"Ренегат" - читать интересную книгу автора (Поттер Патриция)

ГЛАВА 7

Сюзанна привыкла относиться к себе, как к сильной и выносливой женщине. Падение и растяжение сухожилий ее не пугало, но когда путники остановились на вынужденный ночной привал, Сюзанна почувствовала себя обессиленной и крайне измученной. Время от времени больное сознание отказывалось четко фиксировать действительность: события и лица беспорядочно сменяли друг друга, будущее свободно перетекало в прошлое и обратно. Когда сознание прояснялось, то мысли и душевные силы возвращались к Весу и Райсу: если она чувствует себя так скверно, каково должно быть им, тяжело раненным?

В темноте Сюзанна едва различала очертания человека верхом на лошади. Это был Райс Реддинг.

— Я обменял лошадей, — сухо сообщил он, находясь еще на значительном расстоянии от Сюзанны.

Нарочитая сухость тона свидетельствовала о том, что этой фразой он предполагал отделаться от дальнейших расспросов.

— Я думаю, нам надо пошевеливаться. Недалеко отсюда стоят воинские части джонни.

Сюзанна бросила вопросительный взгляд на Веса. В ответ он неопределенно пожал плечами.

Райс быстро собрал их немудреные пожитки: одно из платьев, остатки еды, после секунды размышлений — корзиночку с шитьем. Затем он покрыл тремя одеялами лошадь, нетерпеливо переступающую в ожидании седока.

Поразмыслив немного, майор сунул Весу саквояж с вещами и второй костыль, который ему удалось разыскать по дороге. Повернувшись к Сюзанне, он отчеканил:

— Вы сядете со мной.

— Нет, — вмешался Вес.

Райс пропустил его слова мимо ушей. Он обращался к Сюзанне.

— Вашему брату будет трудно сохранять равновесие. Если бы у меня было седло… я был бы спокоен за него, но…

Он не сказал открыто, что брат и сестра просто свалятся с лошади, если поедут вместе, но предыдущая фраза плохо скрывала именно этот смысл.

— Мы оба хорошие наездники, — слабо запротестовала Сюзанна.

Вес оскорблено сверкал очами. Женщина опасалась того, что может произойти, сядь она вплотную к Райсу Реддингу. Сюзанна хотела бы поразмыслить над ситуацией, но времени было крайне мало, а Райс был жесток:

— У вашего брата нет ноги, у вас растянута лодыжка, ни у кого из нас нет седел и поводьев. Думаю, с нас достаточно происшествий и несчастных случаев. Если вы нуждаетесь в моем сопровождении, Сюзанна едет со мной.

Райс повернулся спиной к Весу и Сюзанне, и было очевидно, что никаких возражений он не потерпит. Майор привел лошадь, оставленную им в негустой роще, и подвел ее к Сюзанне. Затем подал ей руку, не оставляя возможности выбора.

С помощью майора Сюзанна мгновенно оказалась на лошади. Она сидела позади Райса. Платье высоко задралось, обнажив безупречные ноги. Сюзанна с тоской вспомнила о бриджах, которые она носила в Техасе.

Реддинг пришпорил лошадь и пустил ее рысью. Женщина сразу же оценила мастерство майора; он был превосходным наездником, таким же искусным, как Марк.

Чтобы не упасть, Сюзанна должна была держаться за Райса. Но, едва дотронувшись до его обнаженного торса, она отдернула руку с извинениями, будто боится задеть рану. Это была половина правды. Их ноги соприкасались. Она оценила силу его мускулов, его мужскую мощь, порождающую жар в ее изнемогающей плоти. Сюзанна всеми силами сопротивлялась зову естества: старалась сидеть, упершись руками в собственные бедра, старалась погрузить себя в приятные воспоминания о доме, о реке, по берегам которой раскинулись заливные луга, о холмах, каждую весну покрывающихся голубыми цветами.

Женщина прикрыла глаза, пытаясь сохранить красочные видения, но вместо этого вспомнила, как майор ощупывал ее тело после аварии. Нежность. Мягкость. Мечта. Само воспоминание об этом было невыразимо приятно. Никогда в жизни она этого не испытывала. Такого растворения в другом существе, готовности принадлежать ему полностью она не знала с Марком.

Сюзанна вырвалась из грез и заставила себя подумать, что была не права. Напротив, с Марком ей было хорошо. Значительно лучше, чем может быть с этим загадочным, темным валлийцем.

Дом. Надо думать о доме. Марк. Вспомни о Марке. Не думай о человеке, в чью спину упирается твоя грудь. Не думай о нежных ворсинках, которыми покрыта его спина, не думай о запахах, которые источает его тело. Не думай, как ему удалось встряхнуть и возродить твою душу, пробудить тебя от долгого сна, заставить забыть о возрасте и положении.

Часы близости. Дни. Недели… Глупо было бы рассчитывать на такое блаженство. Тем не менее женщина трепетала в предчувствии именно таких часов, дней, недель. Она была на пути к дому со своим ночным ястребом.

Сюзанна сладострастно вгрызалась в грудку зажаренного цыпленка, позволяя дразнящему запаху и божественному вкусу оповестить всех и напомнить ей самой, что совести у нее осталось с гулькин нос.

