мыслях не было усомниться в цифровой памяти Регула. Человек, который в считанные секунды извлекает корни двадцать третьей степени или столь же быстро перемножает в уме пятнадцатизначные цифры, даже такой человек внушает к себе уважение. Что же говорить о Регуле! Трансцендентные уравнения биполярного сфероида галактики одолевал Регул играючи. Те самые уравнения, от которых не одна машина вычислительная электронная задымилась и сгорела, не один академик разуверился в мощи машинного, а заодно и своего собственного, разума.

Итак, Регул назвал число 93. Другого быть не могло. Весь лагерь ждал, что скажет Рубина. Прошло три минуты, пять... пятнадцать.

Неожиданно засветился экран на противоположной стене, и в длинном овале возникла Сигма. Она, как ты помнишь, Астер, дежурила вместе с Ксеноном на звездолете.

- Что произошло? - голос Сигмы срывался. - Отчего засветилась планета? Ослепительное белое сияние... В западном полушарии Неогеи. Может быть... Вызовите завод антивещества!

Атаир кинулся в пультовую. Экран оставался мертвым. Связь бездействовала. В тот же миг мы почувствовали сильный подземный толчок. Весь лагерь заходил ходуном от первого и последнего землетрясения на Неогее.

- Почему вы молчите? - хрипела с экрана Сигма. - Отвечайте, что произошло!

Рядом с ней появился Ксенон. Он долго молчал, затем тихо заговорил:

- Неужели... Завод... Но ведь; буквально десять минут назад я связывался с Рубиной. Оказывается, она спешно отправила мне очередной контейнер. Раньше срока. Заполненный лишь наполовину. Я ничего не понимаю... Одно ясно: взорвался завод.

Страшная минута, Астер. Нечто ужасное, непознанное, неведомое вторглось в нашу жизнь, унесло в забвение трех наших соотчичей. Все оцепенели, застыли в своих креслах. Томительно текло время.

Утром Сигма снова вышла на связь. Поначалу никто из нас не узнал ее, настолько она постарела за эту ночь. Говорила Сигма шепотом, то и дело переходящим в хрипы и свисты.

- Полчаса назад мы пролетали над местом, где... где был завод. Там на сотни километров клубится туман, бушуют ураганы. Сквозь испарения и смерчи разглядеть ничего невозможно, - еле выговаривала она и, не выдержав, разрыдалась. - В центре... острова... металл... растоплен добела. Белый, белый пламень... И радиация... Несколько тысяч рентген...

Никто не проронил ни слова. Казалось, каждый боится вспугнуть тени погибших, витающие в кают-компании. Обращенные в белый пламень тени...

- Вечером мы вылетаем к вам в лагерь, - устало закончила Сигма.

- И бросите звездолет на произвол судьбы? - спросил Регул, никогда не терявший присутствия духа. Это были первые слова, произнесенные в лагере после катастрофы.

- Бросим, бросим, бросим! - вскричала Сигма. - Я не хочу... не могу больше пролетать над братскою могилой! Я не хочу свихнуться от вида этих смерчей и ураганов. Какой смысл торчать в звездолете? Да и кому он нужен теперь, этот ваш звездолет!

- Она права, - сказал Атаир. - Другого завода нам вовек не построить. А без горючего ни о каком возвращении на Землю и думать нечего. Пусть возвращаются в лагерь.

- Пусть возвращаются, - согласился Регул. - Но не раньше, чем я заменю их. Я сейчас же вылечу вместе с Селеной. Привидение, посетившее Фотона, наверняка захочет наведаться и в звездолет.

По прошествии нескольких месяцев мы решились пролететь над местом катастрофы.

От завода не осталось никаких следов. Железо-никелевый остров длиною в несколько километров начисто испарился. Вместо него зиял страшный кратер, покрытый толстым наростом замерзших газов. Метеозонд, опустившийся на дно кратера, тотчас же обволокло синеватым туманом - столь велика была еще радиация.

Что здесь произошло? Неизвестно.

Белый пламень радиации поглотил завод антивещества, растопил в горниле своем плоть Регула, Рубины, Фотона. Нет, никто у нас, Астер, не заблуждался относительно коварных свойств антиматерии вообще, антивещества - в частности.

