"День, когда они возвратились" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

Глава 3

Предыдущим назначением Чандербана Десаи было участие в делегации, которая вела переговоры по разрешению джиханнатского кризиса. Однако оно не было заминкой в его карьере, как могло бы показаться. Администраторы Его Величества должны постоянно торговаться по мелочам, искать компромиссы, нащупывать дорогу, разрешать конфликты между личностями, организациями, сообществами, расами и видами разумных существ. Обладать умением быстро схватывать факты, оценивать ситуацию, твердо противостоять блефующему противнику, если, несмотря ни на что, неопределенность вторгалась в расчеты, — вот что было самым важным для бюрократа среднего уровня, к которому принадлежал и Десаи. Резидент, имеющий дело с единственной цивилизацией, должен лишь наблюдать за происходящим. Губернатор сектора управляет такими необъятными пространствами, что события в них начинают казаться ему чем-то абстрактным. Однако от специальных уполномоченных разных рангов ожидалось, что они единолично смогут справиться с любой ситуацией, возникающей на больших и неспокойных территориях.

Десаи работал в окрестностях Бетельгейзе, в никому не принадлежащих и плохо исследованных буферных районах, отделяющих владения Терранской Империи от Мерсейского Ройдхуната. Поэтому было совершенно естественно, что на него пал выбор при назначении членов специальной дипломатической миссии. Его обычное спокойствие послужило настолько хорошей опорой для главы делегации, лорда-советника Чардона, что Десаи получил повышение в чине и был назначен верховным комиссаром в систему Вергилия в противоположном конце Империи.

Это тоже было естественным. Мятеж в секторе альфы Южного Креста стал возможен потому, что большая часть флота была задействована в окрестностях Джиханната, где возникновение полномасштабных военных действий представлялось весьма вероятным. После того как Терра, несмотря ни на что, успешно справилась с повстанцами, Мерсейя заявила, что ее намерения всегда были миролюбивыми, она желает избежать серьезных столкновений и готова начать переговоры.

Когда Политическому Совету понадобился способный администратор в сектор альфа Креста, лорд Чардон с таким энтузиазмом рекомендовал Десаи, что тот оказался назначен комиссаром системы Вергилия, чья колонизированная людьми планета Эней была зачинщицей беспорядков.

Может быть, поэтому-то в памяти Десаи так часто всплывали теперь мерсейцы, как ни далеки от настоящего казались те события.

В один из редких моментов праздности, перед появлением в его кабинете в Новом Риме очередного посетителя, он вспомнил свой последний разговор с Улдвиром.

Они выполняли примерно одинаковые обязанности, каждый в своей делегации, и каким-то странным образом подружились. Когда протокол, после утомительных препирательств, был наконец подписан, Десаи и Улдвир дополнили скучный официальный банкет личной встречей.

Десаи вспомнился отдельный кабинет в ресторане с примитивными движущимися картинами на стенах (нельзя же было ожидать от ресторана, предназначенного для удовлетворения гастрономических потребностей представителей различных разумных рас, еще и соответствия всем их разнообразным эстетическим идеалам), зато меню представляло собой очень изобретательное сочетание терранских и мерсейских блюд.

— Выпей еще, — предложил Улдвир, берясь за кувшин с крепким мерсейским пивом.

— Нет, спасибо, — ответил Десаи. — Я предпочитаю чай. Да и вообще, я полон уже до ватерлинии.

— До чего?.. А, я понял, хоть и не знаю этой идиомы. — Оба они свободно говорили на основном языке государства противника, поскольку голосовой аппарат у людей и мерсейцев не так уж разнился, но всегда предпочитали пользоваться каждый своим языком — Десаи англиком, а Улдвир — эрио. — Да, съел ты немало.

— Я всегда этим грешил, к сожалению, — улыбнулся Десаи. — А уж пить больше мне определенно не следует — я потеряю ясность мысли. Масса тела у меня не то, что у тебя, я не настолько емок по части алкоголя.

— Какое имеет значение, даже если ты и опьянеешь? Я так намерен напиться. Наша работа закончена. — После мимолетной паузы Улдвир добавил: — На настоящий момент.

Десаи пораженно уставился на него через стол.

Улдвир ответил ему насмешливым взглядом. Лицо мерсейца было почти человеческим, если не считать более массивного черепа и некоторых деталей — мелкой чешуи на зеленой коже, отсутствия волосяного покрова и ушных раковин. Низкий зубчатый гребень, начинаясь на макушке, тянулся вдоль спины до кончика крокодильего хвоста — части тела, придававшей устойчивость большому наклоненному вперед туловищу. Руки мерсейца тоже напоминали человеческие, но плоские когтистые задние конечности могли бы принадлежать двуногому динозавру. Улдвир был облачен в черный с серебром военный мундир и брюки; многоцветные эмблемы на мундире говорили о высоком чине и принадлежности к клану Вах Холлен. На бедре мерсейца висел бластер.

— Что тебя удивляет? — спросил он.

— Э-э… да ничего.

Одновременно Десаи подумал:

«Он сказал это без враждебности — враждебности ко мне лично. Он, как и все представители его цивилизации, не так уж тщательно выбирает слова. Просто их противостояние Терре — имеющий место факт. Ройдхунат готов к компромиссам, когда этого требует дело, но никогда не откажется от своей основополагающей идеи — того, что Империя рано или поздно должна быть уничтожена. Потому что мы — раса старая, пресыщенная, стремящаяся только к поддержанию мира, чтобы продолжать предаваться своим наслаждениям, — мы препятствие для амбиций их расы. Если только баланс сил не окажется нарушен, мы и впредь будем останавливать их где только возможно; вот они и стремятся подорвать наше могущество, вымотать нас. Но в этом нет ничего личного. Я благородный враг Улдвира, следовательно — его друг. Оказывая ему сопротивление, я придаю смысл его жизни».

Собеседник догадался об этих мыслях и хрипло засмеялся.

— Если ты предпочитаешь сегодня притвориться, что дело улажено навсегда, — пожалуйста. Я предлагаю нам обоим напиться и петь воинственные песни.

— Я не воин, — ответил Десаи.