Размышление по поводу совести было поблажкой, которую Сюзанна в походной жизни позволяла себе нечасто. Ее раздумья включали в себя и сомнения в том, что Райс Реддинг терзался когда-либо угрызениями того, чего у него никогда не было.

Действительно, майор выглядел чрезвычайно довольным собой, когда некоторое время назад вынырнул из темноты ночи с двумя полупридушенными цыплятами. Добыча пришлась как нельзя более кстати: у путешественников не было ни денег, ни вещей для обмена.

Предъявляя суду щедрый дар, Райс Реддинг насмешливо разглядывал двух своих обвинителей, готовый к язвительным вопросам и ответу, который, он точно знал, ни брат, ни сестра не хотели бы слышать. В запасе у них не было ничего, кроме твердокаменных галет, подобранных с земли после аварии. Поэтому ни Сюзанна, ни даже Вес не потребовали от поставщика провизии, обязанности которого исправно исполнял Райс, чтобы он вернул худощавых пташек хозяевам.

Итак, Сюзанна и ее брат, оба больные и измученные, доведенные до полуобморочного состояния, молча наблюдали, как майор Райс Реддинг сложил костерок, позаботившись, чтобы он был незаметен со стороны дороги, ощипал и вычистил цыплят. Все это он проделал с таким мастерством, с каким выполнял любое дело, за которое брался. Сюзанна была уверена, что Реддингу по плечу все, что только может быть доступно смертному, а с прочим он справился бы с помощью дьявола.

Сюзанна наслаждалась обильным пиршеством, облизывая пальцы, чтобы не упустить даже самую малую толику чудного цыпленка.

Вес не отказался от трапезы, но во время позднего ужина выказывал недовольство, недружелюбие и подозрительность по отношению к собственному благодетелю.

Сюзанна знала, что майор наблюдает за ней. Глаза его светились озорством, когда он нарочито медленно облизал пальцы, передразнивая миссис Фэллон. Женщине пришла в голову мысль, что то, что сейчас выглядит вполне к месту и не травмирует эстетического чувства, в повседневной, обыденной жизни считалось бы плохими манерами, невоспитанностью.

Получив от жизни свой кусок земного наслаждения в виде приготовленного на костре цыпленка, Райс завершил ужин. Медленные повороты языка, вызывающе ленивые движения, казалось, давали понять, что настало время, когда Райс Реддинг не прочь вкусить удовольствия иного рода. Прямо напротив него сидела женщина. Их взгляды скрещивались, она кожей чувствовала его тепло, вдыхала приторный теперь запах цыпленка, смешанный с его теплыми мужскими запахами.

Сюзанна почувствовала прилив горячей, пульсирующей крови. Она сделала глубокий вдох, утихомиривая неспокойное сердце, стараясь сбить, ослабить внутреннюю дрожь. Женщина осознавала, что должна немедленно освободиться от чар майора, иначе она бросится прямо в его объятия, невзирая на то, что в футе от них сидит ее брат.

— Майор Реддинг, — она осеклась, изумившись тому, каким незнакомо-хриплым показался ей собственный голос.

Реддинг встретил ее обращение простодушным взглядом, хотя она прекрасно понимала, что ничего простодушного в майоре не было.

— Я думаю, пришло время покончить с формальностями, — мягко сказал он. — Майор… это не совсем… точно. Зовите меня просто Райсом. — Глубокий, завораживающий, почти неземной голос заставил прозвучать это имя музыкой сфер.

За сим последовал комментарий Веса, который сидел, вглядываясь в темноту, думая горькие думы и разминая затекшие мускулы.

— А как точно? — в лоб спросил он.

— Думаю, правильнее было бы обращение «капитан», — произнес Райс, широко улыбаясь.

Он напустил еще больше тумана, сдабривая свои тайны издевательской любезностью. Вес оскорблено вспыхнул, прекрасно понимая, что Райс играет с ним, как кошка с мышкой, но, впившись в Райса, он не отпускал его.

— Кто же вы, в конце концов? Мы все равно это узнаем.

Райс равнодушно пожал плечами.

— Зачем? И что вы сделаете потом?

Вес сжал кулаки.

— Мы в вас не нуждаемся.

— Вы — нуждаетесь, — грубо рявкнул Райс. — Или вы предпочли бы поужинать последними галетами?

Враждебность, возникшая между мужчинами, сменила напряжение интимного переживания, связывавшего Сюзанну и Райса. Она внимательно посмотрела на Реддинга. Его глаза были прикованы к ее фигуре, и ей показалось, что жар, воспламенивший их, еще теплится.

— Капитан чего? — с легкой хрипотцой в голосе спросила Сюзанна.

Райс смерил язвительно-насмешливым взглядом Веса, посмотрел на его сестру и с легкой усмешкой произнес:

— Что-то вроде капитана корабля-контрабандиста.

Сюзанна застыла с открытым ртом. Даже самое дикое воображение не могло бы преподнести такой сюрприз.

— Корабль-контрабандист?

Реддинг криво усмехнулся.

— Я бы сказал… нечто вроде… блокадного перебежчика. Мой корабль подорвали во время первого же рейса в Чарльстон. Приключение не состоялось.

Сюзанна как зачарованная наблюдала за выражением его лица. Половина рта криво ухмылялась, вторая светло улыбалась. Казалось, что говорил кто-то третий. Очень забавно.

