"Радуга" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

ГЛАВА 13

Кэм обозревал роскошный отель из маленького, но пышного садика.

Все окна были темны, и он надеялся, что все обитатели спят в этот ранний час здоровым сном.

Он уже был здесь несколько часов назад. После того, как капитан Девро рассказал ему о встрече с мисс Ситон, он, как бы идя мимо, остановился поболтать с садовником.

— Эй, не найдется ли для меня здесь работы? — спросил он.

Человек в саду посмотрел на него с удивлением.

— Ты свободный? Кэм кивнул.

Тогда человек отрицательно качнул головой, и в глазах его стояло сожаление.

— Тут одни рабы.

— Похоже, шикарное место.

— Лучше в Новом Орлеане нету, — ответил с гордостью садовник.

— Здесь живешь?

Слуга кивнул в сторону конюшни.

— Комнаты на втором этаже. Кэм вздохнул:

— Трудно найти работу, да и жить негде.

— А что на Север не едешь?

— Женщина у меня здесь. Садовник заговорщицки улыбнулся.

— Вишь, — продолжал Кэм, — она с плантации к Северу отсюда и живет здесь со своей хозяйкой. Она сказала, что им нужна помощь.

Человек с сочувствием кивнул. — Правильно, но свободного они не наймут. Кэм выглядел расстроенным. Он посмотрел на дом.

— Где, ты думаешь, может жить моя женщина?

Его собеседник указал на четвертый этаж отеля.

— Слуги приезжих живут там. Жарятся летом, замерзают зимой.

— Верно, там кто-нибудь живет.

— Про твою только знаю. Красотка. Кэм подтянул рабочие штаны.

— Пойду-ка я. Поищу, где можно остановиться. Слуга кивнул на прощание и вернулся к работе в саду. А сейчас Кэм раздумывал, как ему попасть на четвертый этаж. По одной стене здания вился плющ, но Кэм сомневался что растение выдержит его тяжесть.

В доме должна быть черная лестница для слуг. А домашние служанки жили, скорее всего, где-нибудь поближе к кухне и черной лестнице. Когда они просыпаются? Сколько у него времени?

“Времени не хватит, если стоять здесь и рассуждать, — сердито подумал он. — Если только дверь не заперта. ”

Он нашел заднюю дверь и попробовал ручку. Она повернулась, и он прочел одну из немногих известных ему молитв. Он обычно приволакивал поврежденную ногу, а сейчас осторожно поднимал ее достаточно высоко, чтобы не произвести характерного шарканья. Но это усилие требовало внимания и осторожности и замедляло его движение.

Он зажег спичку. Ему пришлось миновать две запертые двери, пока он добрался до лестницы. Он осторожно поднялся по ней. Кэм даже не представлял, что станет говорить, если его здесь застанут. К тому времени как он достиг второй лестничной площадки, спичка догорела до его пальцев, и он вздрогнул от боли. Он зажег другую и взобрался еще на пролет выше. На самом верху ему пришлось наклонить голову, потому что потолок был низким, на несколько дюймов ниже, чем его собственные шесть футов с гаком.

На площадке были три двери. Он понадеялся, что садовник не ошибся, когда сказал, что здесь всего одна служанка. Он попробовал первую дверь, и она со скрипом открылась.

Простая комната с единственной кроватью и крючками для одежды была пустой. Зато вторая была заселена.

Он увидел на кровати маленькую фигурку, укрытую грубым одеялом, и тот час же понял, что это Дафна. Пламя спички опять добралось до его пальцев, и он задул его. В темноте он осторожно подошел к девушке, встал у кровати на колени и рукой закрыл рот Дафны.

Она сразу же вскочила, испуганно тараща глаза, но успокоилась, услышав его нежный глубокий голос.

— Дафна… ш-ш-ш…

Дафна кивнула, и он убрал руку от ее рта, но взял ее за плечо.

— Идем. Ты можешь одеться без света?

