"Месть Фантомаса" - читать интересную книгу автора (Сувестр Пьер, Аллен Марсель)

Глава IV. Ночь во Дворце Правосудия

Жером Фандор провел довольно мучительную ночь… В его беспокойном уме возникали ужасные видения. Кошмары проходили один за другим, журналист каждый час вскакивал при бое настенных часов и лишь под утро наконец забылся тяжелым сном. Встав с разбитой от усталости головой, он решил принять холодный душ, который успокоил его нервы, и быстро оделся.

В восемь часов утра журналист уже сидел за рабочим столом и рассуждал…

— Все, шутки в сторону, — решил Фандор, — я сначала подумал, что дело Доллона будет довольно заурядным, но ошибся. Предупреждение, полученное вчера, не оставляет больше на этот счет никаких сомнений.

Если преступник испытывает необходимость в том, чтобы я молчал, значит, он опасается моего вмешательства в это дело, опасается, что оно окажется для него губительным; а если мое вмешательство может быть губительным для него, преступника, значит, оно должно быть полезным для честных граждан. Таким образом, мой долг — идти прямо во что бы то ни стало…

Жером Фандор не уточнял свою мысль, но, по правде говоря, была еще одна причина, которая побуждала его пристально следить за перипетиями трагедии, случившейся на улице Норвен, причина эта была не совсем определенная, расплывчатая, но тем не менее очень важная…

Жером Фандор поклялся Элизабет узнать правду о ее брате. Он вспоминал умоляющее взволнованное лицо девушки и временами, закрыв глаза, представлял привлекательную сестру пропавшего художника.

Однако Жером Фандор не допускал для себя на ее счет иных чувств, кроме уважения. Элизабет Доллон стоила того, чтобы он ей помог, и точка.

Журналист оставался за своим столом все утро, выкуривая сигарету за сигаретой и набрасывая план расследования.

— Первое, что необходимо узнать, — заключил он, — это, как мертвец исчез из тюрьмы… Этот невероятный факт в первую очередь требует своего объяснения… Да, но как к нему подступиться?..

Молодой человек был в большом затруднении.

Вдруг Жером Фандор хлопнул себя по лбу, вскочил со стула и начал расхаживать по комнате, напевая мотив популярной песенки и даже попробовав своим безнадежно фальшивым голосом протянуть арию из оперы, — столь возбужденным было его состояние.

— Восемьдесят шансов из ста, — воскликнул он, — что у меня ничего не выйдет, но остается еще двадцать, чтобы добиться положительного результата… Попробуем…

Молодой человек лихорадочно оделся и вышел из квартиры.

— Госпожа Удри, — крикнул он, проходя мимо консьержки, — я не знаю, вернусь ли я сегодня вечером, может быть, мне придется уехать на пару дней, будьте так любезны, проследите за моей почтой, очень вас прошу, хорошо?

Жером Фандор направился было дальше, но, сделав несколько шагов, вдруг вернулся назад.

— Я забыл спросить у вас, — сказал он, — меня никто вчера не спрашивал днем?

— Нет, господин Фандор, никто!

— Хорошо, хорошо! Если вдруг случайно сегодня какой-нибудь рассыльный принесет для меня письмо, запомните в лицо этого человека, госпожа Удри; случается, мои приятели устраивают мне розыгрыши, и я тоже не хотел бы остаться у них в долгу…

На этот раз Жером Фандор окончательно покинул дом, уверенный в бдительности своей привратницы.

На улице Монмартр он поймал фиакр:

— В Национальную библиотеку и поживее!..

«Черт! Уже три часа! Нужно шевелиться…»

Стремительной походкой — впрочем, для него привычной, так как он всегда куда-то спешил, — Жером Фандор прошел в гардероб библиотеки, взял трость, которую он там оставил, и вышел на улицу Ришелье.

— Так, сейчас в скобяную лавку!

Жером Фандор нашел лавку, вошел и самым естественным тоном попросил:

— Я хотел бы, месье, купить метров пятнадцать веревки, очень гибкой, тонкой, но прочной…

Торговец с удивлением смотрел на элегантно одетого молодого человека, ему было странно продавать такое количество веревки сразу.

— Для какой цели, месье? У меня веревки разных видов…

Фандор, не моргнув глазом, серьезным голосом произнес:

— Для некоторых из моих приятелей, которые хотят повеситься…

В ответ ему раздался хохот.

Торговец скобяным товаром поспешил показать ему образцы веревок. Жером Фандор с видом знатока выбрал один из них.

Выйдя из лавки, он на секунду задумался.

