"Тень" - читать интересную книгу автора (Колбергс Андрис Леонидович)

Глава тринадцатая

— Как в той песне поется: и опять, и опять?.. — спросил Виктор.

Эрик ничего не ответил, он неотрывно смотрел на официантку. Казалось, она навечно застряла в дверях, через которые полагалось выносить чудеса кулинарного искусства. Он ждал, чтобы она сдвинулась с места, а она ждала, когда стихнет очередной порыв резкого осеннего ветра, который в этом кафе на открытой веранде просто свирепствовал, трепал полосатые полотняные зонты, явно намереваясь разорвать их в клочья, гулял по столикам. Она уже заработала насморк, и руки у нее были красные, озябшие. Хотя она и старалась подольше побыть на кухне. Несколько посетителей, торчавших за столиками, вызывали у нее ненависть. Не будь их, администрация закрыла бы это заведение — и она бы давно уже работала в тепле, как все порядочные люди.

— Два кофе и… и два по сто водки, — заказал Эрик, но карандаш официантки не запрыгал по блокноту.

— Насколько мне известно, водки в нашем кафе никогда не было, — высокомерно сказала она.

— Коньяк? — Эрик повернулся к Виктору. Тот одной рукой оберегал от ветра помятые листки бумаги, а другой ставил на них какие-то таинственные знаки.

— Бери ликер, такая же дрянь, но дешевле.

— Двести ликера.

— Какого? У нас их несколько.

— Покрепче.

— Бенедиктин, — уточнил Виктор. — Депутат, дай-ка мне ту книженцию!

— Прошу тебя…

— Извини, старик, забыл. Больше не буду! Посмотри-ка, где улица Спаргелю.

— Знаешь, кажется, дома мне больше не верят… — начал Эрик, листая «Краткий справочник». — Ивета еле сдерживается, вот-вот пойдут расспросы. Пока ей гордость не позволяет. Я говорю, занят на подготовке пожарной команды, сейчас до меня дошло, она ведь может позвонить в депо.

— У тебя красивая жена.

— А ты откуда знаешь?

— Не знаю, мне так кажется.

— Почти угадал. Может, и не писаная красавица, зато хорошая. Улица Спаргелю… Ориентир один — улица Красотаю…

— Далеко… Отсюда далеко. Нам надо бы… — В этот момент официантка принесла заказ и, не сказав ни «пожалуйста», ни «приятного аппетита», удалилась. Виктор отпил глоток тепловатого кофе и вылил в чашку ликер из стакана.

— Разве так вкуснее?

— Скорее проймет сверху донизу. Адреса в центре пометим, скажем, буквой «А», те, что подальше, в сторону Юглы, буквой «Б»… Каждый район Обозначим индексом, иначе потеряем время без толку.

— Мудрец!

— Мудрец и красавец!

— Вдвойне мудрец, кофе с ликером и в самом деле можно пить.

— Улица Пиена… Найди…

— Нечего искать, я и так знаю, где она. Первым троллейбусом до конца.

По дороге к троллейбусной остановке Виктор думал о жене и дочери Эрика. Неправда, он знал их не только по его рассказам. Девчушка совсем еще крохотная, что о ней скажешь; а вот в Ивете была какая-то степенная, величавая красота, и он завидовал брату. Всякий раз Ивета вспоминалась с ребенком, будто без ребенка вовсе и не существовала. И он поехал посмотреть на нее еще разок. Теперь было проще, Виктор знал, когда она выходит с ребенком гулять. Он почувствовал, что зависть начинает перерастать в ревность. Виктор осмелился пройти совсем близко от нее. Пряча лицо. Да, это была она. О такой он всегда мечтал. Белла? Недоразумение, яркая погремушка, не больше. Белла — погремушка, Нина — страсть. Как он обманывал себя с этими женщинами! Эрик с Иветой конечно же счастлив, такое вот благородство и умиротворенное спокойствие женщины не может не делать мужчину счастливым.