Она отчаянно сжала его руку, ожидая ободрения. С минуту она помедлила, пытаясь осознать, как он сюда попал и что он предлагает. Она дрожала от страха и тяжелых предчувствий. Но ей удалось еще раз кивнуть.

Он повернулся, глядя в окно на луну, которая только что появилась из-за облаков. Луна была не полной, только в четверть, но казалась ярче, чем обычно. “Маяк, — подумал он. — Знамение”. Она тронула его за плечо. Ее рука уже не дрожала. Он улыбнулся, жалея, что она не видит его улыбки.

Кэм зажег третью спичку и повернулся к ней. На ней был плащ, который выглядел тяжелым, но теплым. Он одобрительно кивнул и протянул ей руку.

Дафна доверчиво вложила свои маленькие пальцы в его руку, и он понял, что никогда еще ему не было так хорошо. Они начали спускаться по лестнице, и под ногами скрипнула ступенька. Он остановился и начал напряженно вслушиваться — не слышал ли еще кто-нибудь этот скрип. Его уши не уловили ничего, кроме тишины, и он продолжал спускаться, осторожно поднимая искалеченную ногу и поддерживая Дафну, чтобы она не оступилась. Добравшись до нижней площадки, она проскользнула через дверь в темный сад. Он посмотрел в небо. Луна опять спряталась, все небо было затянуто облаками. Скоро пойдет дождь. Он уже чувствовал его запах.

Прихрамывая, он быстро шел вниз по улице. Он так сильно притянул Дафну к себе, что иногда почти что нес ее. В конце улицы он обернулся. Окна отеля были по-прежнему темными, улица была пуста.

Он с нежностью коснулся ее щеки, и она подняла на него восторженный взгляд.

— Как?..

— Потом… — прошептал он.

Он обнял ее за плечи и подтолкнул вперед. Жаль, что они не могли идти быстрее. Сначала он думал взять лошадь, но, если бы их остановили, они бы вызвали подозрения. Так что они шли пешком, держась в тени домов, по одной улице, по другой, по третьей, пока не увидели пристань и “Лаки Леди”. Он поискал глазами вахтенного, но нигде его не заметил. Вместо этого на тропе он увидел знакомую высокую фигуру. Девро стоял, прислонившись к поручням и скрестив ноги.

Дафна резко остановилась, и Кэм наклонился к ней и прошептал:

— Все в порядке.

— Но он…

— Знаю, — мягко сказал Кэм. Он посмотрел на Девро, который, как бы приглашая, кивнул им. Кэм сжал руку Дафны, как бы говоря “доверься мне”.

Но она попыталась остановить его. Кэм подхватил ее на руки — она была как пушинка. Он не понимал, почему капитан Девро открыто их встречал, но давно уже перестал задавать своему другу вопросы. Капитан Девро никогда не делал ничего без веской на то причины.

Вдруг Кэм улыбнулся Дафне, догадавшись, что капитан разрешает рассказать ей все без утайки. Или почти все.

— Мы можем ему доверять, — сказал он. — Это он сказал мне, где тебя найти, и предложил забрать тебя сегодня.

Дафна посмотрела на него расширенными глазами.

— Это ловушка, — она стиснула его плечо…

— Нет, — просто ответил он, и она поняла, что не может расспрашивать его, не может сказать, что не совсем ему доверяет.

Кэм заметил сомнение в ее глазах. Ему хотелось сказать ей, что Квинн Девро был проводником Подпольной железной дороги, но не мог. Время еще не пришло.

Когда он нес ее на борт, она дрожала. Она не смотрела на его хозяина, как будто его там не было. Мужчины поприветствовали друг друга, не обменялись ни словом, но Дафна почувствовала, что, когда они проходили мимо капитана, Кэм напрягся. Они вошли в какую-то дверь, и тогда он опустил ее на пол. Он зажег фонарь и повел ее вниз, в огромное темное помещение на нижней палубе, где размещалась большая часть груза.