Улдвир скептически прищурился, хотя его губы продолжали улыбаться.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нравится физическое насилие. Ведь то, чем ты занимался за столом переговоров, — это весьма эффективная военная операция.

Мерсеец снова приложился к кружке. Десаи заметил, что тот уже слегка навеселе.

— Думаю, что и следующая стадия будет носить вполне мирный характер, — продолжал Улдвир. — Силовые методы последнее время не очень-то срабатывают. Старкад, Джиханнат — нет, я предвижу, что мы попробуем что-нибудь более тонкое и с дальним прицелом. Это ведь и вашу Империю устроит, храйх? Вы извлекли немало полезных для вашей разведки сведений из совместных действий на Талвине. — Десаи, который был хорошо об этом осведомлен, промолчал. — Теперь наша очередь.

Ненавидя себя, но выполняя долг, Десаи спросил как можно более небрежно;

— А где?

— Кто знает? — Жест мерсейца был эквивалентен пожатию плечами. — Я не сомневаюсь, да и ты, конечно, тоже, что у нас хорошая агентура, например в секторе альфы Креста. Помимо того, что там неспокойно, это близко к Сфере Ифри, а у них отношения с нами лучше, чем с Террой. — Его рука рубанула воздух. — Впрочем, я огорчаю тебя, не так ли? И к тому же всего лишь беспочвенными предположениями. Прости меня. Слушай, если тебе не нравится пиво, почему бы не заказать бренди из ягод арфа? Гарантирую первоклассное опьянение. Ты можешь считать себя мирным человеком, Чандербан, но я кое-что знаю о твоих соплеменниках — я имею в виду, людях особого рода. Как называется эта древняя книга, которую ты так часто вспоминаешь и цитируешь? Риксвей?

— Ригведа, — сказал Десаи.

— Ты говорил, в ней есть военные гимны. Ты не смог бы перевести их на англик? Вон там есть компьютерный терминал, — он показал в угол комнаты. — Ты можешь подключиться к нашему главному переводящему устройству, ведь вся официальная часть уже закончена. Мне очень хотелось бы послушать что-нибудь из ваших ритуальных песнопений, Чандербан. Такое множество традиций, творений, тайн — а жизнь так коротка…

Этот вечер запомнился Десаи надолго.

Десаи беспокойно заерзал в кресле.

Он был невысок, с темно-коричневым круглым, как луна, лицом и выпирающим животиком. К пятидесяти пяти стандартным годам в его черных волосах не появилось седины, но наметилась лысина. Уголки полных губ всегда были слегка приподняты, что в совокупности с грустными глазами придавало лицу выражение задумчивости. Как всегда, сегодня он был одет в свободную белую рубаху, брюки и туфли на размер больше, чем необходимо, — удобство он ценил.

За исключением оборудования связи и компьютерного терминала, занимавших целую стену, его кабинет был столь же непритязателен, как и одежда. Единственным предметом роскоши была великолепная голограмма вида на Маунт Ганди на его родной планете, Рамануджане. Комнату оживляли также портреты жены Десаи и их семерых детей с семьями — четверо были уже вполне самостоятельны и обитали на четырех разных мирах. Книжные полки содержали как тома законов, так и фильмокниги — справочники, поэтические сборники, исторические труды, — авторы большинства которых покинули сей мир много столетий назад. Письменный стол вовсе не отличался аккуратностью, присущей Десаи лично.

«Не надо было мне раньше времени использовать отпуск, — подумал Десаи. — Видит Бог, сейчас мне нужно больше сил, чем у меня есть. Впрочем, так ли это? Не впадаю ли я в столь распространенный грех считать себя незаменимым? Просто кто-то должен занимать этот пост, и так случилось, что это выпало мне.

Да и что значит „должен“? Что на самом деле происходит по моей воле, что — вопреки ей и что — независимо от нее? Сколько и каких событий вообще должно произойти? Боже! Я осмелился взяться за управление целым миром, не зная о нем ничего, кроме названия, да и то только потому, что это оказалась родная планета Хью Мак-Кормака, человека, который чуть не стал императором. И что же я узнал об этом мире за прошедшие два года?»

Обычно ему удавалось сохранять спокойствие, но случившееся в Гесперийских холмах слишком потрясало, даже не столько само по себе, сколько из-за возможных последствий, каковы бы они ни были. Как может он предвидеть реакцию местных жителей, когда новости станут им известны, — он, чужеземец, которому ничего не говорит интуиция?

Десаи вставил сигарету в длинный искусно вырезанный из бивня сухопутного кита мундштук (он всегда считал его ужасающе безвкусным, но это был подарок его десятилетней дочери, вскоре умершей). Табак, выращенный на Эсперансе, был дорогим удовольствием, но все-таки напоминал настоящий табак Терры; да и достать его в здешних краях из-за застоя в торговле было нелегко.

Табачный дым не успокоил Десаи. Он вскочил и начал ходить по кабинету. Он все еще полностью не привык к слабой гравитации на Энее, составлявшей шестьдесят три процента стандартной, и движение не доставляло ему особого удовольствия. Особенно угнетали его нудные гимнастические тренировки каждое утро — необходимые, если не хочешь окончательно заплыть жиром. Как несправедливо, что энейцы, почти все без исключения, оказывались в превосходной форме без всяких дополнительных усилий. Впрочем, нет, тут нет несправедливости: на этой отсталой планете не многие могут позволить себе переложить труд на плечи машин — еще и теперь больше приходится путешествовать пешком или верхом, чем в автомобиле, а ручной труд преобладает над управлением автоматами и роботами. К тому же в ранний период — во времена колонизации, сопровождавшейся такими трудностями, что путь обратно к цивилизации из хаоса оказался долгим, — смерть безжалостно отсеивала слабых.

Десаи остановился у северной стены, нажатием кнопки сделал ее прозрачной и стал смотреть на Новый Рим.