Не секрет, что экипаж лишь чудом уцелел за время нашего путешествия, когда целых шестнадцать лет мы обитали в нескольких шагах от смерти. И все же чисто интуитивно мы чувствовали, что во взрыве завода скрывается нечто странное, неподвластное разуму, какая-то тайна.

Теллур был самым хладнокровным из всех нас. Он глубоко презирал показную храбрость, драматические интонации в голосе, трагические жесты. Он не раз заявлял, что звездолет не космический цирк-шапито и что в минуту опасности он готов посоветоваться скорее с бесчувственным роботом, нежели со сверхчувствительным человеком. Уж кто-кто, а ом не пожертвовал бы собой напрасно, бессмысленно. Тем более если рядом с ним Рубина.

Между прочим, в твердости и самообладании мало кто мог сравниться и с Рубиной. Вспомни хотя бы эпизод с космическим облаком. Экспедиция была на грани катастрофы, и если бы не решительность твоей матери, Астер, всех постигла бы печальная участь.

Итак, Теллур и Рубина спешным порядком отправили на звездолет очередной контейнер полупустым. Стало быть, они ожидали взрыва, понимали, что завод не спасти. Но почему они не бежали сами? На что рассчитывали? Что заставило их задержаться?

Как бы то ни было, они спасли всему лагерю жизнь: взрыв нескольких сот килограммов антивещества обратил бы Неогею в космическое облако пострашней того, что мы миновали в свое время.

Смущало и другое; как объяснить поведение Фотона?

Что могли означать шаги, те, что он слышал незадолго до сумбурного разговора с Рубиной? Просто слуховые галлюцинации? Или что-то другое? Но что?..

Лицо, искаженное страхом, намеки на Гемму... При чем тут вообще Гемма, столь нескладно покончившая с собой? И чего он, в сущности, боялся? Смешно думать, что на миг вышедший из режима канал мог бы смутить Фотона. Чертовщина какая-то, мистика, бред...

Регула раздражала сама постановка этих вопросов.

- Поймите же вы, горе-психологи, - мрачно говорил Регул, - ведь вы идете по пути Фотона. Если вы начнете слишком много фантазировать на эту тему, ждите, что и к вам не сегодня-завтра явятся призраки. Чего ж мы ждем? Ежели нервишки так расшатаны, давайте сообща заклинать духов, гаданием по внутренностям рыб займемся, спиритизмом, наконец.

- Не убеждай нас в том, в чем мы от рожденья убеждены, - в диалектике, в материализме. Внутренности рыб и заклинания тут ни при чем, - перебила Регула Талия.

Однако тот и бровью не повел.

- Фотон, должно быть, все еще любил Гемму, не мог ее забыть, постоянно размышлял о ней, о трагических обстоятельствах ее смерти. Одна, в ледяном космосе, среди оцепенелых космических стихий... Учтите, что и Фотон был один, вдали от нас, наедине с чужой, мертвой Неогеей, лицом к лицу с антиматерией. Или вы думаете, что созерцать превращение дейтерия в гелий столь же приятно для глаз, как наблюдать потоки водопада либо мерцанье бабочек над альпийским лугом? Ошибаетесь. Я сам не из робкого десятка, отнюдь, но скажу вам: когда я дежурил на заводе, у меня порою мурашки по спине бегали. Сидишь, как истукан, у пульта, лампы мигают, на экранах импульсы кривляются, а канал то вздохнет, то откашляется, то заскрипит, как будто в нем сама нечистая сила прохаживается. Я и сам несколько раз слышал шаги, вскакивал, бежал к шлюзу. Прибежишь - никого. А однажды собственной тени испугался, прошил ее бластером, изрешетил, покуда не смекнул: эдак и свихнуться недолго.

- И я, когда дежурила на заводе, слышала вроде бы шаги, - робко сказала Талия.

- Я тоже, - сказал Атаир. - И шаги чудились, и в собственную тень стрелял. Неоднократно.

Остальные хранили молчание.

- Стало быть, галлюцинации погубили Фотона? - спросила, наконец, Селена. Она только что вернулась с дежурства и слушала рассуждения Регула, устало подперев ладонью голову.