Он двигался между тюками и бочонками, уверенно ведя ее к задней стене. Он коснулся планки на стене, и, как по волшебству, часть стены открылась. Он потянул ее за руку и, войдя, она увидела, что фонарь освещает узкий проход, ведущий в глубь стены. Там были одеяла, тюфяки, бочонок и несколько ящиков. Она с недоумением посмотрела на него.

— Ты можешь побыть здесь одна… несколько часов? — спросил Кэм, а его взгляд требовал согласия.

Дафна подумала об одиночестве в темноте. Комната была похожа на гроб. Но потом она вспомнила и о других местах, где ей приходилось останавливаться, и не по своей воле, как, например, в тюрьме для рабов в Новом Орлеане. Здесь хотя бы было чисто. И в конце путешествия лежала свобода. Раньше она была не в силах думать об этом. Никто не будет ее продавать. Никакого насилия. Эта мысль была такой прекрасной, такой удивительной, что ее невозможно было удержать в себе. Она засмеялась впервые с тех пор, как ее продали с родной плантации. Она смеялась от радости, от напряжения, от предчувствий. Она поняла, что теперь, чтобы добиться свободы, она сможет вынести все. Все, что угодно.

Кэм услышал восторг в ее голосе и узнал его. Он уже слышал его раньше, от других беглецов, когда они достигали своей мечты.

— Еда в ящиках, вода в бочонке, только свет не зажигай. — сказал он. — Очень легко может случиться пожар.

Она поняла, о чем он говорит. Это место будет темным и пустым, но она с благодарностью сжала его руку.

— Я побуду с тобой немножко, — сказал Кэм, — а завтра еще люди придут.

— Другие?

— Беглецы, едущие на Север.

— Значит, это правда? Истинная правда? Его мрачное лицо расплылось в улыбке.

— Истинная правда, — согласился он, — тебе здесь ничего не угрожает.

Ей хотелось расспросить его о хозяине, капитане Девро. И когда она попыталась, он только пожал плечами и, протянув руки, обнял ее, успокаивая, ободряя.

Кэм, ощущая в руках ее тоненькое тело, захотел большего, но она все еще не доверяла ему и нуждалась в помощи. Он чувствовал желание, но хотел, чтобы и она почувствовала то же, чтобы она не стала делать это из благодарности, или из страха, или от одиночества… Он мало что мог бы предложить ей — шрамы, хромота, неизвестное будущее.

Его тепло и сила, его спокойная уверенность были тем, что ей сейчас требовалось больше всего. Ее охватило чувство безграничного восторга, она и не знала, что на этой земле может существовать такая нежность, но знала, что именно эта душевная черта придала ей мужества этой ночью, и будет поддерживать ее, что бы ни случилось.

Теперь она была уверена, что Бог есть. Есть Бог, надежда… и любовь.

Квинн смотрел, как занимается рассвет. Плотные облака, которые так угрожающе надвинулись ночью, брызнули несколькими мягкими каплями и умчались прочь, словно по срочному делу. Свет, прежде чем расцвести мягким розовым и золотистым сиянием, осторожно разбавлял темноту до однотонного дымного серого однообразия. Яркие лучи коснулись грязно-коричневой поверхности Миссисипи, и на недолгое время она засверкала, как кристалл.

Река бежала по своим делам, неся по стремнине разный плавучий мусор, и он понял, что где-то севернее, должно быть, случится шторм. Он праздно раздумывал, где же. Потом, выражая неудовольствие самому себе, покачал головой. Он пытался увести свои мысли от насущной проблемы.

Но придется повернуться к ней лицом. Пора задавать вопросы и принимать решения.

Пароход оживал. Готовясь к приему пассажиров, стюарды убирали комнаты, кают-компании, салоны. Скоро прибудет еще часть груза. С тех пор, как Кэм увел Дафну в потайное помещение на нижней палубе, Квинн еще не видел своего друга. Девро понял, что ему придется предупредить Кэма прежде, чем появится дополнительный груз. Опять жизнь доказывала, какой помехой может стать женщина.