Дом Империи, хоть и насчитывал уже двести стандартных лет, все же выглядел инородным телом посреди семисотлетнего города. Все здания вокруг были по крайней мере вдвое старше Дома, да и местная архитектура мало менялась с течением времени. В климате, где дожди были редкостью, а снег и вовсе неизвестен, где врагами человека были сквозняки, холод, ураганные ветры, несущие пыль и песок, где вода для производства кирпичей и цемента, древесина для полов и рам, органика для синтеза были почти недоступны, основным строительным материалом оказывался камень — уж его-то Эней предоставлял в изобилии, — и он же определял цвет и текстуру стен.

Типичное здание представляло собой куб высотой в два или три этажа, с плоской крышей, половину которой занимал садик — в силу чего смотреть на город с высоты было очень приятно; вторую половину занимали солнечные батареи. Узкие окна закрывались железными или медными ставнями, украшенными чеканкой; высокие двери были выполнены в том же стиле. В большинстве случаев серый тесаный камень стен имел тщательно подобранные вкрапления мрамора, агата, халцедона, яшмы, нефрита, а то и более экзотических пород. Резные карнизы, гербы, гротескные фигурки, сглаженные выветриванием, придавали старой части города особое очарование. Дома более зажиточных горожан, магазины и конторы располагались вокруг крытых двориков, в которых были бассейны с золотыми рыбками и фонтанами, статуи и растения в горшках.

Улицы были тесными и извилистыми и выходили на расположенные в самых неожиданных местах маленькие площади. Движение не отличалось интенсивностью, по улицам передвигались в основном пешеходы, изредка встречались автомобили и повозки или сельские жители верхом на медлительных энейских лошадях или шестиногих стафах (эти животные были откуда-то завезены, хотя Десаи не смог бы сразу вспомнить, откуда именно). Столица — самый большой город на планете, с населением около трети миллиона — в случае войны пострадала бы сильнее, чем глубинка.

Десаи перевел взгляд дальше. Расположенный на южной окраине университет не был виден с этой стороны. Но зато отсюда открывался вид на широкий изгиб сверкающего Флоуна и древние арки мостов через реку, отходящий от нее Юлианский канал с баржами и прогулочными катерами и его ответвления, окруженные зеленью парков. Еще дальше — мелкие более новые каналы, высокие современные дома ярких цветов, дымка, скрывающая индустриальный район — Паутину.

Как ни незначителен по терранским меркам этот новейший район, подумал Десаи, на нем сосредоточились все надежды: благодаря ему на протяжении последних десятилетий возникли классы промышленников, торговцев, администраторов, в чьих интересах — заключить союз не с местными учеными мужами и землевладельцами, а с Империей и теми цивилизациями, которые она объединяет.

«Могу ли я обратиться к ним? — гадал Десаи. — Раньше я так и делал. Но насколько они надежны? Отдельно взятая планета слишком велика, чтобы я в одиночку мог ее понять».

Справа и слева от Паутины раскинулись сельскохозяйственные угодья. Изумрудно-зеленая растительность покрывала берега величественно струившегося Флоуна, берущего начало от северной полярной шапки. Можно было разглядеть хутора, поместья, суда на реке. Десаи знал, что по берегам Флоуна лежат поля и пастбища, однако лента плодородных земель имеет ширину всего в несколько километров.

За ней лежали выветренные желтые утесы, черные базальтовые хребты, дюны охряного песка под почти пурпурным небом. Тени имели границы более четкие, чем на Терре или Рамануджане: светило, хоть и меньшего размера, было зато вдвое ближе. Десаи знал, что даже сейчас, летом, в этих умеренных широтах воздух остается холодным, он видел по раскачивающимся ветвям дерева рахаб в одном из садиков на крыше, насколько силен ветер. Стоит солнцу закатиться, и температура упадет ниже нуля. И все же Вергилий был звездой класса F7 — более яркой, чем Сол, в его сторону было невозможно смотреть незащищенными глазами. Десаи в который раз удивленно подумал: как это белокожие земляне решились поселиться на землях, получающих столь мощный поток радиации?

Впрочем, планеты, на которых человек может жить без искусственного жизнеобеспечения, встречаются не так уж часто. К тому же здесь имелся дополнительный соблазн: близость Дидоны. Начало колонизации Энея положило создание на нем научной базы. Это, однако, было второе начало: на Энее оказались руины непонятных зданий, создатели которых были мертвы уже много столетий.

Робот-секретарь доложил по интеркому, отчетливо выговаривая звонкие дифтонги и шипящие звуки: «Айхарайх». Он был запрограммирован на точное воспроизведение любого языка, на котором к нему обращались. Это очень нравилось посетителям, особенно негуманоидам.

— Что? — Десаи заморгал. На экране компьютера у него на столе появилась краткая информация о назначенной встрече. — Ох. Да, конечно.

Десаи отогнал посторонние мысли.

Это то существо, что прибыло на пакетботе «Ллинатавр» позавчера. Ему нужно разрешение на организацию исследований.

— Пригласите его, пожалуйста. — Соблюдая вежливость в разговоре даже с компьютерной программой, верховный комиссар создавал дружелюбную атмосферу в своем управлении — по крайней мере, он на это надеялся. На экране появились сведения о посетителе: самец, как он сам себя называет, родная планета — зарегистрирована как Жан-Батист: скорее всего, название присвоено людьми, поскольку у местных жителей оказалось слишком много имен для их планеты.

Дверь скользнула в сторону, и Айхарайх вошел. У Десаи перехватило дыхание; он не ожидал увидеть столь впечатляющее зрелище.

Впрочем, соответствовало ли определение «впечатляющее» действительности? Может быть, точнее было бы сказать «пугающее»? Инопланетяне, похожие на людей, иногда производили такое впечатление: Айхарайх был гораздо более антропоидным, чем Улдвир.

Айхарайха вполне можно было назвать красавцем. Он был высок и тонок, с широкой грудью и осиной талией. В своем сером одеянии он должен был бы казаться неуклюжим, но его движения оказались плавными и летящими. На босых ногах у него было по четыре длинных когтя, а на пятках красовались шпоры. Изящные шестипалые руки имели скорее не ногти, а вытягивающиеся когти. Высоко поднятая узкая голова с острыми ушами, огромные рыжие глаза, тонкий нос, нежные губы, заостренный подбородок и резко очерченные челюсти напомнили Десаи изображения византийских святых. Голову Айхарайха венчал гребень из голубых перьев, и такие же тонкие перышки образовывали брови. Гладкая кожа цвета расплавленного золота обтягивала выступающие кости скелета.

