"Служанка и виконт" - читать интересную книгу автора (Розенталь Пэм)

Глава 7

Однако до ночного визита ей предстояло прожить еще длинный день.

День, заполненный множеством шуток и насмешек — новость о ночной комедии распространилась по замку со скоростью лесного пожара, раздуваемого летним мистралем. Если Мари-Лор была смущена вчерашними событиями, то больше никто не испытывал ни малейшего стеснения. Казалось, абсолютно все в замке прекрасно знали, что произошло. И всем хотелось это обсудить.

В это утро за завтраком слуги пили необычно крепкий кофе в неограниченном количестве, от которого кружилась голова. Они становились болтливыми и шумно восторгались оскорбительными замечаниями герцога в адрес графа месье Юбера. Не было ничего удивительного в том, что им нравились любые истории, в которых доставалось Горгоне, но Мари-Лор с огорчением обнаружила, что стала героиней этой истории, и все «знали», что виконт — ее любовник. Они относились к ней дружелюбно, хотя и подсмеивались, — все, кроме камердинера Жака, чьи притязания она отвергла, и Арсена, который сохранял свой обычный строгий вид.

— Надо подкрепиться. — Подталкивая друг друга в бок и ухмыляясь, они протягивали ей через стол толстые ломти хлеба с маслом. — Хозяин, который трудился в постели всю ночь, а это единственное, что умеет делать их порода, может спать весь день. Но слуга должен работать, так же как и всегда.

Или, как в этот день, даже больше чем всегда. Ибо подготовка к банкету требовала огромного труда.

— Ну, ты еще молода, можешь и не поспать, — сказал ей Николя, отправляя всех на работу, — так что я уверен, мне не надо беспокоиться, что ты заснешь над горшками и сковородками. Но я не желаю видеть, как ты вместо работы вздыхаешь и мечтаешь о красавце джентльмене.

Мари-Лор покачала головой. Она не опровергала их заблуждения, чем больше они будут убеждены, что Жозеф пользуется ее услугами, тем меньше можно опасаться его отца и брата. Она улыбнулась и покраснела, чего, по-видимому, все от нее и ожидали.

Но когда в судомойню зашла Бертранда и сунула ей какие-то сухие травы, завернутые в бумажку, Мари-Лор с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Заваришь с ними чай, — сказала Бертранда. — Пей каждый день и не забеременеешь… Ладно, — смущенно добавила она, заметив скептический взгляд Мари-Лор, — это лучше, чем ничего не делать, потому что я сомневаюсь, что он захочет беспокоиться о…

Мари-Лор поблагодарила ее и заварила чай. В данном случае, подумала она, травы, как никогда, оправдают себя на сто процентов…

— Ну и как она, Жозеф?

Сдержавшись, чтобы не содрогнуться, виконт искал подходящего ответа на вопрос брата.

Он полагал, что Юбер пытается казаться опытным в таких делах. «Если бы только, — подумал Жозеф, — у брата не было такого слюнявого рта». Тот выглядел отвратительно при солнечном свете.

Утром Юбер уже провел целый час с Амели, убеждая ее, что в его заигрывании со служанкой не было ничего необычного. Это случается, говорил он ей, в самых лучших, старейших аристократических семьях. Да, это достойно сожаления, но чего можно ожидать от слабовольного молодого дворянина с горячей кровью, такого как он?

Конечно, уверял он, если бы не его долг перед братом, который мог бы получить более утонченное удовольствие с более элегантной дамой. Но — он наклонился к ней, изящно расставив ноги и почти ткнувшись носом в ее грудь, — она должна понимать, что в старинных семьях существуют обязательства по отношению друг к другу.

Амели успокоилась довольно быстро. Оказалось, ее довольно легко уговорить больше не дуться, особенно после того, как он обещал на банкете привести в восхищение и восторг всех гостей. Он обрадовался, когда его позвали к отцу играть в шахматы, которому он рисковал проиграть, но игра от этого не становилась менее интересной.

А теперь он собирался вместе с братом на охоту на кроликов.

Поле буквально кишело этими существами. Собакам нравилось выслеживать их, а Юберу — стрелять. Двое слуг несли ружья и мешок, непрестанно пополнявшийся маленькими пушистыми тельцами. Изображая полную увлеченность хотой, Жозеф поднял ружье, прицелился и нажал на курок. Прекрасно. Достаточно близко для убедительного промаха.

Еще одна забава, ведь сегодня он не был расположен убивать этих невинных зверьков. Юбер подстрелил большого кролика, и собаки с азартом бросились искать тушку.