Он подумал о Мередит, которая была в его каюте. Связанная, беспомощная. Может быть, теперь она более готова к сотрудничеству.

Но с ним такая тактика никогда не срабатывала. Наоборот, она ужесточала его сопротивление. О’Коннел научил его, как использовать жестокость против самого себя, как бороться с чувством полной беспомощности, когда ты подвержен самым жестоким прихотям грубых тюремщиков. Он научился владеть своими чувствами, прятать ненависть, выносить невыносимое, чтобы добиться, наконец, заветной цели — освобождения.

Что-то сжалось в его груди, когда он вспомнил, как мучительно ощущение беспомощности, а именно это выражение он заметил на лице Мередит Ситон, когда завязывал ей рот. Это была попытка обмануть его, и страх, и паника пойманного животного.

Не ошибись, сочувствуя ей, сказал он себе. Но это не помогло. Он по-прежнему чувствовал к ней сострадание, и еще нечто большее, что напугало его, как редко что пугало его в жизни, полной жестокости.

Рассвет распространился по всему небу на востоке. Больше нельзя откладывать. Квинн взглянул на лестницу, ведущую на грузовую палубу, и в этот момент на ней появился Кэм. Квинн еще никогда не видел, чтобы его резко очерченное лицо было таким умиротворенным. “Интересно, мое собственное лицо когда-нибудь будет таким”, — подумал Квинн.

— Ну, как она?

— Прекрасно. У этой малышки оказалось больше храбрости, чем я думал.

— Скоро и остальные придут. Жди их, Кэм. Я буду у себя.

— Вам помочь чем-нибудь, кэп?

Вокруг глаз Квинна появились морщинки.

— Мне очень нужна помощь, Кэм, но пока оставайся здесь и следи за погрузкой.

— Что вы собираетесь делать?

Квинн пожал плечами. Он и сам бы хотел знать. Кэм усмехнулся.

— Кошку за хвост?

Впервые за всю ночь Квинн немного расслабился

— Можно и так сказать…

— Когда отходим?

— В полдень. Не позже. Ведь у нас гостья.

— Вы ее там и будете держать?

— Другого выбора у меня нет, Кэм.

— Что бы вы ни решили, я буду с вами, кэп, вы это знаете.

— Знаю, Кэм, — мягко сказал Квинн. — Знаю, — он повернулся и быстро пошел к лестнице на верхнюю палубу. В свою каюту.

Мередит наблюдала за тем, как в каюту просачивается первый свет. Она оставила попытки вырваться. Все было тщетно. Она стала разглядывать комнату, в которой находилась. Может быть, эта комната расскажет ей что-нибудь об этом загадочном мужчине, у которого было столько противоречащих друг другу лиц.

Каюта был а уютной — дорогие занавеси винно-красного цвета, множество полок с книгами. Ее удивило количество книг. Чтение — это не тот вид деятельности, который ассоциировался с игроками и мошенниками. Ей захотелось прочесть названия. Она знала, что можно многое сказать о человеке, узнав, что он читает.

Кровать, на которой она лежала, была большой и удобной. Простыни пахли ароматным мылом и пряностями, запахом, который она всегда связывала с капитаном Девро. После их последней встречи этот запах еще долго оставался с ней.

Мередит вертелась до тех пор, пока не повернулась лицом к задней стене и увидела картину, висящую на ней. Даже в тусклом свете она сразу разглядела, что это была радуга. Потрясенная, она поняла, что это ее картина. Ее радуга!

Элиас говорил, что кто-то интересуется ее работами. Неужели это был Девро? И таким образом разыскал ее? И неужели он ее выслеживал? Если так, то он гораздо опаснее, чем она думала сначала. И гораздо хитрее.

Когда она услышала шаги и звук поворачиваемого в двери ключа, то сразу же вернулась в то же положение, в котором он ее оставил. Но глаза закрывать не стала, как не стала скрывать свои мысли. Эта тактика с ним никогда не была успешной. Она решила встретить его в открытом бою.