«Водевильная развязка может получиться у этой истории», — подумала Сюзанна.

— Почему вы не сообщили об этом властям Конфедерации? — задал очень простой вопрос Вес.

— Я не мог рассчитывать, что мне поверят… Без документов. В форме майора североамериканских войск…

Вес сверил Райса глазами.

— Это не объяснение.

— Янки захватили меня в плен, по дороге в Вашингтон мне удалось бежать от конвоя. Я попал к джонни в форме, которую… я позаимствовал у одного из конвоиров. К сожалению, джонни начали стрелять раньше, чем я пустился в объяснения. Я не думаю, что, найди янки меня в тюрьме Либби, они бы отнеслись ко мне снисходительнее.

При слове «позаимствовал» глаза майора-капитана потемнели, и Сюзанне почудилось дыхание смерти. Глаза Райса стали ледяными, колючими, и у женщины забегали мурашки по спине. Она знала, что Вес испытывал те же чувства. Он жестко переспросил:

— Вы хотите сказать, что вы убили конвоира?

— Не то же ли самое совершали вы? — Райс уставился на полковника немигающими темными глазами.

— Для меня это была война, — ответил Вес, — а для вас приключение, не так ли?

— Да, это так. Я не верю, что такую бойню можно устроить из-за принципов.

— Вы хоть во что-нибудь верите?

Райс улыбнулся.

— Только в себя, полковник. Только в себя.

Он лениво поднялся.

— Я устал от этих разговоров. Пойду посмотрю, нет ли кого вокруг.

— Реддинг?

Райс сделал несколько шагов и остановился в нерешительности, потом повернулся на голос Веса. Изогнул бровь.

— Это самая нелепая история, которую мне приходилось слышать.

— Да, невероятная, не правда ли? — Райс глубоко вздохнул и ухмыльнулся, оставляя на долю Сюзанны и ее брата гадать, где правда, где ложь. Только в отношении принципов все было ясно.

На протяжении следующих дней Райс Реддинг был необычно лаконичен и отрешен, как будто сожалел о своей откровенности с братом и сестрой, как ни мало он им открыл. Он постоянно поддерживал бешеный темп передвижения, не давая роздыху ни людям, ни лошадям.

У Сюзанны и Веса хватало сил только на то, чтобы неловко спешиться и в изнеможении опуститься на землю, когда они, наконец, останавливались на ночлег. Пока они приходили в себя, Райс Реддинг занимался лошадьми. Сюзанна всегда считала себя хорошим наездником, но она сильно натерла ноги о потные бока лошади. Кожа покрылась мелкими язвочками и саднила. Другая немаловажная часть ее тела ныла от постоянного соприкосновения с костистым задом клячи.

Прошла неделя, нет, чуть больше, с тех пор, как они «поменяли» лошадей. Райс — теперь мысленно она называла его только так — был неутомим и беспощаден, не разрешая им отдохнуть. На лице Веса постоянно лежала печать боли, губы были плотно сжаты, но он ни разу даже не заикнулся о дополнительном отдыхе. Также мужественно держалась и женщина. Райс Реддинг навязал им бешеный темп передвижения. Сюзанна не знала истинной причины скоростной скачки, в которой сама участвовала, и не задавала лишних вопросов: скорость была ей на руку, так как это совпадало с ее желанием добраться до дома как можно скорее.

Усталость, которая на протяжении нескольких дней не покидала Сюзанну, частично объяснялась постоянной близостью к Райсу: им приходилось делить круп лошади. Томление не пропало, она постоянно чувствовала, что рядом с ней мужчина, но теперь, когда они останавливались, первое и единственное, чего хотела женщина, — забыться в глубоком сне. Даже голая земля была предпочтительнее крутых боков костистой клячи.

Пересев на краденых лошадей, путешественники начали петлять, избегая встреч с воинскими частями и даже с одинокими путниками. По ночам, сразу же после остановки на привал, капитан Реддинг внезапно исчезал и возвращался, держа в руках то пойманного зайца, то собранные в лесу ягоды. Правда, обильной добыча была не всегда.

Очередным даром Райса было седло и одежда.

Однажды путешественники остановились на ночлег в покинутой сельской усадьбе. Сгущались сумерки. Райс как всегда пропал в поисках ночной добычи. Сюзанна опустилась на землю рядом с Весом, отдыхающим у дерева.

В этот вечер они сделали остановку позже обычного: их проводник долго искал укромное место рядом с водой. Они все еще находились между двумя армиями, и у них запросто могли забрать лошадей, тем более, что на троих у них была всего одна винтовка.

Покинутая усадьба была для путешественников находкой в прямом и переносном смыслах. Война не пощадила поместье: луна освещала скелет дома и кучи золы, по которым легко угадывалось место сожженного амбара. Дом был разграблен, но Райс разыскал в глубине сада колодец и огромный развесистый дуб, под сенью которого можно было укрыться от ветра и посторонних глаз.