- Именно так: галлюцинации, - твердо сказал Регул. - Или ты не согласна со мной? Но если возразить нечего, давайте больше не возвращаться к этой теме. Она у меня как кость поперек горла.

- "Кость поперек горла!" - передразнила его Селена. - Послушать тебя и сама психопаткой станешь. Что ж, допустим. Фотон и в самом деле бредил наяву. Но Теллур! Он был настоящий герой, не из тех хлюпиков, что палят из бластера по собственной тени. Он-то почему остался?

- Остался, ибо высокий долг человека вдохновил...

- Да оставь ты словеса свои высокопарные! - отмахнулась Рубина. - То, что он нас спас, несомненно. Это лишь одна сторона трагедии, Регул, человеческая. Но ты мне объясни другое. Почему завод взорвался? Целый год работал как часы, и вдруг... Ведь Теллур знал завод, как ты знаешь свои интегралы и алгоритмы. Не допускаешь ли ты, что появился какой-то новый, неизвестный доселе, непредусмотренный фактор?

- Новый фактор! Неизвестный и непредусмотренный! Что ты имеешь в виду!

- К сожалению, покуда еще ничего определенного, - вздохнула Селена. Но, может быть, скоро я все пойму. Во всяком случае, не стоит закрывать глаза перед некоторыми обстоятельствами только потому, что они нам кажутся загадочными. Твои, Регул, законы математики неприменимы к житейскому опыту. Жизнь, бытие, даже если оно не очень сносное, не вмещаются в твои готовые формулы и формулировки.

Селена была возбуждена необычайно. Что могло ее так разволновать?

- И заметь, заметь, Регул. Вселенная не может вместиться в прокрустово ложе логики. Слишком она необъятна, неисчерпаема. Ты что, полагаешь, что, прилетев на Неогею, мы исчерпали тайны всего мира? Не допускаешь ли ты, например, что, кроме нас, здесь могут обитать и другие существа, и, между прочим, тоже разумные.

- Здесь, на Неогее?! - Регул усмехнулся. - Да не они ли подшучивали над Фотоном? Но зачем эта игра в кошки-мышки? Чтобы вместе с земными братьями по разуму превратиться в белый пламень? Рискованное предприятие...

- Иронизируешь! Так знай, что они снова здесь! - воскликнула Селена.

СИГНАЛЫ

В руках Селены появился небольшой цилиндр.

- Это и есть твои разумные существа? - спросил, неестественно улыбаясь, Регул, хотя не хуже других знал: на таких роликах наши разведывательные танкетки записывали свои наблюдения.

Селена поставила ролик в дешифратор, запустила его. Внезапно мы услышали отчетливую дробь счетчиков радиации.

- Ролик танкетки 047. Полчаса тому назад она вернулась из разведки. Исследовался район в эпицентре взрыва... Внимание!

Кают-компанию заполнили позывные, отозвавшиеся в сердце каждого из нас мелодией земных скрипок и гобоев.

- Межзвездный код! - выдохнула Сигма.

- Так и есть, - подтвердила Селена. - Кто-то передает сигналы земного межзвездного кода.

- Они летят! Они летят к нам на помощь! - запричитала Талия.

Среди последовавших вслед за тем восторгов и ликований один только Регул оставался тверд и невозмутим, как будто эти драгоценные для звездолетчика качества перешли к нему от Теллура.

- Откуда сигналы? Из солнечной системы? - спросил он наконец.

- Если бы так! - вздохнула Селена. - Однако источник сигналов находится в противоположном направлении. Его координаты почти точно совпадают с расположением Толимака.

- Значит, кто-то направляется к нам от Толимака и вызывает нас межзвездным кодом? Не так ли? - Ожидая ответа. Талия в нетерпении покусывала нижнюю губу.

- Нет, вовсе не направляется к нам. Наоборот, удаляется. Кто-то через тридцать два часа, то есть через здешние сутки, лучом, направленным точно к месту взрыва, передает наш сигнал вызова. Другие две ближайшие танкетки - 017 и 062 - передачу не засекли. Луч очень тонкий, строго ориентированный.