Юбер удовлетворенно кивнул и вернулся к разговору.

— А вчерашняя добыча? — спросил он. — Она хотела? Она кажется горячей, страстной малышкой. Или тебе пришлось принудить ее, она кричала?

«Если он и дальше будет пускать слюни, — подумал Жозеф, — У него закапает слюна, как у собаки».

— Они притворяются, знаешь ли, что им не нравится. — Юбер явно гордился, что может поделиться опытом. — Особенно когда ты швыряешь их и заставляешь…

Конец фразы почти утонул в визгливом смехе.

Жозеф чувствовал себя так, как будто снова очутился в школе. Ему следовало подготовить свой рассказ. Как и многие джентльмены, Юбер оставался школьником-переростком, он испытывал удовольствие, рассказывая о своих любовных победах, и не меньшее, слушая рассказы других.

Хуже всего было то, что такие хвастливые разговоры неизменно велись в присутствии слуг, на которых не обращали внимания. Большинство его знакомых аристократов не сознавали скрытую в их рассказах жестокость, но более изощренные из них любили злоупотреблять ею. Барон Рок, например, славился тем, что, оживляя свои обеды вульгарными рассказами о ночных оргиях, в конце обеда, когда подавали сыр, объявлял, что женщина, чьи любовные утехи он так подробно описывал, была дочерью или женой одного из обслуживающих их сейчас лакеев.

Нетерпение Юбера росло.

— Она была… восхитительна, — вздохнул Жозеф. — И?..

— И… — он взглянул на кончик уха пушистого кролика, выглядывавшего из мешка лакея, — совсем невинна.

Он подумал о деде теперешнего короля, Людовике XV, содержавшем личный бордель с молодыми женщинами, за которыми он охотился, как за дичью, по полям и лесам. Это место называлось «Олений парк». «Вот это было время!» — любил говорить его отец.

Юбер хмыкнул:

— Наверное, она просила лишить ее невинности. Сколько раз ты имел ее?

Как прекратить эту мерзость? Жозеф набрал в грудь воздуха, как будто собираясь посвятить его в скабрезные подробности. Юбер в предвкушении ухмыльнулся.

— Сегодня ночью Батист приведет ее в мою комнату.

Юбер же тяжело задышал.

— И поэтому, месье граф, — Жозеф неожиданно поклонился, согнувшись в талии, — я уверен, ты извинишь меня, если я не буду напрасно растрачивать силы на болтовню, которая, как тебе известно, лишает джентльмена той энергии, которая ему потребуется для дела.

Слуга, несший кроликов, закашлялся, скрывая душивший его смех, в то время как слуга, несший мушкеты, сохранял свирепый недовольный вид. Жозеф не сразу узнал второго лакея — ах да, Арсен, прислуживавший вчера за обедом, только сегодня у него темные волосы, а не напудренный лакейский парик.

«Молодец, Арсен. Нужна большая сила воли, чтобы не смеяться над нами».

Но где он видел его раньше? Монпелье, может быть? Нет, это смешно, торговцы книгами не держат лакеев.

Он снова повернулся к брату.

— Или ты не согласен, что разговоры, могут оказаться врагами мужской силы, граф? — тихо спросил он.

Юбер пожал плечами, как будто не понял намека, но в его глазах с покрасневшими веками появился холод.

— Конечно, Жозеф. Береги силы, свой знаменитый шарм. Мы еще точно не узнали, но есть слухи, что все молодые ямы, приглашенные сегодня на обед, имеют неплохое приданое.

— А если я не расположен прямо сейчас искать себе жену?

— О, но это не так. Ты чахнешь, ты тоскуешь, тебе до смерти нужна жена.

— Вот уж нет! Я приехал навестить отца и уеду опять — как только… все это закончится.

— Черт! — Юбер промахнулся. Он протянул мушкет Арсену, чтобы тот перезарядил его. И когда, после короткого молчания, заговорил снова, то уже тихим властным тоном. — Я не такой глупец, каким кажусь. А Амели, какой бы она ни была, чертовски умна, почти не уступает по уму стряпчим ее буржуазного отца. Кроме того, она так же бессердечна, как и настойчива в достижении своей цели. Ты сделал ошибку, Жозеф, что не расположил ее к себе.

Жозеф пожал плечами. Сегодня утром ему показалось, что это довольно легко сделать.

Юбер сунул руку во вместительный карман и извлек пару каких-то бумаг.

