Владимир Пучков Черти поневоле

— Привалов, зайдите в деканат!

Секретарша посмотрела на Костю сквозь толстые очки и улыбнулась.

— Стружку снимать будут! — сказал Валя Носков. Его веснушчатая физиономия порозовела от удовольствия.

— Не дождешься, — бросил на ходу Костя, направляясь вслед за секретаршей.

В деканате царил полумрак. Стеллажи с книгами уходили под потолок. Возле стены стояло здоровенное чучело медведя. Со шкафа, свесив вниз оскаленную морду, поглядывало чучело рыси.

Возле окна в большой плоской кадушке рос баобаб. Когда-то он был совсем маленьким, но со временем перерос кадушку и корнями глубоко ушел в старинную кладку. Теперь это было молодое коренастое дерево, и Костя не сразу заметил стоящего в его тени человека.

— Здравствуйте! — сказал Костя, закрывая за собой дверь.

— А! Привалов! Заходи, заходи… — Декан поднялся ему навстречу, и не только поднялся, но даже вылез из-за стола — поступок совершенно невероятный!

При виде декана не только студенты, но даже преподы впадали в какой-то необъяснимый трепет. Обычно ему хватало одного взгляда, чтобы призвать к порядку самого злостного закольщика! И вдруг такой жест! Неспроста это, ох неспроста…

— Иван Петрович! — провозгласил декан, глядя в сторону баобаба. — Вот, познакомьтесь. Это и есть тот самый Привалов, можно сказать, надежда нашего института!

«Надежда института» слегка обалдел от такой похвалы и почувствовал, что мучительно краснеет. Декан был скуп на слова, тем более — на комплименты, за всем этим крылся какой-то подвох. Костя невольно закашлялся и повернул голову туда, куда смотрел декан. Тут-то он и увидел совершенно незнакомого человека.

В отличие от декана, от одной только поступи которого дрожали стекла, незнакомец был изящен, невысок ростом и совершенно лыс.

— Очень приятно! — произнес он шелковым голосом и улыбнулся белозубой улыбкой.

— Иван Петрович познакомился с твоим курсовым проектом о реликтовых зонах в среднерусских лесах, — пояснил декан.

— Да-да, очень интересная работа, — снова улыбнулся лысый, — особенно то место, где вы рассуждаете о чудесах.

— О неустойчивости морфологического типа, — поправил Костя.

— Вот именно, — обрадовался лысый. — О чудесах! О возможности перехода одной информационной структуры в другую.

— Да ты присядь, присядь! — Декан насильно подвел Костю к креслу и уселся рядом. — Скажу прямо, — продолжил он, — у нас сегодня какое число? Двадцатое! Значит, через неделю практика. Так вот, Привалов… — Декан на секунду замер с раскрытым ртом, точно забыл, что хотел сказать, и незнакомец тут же пришел ему на помощь.

— Насчет практики, — подсказал он.

— Ну да, да, — словно бы растерялся декан. — Вот Иван Петрович, видный ученый, возглавляет отдел в одном из смежных институтов. Так вот… — Тут декан снова замолчал.

Костя в первый раз видел его таким озадаченным.

— Мы хотим предложить вам практику в одном очень перспективном районе, — перехватил инициативу Иван Петрович, — дивные места, целебный воздух, можно сказать, всероссийская здравница и житница, если бы не одно «но»…

Он замолчал, и многозначительная пауза повисла, словно грозовая туча. Иван Петрович вздохнул, достал из кармана фотографию и протянул ее Косте.

— Взгляните, — коротко сказал он.

Костя уставился на фотографию, ничего не понимая. Со снимка на него смотрело странное грустное существо, заросшее короткой бурой шерстью, с пятачком вместо носа, с длинным, словно плетка, безвольно висящим хвостом и небольшими рожками на голове.

— Это вам никого не напоминает?

— Черт какой-то! — бухнул Костя неожиданно для самого себя.

Лысый прямо-таки засиял от удовольствия:

— Вот она, молодежь! Правду-матку прямо в глаза! А то эксперты все как один заладили: реликтовый гоминоид да реликтовый гоминоид! Однако вынужден вас огорчить. Это не черт, а наш сотрудник! Есть все основания считать, что это автопортрет! Мы получили фотографию по почте. В конверте было еще письмо. После этого от нашего сотрудника известий не поступало. А такого вы тоже, наверное, не видели? — И он протянул еще один снимок, на котором гордо красовался четвероногий петух.

— Это тоже ваш сотрудник? — спросил Костя, не в силах сдержать улыбки. — И где же такие чудеса происходят?

— В Калиновском лесном хозяйстве, — пояснил декан. — И мы хотим послать тебя туда на практику.

— Чтобы превратить в черта? — не выдержал Костя.

— Чтобы разобраться на месте! — насупился декан.

— Сотрудников своих вы туда больше не посылаете? — спросил Костя.

— А у нас больше не осталось сотрудников, — развел руками лысый, — все…

— Превратились в чертей! — буркнул декан и тут же вкрадчиво осведомился: — Ну как, Привалов, согласен?

Костя встал. Он с ужасом представил себе лесного черта, вспомнил про четвероногого петуха и понял… что если сейчас откажется, то другой возможности взглянуть на чудеса, наверно, уже не представится.

— А люди-то там живут? — спросил он.

— Живут, — почему-то замялся Иван Петрович.

— Хорошо, — сказал Костя, — я согласен.

Так он оказался в селе Калиновка, что лежит на высоком берегу реки Смородины, в том самом месте, где до сих пор стоит Калинов мост.

Спустя два дня после исторической беседы в деканате Костя с замиранием сердца осматривал это архитектурное чудо. Изящно изогнутый мост был сложен из огромных серых валунов, покрытых вековым мхом. По его краям высились небольшие островерхие башенки. Под мостом неторопливо несла свои воды река Смородина. Справа от моста, задрав жерло к небу, стояла пушка времен Василия Темного. Вид у пушки был грозный и сердитый. Рядом, собранные в горку, лежали ядра. Каждое было величиной с большой арбуз.

От благоговейных размышлений о древности сего памятника Костю отвлек веселый голос, донесшийся откуда-то снизу. Костя перегнулся через каменные перила и увидел довольно странную картину. На песке возле деревянного ящика подозрительной конфигурации суетился незнакомец. Он помахал Косте рукой, приглашая спуститься вниз.

— Пособи в воду столкнуть, — сказал незнакомец, — никак что-то не получается. Тяжелая, зараза, из сырой доски!

— А что это? — поинтересовался Костя, со страхом глядя на подозрительный ящик.

— Самодельная подводная лодка новейшей конструкции, — не моргнув глазом сказал незнакомец.

Так Костя впервые встретился с Евстигнеевым. А минутой позже он встретился и с Полумраковым…

Подводная лодка полностью оправдала свое название. Евстигнеев залез внутрь, выгреб на середину, и самодельное чудовище с какой-то нехорошей быстротой, буквально залпом, затонуло. По счастью, рядом оказался прохожий, и Евстигнеева совместными усилиями вытащили на берег. Фамилия второго спасителя была довольно странная — Полумраков. Тем не менее этот Полумраков вовсе не был мрачен. Напротив, он прямо-таки светился от счастья, что ему удалось спасти незадачливого изобретателя.

И через час потрепанный, но довольный Евстигнеев поил Костю и Полумракова экспериментальным чаем «Громовержец» и посвящал их в свои планы.

Надо сказать, что Евстигнеев оказался человеком незаурядным. Свою могучую эрудицию он почерпнул из многолетних подшивок журналов «Техника — молодежи», «Знание — сила» и «Юный техник». Вообще, в Калиновке все люди были незаурядные. Даже Лисипицин, бывший замдиректора по производству, казался весьма незаурядным жуликом. Что же касается лесных жителей…

Если бы неделю назад Косте Привалову сказали, что он познакомится с Ягой и Горынычем, он бы только посмеялся. Если бы намекнули, что он будет заниматься изготовлением искусственных алмазов при помощи древней пушки и что ядро, выпущенное из жерла этого мастодонта, вдребезги разобьет оказавшееся рядом летающее блюдце, он воспринял бы это как анекдот. И, наконец, если б ему шепнули, что он успеет побывать в двух сказочных царствах и сразиться с джинном, Костя посоветовал бы такому выдумщику заняться сочинением сказок.

Но тем не менее все так и случилось! Да разве только это? А камень чудес? Тот самый, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор! Его привез космический пират Крукс, чью тарелку так удачно сбили наши друзья. Камень потом нашел Евстигнеев — чудакам везет. Свойства камня действительно оказались самыми невероятными: о чем его ни попроси — все исполнит. А вот космическому пирату не повезло…

После аварии он шмякнулся на кучу навоза, и Лисипицин, которому эта куча принадлежала, решил проявить добрую волю и отмыть пришельца. Сделал он это очень просто: выплеснул на него два ведра воды. После этого злобный Крукс, будучи существом наполовину кибернетическим, коротнул, заглючил и превратился в тихого безобидного работягу, которому дали имя Гаврила. Гаврила обожал всего две вещи: работу и сахарок, но и то и другое — без меры. Посему Лисипицин и сплавил его главному механику Шлоссеру.

И все эти события произошли за одну только неделю! Костя, когда ехал на практику, думал, что как следует выспится, отдохнет. Но попробуй отдохни, когда вокруг тебя происходят такие вещи! Что уж говорить о Рыцаре Замшелого Образа? Благородный сэр Жора просто обязан Косте самим фактом своего существования!

Итак, спустя неделю после всех этих событий Костя сидел за столом в доме у Евстигнеева и составлял отчет для администрации. А между тем…

«Мицубиси Паджеро», плавно покачиваясь на травяных буграх, выехал на поляну и остановился. Мягко хлопнули дверцы, и наружу, потягиваясь, вылезли четыре парня вполне определенной наружности.

При одном только взгляде на них вспоминалось жутковатое слово «бандиты». Старший, Эдик, которого за глаза и в глаза почтительно именовали шефом, осмотрелся и сладко вздохнул.

— Кайф!

— Кайф! — поспешно согласился самый шустрый, которого звали Толяном, и, пнув ногой перепрелый сучок, сплюнул на землю.

Место и в самом деле было удивительное. Повсюду зеленели кусты, под ногами краснела спелая земляника, стеной поднимался могучий лес, а за просекой сквозь золотое лиственное марево виднелась река.

— Отметимся? — хохотнул самый рослый из братков, которого звали Серый, и с неуклюжестью слона ломанулся в чащу.

Четвертый из приехавших, Колян, молча принялся собирать сухие ветки. Хвороста было в изобилии, и через полчаса на краю просеки полыхал здоровенный костер.

— Это… Пожара бы не было! — забеспокоился Серый, видя, как языки пламени лижут ветки деревьев.

— А по мне — гори все синим пламенем! — усмехнулся шеф. — Нам, пацаны, чего надо? Свое дело сделать и свалить, верно я говорю?

— Верно, — закивали парни, вытаскивая из машины пиво, колбасу и прочие необходимые для пикника припасы.

— Серый, Колян! — приказал шеф, щурясь от жаркого пламени. — Дуйте на реку, глушаните там пару рыбок. Здесь, говорят, форель водится.

Пацаны послушно достали из багажного отделения две небольшие шашки и принялись ввинчивать запал.

— Вы че, идиоты! — испугался шеф. — Вали от костра подальше! Это же динамит, а не тол — искра попадет, и кранты!

— Точно! — с запозданием испугались бандиты. — Убьет на фиг!

Они отбежали от костра, торопливо вставили запалы и припустили к реке.

— Сейчас рыбка будет, — мечтательно промурлыкал Эдик, разморенный сразу двумя источниками тепла — солнцем и костром. — Зажарим на вертеле!

— Шеф, а здорово рванет? — поинтересовался Толян, которому ни разу не приходилось иметь дело с подобными игрушками.

— Здорово! — добродушно отозвался шеф, откупоривая пиво.

— А если в селе услышат?

— Не услышат. Село вон там, за холмом, и выше по течению. И река здесь делает поворот. Не боись, у меня все схвачено! — Он отхлебнул пива и что-то замурлыкал себе под нос. Когда вдали ахнул взрыв, Эдик удовлетворенно кивнул головой и весело осклабился. — Ну вот и все!

— А ментов здесь нет? — снова поинтересовался Толян.

— Здесь никого нет, — лениво отозвался Эдик. — Ты что, не слышал, что Кислый рассказывал? Это же глухомань! Тундра! Здесь атомную бомбу рвани — никто не услышит. А потом мы же так, немножко. Серый вон акваланги захватил, хочет под водой поохотиться. Отдохнем, оттянемся и дело заодно провернем.

— А может, все это туфта насчет золота? — робко предположил Толян.

— Сам ты туфта! — насмешливо откликнулся Эдик. — Я Кислому доверяю. Он через это золото по фазе сдвинулся. С лесником не справился, тьфу!

Шеф снова сплюнул на траву, но попал себе на брюки. Он принялся затирать плевок, но тут от горящей ветки отстрелил сучок и упал ему на штанину. В одно мгновение на брюках образовалась дыра. Шеф взвизгнул, принялся бить ладонью по штанам, но дыра расползалась все больше и больше. Приплясывая, кривясь от боли, Эдик вскочил и принялся стаскивать с себя штаны. Когда это наконец ему удалось, от штанов осталась одна резинка, а кривые ноги шефа украшали здоровенные волдыри.

— Екарный бабай! — выл шеф. — Убью на фиг!

Он швырнул остатки штанов в костер и полез в бардачок.

— Где у нас вазелин? — хныкал он, приплясывая от боли. — Толян, ищи вазелин, убью на фиг!

Толян, до этого с интересом и тихой радостью наблюдавший за шефом, кинулся к машине и извлек из бардачка литровую банку, наполненную чем-то густым и белым.

— Вот, — сказал он, — это специально от солнечных ожогов захватили.

— От ожогов — это гоже! — Эдик схватил банку и принялся жадно намазывать ноги. — Хороший крем, — хвалил он, — прохладный… И пахнет приятно.

Вскоре ноги шефа стали белыми, как у статуи. Когда же к костру подошли Серый и Колян с огромной рыбиной наперевес, конечности Эдика уже не белели, а серели, закоптившись в дыму.

— Это че? — уставились на шефа братки.

— Небольшая авария, — мужественно улыбнулся Эдик. — Штаны спалил. Ну и сам поджарился малость. Пришлось вазелином намазаться. Только чудной вазелин, раньше он коркой не схватывался!

Серый посмотрел на банку, валявшуюся в кустах, и ляпнул:

— Так то ж не вазелин вовсе! Это сметана!

— Не пори чушь, — разозлился шеф. — Нашел момент для прикола. Это крем от загара. Мне Толян сказал.

— Точняк, — подтвердил Толян, зеленея от страха. — Крем!

Серый хотел сказать, что сметану он перед поездкой купил у рыночной бабки специально для шашлыка, но смолчал. Шефа злить не стоило. Можно было и по зубам получить.

Между тем Эдик, чтобы унять боль, хватанул прямо из горлышка водки и сразу захмелел. Пока пацаны разделывали рыбину, он схватил ружье и направился в лес, заявив:

— Пойду глухарей постреляю!

Через пару минут из чащи донеслись беспорядочные выстрелы.

Парни со страхом поглядывали друг на друга. Наконец Серый не выдержал:

— Надо его остановить, а то переполошит всю округу! Лесник прибежит. На фига это надо?

— Пойди и останови, — посоветовал ему Толян. — Он и тебя подстрелит заодно. Вместо глухаря.

Впрочем, шеф вскоре вернулся сам, мрачный и недовольный.

— Ничего здесь нет. Ни одной рыбины. То есть глухаря, — поправился он, глядя на удивленных братков. — Разлетелись все!

Между тем стоящий неподалеку дуб начал дымиться, но бандиты не обратили на это внимания. Когда подоспело жаркое, они набросились на него, как изголодавшиеся туземцы. И тут к костру подошел довольно странный старичок. Вид у него был самый затрапезный: шапка-ушанка, ватник, теплые армейские штаны и валенки. Старичок остановился возле костра и посмотрел на братков.

— Ну че, дед? — грубо осведомился Эдик. — Ты чего здесь забыл? Вали, пока я добрый!

— Вы костерчик погасите, — вежливо попросил старик, — и это… рыбу глушить больше не надо. И стрелять тоже. Нехорошо.

— А пошел бы ты со своим «нехорошо»! — вскипел Эдик, вскакивая на ноги. — Я не посмотрю, что ты старик, в костер брошу, там и поджаришься. Вали, сказал! — И, не дожидаясь, пока леший — а это был именно он — сделает хотя бы шаг, протянул руку и попытался ухватить деда за воротник.

Однако это ему не удалось. Старик куда-то исчез и появился сбоку, а Эдик, схватив рукой воздух, оступился и растянулся на траве.

— Ах ты змей! — взревел он, вскакивая и кидаясь на деда. — Держи его, пацаны!

Впрочем, браткам и говорить не надо было. Они бросились вперед, мешая друг другу, но, вместо того чтобы схватить нахального старика, крепко стукнулись лбами и разлетелись в стороны.

— Ну ты меня достал, ушуист хренов! — зловеще прошипел шеф и схватил ружье. — Кранты тебе!

Он выстрелил и едва не уложил Серого, потому что дед снова исчез. На этот раз — вообще. Братки услышали только голос старика:

— Чтоб вам ни дна ни покрышки! Чтоб у вас все шло вверх ногами и наперекосяк!

Братки испуганно огляделись:

— Куда это он смылся, а?

— А может, это и был лесник?

— Слышь, пацаны, поехали отсюда, в натуре!

Им сразу стало скучно и неуютно. Недолго думая братки забросили в джип свои нехитрые пожитки, и машина, недовольно урча, направилась в сторону от просеки, огибая село с севера. Костер остался непогашенным и, если бы не леший, который снова появился невесть откуда, пожара бы не миновать. Но дед прошептал заклинание, подул на огонь, и он сам собой погас. Угли потемнели, и пепел покрылся серым налетом.

А бандиты, трясясь в машине, обсуждали дальнейшие планы.

— Остановимся у реки, — сказал шеф, — осмотримся. Поныряем, поплаваем. Если все тихо и никакого шухера, завернем в село, остановимся у какой-нибудь бабки и потихоньку начнем действовать. А сегодня отдыхаем!

Говорящий кот Антуан — побочный продукт неосторожного обращения с камнем чудес — вальяжно развалился на подоконнике и время от времени советовал:

— А… М-ня-а… Ты вот о чем напиши: ты обо мне черкани там. Так, мол, и так. Желает внести свою лепту в изучение м-ня-а… процесса.

— Какого еще процесса? — удивился Костя, отвлекаясь от докладной записки.

— Ну… Этого там. Всякого. Научного, короче говоря. — Антуан широко зевнул и уставился на Костю желтыми бесстыжими глазами.

— А вот возьму и напишу, — сказал Костя. — Приедут из города и заберут тебя в лабораторию.

— Сотрудником? — наивно поинтересовался Антуан.

— Подопытным кроликом, — злорадно пообещал Костя.

— Кроликом? Меня? Ни за что! Какой же я кролик, ежели я кот! И ничто человеческое мне не чуждо.

— Так и писать? — переспросил Костя.

— Нет уж, — отказался Антуан и, повернувшись на другой бок, хрипло затянул: — Я птица вольная-а-а! Люблю цыгана я-а-а!..

— Что ты несешь? — рассердился Костя, вконец потеряв интерес к докладной записке. — Да ты понимаешь, что мелешь-то? Это же бред!

— Ой бредешеньки-бредовая головушка бедовая! — промурлыкал Антуан и, помолчав с минуту, добавил: — Дай лучше закурить. А то что-то в сон клонит. К дождю, наверное.

Костя автоматически достал сигарету и протянул коту.

— Мерси, — сказал Антуан, осторожно прикуривая и стараясь не опалить усы. — А ежели серьезно, то брось ты свой отчет, пошли лучше рыбу ловить! Я буду подманивать, а ты подсекать.

— Улов, конечно, пополам? — спросил Костя.

— А ты как думал? Рыба нынче хитрая пошла, ее подманить, м-ня-а… ох как непросто.

— Может, и вправду сходить? — засомневался Костя. — Черт с ним, с этим отчетом, его можно и завтра сделать.

— И послезавтра! — сказал Антуан, приподнимаясь и сладко потягиваясь. — Ну что, нести удочку?

— Тише, — сказал Костя, — кажется, Евстигнеев идет.

В прихожей заскрипели половицы, а с улицы сквозь раскрытое окно донеслась разухабистая частушка:

Голос был женским, и по интонации Костя догадался, что это Жульетта, соседка Евстигнеева, большая любительница точных наук. В это время скрипнула дверь, и на пороге показался Евстигнеев. Он кивнул головой в сторону улицы и ехидно заметил:

— У Жульетты хорошее настроение!

— Коза яйцо на завтрак снесла, — предположил Костя.

— Не-а, — возразил Евстигнеев, — ей по почте что-то пришло. По-моему, справочник по астрофизике.

Жульетту Евстигнеев недолюбливал. Отчасти из-за козы, несущей яйца, словно она была страус, отчасти из-за вредного характера соседки. Поэтому, когда ему попал в руки камень чудес, он наделил бабку неукротимой тягой к физике и астрономии. Но вышло все совсем не так, как Евстигнееву хотелось.

Старуха, зарывшись в биномы и интегралы, вконец запуталась и каждый час бегала к Евстигнееву, чтобы прояснить тот или иной непонятный момент. Одновременно она не переставала зорко следить за всем, что происходит в округе, и обо всем подозрительном писала в пухлый дневник.

— Перекусим, — сказал Евстигнеев, проходя на кухню.

— Опять яичница? — спросил Костя.

— Не опять, а снова, — поправил его Евстигнеев, — и вообще, что ты имеешь против яичницы? Безумно диетическое блюдо. Съел — и порядок!

— Только не это! — заорал Антуан. — Я скоро зако… Заку… Закакурекую!

— Закукарекаю! — строго поправил Евстигнеев. — Вместо того чтобы валяться, полистал бы орфографический словарь.

— Пускай, мне все равно! — застонал Антуан. — Я не курица, курица не птица…

— А Жульетта не человек? — засмеялся Евстигнеев. — Так, что ли? Ты что-то заговариваться начал!

— Погода такая, — пробормотал Антуан. — Мы вон с Константином хотели на речку сходить, рыбки наловить. — Он смущенно почесал башку.

— Хорошая идея, — сказал Евстигнеев, — но завтрак — это святое. Не хотите яичницы, могу приготовить омлет.

— Н-ну, если с колбасой, то можно, — протянул Антуан.

— С колбасой, с колбасой, — сказал Евстигнеев. — Константин, ты как?

— Годится, — отозвался Костя, — а в принципе мне все равно. У меня отчет не клеится. Докладная записка, бабушкой ее по голове. Не знаю, что писать.

— А ты напиши, что, мол, все в порядке, чудес нет, но видел НЛО.

— Но ведь это неправда, — сказал Костя.

— Что неправда?

— Что чудес нет.

— Но ведь НЛО-то есть!

— Есть, — нехотя согласился Костя.

— Вот и напиши. И нечего там мудрить. Пойми, чудак, если ты им всю правду опишешь, они на село атомную бомбу сбросят. В целях дезактивации.

Что касается летающей тарелки, то есть НЛО, то Костя не врал. Он действительно видел НЛО, и не только видел, но и неоднократно на нем летал. А фокус-то весь в том, что Евстигнеев, Полумраков и главный механик Шлоссер на основе старенького «Запорожца» создали аналог летающего блюдца, только во много раз круче. Шлоссер — вообще технический гений, а тут просто превзошел самого себя. Но и этого оказалось мало. При помощи камня чудес они наделили летающий «Запорожец» неуязвимостью, защитой от любой радиации и прочими удобствами. Так что когда прилетел инспектор Галактической полиции инопланетянин Крян, он так запал на это чудо техники, что предложил на недельку поменяться машинами.

Теперь Шлоссер понемногу обкатывал новую технику и уже до того приучил односельчан к лицезрению инопланетного аппарата, что даже Жульетта ни слова не написала об этом в своем дневнике.

А чего тут записывать? Дела обычные! Вот когда на нее черт в подвале налетел, тогда она не на шутку рассердилась и съездила ему прямо по маковке. А рука у Жульетты хоть и деликатная, а тяжелая…

Наконец общими усилиями омлет был приготовлен и съеден. Долизав последние крошки, кот Антуан свалился возле миски и захрапел.

— А на рыбалку? — ехидно осведомился Костя.

Но Антуан только устало пошевелил лапой:

— Ох, невмоготу! Разморило что-то.

— Не советую, — сказал Евстигнеев, — рыба тоже небось спит, как этот увалень. Жара. — Тут он оживился и заговорщицким шепотом предложил: — А может, при помощи камня наколдуем килограмма два? Скажем, форельки или осетринки?

— Мы же пробовали, — не согласился Костя, — он рыбу откуда-то из морозильника переносит. Ломаная вся и вымороженная. Ни вкуса, ни сока.

— Ну смотри, — сказал Евстигнеев, — лично мне некогда. Надо механического мужика доделывать.

— Какого такого мужика? — искренне удивился Костя. Он уже начисто забыл об этом проекте Евстигнеева.

— Обыкновенный механический мужик, — пояснил он, — я же тебе говорил. Ну в смысле — пугало. Чтобы бегал по грядкам и ворон разгонял.

— Ясно, — сказал Костя, — вспомнил теперь. Ну занимайся. Я все-таки схожу на реку. А то говорили, что снова из цеха пластмасс выброс был.

— Иди, — согласился Евстигнеев, отсутствующим взглядом глядя на Костю, — а то давай я тебя прямо к реке. Катапультой, а? Чего тебе по улицам в такую жарищу идти.

— Нет уж, спасибо, — сказал Костя, представив себе, как доморощенная катапульта выбрасывает его на край села и он с глухим шмяком приземляется на берег. — Это ты для Гаврилы оставь. Он у нас гуттаперчевый.

Надо сказать, что насчет катапульты Евстигнеев не шутил. Одно время огород у него был захламлен отходами творческого производства: обрезками труб, швеллеров, кусками жести и проволоки. Все это нужно было оттащить на склад металлолома, но руки у Евстигнеева до этого все не доходили. Тогда он взял гамак, подвесил его на резиновых жгутах, и получилось нечто вроде гигантской рогатки.

Рассчитав натяжение, усилие и направление, он зарядил гамак металлоломом и выстрелил в сторону свалки. Выстрел можно было бы считать удачным, если бы не вышла накладка. Как раз в том районе находился представитель соседнего хозяйства. Обрезком швеллера ему снесло шляпу, а куском трубы звездануло по лбу. Несильно звездануло. Потому что на излете. Но все равно качественно. Шишка была с грецкий орех. Представитель подумал, что это упали обломки космической станции, и жаловаться не стал. Даже был в некотором смысле горд и доволен и обрезок трубы забрал с собой. Но, в общем, вышло неудобно.

Костя взял удочку, сунул в карман кусок хлеба и вышел за калитку. И нос к носу столкнулся с Марианной. Так соседка Жульетта назвала свою козу. Увидев Костю, коза нехорошо ухмыльнулась и наклонила рога. В соседнем окне на мгновение мелькнуло лицо, и Костя понял, что зловредная Жульетта, затаив дыхание, наблюдает.

— Марианна, — сказал Костя примирительно. — Ты это, того… потише!

Продолжая скалить какие-то слишком уж человеческие зубы, коза стала потихоньку пятиться, чтобы взять разбег.

— Хлебца хочешь? — Костя вынул из кармана кусок, понюхал его и аппетитно облизнулся. — На!

— М-ме! — Коза недоверчиво склонила голову. Ее квадратные зрачки расширились.

— Вкусно! — облизнулся Костя и, отломив кусочек, принялся жевать.

Марианна сглотнула слюну и как загипнотизированная пошла навстречу.

— Держи! — сказал Костя, отдавая хлеб и с облегчением чувствуя, что опасность миновала.

— Марианна! Марианночка! — донеслось из окна. — А ну плюнь! Плюнь, солнышко, гадкий дядя тебе яду дал.

— Что вы такое мелете, Жульетта Христофоровна, — не выдержал Костя, — какого яду? Это хлеб! А если не хотите, тогда держите вашу козу на цепи или намордник надевайте!

— Я вот самому тебе сейчас надену намордник, — пробормотала Жульетта, и Костя услышал, как скрипнула дверь.

Нужно было спасаться. Поэтому Костя сделал самое разумное, что мог, — шмыгнул в ближайший переулок.

Здесь было тихо и зелено. Отчаянно пахло жасмином. Здоровенные кусты смыкались в воздухе, образуя зеленый, залитый солнечным золотом туннель. Увы, в конце переулка маячила медведеобразная фигура экскаваторщика Агафонова. Агафонов ловил прохожих и заставлял их позировать. У экскаваторщика была неукротимая страсть к художествам и монументальной скульптуре в стиле Мухиной. Народ это знал и пытался ему не попадаться.

Костя хотел было повернуть назад, но, обернувшись, увидел глупую голову Марианны…

— Как-нибудь выкручусь, — подумал он и смело пошел вперед.

— Константин! — Агафонов еще издали замахал руками. — А я тебя тут с утра дожидаюсь. Зайди на минутку! — Небритое лицо экскаваторщика расплылось в самой что ни на есть добродушной улыбке. Только глаза лихорадочно блестели.

— Некогда, — сказал Костя, пытаясь протиснуться между кустами и Агафоновым, — иду с инспекцией!

— Какая инспекция? — удивился Агафонов. — Сегодня же воскресенье!

— Вторник, — поправил его Костя.

— Как это вторник? — испугался Агафонов. — А что же это я на работу не вышел? Это что же теперь, прогул будет? Ох! Ну все равно зайди. Мне с тобой посоветоваться надо. — Он приобнял Костю за плечи и потащил к калитке. Из дома выглянуло озабоченное лицо хозяйки.

— Костя, хоть бы вы на него повлияли! Всю землю изрыл! В огороде живого места нет, одни ямы.

— Не слушай ее, — сказал Агафонов, — мне глина нужна. Мрамора у нас нет, гранита тоже. Приходится из глины лепить. — Он протолкнул Костю в сад. — Ну как ты находишь мое новое творение, а?

— А как оно называется? — спросил Костя, с ужасом глядя на огромную глиняную скульптуру, по всей видимости изображавшую неандертальца на охоте.

— Это наш директор! — с гордостью сказал Агафонов.

— Кхе-кхе! — закашлялся Костя, глядя на скульптуру. На мгновение ему захотелось проморгаться. — Захар Игнатьевич?

— Он! — гордо сказал Агафонов. — Каков красавец? Исполин! Титан духа! Я решил его в манере Церетели. Ну как, нравится?

Костя понял, что Агафонов спрашивает просто так, для порядка. На собеседника он даже не глядел. Ему достаточно было того, что зритель приобщился. Лицезрел, так сказать, великое произведение искусства.

— Хочу выставить ее на площади. Чтобы на века! Пусть приходят и дивятся!

«Точно, — подумал Костя, — еще как будут дивиться. Если такая морда приснится, заикание обеспечено».

— Ну хорошо, — кивнул он, — пусть директор. Но почему у него в руках дубина?

