"Вавилонские сестры и другие постчеловеки" - читать интересную книгу автора (Филиппо Пол Ди)

ГРАВИТОНЫ

Перевод. М. Клеветенко, 2006

Сегодня Карла снова пыталась убедить меня отказаться от проведения опыта на самом себе. Кажется, она сказала следующее:

– Алекс, ты же не собираешься на самом деле осуществить этот безумный план!

– Я должен.

Надеюсь, голос мой звучал достаточно убежденно. Говоря откровенно – а где еще откровенничать, как не в собственном дневнике? – я и сам испытывал некоторое беспокойство, но ни за что на свете не признался бы в этом Карле.

– Но ведь нет другого способа доказать правоту моей теории! – весьма убедительно продолжил я.

– А как насчет опытов над животными? Ты ведь даже не пытался!

– Феномен, который я собираюсь исследовать, невозможно изучать снаружи. Животные не способны описать те перемены в восприятии окружающего мира, к которым приведет эксперимент. Нет, животные мне не помогут.

Как обычно, Карлу разозлили мой напор и логика. Это всегда было камнем преткновения между нами: Карла уверяла, что мне свойственно нездоровое отсутствие эмоций – «невозможная тяжесть», как она однажды выразилась, я же, в свою очередь, обвинял ее в излишней легковесности и оторванности от твердой почвы. Наши подходы к жизни были так различны, что меня не переставало удивлять, как долго нам удается оставаться любовниками.

– Ты хоть понимаешь, как рискуешь? – сурово спросила Карла.

– Понимаю.

– И, по-твоему, риск оправдан? Ты что же, полагаешь, что если добьешься успеха, то Завгородний свернет свои шатры и, крадучись, уползет восвояси?

– Нет, этого он не сделает, – ответил я, – однако если мои предположения окажутся верны, я буду утешаться мыслью, что сумел внести свой вклад в понимание человеком природы вселенной.

Секунд пять Карла презрительно рассматривала меня, затем промолвила:

– Полная херня.

Я отпрянул.

– Что?

– А то – все это чушь собачья. На самом деле ты просто хочешь, чтобы эту штуку назвали в честь тебя. Признайся же! Тебе невыносима мысль о том, что твой бесценный новый элемент будет называться «завгородниум». Только это тобой и движет! Ты собираешься рискнуть здоровьем – и даже жизнью! – и все ради того, чтобы бесчувственный химический элемент носил твое имя!

Карла начала плакать. С неуместной точностью я отметил, как в крошечных бассейнах в уголках глаз скапливаются первые слезинки. Я всегда был наблюдательным. Просто это часть моей работы.

Затем Карла промокнула глаза рукавом и спросила:

– Ну же, ответь, разве я не права?

– Ты права, – отвечал я.

Тринадцать месяцев назад в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне (СССР) и в подразделении, которое я возглавляю в лаборатории Лоуренса Беркли в Калифорнии, одновременно был синтезирован элемент 131.

(В своих частных записках я отказываюсь именовать его «завгородниум», несмотря на то, что Дубна немного нас опередила, впрочем, у меня также не хватит смелости называть элемент «чилтониум». Посему пусть пока остается просто «элементом 131».)

Элемент 131 – субстанция, ранее никогда не виданная на Земле, стала первой из предсказанных элементов «острова устойчивости» периодической системы: это группа сверхтяжелых элементов выше номера 103 с периодом полураспада более тридцати пяти секунд. На момент написания этих заметок это единственный сверхтяжелый элемент, который удалось синтезировать.

Период полураспада элемента 131 – примерно двадцать пять дней. Демонстрируя подобную устойчивость, он предоставляет ученым возможность тщательного и всестороннего изучения. Мы смогли провести с элементом 131 гораздо больше исследований, чем с другими синтезированными элементами.

Самым любопытным его свойством оказался эффект, сходный с эффектом пьезоэлектричества.