Виктору стало необходимо раз или два в неделю видеть ее, но когда Эрик решил познакомить его с Иветой, он категорически отказался. Наш положительный герой думал, что Ивету можно даже посвятить в их заговор, но Виктору было ясно, что таким образом брат хочет оправдаться перед женой за свое вечное отсутствие по вечерам.

— Берегись, у близнецов одинаковые вкусы, — с деланной веселостью сказал Виктор.

— Ты тоже об этом читал?

— Нет, я об этом догадываюсь.

Эрик рассказал, что библиотекарша дала ему статью о близнецах в медицинском журнале. Близнецы, живущие вместе, тратят максимум усилий, чтобы отличаться друг от друга и таким образом подчеркнуть свою индивидуальность. А близнецы, живущие раздельно, обладают одинаковыми вкусами, их прельщают одни и те же блюда, им нравится одна и та же музыка и у них одинаковые увлечения. Англичанок Фреду и Грету Чаплин, до тридцати лет живших раздельно, по очереди пригласили в один и тот же магазин. Всем на удивление, они вышли оттуда, купив одинаковые платья. А Джанетта и Айрин Гамильтон при своей первой встрече были буквально шокированы: обе носили одинаковую прическу и одежду, и даже их подружки на школьных фотографиях оказались похожими.

Виктор слушал краем уха, он думал об Ивете, вспоминая, как впервые увидел ее. Было часов девять или десять утра, он возвращался с совершенно дикого полуторадневного карточного марафона у Мартыновны. Утомленного, одуревшего от длительного бодрствования, его не брал даже алкоголь. И вдруг ему пришло в голову, что надо бы увидеть жену Эрика. Он понимал, что это глупо, и все-таки сошел с трамвая, нашел такси и велел водителю ехать в этакую даль. Долго сидел на скамейке под деревьями, ждал, когда она выйдет с ребенком погулять. И едва Ивета показалась в дверях, сразу узнал ее, хотя раньше никогда не видел, разве что на маленькой фотокарточке, которую Эрик носил с собой в бумажнике.

У Мартыновны игра шла по-крупному, дух захватывало, Виктор за несколько часов просадил почти все, что оставалось от заработанного в лесу. Он вышел из игры, имея рублей десять в кармане для решительной ставки, решил подождать, когда внутренний голос опытного игрока скажет ему: «Давай!» Коля-Коля был пустой уже к десяти утра, они оба с Тараканом куда-то смотались и вернулись со столовым серебром, и вдова Мартыновна купила его у них по сорок копеек за грамм. У нее были черные пластмассовые весы, как в фотолабораториях, а Коля-Коля за сорок отдавать не хотел, в скупочном магазине дают девяносто.

— Поищите другого покупателя, может, дадут больше, — вежливо сказала Мартыновна. Обиделась.

Таракан стал Колю-Колю уламывать, опасаясь, что вдова откажется от покупки, наверное, больше некому было загнать серебро. Виктор подумал про старика скупщика, но промолчал, ибо Мартыновна могла осерчать, а ему, мелкой сошке, расположение хозяйки дома было больше чем кстати. Пока торговали серебро, Франька Бригадир проиграл кожаную куртку, оцененную в двести рублей. Выигравший взял ее и небрежно, через плечо, бросил в угол. Хлопнувшись о стенку, куртка упала на пол да и осталась там лежать. Прослышав о большой игре, явился Борька Пирамидон. У него были с собой деньги и еще провонявшая нафталином шапка из выдры.

— Чур, моими гадалками, — сказал Пирамидон и положил на стол нераспечатанную колоду карт.

Невысокий мужчина, почти непрерывно выигрывавший, безразлично пожал плечами:

— Если окажутся разного размера и с проколами в углах, смотри. Уловил? На, проверь, чтоб потом не каркал! — и он оттолкнул от себя нераспечатанную колоду.

— Пирамидона тут все знают! — зашелся Борька.