Мередит смотрела, как высокий худой мужчина вошел в комнату и подошел к стене, чтобы раздвинуть шторы. Комнату залило солнце. Девушка с удивлением поняла, что он подходит к ней с большой неохотой.

И вот он уже над ней и кажется гораздо выше своего роста. Он был без сюртука, в одной льняной рубашке апаш, узких черных брюках, обтягивающих мускулистые ноги, и высоких черных сапогах из блестящей мягкой кожи, доходивших ему почти до колен. В его теле была такая сила! Она и раньше это чувствовала, но еще никогда так явно.

Она медленно подняла глаза к его лицу, слегка оттененному отросшей щетиной. В его глазах больше не было насмешки. Вместо этого она увидела в них сожаление, и это обеспокоило ее больше, чем угрозы, насмешки или истязания. Те чувства она могла понять, справиться с ними, проигнорировать или стерпеть их. Но она не поняла, что значит это выражение, не заметила тихой задумчивости в его взгляде.

Он отвел глаза, взял стул и поставил его у кровати. Он поместил на нем свое длинное, худое тело, и она опять залюбовалась медлительной грацией его движений. Квинн не выглядел взволнованным, но она ощутила в нем напряжение, молчаливую настороженность, которая находила сильный отзыв в глубине ее сердца. Через несколько секунд, проведенных под его пристальным взглядом, Мередит почувствовала, как возбуждение царапает ее тело. Она и не думала, что так жаждет его прикосновений, жаждет ощутить его пальцы на своей щеке…

Она очень боялась, что на ее лице отразятся эти мысли, потому что не могла оторвать от него взгляд. Почему он на нее так действует?

Ей надо бы ощущать только страх, презрение и осторожность.

Мередит заметила, как смягчились линии его рта, словно он прочел ее мысли, когда, наклонившись, развязал ей рот. Она несколько раз глубоко вздохнула, отчасти потому, что ей было душно, отчасти для того, чтобы успокоиться.

Он перерезал путы, стягивавшие ей ноги и запястья, и пальцы его оказались неожиданно мягкими. Губы были плотно сжаты, но выглядел капитан Девро не враждебно. Только вздувшийся мускул на щеке выказывал его напряжение.

Она потянулась, как кошка, вздремнувшая на полуденном солнышке, пытаясь выиграть время и что-нибудь придумать. Она скорее почувствовала, чем заметила, его пристальный изучающий взгляд и не могла не подчиниться его молчаливому приказу. Она медленно подняла глаза, вступая с Квинном в поединок. Вдруг словно искра пробежала между ними, неожиданная, чарующая, пугающая, словно молния летней ночью. И поразила их обоих.

— Кто вы, Мередит Ситон, — наконец спросил Квинн, и его голос звучал мягко, но настойчиво. — Кто вы и что вы?

Прежде чем ответить, она медленно потерла запястья, словно они еще болели. Мередит Ситон обнаружила, что капитан Девро не хочет причинить ей вреда. И решила, что использует эту неожиданную слабость в своих целях.

— Вы знаете, кто я, — сказала она, сдерживая дыхание, что не ускользнуло от Квинна. — И я могу задать вам тот же самый вопрос.

Он улыбнулся одной стороной рта, и ямочка на его подбородке, казалось, стала глубже. Его глаза, темно-синие непроницаемые глаза, вдруг словно осветились. Она не встречала еще людей, обладавших таким гипнотическим обаянием, людей, которые могли бы включать и выключать обаяние так же легко, как открывать и закрывать дверь.

— Да, но я вас первый спросил, Мередит, и пока еще я хозяин положения.

От Мередит не укрылось это “пока”. С каждой минутой он становился все загадочней.

Она по-прежнему не знала, что сказать. Она обвела глазами каюту и опять остановилась на картине. Лучи солнца, поднимавшегося из-за горизонта, попадали прямо на полотно, и Мередит показалось, что вода на картине движется.