Обычно под пьезоэлектричеством понимают способность кристаллов выделять электрический заряд при механическом воздействии.

Элемент 131 обнаружил свойство постоянно (хоть и неустойчиво) делать это в спокойном состоянии. Защищенный от обычных воздействий, без видимых механических повреждений, элемент выделял электрический заряд.

Для объяснения аномалии были выдвинуты различные теории.

Существовала единственная сила, способная производить неустойчивый электрический заряд. И от этой силы нельзя было укрыться.

Гравитация.

Я полагал, что элемент 131 особенно чувствителен к гравитации. Присущая ему атомарная структура делала элемент восприимчивым к гравитационным волнам, порождаемым объектами, чья масса больше определенного теоретического порога.

Если я хоть в чем-нибудь разбираюсь, то это именно так.

Однако не существовало способа доказать мою гипотезу лабораторным путем.

Из математического обоснования теории следовало, что для того, чтобы воспроизвести подобный эффект, потребовался бы объект, равный по массе звезде или планете.

Очевидно, что в лабораторных условиях невозможно манипулировать подобными объектами. Современная наука не умеет воссоздавать гравитационные волны, равно как не знает способа изолировать новый элемент в некоем воображаемом контейнере, куда нет доступа гравитации – для того, чтобы определить, исчезнет ли в этом случае описанный эффект.

До недавних пор я не видел способа доказать мою правоту. Все понимали, что дурацкая теория Завгороднего о «колебании кварков» не менее правдоподобна, чем моя. В настоящее время множество международных комитетов обсуждали, как следует назвать новоизобретенный элемент, и пока к решению не пришли.

И вот теперь я нашел способ доказать, что элемент 131 действительно регистрирует присутствие гравитации.

В сотрудничестве со мной некая биолаборатория (избегая ненужной публичности, пусть пока останется безымянной – до тех пор, пока не разделит со мной сияние славы после успешного завершения проекта) произвела особый молекулярный переносчик инфекции (в качестве которой выступил элемент 131). Он должен был занести элемент в мою кровь, а через кровь – в глаза, в фотопигмент сетчатки родопсин, превратив ее, таким образом, в рецептор, фиксирующий наличие гравитации.

Короче говоря, я намеревался увидеть гравитацию.

Период полураспада элемента 131 обещал сделать этот эффект временным.

Инъекция была назначена на завтра.

Этим утром, в субботу, Карла уехала рано. Я проводил ее в аэропорт. Карла летела в Нью-Йорк, где ее труппа на следующей неделе выступала в Линкольн-центре.

– По крайней мере обещай мне, что ничего не будешь предпринимать, пока я не вернусь.

Карла взяла мои руки в свои.

– Обещаю, – ответил я.

Как только ее самолет поднялся в воздух, я сел в машину и отправился в биолабораторию.

Карла просто ничего не понимает в науке.

Марк ждал меня в офисе. Старый проверенный друг еще с университетских времен, Марк рискнул своей репутацией и служебным положением, чтобы помочь мне.

Он встретил меня вопросом:

– Ты уверен, что хочешь этого, Алекс?

Кажется, окружающие заботились обо мне больше, чем я сам. Чего-то подобного я еще мог ожидать от Карлы, но уж Марк-то должен был понимать мои мотивы.

– Я не для того втравил тебя во все это, чтобы теперь давать задний ход, – ответил я.

Затем в опустевшей по случаю выходных лаборатории Марк вынул из холодильника ампулу, я закатал рукав, игла нашла вену – и я даже не успел толком осознать, как все уже было позади.

– Утешает только одно, – заметил Марк, вынимая шприц, – что от радиоактивности ты точно не умрешь. То количество чилтониума, которое я тебе вколол, в этом смысле не опаснее обычной инъекции.

– Прошу тебя, не называй его так. Еще не время.

Марк пожал плечами:

– Как хочешь. Слушай, а ты уверен, что справишься сам? Может быть, кому-нибудь стоит побыть рядом?