Брат и сестра вдоволь напились воды из колодца. Вес напоил и обмыл свою лошадь. Некоторые действия он совершал как ритуальные обряды. Ни смертельная усталость, ни трудности передвижения на костылях не заставили его отказаться от самоличного ухода за лошадью. Завершив ритуал, он прохромал к тому месту, где Сюзанна складывала костер, и, обессиленный, лег на голой земле. Им предстояло ждать Райса. Сюзанна знала, как ненавидит Вес это ожидание: оно было проявлением зависимости от неприятного ему человека, но полковник все еще был слаб и продолжал овладевать искусством передвижения на костылях. Он страдал от боли, время от времени переживая ее вспышки. Недавно Вес признался сестре, что до сих пор чувствует такую жгучую боль в ампутированной ноге, что едва может ее терпеть, а как можно бороться с тем, чего нет? Культя еще не зажила окончательно. Постоянная тряска мешала ране затянуться, и Сюзанна с беспомощным состраданием несколько раз наблюдала за тем, как брат перевязывал свой обрубок, не позволяя ей больше совершать эту неприятную процедуру.

Сюзанна взглянула на собранный ею хворост для костра. Если Райс не принесет чего-либо пригодного в пищу, в костре не будет необходимости. Им следует избегать случайного и неслучайного любопытства и без необходимости костер не разводить.

После аварии Райс Реддинг присвоил себе право осуществлять контроль за их единственной боевой единицей — винтовкой. Он просто-напросто забрал ее, когда привел других лошадей взамен пропавших, и не вернул до сих пор. Сюзанна, продолжая опасаться, что Райс сбежит от них, не промолвила, тем не менее, ни словечка.

Ему бы уже пора вернуться. Он никогда не отсутствовал так долго. Тревога овладела женщиной, и она подошла к брату. Он сидел с закрытыми глазами, согнув в колене здоровую ногу. Лицо Веса оставалось в тени, так что Сюзанне пришлось опуститься рядом с ним на колени. Он выглядел измученным. Вес приоткрыл глаза и нежно потрепал сестру по щеке.

— Ты тоже, должно быть, смертельно устала, Пуговка. Давай я тебе помогу.

Сюзанна покачала головой, отказываясь от помощи, по настроение у нее улучшилось. Прошли годы с тех пор, как он последний раз назвал ее Пуговкой. Скрывая свои чувства, она произнесла:

— Тебе нужно копить силы.

Пришла пора для традиционного вопроса Веса.

— Где же твой друг?

Даже в словесной форме Вес как можно дальше отстранялся от Райса Реддинга.

Друг. Кем бы только ни мог быть Райс Реддинг… Но Сюзанна не обнадеживала себя мыслью о наличии между ними дружеских отношений. Когда ей хотелось добиться его дружеского расположения, он остался глух к ее молчаливому предложению.

Бесконечная скачка должна была вымотать Реддинга, но несколько ночей подряд женщина слышала, как он вставал, уходил куда-то и отсутствовал часами. Тем не менее по утрам он выглядел намного более свежим и отдохнувшим, чем она и Вес.

Райс по-прежнему оставался для нее загадкой. И за долгое время их знакомства Сюзанна ни на дюйм не приблизилась к ее разрешению. До сих пор она не знала истинной причины, по которой он остался с ними. Можно было с уверенностью сказать, что это не было страхом за жизнь, потому что в дальнейшем он проявил себя как бесстрашный и бесстрастный человек. Он всегда был готов к преодолению трудностей. Любыми средствами. Сюзанна ни разу не заметила проблеска доброты в его глазах, в то время как двусмысленностью они светились всегда.

Со временем Сюзанна пришла к заключению, что он менее стоек, чем она, к их постоянной близости. Женщина заметила, как напрягается его тело, когда она случайно касается его, как сильно он сжимает челюсти, чтобы не дать себе расслабиться. Она начинала яростно ненавидеть его стальное самообладание и гадала, каким образом он поведет себя, если почувствует сильное искушение и утратит самоконтроль.

Опасная мысль. Но мало-помалу она примирилась и даже сжилась с этой опасностью. Она даже нравилась ей. А это была еще более опасная мысль.

Сюзанне передалось неожиданное беспокойство Веса. Она подняла голову: к ним приближался капитан Реддинг. Лишь очертания человека на лошади можно было различить в темноте, но Сюзанна знала, что это он. В его посадке и манере держаться была неуловимая грация, вызывающая дерзость, которую Сюзанна не замечала ни у кого другого. Сердце женщины бешено забилось, неосознанно она провела рукой по волосам, стараясь пригладить своенравные растрепанные пряди и заплести их в косу.

Только потом Сюзанна заметила нечто необычное. Это «нечто» заключалось в том, что капитан сидел в добротном седле. В руках он держал узелок с бельем и брюки, которые и сбросил в руки женщины.

Реддинг слабо улыбнулся Сюзанне и заговорил тихим теплым голосом, почти шепотом, так что его слова не доносились до Веса:

— Так как мне доставляет удовольствие любоваться вашими ногами, — шептал он, двусмысленно улыбаясь, — я не мог не заметить, что их не миновало воспаление.

Сюзанна порозовела, покраснела, стала пунцовой… несмотря на жесткий внутренний приказ держать себя в руках. Она старалась осматривать ноги и ухаживать за ними, когда, ей казалось, никто ее не видит. Вероятно, Райс был наблюдательнее, чем она предполагала. И как он догадался, что она мечтала о брюках?!