— Лады… — победитель не упорствовал в своих правилах, зная, что упрямство может обернуться плохо, даже кровопролитием. Сам он выглядел не ахти каким силачом, назвался немцем, а походил на цыгана и карты тасовал по-простецки, сбоку.

— Чего тасуешь, как барышня-крестьянка? — распетушился Пирамидон.

— Боюсь, спугну тебя прежде времени.

Заржали в голос и тотчас налили по новой. Кое у кого глаза посоловели, после каждого банка покрупнее чернявый победитель отсылал к Мартыновне за водкой, но сам пил мало. Желая хоть как-то окупить проигрыш, неудачники не расходились, курили сигареты и папиросы, попивали на дармовщинку и изображали из себя болельщиков триумфатора, ставившего выпивку, хотя с превеликим удовольствием увидели бы его обобранным до нитки, в одних подштанниках.

Долгое время игра шла с переменным успехом, чего только не выделывал с полученными картами похожий на цыгана игрок, дышал на них и мял, но девятки от этого десятками не становились. Несколько раз куртка Франьки Бригадира переходила от одного хозяина к другому, наконец ее выиграл Гогораш и, к большому неудовольствию Франьки, напялил на себя.

Немца-цыгана здесь никто толком не знал, он не хвастал годами, проведенными на Севере дальнем, но татуировка на руках свидетельствовала о том, что сидеть ему приходилось. Он вообще был немногословен, сказал — зовут Фредом, и баста. Вот уже месяц, как он то и дело объявлялся у вдовы, то выигрывал, то проигрывал, но никто не ожидал, что привалит ему такое везение сегодня. Следовало, правда, признать — он одинаково хорошо играл в любую из карточных игр.

Наконец Виктору показалось, что момент настал, и он попросил карту. Вроде все в ажуре, вроде к месту и картинки, и цифирь, по восьмерку включительно. Играя в такой компании, оставаться на тринадцати было бы не только легкомысленно, но и несолидно. Он сыграл, конечно, на все, получил туза и мигом остался без копейки в кармане — давненько такое с ним не случалось. И вдруг особенно ясно почувствовал, что спешить ему некуда, можно торчать здесь безвылазно, — куда пойдешь? Уже не хотелось ни ходить с Эриком по адресам, ни искать теплого местечка у старых приятелей, сумевших после отбытия срока опять устроиться по соседству со складами, шерстопрядильнями или торговыми предприятиями. Правда, перебрал он в уме с десяток вариантов, как мигом обзавестись деньгами, чтобы еще сегодня продолжить игру, но все они были хуже некуда, рисковать без нужды не было смысла. Тогда он предложил в соседней комнате Мартыновне свою нейлоновую куртку.

Вдова отказалась — товарец не первой свежести.

Тем временем в зале — комната и вправду была построена в виде зала, с звездообразно выложенным паркетом и изразцовой печью с камином, уже по самую решетку заваленным окурками, — проигравшие потребовали поменять игру, условились в рамс.

— Валяй заместо меня, пока я малость дерябну, — сказал Виктору Таракан, кошелек которого тоже вконец отощал.

Старый трюк, как заманить удачу. Никто в этот фокус не верил, но, дойдя до ручки, все раз за разом его испытывали. Какая-то логика в этом была — ведь на чужие деньги человек играет точнее и хладнокровнее. Как бы там ни было, но Виктор начал для Таракана исправно выигрывать. Почти на каждый кон что-то перепадало — трешка, пятерка, даже пятнадцать рублей. Таракан сидел в углу как на иголках, жевал мундштук «Беломора» и опрокидывал рюмку за рюмкой. Видно было, как лихорадит и немца-цыгана. Кончилось тем, что он веером разложил по столу карты и сказал:

— Гляньте! Нужны новые!

Все сунулись к картам, будто не они мяли их в ладонях, загибали в определенных местах, прочерчивали ногтями риски. Каждый старался пометить новые, чтобы при следующем коне знать, кому пошел этот туз или та десятка. Метить карты таким образом не считалось преступлением, это было в порядке вещей.