— Это? — Агафонов самодовольно рассмеялся. — Просто ты, Костя, не в курсе. Это не дубина, это жезл. Ну символ власти, понятно? Образ. Аллегория, так сказать. А что, что-нибудь не так? — Скульптор слегка забеспокоился.

— Да все так, только сходства маловато. Лоб низкий, а челюсть уж очень большая.

— А ты видел, как наш директор орехи грызет? — воспрянул духом Агафонов. — У него челюсть — во! Правда, тут я, может, и переборщил… Но зато какая экспрессия!

— Насчет экспрессии не спорю, — сказал Костя. — Ну мне пора!

— Не держу, — согласился Агафонов. — Главное, что ты увидел и одобрил. А то давай я и тебя увековечу, а? Конную статую хочешь? Будешь как Петр Первый!

— Потом, — сказал Костя, — сейчас мне некогда.

— Ну если что, заходи, — улыбнулся Агафонов. — Сам знаешь: кого-кого, а тебя я завсегда воплощу!

Костя тихонько прошел мимо хозяйки, у которой на лице была изображена зубная боль, и поспешил к реке.

Возле омута, на травяном бугре его поджидал кот Антуан. На шее у него болтался небольшой транзисторный приемник.

— Где-то мы пропадаем, — проворчал Антуан, — где-то мы шляемся, понимаешь, а его тут ждут! Я уже все лапы обтоптал — тебя выглядывал. Думал: может, утонул?

— И не думал, — сказал Костя, устраиваясь рядом. — А ты-то как здесь оказался? Ты же спал вроде?

— Какой тут сон, если под окном механический мужик бегает, — пожаловался кот, — только и бьет по ушам: бух-бух-бух! Топ-топ-топ! Хорош экземплярчик! — Кот сардонически усмехнулся. — Он там уже две гряды начисто стоптал. Лучше уж рыбку ловить. Здесь вон как тихо!

Он включил транзистор и разлегся, закинув лапу на лапу. Костя размотал лески, забросил удочки в воду.

— Ну давай, приманивай!

— Тьфу ты пропасть! — сплюнул с досады кот. — Только улегся! Нигде нет покоя. Ладно уж…

Он вскочил на задние лапы и забегал по берегу, сосредоточенно бормоча:

— Ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, рыбка, большая и маленькая!

Вскоре от этого мельтешения у Кости зарябило в глазах.

— Хватит, — сказал он, — подманил. Теперь будем ждать.

— Чего ждать, если не клюет? — возмутился Антуан и завопил еще громче: — Ловись, рыбка! А ну ловись, едрена корень, не то печенку вырву, ловись, кому сказал, ну!

Костя хотел сказать, что таким способом вообще всю рыбу распугаешь, но тут, к его великому удивлению, поплавок дрогнул и ушел под воду. Причем ушел так стремительно, что стало ясно: клюнула не какая-нибудь плотва, а здоровенная рыбища. Костя схватил удилище и потянул его на себя. Вода в реке пошла бурунами. Было видно, что рыба не на шутку борется за свою жизнь. Но и Костя не думал упускать добычу. Он напряг все силы, рванул, леска оборвалась, и Костя полетел на траву.

А через минуту из-под воды показалась голова аквалангиста. Он свирепо погрозил кулаком и снова нырнул.

Костя сидел на траве, нелепо подвернув ноги, вытаращив глаза и сжимая удилище в руках. Зато Антуан исступленно бегал взад-вперед по берегу и истошно вопил:

— Какая рыба! Какая рыба сорвалась! Ну куда ты, хорошенькая моя? Ау, вернись, я все прощу! Кис-кис-кис! Тьфу, рыб-рыб-рыб… Ну что ты расселся, — повернулся он к Косте, — ныряй, она ждет!

— Кто — она? — обалдело переспросил Костя.

— Рыба, — застонал кот, — я таких еще не видел! Наверно, это сом!

— Уймись, — сказал Костя, поднимаясь на ноги, — у сома усы. Это аквалангист, а не рыба, только ума не приложу, что он здесь делает?

— А разве ак… вак… лангуст — не рыба? Или это что-то вроде морского рака? Я читал, что лангустов тоже едят!

— Аквалангист — это человек с аквалангом, — пояснил Костя. — Акваланг — это аппарат для подводного плавания. Иными словами, водолаз. Мы водолаза поймали на удочку, ясно?

Теперь настала пора удивиться Антуану.

— А разве у нас такие водятся? — спросил он шепотом, присев, как от испуга.

— Значит, водятся, — пояснил Костя, — наверное, это дачники. Есть богатые люди, которые могут себе позволить такое развлечение. Они себя называют дайверами. Короче, это был дайвер!

— Он тоже рыбу ловит? — ужаснулся Антуан. — Ну тогда нам ничего не останется!

Костя задумался.

— А ведь ты прав, — сказал он, — наверняка у него есть гарпунное ружье. А подводная ловля в реках запрещена, это я точно знаю. По крайней мере, с аквалангом. Эх, поймать бы этого типа!

— Да как же ты его поймаешь, если он водолаз, да еще дайвер? — отмахнулся Антуан. — Небось лежит себе на дне и дразнится!

— Жалко, моторки нет, — сказал Костя, — проехаться бы по реке, посмотреть… Наверняка он не один. Поймать с поличным, составить протокол, чтобы неповадно было!

— А… м-ня-а… разве у тебя нет моторки? — спросил кот.

— Откуда? — сокрушенно сказал Костя.

— Вот и отлично! — оживился Антуан. — Может, еще половим?

— Половим, — сказал Костя и вынул из кармана запасную леску.

— Мне как, снова подманивать? — нехотя спросил Антуан.

— Не надо, — отмахнулся Костя.

— Это почему же не надо? — подозрительно осведомился Антуан. — Или я нехорош? Или рыбы жалко? Так ты так и скажи! Надоел, мол, глаза бы мои на тебя не смотрели. Скажи, скажи! Я не обижусь, я все пойму!

— Глупости, — сказал Костя, — ни о чем таком я и не думал. Приманивай, пожалуйста, разве мне жалко?

Антуан снова забегал по берегу.

— Ловись рыбка, — запричитал он, — лови-ись! Маленькая и большая! Особенно большая… Клю-клю-клю… Рыб-рыб-рыб!

Он бегал до тех пор, пока не охрип. Костя от этого концерта слегка обалдел, а потому и не среагировал вовремя на движение поплавка. А когда среагировал, леску уже тянуло на дно.

— Ну погоди! — Костя осторожно подсек и не спеша потянул на себя. И снова поверхность реки забурлила, и над водой показалась еще одна голова в маске.

Выплюнув загубник, аквалангист заорал благим матом:

— Ты че, баклан, окосел, что ли? Больно же! Ну я тебе сейчас дам!

Аквалангист отчаянно забарахтался, направляясь к берегу. Через минуту он уже стоял на песке, свирепо вращая глазами. Обрывок лески словно тоненький хвостик скорбно свисал с задницы водолаза.

— Ну сейчас ты у меня попляшешь!

— Это ты у меня попляшешь, — мрачно сказал Костя, извлекая из кармана служебное удостоверение и раскрывая его перед незнакомцем. Аквалангист остолбенел.

— А? — посмотрел он на Костю, словно увидел привидение. — Что? Хто?

— Вот сейчас и узнаешь, хто, — пообещал Костя, поднимая с травы папку. — Сейчас составим протокол…

— Екарный бабай! — прошептал аквалангист, резво разворачиваясь к воде.

— Стоять! — крикнул Костя, но не тут-то было.

Крупными лягушиными прыжками незнакомец бросился обратно и с грохотом обрушился в воду, так что на берег выплеснулась волна. Гнаться за ним было бессмысленно.

— Диверсант! — завопил Антуан, обхватив лапами голову.

— Обыкновенный браконьер, — возразил Костя, — хотя многие из них не лучше диверсантов. Правда, у него не было подводного ружья. Может быть, они ставят сети?

— Вот и поели рыбки! — вздохнул кот. — И зачем я их только приманивал?

От расстройства он включил радиоприемник и принялся ловить что-нибудь веселое. Однако вместо музыки из радиоприемника донесся невнятный шум, затем простудный кашель, и наконец чей-то голос довольно явственно произнес:

— Хана, шеф, нас застукали!

— Какая хана? — тут же отозвался другой голос.

Антуан хотел было крутануть колесико настройки, но Костя отнял у него приемник и прибавил звук.

— Тут какой-то козел из леснадзора ошивается! Всю задницу мне растаранил и Коляну тоже!

— Ты чего мелешь, как это растаранил?

— Ну так… рыболовным крючком!

— А вы что?

— А чего? Еле крючки выдрали!

— Дебилы! — сердито сказал голос. — Возвращайтесь назад, погуляли — и будет. Все, связь окончена.

В ту же минуту эфир замолчал, и, сколько Костя ни вращал настройку, ничего, кроме музыки, не было слышно.

— Это что же получается? — пробормотал Костя, — Значит, целая банда орудует? Надо идти к директору. Пусть дает моторную лодку. И Яге с Горынычем сказать. Возьмем бандитов, никуда они не денутся!

— Ура! — закричал Антуан. — Вперед! — И, повесив на шею транзисторный приемник, припустил вслед за Костей.

Стояла ясная полуденная тишина. Серебристые паутинки растворялись в воздухе, и от этого он становился еще чище и прозрачнее. Просвеченная солнцем листва словно замерла на мгновение, готовая в следующую минуту встрепенуться и зашелестеть, но мгновение все не кончалось, и ни единого звука не раздавалось вокруг. Только огромная удивленная стрекоза зависла в нерешительности над двумя колокольчиками, не зная, на который из них опуститься.

Яга Степанидовна уселась на пенек в тени старого огромного дуба, раскрыла очередной том Жорж Санд и, шевеля губами, погрузилась в чтение.

— Вы мерзавец! — прочитала она. — Вы опорочили славное имя герцогов Анжуйских!

И тут на поляну упала чья-то огромная угловатая тень.

— Ахти! Кого это несет? — прошептала бабка и тихонько спряталась за дерево. От обладателя такой тени хорошего ждать не приходилось.

Действительно, через минуту из-за кустов появился здоровенный детина в коротких шортах и рубашке, расписанной попугаями. У него была бритая голова, заплывшее дрябловатым жирком лицо и маленькие воробьиные глазки, подозрительно поблескивающие из-под набрякших век. Это был Эдик собственной персоной. В руке он держал помповое ружье.

Эдик огляделся и вытер пот со лба.

— Класс! — пробормотал он. — Вот где пикничок надо было забацать!

И тут он заметил берлогу, где предавался послеобеденному отдыху медведь Потапыч. Надо сказать, что Эдик представлял себе лес как некую декорацию для приятного времяпрепровождения и представления не имел, что здесь могут быть какие-то норы, берлоги и прочие лесные сюрпризы. Ему вдруг пришло в голову, что он наткнулся на клад.

— Вот это дыра, в натуре! — восторженно прошептал он, становясь на колени и заглядывая внутрь.

Яга услышала, как медведь вздохнул и насторожился, но детине было не до того.

— Алмазы! — ахнул он, увидев горящие в темноте глаза Потапыча. — Клад, в натуре! — И, засунув руку в густую пахучую темь, вцепился медведю в глаз.

Могучий рев и отчаянный вопль разом потрясли лес. Заснувшие было птахи бросились врассыпную кто куда. Только любительница скандалов — сорока — спряталась за ветвями, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Яга Степанидовна, замаскировавшись наспех сорванной веткой, подобралась на всякий случай поближе.

Детина приплясывал на месте, тряся укушенной рукой и с ужасом глядя на берлогу. На жирном указательном пальце здоровяка появились характерные следы неправильного прикуса.

— Змея! — истерически бормотал детина, разглядывая палец и судорожно подсчитывая минуты оставшейся жизни. В его памяти промелькнули кадры из фильма про Индиану Джонса и про змей, охраняющих сокровище.

«Спасаться, спасаться! В медпункт!» — мелькнуло в его голове. Эдик подхватил ружье, но не успел сделать и шага, как из берлоги показалась сначала изумленная мохнатая башка, а следом за ней, охая и причитая, вывалился и весь медведь.

Правый глаз Потапыча был красный и слезился.

— Медведь! — взвизгнул детина.

— Бандит! — ахнул Потапыч и сделал шаг назад. Под его тяжелой лапой хрустнула ветка, и медведь, словно куль муки, повалился в траву.

Эдик судорожно дергал затвор ружья. На его лбу выступили капельки пота, а руки выполняли команду с точностью до наоборот.

Яга Степанидовна поняла, что пора действовать. И хотя ружье в руке шефа тряслось и прыгало как живое, оно тем не менее могло выстрелить. Бабка отбросила ветку в сторону и предстала перед шефом во всей своей красе.

— Ва-ва-ва-вах! — загадочно произнес Эдик, глядя на Ягу и переставая трястись.

А Яга уже подняла правую руку вверх. Рука была сухая и тонкая, как картофельная плеть, и заканчивалась острыми тонкими коготками.

— Чикатилло накатилло! — завывая, произнесла Яга. — Накатилло укатилло!

В следующее мгновение поляна подернулась морозным туманом, земля вздрогнула, и где-то невдалеке, словно невидимый зверь, зашевелился гром.

Яга подняла вторую руку, и туман, свиваясь кольцами, окружил Эдика непроницаемой молочной пеленой.

— Чуфырь! — довольным голосом произнесла Яга, и туман, мгновенно съежившись, уполз в лопухи.

Снова засияло солнце. Эдик все так же стоял на поляне, только вместо новенького помпового ружья у него в руках оказалась толстая суковатая палка, из которой он напрасно старался выстрелить.

— Пу, пу, пу! — стрелял он то в Потапыча, то в Ягу Степанидовну. Старуха смотрела на него с жалостью.

— Может, хватит пукать, — сказала она, одергивая ситцевый фартук, — а то, неровен час, штаны испоганишь.

— Абзац! — прошептал детина, начиная шевелить ногами и переходя на бег на месте. — Мамочки! — Последнее слово он произнес странным, пищащим басом и неожиданно быстро ринулся через лес, оставляя за собой неширокую просеку.

— Чертям лесным тебя отдать бы! — пробормотала Яга, мстительно глядя вслед Эдику.

— Отдай, матушка еще не поздно! — Возле Яги словно из-под земли выросло несколько чертей. Их длинные хвосты от напряжения подергивались и нервно били по траве.

— Страсть как кушать хочется! Давненько такого не едали!

— Не видали! — поправил говоривших один из чертей, тот, что покрупнее. — Нам бы его на пе…

— На перевоспитание! — хором закончили черти.

— Знаю я ваше перевоспитание, — нахмурилась Яга. — Куда участкового дели, схарчили небось? А он ведь только за грибочками пошел прогуляться!

Черти потупились, а один из них принялся стыдливо ковыряться в зубах.

— Да мы его и не видели! — наконец произнес самый маленький.

— Больно он нам нужен, костлявый такой! — отозвался самый длинный.

— Ша! — сказал главный. — Кончай базар! А ты уж, матушка, в следующий раз нас понапрасну не вызывай, конфуз может выйти.

Из полуоткрытой двери приемной директора доносился тихий настойчивый храп. От этого храпа воздух в приемной сгустился и сделался похожим на теплый, сладковатый кисель.

— Может, окно открыть? — предложил Костя, поглядывая на огромную двойную раму. Ее не открывали, наверное, со дня строительства самого здания. Между двумя стеклами скопилось изрядное количество засохших мух, валяющихся просто так или запутавшихся в паутине. Колченогий тщедушный паучишка от нечего делать раскачивался на пыльной серой паутинке. Ему было скучно.

Костя тоже скучал, несмотря на то что Евстигнеев с вечным пылом излагал свою новую гипотезу возникновения Вселенной. Эту гипотезу Евстигнеев выудил из журнала и, слегка подправив, выдавал теперь за свою.

Костя протянул руку к окну, но так и не открыл.

— Толку-то, — остановил его Евстигнеев, — открывай, не открывай, все равно будет душно. Ветра-то нет.

— Штиль, — кивнул Полумраков, доставая платок и утирая лицо. — Интересно, долго он еще проспит? — Савелий имел в виду директора и его привычку предаваться послеобеденному сну.

— Он не спит, а медитирует! — поправил его Евстигнеев. — Разницу чувствуешь?

— Какая разница, кто смешит, кто дразнится, — проворчал Полумраков, и, словно в ответ на это, директор оглушительно рявкнул, и хрустальные подвески на люстре жалобно зазвенели.

— Небось, Лисипицин приснился, — пробормотал Евстигнеев.

— Не дай бог! — испугался Полумраков. — Мне тут вчера…

Договорить он не успел. За дверью надсадно скрипнула скамья, послышался сладкий, с волчьим прискуливанием, зевок, и в дверь просунулось помятое лицо Захара Игнатьевича.

— А, это вы, — буркнул он несколько разочарованно. — Ну заходите, заходите, только ничего не просите. — Последние слова директор произнес, изображая тихую зубную боль.

Захар Игнатьевич уселся в кресло и положил на стол красные пудовые кулаки. Одним кулаком он придавил папку с делами, и Косте на мгновение показалось, что папка жалобно пискнула.

Евстигнеев с Полумраковым переглянулись. Они тоже услышали писк. Захар Игнатьевич озадаченно посмотрел на кулак, потом на папку, приподнял ее и стряхнул на пол расплющенную мышь.

— Слушаю, — смущенно сказал он, убирая папку в стол.

— Мы к вам по поводу пришельца, — начал Евстигнеев. — Вы его знаете.

— Тот, бомжеватый, который у Шлоссера?

— Нет-нет, — Евстигнеев отрицательно покачал головой, — вы же помните, у нас в гостях был.

— А, это тот, костистый… — Захар Игнатьевич кивнул головой.

— Крян, — напомнил Полумраков, которому надоело находиться в роли статиста.

— Армянин? — Захар Игнатьевич поднял кустистые брови. — Вы же говорили — пришелец!

— Совершенно верно, — подтвердил Костя, — просто у него имя такое. По звучанию совпадает с армянским.

— А может, они того? — насторожился директор. — Может, кавказцы уже космос захватили и оттуда теперь до нас добираются?

— Ну что вы! — широко улыбнулся Евстигнеев. — Как можно?

— Очень даже можно! — возразил Захар Игнатьевич. — Кавказцы — они такие. Давеча тоже вот приезжал один. У населения огурцы скупать. И ведь скупил по дешевке, а вы говорите — космос!

— Ну наш-то натуральный пришелец, — спокойно оказал Евстигнеев. — У него даже документы есть. Удостоверение космической личности.

При слове «документы» Захар Игнатьевич облегченно вздохнул и расслабился. Документы он любил и верил им безгранично. Благодаря этой любви он ни разу за все время своей работы не вошел в конфликт с вышестоящим начальством. Такое законопослушное поведение сначала всех удивляло, а потом Захар Игнатьевич получил кличку — «директор в законе». Об этой кличке он знал, и она ему нравилась.

— Ну так что ваш пришелец, — осведомился он, — небось запчасти просит? Так у меня вон два комбайна стоят, комплектующих нет.

— Что вы, что вы! — замахал руками Евстигнеев. — У него другое. Ему тут невесту нашли. Жениться хочет. Чтобы все по закону!

У представительного Полумракова глаза на мгновение вспыхнули каким-то рыжим разбойничьим блеском и тут же погасли.

— Это способствует сближению цивилизаций, — многозначительно добавил он.

У Захара Игнатьевича на мгновение отвисла челюсть, но он быстро пришел в себя и вернул ее на место.

— А как же…

— Все по закону! — подчеркнул Евстигнеев. — Мало того: Крян хочет вступить в коллектив. Правда, он больше склоняется к фермерству.

— Вот еще! — вскипел директор. — Ни дня в хозяйстве не проработал, а хочет фермером стать? Пусть сначала потянет лямку. Он механик?

— Механик, механик! — закивал головой Евстигнеев.

— Вот пусть и займется ремонтом. А землю мы ему выделим, пусть не переживает… На ком жениться-то решил?

— На Матильде, — тихо отозвался Полумраков.

— Так она ж старуха! — удивился Захар Игнатьевич. — Проку от нее…

— Ему как раз такие нравятся, — сказал Евстигнеев. — А что? Баба румяная, дородная, у него на родине и таких нет! А то, что старуха, так это — пустяк. Как выйдет замуж, так враз помолодеет.

— А сам-то он чего не пришел, — с добродушной ворчливостью в голосе спросил директор, — стесняется, что ли?

— Он бы пришел, — сказал Костя, — но тут такое дело…

— Простое дело, — перебил его Евстигнеев. — Крян служит в Галактической полиции и сейчас на задании. Они там кого-то ловят. Операция перехват называется.

— Тогда я ничего не понимаю, — нахмурился Захар Игнатьевич. — Если он служит, то как же он собирается работать у нас?

— Он уходит в отпуск! — хором сказали Евстигнеев и Полумраков.

— Ну и…

— А отпуск у них по нашему времени — пятьдесят лет, — добавил Костя.

В кабинете воцарилась изумленная тишина. Директор побагровел, крякнул, но, глянув на спокойные лица друзей, вздохнул и кивнул головой.

— Они что там, все долгожители?

— Не особенно, — отмахнулся Евстигнеев. — Тыщи полторы живут, а там засыхают понемногу.

— Как это — засыхают? — заинтересовался Захар Игнатьевич.

— На корню, — веско сказал Полумраков.

Директор откинулся на спинку стула.

— С вами с ума сойдешь, — сказал он, жалостливо глядя на Костю. — Ну где это видано: пришельцы, драконы, черти какие-то… Как тут разберешься? Вы бы навели у себя порядок. Я так понимаю, у этих товарищей даже паспортов нет? Не по закону! Пусть товарищ Яга придет и оформится, как положено. И это… Другие тоже пусть приходят. Мы их проведем как актив. Кстати, этот ваш Крян, часом, не алкоголик? Может, он прогуливать начнет, если мы ему трудовую оформим? У нас так бывает: пока не работает — золото, а не человек, а как только трудоустроился, так и запил.

— Пьет только чай, — сказал Евстигнеев, — вприкуску.

— Все. Договорились! — Директор положил ладонь па стол, давая понять, что аудиенция окончена, но Костя его опередил:

— Захар Игнатьевич, у меня к вам вопрос.

— Ну? — с неудовольствием повернулся к нему директор.

— Мне нужна лодка с мотором, — сказал Костя, — на один день. Я сегодня на реке видел двух аквалангистов. Есть подозрение, что они ведут запрещенную охоту!

Он хотел поподробнее рассказать о сегодняшней рыбалке, но не успел. В дверь, рыча и неразборчиво ругаясь, ввалился детина в шортах и рубашке, разрисованной попугаями. В руке он держал суковатую дубинку.

— Где директор?! — закричал Эдик. — Директор где? — Неуклюжим движением он смахнул на пол квартальную отчетность.

— Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, — сказал Евстигнеев, — а то так и до греха недалеко.

— А ты заткнись! — прошипел Эдик. — Развелось вас, начальников! — Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:

— Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!

— Правильно, — поддержал Полумраков, — вот пусть и постоит в углу, и подумает!

Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.

— Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, — пообещал он.

Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:

— Я больше не буду!

— Слушаю вас! — рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. — Какие у вас претензии, молодой человек? — Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.

Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.

— Этого… Того… — начал он, оглядываясь в поисках палки.

— Конкретней, конкретней! — одернул его Евстигнеев.

— Что случилось-то?

— Вот! — жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, — Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, — перешел он на шепот. — Где такие только водятся? Лапы — во! Зубы, — тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, — во! — заключил он. — Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! — Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.

— Простите, — вмешался Костя, — а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?

— Да… Дело пахнет керосином, — произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.

— Постойте, постойте! — продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. — Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.

— Нет! Нет у меня ружья! — испугался Эдик. — Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.

— Ну вот! — развел руками Костя. — Что же это получается? То — есть, то — нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.

— Ладно, — махнул рукой Захар Игнатьевич, — что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!

Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.

Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.

— Авторский переулок, — прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.

— Тут разные писатели жили, — лениво пояснил Евстигнеев, — много их было, вот и назвали.

— А какие писатели? — невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.

— Ну Лев Толстой, — сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. — Пушкин, Лермонтов…

— А Достоевский? — съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.

— У Достоевского характер был вредный, — сварливо заметил Евстигнеев, — он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. — Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше — «Дом-музей В. А. Жуковского».

— Ерунда какая-то получается, — возмутился Эдик. — У вас что, все писатели жили?

— Все! — невозмутимо ответил Евстигнеев.

— Не верю! — заупрямился парень.

— Значит, вы — атеист, — спокойно констатировал Евстигнеев. — Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! — И он подтолкнул Эдика к двери.

Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.

— Садитесь, — кивнула она головой, — я сейчас. — Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: — Что у вас?

— Да вот, — сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, — парня укусил дикий зверь.

— Дикий? — вытаращила глаза девушка. — Какой зверь?

— Медведь, — промычал детина.

— Так… Ясно. Он на вас напал сам?

— Сам. — Эдик отвел глаза в сторону.

— А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?

— Еще как бросились! — пожаловался Эдик. — Он разговаривал!

— Ну что ж, — вздохнула девушка, — все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.

Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.

— Имя? — спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.

— Эдик! — представился парень. — Можно Эдуард.

Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:

— ФИО!

— Что? — не понял парень и приложил ладонь к уху.

— ФИО! — повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. — Фамилия, имя, отчество.

— Эдуард Васильевич Скоробогатов, — с расстановкой произнес Эдик. — У меня даже права где-то есть… — Он захлопал себя по карманам.

— Не нужно, — остановила его девушка. — Профессия?

— Новый русский! — осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.

«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», — подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:

— Место работы — «Флибустьербанк».

Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.

— Раздевайтесь, — сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. — Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!

Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.

— Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…

Багровый Эдик работал, как поршневой насос.

— Теперь не дышите!

Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.

— Что это вы такой слабый? — донеслось до него словно сквозь вату. — Вон побелели аж!

«Побелеешь тут», — с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.

— Все ясно, — четко сказала медсестра, — вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!

— Точно! — изумился Эдик. — А как вы догадались? Неужели видно?

— Работа такая, — рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.

Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.

Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.

— Выпейте, — сказала медсестра строго, — перед уколами надо дезактивировать организм.

Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.

— Горько! — пожаловался он.

— Естественно, — пожала плечами медсестра.

— А если я не выпью?

— Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.

— Ну ладно! — решился Эдик и с мужеством отчаяния выдохнул воздух.

Пил он долго. И чем меньше жидкости оставалось в банке, тем круглее становились его глаза. Наконец он поставил банку на стол и тыльной стороной руки вытер позеленевшие губы. В животе у него довольно явственно послышалось шипение. Эдик беспокойно заерзал и начал оглядываться по сторонам.

— Туалет прямо по коридору, — не отрываясь от бумаг, сообщила девушка.

Эдик ринулся в коридор. Вернулся он тихий и ублаготворенный. На губах играла детская бессмысленная улыбка, руками он теребил край своей цветастой рубашки.

— Ну вот и хорошо, — вздохнула девушка, — теперь можно проводить вакцинацию. Десять уколов за сеанс.

— А не много? — забеспокоился Евстигнеев. — Смотри, Надька, не умори человека! Что ж так сразу-то? Сделай один, и хватит.

— Конечно, — обрадовался Эдик. — Хватит и одного. Зачем человека в решето превращать?

Медсестра задумалась.

— Ну ладно, — наконец решилась она, — хорошо. Уговорили. Сделаю один укол. Только будет немного больней… — и достала из стеклянного шкафчика здоровенный, рассчитанный, наверное, на быка, шприц.

Евстигнеев вывел Эдика на улицу и усадил на скамью.

— Отдышись, — сказал он участливо и уселся рядом.

Эдик медленно приходил в себя.

— Ты на меня зла не держи, — говорил Евстигнеев, срывая травинку и теребя ее в руках. — Не обижайся, что я тебя там, в администрации, приструнил. Сам посуди: врывается человек, машет палкой!

— Это я погорячился, — сказал Эдик, сглотнув сухую слюну, — тоже не прав был. Но силища у тебя, как у быка!

Евстигнеев загадочно усмехнулся:

— Экология у нас, брат, такая! Поневоле приходится быть в форме, иначе… К тому же и другие причины есть, — уклончиво добавил он. Не мог же Евстигнеев рассказать каждому встречному, что во всем этом заслуга камня чудес. Стоит проболтаться про волшебство, так повалят со всех концов страны, а кончится тем, что камень сопрут и будут использовать для каких-нибудь грязных дел! Поэтому Евстигнеев дипломатично пояснил: — Травы есть разные, цветочки… Они, например, очень способствуют.

Он хотел рассказать подробнее, чему способствуют травы и цветочки, но тут воздух наполнился почти неслышимым гулом, уплотнился, над соседним домом поднялся столб огня и рассыпался сухими фиолетовыми брызгами. В воздухе возникла летающая тарелка. Она висела, чуть-чуть покачивая серебристыми краями. Повисев с минуту неподвижно, она сделала скачок вправо и исчезла.

Евстигнеев хоть и насмотрелся, как взлетает космический корабль, но все равно не мог оторваться от этого зрелища. Это было очень красиво и таинственно. Он так увлекся, что не заметил, как Эдик вцепился ему в рукав.

— Это что за хрень?

— Сам видишь, — нехотя ответил Евстигнеев, — НЛО.

— Так надо же сообщить куда следует! — завопил Эдик. — Это же такое, блин, событие! Контакт!

— Зачем сообщать? — испугался Евстигнеев. — Толку от этого? А потом — рано. Не пришел еще срок, чтобы войти нам в Галактическое содружество. К тому же тарелка неисправная, ее наш главный механик до ума доводит. Видишь, обкатывает на разных режимах.

И действительно, тарелка снова завила над поселком, потом снизилась и на бреющем полете пошла в сторону магазина.

— Эх, мне бы такую, — завистливо выдохнул Эдик, — я бы на ней… Все мои друзья от зависти бы сдохли!

— Нет уж, пусть твои друзья живут и здравствуют, — возразил Евстигнеев. — Будет время — у каждого появится по летающей тарелке. А пока это можно сказать, экспериментальный образец.

Внезапно послышался немелодичный железный лязг, словно кто-то стучал половником о край кастрюли, и в конце переулка показалась внушительная фигура рыцаря в доспехах. Доспехи сверкали, как солнце, и Эдику показалось, что к ним приближается инопланетянин. Он хекнул и хотел было метнуться в кусты, но железная рука Евстигнеева схватила его за штаны.

— Не дрейфь, это Жора!

Несокрушимый, как сама судьба, Рыцарь Замшелого Образа стоял перед ними, сжимая в руках тяжелый меч.

— Приветствую тебя, храбрый рыцарь! — сказал Евстигнеев, поднимаясь со скамьи.

В непроницаемой глубине шлема зажглись два меланхолических глаза, и утробно-бочковой голос произнес:

— Приветствую вас, достопочтенные сэры! Сказано было мне оповестить тебя, сэр Евстигнеев, что благородное собрание состоится сегодня, не далее как через час, в доме нашего глубокочтимого друга сэра главного механика!