И еще седло! Бог мой! Как оно им необходимо! Как оно нужно Весу!

Несмотря на то, что Вес был отличным наездником, с одной ногой он взбирался на лошадь, прилагая неимоверные усилия. Ему было стыдно обращаться за помощью к Райсу, но он был вынужден это делать. Сейчас, когда появилось седло, Вес прекрасно справится со всем самостоятельно. Сюзанна даже не сомневалась в том, что седло предназначалось её брату.

У Райса было припасено кое-что еще. Он спешился, взял лошадь под уздцы, подошел к Весу и, наклонившись, сказал:

— Армия генерала Ли сдалась в плен.

Полковник распрямился. Он был весь внимание. Глаза его блестели необычно живо. Тем не менее первый вопрос задала Сюзанна.

— Война окончена? Вы в этом уверены?

— В той степени, в какой покончено с генералом Ли. Это известие передается в войска курьерами. На одного я наткнулся по пути. Джонни позволено иметь при себе лошадей и личное оружие. Это великодушное решение. Кроме того, не было никакого мародерства по отношению к побежденным.

— В той степени, в которой покончено с генералом Ли? — спокойно переспросил Вес. — А что известно об остальных армиях? Генерала Джонсона в Каролине? Кирби Смита в Техасе? Других?

Реддинг пожал плечами.

— Генерал Ли сдался. Это то, что известно всем.

Сюзанна прикрыла глаза и прошептала:

— Закончена! Бог мой! Сколько убитых!

— А для вас, Реддинг, — Вес жалил капитана взглядом, — закончена ли война для вас?

Задавая один вопрос, таящий в себе много смыслов, Вес хотел бы получить ответ на все.

— Я не знаю, — честно признался Райс. И это соответствовало действительности. Он убил офицера североамериканской армии, будучи гражданским лицом. Сейчас он не мог четко изложить свои намерения. Ему оставалось только пожимать плечами.

— По крайней мере, это облегчит наше путешествие, ведь сейчас начнется массовое передвижение людей: солдаты с той и с другой стороны будут расходиться по домам. Мы сможем затеряться в толпе.

Вес пристально посмотрел на Сюзанну.

— Дома нас ждет много горя, Пуговка.

Райс вопросительно переводил взгляд с брата на сестру и обратно. Сюзанна объяснила ему:

— В наших краях большинство симпатизировало южанам. Почти каждая семья потеряла кого-нибудь из мужчин. Они пали в борьбе с янки.

— Все, кроме Мартинов, — горько добавил Вес.

Райс еще не во всем разобрался. Сюзанна продолжала объяснение:

— Мартины — жадные, алчные люди. Они вступили с нами в войну, и сейчас для них наступило самое благоприятное время.

В голосе Сюзанны было не меньше горя и сожаления, чем в речи ее брата.

— Годами они постоянно угрожали нам, и, наконец, не осталось никого, кто мог бы поставить их на место. — Она повернулась к Весу. — И мне безразлично, что думают о тебе окружающие. Ты мне нужен, Вес. Я не могу остановить их одна, сейчас, когда Марк… — голос ее оборвался. Женщина резко повернулась спиной к мужчинам. Стыд за то, что уже несколько дней она не вспоминала о Марке, и опустошенность бередили ей душу, ныло сердце. Много воды утекло с тех пор, как она, Вес и Марк скакали верхом по полям, плавали в реке и мечтали на ее берегах. Да полноте, было ли когда-нибудь это благословенное время? Было и прошло. Почти все близкие оставили ее: мама и папа, Марк и наполовину брат. С ней осталось его физическое тело, оболочка, руины прежнего уверенного в себе человека с сильно развитым чувством ответственности и мужеством воплощать планы в жизнь. Сейчас Вес казался таким робким, неуверенным, что был, скорее, бременем, чем защитником. Сюзанне постоянно хотелось подойти к нему, погладить по голове и пожалеть. Но это было бы самым плохим из того, что она могла сделать. Жалость была ему противопоказана. Чтобы возродиться, он должен был почувствовать себя мужчиной снова.

Сюзанна повернулась и нашла глазами Райса. Несмотря на длительный срок, в течение которого они находились бок о бок, он продолжал оставаться для нее загадочным человеком.

Прислонясь к дереву, Райс продолжал наблюдать за братом и сестрой, как будто они лицедействовали на сцене. На лице его не отражалось других чувств, кроме разве что любопытства зрителя, ожидающего развязки драмы. В конце концов Вес произнес:

— Я поеду с тобой. До Техаса.

В глазах полковника, устремленных на Райса, читалось и другое: «Я не могу доверить сестру вам».

Райс передернул плечами, как бы демонстрируя, что мнение полковника не имело для него, Райса, никакого значения, что, по мнению Сюзанны, полностью соответствовало действительности.

Райс присел на корточки и с нарочитым интересом разглядывал кучу хвороста для костра. Сегодня он замешкался с выполнением обычных привальных обязанностей, отбирая седло у курьера, юного солдатика, почти мальчика, которого он встретил по дороге во время ночной охоты. Реддинг не стал отбирать у юноши последние продукты, только слегка связал его и стреножил лошадь, отпустив ее пастись невдалеке. В конце концов, джонни ранили его и заключили в тюрьму. Отмщение, которое принял на себя этот мальчик, по мнению капитана, было очень мягким. Но он не принес ничего съестного Сюзанне и ее брату. У курьера в запасе были только сухари, а выглядел он очень заморенным. Райс подумал тогда, что новости будут важнее сухарей. Он ожидал, что сообщение обрадует его подопечных, но Вес лишь опечалился, а Сюзанна предалась своим мрачным воспоминаниям.