— Теперь к часовщику!

И, зайдя в ювелирный магазин, он обратился к его хозяину:

— Я хотел бы приобрести, месье, будильник малой модели, самое лучшее из того, что у вас имеется…

Когда все покупки были сделаны, Жером Фандор достал часы; увидев, что уже была половина четвертого, он тихо выругался и остановил проезжавший мимо закрытый экипаж:

— Во Дворец Правосудия! Мчи во весь опор!

Едва устроившись в фиакре, журналист снял пиджак, расстегнул жилет и опустил шторки на дверцах кареты…

Большие башенные часы на Дворце Правосудия пробили четыре часа, их серебряный звон еще раздавался в коридорах Дворца, когда Жером Фандор вышел к Торговым Рядам. Он прошел до конца их, свернул направо и, миновав небольшой коридор, решительно толкнул дверь, выходящую в гардеробную.

Адвокаты, все в делах, приходили, уходили, снимали свои мантии, забирали почту, доставленную сюда во время судебных заседаний.

Жером Фандор протиснулся между двумя группами юристов, словно он был здесь своим человеком. Он, казалось, искал кого-то и наконец спросил одну из служащих гардеробной:

— Мадам Маргарита на месте?

— Да, да, месье, она там, в конце помещения.

Г-жа Маргарита, заведущая гардеробной Дворца Правосудия, была приятельницей журналиста, которому, благодаря ее любезному посредничеству, не раз удавалось взять интервью у знаменитых адвокатов, настроенных обычно неприязненно к вопросам журналистов.

— Мадам Маргарита, — заявил Фандор, — у меня к вам одна маленькая просьба!

— Да знаю, знаю! Опять нужно, чтобы я кого-нибудь вам представила?

— Нет, нет! Одну справку! Я прошу у вас только одну справку! Вы не подскажете мне, где переодеваются эти господа из судебной палаты? Я имею в виду заседателей из суда присяжных?

Вопрос журналиста, по всей видимости, глубоко смутил г-жу Маргариту.

— Но зачем вам это понадобилось, господин Фандор? Если вы собираетесь взять интервью у одного из советников, то вы в десять раз быстрее сделаете это, съездив к нему домой. Можно быть уверенным, что здесь, во Дворце, он откажется с вами разговаривать.

Жером Фандор покачал головой:

— Не волнуйтесь об этом, мадам Маргарита! Скажите мне, где эти славные стражи порядка, защитники правого дела, снимают свои красные мантии?

Г-жа Маргарита была слишком приучена к неожиданным и подчас несуразным вопросам молодого человека, чтобы продолжать спорить с ним.

— Гардероб этих господ, — ответила она, — расположен в подсобных помещениях Дворца, рядом с совещательной комнатой судей.

— А, в том зале, где прислуживает технический служащий?

— Да, господин Фандор…

— Отлично, спасибо, мадам!

Жером Фандор с довольным видом откланялся, вышел из гардеробной и направился к месту заседания суда присяжных.

Он бегом поднялся по ступенькам, ведущим к совещательной комнате судей, где заметил паренька из технической службы:

— Скажите, пожалуйста, председатель, господин Гешан, может меня принять?

— Господин председатель уехал…

Жером Фандор, казалось, задумался:

— Черт!

Он обежал взглядом комнату словно человек, глубоко погруженный в свои мысли…

На самом деле Фандор проверял, точны ли сведения, которые он получил от мадам Маргариты.

Вдоль стен помещения Жером Фандор заметил небольшие шкафчики, куда судьи, выходя с судебных заседаний, вешали свои красные мантии.

Да, он действительно попал в гардероб для присяжных заседателей.

— Господин председатель не у себя? В таком случае, господин… господин…

Жером Фандор совсем не предусмотрел, что ему нужно будет называть другое имя.

К счастью, он заметил, что на каждом из шкафчиков для одежды прикреплены визитные карточки, на которых были указаны фамилии их владельцев.

Он быстро прочитал одну из фамилий и повторил:

— В таком случае, господин Юбер, может быть, сможет меня принять. Будьте добры, попросите у него пять минут для аудиенции?

— От чьего имени?

— Мое имя ничего ему не скажет… Скажите ему, что это по делу… Пейрю, а меня зовут метр… Тиссо…

Паренек поднялся:

— Сейчас узнаю…

И Жером Фандор стал спокойно прогуливаться вдоль и поперек зала, следя за тем, как удаляется служащий.