После секундного замешательства Десаи сказал:

— Э-э… Добро пожаловать, достопочтенный. Надеюсь, я смогу быть полезным, — Гость и хозяин пожали друг другу руки. Рука Айхарайха оказалась теплее, чем у Десаи. На ладони чувствовался твердый выступ, который, однако, не походил на мозоль.

«Он принадлежит к птичьему виду, — догадался человек. — Наверное, происходит от аналога земных нелетающих птиц».

Англик гостя оказался безупречным. Музыкальные обертона, звучащие в его низком голосе, воспринимались не как искажение дикции, а как само совершенство.

— Благодарю вас, комиссар. Очень любезно с вашей стороны принять меня так быстро. Я хорошо понимаю, насколько вы заняты.

— Прошу вас, садитесь.

Кресло перед письменным столом оказалось вполне соответствующим фигуре Айхарайха. Десаи тоже сел.

— Не возражаете, если я закурю? И не присоединитесь ли вы ко мне? — Айхарайх с улыбкой отрицательно покачал головой, и снова Десаи подумал о древних изображениях — греческой скульптуре архаического периода. — Мне очень интересно встретиться с вами. Должен признаться, что мне до сих пор не приходилось сталкиваться с вашими соплеменниками.

— Не многие из нас покидают родной мир, — ответил Айхарайх. — Наше солнце находится в секторе Альдебарана.

Десаи кивнул. Ему никогда не доводилось иметь дело с представителями разумных рас из тех мест. Да и не удивительно: сферический участок космоса, на который распространялась юрисдикция Терры, имел диаметр приблизительно четыреста световых лет и включал около четырех миллионов светил. Предполагалось, что люди посетили примерно половину звездных систем хотя бы единожды. По грубой оценке, сто тысяч планет формально установили отношения с Империей, хотя для большинства из них это означало всего лишь признание ее власти и выплату умеренных налогов или обязательство предоставить свои ресурсы в ее распоряжение в случае потребности в них. Впрочем, Империя всегда испытывала потребность. Взамен она обеспечивала мир. Кроме того, входящие в Империю миры могли участвовать в космической торговле, хотя чаще всего не имели необходимого для этого капитала, или промышленности, или интереса…

«Слишком много, слишком много… Если проблемы единственной планеты подавляют интеллект, что же тогда сказать об этом крошечном кусочке Галактики на окраине ее спирали, про который мы вообразили себе, что начали его познавать?» — подумал Десаи.

— Вы чем-то огорчены, комиссар, — заметил Айхарайх.

— Вы это заметали? — засмеялся Десаи. — Вы, должно быть, знакомы со множеством людей.

— Ваша раса вездесуща. И удивительна. В этом причина моего сердечного желания побывать здесь, — вежливо ответил Айхарайх.

— Ах… прошу меня простить. Я еще не имел возможности должным образом ознакомиться с вашими документами. Мне известно только, что вы хотите путешествовать по Энею с научными целями.

— Считайте меня антропологом, если хотите. Мой народ пока что мало общался с другими расами, но рассчитывает на более тесные контакты. Вот уже на протяжении многих лет моя миссия — бывать тут и там, изучая обычаи ваших соплеменников, самого многочисленного и самого распространенного разумного вида в пределах Империи, чтобы мы могли успешно действовать при контактах. Мне пришлось наблюдать удивительное разнообразие стилей жизни, более того, мышления, чувств, восприятия. Ваша изменчивость — просто чудо.

— Спасибо, — поблагодарил его Десаи, чувствуя себя не особенно уютно. — Сам я, правда, не считаю наш вид в этом отношении уникальным. Просто так случилось, что мы первые вышли в космос — в должном месте и в должный момент — и что наша доминирующая цивилизация оказалась динамичной и склонной к экспансии. Вот мы и приспособились к различным местам обитания, часто изолированным друг от друга, и наша культура расширилась… или подверглась фрагментации. — Десаи выпустил дым из ноздрей и, прищурившись, посмотрел на гостя. — Можете ли вы, в одиночку, рассчитывать многое узнать о нас?

— Я не единственный путешественник, — ответил Айхарайх. — Кроме того, мне помогает наличие определенных телепатических способностей.

— Э? — Десаи поймал себя на том, что сразу же начал думать на хинди. Но чего ему бояться? Чувствительность к нервным импульсам другого существа, способность их интерпретировать довольно хорошо изучена — вот уже много столетий. Некоторые виды более одарены в этом отношении, чем другие. Среди людей было несколько хороших телепатов, хотя никто из них не достигал уровня, доступного другим расам. Тем не менее земные ученые изучали феномен, как могли бы изучать световые волны, будучи слепыми…

— Вы найдете сведения об этом в моем досье, — продолжал Айхарайх. — Сотрудники губернатора Мурато-ри приняли необходимые предосторожности против шпионажа. Когда я впервые обратился к ним в связи с моей миссией, в процедуру обследования была включена проверка моих мозговых структур агентом-телепатом, риеллианкой.

Десаи кивнул. Риеллиане были экспертами. Конечно, данный агент вряд ли смог исчерпывающе ознакомиться с мыслями Айхарайха при столь мимолетном контакте, а уж тем более выяснить все его возможности: слишком велики видовые, лингвистические, социальные, индивидуальные различия.

— На что же вы способны в этой области, если мне будет позволено спросить?

Айхарайх пренебрежительно махнул рукой:

— На меньшее, чем мне бы хотелось. Например, вам незачем было менять вербальную форму своих мыслей. Я почувствовал, что вы это сделали, но только потому, что изменился ритм вашего пульса. Я не смог бы прочесть ваши мысли: это было бы возможно, только если бы я знал вас долго и близко, да и тогда мне были бы доступны лишь отчетливо сформулированные поверхностные мысли. А передавать я и вовсе не умею. — Он улыбнулся. — Наверное, правильнее будет сказать, что я обладаю даром сопереживания.