– Продержусь. Я отпросился на работе, запасся едой на месяц – хотя вряд ли все продлится так долго. Я могу даже не выходить из дома, пока мои глаза будут оставаться… не такими, как всегда. К тому же, если что-нибудь случится, я еще не забыл твой телефон.

Марк вывел меня из здания и сжал мое плечо, словно я внезапно превратился в человека с неким физическим увечьем.

– Просто будь осторожнее.

– Ладно. – Я вспомнил бессмысленное обещание, которое дал Карле.

Затем сел в машину и поехал домой. Всю дорогу зрение оставалось в норме. В полночь я отправился в постель. Подождал, не почувствую ли каких изменений в организме, но так ничего и не дождался. Может быть, весь эксперимент – пустая трата времени?

Проснулся утром – перед глазами пятна. Похожи на бледную пелену или бесцветные облачка, лениво проплывающие перед глазами. Не прозрачные и не матовые. В отличие от обычных пятен перед глазами эти не имеют четких очертаний. Странное чувство – словно за ними ничего нет. Кажется, что пятна не состоят из вещества. Материализовавшись, они словно стерли нашу благословенную вселенную. Словно дыры в ткани времени и пространства, оставляющие за собой пустоту.

Это не может быть визуальным аналогом гравитации. Очевидно, процесс адаптации еще не завершен.

Скорее всего произошло вот что.

Как только молекулы элемента 131 соединились с родопсином в моей сетчатке – этой чудесной пленке, тонкой как бритва, – вторжение фотонов повлияло на нервные импульсы. Что и привело к появлению блуждающих пустот. В то же самое время молекулы элемента 131 еще не полностью интегрировались в нервную систему, поэтому новые образы еще не сменили обычные визуальные.

Гравитация – как скажет вам любой студент-физик с первого курса – это сила, управляемая гравитонами. Мои глаза еще недостаточно чувствительны, чтобы распознать их. Наверное, все дело именно в этом. Определенно, эти мрачные пустоты не могут быть отражением такой всеобъемлющей благородной силы, как гравитация…

Сегодня утром, открыв глаза, обнаружил, что совершенно ослеп.

Продолжаю записывать дневник на кассету.

Немного утешает, что моя слепота условна, по крайней мере в том смысле, который я вкладываю в понятие условной слепоты. Полная темнота зрячим не доступна, даже если веки опущены (при таких условиях в сетчатке спонтанно генерируется ложный сигнал – сигнал феномен известный как «темный свет»). Похоже на то, что мой мозг полностью отключил зрительные связи, отказываясь функционировать, пока элемент 131 под наплывом гравитонов не воспроизведет новые сигналы.

Надеюсь, что вскоре эти связи будут восстановлены.

Позже, в тот же день, в голову пришла новая тревожная мысль. Я вспомнил простой классический опыт с перевернутыми линзами.

Испытуемым предлагалось носить очки с линзами, которые переворачивали обычный мир на сто восемьдесят градусов двадцать четыре часа в сутки. Деревья росли кронами вниз, люди ходили по воздуху. После нескольких дней дезориентации мозг самостоятельно принимал предложенную реальность, и перевернутое зрение чудесным образом становилось для него «нормальным». Когда очки снимали, люди продолжали видеть мир вверх ногами! Только после некоторого периода адаптации их зрение возвращалось к норме.

Наверное, мой мозг переживает такой же переходный период.

Все еще слеп.

Моя гипотеза верна!

Сегодня, несмотря на то, что технически я оставался слеп, я «видел» солнце, землю и луну, не покидая кресла, не поднимая взор к небесам и не опуская его долу.

Даже не знаю, с чего начать. Как описать то, что случилось со мною?

Наверное, стоит просто четко изложить факты.

