"Ренегат" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

ГЛАВА 3

Грязные кирпичные стены тюрьмы Либби день и ночь содрогались от шума. Для узников тюрьмы звуки канонады были сладостны. Они означали, что янки наступали, все теснее окружая город.

Райс подобной эйфории не испытывал. Наступление не сулило ему ничего хорошего, наоборот, могло раскрыться, что он, гражданское лицо, убил офицера североамериканской армии. В первые дни пребывания в госпитале, будучи в состоянии бреда, он, вероятно, назвал свое настоящее имя. Очевидно, ему не придется долго ждать, чтобы обнаружилось, что в рядах североамериканской армии нет такого офицера — Райса Реддинга. У них, наверное, уже напечатаны плакаты, где имя Райс Реддинг значится под заголовком «разыскивается».

И кое-что еще. Он наслаждался встречами с Сюзанной Фэллон. Ее визиты примиряли его с угрюмыми конвоирами, скудостью стола, отсутствием воды и наличием грязи. С несвободой.

До настоящего момента свобода не была особенно важна. Райс не мог никуда деться, даже если бы захотел. Он был просто-напросто слишком слаб. Прошло всего несколько дней, как рана Реддинга начала заживать после тяжелого нагноения, и он знал, что своим излечением обязан примочкам, которые ставила Сюзанна. Но рана еще кровоточила и болела. Инфекция проникла глубоко внутрь.

Сюзанна не только лечила, она ухаживала за ним. На следующий день после того как Вес прошелся на костылях, она побрила брата, а затем, обернувшись к нему, с улыбкой смущения спросила, не хочет ли он быть следующим клиентом.

Райс ощупал свое лицо. Черт подери! Он весь зарос щетиной! Должно быть, он выглядит как сам дьявол. Реддинг не был уверен, что он уже достаточно силен, чтобы побриться самостоятельно. Он долго колебался, прежде чем согласиться. Конечно было бы чертовски приятно вновь почувствовать себя чистым и гладко выбритым, но он даже не подозревал, в какое волнение приведут его прикосновения ее пальцев. Сюзанна взяла горячую салфетку, но долго не решалась приложить ее к лицу майора прежде, чем намылить ему щеки. Прикосновения ее пальцев вызывали у него горячую, нервную дрожь, которая начиналась в том месте, к которому она притрагивалась, а заканчивалась в паху. Райс чувствовал легкие похлопывания, но не был уверен, что он действительно хочет, чтобы она продолжала.

Но потом они взяли себя в руки.

— Я никогда не брила никого, кроме папы и брата, — поведала женщина и, проказливо улыбнувшись, пообещала не наносить физических увечий.

Майор никак не мог расслабиться, хотя никаких серьезных причин для волнения, казалось, не было. Что это он, черт подери, так беспокоится, брила она кого-нибудь или нет? И что это ему так понравилась ее улыбка? Беззаботная и беспечная, она еще больше украшала ее рот, чем печальная.

Он не сдержался и улыбнулся ей в ответ. Улыбка получилась слегка тревожной, потому что нечто в ее глазах просило об осторожности. Обычно они были широко раскрыты, но сейчас — как будто…

Райс отогнал эту мысль, приписав ее своей природной подозрительности. Женщина орудовала бритвой под присмотром солдата-джонни. Райс чувствовал точные движения бритвы и должен был сидеть смирно. Эти движения лезвия волновали его, казались ему глубоко личными, интимными, возбуждали кровь. Ему хотелось вскочить, прижать ее к себе, бросить на койку. Он прикрыл глаза в надежде успокоить страсть. А потом женщина исчезла. Он взял салфетку, которую она оставила, и вытер себе лицо. Если бы она дотронулась до него еще раз, он бы не выдержал и взорвался.

Это происходит потому, объяснял он сам себе, что ни одна женщина не брила его раньше, не ухаживала за ним, не прикасалась к нему так нежно и так умело. Это был забавный интимный опыт, который оставил по себе воспоминание не в одной точке тела.

С тех пор он брил сам себя, не желая оказаться в зависимом положении, памятуя, что с ним случилось однажды. А улыбка ее стала казаться ему двусмысленной. Это был знак-предупреждение.

Тем не менее Райс постоянно ловил себя на мысли о том, что с нетерпением ждет ее приходов, и негодовал на себя за это, но ровно до тех пор, пока не видел ее и не слышал ее нежного голоса.

До сих пор он никому не сообщил, что он не майор североамериканской армии, а — Господи помилуй! — перебежчик, человек, прорвавшийся через блокаду. И только по одной причине: он действительно сомневался в том, что ему поверят. Но это не было полной и окончательной правдой.