- Как так? Почему удаляется?..

- Ума не приложу! - ответила Селена. - Опять какая-то чертовщина.

...То, что Селена в запальчивости назвала "чертовщиной", с огромной скоростью неслось к Толимаку. Регулярно, через каждые сутки, "оно" будоражило весь наш лагерь своими сигналами. Значит, "оно" или "они" знали период, в течение которого Неогея оборачивалась вокруг своей оси. Кто должен был откликнуться на их зов, о ком или о чем они взывали? Трудно было, не впадая в мистику, предположить, что оттуда, из зловещей ямы на месте бывшего здесь завода, кто-то мог откликнуться, отозваться. Там все было сметено, повержено в прах, там даже эхо наших голосов казалось нам пропитанным насквозь радиацией, проклятой радиацией...

Посовещавшись, мы решили ответить невидимому источнику сигналов в двойной звезде Толимак. Ксенон зашифровал сообщение и передал его. Ответ надо было ожидать не раньше чем через месяц. Стоит ли говорить, Астер, что все наши попытки открыть нечто новое на месте катастрофы закончились безрезультатно.

В томительном ожидании и бездействии прошел месяц, еще неделя, еще две. Никаких результатов...

ПОБЕДИТЕЛИ

И все же ответ пришел. Однажды хриплый, дребезжащий голос робота-дешифратора возвестил медленно и, как нам показалось, торжественно:

"Звездолет "Земля-2" летит по галактическим координатам: минус 43 КУ 872; восток 07 ВА 153. Время вхождения в гравитационное поле Проксимы 2219, 4072. Коэффициент отрицательного ускорения 0,102... Звездолет "Земля-2" летит по галактическим координатам..."

Самые смелые, самые фантастические наши мечтания сбылись! Сбылись: к нам летел второй звездолет, посланный человечеством. Мы всем лагерем засели в кают-компании и не выходили оттуда целую неделю, днем и ночью обмениваясь вестями с земными братьями.

Прежде чем звездолет приземлился на второй спутник Неогеи, мы во всех деталях ознакомились с их космической одиссеей.

Как только связь с нашим звездолетом нарушилась, Астросовет принял решение послать нам на помощь второй корабль. К этому времени "Земля-2" уже стоял на стапелях. Через шесть лет он стартовал вслед за нами. Принципиально новый полирефлексный отражатель фотонов позволил "Земле-2" развить крейсерскую скорость в сто пятьдесят тысяч километров в секунду. Перед звездолетом летел пилотируемый роботами микрокорабль, прокладывавший путь. Он был уничтожен космическим облаком, но его гибель предупредила экипаж о грозящей опасности. Звездолетчики соприкоснулись с облаком во всеоружии, доподлинно препарировав его состав и магнитную структуру. Более того - они сумели сообщить на Землю о грозном препятствии на своем пути.

Объяснилась и загадка таинственного передатчика, периодически посылающего нам сигналы от Толимака.

Оказывается, экипаж "Земли-2" несказанно измучился мыслью, что мы, быть может, погибаем. Они перебирали всевозможные предположения: что наши силы иссякли, что мы гибнем, что мы уже отчаялись и не подозреваем, насколько близко спасение. И вот, когда началось торможение, они выпустили вперед гонца, вестника, посланца. Небольшой шар-зонд намного быстрее "Земли-2" прибыл в систему Проксимы.

Его передатчик был запрограммирован отыскать точечный мощный источник электромагнитного излучения, ориентировать на него свои передающие антенны и послать сигнал вызова. После получения ответа следовало передать основной текст.

Нет ничего странного в том, что в лабиринте из ста семи планет шар-зонд не сумел разыскать наши передатчики. Тем более что для внутренней связи мы использовали маломощные станции, а лазер галактической связи на звездолете работал на точно нацеленном, ориентированном к солнечной системе луче. Кто знает, автомат мог просто пролететь мимо Проксимы, так и не обнаружив нас, если бы не взрыв завода. Этот взрыв и был воспринят антеннами как источник электромагнитной энергии...