Итак, рассмотрим феномен гравитации. Силы, которая изменяется обратно пропорционально квадрату расстояния, силы, управляемой гравитонами – частицами, аналогичными фотонам, передающим электромагнитное излучение. Не осознавая этого потока частиц, не воспринимая нашу массу как его функцию, мы живем, погруженные в море гравитонов, которое пополняется от бесчисленных источников.

Некоторые из этих источников – из-за своей массы или близости к нам – более значимы, чем прочие. Продолжая аналогию с морем, они – словно большие реки.

Все мы пристегнуты к планете под нами канатами гравитонов.

Луна над нашими головами хлещет океаны цепами гравитонов, поднимая приливные волны.

Далекое Солнце – крупнейший источник гравитации в нашей системе – накинуло на Землю лассо из гравитонов и раскачивает ее, словно маятник, вместе с прочими орбитальными объектами от Юпитера до самой мелкой гальки.

Теперь мои глаза различали некоторые из этих источников. Молекулы чилтониума (теперь я вправе назвать элемент 131 этим именем), связанные с моими фотопигментами, производили неустойчивый сигнал, который мозг еще учился интерпретировать.

Это чувство невозможно описать.

Утром я проснулся от тяжести скорее мышечной, чем визуальной. Я лежал в постели с закрытыми глазами, пытаясь понять, что происходит.

Прежде всего я ощущал снизу присутствие чего-то громадного. Сигнал, шедший через зрительный нерв, содержал псевдовизуальный компонент. Ничего похожего на обычный цвет – во всяком случае, я не мог подобрать ему названия, – но мозг пытался представить объект в виде более темного центра, светлеющего по краям. Сейчас я понимаю, что это был образ плотного ядра планеты, окруженного более светлой мантией.

Казалось, объект пульсирует, словно живой.

Я понимал, что ощущаю земную гравитацию, даже лежа на спине с закрытыми глазами. Торопясь доказать справедливость своей гипотезы, я и не надеялся, что мне удастся открыть новое чувство, работающее на триста шестьдесят градусов – по сути, всеобъемлющее. Это фотоны могли искать более легких путей к радужной оболочке, но только не гравитоны. Ни плоть, ни кости не могли остановить их на пути к сетчатке, окрашенной чилтониумом, поэтому я одинаково легко воспринимал объекты как впереди, так и сзади.

Неожиданно мое внимание отвлеклось от образа Земли. Каждый из нас с детства знает, как инстинктивно сфокусировать зрение, но мне оказалось не под силу так же легко управлять своим новым чувством. Я упорно продолжал искать нужный фокус и смог наконец различить сверху два новых объекта: Луну и Солнце. Идеально ровные, темные в центре, более светлые по краям. Луна в силу своей близости излучала гравитоны несравненно более живые, чем гравитоны, шедшие от массивного Солнца, поэтому образ Луны был ярче. Поразительная смена обычных визуальных образов!

Некоторое время я лежал, наслаждаясь триумфом. Затем встал, сходил в туалет и начал неуклюже готовить завтрак, на ощупь передвигая кастрюли и сковороды, которых видеть не мог.

Движимый желанием продолжить эксперимент, я занялся своего рода ментальной гимнастикой. Я начал переключать внимание между тремя массивными астрономическими объектами – Землей, Луной и Солнцем, – надеясь, что постепенно мне удастся удержать их в мозгу одновременно.

Около полудня это удалось.

Я словно переступил порог, за которым расстилался пустой космос. Прежде всего я уже не мог исторгнуть из своего сознания трех пришельцев. Мозг адаптировался к шедшим со всех сторон сигналам, и теперь я воспринимал все три небесных объекта одновременно.

Внезапно я почувствовал тошноту и вынужден был присесть – объекты двигались относительно друг друга: Луна исполняла медленную павану вокруг Земли, а Земля вращалась вокруг собственной оси и вальсировала с Солнцем.

Через несколько часов головокружение прекратилось, и я смог встать и пройтись. Однако тошнота так до конца и не прошла.