— Кому топать?

Игроки отводили взгляды, идти, ясно, должен один из тех, кто уже давно хлещет дармовую водку.

Пошли отговорки — да торгуют ли поблизости картами и, мол, надо узнать, когда в магазинах обеденный перерыв.

— В киоске напротив и в галантерейном на углу, — авторитетно заметил Гогораш.

— Я схожу, — поднялся Виктор.

— Нет, почему же ты? — занервничал Таракан. — Ты шпиляешь, так и сиди!

— Прошвырнуться надо, башка дурная… Оприходуй!

Таракан принялся отсчитывать Виктору пятую часть выигрыша.

— Слышь, Шило, сам сегодня не играй, тебе не светит, — наставительно произнес Коля-Коля.

На столе появилась кучка мятых рублевок, Виктор сунул деньги в карман.

— Сколько брать? — спросил он.

— На все… Но бери дешевые, все равно скоро менять.

В киоске сидела старушка в очках с толстыми стеклами. Карты были, но только однотипные. Надеясь найти с другой рубашкой, Виктор дошел до галантерейного магазинчика. Здесь были другие, но выбора тоже никакого. Виктор купил три колоды и пошел обратно. Тяжесть из головы постепенно улетучивалась.

Пятая часть от добычи для Таракана — не так уж много, разве что для начала. Он вступил в игру. Через полчаса у него опять осталась одна мелочь, в боковом кармашке.

Самому играть не следовало, Коля-Коля был прав, мрачно подумал Виктор. Просто некуда деваться, о завтрашнем дне не хочется думать, снова лучшее из всего, что его ожидает, это посиделки на интерес. Единственное утешение — почти все проигрывали, фортуна снова улыбалась Фреду. Меняли карты, брали новые колоды, но все оставалось по-прежнему — счастье как репей прилипло к цыганистому.

Понемногу стали расходиться те, кто остался вовсе без денег, — две ночи кряду им все равно не выдержать. По просьбе Мартыновны кто еще стоял на ногах — уводил за собой пьяненьких. Зал потихоньку пустел, после полуночи осталось всего несколько человек.

Виктор решил вздремнуть ненадолго. Проснулся он вдруг, словно его потревожили, хотя игроки, как и прежде, беседовали вполголоса. Удивился — за окном светало. Фред сидел к нему в профиль. И внезапно Виктор его узнал. Узнал резко очерченный рот, нос. Все это время им владело ощущение, что он уже где-то видел Фреда, но не мог вспомнить где. Теперь вспомнил. Мужчина у газетного киоска на улице Лицавас вытаскивает из портфеля и подает киоскерше запечатанные колоды карт. Своим странным поведением он тогда привлек к себе внимание Виктора. Киоскерша спрятала комплекты под прилавок, и они еще о чем-то долго разговаривали. Теперь до Виктора дошло — те колоды были меченые. Видимо, и там неподалеку была квартира, где собирались картежники. В таких случаях всегда нужны новые, нераспечатанные колоды. И, естественно, покупают их в ближнем киоске, где он побывал сегодня, и в галантерейном магазинчике наверняка можно купить только меченые, поэтому и не было никакого выбора. Киоскерше за это презентуется шампанское или бальзам, продавщице в галантерейном — флакончик духов или губная помада. Им-то что! А здесь гребут лопатой! Пока играли картами Пирамидона, выигрывал то один, то другой, то третий, а как только пошли в ход карты из киоска, загребать стал он один.

Виктор встал и, будто разминая ноги, обошел вокруг игорного стола. Он никак не мог решиться, сказать Коле-Коле с Тараканом или не говорить. Нет, нужны доказательства, иначе нечего и затевать. Виктор поднял с пола выброшенные карты. Перед тем как распечатать новую колоду, проигравший, бранясь, швырял оземь старую — обычная шутка, на которую никто не обижался.