«Метр Тиссо, дело… дело Пейрю! Шагай, шагай, любезный! Тебя там отлично примут с этими выдуманными именами…»

Через несколько минут паренек действительно возвратился, готовый сообщить докучливому посетителю, что судья принять его не может.

Но, распахнув дверь, славный малый замер на месте, обнаружив, что в зале уже никого нет.

«Интересно, куда же девался этот молодой человек? Уже ушел? Вероятно, это был опять чертов письмоводитель какого-нибудь стряпчего, который передумал разговаривать… Хорошенький я имел бы вид, если, случись, господин судья все же попросил бы впустить посетителя…»

После этого философского размышления паренек вновь принялся за чтение газеты, не забыв отметить про себя, что уже было четыре часа дня и что оставался всего час до того, как он сможет пойти сыграть партию в манилью в «Кафе мантий».

Через большие, тщательно закрытые окна в зал заседаний суда присяжных не проникал ни малейший лучик лунного света. К этой кромешной темноте добавлялась также наводящая ужас гробовая тишина, в которую погружался с первых же минут ночи большой зал заседаний, где столько преступников выслушивали свой роковой приговор.

По окончании последнего судебного заседания уборщики, как обычно, приступили к уборке, затем капрал-охранник, совершив обход, закрыл за собой двери на два оборота ключа, и зал постепенно начал впадать в глубокий сон, чтобы дождаться утра, когда сюда вновь придут технические служащие и разложат на столах присяжных заседателей материалы судебного заседания и досье по текущим делам.

Непрерывный гул, царивший на протяжении дня в галереях Дворца, начал постепенно затихать, и наконец все вокруг стихло.

Охрана завершила последний обход, адвокаты покидали гардеробную, бедняги, заходившие погреться у батарей Дворца, были выдворены на холодную улицу, где свистел ветер, и величественное здание оказалось совершенно пустым.

Тем временем начали бить, отсчитывая время, часы, висевшие на башне Дворца. И едва прозвенел последний, одиннадцатый удар, раскатившийся эхом по безлюдным галереям Дворца, как в зале суда присяжных, под огромным длинным столом, за которым заседают судьи, послышался долгий пронзительный, раздражающий звонок будильника.

Как только звонок отзвенел, в помещении раздался громкий зевок…

Проснувшийся человек, который выбрал для сна место под столом присяжных заседателей, нисколько не пытался приглушить свой голос. Он широко зевнул, едва не вывихнув челюсть:

— А — а!

Более того, зевание сопровождалось речью, полной насмешек и достойной самого настоящего парижского гавроша.

— Определенно в Республике дела идут из рук вон плохо, ковры в зале заседаний суда присяжных дрянного качества… У меня ломит спину, словно я спал на жестком кресле! Но зато местечко здесь спокойное, никто тебя не тревожит, храпи себе на здоровье под монотонное завывание адвокатов!

Человек приподнялся:

— Так, который час? Я поставил будильник на одиннадцать. Поскольку я решил быть пунктуальным и логичным во всем, мне нужно действовать с точностью и аккуратностью самого педантичного бухгалтера. Итак, прежде чем отправиться в свою экспедицию, следует проверить время…

Вспыхнула спичка, осветив слабым пламенем место под столом, за которым сидел сам председатель суда присяжных:

— Десять минут двенадцатого, у меня есть еще пять минут понежиться в моей прекрасной постели, тем более, что, по всей видимости, я не скоро попаду домой. Итак, отдохнем еще немного и порассуждаем!

И с видом человека, который никуда не спешит, странный персонаж вновь спокойно растянулся, стараясь поудобнее устроиться на том, что он мысленно окрестил «жестким креслом правосудия».

«Итак, — думал он, — обвести вокруг пальца самую сильную государственную организацию — дело, оказывается, не такое уж сложное. Мне даже не пришлось никого подкупать. Я просто осуществил на практике знаменитое изречение Мак-Магона: „Я здесь есть, я здесь остаюсь“. Ах, меня нужно осыпать золотом, таланты у меня несравненные… Сегодня стало известно, что Жак Доллон покончил с собой, что он, по всей вероятности, невиновен и что его труп исчез. Вчера в половине шестого „Капиталь“ сообщала, что у него есть очень хорошенькая сестра… И вот ночью в десять минут двенадцатого я сижу один во Дворце Правосудия, готовый приступить к небольшому расследованию, которое я задумал… Жером Фандор, мой милый друг, поздравляю тебя, ты сделал неплохой ход!»