— Этого не следует недооценивать. Хотел бы я обладать им в такой же степени, как и вы, — сказал Десаи.

Одновременно он подумал:

«Я не должен позволить ему околдовать себя. Он необыкновенно привлекателен, но мой долг — оставаться холодным и осторожным».

Десаи наклонился вперед, облокотившись на стол.

— Простите меня за прямолинейность, достопочтенный. Вы прибыли на планету, где уже два года длится вооруженный мятеж против Его Величества. Местные жители рассчитывали силой посадить на трон одного из представителей своей знати. Когда же это не удаюсь, они возглавили движение за отделение всего сектора от Империи. Дух противоборства в них все еще силен. Должен вам сказать — все равно это не долго будет секретом — совсем недавно произошло нападение на отряд оккупационных войск, с целью захвата оружия. Сведения о волнениях во многих местах поступают постоянно. Закон и порядок здесь очень хрупки, достопочтенный. В мои намерения входит принятие твердых, хотя и гуманных, мер по интеграции системы Вергилия в жизнь Империи. В настоящий момент любое мелкое событие может спровоцировать взрыв. Если восстание окажется массовым, последствия будут ужасны для энейцев, да и для всей Империи тяжелы. Отсюда недалеко до границы, до Сферы Ифри и, что еще хуже, до баз независимых военачальников, пиратов и фанатиков, имеющих в своем распоряжении космический флот. Эней — наша крепость в этом регионе. Мы не можем позволить себе потерять его. Определенное число наших врагов и просто криминальных элементов воспользовались здешним неустойчивым положением и высадились на планете. Не уверен, что полиции удалось выловить их всех. Я не допущу, чтобы такие высадки повторились. Именно поэтому на орбите находятся дозорные корабли и спутники-детекторы: сесть на Энее смогут только известные нам космолеты, и притом только здесь, в Новом Риме, а их пассажиры должны зарегистрироваться и не покидать город, если только они не получат специального разрешения.

Десаи почувствовал, как резко прозвучали его слова, и начал извиняться. Айхарайх поспешил его успокоить:

— Пожалуйста, не думайте, что вы меня обидели, комиссар. Я вполне понимаю, насколько непросто ваше положение. Кроме того, я чувствую ваше доброе отношение ко мне. Вы опасаетесь, что я могу ненароком вызвать эмоции, которые спровоцируют толпу на бунт или далее послужат толчком к революции.

— Да, мне приходится учитывать и такую возможность, достопочтенный. Даже среди представителей одного вида вероятность глупой ошибки очень велика. Например, мои собственные предки на Терре, еще до эпохи космических полетов, однажды восстали против иноземных правителей. Это стоило многих тысяч жизней. А непосредственным поводом послужило то, что туземные войска получили новую разновидность патронов, форма которых оскорбила их религиозные чувства.

— Еще лучшим примером служит тайнинское восстание.[2]

— Что?

— Это случилось в Китае, в том же веке, что и восстание сипаев.[3] Народ взбунтовался против иноземной династии, несмотря на то что она правила уже много лет. Началась гражданская война, длившаяся на протяжении жизни целого поколения и унесшая миллионы жизней. Вожаки исповедовали воинствующее христианство — странное приложение учения Иисуса, не правда ли?

Десаи вытаращил глаза на Айхарайха:

— Вы таки изучили нас.

— Немного, о, так огорчительно немного. Больше всего я почерпнул из ваших литературных произведений — Эсхила, Ли Бо, Шекспира, Гёте, Старджона, Михайлова… из музыки Баха или Рихарда Штрауса, картин Рембрандта или Хиросиге… Впрочем, довольно. Я готов обсуждать эту тему до бесконечности, комиссар, но не могу отнимать у вас время. Я все же надеюсь убедить вас, что на вашей планете я не окажусь неуклюжим невеждой.

— Но почему именно Эней? — поинтересовался Десаи.

— Именно в силу сложившихся здесь обстоятельств, комиссар. Как люди — гордые и независимые — поведут себя, потерпев поражение? Нам на Жан-Батисте очень нужно понимание этого, если мы не хотим усложнить положение человечества в случае каких-либо будущих неурядиц. Более того, насколько мне известно, на Энее существует несколько культур, помимо основной. Возможность сравнивать их и исследовать их взаимодействие научит меня многому.

— Н-ну…

Айхарайх взмахнул рукой:

— Результаты моей работы не останутся моим личным достоянием. Часто сторонний наблюдатель замечает обстоятельства, которых местный житель, свыкшийся с ними, просто не видит. Иногда чужаку изливают душу, а то и просто бывают менее осмотрительны в его присутствии, поскольку не подозревают его, как могли бы заподозрить человека, в том, что он секретный агент Империи. На самом деле, комиссар, благодаря самой своей чужеродности инопланетянин вроде меня может оказаться весьма полезен в сборе секретной информации.

Десаи напрягся:

«О Кришна! Неужели это невероятное существо подозревает?.. Нет, это невозможно!»

Мягко, чуть ли не виновато Айхарайх сказал:

— Я убедил в этом советников губернатора и в конце концов удостоился разговора с его превосходительством. Если вы посмотрите соответствующие документы, то обнаружите, что я уже получил разрешение на проведение исследований здесь. Но конечно, я не предприму никаких шагов, которых вы бы не одобрили.

— Простите меня. — Десаи почувствовал, что его перехитрили и загнали в угол. Почему бы это? Айхарайх ведь так вежлив, так старается понравиться… — Я должен был бы ознакомиться с документами заранее. Я бы так, конечно, и сделал, если бы не это прискорбное выступление партизан… Вы не будете возражать, если я посвящу несколько минут просмотру пленки?

— Ни в коей мере, — ответил инопланетянин, — особенно если вы разрешите мне пока познакомиться с книгами, которые я вижу на вашей полке. — Его улыбка стала еще шире и обнаружила совершенно нечеловеческую черту в его внешности — его зубы.

— Да, конечно, — пробормотал Десаи, пальцы которого уже летали по информационной панели.