Следы щипков, сгибов, царапин… Нет, определенно не то. Эти метки возникли потом, в процессе игры. И в углах не было никаких шероховатостей, сделанных для ощупывания кончиками пальцев. Значит, разгадка в орнаментированных рубашках. Как Виктор ни старался, никаких дорисованных знаков он обнаружить не смог. Но, занятый изучением карт, перехватил тревожный взгляд Фреда и понял, что он на правильном пути.

— Еще два круга, дольше не могу, — посмотрев на часы, вдруг заявил Фред. Партнеры пытались протестовать, но напрасно.

Виктор вышел в туалет и разложил на полу всю колоду рубашками кверху. Наконец-то! Сомнений быть не могло! Орнаменты одинаковы, но оттиски на разном удалении от бока или конца карты. Это не ошибка типографская, а несовершенство типографской техники. Купив несколько комплектов, можно их переформировать в определенной последовательности: пики — рисунок сдвинут влево, у бубен — вправо, трефы — в один конец, у червей — в другой… Вероятно, можно найти и более конкретные комбинации, но хорошему игроку и этого достаточно, чтобы объегорить остальных.

Увидев в прихожей телефон, Виктор подумал, что Фред пожелает вызвать такси, и выдернул из трубки провод.

Идти или не идти в зал? Лучше не идти.

Взяв с вешалки куртку, Виктор вышел на лестницу, дверь с автоматическим замком захлопнулась. Поднялся этажом выше и стал ждать.

Затем решил, что нужна засада получше. Спустился вниз и встал за газетным киоском.

Минут через двадцать на улицу вышли четверо и, не подавая друг другу рук, наскоро распрощались. Коли-Коли и Таракана среди них не было. Немец-цыган пошел в сторону центра. Значит, ищет такси или частника. Он один, это облегчает дело, только надо выждать, пока скроются из виду остальные. Да и в квартире кто-то остался, может появиться в любую минуту.

Виктор поднял воротник и быстрым легким шагом, по самой кромке тротуара, пошел вслед за Фредом. Если покажется такси, он его перехватит. А там видно будет, главное, чтобы Фред не уехал один.

Внезапно Фред побежал, на пустынной ночной улице гулким эхом отдавались его шаги.

Если успеет добежать до бульвара, там люди, уйдет!

Но разница в возрасте сказывалась, вскоре Фред, тяжело дыша, прислонился к стене.

— Не подходи! — прохрипел он. — Нарвешься на бритву!

Виктор остановился в двух метрах от него. У Фреда в руке действительно была бритва. С коротким широким лезвием.

— Чего тебе? — выдохнул Фред.

— Свои гроши.

— Всего-то? — он перевел дыхание. — Обычно пытаются захапать все!

— Дыхни я о твоих художествах, был бы ты как решето.

— Почему?

— Потому. Обставил всех подчистую, не простили бы.

— И самим вышка! Повстречались бы в белых тапочках!

— Косые все… Кто в таком разе о вышке помнит. Стоит одному начать, остальные прикончат. Мартыновне пришлось бы жить на голую вдовью пенсию. Убери бритву, бриться будешь дома.

— Сколько твоих было?

— Сто семьдесят.

— Дам тебе три. А ты, между прочим, фартово шпиляешь.

— Трех мало. Двинули, пока легавых не видно.

— Лады, дам четыре, больше не могу… Не жлоб я, но больше никак. Сколько, по-твоему, я рванул?

— Куска два.

— Как бы не так! Тыща сто с мелочью. А у меня должок на шее. Я в это кодло, где хлещут как сапожники, и не сунулся бы, деваться некуда.

— Двигай на юга, на курорты.