Ее муж. Покойный муж. Райса охватило тоскливое одиночество, чувство, которое, ему казалось, он уничтожил в себе очень давно, а сейчас выяснилось, что все эти годы оно жило в нем, скрываясь под маской безразличия.

Конечно, дьявол свидетель, он не мог оставаться бесстрастным, каждое мгновение ощущая теплое женское тело вплотную к своему. Особенно остро он ощущал ее присутствие, когда, утомившись в пути, она расслаблялась и отдыхала, опустив голову ему на плечо. Единственное, что он мог предпринять, чтобы не испытывать постоянного, изнуряющего волнения, это гнать и гнать лошадей, не давая роздыху людям, чтобы к вечеру валиться от усталости без единой мысли в голове и даже без намека на желание. Тем не менее его природная выносливость, удесятеренная неудовлетворенностью, толкала его на ночные приключения: он осматривал окрестности, охотился, подворовывал. Последнему он научился еще в детстве.

Избитый хлыстом хозяином конюшни, он вскорости оставил это место, чтобы ничто не напоминало ему о боли и унижении, и долго жил воровством. В будущем его ждала петля или в лучшем случае исправительные работы, если бы он не встретил Натана Каррутерса. Он вышколил Райса, научил его чтению, письму и еще многому такому, о чем лучше не вспоминать. Они стоили один другого и понимали друг друга с полувзгляда. Их тандем просуществовал более десятка лет. Натан учил его грамоте и хорошим манерам, Райс выступал наставником в делах, требующих ловкости рук и всякого рода мастерства сомнительного толка. Это был взаимообогащающий обмен.

Райс очнулся от воспоминаний, обнаружив, что к нему прикованы две пары глаз, а в воздухе разлита напряженная тишина.

— Пойду позабочусь о лошадях, — грубо прервал он молчание. — Сегодня мне не повезло с провизией, так что нет необходимости разжигать костер.

Райс подошел к лошади и благодарно потрепал ее за холку. Бедное животное. На лошадином крупе сохранились отметины от ударов хлыстом, и, если Реддинг не потерял чутья, коняге здорово досталось в жизни.

— Ты заслужила отдых, — шепнул Райс на ухо лошади, — и дубовых листочков. Будь уверена, скоро ты их получишь.

Лошадь вскинула голову и ответила благодарным ржанием. В ней это было первым проявлением лошадиного жизнелюбия.

— Приходишь в себя? Я тоже.

Райс отвел животное в глухое укромное место с густой высокой травой и стреножил лошадь.

Он мечтал еще об одной лошади, чтоб избавить эту от двойного бремени. Во время своих ночных отлучек он выискивал одинокого путника, безразлично, янки или джонни, но не наткнулся ни на кого, кроме курьера. Что-то удержало Райса от того, чтобы отобрать у всадника лошадь. Отобранное седло юноша смог бы заменить новым с большей легкостью, чем отобранную клячу другим животным.

Черт побери! Уж не становится ли он милосердным?! Потрепав напоследок лошадь, Реддинг свернул налево к рощице. После дня, проведенного в седле, нужно было размять и поупражнять ноги. Ноги должны быть сильными и выносливыми, но уж, конечно, не для того, чтобы сбежать от молодой особы с тревожащим душу взглядом лиловых глаз, будящих воображение и воспоминания, которых он хотел бы избежать.

Приблизившись к роще, он обнаружил, что попал на небольшое фамильное кладбище, обнесенное невысокой железной изгородью. Ветви развесистого дуба оберегали от дождей крохотный участок земли, покрытый надгробными плитами с поминальными надписями. Некоторые Райс разобрал. Поколения одной семьи. «Сильвия. Родилась в 1808. Умерла в 1815. Она присоединилась к ангелам на Небесах», «Давид Меткалф. Родился в 1840. Умер в 1861. Пал с честью в битве при Манассас. Он был нашей надеждой».

Были и другие надгробия с надписями. Реддинг задумался над эпитафией «Пал с честью… Он был нашей надеждой». Райс никогда не верил в существование чести как категории, имеющей отношение к реальной жизни.

«Во всяком случае, — думал он, глядя на могилы, — должно быть, забавно иметь семью».

Надписи свидетельствовали о том, что родственники заботились друг о друге. Интересно, какая могла бы быть у него семья? Он даже вообразить этого не мог.

— Какое умиротворение, — раздался грустный мягкий голос, и Райс остолбенел. Он не слышал, как подошла Сюзанна, а это означало, что он потерял бдительность. Это нехорошо. Может быть, причиной всему усталость? Или женщина? Он даже не обернулся.

— Умиротворение? — переспросил Реддинг, криво усмехаясь. Он не мог удержаться от привычной гримасы, маски, которую он напяливал на себя в присутствии Сюзанны.

— Я думаю так, — голос женщины слегка дрогнул. Он обернулся и посмотрел на Сюзанну.