— Какая интересная картина, — заметила она, меняя тему разговора, так как решила, что он не знает о ее занятиях живописью. Она сама ему об этом никогда не говорила и была уверена, что ее брат тоже не стал привлекать внимания к ее жалким потугам. Также Мередит была уверена, что и его брат особенно не хвастался ее подарками.

Капитан Квинн Девро повернулся и уставился на картину, словно впервые ее увидел. В правом углу была подпись: а. Сабр, как раз там, где Мередит подписала холст, подаренный Брётту. Теперь он понял, что ему не давало покоя тогда в кабинете Бретта. Подписи были похожи. Было и еще что-то одинаковое в двух работах, но Квинн никак не мог понять, что Он покачал головой. Не может быть. Просто не может. Не могла одна и та же рука написать эту картину и то безобразие, что у Бретта. Совпадение почерков, имен, вот и все но его любопытство было разбужено.

— Вы удивляете меня, Мередит, — бросил он пробный камень, — я и не знал, что вы интересуетесь искусством.

— Да и на вас это не похоже, — ответила она. — Скорее можно было бы представить, что вы повесили в рамочку колоду карт или пачку счетов.

— Даже игроки и мерзавцы умеют ценить хорошую работу, — он сказал с той полуулыбкой, которая так ей нравилась. — Назовите это причудой, Мередит, — всякий раз, когда он произносил ее имя, прежняя дразнящая нотка звучала в его голосе, и это выводило ее из себя.

Но и полуулыбка исчезла, а глаза капитана снова буравили ее.

— Беседа об искусстве кончена. Вы не ответили на мой вопрос.

— А я его не помню, — ответила она тоном Мередит простушки. — Я хочу пить. Больно от кляпа.

В его глазах мелькнуло и пропало любопытство.

— Так не пойдет, Мередит. Больше не пойдет. Хотя, надо признать, вы очень ловко разыгрываете дурочку. Даже мой брат верит, а он очень проницателен.

Но он все же подошел к столу и налил ей воды из кувшина, а потом подставил кувшин к кровати. Он сел, скрестил ноги и стал смотреть, как она осторожно и медленно пьет. Медленнее, подумал он, чем необходимо. Поднятая бровь свидетельствовала о его нетерпении.

Мередит поняла, что дольше тянуть не сможет.

— Не знаю, что вы имеете в виду, — сказала она, — но ни один джентльмен не позволит назвать леди простушкой, — последнее слово было произнесено с большим достоинством.

Квинн не мог удержаться, он откинулся на спинку стула и от души расхохотался. Этот смех отозвался в сердце Мередит. Никогда она не слышала такого приятного смеха. Ну и что, что он смеется над ней. Она с трудом сдерживалась чтобы тоже не рассмеяться. Конечно, ее ответ действительно прозвучал очень глупо, но она годами приучала себя говорить глупости. Однако, даже когда он смеялся, его глаза оставались холодными и настороженными, и Мередит с горечью поняла, что никакие ухищрения на него не действуют, что он видит ее насквозь. Но привычка была очень сильной.

— Не понимаю, чему вы смеетесь, — сказала она, поджав губки.

Он продолжал посмеиваться, пока не понял, что она опять очень ловко переменила тему разговора.

Тогда Квинн Девро поудобнее устроился на стуле, вытянув свои длинные ноги и положив их на кровать рядом с ней.

— Очень ловко, Мередит, но вы отсюда не выйдете, пока не ответите на мои вопросы. И так, чтобы ответы меня устроили. Я могу и подождать. А вы очень соблазнительно выглядите, — он протянул руку и смахнул локон, упавший на ее лицо. — Думаю, вы не представляете, насколько соблазнительно.

Мередит почувствовала, как краска прилила к щекам. Насколько она помнила, до встречи с Квинном Девро она никогда не краснела. Это от злости, успокоила она себя, только от злости.

— Вы не можете оставить меня здесь навсегда.

— Нет? — в вопросе прозвучала угроза.