— А! Это хорошо, — сказал Евстигнеев, — как раз у меня к нему небольшое дело. Ты остальным-то сказал?

— Сэр Евстигнеев! Ты знаешь, как мне трудно передвигаться без машинного масла, — сообщил рыцарь, — но скоро, очень скоро я оповещу всех наших друзей.

Сказав эту фразу, он метнул в Эдика огненный взгляд, отсалютовал Евстигнееву мечом и двинулся дальше.

Когда железный скрип затих, Эдик уставился на Евстигнеева:

— У вас что, все жители такие чудные?

— А то, — приосанился Евстигнеев. — Мы особенные. Других таких, может, на всей земле нет!

Эдику хотелось ответить, что, мол, Евстигнеев крепко заливает, а что касается чудиков, то их хватает везде. Но сказать это он не успел, потому что аккурат в эту минуту над ними зависла летающая тарелка, и недолго думая Эдик рухнул в бурьян. Оттуда было гораздо удобнее вести наблюдения, а главное — не так страшно.

Опалив холодным фиолетовым огнем землю, неопознанный объект завис над Евстигнеевым на высоте нескольких метров. Раздался тихий стук, потом кто-то отчетливо произнес: «Заело, зараза!» — и наконец в распахнувшуюся дверцу высунулась голова Шлоссера.

Потряхивая остроконечной пиратской бородкой, главный механик закричал:

— Евстигнеев! Где тебя носит? Я уже весь поселок облетел! Давай садись, дело есть! — И тарелка медленно опустилась на землю.

Евстигнеев уже занес было ногу, но вспомнил о своем попутчике и остановился.

— Э! А где этот? Как его? Эдик, что ли?

— Кто там еще? — недовольно отозвался Шлоссер. — Никого нет.

— Ушел, наверно, — решил Евстигнеев, — ну и ладно. Доберется. Нас тоже кто только не кусал! — и захлопнул за собой дверцу.

Когда летающая тарелка растаяла в небе, Эдик выбрался из бурьяна и уселся на траву, выдирая из одежды жесткие колючки.

— Ну и ну! — пробормотал он. Затем достал пачку «Кэмела» и заметил, что руки дрожат. — Спокойно, спокойно, — сказал парень сам себе, прикуривая и с хрипом выдыхая дым. — И в самом деле — чертовщина! Скажи кому — не поверят.

Напротив Эдика остановился огромный, размером с небольшую собаку, рыжий кот. Он посмотрел на Эдика отчаянными желтыми глазами и беззвучно раскрыл рот.

— Что, киса, — сказал Эдик, — не скучно тебе здесь? Кот откашлялся.

— Дай закурить! — сказал он хриплым голосом и привстал на задние лапы.

— Что? — переспросил Эдик. — Нуда, к-конечно! — И протянул коту пачку. — Что-о?! — с ужасом повторил он через секунду, и ежик на его голове попытался встать дыбом. Отшвырнув пачку, словно это была гадюка, шеф взвыл и бросился бежать, не разбирая дороги, уже второй раз за этот день.

В минуту Эдик домчался до моста, сбежал вниз и уселся в кустах, переводя дух.

«Что творится, что творится! — думал он. — Все, как нес Кислый. Чертовщина с колдовством! Говорящие коты, черти и ведьмы».

Парень вынул из кармана золотую монетку с изображением дракона и задумался. Стало быть, братан, который рассказывал про здешние места разные небылицы, не врал и не двинулся умом! Стало быть, где-то здесь и впрямь прячется золотишко! Правильно он сделал, что приехал сюда, ох правильно! Теперь уже не было смысла тихариться, прикидываться отдыхающими.

Дрожащими руками Эдик достал из кармана миниатюрную рацию и нажал на кнопку.

— Серый, — сказал он севшим от волнения голосом, — это ты?

— Я, шеф! — ответил Серый.

— Вот что. Бери пацанов, все это чертово оборудование кидайте в машину и дуйте в село. Я вас буду ждать у моста. Ясно?

— Ясно, шеф. Все закинуть в машину и ехать в село!

— Действуйте! — сказал Эдик и отключил рацию.

«Теперь, главное, притулиться у какой-нибудь бабки и начать разработку по всем правилам. Кислый говорил о каком-то Лисипицине. Вот его и пустить в оборот. Эх, Кислого бы взять с собой! Он бы разом все мосты навел. Но брателло по кличке Кислый при одном упоминании о Калиновке терял сознание. Видать, сильно нервный. А как было бы здорово огрести золотишко! У них тут края непуганые, даже мента, и того нет!»

Эдик ошибался. Милиционер в деревне был. Плохонький и вдобавок страдающий раздвоением личности, но был. Правда, вот уж неделя прошла, как он отправился за грибами в лес, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Захар Игнатьевич, директор, об участковом не беспокоился.

— Места у нас тихие, — сказал он на планерке, — а милиционер Дуровой. Никуда он не делся. Либо в город сбежал, либо мозги проветривает.

Между тем Эдик до того размечтался, что едва не прозевал свою собственную машину. Он успел выскочить на дорогу в последний момент с криком:

— Стой, в натуре! Куда?

Сидевший за рулем Серый с испугу едва не вписался в пушку, но в последний момент вывернул руль и затормозил.

Шеф тяжело плюхнулся рядом. На заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, потели Толян и Колян. Разместиться свободнее им мешало оборудование: два акваланга, резиновая лодка и три здоровенных осетра-мутанта, добытых при помощи подводного ружья.

Осетры были огромные, и один из них все время тыкался Серому в бритый затылок, целуя его в складчатую кожу полураскрытыми липкими губами. Серый злился, отпихивал наглую рыбину, а Колян и Толян балдели от удовольствия.

— Серый, дай ей в глаз! — пошутил Толян, сдерживая ухмылку.

— Я тебе сейчас дам! — пообещал Серый, и Толян заткнулся, зато захихикал Колян. Появление шефа внесло в их компанию видимость порядка.

— Короче, пацаны, все путем! Если не будем дураками, то рыжевье наше.

Это заявление произвело на братков глубокое впечатление. Они заткнулись и стали молча переваривать сказанное. Эдик вкратце описал свои похождения, выставив их в самом героическом свете.

— Нам надо затихариться, кой-кого найти и тряхнуть как следует! Останови здесь! Видишь, бабуля на нас пялится. Вот ее и опросим.

— А что спросим-то? — почему-то испугались братки.

— Деревня! — рассмеялся Эдик. — Спросим, у кого комнату снять можно.

«Мицубиси Паджеро» остановился возле бабки Маланьи.

Лучшего выбора они бы сделать не могли. Маланья держала весь Калиновский рынок в кулаке не хуже милиционера. Она отличалась отменным здоровьем и бесстрашием джентльмена удачи. Точнее — леди.

— Бабуля? — Эдик высунул в окно свою шишковатую голову.

— Что тебе, сынок? — кротко осведомилась Маланья, искоса поглядывая на лежащее рядом полено.

— Где бы квартиру снять? На недельку.

— Квартирку, говоришь? На недельку? — Бабка все еще поглядывала на полено, словно борясь с искушением проехаться суковатой дубиной по глянцевому черепу. И тут ее лицо просветлело. — За квартирку платить надо, — сурово заявила она.

— Да мы заплатим, нет проблем.

— Не знаю, не знаю… У нас чужих не любят. Вряд ли вы где место найдете. Разве что у меня. Так что, если есть желание, могу поспособствовать. Только вы уж цену назовите, а то грех старуху-то обижать.

— Ну что? — спросил Эдик, повернувшись к братве. — Годится?

— Годится! — легкомысленно заявили пацаны. После ночевки в палатке им страсть как захотелось в домашнюю обстановку. И чтобы все было по-деревенски, как в далеком-далеком детстве.

— Пятьсот за неделю! — сказал Эдик, демонстрируя Маланье щедрую улыбку. Маланья насупилась:

— Это что, рублей, что ли?

— А ты чего хотела? — заухмылялись братки.

— А коли так, поезжайте дальше. У нас нищим на паперти больше дают!

Эдик невольно засмеялся и почесал затылок.

— А ты сколько хочешь?

— Штуку! — сказала бабка, выпячивая вперед заросший жестким волосом подбородок. — Баксов, разумеется! А нет, так дуйте полегоньку, а я звякну по телефону куда следует! У нас браконьеров с ходу ловят!

Эдик понял, что въедливая бабка успела заметить убиенных осетров и, не ровен час, настучит в рыбохотнадзор. И тогда вся операция — коту под хвост. Эдик нахмурился, открыл дверцу и вылез наружу.

— Ты, бабуля, чего лепишь-то? — начал он, набычившись. — Ты фильтруй базар-то! Я ведь не посмотрю на то, что ты ста…

Он не договорил. Калитка тихо отворилась, и на улицу вышел четвероногий петух. Он ненавидящим взглядом уставился на бандита и поскреб правой передней лапой. Из-за своей четвероногости петух был похож на пернатую собаку.

При виде такого чуда природы Эдик замер, не произнеся больше ни звука, затем как загипнотизированный присел на корточки и уставился на петуха.

— Урод! — прошептал он восхищенно и ткнул в петуха пальцем.

Однако странная птица вместо того, чтобы убежать и спрятаться, раскрыла клюв, растопоршила крылья и недолго думая вспрыгнула Эдику на голову.

Все четыре петушиных лапы разом вцепились в лысый череп, сгребая кожу в глубокие тяжелые складки. Физиономия Эдика натянулась, глаза вылезли из орбит, рот оскалился, и он стал похож на ожившего мертвеца из фильма ужасов.

— Помогите! — горловым голосом завыл шеф, поднимаясь на ноги и растопыривая руки. Сидящая в машине братва окаменела от ужаса.

— Деньги! — сурово сказала Маланья и протянула к нему огромную мужицкую лапу.

— О-бо-бо-рзела! — прохрипел Эдик, пытаясь свести вместе окосевшие глаза. — От-тветишшь, в натуре!

Петух изогнул голову и посмотрел Эдику прямо в глаза, сверху вниз.

— Долбанет клювом, — сказала Маланья мстительно, — тогда не так запоешь! Без глаза-то оставшись!

— Баб… уля…

— Деньги?

— В кармане! — затрясся шеф.

Ни капельки не смущаясь, старуха обшарила детину и выгребла всю наличность.

— А вам что, особое приглашение? — нахмурилась она, глядя на братков.

Толян, Колян и Серый как по команде принялись рыться в карманах.

— Поживей! — торопила их бабка. — А то ваш командир, того и гляди, окочурится!

Собрав деньги, она сунула их в карман передника, даже не посчитав.

— Отомри! — сказала она петуху.

Тот протестующе заклекотал и забил крыльями, заехав Эдику в ухо.

— Отомри, а то жрать не дам! — пригрозила старуха, и петух, грязно ругаясь, соскочил с головы бандита. На черепе у того глубоко отпечатались следы куриных лап.

— За что? — всхлипнул Эдик.

— За то! — сурово пояснила Маланья. — А теперь неча тут рисоваться, загоняй машину.

Через минуту она уже показывала браткам предназначенную для них комнату. Комната была просторная и чистая.

— Спать будете на раскладушках, — заявила старуха, — столоваться у меня. И неча тут заливать, что, мол, отдыхать приехали! Я вашего брата за версту чую. Жулики вы! А потому сидите тише воды ниже травы! Чего там надумали — ваше дело. Но чтоб меня не подставлять, да и вам лучше будет. За жратву и квартиру считайте, что заплатили. А ежели какой совет нужон будет, так то за отдельную плату. Ясно?

— Ясно, бабуля! — миролюбиво сказал Эдик, поглаживая сморщенную голову.

— Вы, чай, с Лисипициным из одной банды, — предположила Маланья, глядя Эдику прямо в глаза. — Он себе тоже таких мордастых набирал в личную гвардию.

— Кхе-кхе! — закашлялся Эдик и отвел глаза.

— Вот-вот! Я так и подумала. Лисипицин нынче не при делах. Но кое-что я знаю…

— Это вы о чем? — Эдик сделал наивные глаза.

— А о том, — бухнула старуха. — Что я, не в курсе, что ли, что Евстигнеев полную кубышку золота в бухгалтерию сдал?

— Тише, бабуля, ти-ше! — простонал Эдик.

— Ладно, — сказала бабка, — мое дело — сторона. Но с вас — процент!

— Заметано! — закивали бандиты, отводя в сторону лживые глаза.

«Нам лишь бы узнать, где здесь золотишко водится, — подумал Эдик, — а уж там… А пока ничего не сделаешь, действительно, надо терпеть. Правильно тот брателло говорил — сумасшедшее село».

Костя подошел к дому Шлоссера позже всех, и калитка оказалась закрыта. Проклиная чрезмерную изобретательность главного механика, Костя попытался договориться с механическим запором. Договориться в прямом смысле этого слова. Механический запор был наделен зачатками интеллекта и вдобавок имел тяжелый, склочный характер.

— Сим-сим, — сказал Костя, — открой дверь!

— Чего? — сварливым бабьим голосом осведомилось устройство. — Всяким открывать — засов стешется.

— Сим-сим! — рассердился Костя. — Ты же меня знаешь! Открой, иначе я сам…

— Только попробуй, — зловеще процедил механизм. — Как две фазы пущу на ручку, так ты у меня запляшешь. Пароль давай!

Костя почесал в затылке:

— А какой у тебя сегодня пароль?

— Ишь ты! Ему еще и скажи!

— Ну так подскажи. Может, я догадаюсь?

— Хорошо, — проскрипел механизм, — отгадаешь загадку, пущу. Два кольца, два конца и никакого огурца!

— Что-о?! — удивился Костя, но в это время калитка щелкнула и открылась. В проеме показалась нелепая фигура Гаврилы.

Бывший инопланетянин, а ныне разнорабочий, бодро вытянулся в струнку и отсалютовал Косте лопатой. На нем была почти новая косоворотка, синий рыбхозовский пиджак, а брюки галифе были заправлены в яловые сапоги.

— Я есть Гаврила! — весело отрапортовал он. — Я калитку открывай. Тебя приглашай, сахарок получай!

Костя вытащил из кармана три куска заранее припасенного сахара, и Гаврила захрустел им, словно малосольным огурцом.

— А где Полумраков? — спросил Евстигнеев, выходя навстречу.

Костя рассказал, что Полумракова уловила жена и заставила таскать воду для файф-о-клока.

— Файф-о-клок — это просто чай! — справедливо возмущался Полумраков. — Зачем на чай столько воды?

Однако Антонина резонно заметила, что она заодно и постирает. Возразить Савелию было нечего, и он обещал прийти позже.

Подбежал Шлоссер, схватил Евстигнеева за рукав, и они стали, переругиваясь, решать, где накрыть стол.

— На улице! — сразу закричал Евстигнеев. — Ты посмотри, какая благодать! Неужели в доме париться?

— Что ты мелешь?! — завопил в ответ Шлоссер. — Через час комарье налетит, заест на фиг!

— Ерунда, — возразил Евстигнеев. — Попросим Горыныча, он дохнет пару раз — и комаров поминай как звали.

— И закуску заодно!

— Ничего с твоей закуской не сделается. Пойми, Семеныч, ну не поместимся мы все вместе на кухне! К тому же ты небось опять облучающую установку не выключил? Во-во!

Евстигнеев покачал головой, а Шлоссер подпрыгнул на месте:

— Точно! Забыл, зараза! Она ведь бесшумно работает!

Главный механик бросился в дом и через минуту вернулся как ни в чем не бывало.

— Все в порядке! У меня там чугунок с картошкой стоял на ускорителе. Так ты не представляешь, во что она превратилась!

И он захохотал, согнувшись пополам.

— Во что? — хищно поинтересовался Евстигнеев.

— В малиновый сироп! Вот честно тебе говорю! И на цвет и на запах… Хочешь попробовать?

— Гавриле отдай, — посоветовал Евстигнеев, — он у тебя броневой.

— Кстати, о Гавриле, — озаботился Шлоссер, — он ведь нам мешать будет. Привык, понимаешь, в свободное время маршировать и отрабатывать приемы штыкового боя с лопатой. Зацепит кого-нибудь… И сахарок просит без конца.

— Дай ему сразу полкило, он и успокоится.

— И начнет работы требовать, — окрысился Шлоссер, — а где я ему работу найду? Он у меня в огороде все по два раза перекопал.

— Так дай его мне, — сказал Евстигнеев, — мне как раз пруд выкопать надо. Окуней хочу развести.

— Заметано! — встрепенулся Шлоссер. — Бери! Хоть сейчас.

— Гаврила! — крикнул Евстигнеев. — Поди сюда!

— Яволь! — радостно отозвался Гаврила, трепеща всем своим инопланетным существом. — Я есть приходить. Сахарок получить!

— Ты знаешь, где я живу? — спросил Евстигнеев, не обращая внимания на раскрытую клешню инопланетянина.

— Я есть везде бывать, все видать, узнавать.

— Ну вот и отлично. У меня в огороде пруд начатый. Надо его выкопать поглубже, воды напустить и это… окуней туда. Чтобы прижились. Сможешь? — Тут он наконец протянул Гавриле долгожданный сахарок.

Совершенно счастливый Гаврила тотчас захрустел рафинадом:

— Я есть бежать! Приказ выполнять! Много сахарку получать!

Развернувшись, он строевым шагом направился к калитке. Костя только покачал головой.

— Это уж совсем какая-то эксплуатация получается! — воскликнул он. — Натуральный галерный труд.

— Кто здесь говорил об эксплуатации? — послышался зычный голос, и на пороге дома возник Кощей. На нем был добротный сюртук, панталоны и лакированные башмаки с квадратными носами. В этом наряде он напоминал добропорядочного английского купца эпохиТюдоров. — Ах, это вы, мой юный друг! — Он протянул Косте руку и крепко пожал ее. — Так о чем разговор?

— Гаврилу эксплуатируют, — сказал Костя, — в хвост и в гриву!

— Глупости, — возразил Шлоссер, — Гаврила вообще межпланетный бомж. Так что для него у нас в некотором смысле — курорт. Он и не к такому привык!

Кощей нахмурился:

— Боюсь, что мой юный друг прав. Если говорить с точки зрения классического марксизма, здесь явно присутствует погоня за сверхприбылью.

— Товарищ Кощей, — закричал Евстигнеев, — кончайте демагогию! Помогите лучше вытащить на улицу столы.

— А где Горыныч? — озаботился Кощей. — Он у нас самый сильный.

— Чуть что, так сразу я! — высунулся из-за угла Горыныч. Трехметровый оболтус сжимал в лапе здоровенную грушу.

— Ах ты верзила зеленая! — напустилась на него невесть откуда появившаяся Яга. — Мне, что ли, старой, дубовые столы тягать? Так я смогу! Только ить стыдно тебе потом будет.

— Поверьте, ему не будет стыдно, — нехорошо улыбнулся Кощей. — При наличии отсутствия совести у данного субъекта…

— Все, я пошел, — окончательно смутился и еще больше позеленел Горыныч.

Наспех проглотив грушу, он бросился в дом, и через минуту оттуда донеслось:

— Эй, посторонись! Да вправо, вправо заходи! Ты зачем его над головой поднял? Он же в потолок упирается. Дубина железная!

Последние слова явно адресовались сэру Жоре.

Рыцарь Замшелого Образа мрачно смотрел на Кощея. Сказывалась застарелая средневековая вражда. Рыцарь вообще появился в селе совершенно необъяснимым образом. Его откопали на старой свалке пионеры-следопыты Васечкин и Петечкин и притащили в музей. Там доспехи рыцаря очистили и оставили стоять в углу. А когда Костя увидел его, то по какому-то наитию взял, да и постучал по пустому шлему.

— Кто там? — шутливо спросил он.

— Это я-а-а! — донесся из доспехов утробно-бочковой голос.

Вместе с этим откуда-то из глубины вынырнули горящие глаза и уставились на Костю. Костя как стоял, так и сел. С минуту они буравили друг друга взглядами. Наконец Костя, собрав в кулак весь свой здравый смысл, осторожно осведомился:

— Ты кто?

— Я бедный рыцарь, о благородный мой избавитель!

— Ну ладно, — сказал Костя, поневоле отводя взгляд от горящих глаз. — А как тебя зовут?

Повисло тяжелое молчание, по комнате пробежал ветерок, и Косте показалось, что рыцарь вздохнул.

— Увы, мой благородный спаситель! Я забыл, как меня зовут. А кстати, какой сейчас год? — вдруг деловито осведомился рыцарь.

— Две тысячи шестой, — сказал Костя.

— Екарный бабай! — неожиданно воскликнул рыцарь. — Это что же? Больше тысячи лет я отсидел? Столько даже разбойникам не дают!

Выяснилось, что бедолага за давностью лет забыл не только собственное имя, но и вообще все. Помнил только своего дедушку, которого убили за воровство. Он похитил какую-то баронессу…

Костя назвал рыцаря Георгием, а потом стал звать просто Жорой. Однако самая большая загадка заключалась в том, что внутри доспехов ничего не было: ни костей, ни мышц, ни прочих жил и хрящей. Только горящие глаза и голос! Яга со знанием дела утверждала, что это последствия старинного заклятия и что все еще можно исправить, только надо найти нужное заклинание…

К Косте подошла Яга Степанидовна.

— А, это ты, милай! Послушай-ка, что я тебе расскажу. — Она бесцеремонно ухватила его коготками за рукав и оттащила в сторону. — Сегодня такой случай был, прямо умора!

— Знаю, — кивнул Костя, — Какой-то тип нарвался на вас с Потапычем…

— Не то слово, — сказала Яга. — Он ведь нас чуть не застрелил, да! А Потапычу все глаз норовил вырвать, — увидел, дурень, что глаза из берлоги светятся, подумал, что алмазы!

— Значит, ружье у него все-таки было, — покачал головой Костя.

— Не ружье, а целая пушка, — уточнила Яга. — Может быть, даже пулемет!

В дверях наконец показалась бронированная грудь Горыныча. Он тащил перед собой на вытянутых лапах стол, приговаривая:

— А ну посторонись! Посторонись, не то зацеплю! У-ух как зацеплю!

Со скамеечки за ним влюбленными глазами наблюдала Шишига. На ней была мини-юбка китайского производства и желтая майка с надписью «Ай лав ю». Только чета Леших тихонько устроилась на завалинке и ни во что не вмешивалась. Сам Леший имел дурную привычку влипать во всякие неприятности, и за ним нужен был глаз да глаз. Вот и сейчас Лешачиха сидела вся как на иголках, потому что дом Шлоссера был битком набит всякой техникой и изобретениями, в том числе и весьма опасными. Взять хотя бы молекулярную кофемолку! Бр-р! А ведь в нее Лешенька однажды палец засунул! И где тот пальчик теперь? Вместо него Шлоссер тогда высыпал на газету горку сероватой пыли… Пришлось новый палец отращивать!

Откуда-то с видом победителя появился кот Антуан и тоже уселся на завалинку, положив перед собой пачку «Кэмэла».

— Трофейные! — довольно промурлыкал он. — Пр-ришлось отнять у заезжего р-рэкетира. — Кот не торопясь вытряхнул сигарету и с видимым удовольствием прикурил.

— Угости, — хрипло попросил Леший, вдохнув ноздрями едкий, расслоившийся дым, — а то все махра да «Беломор». Горечь от них одна и изжога!

— Пр-рошу. — Антуан широким жестом указал на пачку. Леший ринулся было вперед, но Лешачиха поймала его за полу ватника и притянула к себе.

— Куцы?! — прошипела она. — Мало тебе приключений? Ужо сама подам. — Заботливая супружница ловко подцепила из пачки сигарету и протянула ее Леше. — Держи!

Евстигнеев уже колдовал над самоваром, продувая его при помощи старого кирзового сапога. Шлоссер расставлял чашки, блюдца и одновременно с кем-то разговаривал.

— А по какому поводу большой обор? — спросил Костя, поворачиваясь к Кощею.

Тонкими, словно лакированными пальцами тот отложил в сторону томик Поля Валери на французском языке и слегка поморщился:

— Что-то назревает, друг мой! Грядут некие события, и, надо сказать, весьма неприятные события. Я чувствую… — Тут он потянул тонкими ноздрями. — Я всегда чувствую, когда что-то готовится! Иногда кажется, что все зло Вселенной ополчилось на наш тихий уголок. Вы знаете, Костя, что я миролюбив, но сейчас… Я буду выступать за адекватный ответ!

— А что это за зло такое? — поинтересовался Костя и зябко поежился, несмотря на жару. Ему сразу стало неуютно, словно кто-то нехороший встал, ухмыляясь, за спиной.

— Ходят слухи… — начал было Кощей, но тут Евстигнеев закричал: «К столу!» — и Кощей сразу поднялся. — Мы еще поговорим, — сказал он, — может быть, удастся победить малой кровью.

— Рассаживайтесь, рассаживайтесь! — суетился Шлоссер. — Вот, попробуйте печенье. Экспериментальный образец. Сам испек, на жестких гамма-квантах. Неподражаемый, восхитительный вкус…

— Опять радиоактивное? — поморщился Евстигнеев.

— А дезактивация на что? — воскликнул Семеныч. — Я что вам, враг?.. Вот, смотри! — Он вынул из кармана портативный счетчик Гейгера и поднес его к вазе с печеньем.

Счетчик бешено заверещал, не успевая отсчитывать рентгены, и через несколько секунд громко пискнул и заглох.

— Сварился! — констатировал Евстигнеев.

— Н-да!.. — смущенно пробормотал Шлоссер. — Что-то где-то я не углядел. — Он поспешно подхватил вазу и потащил ее на помойку.

— В свинец заверни! — крикнула ему вслед Яга Степанидовна. — А то всю экологию нарушишь!

— Сам знаю, — мрачно откликнулся Шлоссер, прихватывая по пути лопату.

Вернулся он минут через пять, долго мыл руки, бормоча про себя:

— Неужели импульсный поглотитель барахлит? Надо бы глянуть…

Тем временем Яга развязала кошелку и выложила на стол целую груду пирогов самой разнообразной формы.

— С чем? — осторожно осведомился Евстигнеев, в свою очередь высыпая на скатерть магазинные сушки.

— Пироги-то? — Яга подняла правую бровь. — А будешь много знать, скоро состаришься!

— А если поконкретней? — не отставал Евстигнеев.

— Разжуй да посмотри! — обиделась Яга. — Тоже мне, испужалси!

— Могу сказать! — весело откликнулся Горыныч. — С мясом и с грибами.

— Мясо-то откуда? — ужаснулся Евстигнеев. — Ну грибы понятно… А мясо?

— Знал бы он, что там за грибы… — вполголоса сказал Леший и тихо захихикал.

— Мясо хорошее, — смутилась Яга. — Качественное!

— Вчера еще квакало! — захохотал Горыныч.

— Предрассудки! — строго заявил Кощей и невозмутимо взял пирог. Откусив, он принялся медленно жевать и чем больше жевал, тем круглее становились его глаза и краснее — нос.

— Как видите, все нормально! — заявил он, осторожно вытирая о салфетку пальцы.

— А вот еще сушки из кварков! — торжественно объявил Шлоссер и поставил на стол блюдо с синими квадратиками.

— Чегой-то я не понимаю! — подозрительно сказала Яга. — Это что за фитюльки? С завода, что ли? Пластмассовые?

— Из кварков! — пояснил Шлоссер. — Совершенно новый продукт. Концентрированная энергия в чистом виде. Съел штуку — и ходи весь день сытый!

— Э-э, милок, нам такого и даром не надоть, — протянула Степанидовна. — От них ни запаху, ни виду, страм один! Ты уж извини, я лучше бараночек отведаю…

Все принялись размачивать окаменевшие баранки, макая их в чай. Один Горыныч хрустел прямо так.

— Мне бы твои зубы! — позавидовала Яга. — А то и настоящего вкуса не чувствуешь.

— Давно бы новые себе отрастила, — отозвался с другого конца Леший. — Уж кому-кому, а тебе стыдно! Или колдовать разучилась?

— Эх, милай, «колдовать», — вздохнула Яга. — А имидж-то я куды дену? Меня и уважать-то перестанут. И не заметит никто.

— Ну тогда и не жалуйся, — мрачно сказал Леший.

— Что-то, Леша, у тебя характер переменился, — заметила Шишига, — в худшую сторону.

— Переменится тут! — проворчал Леший, пряча глаза.

Лешачиха погладила его по голове:

— Он, бедненький, пальчик в розетку сунул! Вот его и тяпнуло!

— А я-то думаю, почему у меня фидер полетел! — всплеснул руками Шлоссер. — Так ведь можно и…

Со стороны улицы послышался шум и крики.

— Открывай, дубина стоеросовая! — кричал кто-то.

— А вот тебе шиш! Накося выкуси! — вопило запорное устройство.

— Я на собрание опаздываю, открой, по-хорошему прошу! — доносился из-за забора приглушенный голос.

— Это Полумраков, — сказал Евстигнеев и пошел открывать.

Скрипнула дверь и тут же захлопнулась. Полумраков взвыл от боли. Мстительный механизм в последний момент чувствительно прищемил ему задницу.

— Задержался! — громогласно заявил Полумраков. — Антонина, понимаешь, воду заставила таскать. Еле убежал! Цистерну без малого напрудил, а ей все мало!..

— Женская душа — загадка, — отозвался Горыныч. — Но, по большому счету, женщины всегда правы, — и посмотрел на Шишигу.

Та мгновенно зарделась, рысьи кисточки у нее на ушах мелко-мелко задрожали.

Полумраков бухнулся на стул, скользнул взглядом по скатерти и недолго думая схватил пирог. Все с напряженным вниманием уставились на него. Полумраков съел пирожок, потянулся за вторым, автоматически откусил и стал прихлебывать чай. Во втором пироге ему попалась косточка, он ее вынул и принялся внимательно разглядывать.

— Лапка какая-то! — сказал он наконец, обведя взглядом друзей.

Все так и грохнули. Особенно веселился Шлоссер.

— Ой! — кричал он, сползая со стула. — Ой уморил! Ой не могу! Хороший пирожок! Качественный!..

Яга обиженно поджала губы, но и она в конце концов не выдержала и фыркнула:

— Подумаешь, лапка!

— Лягушачья! — простонал Горыныч.

Наконец все, кроме Полумракова, успокоились.

— Вы чего ржете? — нахмурился он. — Мало ли что могло в пирог попасть! Я же вижу, что это куриная косточка.

— Товарищи! — тихо, но властно сказал Кощей, и смех за столом утих. — У нас на повестке дня серьезный вопрос. Кстати, а где этот… инопланетянин? Тревожный сигнал поступил именно от него.

— Сейчас подлетит, — сказал Шлоссер и посмотрел на часы. — Будет с минуты на минуту… А вот и он!

Над собравшимися разлилось нежно-золотое сияние, и под звуки песни «Тройка мчится, тройка скачет» в воздухе возник «Запорожец». Но в каком он был виде! Пятна сажи облепили его зеркальные бока. А на дверце красовалась вмятина величиной с кулак.

Все молча разинули рты, а между тем стекло справа опустилось, и в окне показалась зеленая физиономия инопланетянина Кряна.

— Приветствую почтенную публику! — вежливо сказал он. Но Лешачиха не выдержала и закричала:

— Машину-то, машину в сторону отгони! Что ты ее над столом повесил? Не видишь, чай, мусор на стол сыплется. Ты свою таратайку нам еще на голову посади!