— Так я ж только оттуда. Пустой номер. Много таких умников, и все в Сочи или в Пицунду. А там, оказывается, с денежными мешками на перекрестках не стоят. Кто сумел деньгу заиметь, тот ей расход знает. Не подберешься! Они с тобой играть не станут, в своем круге шпиляют. А у меня еще татуировка и цыганистая вывеска. Тут, в Риге, та же история! Парк Зиедоньдарзс за километр обхожу, чтоб не примелькаться, все никак на лафу не выйду. Сведи меня с торгашами, в долю возьму!

— Можно потолковать.

— Серьезно?

— Только вряд ли они шлепают в ближайший киоск за гадалками.

— Будь спок. За один круг все, что на столе, на свои поменяю. На, забирай, — Фред потянул ему пачку денег.

— Ровно?

— Пересчитывай, твоя воля. Мне считать не надо. Я беру на ощупь.

Виктор взял пачку, не пересчитывая, потом оказалось, что в ней ровно четыре сотни.

Надежды, которые он связывал со старыми знакомыми, орудовавшими когда-то по хозяйственной части, на поверку оказались чересчур радужными. Все, кого он сумел разыскать, или действительно замкнулись в своей скорлупе, или притворялись паиньками. Он надеялся, что им нужен человек, умеющий смотреть в оба и держать язык за зубами, а при случае рискнуть за приличную плату. Он лелеял надежду, что годы, проведенные им в заключении, окажутся хорошей гарантией и даже рекламой, но вышло наоборот. От имевших судимости в денежных местах отделывались любой ценой — чтобы не привлекать лишнего внимания. Кроме того, многие из бывших уже успели так съехать вниз по служебной лестнице, что от их воли не многое зависело. Чинить тару в магазинах — максимум, что ему предлагали. Но ведь и это могло стать зацепкой к знакомствам в кругах торгашей! Может, мостик выведет туда, где играют тузы? И, может, помощь Фреда вовсе не понадобится, хватит придуманного им шулерского способа? Однако место человека с молотком еще не освободилось — через месяц, не раньше.

— Ты все еще не работаешь? — спросил Эрик, когда они вышли из троллейбуса на кольце.

— Опять за свое! Хочешь выдать мне пособие по безработице?

— Я просто спрашиваю.

— У нас разные взгляды. Тебе нужна работа, мне нужны деньги.

— Не понимаю, откуда взять деньги, не работая.

— Не совсем так. Грех летом вкалывать на государственной службе. Мы шабашили — проводили центральное отопление в частный дом. И пожалуйте вам, четыре сотни за пару недель. Так что деньжата у меня есть, не беспокойся.

— Такая работа ни в стаж, ни…

— Зато трояк в час на брата.

— Жирно, конечно, и все-таки… Ты что, в сантехнике разбираешься?

— Ни бельмеса. Я копал и таскал.

— Жаль, нам на фабрике нужен сантехник. Я бы поговорил с начальником цеха.

Все-таки он ужасно ограниченный, с раздражением подумал Виктор. Замкнулся в четырех стенах на своем заводе и думает, что у кого выше зарплата, у того и денег больше. Наверное, двухкомнатная квартира кажется ему дворцом, а мотоцикл — «роллс-ройсом» с шофером в ливрее. Но больше всего Виктора раздражало, что он не говорит Эрику правду, а только и делает, что врет. Вконец изоврался. Боится, что тот развернется — и был таков. Эх, дорваться бы до денег, подарил бы ему что-нибудь такое-разэдакое, чтобы Ивете понравилось. Такое, чего на зарплату не купишь.

Улицу Пиена они нашли без труда, она начиналась сразу за перекрестком и шла почти параллельно главной магистрали. Тротуар у дома был выложен серыми цементными плитами, по-видимому очень старыми, так как выбоины были заделаны кирпичом.

Они объездили уже двадцать с лишним адресов, но не дошли еще и до половины списка. Информация была весьма жидкой, хорошо еще хоть такая. Виктору удалось раздобыть — он отказался объяснять Эрику, каким путем — выписку из регистрационного журнала больницы за тот месяц 1956 года, когда они родились. Фамилия, имя, адрес — направлена в родильное отделение. И вот теперь они ходили по этим адресам. Иногда было достаточно поговорить с соседями, так как женщины, вернувшиеся из больницы с ребенком, их не интересовали. Другое дело бездетные — среди них скрывалась отгадка.