…Это был действительно наш журналист, который, пренебрегая опасностями, законами, идя на огромный риск, решил провести ночь во Дворце Правосудия, чтобы попытаться раскопать хоть что-нибудь о загадочном исчезновении тела Жака Доллона…

Сам он находил свое предприятие простым и увлекательным.

«Это просто забавно. В самые строго охраняемые места всегда легче всего проникнуть. Я без труда спрятался в шкафчике, где присяжные оставляют свою одежду. В самом деле, если бы в обязанности технического служащего входило открывать и проверять каждый вечер содержание шкафчиков всех судей, то он бы тратил на это дело уйму времени. Я следил за всеми движениями этого малого, который не мог даже предположить о моем присутствии… Ладно, не стоит больше хвалиться своей ловкостью. Я здесь был, я здесь остался, сейчас надо выбираться отсюда».

Он достал из кармана восковую свечу и поднес ее к пламени спички.

«Что делать с моим будильником? — задумался Фандор. — Если оставить его здесь, то станет ясно, что я здесь проходил… Правда, мне на это наплевать… В любом случае, даже если моя вылазка не удастся, я расскажу всю правду… Меня нельзя будет обвинить в воровстве, наоборот, я оставляю в подарок часы господину председателю!»

Жером Фандор со смехом собрал тома кодексов законов, валявшихся на столе, сложил их в стопку и водрузил на них свой будильник, после чего пересек зал и подошел к главной входной двери, единственной из всех дверей в этом помещении, которая была с двумя створками.

«Ориентироваться здесь несложно, — подумал журналист, — к тому же дверь обычно не запирают со всех сторон, а следовательно…»

Дополняя свои слова действием, Жером Фандор взялся руками за тяжелый железный засов, которым запирались изнутри обе створки двери зала судебных заседаний, и отодвинул его, после чего безо всякого труда потянул на себя створки двери, несмотря на то, что они, как всегда, были тщательно заперты на ключ.

Выйдя на лестничную площадку и стоя со свечой в руке, Жером Фандор расхохотался:

«Ничего сложного! Рекомендую всем, кто ищет слегка прохладное и, главное, спокойное местечко! Правда, не надо устраивать ненужного шума и хлопать дверьми».

И он вновь очень тщательно придавил тяжелые створки двери на место. Никто не догадался бы, пройдя мимо зала заседаний, о том, что кто-то выходил из него и что сейчас дверь не заперта… Напевая бравурный марш, Жером Фандор прошел к Торговым Рядам. Заметив там небольшую лестницу, ведущую наверх, к канцелярии апелляционного суда, размещавшейся под самой крышей, Фандор решительно направился к ней. Он совсем не опасался встретить кого-нибудь случайно на своем пути. Во Дворце на ночь никто не оставался, и обход охрана совершала только вокруг здания. Но, несмотря на это, от молодого репортера требовалось все-таки большое мужество прогуливаться вот так по всему огромному зданию, не стараясь даже приглушить звук своих шагов.

Быстро добравшись до канцелярии суда, он с уверенным видом подошел к приставной лестнице, стоявшей в углу комнаты. Эта лестница из черного дерева с давних пор была любовью и гордостью хозяина этого кабинета, любезного господина Петера.

Приставная лестница была довольно тяжелой, и Фандор проворчал:

— Мебель здесь массивная, ничего не скажешь, ворам трудно такую украсть…

Продолжая свой путь с лестницей в руках, молодой журналист добрался до чердака. Найдя слуховое окно, он приставил к нему лестницу и проворно выпрыгнул на крышу.

Вавилонские сады, разумеется, являли собой более роскошное зрелище, но и представший перед ним город был тоже очень красивым.

Вид был поистине сказочным. Внизу лежал мерцающий Париж, отделенный от Фандора сначала серой крышей, затем пустым пространством и, наконец, темным пятном, которым выделились с обеих сторон Дворца Правосудия два рукава Сены, разделенной в этом месте островом Сите.

Но на размышления под звездами времени не было.

Жером Фандор вытащил из кармана небольшой фонарь и зажег его. Журналист уменьшил пламя, чтобы фонарь не могли увидеть охранники, прогуливавшиеся вокруг Дворца. Затем он спокойно вытащил из бумажника сложенный листок бумаги, аккуратно разложил его на крыше и принялся изучать.

«Да, мне здорово повезло, что я сумел сегодня раздобыть в Национальной библиотеке полный и подробный план Дворца Правосудия. Эти крыши огромны, и без точного плана я бы обязательно заблудился…»

Он несколько минут изучал документ, затем, отметив исходные точки, сложил его и подошел к скату крыши, выходящей прямо к Набережной Кожевников.