Она явно хотела добавить что-то еще, но Кощей коротко глянул, и Лешачиха тут же притихла.

— Десять тысяч извинений! — вскричал Крян. — Но у меня что-то испортилось в рулевом управлении. Если можно, вы меня оттолкните в сторону, а уж машину я сам посажу.

Шлоссер выскочил из-за стола и побежал за багром. Наконец общими усилиями летающий «Запорожец» был водворен на место. Крян не спеша вылез, бросил на заднее сиденье огромные мотоциклетные краги и сходу заявил:

— О, сколь прекрасна ты среди других земель, земля Калиновская! И многими красотами украшена еси!

— Еще как украшена, — хмыкнул Горыныч. — Особенно твоей красотой! — Он посмотрел на Кряна, больше похожего на самодельный конструктор, нежели на гуманоида.

— Правда? — обрадовался Крян.

— Слушай, старина, — Евстигнеев приобнял инопланетянина за плечи и подвел к столу, — не сотрясай воздух. Перекуси чем бог послал и выкладывай. Ты ведь недаром по межгалактической связи звонил?

— Ой, недаром, недаром! — закручинился Крян, беря в руки чашку чая и отправляя в рот кусок сахара.

Все замерли в ожидании. Кощей нервно постукивал пальцами по краешку стола, Шлоссер нервно жевал пирожки с грибным фаршем из мухоморов, Горыныч с трудом сгрыз одну кварковую лепешку, и теперь у него из пасти с каждым выдохом вырывалось короткое фиолетовое пламя.

Наконец Крян допил чай, отставил чашку и вытянулся в струнку, как зеленый стручок.

— Докладываю! — начал он. — Все в порядке последовательности. Я барражировал на малой высоте в районе одной малоприятной планеты в созвездии ХЦ-117. Места там голодные и дикие. Приходилось постоянно уворачиваться от огнедышащих вулканов, метеоритов и пролетающих мимо комет. Мое дежурство подходило к концу, когда я услышал грубую брань, и в следующий момент меня атаковал пиратский космический корабль. Я подвергся обстрелу одновременно из всех видов оружия, включая глюонные пушки, кварковые бомбы и советский зенитный комплекс С-300. Только благодаря удивительной машине товарища Шлоссера я остался жив, хотя и подвергся гипнотическому внушению и телепатическому излучению. Тогда космические бандиты попытались загнать меня в черную дыру, но я сумел увернуться и вот — победоносен!

— И это все? — пожевав губами, осведомилась Яга.

— Увы! — вздохнул Крян. — Движимые местью, наглые бандиты погнались за мной и, хотя сильно отстали в пути, все же обязательно прилетят сюда.

— Ну и пусть прилетают! — легкомысленно сказал Горыныч. — А мы им от ворот поворот. Не выдадим мы тебя, Кряша, не волнуйся! А кстати, чего это они на тебя так взъелись?

— Они меня не любят! — признался Крян, — Я их однажды выследил, и УГОМОН их арестовал. Им дали двести лет космических лагерей, но они сбежали, не отсидев и половины. Вот и злятся!

— Значит, личные счеты, — сказал Кощей. — Ну хорошо. А что такое УГОМОН?

— Универсальный галактический ОМОН, — коротко ответил инопланетянин.

— Значит, надо его еще раз вызвать, — предложил Костя, — и все дела!

— Уже вызвал, — сказал Крян, — они прилетят. Только, боюсь, опоздают. У них как раз лимит на топливо вышел. Конец квартала.

— И все-таки я не понимаю, почему такой шум? — сказал Кощей. — Ну прилетят. Но не будут же они из своих пушек обстреливать чужую планету? Это же… нонсенс!

— Попрошу не выражаться! — вспыхнула Яга Степанидовна, но на нее не обратили внимания.

— Обстреливать, может, и не будут, — раздумчиво сказал Крян, — планета уж больно хороша. Они наверняка захотят продать ее кому-нибудь.

— А нас куда же? — испугалась Шишига.

— Людей они продают отдельно, — вздохнул Крян. — Кого на рабсилу, кого на колбасу.

Несколько минут за столом стояла тишина.

— Черт-те что! — не выдержал Леший. Лешачиха отвесила ему крепкий подзатыльник:

— Не хами!

Леший вобрал голову в плечи и позеленел от стыда.

— Не хочу в рабство! — решительно заявила Шишига и обиженно надула губки.

— Успокойтесь, друзья мои, — сказал Крян. — Никто вас в рабство не возьмет. Разве что на колбасу…

— Да какая же из меня колбаса?! — возмутилась Яга. — Грех-то какой! Я… Я невкусная!

— Позвольте с вами не согласиться, — улыбнулся Крян. — В Галактике с продуктами туго, вы сойдете за первый сорт.

— Это не разговор, — заявил Кощей. — Как можно провести такую операцию в масштабах целой планеты? Многие державы сумеют постоять за себя!

— Минут пять постоят, — мучительно зеленея, сказал Крян, — а потом не будут. Как только пираты стрельнут из глюонной пушки, так все правительства сдадутся. Друзья мои! — Тут Крян расчувствовался и промокнул глаза. — Даю вам слово, что я никогда не буду есть колбасу, приготовленную из вас!

— Ребята! — Костя вскочил со стула, и никто даже не обратил внимания на то, что он назвал их ребятами. — У нас есть камень чудес! Это посильней какой-то там пушки. К тому же у нас есть Шлоссер. Он наверняка что-нибудь придумает. А мы сами? Яга Степанидовна, к примеру, знает много заклинаний.

— Верно! — кивнул Кощей. — Встретим негодяев во всеоружии магии и науки!

— В порошок сотрем! — радостно пообещал Горыныч, потирая лапы.

— У меня меч-кладенец хранится, — сказала Яга, — и шапка-невидимка тоже!

— О! — вдруг воскликнул обычно немногословный рыцарь и обвел друзей огненными очами. — О! — Его железные пальцы сомкнулись на рукояти меча.

— Верно, — поддержал его Горыныч, — настучать им по тыкве!

Шишига с гордостью посмотрела на Горыныча и проворковала:

— Ой, какой смелый! Какой краси-ивый!

Яга похлопала рыцаря по плечу:

— Жалко, что ты у нас один такой железный. Нам бы еще парочку таких парней!

— Ничего, и так справимся, — бухнул Полумраков. — Если врукопашную, то мы их заломаем как нечего делать!

— Ты-то? — усмехнулся Евстигнеев.

— Я! — вскипел Полумраков. — Именно я. Не веришь? Вот смотри!

Он вскочил с места и заметался по двору. Наконец нашел у порога кирпич.

— Стой! — крикнул Шлоссер. — Что ты задумал? Брось!

— Ха! — сказал Полумраков и со всего маху треснул себя кирпичом по голове.

Послышался гул, словно ударили в колокол, кирпич изогнулся, а Полумраков рухнул без чувств.

— Это же спецкирпич! — в отчаянии закричал Шлоссер. — Я его специально подвергал протонной бомбардировке. Он же крепче железа!

— А смотри-ка, — холодно заметил Кощей, — хоть и крепче железа, а все равно согнулся. И в самом деле, крепкий парень!

— Чаво крепкий? — возмутилась Яга. — Убил ведь себя, как есть убил! Ну ничего, милок, сейчас мы тебя вылечим! — Она вскочила из-за стола, подбежала к Полумракову, пошарила руками в траве и тут же сорвала невесть откуда взявшийся мухомор. Разломив его на две части, Степанидовна прижала их к вискам потерпевшего. Половинки мухомора на глазах всосались Полумракову в голову. Он пошевелился и сел на траву.

— Башка гудит! — сообщил он, глядя на друзей.

— Пройдет! — сказала старуха и сунула ему пирожок. — Нат-ко, скушай!

Полумраков автоматически схрумкал пирожок и вскочил на ноги. Посмотрев на изогнутый кирпич, он сказал «ой» и сел к столу.

— Надеюсь, теперь никто не сомневается, что мы победим? — сказал Кощей. — Надо только вовремя среагировать и не допустить, чтобы они нанесли превентивный удар.

— Верно! — крикнул Горыныч. — Пусть попробуют! Мы им покажем примитивный удар! Мы на них Полумракова напустим! Чтобы в бараний рог!

— Вот и посмотрим, каков ты будешь герой, — процедил Кощей. — Однако боюсь, что этим повестка дня не исчерпана… Меня смушает некая нездоровая возня вокруг мифических сокровищ. Недавно в нашем лесу объявились неизвестные. Впрочем, пусть об этом расскажет Лексей!

Леший опасливо посмотрел на супругу и встал с места.

— А чего тут говорить? — начал он, комкая шапку. — Приехали четыре таких мордастых… Один одного страшней, чистые эсэсовцы! Костер запалили, чуть лес не сожгли, рыбу бомбой глушили. А один из ружжа бесперечь пулял! Хотел я их пристыдить, так чуть не застрелили.

— Интересно! — Глаза Кощея с любопытством скользнули по Косте. — А где был в это время наш уважаемый лесник?

Костя покраснел до ушей:

— Я… Я отчет составлял.

— А ты на него не зыркай! — вступилась за Костю Степанидовна. — Он один. За всем не уследит! Мы-то на что, народное ополчение? Я вот тоже одного молодца с ружьем утихомирила. Он Потапычу чуть глаз не вырвал!

— А я видел аквалангистов в реке, — насилу выдавил из себя Костя. — Это что же получается?

Кощей выдержал паузу.

— Молодо-зелено! — сказал он, переходя на покровительственный тон. — Думаю, что это одна и та же банда. Потому я и заговорил о сокровищах Тридевятого царства. Чувствую, что наплачемся мы от этих любителей приключений!

— А это уж, батюшка, позволь я возьму на себя, — сказала Яга. — Я их так ущучу! Уж они у меня попляшут!

— Может, их лесным чертям отдать? — предложил Горыныч, переходя на шепот и оглядываясь. — И нам проще, и им достаток!

— Цыц! — гаркнула Яга. — Злодейства не потерплю. Я их и так уем! Убегут — только пятки дымиться будут!

— Хорошо, — сказал Кощей. — Будем считать это генеральной репетицией перед встречей с пиратами.

Чаепитие закончилось на закате. Кощей в пояс поклонился хозяину и попросил пару французских книг.

— Приятно видеть человека, разумеющего столь прекрасный язык, — сказал он смущенному Шлоссеру, к которому эти книжки попали неизвестно как. — Правда, этот язык несколько отличается от того, которым я владел когда-то, — продолжил Кощей, — но читать можно.

— Вы были во Франции? — с детским изумлением спросил Костя.

— У меня там были некоторые финансовые дела, — уклончиво ответил Кощей, — но это дело прошлое.

— Ох уж и прошлое! — скривилась Яга. — А кто каждый месяц летает на совещания ОПЕК? Не верь ему, Костюшка, как был он барыга-олигарх, так им и остался!

— Ну подумаешь, немного нефти, — пожал плечами Кощей.

— А Де Бирс! — не унималась бабка. — Кому Де Бирс в ножки кланяется? А Билл Гейтс, твой племянничек, на чьих деньгах распух? Да разве все перечислишь? Молчи уж!

— Все это для спортивного интереса, — заявил ничуть не смущенный Кощей. — Мое главное занятие — это наука и философия. Я, если хотите знать, истинный марксист. Где-то даже ленинец!

Получив книги, он бережно завернул их в шелковый лоскут, взявшийся невесть откуда, и с равнодушием опытного фокусника спрятал немалый сверток в нагрудный карман.

— Однако пора, — сказал он скучающим голосом. — У меня еще дракон не поен и не выгулян.

Он отошел в сторонку и топнул ногой. Тотчас поверхность двора заходила волнами, вспучилась, и из черной глубины вынырнул великолепный тонконогий скакун. Его бока, без единого светлого пятнышка, лоснились и блестели. Кощей легко запрыгнул в седло, махнул рукой и направил коня прямо к воротам.

— Подождите, я открою! — крикнул Шлоссер, но конь с ходу перемахнул через ограду и мгновенно скрылся с глаз.

Полумраков защелкнул отвалившуюся челюсть, а Евстигнеев выразил общее мнение:

— Силен старик!

— Силен-то силен, — проворчала Яга, — да больно покрасоваться любит!

— Точно! — подхватил Горыныч. — Трюк-то заезженный, вон Копперфилд еще и не то делает. Однако мы и впрямь засиделись.

— Ах ты мой голодненький, — пропела Шишига. — А я как раз приготовила сегодня сладкое да сочное!

Горыныч до того смутился, что даже не смог как следует расправить крылья. Галантно подхватив Шишигу под мышки, он бестолково мотнулся в сторону, налетел на поленницу, развалил ее и только тогда взлетел.

Шишига от испуга мгновенно потеряла сознание и повисла как тряпка. Сделав над домом круг, Горыныч прокричал что-то невнятное и заскользил по направлению к лесу.

— А где моя ступа? — хватилась Яга. — Только что тут была! Неужто кто спер? — Она уставилась на Шлоссера, но тот лишь развел руками. Все принялись искать ступу, только Крян продолжал сидеть на месте и давать советы:

— А может, она в сарае? Нет? А в силосную яму заглядывали?..

Наконец ступа нашлась. Оказывается, на ней как раз Крян и сидел.

— Извиняюсь! — сказал инопланетянин. — Готов возместить…

— Да чего уж! — отмахнулась Яга.

Бандиты мрачно сидели за столом. В комнату с кухни доносились странные запахи. То есть запахи были вроде съестные, но вызвать аппетит они могли разве что у свиньи Авдотьи. И, безусловно, вызывали, потому что со двора доносились отвратительный визг и хрюканье.

— Сейчас, голубушка, сейчас, солнышко! — томным, грудным голосом произнесла бабка. — Только вот этих оглоедов накормлю и тебе вынесу. Эй, гвардия! — высунулась она из кухни. — Долго сидеть будете? Подходи по одному!

Парни переглянулись.

— Шеф, ты первый, — не выдержал Колян. — Иди, мы следом.

Эдик провел рукой по голове и ощутил вмятины, оставшиеся от когтей четвероногой птицы.

— Пошли, — сказал он, — некогда рассиживаться! — И первый двинулся на кухню.

— А вот и квартиранты мои дорогие, — фальшиво проворковала Маланья, помахивая в воздухе здоровенным черпаком. — Давайте-ка столоваться! А то ведь мне некогда, вон Авдотья с ума сходит, жрать просит. — Она щедро зачерпнула из огромной двухведерной бадьи и плеснула в миску.

— Это что, нам? — Эдик даже присел от удивления.

— А кому же еще? Знамо, вам! — широко ухмыльнулась Маланья и снова как-то недобро покачала огромным черпаком. Черпак был толстый, железный, на деревянной ручке.

— Мы это… Такого не едим! — твердо заявил Эдик.

— Вот как? — Старуха уперла руки в бока. — А что же вы хотите?

— Ну это… Колбасу, окорок там, пельмени…

— Колбасу? Окорок? — Старуха побагровела и, взяв черпак наперевес, двинулась вперед. — Ишь какие умные! Да я свинье таких вещей не даю! А уж как я ее люблю, голубушку! В общем, так: не хотите — ходите голодные. А я-то, дура, старалась угодить! Я уж и рыбьих голов положила, и капустного листа, и очисток картофельных!

Эдик почувствовал, как в желудке что-то отчаянно пискнуло и сжалось.

— Шеф, — прошептал Серый, — может, пожрем, а? С утра ничего не ели! А потом в магазин сходим, колбаски купим.

— У тебя что, деньги остались? — сверкнул глазами шеф.

— Я думал, у тебя есть, — смутился Серый.

— Вы за деньги не переживайте, — смягчилась Маланья, — они теперя в надежном месте. Вот. А вам дай бог отсюда ноги унести целыми да невредимыми!

Бандиты еще раз переглянулись и поморщились. Наконец каждый получил по миске баланды и по деревянной ложке.

— Компот будет потом, — сказала старуха.

Шеф поводил у себя в миске ложкой и зажмурился. Даже на первый, самый беглый взгляд он сумел различить селедочную голову, половину Нечищеной картофелины, капустную кочерыжку и притопленную корочку черного хлеба.

Не разлепляя глаз, он зачерпнул ложку баланды и поднес ее ко рту. Команда испуганно наблюдала за ним. Съев ложку, Эдик неожиданно облизнулся и кивнул головой:

— Нормально, пацаны! Навались!

Команда дружно застучала ложками.

Бабка Маланья выглянула из кухни и довольно прищурилась. Через минуту она принесла четыре граненых стакана с компотом. Компот был мутного чайного цвета и почему-то тоже пах селедкой. На дне каждого стакана лежало нечто до неузнаваемости разварившееся и желеобразное.

— Ништяк, пацаны! — сказал Эдик, выхлебав компот. — Бывало и хуже.

Шеф, конечно, заливал. Хуже и гаже у него в жизни не бывало. Даже в КПЗ кормили куда пристойнее.

— Главное — не шуметь, — зашептал он. — Дело такое, что надо все по тихой. Потерпим, братцы!

— Потерпим, — закивали в ответ пацаны. После бабкиного обеда вид у них был несколько обескураженный.

— Сейчас мы пройдем по селу, — сказал Эдик, — присмотримся, что тут к чему. Может, этого… Лисиницина найдем? И вообще, я скажу — здесь места непуганые, работать можно.

Осоловелые от бабкиных помоев братки вылезли из-за стола и направились к двери.

— Куда?!

На кухонном пороге возникла Маланья.

— Ты это, бабуля, не шуми, — набычился Эдик, — здесь твоего петуха нет. Я ведь и рассердиться могу! О!

Эдик изумленно сказал «О!» и вытянулся в струнку, потому что, бесцеремонно отпихнув бабку в сторону, вкоридор вышел проклятый четвероногий петух.

— Ко?! — спросил он, гневно наклонив голову.

— Ко-ко! — тихо сказал Эдик. — Ко! Куда коко? — Последнее он произнес совсем тихо.

— Кудах-тах-тах, — презрительно бросил петух и посмотрел на хозяйку.

— Тихо, Сема, — сказала бабка, — не балуй! А вы тоже, если задумали прогуляться, так не задерживайтесь, ясно?

— Ко-ко! — автоматически ответил Эдик, но тут же поправился: — Мы на часок. Осмотримся и придем.

— Только к заводу не ходите, — предупредила хозяйка, — там обезьян живет. Заест на фиг или башку снесёт!

«Какой еще обезьян?» — хотел было спросить Эдик, но вовремя прикусил язык и вежливо ответил:

— Гадом буду, не пойдем!

Вытирая на ходу пот, братаны вывалились на улицу.

— Надо же, — скривился Колян, — петуха дома держит!

— Он у нее заместо собаки, — пояснил Эдик, — я про такие вещи слышал. Злобный, сволочь! Ну ладно, всё равно я до него доберусь!

Они пошли по улице, ведущей к Дому культуры.

— Посмотрим, как здешнее чмо тусуется, — осклабился повеселевший Эдик, — может, тряхнем кого, тогда в магаз заглянем!

По дороге им попались двое мальчишек. Они остановились и с изумлением уставились на братков.

— Ну че, мелюзга, крутых пацанов не зырили? — не выдержал Серый.

— Не-а! — сказал Петя Васечкин.

— Дядя, а дядя, — скромно подал голос другой, — а чего это у вас на спине сопля висит?

— Что? Где?! — взвизгнул Серый и закрутился на месте. — Че врете, бакланы?! — завопил он через минуту, но ребят уже и след простыл.

— Погодь! — сказал Эдик, невольно отстраняясь от Серого. — У тебя и в самом деле что-то такое… Фу!

— Это птичка, птичка! — заржал Толян.

— Иди, замывайся, — строго сказал шеф. — Западло с обгаженным по улице гулять!

Серый побежал к колодцу. Набрав целую бадью воды, он запустил туда волосатую лапу, но был остановлен истошным криком:

— Ты что делаешь, свинья?

Серый вздрогнул и закрутил головой.

— Куды смотришь, идол? — снова услышал он. — Протри зенки, здеся я! — Голос доносился откуда-то сверху.

Бандит поднял голову и, к своему неописуемому ужасу, увидел Ягу, сидящую в ступе. Яга зависла аккурат над ним.

— Что творишь? — грозно повторила Степанидовна и взмахнула метлой, с концов которой посыпались золотые искры. Серый понял, что погиб. Ноги приросли к земле, руки налились свинцом, в голове загудело.

— Я по-по-мы-ы-ыться хотел! — проблеял он паскудным козлиным голосом.

— Здесь люди для питья воду берут, а он помыться хотел! — прищурилась страшная Яга. — Речки мало! Ужо тебе! — Она взмахнула помелом, бадья с водой грациозно поднялась в воздух, перевернулась и с грохотом наделась Серому на башку.

Парень рухнул на колени и замер. Однако время шло, а на помощь к нему не спешили.

— Шеф, — застонал Серый, пытаясь стащить бадью с головы, — помоги-и!

Однако ни шеф, ни Толян с Коляном не спешили на выручку своему другану. Все вышеименованные сидели в кустах и тряслись от страха.

Наконец Серый услышал тяжелые шаги. Кто-то подошел к колодцу и удивленно замер. Незнакомец постучал пальцем в дно бадьи и спросил:

— Эй, ты чего? Спятил, что ли?

— Попить хотел! — соврал Серый первое, что пришло ему в голову. — Я наклонился, а она наделась!

— Однако, — озадаченно пробормотал незнакомец. — Стало быть, жажда замучила?

— Ага, — сказал Серый, судорожно сглатывая слюну. — Совсем замучила!

— Ладно, сейчас помогу.

Незнакомец подвел Серого к колодцу и приказал:

— Ты держись за сруб, а я стану тянуть!

— Бу-бу-бу! — неразборчиво ответил Серый из бадьи и уперся руками в скользкие бревна.

Незнакомец потянул.

— Туго сидит! — сказал он озадаченно. — Что же делать-то? Попробую ещё раз рвануть.

И он рванул. С оглушительным чмоком лысая голова выскочила из бадьи. В позвоночнике у Серого что-то пискнуло, хрустнуло, он не выдержал и упал на четвереньки. А когда поднялся, ему показалось, что он стал словно бы выше. Покрутив головой, Серый посмотрел на незнакомца, а тот уставился на него.

— Что-то у тебя, брат, шея такая длинная? — удивился незнакомец. — Ну прямо как у гуся!

— Что? — Серый принялся испуганно ощупывать шею. — Кхе-кхе! — закашлялся он, глядя на незнакомца слезящимися глазами. — Разве длинная?

— Длинней не бывает, — твердо сказал незнакомец. — На твоем месте я бы обратился к врачу, может, это какая-нибудь болезнь?

В этот момент из кустов шумно вылезли братки и тоже как один уставились на кореша.

— Мать моя! — прошептал Эдик и даже присел. — Что с тобой, Серый?

— Вот это шея! — залился смехом Толян. — Вот это да! Ты теперь как жираф, ха-ха-ха! Ты ее узлом завязывать можешь!

— Чего ржешь? — рассердился Колян. — Дело хреновое, он же ласты сейчас завернет, с такой шеей.

Серый заметался по улице:

— К врачу бежать надо!

— Не суетись, братишка, — Эдик покровительственно приобнял его, — само пройдет! У меня тоже такое было, — соврал он, — ну вытянули немножко…

— Ни фига себе немножко! — фыркнул Толян и тут же получил от шефа увесистый подзатыльник.

— Захлопни пасть!

— Все-все! Уже захлопнул! — ответил Толян, испуганно вращая глазами. Один Колян молчал и кривил губы.

— Как же мне теперь жить, шеф? — захныкал Серый.

— Все путем, Серый. — Эдик похлопал его по спине. — Сказал же — пройдет. Значит, кранты!

Они пошли дальше. Теперь Серый был выше всех на целую голову. Постепенно он оживился, а когда друзья проходили мимо забора, за которым зрела вишня, Серый без помощи рук, одними губами сумел полакомиться спелыми ягодами. Толян ему немедленно позавидовал:

— Надо же! Везет жирафам!

Вскоре они свернули на смежную улицу. Эдик остановился у калитки, возле которой стоял мужичина, перепачканный в глине, и таращил на братков горящие глаза. Это был скульптор-экскаваторщик Агафонов.

Эдик на всякий случай сделал шаг назад и осторожно осведомился:

— Слышь, зема, — тут Эдик невольно отвел глаза в сторону, — где Лисипицин живет?

— Об чем речь? — как-то нехорошо обрадовался мужик. — Заходи, все скажу. А заодно кое-что покажу!

— Э, э! — испугался Эдик. — Ты че, маньяк, в натуре? Че ты мне покажешь? Ну че, че? — На всякий случай он оглянулся на братков, толпящихся неподалеку.

— Скульптуру покажу! — радостно доложил Агафонов. — Новую! Обалдеете, пару минут всего. — Тут его взгляд упал на Серого, и Агафонов прямо-таки загорелся:

— Какой типаж! Какая экспрессия! А вы откуда?

— Тебе-то что? — нахмурились бандиты. — Много знать для жизни опасно.

— А вы не со звезды? — спросил вдруг Агафонов, не отрывая взгляда от Серого.

— С какой такой звезды? — обиделся Эдик. — Ты вообще-то фильтруй базар. А то покажем тебе звезду!

— Какую? — наивно заинтересовался Агафонов. — Я их много знаю! Например, Альдебаран…

— Сам ты баран! — разозлился Эдик. — Ты че, не вкурил, с кем базаришь?

— Не-а! — честно признался скульптор.

— Мы конкретные пацаны, — высунулся Колян, — а ты нам лажу гонишь!

Агафонов ничего на это не ответил, он жадными глазами разглядывал Серого и вдруг спросил:

— А можно я его увековечу?

— Чего? — опешили братки. — Ты чего лепишь-то?

— Нетленку, — простодушно отозвался Агафонов.

Бандиты переглянулись.

— Наверное, ненормальный, — зашептал Колян, оттаскивая Эдика в сторону. — Может, он сначала говорит, а потом кусаться начнет?

— Точняк! — согласился Эдик. — Все путем! Сейчас я его успокою.

Он снова подошел к Агафонову и осторожно улыбнулся:

— Все в порядке, мужик, все нормально, да? Ты, брат, ничего такого не думай. Мы просто гуляем, да? Отдыхать вот приехали. Хотели с Лисипициным пересечься, давно не видались!

Агафонов чутко уловил перемену в настроении братков и понял, что заманить их к себе не удастся. Он вздохнул:

— Сейчас объясню. Значит, так. Сейчас идете прямо, потом свернете налево. Там развилка. Потом направо, потом еще раз направо и прямо. Там переулок, но до конца не идите — тупик. Лучше как увидите в заборе дыру, так и лезьте в нее и выйдете, куда надо.

— Ты все запомнил? — спросил Эдик, повернувшись в Коляну.

— А чего тут запоминать? — легкомысленно отмахнулся тот. — Направо-налево, налево-направо, а потом тупик. И в дыру!

— Во! — сказал шеф. — Это самое главное — дыра. Про дыру не забыть! А ты, Серый, по верхам зырь, ты у нас теперя заместо впередсмотрящего, ха-ха-ха!

Серый насупился, тяжело задышал, но тем не менее послушно вытянул шею. Вскоре они дошли до развилки.

— Куда теперь? — спросил шеф.

— Налево! — сказал Колян, у которого все уже успело выветрится из головы.

— Не, направо, — возразил Толян, — точно говорю — направо!

— А может, прямо? — возразил Серый. — Там вон груши растут, бессемянка, сладкие!

При упоминании о грушах у бандитов заурчало в животе.

— Потом, пацаны, — сказал Эдик, — надо дело делать! — и шумно сглотнул слюну.

— Тогда направо, — сказал Толян.

— Нет, налево! — заупрямился Колян.

— Направо!

— Налево!

— Заткнитесь, дебилы! — рявкнул Эдик. — Где право, где лево?

Парни замерли, растерянно переглядываясь.

— Ну? — грозно набычился шеф.

Колян посмотрел на свои руки.

— Вот право, — сказал он, неуверенно пошевелив левой рукой.

— Ха-ха! — заржал Серый. — Ну деревня! Не знают, где право, где лево!

— А ты знаешь? — нахмурился шеф. — Знаешь, так скажи!

Серый почесал в затылке, но тут же вышел из положения:

— А мне все равно! Я обеими руками одинаково работаю.

— Ну и работай, а жрешь-то ты какой?

— Вот этой, — подумав, сказал Серый.

— Так это ж левая, левая! — завопил Толян.

— Значит, я левша, — нашелся Серый.

— Все, пацаны, — не выдержал Эдик, — идем, куда я скажу, — и повернул направо.

Через несколько минут шеф понял, что заблудился в зеленых переулочках, но не подал виду. В конце концов они действительно оказались в тупичке.

— Что я говорил! — торжествующе прохрипел Эдик, вытирая со лба пот. — Вот тупик. А вот дыра! Полезли, полезли!

И они полезли в чужой сад.

Сад был запущенный и дикий. Огромные яблони поднимались высоко в небо. Правда, две стояли отдельно и между ними был натянут гамак. Это был сад Евстигнеева, но знать об этом братки конечно же не могли.

— Пацаны! — завороженно прошептал Серый. — А это что? — Он ткнул пальцем в натянутый между яблонями гамак.

— Чур я первый! — обрадовался Толян.

— Заткнись! — сказал Эдик. — Сначала я, а там разбирайтесь, как хотите.

И Эдик, поджав ноги, завалился в гамак, который в общем-то был не гамаком, а катапультой. Как раз перед тем, как пойти к Шлоссеру, Евстигнеев взвел ее, чтобы избавиться от пары старых швеллеров, но события закрутились, и Евстигнеев про свою катапульту начисто забыл.

Итак, Эдик завалился в гамак. Под его весом спусковая скоба вышла из гнезда, и эластичные резиновые жгуты молниеносно сжались, посылая тяжелый груз по направлению к свалке.

Братки же увидели нечто невероятное: гамак вдруг свистнул, как натянутая тетива, и шеф с тоскливым воем взвился в знойное небо.

— А-а-а! — заорал Эдик, потому что слов, способных выразить ужас, который он испытал, не было ни в одном языке Земли. Он осознал, что летит, а еще через пару секунд был атакован стаей ворон, принявшей Эдика за сову-переростка. Теперь все его внимание переключилось на злобных птиц, одна из которых ухитрилась клюнуть его прямо в нос.

— Убью! — прорычал Эдик и шлепнулся прямо в корыто с раствором.

Работяги проявили явную халатность, но именно она спасла шефу жизнь. Строители, замесив раствор, удалились на перекур, который плавно перетек в распив. Поэтому никто не видел, как из корыта тяжело поднялся человек, с ног до головы облепленный раствором.

Отплевываясь и фыркая, он сделал несколько шагов и застыл, увидев перед собой табличку: «Завод пластмассовых изделий».

«Вот оно!» — понял Эдик, не обращая внимания на схватывающийся раствор. Он тут же вспомнил разговор с братком, у которого они отняли золотую монету. Тот с самого начала что-то говорил про завод.