Экран компьютера осветился. За идентификационной голограммой последовали персональные данные и информация. Подделать ленту было невозможно: помимо того что она имела радиоактивные маркеры, катушка была доставлена на корабль правительственным курьером, помещена в корабельный сейф, а потом доставлена лично капитаном в информационный банк в подвале Дома Империи. Проверка ona fides[4] Айхарайха была рутинной, поскольку чиновники на Ллинатавре были, как всегда, перегружены, но выполнена добросовестно.

Айхарайх прибыл в столицу сектора на пассажирском лайнере, остановился в отеле, приспособленном для приема инопланетян, зарегистрировался в полиции, как положено, и не сделал ни малейшей попытки избежать наблюдения через сканеры, установленные властями по всему городу. Он никуда не ездил, ни с кем не встречался, не делал ничего подозрительного. Самым обычным образом он обратился за разрешением на исследования и прошел все собеседования и проверки.

В Катавраяннисе никто не слышал о планете Жан-Батист, но ее описание было в архивах и соответствовало тому, что говорил Айхарайх. Информации было мало; но кому придет в голову хранить подробные данные об отсталом мире на другом конце Империи, никогда не доставлявшей никаких хлопот, в провинциальной библиотеке?

Запрос Айхарайха был вполне обоснованным, его исследования вряд ли могли причинить вред, но зато могли дать полезную информацию. Губернатор Муратори заинтересовался, встретился с Айхарайхом и дал ему требуемое разрешение.

Десаи нахмурился. Его непосредственный начальник был умелым и добросовестным администратором — он должен был обладать этими качествами, чтобы загладить ущерб, нанесенный правлением его жадного и беспринципного предшественника, которое и спровоцировало восстание Мак-Кормака. Однако, оказавшись на вершине власти, человек скоро отрывается от повседневных мелочей, которые и составляют основу политики. Муратори еще слишком недавно занимал свой пост, чтобы почувствовать границы своих возможностей. А поскольку он был суровым человеком, он, по мнению Десаи, слишком буквально понимал аксиому, согласно которой правление есть узаконенное насилие. И вот по приказу сверху комиссару пришлось против воли отдать распоряжение о сносе Мемориала после волнений в университете и о тотальном разоружении влиятельных семей землевладельцев — мерах, которые, как думал Десаи, привели ко многим неприятностям, включая и эту безумную вылазку в Гесперии.

«Ну так почему же я тревожусь из-за наконец-то проявленной Муратори гибкости?» — подумал Десаи.

— Я закончил, — сказал он Айхарайху. — Не присядете ли вы снова?

Айхарайх отошел от книжной полки, держа в руках томик Тагора в переводе на англик.

— Пришли ли вы к решению, комиссар? — спросил он.

— К решению пришел не я, вы же знаете, — выдавил из себя улыбку Десаи. — Решение было принято за меня. Мне предписано разрешить вам проводить исследования и оказать всю посильную помощь.

— Надеюсь, мне не придется вас особенно беспокоить, комиссар. Я привычен к разреженной атмосфере и к трудным путешествиям. Моя биохимия достаточно сходна с человеческой, чтобы не возникло проблем с едой. К тому же моя миссия хорошо финансируется — думаю, что энейской экономике не повредят несколько лишних имперских кредитов.

Айхарайх трогательным жестом взъерошил свой хохолок.

— Но только, пожалуйста, не думайте, комиссар, что я намерен навязать себя вам, размахивая губернаторским разрешением как боевым знаменем, — продолжал он. — Вы знаете обстановку лучше столичных чиновников, и, кроме того, именно вам придется расхлебывать последствия любой совершенной мной ошибки. Это не тот путь, которым Жан-Батист сможет войти в имперское сообщество, не правда ли? Я хотел бы руководствоваться вашими советами и учитывать ваши предпочтения. Например, я был бы признателен, если бы перед моим первым выездом ваши сотрудники предложили мне определенный маршрут и дали рекомендации.

Десаи почувствовал, что оттаивает.

— Счастлив это слышать, достопочтенный. Я уверен, что мы сможем сработаться. Знаете что, не присоединитесь ли вы ко мне за обедом, а потом я мог бы перенести некоторые встречи…

Этот день запомнился Десаи надолго.

Но ближе к вечеру, оставшись один в своем кабинете, Десаи снова почувствовал беспокойство.

Ему следовало бы отправиться домой, к жене и детям, которых он видел гораздо реже, чем хотел бы. Нужно бы перестать непрерывно курить: его легкие и так обожжены никотином. Зачем взваливать на свои плечи целую планету? Это на самом деле ему не под силу. Это не под силу ни одному смертному.

Однако, принеся присягу при назначении на должность, он должен сделать именно это — в противном случае он почувствовал бы себя клятвопреступником.

Эта история с Фредериксеном мучила его, как свежая рана. Десаи решительно перегнулся через стол и нажал на кнопку. Аппаратура в комнате делала запись всего, что здесь происходило и говорилось.

Экран ожил, бросая отсветы в темные углы: лампы Десаи не включал, а за прозрачной стеной догорал закат. Десаи не стал увеличивать изображение Питера Джоветта и свое собственное, но усилил звук. В кабинете загремели голоса. Десаи откинулся на спинку кресла и стал слушать.

Джоветт, богато одетый, с изящной вьющейся каштановой бородкой, был одним из представителей Паутины, торговцем и космополитом. Он, однако, не принадлежал к наемным агентам Империи: во времена восстания он искренне, хотя и не громогласно, осуждал противостояние с Террой, а теперь сотрудничал с оккупационными властями, потому что видел в этом пользу для своего народа.

Джоветт говорил:

— …Рад предоставить в ваше распоряжение всю информацию, что у меня есть, комиссар. Остановите меня, если я начну говорить то, чего вы уже наслушались ad nauseam.[5]

— Это маловероятно, — откликнулся Десаи. — Я на Энее два года, а ваши предки поселились здесь семь столетий назад.

— Да, люди забирались далеко в те давние дни, не правда ли? Их было ужасно мало, они были страшно уязвимы… Ладно. Вы хотели посоветоваться со мной насчет Айвара Фредериксена, верно?

— И всего, что с ним связано. — Десаи вставил в мундштук новую сигарету.

Джоветт закурил сигару.