— Ваш муж тоже?

— И много, много других.

Женщина подняла глаза на Реддинга. В уголках прятались слезы. Райс, ругая себя за мягкотелость, раскрыл объятия, и Сюзанна упала ему на грудь.

У большинства людей есть возможность выбора, их выбор был предопределен.

Райс ощутил приятное покалывание, шевеление плоти. Казалось, помимо собственной воли он сжимал в объятиях тело сильной, независимой женщины, в глазах которой стояли слезы, голос надламывался, тело сотрясалось от рыданий. Неожиданно ему захотелось принять на себя все ее горе. Это было настолько необычно для него, так ему не свойственно, что потрясло так сильно, как не многое в жизни потрясало.

Реддинг приказал себе отступить на шаг назад, сделать глубокий вдох и все хорошенько обдумать. Холодное аналитическое «alter ego» требовало совершить это немедленно. Но уже зародилось нечто другое, еще более сильное, удивительное. Страстное желание, которое толкало его вперед. Он наклонил голову и прикоснулся губами к ее волосам с такой нежностью, которая удивила даже его самого. Это было волшебное прикосновение. Волосы у нее были мягкими, как шелк. Его губы скользнули ниже, по лбу, Сюзанна откинула голову, и их взгляды встретились. В ее глазах он увидел бездну вопросов. И желание, и нужду в нем, которые она не могла скрыть. И страх. Страх перед неизведанным, перед безграничным, всепоглощающим потоком, в который им предстояло погрузиться.

Джентльмен должен был бы с уважением отнестись к ее чувствам. Но он не был джентльменом. Его губы приблизились к ее губам и замерли в ожидании искусного ответа. Сюзанна ответила ему нежной порывистостью. Это было совсем не то, что он ожидал.

В поведении Сюзанны Райс заметил удивление и… интерес к его поцелуям, но более всего в ней было наивности неопытности, которую трудно было предположить и женщине, побывавшей замужем. Создавалось впечатление, что она не очень хорошо знала, что нужно делать.

Он знал.

Чувствуя трепетание женского тела, он страстно прижал ее к себе, ища губами ее губы. Райс прижимался к ней губами сначала мягко, потом сильно, требовательно. Губы его со свирепой настойчивостью возбуждали женщину. Он старался сдерживаться, чтобы не смять ее, не причинить ей боли, уберечь от синяков, которые могли быть следствием его жесткой несдержанности. Язык Райса медленно погружался в рот женщины, лаская, исследуя, требуя. Ее наивность, неуверенные ответные ласки еще больше разжигали его страсть. Была Сюзанна замужем или нет, он чувствовал, что ее никто не целовал так страстно и требовательно, что она никому не отвечала так искренне. Он не просто чувствовал, знал почти наверняка, хотя такая неопытность была внове для него. Неискушенность женщины пленяла и… сбивала с толку.

Райс чувствовал, как мощное напряжение распространялось по всему телу, знал, что то же испытывает и женщина. Ее била дрожь в одном ритме с ним; ее губы страстно прижимались к его губам, ее руки крепко и властно обвили его шею. Язык Сюзанны осторожно, очень осторожно дотронулся до его языка и закружился в медленном сексуальном танце. Они оба были вовлечены в то, чему противостоять не имели ни сил, ни желания. Все убыстряющиеся любовные ласки воспламенили в Райсе желание такой неистовой силы, что ему захотелось слиться с ней здесь и сейчас. Но нерешительность Сюзанны, застенчивость ее прикосновений предупреждали его о том, что для полной победы необходим длительный и медленный штурм. Райс слегка отстранился и заглянул ей в глаза.

— Сюзанна, — прошептал Реддинг.

Английский акцент придавал слову напевность. Райс произнес ее имя как заклинание любви.

Этого он делать не собирался. Но ведь и чувствовать так сильно и искренне он не собирался.

Пристально глядя на женщину, Райс медленно и нежно провел кончиком пальца по ее лицу — от ямочки на подбородке, по щеке до разреза глаз, осторожно стер след слезинки, которая несколько минут назад сбежала по ее лицу. Лиловые, омытые слезами глаза казались цветами, освеженными росой. Ее глаза блуждали по его лицу.

Райс не был уверен в выражении своего лица, поэтому легко прижался к ней губами, стараясь выразить нежность, превратить поцелуй в нечто, объединяющее их, понятное обоим и не страшное.

Обыкновенное влечение мужчины к хорошенькой женщине, одинокой женщине. И ничего более, — объяснял он себе. Но не все получалось гладко.

Когда их губы сливались в жгучем поцелуе, он испытывал такое упоительное чувство, которого никогда не испытывал раньше. Это не было голой страстью, которую можно обуздать. Райс никогда не ощущал жизнь так остро, как в эти благословенные минуты; никогда не испытывал таких переживаний. Искатель приключений, живший внутри его, попал в ловушку. Полностью и навсегда. Опасное чувство, сказал он себе. Но размышлять об этом было некогда.

Пока Райс контролировал себя и был хозяином своей плоти, тело его походило на сжатую пружину, готовую всякий момент распрямиться. Теперь оно почти не подчинялось своему хозяину.