— Можешь их взять. Я сделал для тебя копии. Но оригиналы с печатями остаются у меня.

Первый документ содержал список расходов на оплату долгов Жозефа и на подкуп разгневанных мужей.

— Детали не имеют значения, я уверен, ты уже не помнишь, ты никогда даже не обращал внимания на то, во что обходились твои приключения. Но сумма денег, которые ты мне должен, имеет значение. Это счет, Жозеф, который следует оплатить через шесть месяцев после смерти нашего отца, когда бы это ни случилось.

Пока виконт просматривал второй документ, Юбер подстрелил еще пару кроликов. Жозеф заметил, как малы они были, всего лишь зайчата, какими трогательно маленькими они казались в пасти собак, а в его голове звучали сухие юридические термины. Зайчата обезумели от страха, потеряв мать и ее защиту. Щеки Жозефа пылали, и он с трудом заставлял себя говорить тихо и спокойно:

— Значит, если я тебе не заплачу, то попаду в тюрьму?

— А ты не думаешь, что я забочусь об общественной нравственности? Представители короля похвалили меня за заботу об общественных интересах. Я делаю то немногое, что могу на благо Франции, стараясь научить месье X вести себя прилично. Ты весело проводил эти годы, Жозеф, но ты должен выгодно жениться, как делаем все мы. И верно, мне нужны деньги. Странно, что, когда ты их получаешь, тебе нужно еще больше. Но ты научишься. Даже с твоей репутацией твоя внешность и происхождение помогут тебе купить кого-нибудь, во всяком случае, не хуже Амели.

Жозеф чувствовал, как, несмотря на палящее солнце, он холодеет.

— Ты не можешь, — тихо сказал он. Но слишком хорошо знал брата. Он мог. Жозеф был бы не первым молодым дворянином, заключенным в тюрьму ради общего блага по указу короля, получить который позаботилась его семья. Он вспомнил о графе Мирабо, которого за восемь лет не раз сажали в тюрьму по капризу собственного отца, ненавидевшего сына. И если бы теща маркиза де Сада продолжала преследовать его, этот джентльмен провел бы остаток жизни в Бастилии.

Он старался осознать слова брата.

— Хорошо, что ты приехал, — продолжал Юбер. — Всю зиму не проходило и дня, чтобы старый герцог не надоедал нам с Амели своими заявлениями о том, как бы он обрадовался возвращению своего любимого сына. Как жаль, что адвокаты так долго тянули со своими юридическими тонкостями, а то бы ты мог вернуться раньше. Но я не мог не наслаждаться огорчением старого глупца, говоря ему, что придется еще немного подождать.

«Не мог не наслаждаться. Да, могу себе представить».

— Он действительно так болен, как ты сообщил в письме? — спросил Жозеф.

Юбер с оскорбленным видом взглянул на брата:

— Неужели я солгал бы о таком важном деле? Поговори сам с его докторами, если хочешь. Конечно, если тебе невыносима мысль о женитьбе, ты можешь уехать прямо сейчас, перейди границу и вернись к своей прежней жизни нищего искателя приключений. Но ты этого не сделаешь.

«Он прав, не сделаю. Я решил оставаться с отцом все время, пока он болен».

— Да и нет необходимости торопиться с выбором невесты, — продолжал Юбер. — Лично я рад, что ты здесь: избавляешь меня от необходимости слушать за обедом и ужином глупые речи старого козла. Когда он умрет, нам, конечно, надо будет с тобой договориться.

Жозеф прицелился, один за другим сделал несколько выстрелов и смотрел, как собаки тащат безжизненные маленькие тельца.

— Хорошая работа, братишка. Ты быстро учишься. Не сомневаюсь, ты не хуже сумеешь попасть в маленькую судомойку сегодня ночью.

«Неужели этот день никогда не кончится?»

— Она не… — с яростью заговорил он. Но что именно он должен сказать?

Юбер улыбнулся:

— Что ты сказал, Жозеф?

— Ничего, месье граф. Ничего.

На кухне работа то и дело прерывалась приступами гнева месье Коле, последний случился из-за рачьих хвостов.

— Слишком мелкие! Их и не видно на блюде! Это катастрофа!

Потребовалось все умение Николя ублажать и умасливать (а также очень тонкое вино «Кот-дю-Рон»), чтобы все встало на свои места.