Эдик промедлил всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы замечательный калиновский раствор схватился на нем, как броня. Он попытался пошевелить рукой и не смог. Он попробовал шагнуть, но ноги не слушались.

«Ерунда, — подумал Эдик, — сейчас кто-нибудь придет и отколотит!»

Однако прежде чем появились строители, ему пришлось простоять минут двадцать.

Вначале работяги не обратили на Эдика внимания, а сразу же подошли к корыту с раствором.

— Мать моя женщина! — ахнул один из них и схватился за голову. — Застыл раствор!

— А ты чем думал-то?! — обозлился второй. — Чего теперь делать?..

— Отколачивать надо, мужики! — отозвался третий.

— А может, завтра? — предложил первый. — Ну его!

— Точно, завтра! — обрадовались строители. — Домой пора!

— Хр-р-р! — подал голос Эдик, пытаясь привлечь к себе внимание. И привлек. Работяги как один повернулись к нему.

— Смотри-ка, статуя! — обрадовался тот, что пришел первым.

— Это Агафонов смастачил! — уверенно сказал второй. — Вот здорово, как настоящий!

— А помнишь, он тебя лепил, а получилась обезьяна? — вспомнил третий. В следующую минуту строители подняли головы и уставились на козырек перед входом.

— Болтай поменьше, — прошептал первый, — а то обезьян вылезет!

— Он днем спит, — сказал второй, и они снова уставились на козырек.

— Хр-р-р! — закряхтел Эдик, чувствуя, как цементный панцирь сжимает его все туже.

— Пойдем отсюда, — сказал первый, — статуя какая-то ненормальная!

Стараясь не оглядываться, строители быстро покинули площадку.

А в это время Серый, Колян и Толян метались по саду в поисках Эдика.

— Шеф, ты где? — кричал Серый.

— Ау! — звал Толян.

— А может, он того, смылся по тихой? — предположил Колян, и друзья замерли, осененные неожиданной мыслью.

— Ты думаешь…

— Я ничего никогда не думаю, — сердито отрезал Колян. — Вот вижу: был шеф, и не стало его!..

— Он на небо улетел, — уверенно сказал Серый.

— Ха-ха-ха! — зло рассмеялся Колян. — Тоже мне, нашел святого!

— А я видел, — заупрямился Серый.

— Молчи, жираф! — рявкнул Колян, теряя остатки терпения. — Без тебя тошно… Шеф, ау!

— Погодите, — сказал Толян, — он, наверное, за забором. Его этот гамак заплюнул куда подальше, точно вам говорю!

— А подальше — это куда?

— Да вон туда, — ткнул пальцем Толян. — Пошли скорей, а то шеф небось уже рвет и мечет!

Прямиком, через заборы и огороды, они двинулись в том направлении, куда улетел шеф. Через двадцать минут взмокшие и растрепанные братки стояли возле завода.

— Ну и где шеф? — спросил Серый, оглядываясь по сторонам.

— А вон! — сказал Колян, указывая на хрипящую статую.

— Ты что, тупой? — терпеливо возразил Серый. — Это же статуй. Ты видишь, что он белый!

— А чего же он хрипит? — возразил Колян. — Может, шеф того… от испуга побелел? Такое бывает.

Колян подошел к Эдику и осмотрел его со всех сторон.

— Майка его, шорты тоже. Он!

— Шеф! — тихонько позвал Толян, глядя в красные, мученические глаза статуи.

— Хр-р-р! — запел свою песню Эдик.

— Ну вот! А я что говорил! — горделиво приосанился Колян. — Пошли домой, шеф!

Эдик напрягся что есть силы, дернулся и упал плашмя. От удара цементная скорлупа раскололась, и братки бросились поднимать шефа на ноги. Наконец он поднялся, потряс головой, выколупнул кусок штукатурки из уха и зарычал:

— Это кто, сволочи, меня так подставил? Кто подлянку кинул, я спрашиваю?!

— Шеф, это не мы! — затрясся Серый.

— Знаю, — смягчился Эдик. — Все равно найду гада, он у меня полетает! Отвечаю!

Он повернулся к заводу и неожиданно с умным видом произнес:

— Однако нет худа без добра. Вот, пацаны, то, что мы ищем! Надо теперь только Лисипицина откопать. Без него — никак.

— Найдем, шеф, — сказал Колян. — Он наверняка где-нибудь рядом.

В это время на крыше показалась лохматая башка.

— Смотри-ка, — удивился Серый, — мужик!

— Работяга, — отмахнулся шеф. — Кровлю небось ремонтирует.

Тут надо сказать, что Эдик сильно ошибался. На крыше была обезьяна. А вышло так… Когда Лисипицин был директором завода, он с помощью импортного колдуна нашел заброшенный вход в Тридевятое царство. Царство оказалось большое, а главное — богатое.

Лисипицин недолго думая стал сплавлять туда пластмассовые изделия, оплату же требовать золотом и драгоценными камнями. А чтобы никто к заводу и близко не подошел, поставил охрану из братков.

Один из них вел себя настолько скверно и нагло, что Костя при помощи камня чудес превратил его в обезьяну. А Яга наложила свое заклятие, и стала обезьяна жить на крыше и сторожить завод от непрошеных — на ее, конечно, взгляд — гостей.

Обезьяне бросали корм, а она в ответ кидалась камнями. Такая вышла история. К обезьяне быстро привыкли и перестали удивляться. Зато и без особой нужды к заводу не подходили.

— Эй, мужик! — крикнул Эдик, обращаясь к обезьяньей голове. — Где тут Лисипицин живет?

— А ху-ху не хо-хо? — изрекла обезьяна, размахивая длинными волосатыми лапами.

— Фильтруй базар, фраер! — возмутился Серега. — Не то схлопочешь по самое некуда!

Но обезьяна подпрыгнула, затем изогнулась и показала браткам неприличную часть тела.

— Уррр! — оскалилась она. — Ху! Хо!

— Ну ты сейчас получишь! — вскипел Эдик. — Колян, дай ему в глаз!

— Щас, пацаны, только подсадите на козырек! — обрадовался Колян. Он подскочил к козырьку и оказался в опасной близости от стены. Обезьяна только этого и ждала. Тяжелое надкушенное яблоко с хрустом ударило Коляна по макушке и раскололось надвое.

— Вай! — взвизгнул Колян с кавказским акцентом и бросился бежать, но в это время второй огрызок угодил ему меж лопаток. — Уя! — Колян споткнулся и рухнул в пыль.

— Ты че, баклан! — заорал Эдик и тут же с хрустом сомкнул челюсти.

Следующий огрызок угодил ему прямо в рот. С трудом прожевав кислое яблоко, отплевываясь от семечек, шеф поднял кверху полные слез глаза и погрозил кулаком. И тут увидел в обезьяньей руке обломок кирпича.

— Все-все, уходим, — сказал он, пятясь задом. — Но мы еще вернемся и побазарим, блинн!

Шурх! Обломок кирпича прошуршал буквально в сантиметре от бугристого черепа бандита. Братки бросились бежать.

Запыхавшись, они остановились возле небольшого двухэтажного дома. У калитки стоял рыжий мужичок в косоворотке и смазных сапогах. Его козлиная бородка задорно вздернулась вверх, а глаза сверкали каким-то бесовским любопытством. В руках у мужичка была здоровенная метла.

Эдик остановился напротив него и некоторое время переводил дыхание. Наконец он огляделся — не видно ли какой-нибудь новой каверзы — и только тогда спросил:

— Земеля, подскажи, как Лисипицина найти?

Глаза мужичка вспыхнули еще ярче.

— А зачем он вам? — поинтересовался он.

— Да надо привет от одного конкретного пацана передать, — пояснил Эдик.

— Что за пацан? — насторожился незнакомец, и его хитрые глазки опасно прищурились.

— А твое какое дело? — огрызнулся Эдик. — Ты че, всех пацанов знаешь, да?

— Не всех, но кое-кого знаю, — сказал мужичок, испытующе глядя на бандита.

Эдик подошел к незнакомцу вплотную. Ему очень хотелось по-свойски разъяснить этой деревенщине, кто такие конкретные пацаны, но что-то во взгляде мужичка заставило его сбавить обороты, и он просто недовольно сказал:

— Не хочешь говорить, так и скажи!

— Да ладно! — усмехнулся незнакомец. — Знаю я, о ком вы говорите. Кислый, да?

— Точняк! — удивился Эдик. — А ты откуда знаешь? Догадался?

— Ага, — сказал незнакомец. — Лисипицин — это я!

Эдик хотел сказать, что-то вроде: а зачем ты нам мозги целый час компостировал? Или чего лапшу на уши вешал? Но почувствовал вдруг дикую усталость и только махнул рукой.

— Ну что ж… Пойдем поговорим! — предложил Лисипицин и, оглянувшись, открыл калитку.

Они устроились за столом в беседке.

— Значит, говоришь, Кислый привет передавал? — Лисипицин снова усмехнулся. — Как он? Жив еще?

— Да так, — пожал плечами Эдик, — не очень.

— Я так и думал. Кислый всегда был дураком. — Лисипицин забарабанил пальцами по столу. — Ну а вам-то что от меня нужно?

Эдик на секунду замялся, но затем решительно полез в карман и вытащил золотую монету.

— Вот!

Пальцы у Лисипицина предательски дрогнули, он так и впился в монету взглядом, но в руки ее не взял.

— Что это? — Его хитрющая физиономия излучала искреннее непонимание.

— Рыжевье! — процедил Эдик. — Я знаю, что оно отсюда. А ты этим делом занимался!

— Все! — Лисипицин поднялся со скамьи. — До свидания! Я с сумасшедшими не разговариваю.

— Двадцать процентов, командир! Все будет чисто, отвечаю.

— Сейчас я спущу собаку! — пообещал Лисипицин.

— Тридцать процентов! — взмолился Эдик.

— Вон! — холодно повторил Лисипицин, указав бандитам на дверь.

— Сорок! — едва не плача от жадности, простонал Эдик.

Лисипицин ненадолго задумался.

— Семьдесят! — твердо заявил он, не спуская с братков глаз.

— Что?! Это грабеж! Это… это… — Эдик не находил слов.

Некоторое время он беззвучно шевелил губами, под конец схватился за сердце и, с трудом ворочая языком, проговорил:

— Пятьдесят!

— Семьдесят! — упрямо повторил Лисипицин. — Иначе потрудитесь очистить помещение.

— Очистим без проблем! — подал голос Толян. — Это в легкую! У тебя тут и мусора немного. А что, прям сейчас?..

— Заткнись, идиот! — рявкнул шеф и тяжело кивнул головой:

— Согласен!

Лисипицин сел и снова застучал пальцами по столу, испытующе глядя на парней.

— Только, чур, не светиться! Вы у кого остановились?

— У Маланьи, — с дрожью в голосе сказал Эдик.

— Это хорошо, — кивнул Лисипицин. — У Маланьи не попляшешь.

— Она… петуха четвероногого держит! — неожиданно пожаловался Эдик и провел рукой по черепу.

Лисипицин еле заметно усмехнулся.

— Знаю, — сказал он. — Считай, что вам еще повезло. Она бабка нормальная, в чужие дела не суется, но и разгуляться не даст.

— Ох не даст! — горестно покачал головой Серый.

— А ты вообще молчи, — нахмурился Эдик. — Тебе слова не давали. Кормит она… неважно. Что свинье, то и себе.

— Ты хотел сказать — вам! — засмеялся Лисипицин. — С нее станется! Жадная она, но для нашего дела — самое то! Я с ней поговорю. А пока — терпите. И вообще… Вам надо сказаться дачниками. Мол, приехали к тетке отдохнуть. Ну это я беру на себя. Самое главное — ведите себя мирно, тихо. Вы, я вижу, уже и подраться успели, в грязи где-то извалялись… непорядок.

— Мы не хотели, — проворчал Эдик. — Откуда мы знали, что у вас село сумасшедшее?

— Не сумасшедшее, а необычное, — поправил его Лисипицин. — Ну да это ничего. Скоро привыкнете. Только мой вам совет: с главным механиком не заедайтесь, у него робот живет, Гаврила… — Тут взгляд Лисипицина подернулся темной болотной ряской, а руки невольно потянулись к затылку. — Он все время с палкой ходит и дерется больно…

— Ладно, учтем! — кивнул Эдик. — Когда начнем операцию?

— Экие вы шустрые, — сморщился Лисипицин. — Сначала все обкумекаем, а потом решим. Проблема в заводе. Тут подход нужен. Опять же, обезьян проклятый на крыше живет.

— Это тот, который огрызками пуляется?

— А что, уже познакомились? — хмыкнул Лисипицин. — Да, есть такое дело. Может и кирпичом зазвездить! — И он снова притронулся к своей макушке.

«Тоже, видать, доставалось! — злорадно подумал Эдик. — Так ему и надо! Не мне же одному!»

— Так это обезьян? — изумился Серый. — То-то я вижу, больно рожа знакомая!

Лисипицин критически посмотрел на парня и неожиданно спросил:

— А что у тебя с шеей?

— Ничего! — испугался Серый. — А чего?

— Такой шеи не бывает, — твердо заявил Лисипицин. — Значит, уже успели вытянуть.

— Это ему ведьма пролетная бадью на уши надела, — оскалился Толян. — А когда бадью стаскивали, шея-то и подлиннела!

— Укоротить бы ее тебе, — зловеще произнес Лисипицин, — чтобы в глаза не бросалась, — тут же поправился он. — Но это дело наживное. Есть тут у нас один хирург. Правда, бывший, его за пьянство выгнали. Но руки — золотые! Я с ним поговорю. Будешь человеком. А так ведь жираф, да и только! Как домой-то вернешься?

На глазах у Серого выступили слезы. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Эдик опередил его:

— Не бойся! Если надо будет, отрежем и обратно присобачим!

— Не хочу, — чуть слышно прошептал Серый.

— А тебя никто и не спросит! — осклабился шеф.

— Все! — сказал Лисипицин и встал из-за стола. — Завтра придете к обеду. Нет, после обеда. Не будем Маланью злить. Да и я как раз закончу село подметать.

— А ты что, село подметаешь? — ахнули бандиты.

— Ну да, — пожал плечами Лисипицин. И как ни в чем не бывало добавил: — Я сейчас — дворник.

У Шлоссера было шумно. Поврежденную дверь «Запорожца» сняли, и Гаврила с увлечением рихтовал помятый в битве металл. Сначала он прицеливался фасеточным глазом, а потом наносил сразу серию ударов. В этот момент молоточек в его руке словно растворялся в воздухе. Работа продвигалась быстро. Саму машину Шлоссер загнал на эстакаду.

Он напевал, отвинчивая блок управления. Евстигнеев с Полумраковым осматривали эфирозаборник, Костя и инопланетянин Крян были на подхвате.

— Что я говорил! — донесся из кабины голос Шлоссера. — В порядке блок управления, только проводок отлетел. Ну мы его сейчас поставим на место и припаяем. Вот так!

Через минуту поставили дверь, и Шлоссер отбежал в сторону, чтобы окинуть машину придирчивым взглядом.

— Все путем! — сказал он, довольно потирая руки. — Теперь бы камень наш, так сказать, чудес! Восстановить непроницаемость и герметичность. Костя, он у тебя?

— У меня, — отозвался Евстигнеев, — дома остался.

— Это несерьезно, — сказал Шлоссер.

— Потаскай его с собой, — нахмурился Евстигнеев. — Знаешь, как он щиплется? Аж искры из штанов летят! Что я, фейерверк ходячий?

— Давайте я сбегаю, — сказал Костя, — одна нога здесь, другая — там!

— Только не задерживайся, — согласился Евстигнеев, — нам еще Кряна сватать.

— Ой! — сказал Крян, от смущения переходя на инопланетный акцент. — Я есть смущенный, когда влюбленный, такой красивый баба, мне много-много стыдно есть!

— Ты, главное, не тушуйся, — усмехнулся Шлоссер. — Если не понравится, другую найдем. У нас их навалом!

— Все, побежал! — сказал Костя и второпях едва не наступил на Антуана.

— Кошмар! — завопил кот, роняя только что прикуренную сигарету. Она упала, рассыпая золотые искры. — Всю шкуру истоптал, слон ходячий!

— А ты что на дороге залег, как партизан? — рассердился Костя. — Хорошо, еще цел остался.

— Какой позор на бедные седины! — заорал Антуан, но тут же поправился: — На бедные рыжины! Пихнуть меня лаптёй дремучего детины! Я требую себе за это колбасы.

Неожиданно Антуан притих — видно, заметил, что Гаврила как-то очень уж нехорошо на него посматривает.

— Но-но! — сказал кот. — Ты, микрочип на ножках, ты не того!.. Потише! — Он пробормотал что-то еще, но Костя был уже за калиткой. Интеллектуальный замок захлопнулся за ним с каким-то особым остервенением.

Костя перебежал дорогу, свернул в переулок и на полном ходу врезался в угрюмую компанию из четырех здоровенных парней.

— В-вау! — взвыл один из них и запрыгал на правой ноге. — Ой, больно! Всю мозоль отдавил, гнида, змей! Ох! Ух!

— Хлюп-хлюп-хлюп! — зашмыгал носом другой. — Ты, жмей, вешь нош мне башкой швернуй!

Костя отскочил от парней как ужаленный и пробормотал:

— Извините, ребята, я нечаянно!

— За нечаянно бьют отчаянно! — крикнул удивительно длинношеий детина, которому досталось меньше всех. — Берем его, пацаны!

Однако тот, которому отдавили мозоль, перестал наконец плясать и вытер слезы.

— Тихо, Серый, остынь. — Он внимательно посмотрел на Костю, но, очевидно, не узнал. — Мы потом пересечемся. Стрелку забьем на фиг!

— Ладно, — сказал Костя, — забивайте чего хотите. Я же сказал — нечаянно!

— Шеф, а можно я ему в лоб дам? — попросил тот, которому не повезло с носом.

— Дай, — сказал Эдик, — разрешаю. Но только один раз.

— Держись, земеля! — предупредил Толян и, размахнувшись, нанес сильнейший боковой. Костя едва успел присесть, и кулак Толяна сочно вмазался в физиономию шефа.

— Квак! — сказал шеф негромко и улегся на песок.

Костя немедленно вскочил на ноги. Рядом стоял Толян и с удивлением рассматривал свой кулак. Притихший Эдик лежал на тропинке.

— Идиоты! — выкрикнул Костя и торопливым шагом направился к евстигнеевскому дому.

— Ну все, пацан, — донеслось до него, — ты сам подписался!

«Что это за парни? — думал Костя. — Откуда взялись на нашу голову? Постой-ка! Да ведь один из них был сегодня у директора. Его медведь тяпнул! Значит, это те самые бандиты? Ну и дела!»

Он быстро прошел в калитку, нашел под половичком ключ и отпер дверь. Камень чудес лежал в ящичке стола и осторожно поблескивал. Костя посмотрел на ящичек, который вдруг стал необыкновенно красивым и тяжелым, и понял, что камень превратил деревянную вещь в золотую. Наверное, для поддержки собственного имиджа.

Он взял камень чудес и сунул его в карман. Камень сердито фыркнул, очевидно, возмущенный бесцеремонностью, и Костя невольно подпрыгнул. Из кармана посыпались искры.

В это время в дверь постучали. Костя открыл и увидел на пороге соседку Евстигнеева, Жульетту.

— А я думаю, кто это в доме у моего соседа шурует? — заговорщицки подмигнула она. — А это, значит, ты? Воруем потихоньку, да?

— Жульетта… — Костя от возмущения забыл ее отчество. Старуха осклабилась еще больше:

— Кому Жульетта, а кому Джульетта Христофоровна! Да ты не смущайся. Грабь! А я погляжу.

— Да вы что такое говорите-то?! — Костя покраснел до корней волос — я по делу забегал. Мы… Мы один инструмент забыли.

— Ага! — кивнула ядовитая соседка. — Я так и думала. Деньги-то все спер? Нет? Так ты не тушуйся, еще пошуруй!

— Это бред! — сказал Костя. — Придет Евстигнеев, спросите у него.

— А чего ж ты так торопишься, если бред? — не отставала Жульетта. — Извели милиционера, так, значит, все можно? А теперь, может, я за него!

— За участкового? — усмехнулся Костя.

— За общественный порядок, — строго сказала Жульетта. — Я теперь — ух! Всех на чистую воду повыведу. Так что смотри у меня! А пока иди. Но ты под подозрением.

Костя вытер пот со лба и тряхнул очумелой головой. Что это на бабку накатило?

— Постойте, — сказал он, — вы же астрономией увлекались?

— Астрономия — это хобби, — сказала Жульетта, подняв кверху изогнутый палец, — а порядок — это долг!

Костя пошел к калитке, сопровождаемый взглядами Жульетты и ее козы Марианны, которая просунула голову сквозь забор и нахально усмехалась. Неожиданно она заблеяла и снесла яйцо.

— Ох ты, батюшки мои! — засуетилась старуха. — Вот и снова отстаралась, второе уж за день, несушка ты моя!

Костя, не поворачиваясь, бросился вон из калитки.

«Знают ли те, кто меня сюда посылал, — подумал он, — что здесь творится такое? Или все-таки не знают? Но почему-то научные дяди сюда особенно не едут. Впрочем, я догадываюсь почему. Легче сделать вид, что ничего особенного не существует. Стоп. Так, может, от меня и требуется именно это? Чтобы я написал, в конце концов, в отчете, что все здесь в порядке и никаких чудес в помине нет?»

Он внимательно огляделся, чтобы не нарваться на компанию братков, и поспешил к Шлоссеру. Через калитку заходить не стал, а перемахнул через забор.

— Ворюга! — тут же очнулся от спячки запорный механизм. — Грабят! На запчасти растаскива-ают! Лови! Держи! Вяжи!

— Заткнись, шалашовка! — рявкнул Костя, поднимаясь на ноги и отдирая от себя колючки. — Ой, как больно!..

Навстречу ему уже спешил Шлоссер.

— Ты через забор? — деловито спросил он. — Правильный выбор. Но неверное место. Здесь у меня металлолом свален. Без ноги мог остаться. Ну пойдем, заждались уже.

Они поспешили к машине.

— Вот она, красавица! — любовно сказал Евстигнеев. — Сейчас мы ее усовершенствуем. Какие качества закажем?

— Нужно, чтобы скорость была хорошая, — сказал инопланетянин, наверняка вспомнив, как он удирал он космических пиратов. — Чтобы — чик! И на месте.

— Абсолютная защита от вредных воздействий, — напомнил Полумраков, — ну излучения там всякие…

— Поля нехорошие, — подсказал Евстигнеев.

— И если астероидом шваркнет, чтобы ни одной царапины не было, — закончил Семеныч. — Все, действуй!

Костя вынул из кармана камень чудес, зажал его в руке и, зажмурившись, выкрикнул пожелание. Сверкнула ослепительная молния, а следом грянул гром, да такой, что у Кости подогнулись коленки. Воздух на мгновение потемнел и сгустился, а на небе стали видны звезды. Повеяло страшным холодом. Друзья испуганно огляделись.

Деревья вокруг стояли в серебристом инее. Кран с водой оброс ледяной шубой, кот Антуан прыгал на задних лапах и отчаянно дул на передние. Видать, тоже прихватило.

— А где «Запорожец»-то? — неожиданно спросил Полумраков.

Летающей машины не было.

— Братцы! — крикнул Евстигнеев. — Машину увели! Пока мы тут чикались, кто-то ее спер!

— Не суетись, — сказал Шлоссер, — если ее не видно, это еще не факт, что сперли! Мы чего заказывали, помнишь? Защиту от всех воздействий! А свет — это воздействие. Ее просто не видно, вот и все.

— Ну и как мы ее найдем?

— А очень просто, — сказал Семеныч и пошел вперед, растопырив руки. Через секунду он обо что-то щёлкнулся лбом и радостно воскликнул: — Вот она! Что я говорил-то? Тут, голубушка!

— Что ж мы ее, так и будем на ощупь искать? — недовольно проворчал Полумраков. — Она хоть бы подмигивала иногда!

Вслед за этими словами раздался щелчок, из камня чудес вылетела короткая молния и ударила в летающий «Запорожец». Все ахнули. Машина и в самом деле стала подмигивать: с интервалом в секунду она то становилась прозрачной, то вспыхивала фиолетовым светом.

— Ну вот, еще хлеще, — возмутился Полумраков, — теперь у меня в глазах рябит!

— Порябит и перестанет, — сказал Костя недовольным голосом. — Подумаешь!

— А вот и не перестанет, — пожаловался Полумраков, — от этого мельтешения в мозгах все дрожит.

— Подрожит и пройдет, — все тем же тоном возразил Костя, склоняясь над камнем чудес и что-то шепча. Наконец ему удалось придать машине облик полупрозрачного облачка.

— Красота какая! — ахнул Евстигнеев. — Выходит, теперь как на облаке кататься можно!

— Кому можно, а кому нельзя, — отозвался Костя.

— Эй! — Евстигнеев уставился на него с удивлением. — Ты чего разворчался? Может, не тот пирожок съел?

— Да не разворчался я, — пожал плечами Костя, — настроение испортили.

— Жульетта? — прищурился Евстигнеев. — Угадал? За домом сечет?

— Сечет, — вздохнул Костя. — Но Жульетта — это так… Ерунда. Я же ее знаю. Тут какие-то типы появились. Четверо. Ну одного еще медведь в лесу укусил. Бандиты натуральные!

— Жертва Потапыча? — усмехнулся Евстигнеев. — Как же, как же! Ему сегодня лошадиную дозу сыворотки ввели. Надька потом его искала, да не нашла. Она вакцины перепутала. Вместо бешенства влупила ему от малярии, что ли.

— И что теперь будет? — заинтересовался Полумраков, злорадно сверкнув глазами.

— Да ничего особенного. Подергается немного и пройдет. Доза-то лошадиная, а вакцина для хрюшек.

— Значит, не от малярии, — сказал Костя, — свиньи малярией не болеют.

— Точно, — сказал Евстигнеев, — от ящура. Надька сказала, что после такой дозы у него, значит, аллергия пойдет. Колотун, короче. А ты-то с ними чего не поладил?

Костя рассказал.

— Ерунда, — отмахнулся Шлоссер, — стоит из-за таких пустяков расстраиваться? Ну а если они захотят счеты сводить, мы на них Гаврилу натравим!

Гаврила был в другом конце сада, но услышал свое имя и прибежал.

— Я есть Гаврила! Я есть радостный! Работа тум-тум! Сахарок хрум-хрум!

— Вот тебе сахарок, — сказал Шлоссер, протягивая Гавриле кусочек. — Надо врагам народа по кумполу настучать. Сможешь?

— Гаврила хороший! — затрепетал бывший инопланетянин. — Гаврила любит стучать плохой башка! Много башка — много сахарок!

— Вот видишь, — сказал Евстигнеев, — если что, Гаврила поможет. Против него не попрешь!

Инопланетянин счастливо улыбался, развалив безгубую пасть.

До дома Маланьи Эдик со товарищи добрались без особых приключений. Была, конечно, неприятность — на улице на них налетел местный пацан. Шефу отдавили мозоль, а Коляну расшибли нос. Это-то еще ничего, но кто-то въехал Эдику в челюсть, и он никак не мог припомнить кто.

По всему выходило, что это тот самый парень и есть. Братки на этот счет отмалчивались и отводили глаза.

— Ладно, — сказал Эдик, — посчитаемся. Я его запомнил. У меня знаешь какая память? Фотоаппарат! Раз увидел, и все. Кранты!

Братки деликатно покашливали и кивали головами: мол, конечно, а как же иначе?

Во дворе компанию встретил четвероногий петух. Увидев жуткую птицу, шеф вытянулся в струнку и замер.

— Ко? — спросил петух, требовательно глядя на братков.

Парни разинули рты, боясь пошевелиться.

— Шеф, он чего? — прошептал Серый.

— Ты че выступаешь? — набычился Эдик. — Козел пернатый! Мы тут живем, понял? Ща по клюву настучу!

— Кудак-так-так! — грозно выругался петух, и братки вздрогнули, как от удара электрическим током.

— Шеф, может, ты побазаришь с ним? — предложил Колян. — У тебя получается! А то эта… домой не пройти!

— Я с петухами не базарю. Сам базарь! — процедил Эдик. — У меня от его когтей до сих пор череп сморщенный. Ну вперед! Кому сказал?!

Колян напрягся, побагровел и смущенно оглянулся.

— Ну-у? — злобно поторопил его Эдик.

— Ага! Сейчас. Вот. Ко-о! Ко-ко-ко, — кокетливым голосом пропел Колян.

Петух насторожился.

— Ко-ко-ко… — продолжал заливаться Колян.

Петух потряс башкой и обошел парня кругом, словно не веря своим глазам.

— Куд-кудак? — спросил он, заглянув Коляну в глаза ошарашенным взглядом.

— Квох-квох-квох! — осмелел Колян, вдохновленный первым успехом. — Кво-ох! — повторил он и для убедительности захлопал руками по бедрам.

Петух попятился, затем тяжело осел в пыль и в ужасе закрыл голову крыльями.

— Здорово ты его! — возликовали братаны. — Надо же, как уболтал!

Шеф подозрительно посмотрел на Коляна:

— С каких это пор ты с петухами общий язык находишь?

— Шеф, не в том смысле! — испугался Колян.

— Ну-ну. Посмотрим, — процедил Эдик и первым вошел в избу.

Запах разваренных селедочных голов обрушился на него, как цунами. Эдик непроизвольно глотнул воздух и попятился назад, но сзади уже напирали.

Маланья стояла на пороге кухни, многообещающе помахивая половником, и улыбалась.

— Пришли, соколики! А я и ужин сготовила! Голодные небось? По глазам вижу, что голодные! А уж грязные… И кто вас так обтоптал?

— Никто! — буркнул шеф. — У вас тут обезьян с крыши пуляется!

— Ах вон что! — облегченно сказала Маланья. — А я-то было подумала… Значит, попали-таки под горячую лапу? А не ходи где не велено! Я предупреждала.

— Больше не будем, — пообещал Эдик, вспомнив наставления Лисипицина.

— Вот и не надо. А сейчас переодеваться и кушать. В темпе!

Парни умылись и почувствовали себя значительно лучше. После ужина настроение совсем поднялось, и Эдик вспомнил, что у главного механика есть летающая тарелка.

«Мне бы такую, — подумал он. — У Гиви вертолет, а у меня была бы тарелочка! Надо потолковать с этим лохом. Зачем она ему?»

— Ну друзья мои, — сказал Шлоссер, вытирая руки промасленной ветошью, — давайте мыться, ужинать и пойдем к Матильде. Слова словами, а традиции надо уважать! Просватаем как миленького!

— Я домой, — отказался Полумраков, — уже поздно. Моя там небось икру мечет.

— Смотря какую икру, — раздумчиво изрек Евстигнеев. — Если осетровую, то все не съедай, оставь нам.

— Какие мы остроумные! — озлился Полумраков. — Может, махнемся, а? Поживешь у меня недельку?

— Хватит трепаться, — сказал Шлоссер, — все всё понимают. Антонина, конечно, не сахар, но ты не беспокойся, я сам с ней поговорю.

— Ох и стесняюсь я, — снова заканючил Крян. — Она такая красавица, а меня по сравнению с ней и не видно!