Чтобы остаться честным перед самим собой, а он не привык лукавить, он должен был сознаться, что не хочет лишиться общения с Сюзанной, даже в таком проклятом месте, как тюремный госпиталь. Он был очарован, восхищен ее разнообразными талантами. В некотором смысле она была похожа на бриллиант, который оставил ему Натан. Она была многогранна. Она была восхитительна. Даже бесценна. Но она была не для него.

Реддинг беспрестанно ворочался на койке. За сегодняшнее утро он перевернулся столько же раз, сколько за все предыдущие дни. Каждое движение причиняло боль, рана едва затянулась, но он делал над собой усилие, зная, что тренировка — это единственный способ обрести прежнюю силу. Каждым своим движением он поддразнивал Карра, заставляя и его делать то же.

Сейчас Вес уже мог преодолеть весь путь до конца комнаты. Но после каждой тренировки, обессиленный, он с руганью бросался на кровать и устремлял к потолку невидящий, безнадежный взгляд, полный отчаяния.

Райс мог понять состояние полковника, но при этом твердо знал, что он бы так себя не вел. Реддинг был нацелен на выживание. Он нашел способ уничтожить неравенство, на которое был обречен с рождения. Ублюдок, отродье проститутки, рожденное в конюшне, он стал хозяином своей судьбы и утер носы (опустошил карманы) так называемым благородным.

Железная госпитальная дверь открылась, и Райс замер в надежде увидеть Сюзанну. Он, кажется, перестал дышать, когда она показалась. От запястий до лодыжек женщина была затянута в гладкое темно-синее платье. Материал был тонким, и кое-где помялся, но игра света и тени оживили ее лицо, выгодно подчеркнув поразительный лиловый цвет ее глаз.

У Сюзанны не было ни корзинки, ни саквояжа с едой. Только маленькая холщовая сумочка. В лице ее читалась суровость. Женщина направилась к брату.

Сюзанна не услышала от него ни слова приветствия. Обычное унылое молчание. Она опустилась на колени рядом с койкой Веса.

— Говорят, правительство покидает Ричмонд. Пройдет еще несколько дней, Вес, и ты будешь свободен.

— Черт с ними, — ответил он резким, низким голосом. — Думаешь, меня это волнует? Какой смысл имеет свобода для мужчины с одной ногой? Для человека, который больше не мужчина?

— Я бы приняла Марка, каким бы он ни был, — твердо ответила женщина.

Райс весь сжался. Марк. Ее муж. Реддинг долгое время и не вспоминал о существовании ее супруга.

— Прости меня, Сью. За Марка, — произнес Вес срывающимся голосом. — Есть еще новости?

— Да, есть.

Настало время открыть ему правду. Она не могла больше таиться. Для того, чтобы совершить то, что она задумала, нужна его сила.

— Он скончался. В госпитале янки, — как она ни крепилась, голос ее дрожал. — Я узнала это несколько недель назад, но я… не хотела тебе говорить.

У Райса сжалось внутри. Интересно, будет ли кто-нибудь сожалеть о нем так же, задрожит ли когда-нибудь голос женщины, говорящей о нем. Смешная мысль. Черный Валлиец — так называли его те, чьего признания он когда-то добивался. Только одна женщина воспринимала его иначе. Другая женщина. В чем-то немного похожая на Сюзанну. Она совсем его не боялась.

Черт возьми! Он повернулся на другой бок, стараясь не слушать, как шепчутся брат и сестра. Но не мог. За ее признанием последовало долгое молчание. А потом — «О Боже мой», — произнесенное Весли.

Почувствовав сострадание в голосе Веса, Райс снова перевернулся и увидел, как полковник взял руку сестры и крепко сжал ее.

— Лучше бы ты сказала мне, — в голосе Веса звучало горькое сожаление. — Ты одна вынесла это все. Наш отец. Я. Марк. Боже мой, я тебе больше не нужен.

Впервые Райс испытал симпатию к Весу Карру. И злость тоже.

— Тебе было не до того… вдобавок еще плохие новости, — произнесла Сюзанна.

— Значит, тебе пришлось скорбеть одной. Опять! Господи! Прости меня, Сюзанна.