— Не уверен, что смогу так уж много вам сообщить. Не забывайте, я принадлежу к классу, на который землевладельцы смотрят в лучшем случае с подозрением, а в худшем — с ненавистью. Я никогда не был близок с семьей Фредериксенов.

— Но вы — член парламента. И к тому же весьма влиятельный член. А Эдвард Фредериксен — Архонт Илиона. Вам наверняка приходится часто встречаться с ним, в том числе в обществе: ведь большинство политических решений принимается в кулуарах, а не на официальных слушаниях. Мне известно, что вы хорошо знали Хью Мак-Кормака — зятя Эдварда и дядю Айвара.

Джоветт, нахмурясь, долго смотрел на тлеющий кончик сигары, прежде чем ответил:

— Все это гораздо более запутанно, комиссар. Вы позволите мне перечислить некоторые основные факты? Мне хочется упорядочить их — как для себя, так и для вас.

— Пожалуйста.

— Как мне представляется, в истории Энея имеется три ключевых фактора. Во-первых, поселение здесь было создано как научная база, в основном с целью изучения аборигенов Дидоны — сама эта планета является малоподходящим местом для детишек, знаете ли. Это положило начало существованию университета: сообществу исследователей, мыслителей, технического персонала. Он до сих пор окружен почти мистическим ореолом — самый невежественный и тупой энеец преклоняется перед знанием. И к тому же во времена Империи университет занял весьма почетное в научном мире положение и стал привлекать студентов — людей и представителей других рас — издалека. Энейцы этим гордятся. Университет располагает значительными средствами, помимо того что имеет авторитет, а следовательно, обладает влиянием.

Во-вторых, чтобы поддерживать существование человеческой общины, не говоря уж о работе исследовательского центра, на столь скудной планете требуются огромные сельскохозяйственные угодья, эффективно используемые. Отсюда возникновение класса землевладельцев, а с ними более мелких помещиков, фермеров средней руки, арендаторов. Когда Лига развалилась и наступило Смутное Время, Эней оказался отрезан от других миров. Ему пришлось сражаться, иногда в прямом смысле слова, за свое существование. Основная тяжесть этого легла на землевладельцев. Они превратились в полуфеодальный военный класс. Даже университет в какой-то мере воспринял их дух и ввел военное образование в свои программы. Вспомните, как Эней сопротивлялся в те давние времена присоединения к Империи и сколько крови было пролито, а позднее сколько офицеров имперской армии дал маленький Эней.

В-третьих, тем временем на планету прибывали самые разные эмигранты — кто в поисках убежища, кто — стремясь к новой жизни, кто еще почему-нибудь. Они очень различались этнически. Надменные северяне-первопоселенцы давали им работу, но ассимиляции не происходило. Постепенно новички нашли для себя ниши, все больше отдаляясь при этом от основной цивилизации. Отсюда появление тинеранов, речного народа, орканцев, горцев и так далее. Я подозреваю, что на самом деле эти группы социально более влиятельны, чем это признают горожане и сельская аристократия.

Джоветт умолк и отхлебнул чая, который принесли по распоряжению Десаи. Похоже, подумал Десаи, что Джоветт предпочел бы виски.

— Ваш обзор весьма интересен — он показывает, как интеллигентный энеец воспринимает историю своей планеты, — проговорил Десаи. — Но какое отношение все это имеет к стоящей сейчас перед нами проблеме?

— Самое разнообразное, комиссар, если я не ошибаюсь, — ответил Джоветт. — Ну хотя бы потому, что демонстрирует вам, насколько человек вроде меня отрезан… ну, может быть, не от основного фарватера, но от многих притоков наверняка, если сравнить жизнь планеты с рекой. О, конечно, мы имеем своих представителей в трехпалатном парламенте, но мы — я имею в виду новый, ориентированный на Империю класс бизнесменов и их сотрудников, — мы меньшинство даже среди горожан. Остальные принадлежат к древним гильдиям и прочим цеховым организациям, которые обычно оказываются ближе к землевладельцам и университету, чем к нам. Представители субкультур могли бы оказаться нашими союзниками, но они не представлены в парламенте: ценз оседлости, имущественный ценз… ну да вы знаете. И еще: до теперешней оккупации Архонт Илиона автоматически становился спикером всех трех палат парламента. Его первым заместителем был, да и остается, ректор университета, вторым — один из делегатов-горожан. Поскольку вы — очень мудро, как я считаю, — не разогнали парламент, а просто объявили себя верховным правителем, — там сохраняется прежняя расстановка сил. Ну а я? Я всего лишь один из делегатов-горожан, представляющий к тому же сравнительно незначительную их часть. Мне не становится известно, о чем говорят между собой Фредериксен и его друзья.

— И все равно вы можете многое сообщить, поправить меня там, где я ошибаюсь, — настойчиво сказал Десаи. — Теперь позвольте, в свою очередь, высказать мои взгляды на некоторые общеизвестные факты. Впечатления ведь вполне могут оказаться ошибочными.

Архонт Илиона — primus inter pares,[6] потому что Илион представляет собой важнейший регион планеты, а Гесперия — ее самую плодородную область. Верно?

— Изначально так оно и было, — ответил Джоветт. — С тех пор, правда, производство и значительная часть населения переместились в другие места, но энейцы держатся за свои традиции.

— Что за несчастная случайность — эта передача должности по наследству, — несчастная для всех, — сказал Десаи.

Теперь, сидя в одиночестве, он вспомнил свои тогдашние размышления:

«Хью Мак-Кормак был офицером Космофлота, профессиональным военным. Он дослужился до звания адмирала флота, когда его старший брат погиб бездетным и Хью унаследовал титул Архонта. Это не имело бы особого значения, если бы Его Величество (по причинам, которые никто не решался обсуждать вслух) не назначил эту тварь Снелунда губернатором сектора альфы Креста. Его бесчинства так тяжело ударили по семье Мак-Кормака, что тот в конце концов взбунтовался, и одна планета за другой стали провозглашать его императором.

Что ж, теперь Снелунд мертв, Мак-Кормак — в изгнании, а мы пытаемся восстановить оставшиеся после всего этого руины. Но посеянные Мак-Кормаком семена все еще дают странные всходы.