«Я нахожусь, — подумал он, — как раз над тюрьмой предварительного заключения. Поскольку я пообещал себе быть логичным, я кратко повторю то, что мне известно: я знаю, что Жак Доллон был помещен в тюрьму предварительного заключения, то есть в место, над которым я в данный момент нахожусь. Это бесспорно. Виновен он или нет? В данном случае это не так важно знать, но я все-таки позволю заметить себе, поскольку я свой единственный слушатель, что, даже доказывая от противного, Доллон не может быть виновным — и по двум причинам: во-первых, баронесса де Вибре, его предполагаемая жертва, написала, что она покончила с собой, и, во-вторых, потому что мне кажется, в отличие от г-на Фюзелье, у которого другая точка зрения на этот счет, что, будь Доллон виновен в преступлении, он нашел бы кое-что похитрее, чтобы уйти от правосудия, нежели просто повеситься. К тому же, действительно ли он покончил с собой? Ничто этого не доказывает! Он умер, вот что нам известно. Он умер — не один и не два человека видели его мертвым, и я очень сомневаюсь, чтобы те многие люди, которые его видели, могли так сильно ошибиться. Короче, его смерть наталкивает на мысль о том, что он добровольно лишил себя жизни, но еще не доказывает это. А после того, как он умирает, он находит способ выбраться из тюрьмы и оставить в дураках всю охрану этого заведения… Здесь-то дело и приобретает загадочный и необъяснимый поворот. Из двух ясно одно: либо Доллон не умирал и выбрался своими силами из тюрьмы, либо он умер и тогда его тело кто-то вынес». Дойдя до такого заключения, Жером Фандор довольно улыбнулся.

«Я рассуждаю логично, — подумал он, — продолжим! Вышел ли он один или кто-то помог ему это сделать, в любом случае, должен быть выход, через который был совершен побег. Окно отпадает по той простой причине, что его в камере, где сидел Доллон, нет.

Невозможно предположить также, что он вышел через дверь, потому что этот, на первый взгляд, самый простой способ выйти из камеры на деле просто нереальный. Здесь Фюзелье был абсолютно прав, из камеры тюрьмы предварительного заключения никто не выходит…

Хорошо, будем развивать дальше наш дедуктивный метод. Еще можно было бы допустить, что он вышел через дверь живым, но мертвым Жак Доллон выйти через дверь не мог, так как спрятать труп, перенося его через площадь Дворца, через бульвар, дело очень хлопотное и рискованное; там всегда очень много народу. Вынести его через ворота, выходящие к той или другой набережной, также невозможно: во-первых, там всегда стоят часовые из охраны, а во-вторых, там сразу начинается Сена… Значит, — репортер топнул ногой, — значит Жак Доллон по-прежнему находится где-то в тюрьме предварительного заключения или, по крайней мере, во Дворце Правосудия… если только…»

Жером Фандор прервал свои размышления, чтобы прикурить сигарету, ибо он был убежден, что курение помогает вдохновению.

Итак, он продолжал:

«Также очевидно, что, если тело Жака Доллона до сих пор находится где-то во Дворце Правосудия, оно не может быть в тюрьме предварительного заключения, поскольку последняя была перевернута вверх дном после исчезновения арестованного, и, если бы труп оставался там, он был бы наверняка найден. Ясно также, что труп не спрятан внутри Дворца Правосудия, так как тюрьма предварительного заключения сообщается с ним единственной лестницей, по которой невозможно пронести тело незаметно для всех… Следовательно, остается единственный выход, через который могли вынести тело Жака Доллона, это — канализационные трубы и дымоходы. Будем рассуждать дальше. Насколько мне известно, среди труб, соединяющих тюрьму с трубой для стока нечистот, нет такой большой, чтобы через нее смог пройти человек; с другой стороны, есть дымоход — старый дымоход Марии Антуанетты, — соединяющий тюрьму с крышей, на которой я нахожусь; именно через этот дымоход мог осуществиться побег, — проверим».

Посветив фонарем на схему, которую он обманным, кстати, путем вынес из Национальной библиотеки, Жером Фандор принялся изучать, один за другим, камины, указанные на плане.

Он быстро нашел отверстие камина, именуемого «камин Марии Антуанетты».

«Забавно, — тут же заметил он, — это как раз единственный дымоход, который находится ниже уровня закраины крыши, и, если даже за крышей наблюдали с других домов, отверстия этого дымохода заметить не могли. Если Жак Доллон прошел здесь, его никто не мог увидеть».

Другие наблюдения еще больше воодушевили молодого репортера.