— Ерунда, — сказал Евстигнеев и хлопнул его по спине. — Ты мужик что надо! А на наших харчах быстро веснаберешь. Она тебя будет салом кормить.

— Сало — это вкусно, — сразу же размечтался Крян. — я кушал, мне нравится!

— Тогда в чем дело? Прекрасная женщина, вкусное сало — что еще нужно настоящему мужчине?

— Сахарок, — добавил Крян, — сахарок!

— Будет тебе и сахарок, — пообещал Шлоссер, — это не проблема.

— Ребята, а может, вы без меня сходите, — опять захныкал Полумраков, — у Антонины на меня зуб!

— Отпустим ребенка? — предложил Евстигнеев. — А то как бы действительно не того…

— Ладно, — махнул рукой Шлоссер, — сами управимся. Иди.

Вместе с Полумраковым ушел и Костя, торопившийся засветло успеть в сторожку. Бродить по калиновскому лесу ночью было жутковато — запросто можно нарваться на какого-нибудь оголодавшего упыря. Конечно, справиться с ним несложно: дал по морде и пошел себе дальше, но кому нужны лишние проблемы? Что же касается Евстигнеева, Шлоссера и Кряна, то они быстренько навели марафет: Шлоссер надел добротный костюм, Кряна вырядили в спецназовский, совсем новенький комбинезон, один Евстигнеев остался в своих неизменных джинсах, заявив, что и так сойдет.

Матильда жила на окраине. Это была дородная старуха двухметрового роста с юношеским пушком над верхней губой. Именно дородность, а особенно пушок пленили Кряна и наполнили его пятикамерное сердце неземной любовью.

Матильде инопланетянин тоже приглянулся. Правда, она поначалу сомневалась, но соседка ей сказала:

— Ты не смотри, что он зеленый, зато не алкаш. И вон какой длинный! Если ты его откормишь, мужик будет хоть куда!

И Матильда перестала колебаться.

По дороге Евстигнеев несколько раз останавливался, чтобы переложить камень чудес из одного кармана в другой. Он уже жалел, что взял у Кости волшебную вещь, но обстоятельства заставляли это сделать.

Сначала по привычке он сунул камень в карман брюк, и тот сразу подозрительно оттопырился и время от времени начинал шевелиться.

Наконец Шлоссер не выдержал.

— Ты хоть газетой загородись, а то ведь неправильно поймут! — сердито буркнул он.

— Ерунда, — сказал Евстигнеев, — Люське — насос понравится, а остальные не заметят!

После этих слов камень принялся искрить и щипаться электричеством. Евстигнеев поневоле пустился в пляс и еле-еле сумел переложить его в карман рубашки. Там камень наконец успокоился.

Старухи сидели на лавочке и дружно щелкали семечки. От этого в воздухе стоял непрерывный шелест, словно неподалеку приземлилось небольшое облачко саранчи.

Увидев приближающихся гостей, бабки разом спрятали семечки и заговорили о литературе.

— Ты Толстого знала? — поинтересовалась одна.

— А как же! — ответила Матильда. — Только никакой он не был толстой. Так себе, очень даже средний мужичонка, вот Достоевский, тот действительно был толстой!

— Все ты путаешь! — возмутилась третья. — Достоевский еще худее был. Кожа да кости. Идет, бывало, бороденкой трясет, а у самого глаза мутные, чуть зазеваешься, а он тебя цоп за задницу!

— Так то не Достоевский, — отмахнулась Матильда, — это Васька Кудыкин, он грузчиком работал, а потом уехал на Север. Завербовался.

Евстигнеев откашлялся.

— Здравствуйте, гости дорогие! — проворковала одна из старух. — С чем пожаловали?

Матильда тоже хотела что-то добавить, но смутилась и прикрылась платочком.

— Мы заезжие купцы, — торжественно начал Евстигнеев, — у вас есть товар, а у нас — покупатель!

— Ах ты батюшки! — всплеснула руками Матильда. — Раз такое дело — прошу в избу, поговорим о цене.

Она довольно быстро спроворила чай и, немного поколебавшись, выставила бутылку настойки. В бутылке плавали светло-фиолетовые хлопья неизвестного происхождения, а сама жидкость смутно напоминала об уроках химии в неполной средней школе.

— Заветная! — сказала старуха, с жалостью посмотрев на бутылку.

— Ветхозаветная, — поправил ее Евстигнеев, трепеща от одной мысли, что ему придется пробовать этот состав на вкус.

Подумав немного и почесав квадратный подбородок, Матильда шмякнула на стол шмат сала килограмма на полтора, отмахнула от него несколько увесистых ломтей, подрезала хлеба и навалила все это на тарелку.

При виде сала Крян непроизвольно дернулся и сложил тонкие лягушиные губы в дудочку. Все расселись вокруг стола. Старухи с интересом уставились на гостей, и у Евстигнеева от этих взглядов отчаянно зачесалась спина.

«Выкатили зенки! — подумал он с неожиданной неприязнью. — Тоже мне, концерт нашли! Однако надо начинать…»

— Итак! — рявкнул Евстигнеев, и бабки едва не попадали на пол. — Мы пришли к вам с миром! — Он простер руку над Матильдой, и старуха непроизвольно щелкнула челюстью.

«Что я говорю?! — с ужасом подумал Евстигнеев. — Что несу? Не то надо, не так!»

Нужно было выпутываться, и Евстигнеев выпутался. Не обращая внимания на оторопевшего Шлоссера, он продолжил:

— Хотим ныне укрепить мы дружбу между двумя мирами, двумя, так сказать, Вселенными, и предлагаем нашего дорогого гостя и друга в мужья нашей Матильде! Вот он, жених! Мужчина в полном расцвете сил!

— Точно так! — мягко подтвердил мелко трясущийся от волнения Крян. — Я есть многообразный специалист и крепко-сильный организм! Ты такой мягкий, теплый и красивый! Я тоже хочу так!

Услышав такое своеобразное признание, старуха расчувствовалась и даже слегка прослезилась.

— Куды мне! — махнула она рукой. — Стара я, уж и годов не считано, и силы не те! Вчера вон картошки-скороспелки накопала мешок, так еле доперла. А идти-то всего ничего, верст пять, не больше, да и картошки было всего шестьдесят кило…

— Я тебе сильно помогать! — Крян вскочил и преданно стукнул себя кулаком в грудь. С потолка посыпалась мелкая известковая пыль. За стеной, в сарае, испуганно закудахтали куры.

— Ахти, какой грозный! — прошептала одна из старух и мелко перекрестилась. — Ты уж, Матильдушка, лучше выходи за него, а то как бы чего не вышло!

— Да уж! — вставил свое слово Шлоссер. — У меня прямое распоряжение от Захар Игнатьича! — И он помахал в воздухе сложенной вчетверо бумажкой. Старухи разом притихли.

— Ну если так… — начала Матильда. — А, ладно, была не была! — Она разом отодвинула в сторону посуду и поставила руку локтем на стол. — Если перетянешь, выйду!

— Армреслинг! — холодно констатировал Евстигнеев. — Ну, Кряша, не подведи!

Крян уселся напротив, и старуха сгребла своей дланью маленькую лапку инопланетянина. Было похоже, что она зажала в руке несколько кленовых листьев.

— Начали! — скомандовал Шлоссер, и на руках у Матильды взбугрились чудовищные мышцы.

— Я должен сделать что? — осведомился инопланетянин. — Не пускать или повалить?

— Повалить, естественно, — пожал плечами Шлоссер, — тут ничья не нужна.

Матильда навалилась на руку Кряна всем телом, и дубовый стол стал потрескивать.

— Элегантно не есть побеждать мадам, — изрек инопланетянин, — но если закон, тогда — вот! — И он без всяких усилий припечатал руку Матильды к столу.

— Победил, победил! — захлопали в ладоши бабки. — Теперь женись!

— Да ладно уж! — пробормотала разрумянившаяся Матильда. — Я согласна. Может, по рюмочке?

— Ни в коем случае! — замахал руками Евстигнеев. — Теперь вам кольца нужны. Прошу всех закрыть глаза, сейчас будет сюрприз!

Бабки дружно зажмурились, Евстигнеев выхватил камень и гаркнул:

— Всем кольца по размеру!

Полыхнул неяркий золотистый свет, окружающие ахнули. У всех присутствующих на всех пальцах, включая и пальцы ног, сверкали золотые кольца.

— Идиот! — прошипел Шлоссер. — Когда работаешь с камнем, нужны точные формулировки!

— Это подарки от инопланетного разума! — нашелся Евстигнеев и, улыбнувшись в сторону оторопевшей невесты, добавил: — Объявляю вас мужем и женой!

— Официальная запись состоится в сельсовете в любое удобное для вас время, — добавил Шлоссер. — А нам пора, и так уж засиделись.

Друзья пошли к выходу. Крян тоже потянулся было за ними, но Матильда поймала его за рукав:

— А ты куда? Поможешь посуду вымыть. Или нет. Я вымою сама, а ты вот вынеси-ка поросятам. — И она вручила новобрачному здоровенную бадью, прикрытую чугунной крышкой.

— Вот и кончилась холостяцкая жизнь Кряна! — сказал Евстигнеев, выходя на воздух.

— Может, ему только этого и надо, — пожал плечами Шлоссер. — Глядишь, остепенится, а там определим голубчика на работу!

Таким образом, судьба инопланетянина была решена. А когда на небо высыпали первые звезды, в переулке показалась кургузая фигура Эдика. На нем был просторный спортивный костюм, который делал бандита похожим на пингвина-переростка. Эдик шел настороженно, стараясь держаться в тени. Это было довольно трудно, потому что изо всех окон на улицу лился яркий свет, горели фонари, а на лавочках возле домов сидели тесные компании.

Порой где-то в глубине двора вспыхивали сигаретные огоньки и, описав в воздухе замысловатые кривые, замирали. Эдик искал дом главного механика и шел, руководствуясь чутьем. Он был уверен, что оно его никогда не подведет. Время от времени Эдик принюхивался, настороженно озирался и двигался дальше. Братков он оставил дома, чтобы не испортили важного дела, а сам потихоньку смылся, сказав, что идет на рекогносцировку.

Братки не знали, что означает это страшное слово, но сделали вид, что понимают, и важно закивали головами. Даже Серый кивнул, хотя ему из-за длинношеести этого бы делать не следовало. В результате он громко стукнулся лбом об столешницу и злобно заплакал.

— Где-то здесь, — шептал Эдик, — где-то рядом! Я чую… — На самом деле он чуял запах подгорелых шкварок из кухонного окна Полумракова — и шел как по азимуту, пуская длинные слюни.

— Доброго здоровьица! — послышался вдруг утробный бас, и Эдик увидел прямо перед собой мужичка в шапке-ушанке и в детской цигейковой шубе. Впрочем, мужичонка и сам был невелик ростом и доходил Эдику только до пояса. У шибздика была пшеничная, лопатой, борода, хитрющий вид и горящие глазки.

«Вовремя недомерок попался, — вяло подумал Эдик, — сейчас я у него спрошу…»

— Мне это… главный механик нужен, — сообщил браток, — ищу я его!

Коротышка скорчил испуганную гримасу и зашептал:

— А зачем он тебе, не к ночи будь помянут? Не советую! Мужик он лихой, чистый черт! Если кто ночью ему попадется, домой к себе тащит! Экспериментирует! Страсть! У нас половина села из-за него по фазе сдвинулась, а у другой половины крыша съехала, вот!

— А что, нормальных совсем нет? — спросил Эдик, уловив в словах мужичка некую несообразность.

— Нету! — зашептал коротышка. — Кто нормальный остался, так прячется, в подполе сидит, а кто и в леса подался, да. Потому как Шлоссер если увидит, что нормальный идет, так он его сразу к себе и там начинает в мозгах копошиться, проводки вставляет, антенны разные… Да ты разве не в курсе? Ай-яй-яй!

— Как же быть-то? — автоматически спросил Эдик.

— Как быть, как быть. К нормальным итить! Мало их, но есть! Я вот, например! — Мужичок осклабился, гордо выпятив грудь и задрав кверху пушистую бороду. - И окромя есть. Ты, чтобы в уме не повредиться, с нами дружбу води!

В мозгу Эдика что-то щелкнуло и коротнуло, словно перегорел какой-то предохранитель. Эдик обалдело уставился на карлика:

— А ты это… То есть вы поможете мне одно дело провернуть? Отвечаю, в долгу не останусь!

— Поможем! — ухмыльнулся мужичок, для убедительности добавив: — Век Эллады не видать!

Эдик удивился было такой фразе, но тут из темноты вынырнуло еще несколько таких же малышей. Они уставились на братка красными немигающими глазами. Завидев такую компанию, Эдик хотел было задать стрекача, но ноги его словно приросли к земле, а сам он помимо своей воли пробормотал.

— Рад познакомиться. Эдик!

— Шмыга! — ухмыльнулся первый коротышка.

— Гига, — сказал другой.

— Фига! — подмигнул третий.

— А меня зовут Барыга! — сообщил четвертый мужичок и, ухватив Эдика за штаны, поволок его к реке.

— Я не хочу-у! — выдавил из себя бандит, шагая походкой робота.

— Захочешь! — хихикнул кто-то.

— Не бойся, мы тебя развлечем, — пообещал Барыга, продолжая тащить Эдика.

— Век не забудешь! — подхватил Гига.

Как назло, улица впереди была пуста, и вскоре они оказались возле завода. Эдик похолодел. Над козырьком показалась голова обезьяны и испугано ойкнула. Барыга погрозил голове кулаком и втолкнул Эдика в какую-то подсобку. Вспыхнул слабый электрический свет.

— Вот мы и на месте! — сказали мужички, устраиваясь вокруг замызганного стола. — Присаживайся, в ногах правды нет.

— А где она есть, правда-то? — захихикал Шмыга.

— Правда в картах, — весомо произнес Барыга и вытащил из кармана засаленную колоду. — Перекинемся?

— Давай! — хриплым голосом сказал Эдик, чувствуя, что утратил всякую способность сопротивляться течению событий.

— На деньги, — прищурился Барыга.

— У меня нет… — растерялся Эдик, похлопав себя по карманам.

— Есть, есть! — пропищал Гига. — В кармане у него золотой! Давай, не жадничай, не по-пацански это!

Обалдевший Эдик вытащил из кармана золотую монету.

— Это дело! — сказал Барыга и извлек точно такую же. — Моя ставка.

— И моя! — сказал Шмыга, также швырнув монетку. Гига и Фига тоже извлекли по золотому.

— Сдавай!

Шмыга, лукаво подмигивая и ухмыляясь, быстро сдал карты.

— А во что играем-то? — просипел Эдик.

— В очко! — заявил Барыга и принялся считать. — Двадцать одно! — сказал он, победно оглядевшись.

— Двадцать, — грустно сказал Шмыга.

— Девятнадцать, — вздохнул Фига.

Все поглядели на Эдика. Эдик раскрыл карты.

— Одиннадцать… — сказал он севшим голосом.

— Бывает! — похлопал его по плечу Барыга. — Еще конок?

— Денег нет, — пожал плечами Эдик и беспомощно огляделся.

— А мы в долг поверим! Поверим, пацаны? Под запись, а?..

— Поверим! — закивали головами карлики.

Барыга извлек откуда-то авторучку и листок бумаги.

— Распишись, чтобы все было по правилам.

Эдик тупо повиновался, и игра началась.

Братку сразу повезло. Он выиграл кучку золотых, поставил снова и снова выиграл.

— А он везучий! — захихикал Шмыга.

Эдик выиграл в третий раз. Дрожащими руками он пересчитал золотые. Ставки все время удваивались, и потому кучка стала весьма внушительной.

— На все! — зажмурившись, сказал Эдик. — Кто будет сдавать?

— Ты и сдавай, — ухмыльнулся Барыга. Эдик медленно сдал карты.

— Двадцать одно! — объявил Гига и выложил карты на стол.

Эдик заглянул в свои и похолодел. У него было всего пятнадцать очков. Он раскрыл рот.

— Можешь взять еще одну, — любезно предложил Барыга.

— Но это же против правил! — возмутился Гига.

— Заткнись, пусть возьмет.

Все замерли. Наступила тишина. Эдик вынул дрожащими руками карту и раскрыл ее. Туз червей!

— Перебор! — захохотали мужики. — Ерунда, не расстраивайся. Бывает! Еще конок?

Сыграли еще кон. И еще… После очередного кона Эдик посмотрел на листок со своим долгом и начал медленно сползать со стула.

— Чего это он, мужики? — снова захихикал Шмыга. — Может, потерял чего?

Эдика водрузили на место.

— Ну что, отыгрываться будешь? — спросил Барыга. — Или как? Расплатиться бы надо!

— Сколько это… — спросил Эдик, заплетающимся языком. — По курсу…

— Да сущие пустяки, — махнул рукой Барыга, — сто штук зеленых! Ну для тебя-то это пустяк!

— Сто штук? Зеленых?! — повторил Эдик и снова попытался потерять сознание. — Это нечестно!

— Нечестно?! — Барыга неожиданно вскочил на стол и сунул под нос Эдику бумажку. — Подпись твоя? Твоя! Не найдешь деньги, пеняй на себя!

— В порошок разотрем! — потянулись к нему руки.

— С костями съедим!

— Голову отрежем! Отдадим на съедение Горынычу! Зальем ноги цементом и сбросим с моста в Калиновку!..

Эдик увидел перед собой горящие как уголья глаза, торчащие бороды, скрюченные пальцы… Утробно ойкнув, он вскочил на ноги, перепрыгнул через стол и рванулся к двери.

— Сроку тебе — три дня! — донеслось до него. — Иначе смотри!..

Выскочив на улицу, Эдик помчался, не разбирая дороги. Он бежал, охваченный древним иррациональным ужасом, пока не ткнулся носом в чью-то широкую грудь. Отскочив, хотел было снова продолжить свой путь, обрастая по дороге новыми страхами, но тут, к своему счастью, поднял глаза и увидел невозмутимого Евстигнеева, а рядом с ним человека с пиратской бородкой, высокого и худого как жердь.

— Ай-ва-вай! — сказал Эдик, подпрыгивая и тыча пальцем назад. — Авав! Вав, ававав!

— Это что это с тобой? — нахмурился Евстигнеев. — Неужели укол так подействовал? Или все-таки Потапыч? Вот видишь, — повернулся он к Шлоссеру, — человека утром укусил медведь, а к вечеру он уже спятил. И никакая медицина не помогла!

— Да не спятил я! — наконец-то отдышался Эдик. — На меня напали! Какие-то мужики! Маленькие такие, а ухватистые! Играть заставили в карты. Еле вырвался, во!

— Маленькие? — прищурился Шлоссер. — Бородатые такие?

— Во-во! — закивал головой Эдик. — Они! Бомжи какие-то!

— Э, нет, — сказал Шлоссер, покачав головой, — не бомжи! Это домовые из пластмассового цеха. И много ты им проиграл?

— Сто штук баксов! — как на духу признался Эдик.

— Приличная сумма. А расписку давал?

— Давал!

— Плохо дело. Значит, придется отдавать…

— А если закосить?

— Карточный долг — дело серьезное, — заметил Шлоссер, — а заводские домовые — парни лихие. Им ведь закон не писан! Где хочешь достанут и с костями съедят.

— Как это? — не поверил Эдик. — Так не бывает!

— Ну не в буквальном смысле, конечно. Разорят. По миру пустят. Удачу отнимут, и вообще… Да у тебя ж деньги есть, отдай — и все дела.

— Сто тонн баксов! — ужаснулся Эдик — Откуда я их возьму?

— Ну не знаю, — пожал плечами Шлоссер. — Дело твое. Играть не надо было.

— Они меня заставили! — застонал Эдик. — Гипнозом, век свободы не видать!

— Это недоказуемо, — вмешался Евстигнеев. — И в конце концов, не так уж велика сумма. Ты здесь надолго? Ну так, может, повезет: клад найдешь! Здесь с древних времен кладов знаешь сколько зарыто? Не сосчитать!

— Ты человека с пути не сбивай! — строго сказал Шлоссер. Он внимательно посмотрел на Эдика и покачал головой. — Не видишь, парня всего трясет. Нака, хлебни! — И он протянул плоскую фляжку.

— Спирт? — с надеждой спросил Эдик.

— Ха! — сказал Шлоссер. — Буду я с собой спирт таскать! Тут кое-что получше. «Громовержец»! Настойка особого назначения. Пей, только дыхание держи.

Эдик выхватил из рук Шлоссера фляжку, в три глотка осушил ее… и тут же застыл как изваяние. Шлоссер взял у него фляжку.

— Ишь как забрало! — позавидовал Евстигнеев. — Помню, первый раз меня тоже хорошо проняло. Эй, расслабься! — Он ткнул пальцем окаменевшего Эдика.

— Ке-кере-ке-ке! — произнес Эдик, не разжимая челюстей.

Внезапно глаза его вспыхнули беловатым огнем, волосы под майкой зашевелились и встали дыбом, отчего шеф сразу потолстел. Попытались встать дыбом волосы и на голове, но, поскольку Эдик был брит наголо, зашевелились только корни волос, отчего по лысине пошли волны наподобие цунами.

— Привилось, — добродушно сказал Шлоссер, наблюдавший за Эдиком. — Сейчас отпустит…

И в самом деле. Через минуту Эдик расслабился и глубоко вздохнул.

— Вот это да! — сказал он. — Крепкая вещь! Забористая. Наверное, двойной перегонки?

— Ни капли спирта, — строго сказал Евстигнеев. — Чистое растительное сырье!

— Значит — дурь, — убежденно заявил Эдик. — Травка! Я так и подумал!

— Он решил, что это наркотик, — улыбнулся Шюссер.

— Вижу, — кивнул Евстигнеев и, повернувшись к Эдику, сказал: — Это не наркота. Это что-то вроде кофе или чая. Бодрит. Прочищает мозги. Тонизирует…

— Точняк! — воскликнул Эдик. — Все прочистило! Вместе с мозгами! Здорово-то как!

— Вот теперь ступай домой, — сказал Шлоссер, — и больше домовым не попадайся, не то совсем пропадешь.

— Мне не домой надо, — неожиданно вспомнил Эдик. — Я главного механика ищу.

— Главного механика? — переспросил Шлоссер. — Так это я! А что случилось? А… ты, наверное, по поводу вживления телевизионной аппаратуры в голову? Чтобы программы прямо в башку принимать? Это завтра.

— Нет! — тихо сказал Эдик. — У меня конфиденциальный разговор!

Шлоссер почесал затылок:

— Ненадолго? Время-то уже за полночь!

— Минут пятнадцать, — сказал Эдик. — Зуб даю!

— Ну хорошо, — кивнул Шлоссер, — пойдем ко мне.

Подойдя к дому, Шлоссер свистнул, и калитка немедленно распахнулась. На пороге стояло манекеноподобное существо и помахивало суковатой дубинкой.

— Гаврила слушайся! Гаврила открывай! Сахарок дай!

— Держи, — сказал Шлоссер, проходя во двор. Эдик ринулся следом. Гаврила с сомнением взвесил в руке дубину, но гостя пропустил.

Эдик зашарил глазами по двору и тут же обнаружил летающую тарелку. От аппарата исходило чуть заметное фиолетовое свечение.

— Не обращайте внимания, — сказал Шлоссер. — У меня здесь много всякого разного. Работа такая.

— Вижу! — кивнул Эдик, облизываясь длинным шершавым языком.

Шлоссер прошел на кухню. Эдик и Евстигнеев — вслед за ним.

— Синхронизатор перегрелся, — объявил Шлоссер, открывая какую-то дверь и громко щелкая невидимым прибором. — Вы как к радиации относитесь?

— Не знаю! — пожал плечами Эдик.

— Ну и хорошо. Ни к чему такие вещи знать, — обрадовался механик. — Меньше знаешь, крепче спишь. Скажи я вам, что вы хватанули супердозу, так вы потом и не заснете.

— А я что, хватанул? — побледнел Эдик, медленно поднимаясь со стула

— Чепуха! — махнул рукой Шлоссер — «Громовержец» пил? Значит, все в порядке! Подумаешь, пятьдесят рентген!

— Скажите, а это много? — забеспокоился Эдик. — Я слышал, что радиация сказывается на мужском достоинстве!

— Сплетни, — лениво возразил Евстигнеев. — На мужском достоинстве сказывается женское непостоянство.

— Не понял? — сказал Эдик.

— Это сложный вопрос, — пояснил Евстигнеев, — сразу не разберешься.

— Радиация полезна, — вмешался Шлоссер, — она как фосфор. От нее организм светится. Получается экономия электроэнергии. Лампочки не надо.

— Ну в смысле экономии, это я согласен, — кивнул Эдик, — но здоровье-то портится!

— У современного человека, живущего в двадцать первом веке, не должно быть здоровья, — заявил Шлоссер. — Впрочем, и нездоровья тоже. Нужна функциональность!

— Это как у робота, что ли? — догадался Эдик.

— Правильно мыслишь! Какое у робота, к черту, здоровье? А живет себе и ни на что не жалуется, потому что болеть нечему.

Шлоссер снова прошел в подсобку. Через минуту оттуда донесся его недовольный голос:

— Все равно ускоритель греется, а выключать нельзя!

— Подай охлаждение, — предложил Евстигнеев.

— Точно! — обрадовался Шлоссер. — Тащи шланг!

Евстигнеев сбегал в сарай за шлангом, один конец надел на водопроводный кран, другой просунул в подсобку.

— Включай! — скомандовал Шлоссер.

Евстигнеев до отказа отвернул вентиль. Из шланга на пол начала капать вода. Евстигнеев залепил дырку пластырем и крикнул:

— Порядок!

— Сам вижу, что порядок, — проворчал Шлоссер, возвращаясь на кухню. — Вовремя мы с тобой — если бы ускоритель проработал всухую еще час, представляешь, что было бы?

— А что? — поинтересовался Эдик.

— Об этом лучше не распространяться, — скромно сказал Шлоссер, — одно скажу: нашей планете такие катаклизмы не нужны!

Эдик невольно поежился. «Точно — психи! — подумал он. — И правильно домовые сказали… Тьфу!» — Он некстати вспомнил домовых и схватился за голову.

— У вас что, эксперимент? — через минуту поинтересовался он.

— У меня там кухня, — сказал Шлоссер. — Ужин готовится. Рагу на быстрых нейтронах. Ты лучше скажи, чего я тебе понадобился?..

— А! Точно! — оживился Эдик, но тут же и погрустнел.

— Ну-ну?

— Я по личному вопросу… А курить у вас можно? — Эдик опасливо огляделся.

— Пожалуйста! — сказал Шлоссер. — Мне все равно. Меня уже давно ничего не берет.

— А радиация?

— Вот из-за радиации и не берет! — твердо заявил Шлоссер.

Он придвинул к Эдику банку из-под «Несквика». В банке лежал сгорбленный окурок с характерными следами кошачьего прикуса.

Эдик нервно чиркнул спичкой и глубоко затянулся.

— Дело в том, что…

Он не договорил. Откуда-то на стол запрыгнул здоровенный рыжий кот. Мазнув Эдика пушистым хвостом по лицу, он коготком извлек из пачки сигарету и хрипловатым голосом попросил:

— М-не… Позвольте прикурить!

— Йес! — неожиданно для самого себя произнес Эдик, не сводя с кота глаз. — Я все понял. Это тоже — радиация.

— Какая тебе, к черту, радиация? — обиделся Антуан. — Разуй глаза, я конкретный пацан!

— Ты? Пацан? — удивился Эдик, не замечая, что Шлоссер и Евстигнеев давятся от хохота.

— А что, незаметно? — ехидно осведомился кот.

Эдик стушевался.

— Да нет, все путем, — сказал он и щелкнул зажигалкой.

— Мерси, — сказал Антуан, грассируя, как коренной парижанин.

— Боку! — автоматически ответил Эдик.

Кот фыркнул, рассыпая искры.

— Это Антуан! — сказал Евстигнеев.

— Пацан? — уточнил Эдик. — В смысле, кот?

— Так и сквозит этот вечный человеческий расизм! — обиделся Антуан. — Ты вот, к примеру, любишь колбасу?

— Люблю! — облизнулся Эдик.

— А шансон любишь?

— Это рыба такая? — уточнил Эдик. — Не, рыбу не люблю. Особенно головы.

— Ну вот! — развел лапами Антуан. — И кто из нас, спрашивается, кот?

— Так какое дело-то? — напомнил Шлоссер.

— Дело? Ах да! Мне сказали, что у вас есть летающая тарелка. Это правда?.. Ведь шутка, да?

— Почему шутка? — удивился Шлоссер. — Вы же ее сами только что видели.

— Тогда у меня такое предложение… — Эдик достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. — Пролайте ее!

— Кранздец! — заявил Антуан и многозначительно покрутил лапой у виска. Евстигнеев с любопытством глянул на Шлоссера, но тот остался спокоен, как человек механического склада души.

— Я не ослышался? — переспросил он, слегка наклоняя голову. — Только что вы попросили меня продать вам инопланетный транспорт, в просторечии именуемый «тарелкой»?

— Ага! — сказал Эдик. — Я хорошо заплачу. Мы ее оформим как автомобиль. У меня знакомые в ментовке есть.

— Н-да!.. — Шлоссер озадаченно посмотрел на Эдика. — Дело это пустое и ненужное. Во-первых, тарелка принадлежит Галактической полиции, а здесь она просто на ремонте. И отвечает за нее лицо инопланетной национальности. А во-вторых, зачем она вам? Возбуждать нездоровый интерес? Да и опасно, знаете ли! Скорость у тарелки огромная, чуть не справился с управлением — и каюк! Только обгорелые сандалии останутся. А потом на вас натравят шпионов, агентов всяких… Они вас укокошат в два счета, но сначала будут долго и больно пытать. Это пока тарелка здесь, в нее никто не верит. Но стоит вам прилететь в город, и такое начнется…

— О-о! — мечтательно произнес Эдик и закатил глаза. — У моего кореша Гиви есть американский вертолет «Апачи». Дрянь вертолетишко, между нами говоря! А если он увидит у меня такую штуку… — Эдик причмокнул и закачался на стуле. — Мне денег не жалко, — продолжил он, — я как за вертолет заплачу. Вы на эти деньги… Да на эти деньги всю деревню можно отстроить заново!

Шлоссер пожал плечами:

— Деньги и для нас не проблема, если уж на то пошло.

— То есть как? — не понял Эдик. — Для всех проблема, а для вас — нет?

— Правильно, — кивнул Шлоссер. — Деньги — это что?

— Баксы! — быстро сказал Эдик. — Ну теперь еще евро…

— А вот и нет. Деньги — это золото.

— А золота у нас хоть попой ешь! — крикнул Антуан.

— Заткнись! — гаркнул Евстигнеев, и кот, оскорбленно подрагивая хвостом, спрыгнул на пол.

Эдик почувствовал, как ледяные мурашки побежали по спине, и нарочито равнодушным голосом произнес:

— Бросьте заливать. Откуда у вас золото? Клад, что ли нашли? — Он громко фыркнул и состроил презрительную мину.