Хотя сейчас и за полночь, я не могу уснуть. Закрытые веки – не помеха для гравитонов. Я ощущаю тяжесть Земли между собой и Солнцем. Их образы образуют массивное целое, которое давит на сознание еще сильнее, чем каждый объект по отдельности. Луна легче, но тоже весьма ощутима. Понимаю, что новым силам на самом деле безразличны мои глаза, но непостижимым образом ощущаю, как гравитационная тяга возрастает, угрожая высосать их из орбит. Надеюсь, что, когда утомление достигнет некоего предела, я смогу вздремнуть, как человек, заснувший прямо посреди шума и гвалта. Надеюсь, завтрашний день принесет новые открытия.

Около девяти утра телефонный звонок вдребезги разбил беспокойный сон, в который я провалился только после пяти – голова раскалывалась от танцев громадных масс.

Звонила Карла из Нью-Йорка.

– Алекс? Почему ты дома? Я звонила тебе на работу. Там сказали, что ты взял неделю отпуска. Что случилось?

Я что-то промямлил, надеясь, что звучу убедительно. Боюсь, это только выдало мое смятенное состояние. Прошла минута, прежде чем я снова смог сосредоточиться на том, о чем говорила Карла, – так захвачен был мозг новыми образами.

Помню, голос ее звучал взволнованно, что-то вроде:

– Извини, что не позвонила раньше, Алекс, но я совсем замоталась. Репетиции, рекламные акции… Слушай, не хочу совать нос в то, чем ты занимаешься, просто помни, что обещал мне. Но если я нужна тебе, только скажи – и я вернусь.

– Нет-нет, не стоит… Карла, какой сегодня день?

– Э… четверг, семнадцатое.

– Спасибо. Пока.

Я повесил трубку. Выходит, Марк вколол мне инъекцию чилтониума всего лишь шесть дней назад. Мне казалось, что прошло гораздо больше времени. На днях эффект должен рассеяться – чилтониум разложится на простейшие элементы.

Однако сегодня образы были еще ярче.

Все время разговора с Карлой я не переставал «осматриваться».

Не далее как вчера я ощущал только три небесных объекта.

Теперь я чувствовал массы всех окружающих предметов, причем гораздо острее, чем вчера.

И, как и раньше, я ощущал их одновременно.

Кресла, столы, двери, стены – даже дом, – все обособленные объекты с их характерными формами я удерживал в мозгу одновременно. Вернее сказать, даже если бы я захотел, то не смог бы отделаться от ощущения их присутствия.

И, разумеется, они заполняли меня со всех сторон, вне зависимости от того, стоял ли я к ним лицом или спиной.

Я опустился в кресло, которое почувствовал рядом с собой. Так как поспать удалось всего пару часов, соображал я медленно и путано.

Видимо, подвела математика. Я допускал, что при помощи чилтониума можно засечь только массы астрономического размера со значительной гравитацией. Вместо этого я чувствовал гравитацию даже крошечных, к тому же близко расположенных предметов. Почему так случилось?

Я ощущал все, что имело массу, обладало гравитацией и испускало гравитоны, бившие в мою видоизмененную сетчатку. Очевидно, атомы чилтониума более чувствительны, чем я предполагал.

Или – эта мысль промелькнула в мозгу словно вспышка – в этой гиперчувствительности виноват мозг. Я не ожидал, что мозг и тело будут взаимодействовать так успешно. Вероятно, процесс адаптации проходил ускоренными темпами и завершился в течение вчерашнего вечера. Мозг, реагируя на изменения в теле, словно выполняя тест, именуемый возвратной петлей, научился воспринимать и фильтровать сигналы более эффективно, получая из них максимальное количество информации, как если бы пропускная способность туннеля, по которому текли гравитоны, постепенно увеличивалась.

Я поднял голову, которая внезапно наполнилась болью. Боль сконцентрировалась в области позади глаз, как и вчера вечером.