«Ого, на некоторых камнях дымохода есть свежие следы царапин, а этот светлый след наталкивает на мысль, что в этом месте веревка терлась о стенку дымохода. Очень широкий, кстати, этот дымоход, здесь прошел бы не один Жак Доллон, а сразу двое или трое! Итак, мне кажется, я на верном пути… Ну-ка, ну-ка…»

Журналист живо наклонился, просунул голову внутрь и, рискуя свалиться, нащупал скобу, которая, как показалось, блеснула в темноте дымохода. Он выпрямился, лицо его сияло.

«Черт возьми! Железные скобы! Внутри дымохода есть железные скобы, и по ним кто-то недавно проходил: видно, как в некоторых местах стерта ржавчина. Значит, Жак Доллон вышел отсюда». Это мог быть только он, потому что камин больше не используют по своему назначению и потому что никому другому, кроме него, не нужно было попасть на крышу Дворца Правосудия. От предположения до убеждения было недалеко. Жерома Фандора страстно увлекло его расследование. Он понимал, что сейчас он готовит необыкновенный репортаж, который прославит его, и эта мысль не была для него неприятной.

Обнаружив, что тело могли вытащить через дымоход Марии Антуанетты, он тут же решил: это было тело Жака Доллона.

Но пылкое воображение журналиста на этом не остановилось.

«Если Жак Доллон остался в живых, — думал Жером Фандор, — то ясно, что, попав на крышу, он мог продолжать побег тремя путями: либо сделать то же самое, что сделал я, только в обратном порядке, то есть разбить слуховое окно, прыгнуть на чердак, выждать там подходящий момент, чтобы спуститься вниз и, смешавшись с толпой в коридорах Дворца, спокойно выйти из него; либо спрятаться на крыше _л выжидать; либо, наконец, поискать на крыше отверстие отдушины, которая соединяла бы подвалы или канализационные трубы Дворца с внешним миром и выходила бы в каком-нибудь месте за сотни метров от здания… Но Жак Доллон мертв, — таково мое предположение. Значит, либо его труп до сих пор остается на крыше, либо он спрятан в таком месте, где никто не ходит. В чердачные помещения Дворца Правосудия часто наведываются секретари суда в поисках того или иного дела, той или иной бумаги, которые хранятся там в архивах, стало быть, спрятать труп в этом месте — дело рискованное. Таким образом, либо тело Жака Доллона спрятано на крыше, либо между крышей и канализационной трубой есть какое-нибудь сообщение…»

Из этого, естественно, следовало, что нужно тщательнейшим образом осмотреть всю крышу Дворца Правосудия.

На всякий случай вооружившись револьвером, Фандор осторожно, ибо он был почти уверен, что в деле Доллона замешан еще кто-то, начал исследовать крышу Дворца Правосудия, светя перед собой небольшим фонарем. Это был нелегкий труд, так как площадь крыши была довольно обширной.

Если представить огромные размеры этого величественного здания, его сложную архитектуру с многочисленными двориками, втиснутыми внутри Дворца, то сразу понимаешь, какая сложная задача встала перед журналистом.

Но Жером Фандор был не из тех, кто останавливается перед трудностями. Он тщательно осмотрел всю крышу Дворца Правосудия, не оставив без внимания ни один кровельный желоб, ни один укромный уголок. После двух часов работы, вновь вернувшись к дымоходу Марии Антуанетты, он вынужден был признать, что если Жак Доллон поднялся на крышу Дворца Правосудия, то он на ней не остался, а, стало быть, куда-то спустился…

Тогда журналист вновь развернул план, который он уже изучал, чтобы найти дымоход камина Марии Антуанетты, и принялся, как могло показаться на первый взгляд, за странную работу.

На большом листе бумаги, вздрагивающем при малейшем дуновении холодного ночного ветра, он отметил один за другим все дымоходы, выступающие на крыше, сравнивая их с настоящими, которые видел перед собой.

В самом разгаре работы с его уст слетело радостное восклицание:

— Черт возьми! Я догадывался об этом!

Жером Фандор обнаружил, что на крыше Дворца есть дымоход, не указанный на плане архитектора…

Куда он ведет? С каким местом здания соединен? Нужно было выяснить это во что бы то ни стало.

И Жером Фандор бросился к дымоходу…

Отверстие дымохода было достаточно широким, чтобы в него мог влезть человек. Фандор тут же отметил про себя, что в некоторых местах дымохода камни отвалились, по-видимому, недавно, а на его внутренней стенке виднелся след от веревки.