— Клады — это по его части. — Шлоссер кивнул на Евстигнеева. — У меня чисто механический подход: надо золота — пожалуйста. Хоть тонну.

— Да откуда оно у вас?! — крикнул Эдик.

— От верблюда, — рассердился Шлоссер, — а ядерный синтез на что? Я вон вчера картошку поставил жариться на ускоритель, а вовремя не снял. В результате — три кило червонного золота.

— Врете, — прошептал Эдик, — так не бывает!

— А это что? — Шлоссер брякнул на стол перед Эдиком подгорелую миску и снял крышку. Эдик заглянул в нее и сомлел. В кастрюле тускло поблескивало мелко нарезанное золото.

— Кхе! — закашлялся браток. — Что-то душно у вас.- Он завертел головой, словно ища выход. Не из создавшегося положения, а самый настоящий, бытовой, с дверью и порогом. — Ну ладно, мне пора. Если передумаете насчет тарелки, то скажите, с ходу куплю.

Он неуклюже встал со стула и немедленно отдавил Антуану хвост.

— Караул! — завопил Антуан, — Раздевают! Ой! О-ой! Мяу! Больно-то как, бандит ушастый! Кот в башмаках!

Все это он выкрикнул на ходу, бросившись к двери. От удара котова лба дверь распахнулась.

Эдик от неожиданности тоже испугался. В одно мгновение все окружающее показалось ему таким страшным, таким нереальным, что установившееся было душевное равновесие исчезло без следа. Вспомнились слова домовых, сказанные про Шлоссера:

— Лихой человек! Страшнее черта!

«Да они же меня специально задерживают, заманивают, чтобы эксперимент поставить!» — мелькнуло в голове братка. Эдик оглянулся на Шлоссера. Тот стоял, ухмыляясь в свою пиратскую бородку.

Не говоря больше ни слова, Эдик ринулся вслед за котом в дверной проем. Ничего не понимая, Евстигнеев и Шлоссер выбежали следом. На дворе была кромешная темнота, только летающая тарелка светилась слабым фиолетовым светом. Шлоссер увидел, как Антуан оглянулся, заметил бегущего сзади Эдика и сиганул прямо в летающую тарелку, люк которой был легкомысленно открыт.

— Кинг-Конг! — успел крикнуть он, прежде чем исчез в недрах инопланетного транспорта.

В свою очередь Эдик, инстинктивно оглянувшись, увидел выбежавших следом Шлоссера и Евстигнеева и решил, что его хотят поймать.

— Ё-моё! — взвизгнул он и ринулся в летающую тарелку следом за котом.

— Куда? Назад! — крикнул Шлоссер. — Назад, кому сказал!

И в тот же момент тарелка ярко вспыхнула и взлетела, рассыпая вокруг беззвучные искры.

— Нельзя-а! — запоздало закричал Евстигнеев. — Вернитесь!

Но было уже поздно. Светясь, словно призрак, инопланетный аппарат двинулся в сторону леса.

— За ними! — скомандовал Шлоссер, подбегая к «Запорожцу», похожему на полупрозрачное облачко. — Мы их перехватим! Нельзя допустить, чтобы они вылетели в космос!

— Погоди! — неожиданно остановился Евстигнеев. — А кто управляет тарелкой?

— Как кто? — остановился Шлоссер. — Конечно, этот…

— А мне кажется, нет, — покачал головой Евстигнеев, — он же ничего в этом не смыслит. Слушай, у тебя с ними связь есть?

— Откуда? — возразил Шлоссер. — Ты же знаешь, здесь сотовая не берет. К тому же в тарелке связь не простая, а межпланетная.

— Вот и отлично, — сказал Евстигнеев, — попробуй через…

— Понял! — крикнул Шлоссер. — Ты гений! Давай сюда мобилу! Или нет, я сам…

Шлоссер принялся шарить по карманам.

— Ага! Вот! Сейчас! — Он извлек из бокового кармана странный на вид мобильник, вытащил антенну и торопливо набрал номер.

— Алло!

— Авианосец «Энтерпрайз», сэр! — четко ответили в трубке.

— Срочно соедините меня с абонентом икс гэ эль ВДНХ! — громко произнес Шлоссер.

— Йес, сэр, — отозвалась трубка. А еще через несколько секунд донеслось: — Шорт побьери! Снова пожар! Екарный бабай! Опять эти русские!

Однако в трубке уже раздавался спокойный голос кота Антуана.

— Антуан у телефона!

— Кто за штурвалом? — закричал Шлоссер.

В трубке обиженно засопели, а затем все тот же нагловатый голос произнес:

— Конечно, я, а кто же еще?

— А этот, новый русский, что он делает?

— В отключке лежит, укачало малость с непривычки!

— Тогда слушай меня! — Шлоссер облегченно вздохнул. — Греби к берегу… То есть тьфу ты! Чаль назад… Опять не то! Совсем зарапортовался… Антуан!

— Да, ваша светлость! — ехидно ответил кот.

— Хочешь, чтобы тебе уши надрали?

— За что-о?! — возмущенно воскликнул Антуан. — Я тут, можно сказать, спасаюсь…

— Сейчас спасешься. Сейчас этот тип проснется и вышвырнет тебя за борт, а тарелку угонит, вкурил? То есть понял?

— Вкурил… — послышался хрипловатый голос Эдика. Очевидно, он пришел в себя, услышав знакомую речь. — Щас сбацаем, в натуре!

— Никаких натур! — испугался Шлоссер. — Антуан! Держи штурвал, не выпускай! И назад быстрее, пока не взорвались к чертовой матери!

— Ой! — произнесли оба голоса одновременно.

Послышались звуки короткой борьбы, какая-то возня, и связь оборвалась.

Шлоссер посмотрел на Евстигнеева:

— Я им специально так сказал, а то ведь этот дебил и в самом деле угонит машину! С него станется. Достаточно на физиономию взглянуть!

— Значит, нечего волноваться, — сказал Евстигнеев. — Сейчас появятся. А что там случилось на «Энтерпрайзе?»

Шлоссер хмыкнул:

— Сгорело все. У меня ведь сигнал идет по межзвездной связи, а там нагрузки о-го-го! Сперва на спутник, оттуда на Альдебаран, а потом снова сюда.

— Как только спутник выдерживает?

— А он и не выдерживает. За пять минут разговора выгорает начисто! Да нам-то какое дело? Спутник американский! У них денег много, еще запустят. Вот когда им пришлют счет за межзвездные переговоры, тогда попляшут!

— Значит, у них на авианосце пожар? — неприятно поразился Евстигнеев. — Но там же ядерное оружие!

— А и хрен с ними. Это им заместо учебной тревоги. Чтобы бдительность не теряли. И вообще, с каких пор ты жалеешь потенциального врага?

— Семеныч, ты все-таки прирожденный диверсант, — вздохнул Евстигнеев. — Взять хотя бы твои эксперименты по внедрению в мозги телевизионной антенны. С одной стороны, конечно, удобно, а с другой — это же садизм!

Шлоссер внимательно посмотрел на приятеля:

— Надо тобой, Евстигнеев, вплотную заняться. Давненько я тебя не тестировал. Что-то у тебя с мозгами. Может, левое полушарие временно обесточить?

— Я тебе обесточу, кустарь-одиночка! — испугался Евстигнеев. — Лучше глянь: вон, кажется, летят!

Действительно, со стороны леса медленно приближалась летающая тарелка. Правда, двигалась она как-то странно: рыскала из стороны в сторону, а временами крутилась на месте. Какое-то время даже катилась на ребре, как колесо, потом перевернулась через голову и. оказавшись над домом, принялась мотаться из стороны в сторону, как маятник. При этом амплитуда колебаний все уменьшалась, а частота их — увеличивалсь. Вскоре вместо четких контуров тарелки возникло размытое светящееся пятно.

Где-то в отдалении послышались восторженные крики, и надтреснутый бас произнес:

— Ну дает механик! Во виртуоз!

— Ввинтил небось пару стаканов, вот и закрутило, — откликнулся грудной женский голос.

— Люська-насос, — автоматически сказал Евстигнеев.

— Сам знаю, — нахмурился Шлоссер. — Болтает черт-те что! Надо ей оба полушария обесточить.

— А чем она думать будет? — возразил Евстигнеев.

— Не волнуйся, — сказал Шлоссер, — другими полушариями!

— Тогда понятно, — кивнул Евстигнеев, — это место у нее будь здоров!

— Вот именно. Когда она начинает мозгами шевелить, тогда и получается всякая чепуха. Но как этих дебилов на землю посадить?

— А чего тут думать? — удивился Евстигнеев. — Накинуть на тарелку сеть, да и притянуть.

— Нету у меня сети! — в сердцах крикнул Шлоссер. — Я тебе не рыболовецкая артель! — Семеныч в волнении забегал по двору. — Что делать, что делать?!

Евстигнеев ненадолго задумался и предложил вместо сети использовать свой гамак. Тот самый, который катапульта.

— Гамак у меня у самого есть, — рявкнул Шлоссер, — как я тебе… — Тут его взгляд упал на Гаврилу.

Инопланетянин вытянулся в стручок и доложил:

— Я есть Гаврила! Машина доставай, сахарок получай!

— Обкормлю! — пообещал Шлоссер.

Дрожа от вожделения, Гаврила ринулся в кладовку. Через минуту он вернулся.

— Расстилай! — крикнул Шлоссер.

— Это что, гамак? — удивился Евстигнеев, глядя на здоровенную мелкоячеистую сеть.

— А что же, по-твоему? — возмутился Шлоссер. — Не загружай мозги, лучше помогай! Взяться за концы!

— Есть взяться за концы! — ответил Гаврила.

— Накинуть гамак на тарелку!

— Есть! — посланная рукой инопланетянина сеть взвилась в воздух, и через секунду летающая тарелка забилась в ней, как пойманная рыбешка.

— При-тянуть! — скомандовал Семеныч, хватаясь за концы, но его усилий не потребовалось.

— Яволь! — сказал Гаврила, и пойманная тарелка, потрепыхавшись, опустилась на землю.

Шлоссер подбежал и рванул на себя дверцу. Из летающей тарелки вывалились сначала Эдик, а затем Антуан. Кот развалился на груди братка и дурным голосом тянул:

— Бе-эз тебе мене любимай мяу, земляу малау, как остроу!

Эдик лежал, вытаращив глаза и развалив челюсть в счастливой улыбке, не обращая внимания на то, что кончик кошачьего хвоста залез ему в рот.

— Тоже мне, Филипп Киркоров! — облегченно произнес Шлоссер. — Ну что? Затаскиваем обоих домой? Смотри, как укачало!

Ни Евстигнеев, ни Шлоссер не ожидали такой бурной реакции на эти слова. Услышав, что его хотят-таки затащить в дом главного механика, Эдик мгновенно пришел в себя, вскочил, еще раз наступил Антуану на хвост и с громким криком: «Не-эт!» — ринулся в сторону забора, который преодолел по всем правилам высококлассных легкоатлетов: выгнув спинку и подобрав ноги.

Приземлившись на той стороне прямо на руки многоопытной Люське-насос, он крепко поцеловал ее и бросился бежать.

— Это ка-ак понимать?! — прорычал свирепый мужской голос.- Это как понимать-мать-мать-мать…

— Невиноватая я, — томно отозвалась Люська. — Он сам пришел!

Дальше уже ничего не было слышно, кроме сплошных вздохов и восклицаний, перемежаемых сочными шлепками.

Шлоссер посмотрел на Антуана. Бедный кот сидел на земле и с грустью рассматривал оттоптанный хвост.

— Ладно, — сказал Евстигнеев, — на сегодня достаточно. Не пора ли спать?

— Пожалуй! — чуть подумав, согласился Шлоссер. — Суетливый выдался день!..

Эдик мчался, ориентируясь в запутанных переулках не только страхом, но и стойким запахом селедочных голов.

— «Динамо» бежит? — спросил его чей-то знакомый голос.

Эдик обернулся и увидел проклятущих домовых.

— Бежит! — выпалил он, ускоряя темп, но домовые не отставали.

— Ты не забыл?

— Не забыл! — крикнул. Эдик, с трудом шевеля языком.

— Сто тонн баксов! Сроку три дня! Иначе — проценты!

— Ух-ух! Пых-пых! Уф-уф! — только и мог сказать Эдик.

— Эх, поднажми! — крикнул Шмыга.

— Темп! Темп! — посоветовал Барыга, заходя справа. — Браток, ты не укладываешься в график!

Из последних сил, пыхтя как паровоз, Эдик взвинтил темп и через минуту свалился без чувств возле Маланьиной калитки.

Очнулся он от оглушительного петушиного крика. Солнце еще не взошло, но было светло. Эдик сидел, прислонившись спиной к поленнице.

— Ку-ка-ре-ку! — снова взревел над самым его ухом петух.

Что-то больно треснуло Эдика по ушам и тем самым окончательно привело в чувство. Эдик встал и, чувствуя на голове непривычную тяжесть, поежился. Он хотел было провести рукой по затылку, но передумал, потому что как раз в это время держался за колья забора.

— Это я-а! — пропищал он совсем тихим голосом, уже ни на что не надеясь. Тем не менее дверь открылась, и на пороге появилась Маланья. В руках у нее была бадья с помоями. Острый селедочный дух вошел в Эдика, отнимая последние остатки здравого смысла.

— А!.. Нашлялся? — удовлетворенно произнесла бабка. — Нечего сказать, хорош! И где тебя только носило? С чертями небось в обнимку катался? А петуха-то зачем себе на башку посадил?

— Что? — переспросил Эдик. — Какого петуха?

— Моего, какого ж еще?

— Так это… разве он у меня?..

Эдик осторожно поднес руку к голове, и его пальцы уткнулись в пушистые перья.

— Так вот отчего башке-то тяжело! — догадался он, — А я думал, от усталости!

— Сейчас сыму! — Бабка осторожно взяла обнаглевшую птицу и пересадила на поленницу. — Он завсегда тут сидит, сторожит, чтобы в случае чего… Ясно?

— Ясно, — кивнул Эдик и, вздохнув, добавил: — Я, пожалуй, пойду, а?

— Иди, иди! Пару часиков еще соснуть можно.

Эдик осторожно пробрался в комнату, разделся и улёгся на раскладушку. Последнее, что он увидел перед тем, как заснуть, — это домовой, сидящий у него в головах.

Солнечный зайчик скользнул по шторе, попытался отодвинуть ее в сторону и не смог. Тогда он переметнулся на подушку и стал подбираться к Костиному уху. На мгновение Косте показалось, что это Горыныч пытается сообщить ему что-то по секрету. Он вяло отмахнулся и открыл глаза. В сенях сдержанно звякнули ведра, кто-то тихонько замурлыкал себе под нос. Будильник показывал семь часов, и струганые половицы у порога дышали рассыпчатым теплом утреннего золота.

«Пора вставать, — подумал Костя с неохотой. — Сейчас я досчитаю до семи и — подъем!..»

Он сосчитал до трех и снова заснул, но через несколько минут в дверь просунулась лохматая голова лешего и, широко улыбнувшись, произнесла:

— Вставай, служивый! Я вот тут тебе колодезной водички спроворил, умыться там, чайку попить… А не хочешь вставать, так и лежи… Молодым, говорят, спать полезно.

Костя вскочил и заметался по комнате.

— Я сейчас, сейчас!

Наконец он натянул спортивные брюки и кеды, умылся и поставил чайник.

— Ну зачем вы беспокоитесь? — бормотал он, посматривая на полные ведра. — Неудобно, честное слово! Я бы сам принес.

— А мне все равно делать было нечего, — развел руками Леший и по-ленински, с прищуром, улыбнулся. Эта многоцелевая улыбка была Косте уже знакома, и он понял, что старик пришел с просьбой.

— Ну вот я и решил, — продолжил Леша, — чем дурью маяться, взять да нужное дело сделать. А к тебе, Костянтин, по большой нужде пришел.

— Чего? — удивился Костя. — А-а-а… Нет проблем! Ты же знаешь, туалет во дворе.

— Не о той нужде я печалюсь, о какой ты подумал! — обиделся Леший. — Той у меня уж лет сто не было… А есть нужда превеликая и просьба всепокорнейшая! Я ведь, старый дурень, лабораторный халат свой в пяти местах прожег! — с этими словами он развернул невесть откуда взявшийся уборщицкий халат.

Был тот халат затрепанным и уже не синим, а серым, и посередине зияла огромная прожженная дыра, окруженная целым созвездием дыр поменьше.

— Сидел, понимаешь, варил зелье, да и задремал. А тут головешка возьми и стрельни! Как сам-то не сгорел? Спасибо Лешачихе, вовремя в котел макнула!

— Так там же кипяток был! — ужаснулся Костя. — Зелье к тому же!

— Да, подварило малость, — кивнул Леший, — ну да я ведь привычный. Меня при Ваське Шуйском два часа в масле варили, так то побольнее было!

— А как же тебя отпустили? — заинтересовался Костя.

— Да я сам утек, — весело улыбнулся Леша и заговорщицки подмигнул. — Палачи-то, пока меня варили, притомились да задремали. Ну я и ушел. А теперь вот сам стал задремывать. Да… — Тут Алексей погрустнел и вздохнул. — Так я чего? Может, у тебя того?..

— Что — того? — не понял Костя.

— Того-сего! — пояснил Леши. — Может, говорю, завалялся халатишко какой? А то ведь Лешачиха меня облает и заест, сам знаешь!

Костя почесал в затылке:

— Да… Дела! А лес не спалишь со своими кострами?

— Так у меня ж костер-то непростой, а заговоренный, — пояснил Леший. — Шаг вправо, шаг влево — и само все гаснет. Ну так нету, значит?

— Найдем, — пообещал Костя и полез в темнушку — темную кладовую.

Через секунду Леший услышал звонкое «Бамм!», и показался Костя, потиравший ладонью лоб.

— Прошу прощения, мой благородный друг! — послышался бочковой голос Рыцаря Замшелого Образа. — Сэр Костя! Надеюсь, ты не сильно стукнулся о мои доспехи?

— Пустяки! — пробормотал Костя, с любопытством разглядывая искры, которые все еще продолжали сыпаться у него из глаз. — А почему ты не на посту?

— А я все время на посту! — соврал рыцарь. — Всего лишь на минутку забежал погреться. Утром сильный был мороз, до животиков промерз!

Костя внимательно посмотрел на сэра Жору и покачал головой.

— Тебе поменьше надо общаться с Горынычем, — сказал он и снова заглянул в темнушку. — Так я и думал! — Костя пролистал толстенный «Плейбой» и бросил его на полку. — Сэр Жора!

— Я весь внимание! — вытянулся рыцарь.

— Два наряда вне очереди!

— Есть два наряда! А… где их получить?

Костя вздохнул:

— Это значит, что ты два дня чистишь свои латы, да так, чтобы как зеркало блестели! И еще — подметешь пол и нарубишь дрова!

Выпроводив рыцаря на улицу, он извлек из своего запаса два новых халата и протянул их Лешему, поинтересовавшись:

— А что за зелье ты варил? Небось приворотное?

— Пройденный этап! — оживился старик. — Этим пускай молодухи балуются, а у меня зелье нынче особое, от-ворот-поворотное!

— Это чтобы гостей незваных с порога прогонять? — засмеялся Костя.

Леша поскреб затылок:

— А хошь бы и так! Нынче вон времена лихие, иной гость хуже разбойника! Или вот, к примеру, таракан. Ни за что от соседа к тебе не прибежит, если ты этим зельем покропишь. Страх невозможный в ем просыпается!

— Здорово, — сказал Костя. — Так ты можешь на этом деле разбогатеть!

— Куды там! — отмахнулся Леший и тут же шепотом добавил: — На компьютер бы скопить! Уж больно мне в ходилки-трещалки играть нравится! Или Плей-Стейшн там…

Костя сполоснул сковородку и налил в нее масла.

— Как насчет яичницы? — предложил он.

— Благодарствуйте, — заторопился Леший. — Я с утра еловых шишек пожевамши. Мне барская пища не впрок!

Он постоял еще минуту, словно раздумывая, сказать или нет, и наконец решился:

— Говорят, у Алениного омута какие-то чудеса происходят. Сам-то я там не был, а вот Степанидовна наведывалась и вся не в себе.

— У Алениного омута? — удивился Костя. — Так я ж вчера там был, ничего особенного не заметил.

— То вчера, а то сегодня, — многозначительно заметил Леша. — У нас, милок, время безразмерное. А чудеса тоже разные бывают, у меня вон недавно валенки сперли. Только отвернулся, а их и нет! Вот это чудеса так чудеса! А ты говоришь — вчера. Тут каждую секунду учудить могут.

Он потоптался еще немного, неуклюже попрощался и сгинул, словно его и не было. Только воздух с тихим хлопком сошелся на том месте, откуда телепортировался Леший.

И только Костя едва не пролил чай. Все-таки в желании быть оригинальным Леша явно перебарщивал.

Костя подцепил на вилку кусок яичницы, как дверь скрипнула, и на кухню бесцеремонно вошла Яга.

— А я иду и думаю: может, ты еще спишь? А ты не спишь, оказывается! А я и не спешу, думаю, что спишь. А подхожу ближе, нет, вижу, не спишь! — Она втянула воздух длинным крючковатым носом, и жесткие волосинки на его кончике задвигались сами собой.

— Никак Лексей был?

— Был, — сказал Костя, — я ему новый халат дал. Старый он прожег, от-ворот-поворотное зелье варил.

— Знаю, — кивнула Яга, — все чудит! Хочет этим зельем весь лес окропить, чтобы, значит, никто войти не мог.

— Ну это же безобразие! — возмутился Костя.

— Вот и я про то. Где, говорю, демократия? Замшелый крепостник этот Леша. Сидит в своем болоте, оккупант, и никого пущать не хочет! Ну да я о другом. Бежать надоть — тут у нас такое творится! — Яга закатила белесые глаза. — Так что собирайся. Сам все увидишь.

Костя кое-как проглотил завтрак и выскочил из избы вслед за Степанидовной.

— Садись-ка на меня верхом, — скомандовала она. — Глядишь, все быстрее будет, я хоть и старая, да не всякий конь за мной угонится!

— Ну что вы, — отшатнулся Костя, — тут же недалеко. Я бегом, вместо зарядки.

— Это хорошо, — похвалила старуха, — я вот тоже люблю пробежаться поутру. Вот пробежалась сегодни и увидела!

Бабка припустила вперед, Костя за ней. И хотя он бежал довольно быстро, а бабка вроде бы семенила нога за ногу, тем не менее она несколько раз останавливалась, чтобы подождать молодого лесника.

Минут через пятнадцать Костя взбежал на холм, и лес расступился, открывая излучину реки и пойму на другом берегу. Справа темнела тихая заводь — Аленин омут.

По слухам, в незапамятные времена именно здесь сидела сестрица Аленушка и напряженно размышляла, как выручить братца Иванушку, который был активно глуп, жаден до развлечений и задал своей сестренке трудноразрешимую задачу.

У заезжего купца из далекой солнечной страны он занял кучу денег и все спустил на леденцы и пряники, купленные все у того же купца. Деньги не вернул, и парню включили счетчик. Спасибо, Соловей-разбойник помог. Подкрался и свистнул у купца над самым ухом. Представитель солнечной страны в одночасье двинулся умом, раздал все леденцы, пряники съел сам, а оставшееся до отъезда время провел бегая по лесу от куста к кусту. Общественных туалетов тогда еще не было.

Яга Степанидовна поджала губы.

— Только смотри, тихо! А то спугнем.

Костя, у которого воображение сразу же нарисовало вчерашнюю банду, развлекающуюся на лоне природы, полез было за удостоверением, но Яга замахала на него руками:

— Не надоть!

— Почему не надоть? — шепотом переспросил Костя, невольно переходя на бабкин язык.

— Увидишь! — таинственно пообещала Степанидовна.

И действительно, через минуту Костя увидел… Но сначала услышал.

Это были отдельные голоса, восклицания, быстрая и потому невнятная речь — похоже, что на берегу резвилась веселая компания.

Степанидовна присела и ткнула коготком в сторону ближайших кустов. Костя поправил несуществующий китель, пригладил волосы и вышел на поляну. Он немедленно бы спрятался обратно, если б не обязывало положение, ибо его глазам предстало в высшей степени странное и пугающее зрелище.

В ложбине возле берега крутились, скакали друг через друга и развлекались самым подростковым образом штук двадцать созданий, по виду как две капли воды похожих на гоголевских чертей, только помельче.

— Страсти какие! — услышал он голос над самым ухом и оглянулся. Яга Степанидовна напряженно всматривалась в шумную компанию, словно пыталась отыскать старых знакомцев.

— Может, это бывшие лаборанты? — пробормотал Костя, невольно поеживаясь. — Только уж больно их много!

— Какие к бесу лаборанты, — опять прошептала Яга, — небось Лисипицин начудил!

Тем временем создания заметили их и моментально угомонились, уставившись на подошедших отчаянными кошачьими глазами.

Наконец от толпы отделился один, самый важный и толстый, и неторопливой походкой подошел к Косте. Остальные, изредка пощипывая друг друга за бока и повизгивая, замерли.

— С кем имею честь? — осведомилось создание гортанным голосом, в котором безошибочно угадывался иностранный акцент.

— Я-то лесник, — сказал Костя, внезапно осмелев, — и еще исполняю обязанности рыбохотнадзора, а вот вы кто?

— О, — произнесло существо, отступая на шаг, — тысяча извинений! Гром и молния! Доннерветтер! Прошу достопочтенного лорда-хранителя не сердиться, мы ещё так многого здесь не знаем! Мы бедные эмигранты и только вчера покинули берега Туманного Альбиона и долго плакали, прощаясь навсегда с родными краями! Лишь благодаря милости нашего господина мы смогли попасть в ваш благословенный край, ибо жизнь на старом месте стала невыносимой! Вы не представляете: каждые полчаса над нами пролетали огромные железные птицы, которые свили гнездо неподалеку от нас… Мы почти оглохли от страшного шума! В старой доброй Англии уже не осталось мест, подобных вашим. И когда наш господин и поручитель пригласил нас сюда, мы со слезами и страхом оставили старый кров и пустились в неизвестность!

— А кто этот ваш господин? — подозрительно осведомился Костя.

Существо испуганно оглянулось:

— Можно ли произнести его имя здесь? Ведь для непосвященных оно звучит столь страшно, что многие теряют разум при первых звуках его имени!

— Ничего, — сухо сказал Костя, — нам это не грозит. Говорите!

— Значит ли это… — полюбопытствовало существо, но Костя его перебил:

— Это ничего не значит. Говорите!

— Кощей Бессмертный! — с пафосом произнес незнакомец и в ужасе закрыл глаза.

— Так я и думала, что старый болван все это учудил! — воскликнула Яга. — Надо же, чаво удумал! Это же… Это же вся экология треснет!

— Экология? — удивилось существо. — Напротив!

— Демография, — поправилась Яга, — оговорилась я.

— Ничего, ничего, — сказал Костя, — сейчас разберемся.

Существо низко поклонилось и показало рукой в сторону своего племени:

— Прошу! Я познакомлю вас с моим народом.

Костя кивнул и зашагал следом.

— Лорд-хранитель волшебного леса! — торжественно провозгласил старший, подходя к толпе.

Странные создания мигом расступились, но, очевидно, не так проворно, как следовало бы. Поэтому старший отвесил несколько быстрых затрещин и что-то рявкнул на гэльском наречии. Все угомонились и вежливо уселись на траву.

— Повторюсь, — сказал старший, — у вас благословенные места! А какой вкусный валежник! Мы давно так сытно и сладко не ели! Однако позвольте представиться: мистер Дриблинг, старейшина сего многострадального народа!

— Очень приятно, мистер Дриблинг, — сказал Костя, пожимая твердую мохнатую лапку. — Константин. А это — Яга Степанидовна, наш лучший общественник!

Мистер Дриблинг церемонно поклонился:

— Нам удивительно приятно такое знакомство! Мы, бедные гоблины, теперь всегда будем считать вас своими главными друзьями и наставниками! Скажу честно, мы хотели просить приюта у горных гномов, ибо соседство с человеком для нас слишком обременительно. Но гномам и самим приходится последнее время несладко. Рядом с их обиталищем проложили подземную дорогу, и теперь у них все время дрожат стены и потолок, угрожая в конце концов рухнуть!

Кстати, Кощей намекал на некоего супостата, который грозит сему дивному краю. Твердо обещаю: ни один гоблин не пожалеет сил, чтобы примерно наказать злодея!

А сейчас я хотел бы попросить прощения у достопочтенного лорда-хранителя и его помощника, но нам пора репетировать. Ибо мы не мыслим своего существования без чарующих звуков музыки.

Мистер Дриблинг ещё раз поклонился и повернулся к толпе. Тролли быстро выстроились в две шеренги, откуда-то извлекли волынку, балалайку, бубен и гармонь. Старейшина взмахнул руками, тролли на мгновение замерли и через секунду со свистом и уханьем ударили по струнам. Самый шустрый тролль выскочил на середину и, сделав несколько прыжков, запел: «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя!..»

— Э-эх! Калинка! — рявкнул хор, и с деревьев посыпалась птичья мелюзга.

— Ну видишь, чего творится?! — ткнула Костю в бок Яга. — Пошли отседа, пока не оглохли!

Они уже поднимались в гору, когда вслед им грянуло: «Ехал на ярмарку ухарь-купец!» Костя вздрогнул и прибавил шагу.

Всю дорогу они молчали, почесывая в затылках и не зная, то ли сердиться, то ли смеяться.

— Да! — наконец произнес Костя, присаживаясь на ступеньку своей сторожки. — Хороши эмигранты! Такого я еще не встречал.

— Ты не встречал! — вскинулась Яга. — А я-то? Я-то вся обалделая! — Она села рядом.

— Одно хорошо, — сказал Костя, — они валежником питаются. Глядишь, лес подчистят.

Шеф спал так плохо, как еще никогда в своей жизни. И дело было не в раскладушке, хотя этот предмет только с большой натяжкой мог носить столь заслуженное и уважаемое имя. Скорее уж это была развалюшка. Ветхая, с растянутыми пружинами, она провисла сразу, и Эдику в поясницу больно уперлась алюминиевая перекладина. Через пять минут ему стало казаться, будто его пытаются переломить пополам. Вдобавок в головах уселся давешний мужик-маломерок и уставился на Эдика голодными глазами.

— Тебе чего? — прохрипел шеф, с трудом борясь со сном.

— Ты спи, — жутковато улыбнулся мужичок, — а я тебя посторожу, не то мало ли…

Эдик хотел сказать, что никуда сбегать не собирается, но тут сон навалился на него, как огромный, душный медведь, и шеф, тихо пискнув, заснул.

Всю ночь ему снились кошмары, содержание которых было столь же бессмысленным, сколь и тревожным. Вдобавок кто-то уселся ему на грудь, и стало так тяжко и скверно, что Эдик едва не заплакал чистыми детскими слезами. Увы, чистые слезы он выплакал еще в трехлетнем возрасте. С тех пор, сколько шеф себя помнил, плакали другие, чаще всего те, кто жил рядом. Раньше это доставляло Эдику угрюмую затхлую радость. Теперь же он хотел проснуться, но вместо этого провалился в еще более глубокий и глупый сон. Пробудился Эдик оттого, что кто-то крепко шлепнул его по лбу.