У дверей Эрик приосанился и нацепил на нос большие солнечные очки.

— Вылитый мафиози после ограбления банка, — ухмыльнулся Виктор.

— Тебе легко говорить…

— Вот здорово, напорешься на своих избирателей. Мол, интересуюсь бытовыми условиями. Станешь популярным.

— Ничего смешного. То, что мы делаем, настоящая афера. Я возражал с самого начала.

— Надоело, смени пластинку.

Эрик не ответил, и они стали подниматься по лестнице. Это был многоквартирный дом с шестью дверями на каждой площадке.

Виктор прокашлялся и нажал кнопку звонка. Тотчас женский голос спросил:

— Кто там?

— Из Латвийского радио, — отозвался Виктор.

— Минуточку…

Дверь приоткрылась, и на них уставилась женщина лет тридцати пяти.

Слишком молодая, подумал Виктор, но решил рискнуть.

— Если не ошибаюсь, мы имеем честь разговаривать с… — в руке он держал список адресов и водил по нему карандашиком.

— Заходите, прошу!

Вычищенный до блеска, длинный, похожий на поваленный колодец коридор.

— Проходите в комнату! — сказала женщина, хотя поначалу не собиралась пускать их дальше прихожей.

В комнате был педантичный порядок, на столе стояла глубокая стеклянная ваза с яблоками. Внимание Эрика привлекла необычная орнаментальная шлифовка, но женщина истолковала его взгляд по-своему:

— Угощайтесь!

Эрик отказался, а Виктор надкусил сочное яблоко.

— Вкусно, — сказал он с благодарностью. — Но не за этим мы сюда явились… Итак, я имею честь разговаривать… — и он очень четко произнес имя и фамилию.

Текст Виктор варьировал в зависимости от того, кто открывал им дверь. Чаще всего это отнюдь не был возможный объект их поисков, в таком случае он говорил: «Могу я видеть такую-то?» или же: «Где я могу встретить такую-то?» Молодые люди отвечали: «Мать на работе». Иногда говорили: «Скоро должна быть». Или сообщали: «Я ее муж». Тут Виктор заводил басню о том, что редакция общественно-бытовых передач готовит ряд интервью по случаю трудового юбилея врача Вийпура и медсестры Ранне. К сожалению, в больничных документах названа только мать, поэтому… Как назвали ребенка, где работает? Благодарю, если материал используем, сообщим об этом особо. До свидания!

Диапазон деятельности ставших взрослыми уроженцев того роддома оказался весьма широким: от воспитания детей на дому до работы за рубежом. К удивлению Виктора, пока еще не попадались среди них личности, отбывавшие срок в исправительно-трудовой колонии, но он был уверен, что найдутся и такие.

После каждой встречи Эрика буквально передергивало от чувства неловкости и досады, но у него и в мыслях не было оставить Виктора одного или дожидаться его на улице.

— Теперь я не сомневаюсь, что это ты выманил у южанина восемьсот рублей, — как-то раз хмуро обронил он. — Ты опасный субъект!

Виктор усмехнулся, нисколько не обидевшись…

— Вы ошибаетесь, — удивленно сказала женщина. — У меня совершенно другое имя и другая фамилия.

— Извините, пожалуйста. — Виктор еще раз провел карандашом по строчке.

— Нет, такая здесь никогда не жила, все время только мы с мамой. Стойте! Вы говорите… Я тогда была маленькой девочкой. Мама сдавала какой-то молодой паре комнату, правда, на короткий срок. На пару месяцев. Фактически девушка жила одна, парень лишь приходил в гости и платил за комнату. Он принес магнитофон — тогда это была диковинка. Лента часто рвалась, и он все просил у мамы уксусную эссенцию. Девушка мне не нравилась, а парень — помню только, что он был очень красивый. Она болела. То ли вообще была болезненная, то ли из больницы, не знаю. Но здесь она никогда не была прописана.