Женой Мак-Кормака была (или есть, если она жива) сестра Эдварда Фредериксена, который, за отсутствием более близких родственников, и стал теперь Архонтом Илиона. Сам Эдвард человек мягкий, типичный университетский профессор. Я бы благословлял судьбу за такого спикера парламента, если бы не эта проклятая традиция наследования титула. Его собственная жена — двоюродная сестра Мак-Кормака (и проклят будь этот обычай благородных семейств заключать браки внутри семьи — может быть, это и улучшит породу лет через тысячу, но что делать нам сейчас, чтобы расхлебать всю эту кашу?). Фредериксены — семья, принадлежащая к университетской элите. Даже единственное человеческое поселение на Дидоне названо в честь одного из предков Эдварда Фредериксена.

Население этой проклятой планеты пренебрежительно относится к Эдварду Фредериксену, но только не к традиции, которую он олицетворяет. Скоро всем станет известно, что сотворил его сын, Айвар Фредериксен.

Так что, вероятно, на него будут смотреть как на своего принца в изгнании, освободителя, мессию. Шива, смилуйся надо мной».

— Как я понимаю, — сказало изображение Джоветта, — парень собрал компанию горячих голов без ведома родителей. Ему ведь еще только одиннадцать с половиной… то есть двадцать терранских лет. Идея заключалась в том, чтобы уйти в глушь и партизанить там до… До каких пор? Пока Терра не сдастся? Или пока не вмешается Ифри и не возьмет Эней под свое крылышко, как в свое время Авалон? Все это представляется мне трогательно романтическим.

— Иногда романтикам удается одолеть реалистов, — пробормотал Десаи, — неизменно с весьма печальными по следствиями.

— Ну, в данном случае попытка не удалась. Сообщники Айвара, которые попали в плен, сообщили о своем предводителе при психозондировании. Не отрицайте: ясное дело, ваши следователи прибегли к психозонду. Айвар скрылся, но его можно выследить. Так о чем же вы хотите со мной посоветоваться?

— Будет ли мудро с моей стороны преследовать его?

— Ох. Ответ положительный. Вы не можете позволить себе оставить его на свободе. Я немножко с ним знаком. Есть шанс, что он превратится в пророка — а многие люди ждут именно этого.

— Таково и мое впечатление. Но как нам его выследить? Как арестовать? И как судить и к чему приговорить? Должен ли суд быть показательным? Мы не можем себе позволить сделать из него мученика. Не можем мы и позволить мятежнику, на чьей совести смерть и увечья имперского персонала — и энейцев тоже, не забудьте, энейцев тоже, — остаться безнаказанным. Я не знаю, что делать, — почти простонал Десаи, — Помогите мне, Джоветт. Ведь вы же не хотите, чтобы вашу планету снова раздирала на части война, правда?

Десаи выключил запись. Прослушанная часть ничего ему не дала. Не даст и остальное — одни «если бы» и «может быть». Единственное очевидное обстоятельство заключалось в том, что Айвара Фредериксена нужно поймать, и быстро.

Следует ли мне послать запрос о том, что делать, когда мы его поймаем, на Ллинатавр, а то и на Терру? Право на это я имею.

Формальное право, не более того. Разве им там известно больше, чем мне?

На Новый Рим опустилась ночь. Комната погрузилась в темноту, нарушаемую только светящимися клавишами панели и скользящим светом торопливой Креусы: стена оставалась прозрачной, Десаи не позаботился ее затемнить. Он на ощупь добрался до нее и взглянул на город.

В свете звезд, лун, Млечного Пути, трех сестер-планет Новый Рим казался городом эльфов. Дома выглядели как черно-белые гравюры, улицы тонули в темноте, река и канал бросали ртутные отблески. Далеко за городом поднималась, как привидение, воронка пыльной бури. Печально завывал ветер. Десаи, в своем отапливаемом кабинете, поежился, представив укусы ночного холода.

Взгляд Десаи скользнул вверх, к сияющим звездам. Слишком много солнц, слишком много…

Да, конечно, он пошлет отчет домой со следующим курьерским кораблем. Домой! Он был на Терре всего один раз, и когда ему удалось выкроить несколько часов, чтобы осмотреть знаменитые достопримечательности, они странным образом разочаровали его. Записи, воздействующие на все органы чувств, оставляли за кадром переполненные аэробусы, высокомерных гидов, убожество лавочек с сувенирами, боль в усталых ногах… Курьерские корабли развивали максимальную гиперскорость: две недели пути до Сола, двести световых лет — радиус подвластного Империи шара, включающего четыре миллиона солнц… К отчету можно присоединить просьбу дать политические рекомендации.

Но полмесяца — это очень много, когда речь идет о волнениях или, хуже того, терроризме. К тому же отчет должен быть рассмотрен, обсужден, снабжен аннотациями и ссылками, он пройдет через несколько комитетов и через руки чиновников разных рангов, прежде чем по нему будет достигнуто решение; на доставку рекомендаций на Эней тоже уйдут недели. А когда документ наконец дойдет до Десаи, у того наверняка возникнут вопросы… Нет уж, хватит с него и директив с Ллинатавра.

Ему, Чандербану Десаи, предстоит действовать самостоятельно.

Разумеется, ему положено сообщать в столицу обо всех важных событиях: вылазка Айвара Фредериксена, безусловно, относится к их числу. Кроме всего прочего, на Терре находится банк данных, настолько полный, насколько это физически возможно.

А раз так… почему бы не сделать запрос об этом Айхарайхе?

«Действительно, почему бы нет? Не знаю я, просто не знаю. Он кажется таким добропорядочным, и он взял почитать моего Тагора… И все-таки я запрошу с Терры всю доступную информацию. Хотя придется изобрести убедительное основание для такого запроса — ведь Муратори одобрил его намерения. Считается, что у нас, бюрократов, никаких предчувствий быть не может. Действительно, откуда бы им взяться, тем более что Айхарайх симпатичен мне гораздо больше, чем многие мои соплеменники.

Может быть, опасно симпатичен?»