«Что представляет собой эта чертова труба, — подумал он, — вот еще одна загадка. Эта труба не от камина, поскольку на ней нет никаких следов сажи, даже старой.

Может быть, это отдушина для воздуха? Но в таком случае она может выходить только в какую-нибудь из комнат Дворца Правосудия? Было бы последней глупостью спускать сюда труп Жака Доллона… Но тогда где, где могли его спрятать?»

Журналист приставил ухо к трубе.

«Если бы были слышны хоть какие-нибудь звуки, я, может, понял бы, куда ведет эта проклятая труба, но в этот час, разумеется, во Дворце еще никого нет…»

И вдруг Фандору показалось, что он слышит плеск воды, едва уловимый, который то пропадал, то вновь появлялся…

«Дымовая труба выходит к Сене? Это невозможно, мы находимся далеко от реки, и потом, зачем нужен этот проход до реки?»

Озадаченный, журналист несколько секунд думал, потом его вдруг осенило:

«А не сообщается ли, случаем, эта труба с канализацией?»

Предположение было вполне вероятным. Но как проверить, что именно этим путем было переправлено тело Жака Доллона, и узнать, куда на самом деле ведет эта труба?

К своей ночной экспедиции наш молодой репортер подготовился действительно наилучшим образом!

Он расстегнул пиджак, чтобы достать обкрученную вокруг тела веревку, длинную и тонкую веревку, которую он спрятал под одежду, спеша в карете во Дворец.

Привязать к веревке камень, опустить веревку в трубу, раскачать ее, чтобы убедиться, что дымоход книзу по ширине такой же, как и вверху, было делом одной минуты… но это пока никак не продвигало дело вперед. Нужно было принимать решение.

Жером Фандор долго не колебался.

— В конце концов, — тихо произнес он, — не сейчас, так потом, — я всегда рискую столкнуться нос к носу с бандой убийц. Испытаем судьбу.

И, подгоняя себя, поскольку ему не терпелось проверить правильность своих дедуктивных выводов, Жером Фандор ловко привязал край веревки за одну из соседних труб, засунул револьвер за пояс, обхватил руками веревку и медленно стал скользить по ней вниз, спустившись в узкое отверстие трубы.

Ощущения репортера были не из приятных.

Жером Фандор не знал точно, хватит ли ему веревки, к, спускаясь в темноте дымохода, которую с трудом рассеивал слабый свет его фонаря, с дрожью ожидал момента, когда веревка кончится, и, не заметив этого, он сорвется вниз…

Но открытия, следовавшие по пути, настолько увлекли Фандора, что он почти забыл о существующей опасности.

Было абсолютно очевидно, по крайней мере для человека, опытного в полицейских расследованиях, что по пути, который он выбрал, совсем недавно проходили люди.

«Вот оторванный камень, след еще совсем свежий» — подумал Фандор.

«Ого, а здесь царапина на стене! Хотя нет, это, скорее, похоже на кровь».

Прервав на время спуск, Фандор уперся коленями и плечами в стенку трубы и принялся изучать замеченный им след.

Никаких сомнений быть не могло! Наблюдательный глаз журналиста действительно обнаружил при тусклом свечении фонаря совсем небольшое красное пятно, скорее всего, это была кровь, которой был испачкан один из выступающих из стены камней.

— Это, — прошептал он, — явно доказывает, что Жак Доллон мертв; кровь из раны живого человека оставила бы более широкое пятно, рядом были бы другие пятна крови, как это всегда бывает при царапине. Но это пятно, как видно, появилось в результате удара трупа о внутреннюю стенку трубы; оно не от пролившейся, а от раздавленной застывшей крови…

Репортер спустился еще на несколько метров вниз.

— Вот это ценная находка! — вдруг сказал он.

На шероховатой поверхности каменной стенки он обнаружил несколько приклеенных волосков.

Вновь опершись о стенку, он внимательно изучил свою находку и, оставив половину волосков на месте, взял другую половину и осторожно положил ее в бумажник.

«Это на всякий случай, если полиция вздумает утверждать, что я все выдумал! Но если внизу я не найду труп Доллона, нужно будет обязательно выяснить завтра, его волосы я нашел или нет…»

Жером Фандор спускался все ниже и ниже и время от времени замечал на внутренней поверхности трубы беловатые пятна, похожие на те, что может оставить тяжелый груз, который задевает за внутренние стенки, когда его спускают вниз по веревке.

Думая, что до конца спуска еще далеко, он неожиданно почувствовал под ногами опору и принял ее за твердую землю.