Мари-Лор знала, что раки всего лишь гарнир. Разложенные по краям большого блюда, они образовывали обрамление для густого соуса с кусками «сладкого мяса», грибами, трюфелями, гусиной печенкой и петушиными гребнями. Поверх накладывались голуби, обжаренные вместе с телятиной, ветчиной и беконом, а на них мелко нарезанные мясо и трюфели, все это венчало слоеное тесто в виде сердца.

— И сколько же таких сложных блюд мы сегодня готовим? — прошептала Мари-Лор.

Ее пятнадцатилетний товарищ по кухне Робер расплылся в улыбке.

— Двенадцать. Двенадцать, Мари-Лор.

Робер по молодости лет часто бывал голоден. Он не раз говорил, что работа на кухне была для него дорогой на небеса, да еще ему и платили.

В эти двенадцать блюд не входили суп и овощи. Месье Коле был доволен прекрасными горошком, артишоками, которые они подготовили, и салатами. Уже не говоря о таких деликатесах, как закуски. А что касается десерта…

Времени на размышления о десерте не оставалось. Робер и Мари-Лор должны были спешить, чтобы не накапливались горы грязных горшков и сковородок, которые усердно пачкали повара, нарезать и очистить более сотни молодых артишоков. Рубить и ошпаривать, чистить и помешивать — одним словом, делать все, что от них требовали. Но даже в эти мгновения перед мысленным взором девушки витал образ Жозефа. Она видела его улыбку и ощущала вкус его губ, его гибкие руки и изгиб бедер. А то она видела…

Огромный мясницкий нож проплыл в воздухе и опустился на деревянный кухонный стол. Это ознаменовало очередной взрыв негодования месье Коле. На этот раз он был направлен на Арсена, который всем мешал. Он носил в кладовку немыслимое количество только что убитых кроликов.

От удара ножа по столу суфле, приготовленное на десерт, опало. К всеобщему восторгу, месье Коле объявил, что теперь его должны съесть слуги. Эти идиотские гости обойдутся клубничными, малиновыми и абрикосовыми тортами, горами меренг и миндального печенья, украшенных миндалем и фисташками, рассыпчатыми марципановыми пирожными забавной и иногда неприличной формы и цвета, покрытыми шоколадной глазурью эклерами и профитролями, начиненными английским кремом, целыми башнями из фруктов, увенчанных ананасами, выращенными в теплицах, наконец, фантастическим мороженым с ароматом фруктов кофе, кокоса и засахаренных фиалок.

Они слышали, как колеса карет с гостями стучат по подъемному мосту. Николя осмотрел ливрею каждого лакея, прищелкивая языком, когда замечал у кого-то сальное пятно а у кого-то потемневший галун. Наконец все лакейское войско замаршировало вверх по лестнице, причем каждый следующий нес еще более впечатляющее блюдо, чем предыдущий.

Затем они замаршировали обратно вниз, чтобы принести другие блюда и вина.

— Больше, больше вина! — кричал Николя. Банкет удался.

Как он позднее объяснил, гости приехали только из уважения к древнему роду герцогини и благодаря любопытству, которое вызывала репутация виконта. Но они остались и получили большое удовольствие. Угощение вызвало настоящий триумф, и семья вела себя соответственно случаю. Даже герцог вел себя вполне прилично, внося свою лепту остроумными анекдотами о жизни и привычках двора Людовика XV.

— Итак, Горгону наконец приняли в местное дворянское общество, — закончил Николя. — Будем надеяться, что хотя бы немножко отдохнем от ее вечных придирок. А теперь, мадам и месье, — добавил он, открывая очередную бутылку вина и раздавая осевшее, но все еще вкуснейшее суфле, — наша очередь попраздновать.

Но Мари-Лор рано ушла из-за стола, унося с собой кувшинчик лимонной воды, который дал ей месье Коле, чтобы смыть с себя кухонные запахи. Казалось, что даже он интересуется ее отношениями с виконтом.

Она вымылась. Неплохо.

Сняла чепчик. Треснувшее зеркало в ее комнатке мало о чем говорило, но она заметила, что ее волосы снова стали густыми и блестящими, какими и были до того, как она заболела тифом. Она безжалостно расчесала их щеткой. У нее не было ни одной ленточки, и единственное, что она могла придумать, — это в ожидании, когда Батист постучит в ее дверь, закрутить спиралью две пряди, а потом расчесать их.

Когда наконец раздался стук в дверь, Мари-Лор просто почувствовала общий вздох, донесшийся из комнат прислуги: все, кто уже не бражничал в буфетной, ждали этого стука вместе с ней.