— Нет, — с угрозой ответила и она, — я буду кричать.

— Нет, — сказал он, — я почему-то думаю, что кричать вы не будете.

Она открыла рот, чтобы запугать его, прекрасно сознавая, что не крикнет. Ей никогда не удастся объяснить свое появление в его каюте в такое время суток. Но, подумала она, может быть, ее угроза вынудит его отпустить ее.

Его реакция была немедленной.

Его губы тут же закрыли ее рот.

Он всего лишь хотел заставить ее замолчать, но встреча их губ быстро переросла в нечто иное. За прошедший час они оба стремились к этому, хотя оба упрямо отказывались это признать.

Все это они поняли сейчас.

С глубоким вздохом она покорилась тому, против чего невозможно было устоять. И ответила со всем желанием, со страстью, которая копилась внутри нее, как лава в вулкане, готовом к извержению. Они были похожи на двух умирающих от жажды людей, которые, спотыкаясь и падая, бегут к источнику живительной влаги.

Его руки ласкали ее волосы, наслаждаясь их шелковистой густотой, а губы искали и находили горячий ответ. Он чувствовал, как она трепещет под его руками, а ее рот раскрывается, маня и соблазняя. Он придвинулся ближе и обнял ее, чувствуя невероятную мягкость каждого изгиба, восторгаясь ее искренностью, возбуждаясь от ее возбуждения.

Их языки таяли, встречаясь в медленном чувственном вальсе, сначала неторопливо, а затем все быстрее и сильнее. Языки двигались неосторожно, резко, возбуждая новые ощущения, переплетаясь друг с другом. Когда Мередит подумала, что больше не выдержит, его губы внезапно смягчились, а поцелуй стал нежным и удивительным.

Мередит была потрясена его нежностью. О том, как он сдерживает свою собственную страсть, можно было судить по пульсирующей на его виске жилке, и это воздействовало на нее с необычайной силой. Его язык, который Двигался вначале сильно и резко, теперь стал мягче и осторожно поглаживал те места, которые раньше терзал, а ее тело отвечало волнами изысканного наслаждения, и скоро она думала уже только о том, что хочет крепче прижаться к нему.

Она обвила его руками, притягивая к себе. Она не могла представить, что может чувствовать себя так… распутно, так бесстыдно… Но она чувствовала не стыд, а покой, словно все было так, как должно быть. Это было столь ошеломляюще столь невероятно, что она оказалась беззащитной перед пробуждающейся страстью. Она могла лишь плыть по течению изысканных ощущений.

— Мередит, милая Мередит, — прошептал он ей. Словно издалека слышала она свое имя. Под лаской его мягкого теплого баритона оно звучало, как музыка.

Ее сердце так громко стучало, что она понимала — и он слышит этот стук, а ее руки все крепче сжимали его, ее пальцы играли с его кудрями так же, как и его с ее локонами. Она ощутила, как его тело напряглось, словно от удара, а затем его губы переместились на ее шею, он начал нежно покусывать ее и ласкать языком, и она уже подумала, что лишится рассудка.

Его руки нашли пуговицы на спине ее платья и одну за другой стали расстегивать их. Он расстегнул ей платье и губами стал прокладывать горячую дорожку от затылка вниз по спине, и она подумала, что больше выдержать не в силах.

— Мерри, — шептал он, — Мерри…

Это имя подействовало на нее, как холодный порыв ветра, как брызги ледяной воды. Для нее это имя было связано с памятью о Лизе. Только Лиза называла ее так. Лиза, да еще Пастор.

А сейчас она предавала их обоих.

Он был врагом. Она никому не может помочь, пока он удерживает ее здесь — веревками или поцелуями, которые лишают ее рассудка.

Ее взгляд остановился на кувшине с водой, и, не дав себе времени подумать, она протянула к сосуду правую руку, левой продолжая ласкать волосы Квинна. Чувствуя себя одинокой и несчастной, как никогда в жизни, она ударила его кувшином по голове.