Я спросил себя, возможно ли, что все эти образы нереальны и являются просто ложными сигналами, которые посылают в мозг потревоженные чувства? Нет, не может быть, я ведь чувствую кресло под собой – и именно там оно и находится. А впрочем, даже если все это – галлюцинации, я не мог перс-стать верить в них. Нет, все эти видения – ясные и четкие образы гравитации.

Я попытался расширить свои новые способности в восприятии гравитации. Не до конца понимая, что делаю, я выпустил ощущения наружу.

И вот я почувствовал массивные нагромождения гор на востоке – громадные очертания, желавшие притянуть мое внимание. В то же самое время я отчетливо осознавал присутствие предметов домашнего обихода. (Когда вы рассматриваете сложный ландшафт, к примеру, лес, – сколько отдельных объектов вы сможете одновременно удержать в голове? Сотни тысяч листьев и веток? Миллион?) Затем мои новые чувства устремились вверх – выше гор, в небеса.

Пульсирующие шары Солнца и Луны висели на месте, такие узнаваемые, с присущими только им особенностями, такие же отчетливые, как и Земля подо мной.

Но вот появились и другие.

Интуитивно я распознал Марс и Венеру – ближайшие объекты в противоположных от меня направлениях. Неким странным образом образы планет содержали информацию о расстоянии до них и соотношении их масс.

За Марсом висели два титана – Юпитер и Сатурн, в изобилии посылающие свои почти живые гравитоны. Я еще не мог различать их лун и того, что располагалось за ними.

Не знаю, сколько времени я наблюдал за этим зрелищем. Часов я видеть не мог – только касаться. Знаю только, что бесконечное количество времени наблюдал за волшебным гавотом планет вокруг Солнца, одновременно осознавая все предметы в комнате.

Настойчивый стук в дверь привел меня в чувство. Внезапно я осознал, что с тех пор, как меня разбудил утренний телефонный звонок, я ничего не ел и не посещал уборную. Я неуверенно двинулся к двери, с помощью нового чувства избегая столкновения с мебелью, в которую иначе врезался бы на ходу.

– Эй? – раздался голос Марка. – Алекс, это ты? Как ты там?

Образ Марка затуманивался гравитацией, исходившей от двери, но все еще был узнаваем. Странное биоморфное очертание невыразимого цвета, как и все объекты, которые я ощущал, Марк пульсировал с той же интенсивностью, что и Солнце, словно его персональная гравитация роднила Марка с далеким светилом.

– Марк, – я запнулся, все еще пораженный его новым обличьем, – что ты здесь делаешь?

– Просто зашел проведать. Впустишь меня?

Что-то внутри меня изо всех сил противилось необходимости впустить внутрь это инородное очертание. Я знал, что это всего лишь Марк, но в то же время был совершенно уверен, что за дверью находится нечто нечеловеческое.

– Нет, только не сегодня, прости. Послушай, все хорошо. Я ни в чем не нуждаюсь. Уходи.

– А твой эксперимент, Алекс? Он продолжается?

Боюсь, что мой смех прозвучал довольно безумно.

– Конечно, продолжается. Результаты более чем впечатляющи. Элемент 131 действительно фиксирует гравитацию. Я все тщательно записываю.

– Превосходно. Комитет непременно назовет его твоим именем.

В свете того, что я переживал, слова Марка показались мне полной бессмыслицей. Я впервые осознал, что за последние пару дней даже не вспоминал об этом некогда таком важном для меня мотиве. Каким нелепым казалось все это теперь…

Марк попрощался и ушел.

Мочевой пузырь готов был разорваться – это ощущение на мгновение заставило меня позабыть про гравитацию. Я добрался до туалета, затем направился на кухню, где торопливо перекусил.

Созерцание образа Марка заставило меня задуматься – почему я не ощущаю собственной гравитации? После недолгих раздумий я решил, что мозг каким-то образом отсеивает постоянные и непосредственные сигналы моих гравитонов – подобно тому, как мы не способны постоянно осознавать присутствие на лице собственного носа.