Искреннее горе, вызванное кончиной неизвестного Марка, заставило Райса страдать от неожиданной ревности. Очевидно, Марк Фэллон был дорог им обоим. Райс возненавидел внезапное чувство одиночества, на мгновение овладевшее им, и постарался безжалостно изгнать его из своего сердца. Он не имеет отношения к этим людям и их внутренней жизни. Он ничего не хочет. Еще несколько дней, и у него будет достаточно сил и для того, чтобы попытаться выбраться отсюда, и для того, чтобы объяснить властям Конфедерации, кем он был на самом деле.

А что потом? Назад в Англию. Назад к тем, кто преклоняется перед ним за его богатство и презирает его за его рождение? Назад в цивилизованную Англию, которую он научился ненавидеть?

Разговор иссяк, наступило молчание. Райс не знал, сколько времени оно длилось. Неожиданно он услышал ее голос.

— Майор Реддинг?

Райс повернулся, его глаза решительно встретили ее озабоченный взгляд.

— Миссис Фэллон, — произнес он медленно и уважительно.

— Вес уснул. Как вы себя чувствуете?

Райс подвинулся, стараясь, чтобы на лице не отпечаталась гримаса боли. Ему это удалось. Он продумал мимику лица и, перебрав весь арсенал, предпочел вместо ответа выгнуть бровь, как бы удивляясь ее вопросу.

— Я не должна спрашивать? — слова понимания плавно текли как ручеек, струящийся с обрыва. Холодный. Освежающий. Она сдерживала свою боль, чтобы залечить его рану.

Он пожал плечами, моментально капитулировав. Трудно было не сделать этого, когда на тебя взирают дьявольски заботливые глаза.

— Мне значительно лучше, — сказал он, — и думаю, что этим обязан вам.

Она слегка покраснела.

— Я думаю, вы бы поправились и без меня.

— Нет, — с уверенностью утверждал Райс, пока глаза его блуждали по возвышенности ее груди. Его так и подмывало прикоснуться к ней, дотронуться до ее груди. Желание становилось безудержным. Райс едва сдерживал себя.

— Я так не думаю, — сказал он с улыбкой, которая, он опасался, была в большей степени распутной, чем благодарной. А может, и не боялся. Может, она опять убежит, как черт знает что.

Сюзанна беспокойно теребила сумочку. Это было первое проявление неуверенности, которое он в ней заметил, и она неожиданно показалась ему беззащитной, а потому еще более привлекательной.

— Янки… очень скоро будут здесь, может быть, уже утром.

Он всмотрелся в нее, в ее глаза, глубину которых подчеркивал цвет платья, в ее слегка дрожащие губы.

— Ваш муж был в армии Конфедерации?

— Да.

— А на чьей стороне ваши политические симпатии?

— На стороне тех, кто еще остался в живых, — горько ответила она. — Я хочу, чтобы война закончилась.

Райс видел, как закусив губку, Сюзанна старалась загнать обратно набегающие слезы. Она подняла руку как бы затем, чтобы удержать слезы, и он внутренне содрогнулся.

Неуверенность была не в характере этой сильной женщины, которая на протяжении последних двух недель сражалась за жизнь брата, была занята делами, связанными со смертью мужа, и жила в осажденном городе.

— А вы, майор… вы, должно быть, рады…

Попасть обратно в руки к янки?

Ни за что, черт возьми. Его могут расстрелять за любое из содеянных им преступлений. Больше всего он опасался расследования по поводу майора Реддинга, которого никогда не существовало, или погибшего майора Ховарда, который незадолго до появления Райса Реддинга был откомандирован сопровождать вполне конкретного валлийца.

Господи! Ему надо выбираться отсюда. Он слишком долго это откладывал. Его мозг заработал четко, как всегда, формулируя проблему и рассматривая пути ее разрешения. У него не было никаких документов, не было удостоверения личности. Но была она — миссис Фэллон — была жена офицера Конфедерации, героя, как выразился Карр. В его мозгу начала созревать идея.

Он был уже в состоянии передвигаться. С дикой болью, но мог. Если на карту поставлена его жизнь, он потерпит, сколько потребуется.

Сюзанна Фэллон подошла к майору, и уронила холщевую сумочку. Ее рука, невероятно холодная, легла на его лоб. Потом Сюзанна улыбнулась.

— Жара нет,

Она слегка откинула грубое одеяло, чтобы посмотреть, хорошо ли закреплена грязная повязка, стягивающая рану на боку. Прикосновение ее руки к коже возбуждающей волной разлилось по всему телу. Райс испытывал неуместное в больнице напряжение и знал, что внизу, под одеялом, также напряжен орган, воплощающий его принадлежность к мужскому полу.