Поцелуи участились, слившись в один непрерывный поцелуй. Изнемогая от страсти, они растворялись друг в друге, погружаясь в безграничный поток любви. Райс следовал на фаллический зов своего тела, зная, что и женщина слышит его: она прижималась, льнула к нему в желании, силой не уступающем его собственному.

Рука Райса потянулась к пуговке на платье женщины, потом пробежала по ее лицу. Он почувствовал влагу ее ресниц на своей щеке. Легче росинки. Больнее ножевых ран. С трудом он поднял голову. Одна слезинка вызвала целый поток слез. Слезы умиротворения, что делало их всесильными. Слезы, выворачивающие душу мужчины наизнанку.

Райс впервые допустил мысль о существовании у него души. Стараясь стереть слезы, Реддинг с бесконечной заботой несколько раз провел языком по щекам Сюзанны, вбирая солоноватую влагу, пока губы его вновь не нащупали ее рот. Прислушиваясь к властным толчкам плоти, Райс пребывал в сомнении не более доли секунды, затем, мягко поцеловав женщину, с непостижимым донкихотством отступил назад, честя себя на все лады, называя неисправимым дураком. Сюзанна вся была в его власти, на полшага до полного растворения в нем. К своему удивлению, Райс обнаружил, что не в силах преодолеть эти полшага. Не сейчас. Потом. Когда не будет слез, струящихся из глаз, которые разглядели в нем нечто более значительное, чем он был на самом деле.

Райс уже овладел собой, а ее руки все еще совершали то, что он делал минуту назад: пробегали пальцами по его лицу, как бы помогая мозгу запечатлеть образ любимого. Прикосновения были такими волнующими, горячими, доверчивыми, что он не мог отстраниться и стоял, пригвожденный к месту. Райс никогда не испытывал такой нежности, передаваемой прикосновениями пальцев.

Он почувствовал боль, которая разительно отличалась от всех испытанных им физических страданий. Боже милосердный! От боли разрывалось сердце, которого никогда не было, душа рвалась из груди, и мучительно агонизировал тот мужской орган, с которым раньше он связывал слово «любовь». Черт возьми! Безудержно пульсируя, он рвался к женщине. Реддинг снова приблизился к Сюзанне. Она откинулась назад.

— Марк…

— Ваш муж мертв, — Райс жестко и жестоко мстил за собственную слабость, внимательно следя, как обида туманит ей глаза.

— Я знаю, но…

Но ее любовь или нечто подобное осталось, догадался Реддинг. Что другое могло ее сдерживать, когда тело искало любви? Он приказал себе расслабиться. Проклятие! Реддингу не пристало соревноваться с мертвецами. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. Это было неравное состязание, а он не любил неравной борьбы, хотя перевес был на его стороне.

Вняв разуму и немудреному расчету, Реддинг смягчился.

— Но… что? — он баюкал ее голосом. Два слова, отпущенные им на свободу, порхали в воздухе, как бабочки.

— Я не знаю! — закричала Сюзанна и уставилась на него огромными, опушенными ресницами очами.

Реддинг обладал голосом мистической гипнотической силы. Его речь была похожа на мурлыканье тигра перед трапезой. Его глаза горели кровожадным огнем, хотя капля человечности еще сохранялась в них, рот кривился в язвительной усмешке. Мгновенное перерождение поразило Сюзанну.

Ни один человек не имеет права быть таким циничным. Должно быть, его наглость имеет какие-то причины, — оправдывала Сюзанна поведение Райса, но даже необходимость оправдывать его причиняла ей боль. Сама она страдала уже от одной мысли о том, что кто-то может причинить боль ее ястребу. Странное чувство. Райс Реддинг, без сомнения, мог побеспокоиться о себе сам.

Тем не менее Сюзанна не переставала вспоминать о смертельно раненом ястребе, которому она безрезультатно пыталась помочь. Исступленное сражение за жизнь, которое вела птица, отчаянный вызов смерти глубоко поразили Сюзанну.

Нельзя сравнивать. Райс Реддинг — расчетливый хищник, ястреб, вольное создание природы.

Бежать. Надо бежать от него, как будто за тобой гонится дьявол.

Она знала, что надо, но ноги сами приросли к земле. Марк был ее искренним другом, но желанным мужем — никогда. У нее никогда не было потребности прикоснуться к нему, приласкать его, как Райса. Она никогда не испытывала таких вулканических толчков, какие совершало ее лоно, когда рядом был Райс, ни беспредельной нежности, как к своему ночному ястребу.

Райс заставил ее познать и последовательно пережить взаимоисключающие чувства: доверие и страх, безопасность и ужас, мягкость и грубое желание, которые проникали в самые тайные, священные уголки ее существа.

Бежать. Она взглянула на него. Он следил. Выжидал. Одна половина рта вызывающе усмехалась.

И Сюзанна… сбежала. Сюзанна, которая одна несла на себе груз по присмотру за двумя ранчо, которая одна пересекла разорванную войной страну и вырвалась из двух окружений, которая в одиночку сражалась с Мартинами, совершила то, что она поклялась никогда не делать. Сюзанна, которая гордилась собой за то, что никогда не отступает, сбежала.

В реальности внутреннее отступление и паника выразились в том, что она резко развернулась и направилась к месту привала.

Это было самым тяжелым испытанием в ее жизни.