Занимать мозг такими глупостями – пустая трата времени. Меня волновали совсем иные материи.

Вернувшись к креслу, которое внезапно превратилось в наблюдательный пункт за жизнью вселенной, я плюхнулся в него и пустился в путешествие за пределы Земли.

Не сплю уже двое суток. Никак не могу отогнать ощущения, затопившие меня так мощно, что я почти теряю сознание.

Впрочем, я почти уже не хочу отгонять их.

С чего начать рассказ о том, что случилось за эти два дня?

Пожалуй, начну с Земли.

В моих ощущениях это уже не просто бесформенная капля. Теперь я способен различать разницу масс самых незначительных горных цепей. Подводные горы также ощутимы, как и горы на суше. Вся топография этого шара – до определенной степени – представлена в моем мозгу.

Я ощущаю массы предметов, расположенных рядом с домом, да и сам дом со всем содержимым превратился для меня в призрачный чертеж. Пешеходы и машины то вплывали, то выплывали из фокуса. Ближайшие города представали в виде скопления различных масс.

Все эти сигналы можно было бы как-то упорядочить, если бы они не представляли собой непрерывный поток данных, идущий ко мне со всех концов вселенной.

Меня засасывала масса космоса.

Теперь я мог ощущать каждый объект в Солнечной системе, чью массу можно было измерить. Астероиды определенного размера, луны, каждое из колец, опоясывающих планеты. Да, кстати, теперь я могу заявить, что планет действительно десять. Гравитация десятой планеты тревожит мое измененное зрение так же явственно, как и орбиту Нептуна. Я чувствую ее темную массу, парящую на самом конце длинного, очень длинного поводка, протянутого от Солнца, гораздо ближе, чем облако Оорта.

Я также различаю некоторые особенности топографии Луны.

Если все это не более чем галлюцинация, то она обладает чрезвычайной достоверностью и полнотой.

Впрочем, мой мозг больше не останавливают пределы Солнечной системы.

За последние сорок восемь часов я тщательно исследовал и почти непреднамеренно усилил свои новые чувства, пока не смог получать сигналы от объектов, находящихся от меня на расстоянии световых лет.

Говорят, что только в нашей галактике сотни миллиардов звезд.

Клянусь, я чувствую каждую из них.

Хотя не все так просто. Сигналы нагромождаются друг на друга и взаимодействуют, сливаясь и утрачивая свою индивидуальность. И все-таки я верю, что где-то в столпотворении гравитонов, затопляющих мою сетчатку, есть посланники от каждого солнца вселенной.

Пульсары, белые карлики, черные дыры, нейронные звезды, бинарные системы, переменные цефеиды – все они рывками тянут меня каждую минуту, во всех направлениях, как снизу, так и сверху.

О, эта тяга. Ужасающее притяжение делает мое новое чувство таким мучительным. Вообще-то притяжение зрению не свойственно – по крайней мере мне всегда казалось именно так, – несмотря на известную метафору о «притяжении взгляда». Однако изменения, произошедшие с моими глазами, неоспоримо доказывают, что гравитация ежедневно воздействует на каждого из нас.

Честно говоря, для нас это ничего не меняет. Всю предыдущую жизнь на меня падал этот гравитационный дождь, а я о нем даже не подозревал. Однако теперь новоприобретенная способность «видеть» гравитацию сделала меня гиперчувствительным к ее присутствию.

Кажется, будто тело разрывают беговые лошади, рвущиеся вперед в тысячах направлений, словно вселенная вознамерилась разорвать меня на атомы. Худшая из мигреней, то наплывающая, то снова отступающая.

Подозреваю, что мое психическое состояние сейчас крайне неустойчиво.

Впрочем, не в моих силах остановить все это.