— Может, стоит поговорить с вашей мамой?

— К сожалению, это уже невозможно. — Женщина опустила голову.

— Простите… понимаем… — Эрик неловко поклонился.

На троллейбусной остановке некуда было спрятаться от колючего ветра, взявшего разгон на просторном перекрестке. Виктор переписал этот адрес на отдельный листок. Один адресок там уже был — женщина уехала работать куда-то далеко, родственники обещали сообщить, если получат от нее весточку. Она вернулась из больницы без ребенка.

— Напрасно стараешься, — заметил Эрик. — Если она жила тут без прописки, то в регистрационном журнале не могло остаться ее адреса.

— Может, не хотела говорить настоящий и назвала этот. Или надеялась, что ее здесь пропишут.

— В больнице предъявляют паспорт.

— А кто паспорт потерял, разве не рожают?

— Серьезно, требуют паспорт.

— Верю, верю.

— Все равно этим адресом мы не сможем воспользоваться!

— Справочному бюро достаточно знать фамилию, имя, отчество и год рождения.

— Ты просто упрямишься. Не хочешь отступиться от своего.

— Ну и ладно.

— Не болтай, где там следующий адрес, ночь на носу. Тебе ничего, будешь дома спать, а мне рано утром на работу!

— Тебе, конечно, труднее, но ты же у нас закаленный и ко всему привычный!

Эрик не расслышал горечи в голосе Виктора, он не знал, что тот весь день размышляет, где бы переночевать, сравнивая себя с бездомным псом.

Позже, проводив Эрика на автобус, Виктор доехал до вокзала, где в одной из автоматических камер хранился его скарб. Надел свитер — что-то знобило, а болеть ему сейчас было совсем некстати. Два предыдущих дня прошли в напрасных поисках комнаты. Правда, он договорился на завтра о встрече с каким-то типом, предлагавшим хибару на взморье. Видимо, тот искал кого-нибудь, кто жил бы на даче зимой.

— Вы только купите калорифер, — сказал он. — И вовсе не обязательно жечь его весь день, комната небольшая, за ночь прогреется. Деньги я согласен получить в два приема. До Нового года — сейчас, остальные после.

Свитер согревал, но дрожь не проходила. Недалеко от вокзала была дыра, где обычно ночевал Коля-Коля.

Там хотя бы теплее, подумал Виктор.

На темной кухне, больше похожей на помойку, Коля-Коля с хозяйкой, грязной старухой, рыдая, пил водку. Виктору он обрадовался как родному.

— На! — он налил, всхлипывая, чайный стакан до краев. — Выпей, друг! За Васю Таракана!

— Не бойсь, доктора спасут! — перебила старуха. — Нынче медицина чудеса вытворяет!

— Взяли Таракана, взяли человека, — продолжал Коля-Коля завывать, как хорошо оплаченная плакальщица. — Замели, проклятущие!

Оказалось, что слезы эти меньше всего относятся к самому аресту. Коля-Коля оплакивал вообще акт неуважения к человеческой личности. По словам очевидцев, пострадавший гражданин, у которого Таракан вытащил кошелек из кармана, зверски его избил. Лежа на земле, Таракан кричал: «Не бейте! В милиции разберутся!» А этот гад поставил его на ноги и опять двинул по морде.

— Вся вывеска в крови! — скулил Коля-Коля. — Совести у людей нету! Вор в законе, весь Север прошел… Там его и пальцем никто не тронул, а тут какой-то фрайер избивает до крови! А ведь Вася инвалид. Туберкулезный он. Выпей, выпей, браток, подрезали вольной птице крылья!

Виктор выпил, но мрачные мысли не отставали. Кто следующий? И что ждет впереди?