Сюзанна осторожно размотала бинты, а он лежал, стиснув челюсти, пока она осторожно отдирала полотняную салфетку, приставшую к ране. Женщина промыла рану, положила новую салфетку, принесенную из дома, и вновь перебинтовала его.

Пока она занималась перевязкой, Райс всматривался в ее выразительные глаза. Должно быть, Сюзанна и раньше ухаживала за больными или ранеными. Может быть, часто. Слишком уж она умело и добросовестно все делала. Она ни разу не содрогнулась при взгляде на его уродливое ранение или на еще более отвратительный обрубок ноги Веса.

— Майор… — начала она, но смутилась. Он поднял бровь, любопытствуя.

— Мне… мне нужна помощь.

Предчувствие не подвело Реддинга. Он насторожился.

— Есть ли у вас… Есть ли вам, куда податься?

Райс снова вопросительно поднял бровь.

— Я имею в виду, что война почти закончена. Янки, без сомнения, не будут лечить вас здесь, — ее глаза остановились на повязке, скрывавшей тяжелую рану.

Если бы она знала… Как раз они-то и захотят задержать его здесь, но совсем не по той причине, о которой она думает. Но его устраивал ход ее мыслей.

Он пожал плечами, ожидая развязки.

— Я должна пробираться к дому, — медленно произнесла женщина, — в Техас. Там не все благополучно, и мы можем потерять все, чем владеем, если не вернемся вовремя. Но мне нужна помощь. Одной с братом мне не справиться, — она запнулась. — Я не могу оставить его здесь в том состоянии, в котором он находится. И… и… домой. Ему нужно домой. Там он поправится.

Тревога и надежда сдавили ей горло.

— Что значит неблагополучно дома?

— Некие люди хотят завладеть нашей землей. Они убили нашего управляющего. Вчера я получила известие об этом.

Она вздохнула, как бы раздумывая, правильно ли она поступает, обращаясь за помощью к нему.

Он отмеривал слова ответа медленно, осторожно.

— Когда бы вы хотели отбыть?

— Как можно скорее. Я знаю, Вес нездоров, вы — тоже, но потом… — она запнулась, и окончание предложения он не расслышал.

— Как вы предполагаете передвигаться?

— Фургон. Я уже купила фургон, — ответила она, — и упряжку лошадей.

Райс задумался над услышанным. Фургон? Оба — Вес и он — могут путешествовать таким образом. Верхом было бы трудно.

— Наверное… так как янки уже близко, вы должны считать нас здоровыми. Никто из нас обузой не будет.

Сюзанна прикусила губку.

— Я… я старалась… — она не договорила, что ее попытка уговорить Веса провалилась. Это было очевидно и так.

— Миссис Фэллон, — медленно, спокойно и четко произнес он, — я не хочу быть здесь, когда в город войдут янки. — Он наблюдал, как ее глаза расширяются от удивления.

— Почему?

Реддинг не решался рассказать женщине все. Ее брат полковник североамериканской армии, ее муж был республиканцем. Ее собственные пристрастия были сосредоточены на семье, а не на политике. А он занимал положение, которое позволяло ему помочь ее семье. Так же, как и она могла бы помочь ему.

— Я не совсем тот, за кого меня принимают, — ответил он.

— Кто же вы, майор? — ее голос понизился до шепота и выражал неуверенность.

Ренегат. Картежник. Аферист. Джентльмен удачи. Все это и еще кое-что. Человек, с которым вы не должны иметь ничего общего.

Но он не хотел ее пугать. Он нуждался в ней. Так же, как она нуждалась в нем.

— Достаточно сказать, что янки были бы рады меня видеть, но совсем не по той причине, о которой вы думаете. Вы поможете мне выбраться отсюда?

Сюзанна долго, внимательно и строго всматривалась в его лицо и глаза.

— Вы поедете с нами с Техас?

Техас. Боже милосердный! Это край света. Он так же далек, как и Африка. Райс припомнил тот последний раз, когда он сделал что-то для другого человека, и поклялся, что никогда не повторит этого вновь.

Но сейчас надо действовать не для кого-то другого. Сейчас — для себя. Сделка, в результате которой обе стороны получают желаемое: он — побег, она — его временную помощь.

Интересно, не дьявол ли толкает его на эту сделку? Но ясно же — черт побери! — что сейчас нет другого места, куда бы он мог отправиться. Никто его не ждет в Англии. Да и нигде не ждет. Он никому не нужен.

Он кивнул в знак согласия. А потом засомневался, не попал ли он из огня да в полымя?

Не следовало бы пренебрегать правом выбора между этими двумя прелестными местечками.