Меня разрывали противоречивые чувства. Минуту назад, сжимая голову руками и пытаясь удержать слезы боли, я молился о том, чтобы чилтониум разложился, и порождаемый им эффект улетучился. В следующую минуту боль ушла, и я замер от восхищения перед неописуемым зрелищем – вселенная словно запуталась в мотке пряжи, сотканной гравитонами.

Я решил, что, раз уж не могу избавиться от этой способности, следует развить ее в полную силу.

Попытаюсь проникнуть за пределы нашей галактики.

Пока не получается, но я уверен, что сигналы, идущие из других галактик, спрятаны в той путанице ощущений, которую я пока не могу разобрать. Еще попытка.

Чуть позже. Едва живой от усталости, я немного поспал. И снова меня разбудил телефон, но сил подняться с кровати уже не осталось. Наверное, Марк или Карла. Надеюсь, они не заявятся сюда. Чувствую, что нахожусь на пороге величайшего открытия.

Надеюсь заставить себя хоть что-нибудь съесть…

Это случилось сегодня.

Я чувствую себя словно тот монах на старинной гравюре, проткнувший головой небесную сферу и узревший скрытую механику космоса.

Теперь я вижу другие галактики в виде плотных сгустков гравитации. Хорошо бы выяснить, как они группируются между собой – эти образцы абстрактного совершенства, образующие светящиеся пузыри в пенящейся вселенной, где пустот больше, чем вещества.

Мне кажется, что объекты, которые я ощущаю на самой окраине своих новых чувств, это квазары, странствующие на самом краю вселенной, в шестнадцати миллиардах световых лет от меня.

Я чувствую себя жонглером, пытающимся одновременно удержать в мозгу всю вселенную.

После этого триумфа я заставил себя поесть, только чтобы продолжить наблюдения.

Видите ли, есть еще кое-что. Кое в чем я еще не уверен. Это похоже на модулируемый пульс гравитации, идущий из определенного места.

Я должен на нем сконцентрироваться.

Кто-то стучит в дверь. Я велел им убираться. Испугался, что мои способности исчезнут до того, как я разгадаю эту последнюю загадку…

Убежден, что знаю ответ на вопрос о происхождении модулируемого пульса.

Это продукт разумного интеллекта.

Некая цивилизация, гораздо более продвинутая, чем наша, вызывая искусственные гравитационные волны, пытается найти равных по интеллекту существ.

Теперь я сосредоточен только на этом сигнале.

Чем дольше я его изучаю, тем больше, как мне кажется, понимаю его. Кажется, я уже воспринимаю сигнал на некоем клеточном уровне.

Не могу выразить словами, в чем заключен смысл послания.

Кстати, головные боли прошли.

Внутри меня происходят глобальные биологические изменения. Уверен, их причина – тот самый сигнал. Жалко, что я не могу посмотреть на себя в зеркало. Я не пил и не ел вот уже три дня, но чувствую себя превосходно. Самообман умирающего? Я уже ни в чем не уверен.

Не могу сдвинуться с места, даже если бы и захотел. К счастью, магнитофон стоит у постели и постоянно включен.

Мои новые способности и не думают рассеиваться, хотя чилтониум давно уже должен был разложиться. Полное понимание сигнала и неспособность передать суть послания человеческим языком.

Те, кто посылает сигнал, говорят со мной посредством гравитонов. Они зовут меня к себе. Они невероятно древние, хоть мы и являемся в каком-то смысле родственниками. Я понял это по их способности разрушать мою биологическую программу. Их мотивы описать невозможно – они за гранью добра и зла. Чувствую непреодолимое желание последовать их приглашению. Разве теперь я могу вернуться в старую жизнь?

Говорить больше не могу. Решил принять их приглашение и упасть в звездный колодец. О, они умеют уговаривать! Уверяют, что мое новое тело – с измененными кожными покровами и внутренними органами – вполне сможет перенести тяготы путешествия. Прощай, Марк. Прощай, Карла.

Гравитация зовет.