Ты, Астер, вряд ли запомнил радостную встречу наших спасителей. Мы не станем описывать ее во всех деталях. Пройдет время, и на твою судьбу выпадет нечто подобное, и тогда ты убедишься: такие мгновенья из жизни человеческой надо испытать самому. Остальное - строительство двух новых заводов антивещества, будни и праздники на Неогее и, наконец, приготовления к отлету ты, наверное, запомнил.

...Истек пятый год нашего пребывания на чужой планете. Два звездолета кружились возле Неогеи. Лагерь разросся и стал неузнаваем. Множество универсальных заводов, чудесные оранжереи, бассейны, стадион - вот какие диковинные цветы посадили и взрастили мы, земляне. На наших космодромах стояли межпланетные ракеты, всегда готовые стартовать. Разве мы могли покинуть эти сокровища, бежать из чужого мира? Он был неисчерпаем и разнообразен. Подробно мы изучили лишь одну из ста семи планет Неогеи. А двойная звезда Толимак? Она нас ждет, далекая и близкая, манит неизвестностью, недоступными тайнами, безднами непостижимыми.

Двадцать землян добровольно решили остаться на Неогее. Оставался весь экипаж "Земли-2" и вместе с ними Ксенон и Сигма.

Может быть, Астер, ты спросишь: что заставило этих людей решиться на столь трудный шаг? Во имя знания, вот все, что мы могли бы ответить тебе. Препятствия мыслимые и немыслимые, трудности невообразимые, долголетнее изгнание, каждодневный риск, сама смерть - ничто и никогда не остановит человека, мучимого жаждой познания.

Зачем первобытный пращур спускался на утлых челнах по течению рек? Дабы отыскать новые земли.

Зачем древние мореплаватели уходили в страшный безбрежный океан на парусных своих корабликах? Дабы разведать иные страны.

Зачем первые воздухоплаватели поднимались в царство птиц на своих ненадежных монгольфьерах и примитивных самолетах? Дабы окинуть взором прошлое свое с высоты.

Зачем первые космонавты отрывались от Земли? Дабы обрести новые миры.

Зачем мы полетели к далеким звездам? Чтобы познать вселенную, вечную, бесконечную вселенную.

Человек извечно был и пребудет таким - неудовлетворенным достигнутым, жадным к новому, ищущим непережитое счастье. Таковы Сигма и Ксенон, таковы мы все, таковы были Рубина и Теллур.

Будь же и ты, Астер, достойным сыном Великого, Вечного, Непобедимого человечества.

Сегодня меня нарекли иным - земным - именем. Но если твой первый крик вспыхнул вдали от пределов системы земного солнца, если твоя колыбель качалась в лучах вишневого светила, забудешь ли имя, дарованное тебе матерью и отцом: Астер.

Я, Астер, родился на Неогее. Я как-то спросил у Атаира, что значит мое имя, должны же означать что-то имена.

Он объяснил мне: давным-давно, тысячи лет назад, обитал на голубой планете народ, в чьем наречии "астер" звучало как "звездный" или "обитающий среди звезд".

Я, Обитающий Среди Звезд, родился на Неогее. Теперь и она далека от меня. Теперь по черному кругу экрана блуждает другое светило - звезда спектрального класса ДГ-3. А возле нее, едва заметен, парит крохотный лазурный кристалл - неведомая мне Земля.

Там, на Земле, возлежат меж материков исполинские океаны; и заледенелые вершины, точно бивни, пропарывают облака; и медлительное марево лазурных небес стережет мириады цветов и деревьев.

Там, на Земле, каждый может бродить по полянам, заросшим травой, и плыть по ночной реке, и просыпаться в горах от пения птиц. Там, на Земле, нельзя, не сощурясь, глядеть на полуденное солнце, как глядел я на то, вишневое, уже полузабытое мною, Астером, Обитающим Среди Звезд. Я вырос в звездолете, его огни - мое солнце; его иллюминаторы - мои небеса; его экипаж - все мое человечество.

Мое человечество возвращается на Землю, я впервые лечу туда.

Уже три с половиной года корабль гасит ход. На длину земного экватора приближает нас каждая секунда к заветной цели. Земля как бы накручивает на голубую свою оболочку серебристую нить с подвешенным к ней звездолетом.

Земля...