«Уже добрался до конца пути?» — подумал Фандор.

Ему захотелось тотчас же отпустить веревку, но что-то удержало его от этого шага.

«Я не знаю, где я. Сначала надо прикрепиться. Неизвестно, может, слева или справа пропасть?»

Осторожность его имела основания. То, что он принял за землю, было просто-напросто железной скобой, торчавшей из стены.

Жером Фандор схватился за нее, отдышался пару минут и решил проверить, сколько веревки у него осталось. Подтянув веревку, он увидел, что ее всего два-три метра, но тут же с радостью заметил, что, начиная с того места, где он находился, из стены дымохода на одинаковом расстоянии друг от друга выступали другие скобы, вроде тех, которые устанавливают кровельщики и трубочисты и которые образуют своего рода лесенку.

Спуск стал веселее, и через несколько минут Жером Фандор уже стоял внизу трубы. Не понимая, куда он попал, он лишь видел при тусклом свечении фонарика вокруг себя что-то наподобие каменного свода.

Стараясь как можно меньше шуметь, он сделал несколько шагов и прислушался. Ничего не услышав, Фандор решил увеличить свет в фонаре, чтобы лучше осмотреться вокруг.

Труба, через которую он спустился, выходила на что-то вроде стока для нечистот, по всей видимости, заброшенного, и шум воды, услышанный Фандором с крыши Дворца, исходил из тоненького грязного ручейка, протекающего посреди рва в направлении Сены.

Почти не отходя от трубы, Жером Фандор, присев на колени, четко увидел следы человека, а чуть дальше — глубокие отпечатки в земле, определить природу которых большого труда не составляло.

— Здесь проходили люди, — прошептал он, — это бесспорно!

И через некоторое время добавил:

— Эти люди несли что-то тяжелое и их было двое; видны следы от двух разных туфель, и след от этих туфель отпечатался более отчетливо на каблуке, а не на носке, значит, проходившие здесь несли тяжелый груз.

Жером Фандор сиял от радости, ему казалось, расследование идет великолепно, он все больше и больше приходил к убеждению, что выбрал именно тот путь, по которому был вынесен из тюрьмы труп Жака Доллона.

«Какой репортаж! — подумал он. — Какой репортаж!»

Но, радуясь как профессионал своему успеху, он не мог не расстроиться, вспомнив о несчастной девушке:

«Бедная Элизабет Доллон! Я поклялся ей узнать правду… Боюсь, она будет очень мрачной, эта правда. Сомнений быть не может: ее брат умер, его убили, убили в тюрьме предварительного заключения!»

Разговаривая с самим собою, Жером Фандор продолжал путь, внимательно ощупывая взглядом каждую пядь земли в надежде отыскать другие улики…

«Странный сток для нечистот: этот грязный ручеек еле течет. Очевидно, туннель заброшен и сейчас не используется по назначению».

Вдруг он обмер, увидев перед собой чудовищное зрелище: при свете фонаря он заметил кучу дерущихся, кусающих друг друга огромных крыс, которые, по всей видимости, пожирали свою жертву.

Сердце молодого человека перевернулось.

— Боже мой, неужели это труп Доллона?

Он поднял камень и бросил его в свору отвратительных тварей. Те отскочили, и Жером Фандор увидел на земле красную липкую, вязкую лужу, лужу застывшей крови!

«Наверное, здесь убийцы разрезали труп на части, чтобы его было легче нести, и эти мерзкие твари сейчас пиршествуют останками несчастного Доллона, тьфу!»

Через несколько шагов репортер обнаружил еще одну лужу крови, почти такую же по размерам и также осажденную крысами.

«Теперь ясно, — подумал он, — что мне найти ничего не удастся, трупа больше не существует».

Тем не менее он продолжал идти вперед, решив выяснить, куда выходит этот туннель.

Фонарь начинал уже затухать, когда журналист заметил перед собой, как и предполагал, просвет: колодец для нечистот заканчивался отверстием, вырубленным в крутом берегу Сены.

«Какая удача! Я смогу выйти здесь и мне не придется проделывать весь путь обратно: вверх по трубе, а затем с крыши во Дворец».

Вокруг было по-прежнему темно.

Лишь вдалеке за горизонтом только-только пробивался рассвет нового весеннего дня.

Жером Фандор высунул голову наружу, раздумывая о том, какие акробатические упражнения придется ему сделать, чтобы добраться до набережной…

И в тот момент, когда он наклонился над темной водой Сены, его оглушил мощнейший удар в спину; вылетев со своего наблюдательного поста, журналист рухнул в воду.