— Что? А? Кто?! — вскрикнул шеф и уселся на раскладушке, с трудом переводя дыхание. Рядом, идиотически улыбаясь, стоял Колян.

— Шеф, ты это, не обижайся. По тебе таракан полз! Хотел в ноздрю залезть, еле успел пришибить. — Колян показал изуродованный тараканий труп своему боссу.

— Убью, змей! — зарычал Эдик и полез было с раскладушки, но, схватившись за поясницу, рухнул обратно. — Ой, болит! Шевельнуться не могу!

— Это с непривычки, шеф! — жизнерадостно откликнулись Колян и Толян. — Сейчас мы тебя поднимем. — Они бережно подхватили Эдика и поставили его на ноги. — Порядок!

В следующую минуту скрипнула дверь, и на пороге появился четвероногий петух. Он мрачно клекотнул и поскреб пол ногой, после чего удалился.

— Змей пернатый! — проскрежетал Эдик. — Ну ты у меня получишь!

— Это он нас завтракать приглашает, — смутившись, сказал Колян.

— А ты откуда знаешь? — оскалился Серый. — Тоже в петухи записался?..

— Почему в петухи? В курицы! — пошутил Эдик и тут же заржал кашляющим, истерическим смехом. Шефа поддержали все, кроме Коляна, который обиделся и отвернулся.

Эдик открыл рот, чтобы добавить что-то еще, но дверь отворилась снова и в проеме показалась Маланья.

— Вам что, одного приглашения мало? Дважды повторять не буду. Не успеете — ходите голодные, Авдотья только спасибо скажет! — И она гордо повернулась спиной. Бандиты шумно бросились следом.

Старуха, вздыхая и покачивая головой, налила им по чашке баланды и, посмотрев на Эдика, не выдержала:

— Что это с тобой, милок, никак, на тебе всю ночь черти катались?!

— Так и было, — сказал Эдик, отведя глаза. — На такой-то раскладушке!

— А чем, скажите, плоха моя раскладушка? — подбоченилась Маланья. — Для всех хороша, а тебе, видите ли, не годится?

Шеф побагровел и хотел было уже высказать старухе все, что о ней думает, но из-под бабкиной юбки вынырнул мрачный, набыченный петух и, не мигая, уставился на братков.

— Доброго здоровьичка вам, Маланья Несмеяновна! — неожиданно произнес Эдик, не веря собственным ушам. — Спасибо за хлеб-соль! Низкий вам поклон и массовый привет!

Произнеся эту фразу, Эдик уставился на старуху, выпучив глаза и растянув синеватые губы в длинной резиновой улыбке.

Он-то хотел сказать совсем другое и послать старуху по таким адресам, что и выговорить страшно. Но при виде «пернатого змея» язык Эдика помимо его воли произнес эти сладкие слова.

Старуха слегка обалдела. Некоторое время она изучающе смотрела на шефа, затем осторожно произнесла:

— Спасибо на добром слове! Нате-ка еще хлебца, а то без него пустовато будет. — И бабка скрылась за дверью.

— Живем, пацаны! — сказал Эдик. — Все путем!

— Здорово ты ей сказанул! — подольстился Колян. — Она аж припухла!

— В натуре! — кивнул Эдик, впиваясь зубами в черствый хлеб и принимаясь вдумчиво жевать. Постепенно глаза его становились все теплее и теплее, словно оттаивали.

— Хороший хлеб! — сказал он наконец, сплевывая на пол какую-то косточку.

— Обыкновенный, — уныло отозвался Серый.

— Ничего себе обыкновенный! — возразил Эдик, чем-то громко похрустывая. — Где ты видел, чтобы в обыкновенный хлеб мясо клали?

— К-какое мясо? — испугался Серый.

— Нормальное, — пожал плечами шеф. — Вкусное!

— Мясо?!

— Ну да! А что, тебе не попало?

— Нет, — сказал Серый, внимательно разглядывая горбушку.

— И у меня — ничего, — отозвался Колян.

— И у меня… — сказал Толян.

— А чего же это мне попалось? — забеспокоился шеф и принялся разглядывать выплюнутую косточку. При ближайшем рассмотрении косточка оказалась плохо обгрызенным мышиным хвостом. Шеф побледнел.

— Убью! — прошептал он и поднялся из-за стола.

— Плюнь на нее! — взмолились пацаны. — Потом разберемся, сам же говорил!

— Убью! — прорычал шеф и резко распахнул дверь. У двери стоял петух.

— Здравствуйте! — сказал Эдик паскудно-вежливым голосом.

— Кудык-твою-ко! — выругался петух, и Эдик тут же захлопнул дверь.

— Пацаны, где бы волыну достать, а? — тоскливо произнес он и сел на стул.

— Слышь, шеф, — Серый подсел к нему поближе и изогнул длинную шею, — ты же говорил вроде, что вкусно?

— Ну вкусно… С бабкиных харчей и не то сожрешь!

— Провернем дело, мы ее саму мышами накормим, — сказал Серый, — а петуха — в суп!

— Точно! — обрадовался Эдик. — Хрен с ним!

— Слышь, пацаны, а кто это метлой шарит? — неожиданно произнес Толян, выглядывая в окно.

— Лисипицин! — сказал Эдик, злобно покосившись на улицу. — Нас вызывает. Значит, есть новости. Выйти надо… — Он в нерешительности посмотрел на дверь. — Колян, погляди, этот пернатый все еще там?

Колян выглянул и тут же прикрыл дверь.

— Там, гад!

— А ты поговори с ним — у тебя получается.

— Чуть что, так я! — обиделся Колян.

— Колян, это для общего дела, — миролюбиво сказал Эдик. — Будь другом!

Колян поежился:

— Ну ладно! Если для общего… — Он приоткрыл дверь и на цыпочках вышел в коридор.

— Кукареку! — злобно крикнул петух, и дверь захлопнулась.

— Сейчас он с ним разберется! — сказал Серый, потирая руки. — Сейчас он ему даст!

— Кто кому? — уточнил Толян.

— А кто его знает? Но кто-то кому-то точно наложит!

— Ко-о-о! — услышали они из-за двери сиплый голос Коляна.

— Кудак? — гаркнул петух.

— Квох! — произнес Колян. — Куда коко?

— Куда-куда?! Кудык-туда! — отчетливо выговорил петух, и братки услышали удаляющиеся шаги.

— Ушли! — шепотом произнес Серый, и лицо его покрылось красными пятнами. — Куда он его повел? За сарай, что ли?

— А тебе-то какое дело? — скривился Эдик. — Может, присоединиться хочешь? Так пожалуйста! Мне не жалко.

— Ха-ха-ха! — развеселился Толян. — Серому не к петухам, а к жирафам надо! Он у них за своего сойдет!

— Тебе чего, в лоб дать? — обиделся Серый.

— Хватит трепаться, — разозлился Эдик, — быстро на улицу!

Они открыли дверь и выскочили во двор. Ни петуха, ни Коляна нигде не было видно.

— Действительно странно! — сказал Эдик, оглядываясь. — Ладно, никуда он не денется.

Лисипицин стоял у калитки и делал им знаки метлой.

— Ну наконец-то! — сказал он, утирая рукавом пот. — Битый час здесь толкаюсь, а вы не слышите! Кстати, а чем здесь так воняет? Не продохнуть!

— Обедом, — мрачно сказал Эдик.

— Так она вас что, помоями потчует? — удивился Лисипицин.

— Откуда я знаю? — обозлился Эдик. — Там у нее селедочные головы и это…

— Мыши в хлебе! — радостно заявил Серый.

Эдик хотел было дать ему подзатыльник, но понял, что не дотянется, и обошелся устным замечанием:

— Поменьше пасть раскрывай!

— Безобразие! — сказал Лисипицин, зажимая нос,- но делать нечего, придется потерпеть. С Маланьей лучше не связываться. Склочная баба!

— А мы и терпим!

Лисипицин осторожно оглянулся:

— Пошли-ка отсюда! Ну вон хоть за ту поленницу. Разговор есть. — Он сделал многозначительное лицо и похлопал себя по карману.

— Что?! Ключ достал?! — обрадовался Эдик.

— Тише! — прошептал Лисипицин. — Пошли куда сказал.

Сзади сарая действительно возвышалась здоровенная, в несколько рядов, поленница. Небольшой, утоптанный пятачок с огромной дубовой плахой посередине окружали кусты. Здесь можно было разговаривать и не бояться, что тебя увидят. Они зашли за поленницу и остановились в изумлении.

На поленьях сидел Колян. Рядом примостился петух. Оба мирно смотрели куда-то вдаль и тихо переговаривались.

— Так-так-так! — говорил петух.

— Квох коко! — грустно соглашался Колян. Увидев Лисипицина и своих товарищей, он слегка смутился и, покосившись на петуха, сказал: — Ко-ко. Лисипицин, квох-кудак!

— Кудак! — согласно кивнул петух и, спрыгнув с поленницы, важно и неторопливо прошествовал мимо озадаченных бандитов.

С минуту все молчали. Серый прямо-таки лучился детской радостью, зато Эдик побагровел от стыда за своего подчиненного.

— Ты чего это с петухом шашни разводишь? — угрожающе сказал он.

Колян состроил невинное лицо:

— Какие шашни, шеф? Ты же сам приказал отвлечь внимание на себя!

— Ну да… — Эдик потер затылок. — Но не до такой же степени!

— А чего такого-то? Ну посидели, поговорили…

— Мне такие разговоры не нравятся! — решительно заявил Эдик. — Сидят два голубка и любезничают!

Он хотел что-то еще добавить, но тут вмешался Лисипицин:

— Друзья мои, не надо ссориться! В нашем деле главное — доверие.

— Точно! — согласился Эдик. — Доверяй, да проверяй!

Лисипицин вздохнул, невольно подумав, что эти братки еще глупее прежних, но вслух сказал совсем другое:

— Я достал ключи от цеха! — Вслед за этим он вытащил из кармана тяжелую связку и помахал ею перед носом шефа.

— Ништяк! — сказал Эдик и, молниеносно перехватив руку Лисипицина, стал отбирать ключи.

— Ты что? — испугался Лисипицин и вцепился в связку мертвой хваткой. — Ты чего? Мы же… договорились!

— Ага! — радостно согласился Эдик, заворачивая Лисипицину руку за спину. — Отдай ключи!

— Не отдам! — зашипел Лисипицин, отчаянно сопротивляясь. Ему даже удалось выкрутиться, но против целой банды он был бессилен.

Через минуту ключи были отобраны, и Эдик, гнусно ухмыляясь, положил их себе в карман.

— Теперь уже я буду диктовать условия, понял?! "Семьдесят процентов!» — передразнил он Рудольфа Адольфыча. — Будешь еще благодарить, если я десять дам!

— Гад! Гад! Сволочь! — хрипел и ругался Лисипицин. — Ничего у тебя не выйдет! Ты с носом останешься, с носом! Вот увидишь, я тебе еще… — В этот момент на голову Лисипицина опустился здоровенный кулак Серого, и Рудольф Адольфыч замолчал, прикусив язык.

— За гада и за сволочь сниму еще пять процентов, — пообещал шеф, тяжело дыша. — А будешь возникать, вообще урою! Закопаю вместе с метлой!

Лисипицин встрепенулся. Отскочив в сторону, он показал браткам язык:

— Вы еще сами ко мне приползете, подонки долбаные! Сами! — И, прихватив метлу, бывший замдиректора бросился бежать.

— Здорово ты его, шеф! — ухмыльнулся Серый. — Нам лишних не надо!

— Точняк! — кивнул Толян. — Самим мало!

— А ты чего молчишь? — Эдик посмотрел на Коляна.

— Я не молчу, — сказал Колян. — Только, может, мы его зря так? Он все-таки местный, настучит начальству.

— Не настучит! — отмахнулся Эдик. — Он знает, что в случае чего… Короче, сегодня идем на дело.

— Э-э, шеф, так мы же ничего не знаем! — забеспокоился Серый. — Где рыжевье искать? Может, прихватить все-таки этого метельщика, он наверняка в курсе.

— Сами справимся, — отмахнулся Эдик. — У нас что, головы нет? А потом, я знаю, куда иду! — Шеф скорчил многозначительную гримасу. — Главное — мешки с собой захватить!

А Лисипицин в это время, не разбирая дороги, бежал домой.

— Сегодня же! — бормотал он вне себя от гнева. — Сегодня же вызову Брукбондскую ведьму! Мы еще посмотрим, чья возьмет! Вы у меня еще попляшете, сосунки, будете знать, с кем тягаться!..

— Только сейчас о тебе вспоминал! — сказал Евстигнеев, пропуская Костю в дом. — Давай-ка чайку, а? «Громовержца»! И с яичницей!

— Давай! — Костя махнул рукой и уселся за стол.

Евстигнеев поставил чайник на плиту и принялся колдовать над омлетом.

— Ты чего это такой всклоченный? — спросил он.

— Будешь тут всклоченным! — проворчал Костя. — Сейчас все расскажу. Вот чаю только выпью!..

— Я тоже не откажусь! — сладко промурлыкал Антуан, вылезая из-под стола.

— А тебе — молока, — сказал Костя.

— Вот еще! — фыркнул Антуан. — Я — как все!

— Сахару побольше? — съехидничал Костя.

Кот оскорбленно выгнул спину:

— Что я, Гаврила, что ли? Это ему все сахарок подавай!

— Ну вот и готово! — сказал Евстигнеев, разливая по чашкам странно пахнущий напиток и ставя сковородку с яичницей на стол. — А у меня к тебе разговор. Мне интересная мысль в голову пришла. Ты знаешь, что такое апельсин?

— В каком смысле? — удивился Костя.

— В прямом. Как переводится?

— Ну… Что-то вроде соснового яблока, — подумав, сказал Костя.

— Точно! — расцвел Евстигнеев. — Чувствуешь, какая мощь?! Сосновое яблоко! Вот где перспектива! И ведь никто бы не заметил, если б не я! Случайное словосочетание — это прямая подсказка к великому открытию. Сосна, ведь она — во! Ух! Сила! А если к ней яблоню привить? Да у нас все леса в сосновых яблоках будут! Кстати, это ведь по твоей части. Ты — лесник, тебе и карты в руки!

Костя покачал головой:

— Ничего не получится. Хотя… Черт! Интересная мысль!

— Вот и я говорю, что интересная! Почему бы не попробовать? Если не выйдет, позовем Шлоссера. Пусть шарахнет своим излучением, и все будет о'кей! Как даст тысяч двести рентген, так все привьется!

— Ладно, — сказал Костя, — обкумекаем. Ум хорошо, а три лучше.

— Не понял, но согласен, — сказал Евстигнеев. — Ты лучше выкладывай, что у тебя за проблемы. По физиономии вижу, что проблемы!

— Ну да, — сказал Костя нехотя. — Помнишь, мы на собрании говорили про бандитов? Я побывал там, в лесу, где они нагадили. Как Мамай прошел. А сейчас они в селе. Остановились у какой-то Маланьи.

— Ну и пусть живут, — сказал Евстигнеев, — нам-то что? И… мы ведь не можем их выгнать?

— Не можем, — согласился Костя. — Но вот скажи, чего им здесь делать?

— Отдыхать, — сказал Евстигнеев, — водку пить.

— А Степанидовна считает по-другому, — возразил Костя, — она уверена, что тут кроется преступный замысел!

— Бред, — возразил Евстигнеев, — паранойя. Видел я их главного, он же дебил! Подумай только, завалился к Шлоссеру за полночь и давай просить, чтобы Семеныч ему кряновскую тарелку продал!

— Что?! — Костя едва не разлил «Громовержец».

— Этого мало. Он ее, паразит, чуть не угнал! — И Евстигнеев во всех подробностях изложил вчерашнее происшествие.

— Вот видишь, — сказал Костя, — я прав. Что-то они замышляют. Может, сходить к ним и строго предупредить, а?

— Глупый ход, — возразил Евстигнеев. — Ты их только встревожишь, и они затаятся. За этими бандюгами нужно установить постоянное наблюдение!

— Кто может этим заняться? — сказал Костя. — Может, Жульетта?

— Не смеши! Она сейчас в хлопотах, гнездо для Марианны делает.

— Гнездо? — ахнул Костя.

— Ну да, — кивнул Евстигнеев, словно речь шла о чем-то заурядном, — надоело, говорит, яйца за ней подбирать, пусть несется где положено!

— Тогда, может, Петечкин и Васечкин?

— Мальчишки все время пропадают то на свалке, то в живом уголке. Будут они этим делом заниматься! — возразил Евстигнеев.

Неожиданно в разговор вмешался Антуан. Он вспрыгнул на стол, выгнул спину, потянулся, широко зевнул и, посмотрев сонными глазами на Костю, неожиданно предложил:

— Э… Мняу! А почему бы не последить мне-эу? За пачку, скажем, Петра-у?

— Вот! — в восторге воскликнул Евстигнеев. — Вот тебе готовый агент! Давай, подключайся, а хочешь, ещё кого-нибудь из своей братии пригласи. Установим круглосуточное наблюдение!

— Отлично! — обрадовался Костя. — Кстати, бабка тоже хочет их приструнить, но не говорит как. Обещает показать им кузькину мать!

— И это неплохо, — кивнул Евстигнеев, — нам чужие бандиты не нужны. У нас Лисипицин есть!

И все-таки какое-то неприятное ощущение от одного только присутствия в селе братков у Кости осталось. Даже то, что Антуан вызвался вести за ними слежку, не принесло заметного облегчения. Словно темное облачко повисло на ясном небе и никак не хотело уходить.

Антуана снаряжали в дозор добрых полчаса. Он капризничал, требовал колбасы и рыбы и долго вертелся перед зеркалом, представляя себя Джеймсом Бондом. Наконец кот ушел, и друзья вздохнули свободно.

— Да! — сказал Костя, наливая новую чашку чая. — Твоя идея с сосной — хорошая. Но у меня встречная мысль. Что, если скрестить яблоню с лесным орехом? Что получится? — Он хитро прищурился и глянул на Евстигнеева.

— Кокос! — воскликнул Евстигнеев. — Честное слово — кокос! Утрем нос селекционерам!

— И вообще… с яблоней можно скрестить рябину. Кому нужна рябина? А вот если яблоки будут расти кистями…

Тут оба друга замолчали, пораженные открывающимися перспективами. В этом блаженном состоянии их и застала Яга Степанидовна. Она вошла как всегда не постучавшись, и Евстигнеев при виде нее от неожиданности едва не сполз со стула.

— Костянтин! Вовремя я тебя застала! У нас ЧП!

— В смысле — частное предприятие? — уточнил Евстигнеев, с трудом преодолевая охватившее его странное обалдение.

— Тьфу на тебя! — воскликнула бабка. — Чаво мирных людей пугаешь? ЧП — это чрезвычайное происшествие, ясно? Погоди-ка… — Тут она посмотрела на Евстигнеева, как доктор на пациента: с нехорошим подозрением. Евстигнеев замер.

— Чаво это вы такие обдолбанные? Али съели не то? Вижу! Вижу яйца старые, сальмонеллезныя! Стало быть, скоро не так запрыгаете!

— Как сальмонеллезные? — испугались друзья. — Не может быть!

— Может… не может… Нат-ко съешьте скорей по пирожку, они у меня противояичные! Я как знала, с собой прихватила. Только уж не спрашивайте с чем.

— Что с чем? — переспросил Костя, лихорадочно прожевывая пирожок.

— С чем пирожки, — пояснила старуха, — а то испугаисси!

— Не испугаемся, — пообещал Евстигнеев.

— Тогда скажу… — Бабка самодовольно потупила взор. — А может, догадаетесь?

— С мясом! — сказал Евстигнеев, облизывая пальцы.

— Правильно! — обрадовалась бабка. — С прусаками печеными в ступе толченными!

— С та… — Костя остановился, переводя дух.

Яга смотрела на него, ласково кивая головой.

— Ра… — еще тише продолжил он.

— Канами! — бодро закончила бабка. — С ними, полезными! Я у печки свод медом смазала, а когда прусаки на сладкое-то полезли да увязли, слегка ее и протопила! Уж как они спеклись, как прожарились! И мне хорошо, и вам спасение. А, вишь, уже и действует!

— В смысле? — обалдело спросил Евстигнеев, с каждым словом выдыхая клубы сизого дыма.

— Ужель сам не видишь? Вон, вся хворь выгорает! Как прет! Кто ж вас такими ядреными яйцами накормил?

— Люська-насос! — простонал Евстигнеев. — Ну я ей покажу!

— Вот уж чего не надо, того не надо, — строго сказала Яга. — Ты-то ей просто покажешь, а ну как ей понравится?

— Да я не в том смысле!

— Да хошь бы и так, — хитро прищурилась бабка, — смысл-то он ведь поворотный!

Наконец, когда хворь окончательно выгорела, Костя открыл окна, чтобы проветрить дом. Едкая гарь неохотно выползала из кухни, норовя залезть под шкафы, спрятаться в углах и за печкой, но Яга прочитала заклинание, и помещение моментально проветрилось.

— Ну вот, а теперь я вас обрадую, — сказала бабка многозначительно, но Евстигнеев, привыкший мыслить конкретно, ее перебил:

— Ближе к делу, товарищ Степанидовна. Что случилось?

«Товарищ Степанидовна» вздрогнула, как от удара током, и неожиданно расцвела:

— Полный кошмар! Как есть ужас! Страхотища!

— Конкретнее, — попросил Костя, чувствуя, что начинает волноваться.

— Да уж куда конкретнее — дракон сбег!

— Какой дракон? — удивился Костя. — Неужели Горыныч?

— Да Горынушка разве дракон? — всплеснула руками бабка. — Он уж давно окультуренный и присмиревший. Непротивленец! Сбег-то кощеевский, тот, что динамо крутит. Старый дурень выпустил его по травке попастись, а сам умотал куда-то. Ну а дракон — в бега! Боюсь, наделает дел, ох наделает!

Косте представился дракон, свободно разгуливающий по селу, и он похолодел.

— А он что? Кусается небось? — спросил Евстигнеев.

Бабка махнула рукой:

— И не говори! Не токмо кусается, а жреть все что ни попадя!

— Так он вроде травоядный, — сказал Костя.

— Знамо что травоядный. Дак ведь если курица подвернется али свинья какая, разве ж он удержится? Столько лет на диете! А тут мясо бегает… Знамо что сожреть!

— А если… — со страхом предположил Костя.

— Сожреть! — энергично закивала бабка. — Потому и прибежала. Ловить оглоеда нужно! Глядишь, всем миром и оприходуем.

— А Кощей где? — возмутился Евстигнеев. — Почему не ловит?

— Говорю же, подался куда-то, — сказала Яга, нетерпеливо пожав плечами. — А потом, ведь если эта скотина почует хозяина, то с перепугу такого натворит!

— Все верно, — сказал Евстигнеев. — Кончать с этим делом надо. Бежим к Шлоссеру! Этого зверя лучше всего искать с воздуха. Пусть летающий «Запорожец» заводит, сверху мы дракона враз накроем!

Эта мысль показалась друзьям настолько очевидной, что они тут же бросились к главному механику.

Шлоссер угрюмо сидел за столом в своем кабинете и ковырял авторучкой в ухе. Вид у него был сосредоточенный и сердитый.

— Ты чего это вытворяешь? — удивился Евстигнеев. — Детство вспомнил, без уха решил остаться?

— Что? — переспросил Семеныч, поднося ладонь к другому уху.

Евстигнеев постучал пальцем по лбу.

— А-а! — обрадовался Шлоссер. — Понял! Погоди.

Он как-то особенно свирепо завертел авторучкой вухе, послышался хруст… Костя невольно зажмурился, а когда раскрыл глаза, Шлоссер уже рассматривал нечто маленькое и черненькое, отдаленно напоминавшее клопа.

Яга Степанидовна ойкнула, Евстигнеев попятился, а Семеныч с победным видом положил предмет на стол и облегченно улыбнулся.

— Вот теперь порядок, — сказал он.

— Какой порядок? — рассердился Евстигнеев. — Что это у тебя за дрянь в ухе?

— Похожа на клопа, — сказал Костя.

— Это и есть клоп, — кивнул Шлоссер, — только электронный. Тут чудная история. Я, понимаешь, с вечера почувствовал, что с ухом что-то не то. Слышно плохо, но временами прорываются какие-то голоса, как в радио! Ну я сразу смекнул, что тут нечисто. Одного понять не могу: кто мне ухитрился в ухо засунуть подслушивающий прибор?

— А! Понял, — сказал Евстигнеев, — за тобой шпионят!

— Еще как, — сказал Семеныч, — если в ухо «клопа» засунули! Умельцы, видать!

— Тут без колдовства не обошлось, — сурово сказала Яга. — Чтобы живому человеку такие страсти в нутро совать!

— Ладно, — отмахнулся Шлоссер, — разберемся. Промышленный шпионаж — это сейчас модно. А эту штуку надо в туалет выбросить, пусть там записывает.

— Точно, — хохотнул Евстигнеев, и тут же посерьезнел. — Мы к тебе по делу. Кощеевский дракон сбежал.

— Ага! — сказал Шлоссер. — Только я — пас. У меня план горит. Вот вам ключи, берите машину и ищите. Да, чуть не забыл. При входе на территорию пароль — «Гаврила».

Костя и Евстигнеев подходили к дому Шлоссера. За ними не спеша семенила Степанидовна. Она все никак не могла взять в толк, что же за штуку вытащил из себя главный механик и не превращается ли он потихоньку в механического мужика? И тут их окликнули:

— Эй, ты!

Костя обернулся. У забора стояли четверо. Один из них, с удивительно длинной жилистой шеей, губами обирал с веток спеющую вишню. Впереди всех стоял толстяк с бритой, странно сморщенной головой.

— Во-первых, попросил бы не тыкать, — сказал Костя, подходя ближе, — вы не в своем зверинце, здесь будьте добры уважать закон и правила!

Высказав эту в общем-то нехитрую мысль, Костя принялся буравить взглядом толстяка.

— Уроки малолеткам в школе читай, — скривился Элик, — а мы чего хотим, то и делаем, вкурил? Ты, гад, еще вчера меня притомил!

Между тем Яга Степанидовна подошла ближе. Она глянула на братков и неожиданно обрадовалась:

— Вот вы где, голубчики! Вас-то мне и надо!

Бабка подняла свой посошок, и бандиты наконец-то обратили на нее внимание. Серый — посерел. Толян и Колян попытались попятиться, но сзади был забор, и они прижались к нему, тщетно стараясь слиться с окружающим ландшафтом.

— Бабуля! — взревел Эдик. — Это же шутка, в натуре! Отвечаю!

Яга наклонилась над Эдиком и угрожающе прошептала:

— А ну говори, волчья сыть, чего тебе здесь надобно?

Эдик увидел склонившуюся над ним страшную клыкастую маску, горящие глаза и крючковатый нос и плавно пошел в отключку.

— Дачники мы, — прохрипел он, напрягая последние силы, — отдыхать приехали… Век свободы не видать!

— Не свободы, а Эллады, — поправила его Яга.

Эдик сглотнул слюну.

— Точняк! — подтвердил он. — Именно этой, как её? Елдады!

— Ох врешь, — усмехнулась Степанидовна, — ну да ничего! Все наружу выйдет! Вы ведь у Маланьи живете?

— Ага, у ней! — кивнул Эдик, и тут, словно в оправдание, он неожиданно пожаловался: — Кормит она плохо! Кушать хочется!

— Тебе давно на диету пора, — сказала Яга, — на тюремную! Пора ведь? — Она требовательно уставилась Эдику в глаза.

Шеф зажмурился и как марионетка закивал головой.

— Много на тебе зла, — произнесла бабка задумчиво, — карма-то вон вся темная, аки ночь глухая! Вижу, придется тебя полечить, ради твоего же блага! Может, исправишься?

— Товарищ Степанидовна, — сказал Евстигнеев, — а давайте я их всех в угол поставлю! — Он взял Эдика за грудки и притянул к себе. — Помнишь, как недавно в углу стоял?

И тут случилось то, чего никто не ожидал, в том числе и сам Эдик. Что есть силы он рванулся, но не вперед, а вбок и въехал коленом Евстигнееву прямо в пах.

— Bay! — взвыл Евстигнеев и согнулся в три погибели.

— Атас! — крикнул Эдик и бросился вдоль по улице. Вслед за ним огромными скачками припустили остальные.

— Ай-яй-яй! — засуетилась Яга. — Ах он негодный! Все достоинство всмятку! А ты не горюй, не горюй! Новые отрастут, ишшо лучше будут!

В ответ Евстигнеев тяжело выдохнул воздух. Степанидовна внимательно посмотрела на него.

— Ишь как убивается, страдалец! А мы на тебя заморозку напустим, оно и пройдет. Чуфырь! — крикнула Яга и взмахнула клюкой. — Криогенус!

И Костя вдруг почувствовал, что от Евстигнеева потянуло холодом, как от ледяной глыбы. Трава вокруг моментально покрылась инеем, а сам Евстигнеев притих, вытаращив глаза и беззвучно раскрыв рот. И почти тут же над его головой, как над полюсом холода, заклубился пар, сгустился в маленькую тучку и пролился редким мелким дождиком. Евстигнеев выпрямился и чихнул.

— Ну что, отлегло, соколик? — заботливо спросила Яга.

— Отлегло! — вздохнул Евстигнеев, постукивал зубами. — Ну и холодина! Так и замерзнуть недолго.

— Неча свое хозяйство разбрасывать перед всякими такими! — сказала Яга. — Смотреть надо в оба! А этими гавриками я займусь! Ох проучу! Хорошо, что они у Маланьи живут!

— Чего ж хорошего-то? — поинтересовался Костя. — По-моему, наоборот. Маланья — человек скрытный, живет на отшибе, бандитам у нее лафа.

— Много ты понимаешь! — фыркнула Яга. — Маланья-то моя внучатая племянница! Они против нее — цыплята! Уж она им, кознодеям, покажет, уж она их, плутов, улестит! Досыта, на всю жизнь накормит!

— Интересные вещи открываются, — пробормотал Костя. — Маланья — ваша племянница, Евстигнеев — Кощею седьмая вода на киселе! Может, и я кому-нибудь родственником прихожусь, а? — Он засмеялся.

— Зря смеёсси! — строго сказала Яга. — К нам чужие не попадают. А если попадают, то не задерживаются. А что касаемо до тебя, соколик, то ты дядьке Матвею, главному лесному чертяке, в десятом колене двоюродный сын! А через дядьку Матвея приходишься родичем и кой-кому похлеще.

Костя обалдел. В его голове на мгновение вспыхнули какие-то странные видения, окружающее на миг представилось чем-то нереальным, странной игрой, выдуманной Великим Мастером.

— Удивился? — довольным голосом произнесла Яга. — Ишшо не так удивисси!

До самого шлоссеровского дома они шли молча. Возле калитки Костя остановился.

— Как там у него пароль? — спросил он. — «Гаврила», кажется? Сим-сим, открой дверь!

— Сгорю, да не отворю! — проскрипел механизм.

— Сим-сим, — рассердился Костя, — хватит валять дурака! У нас срочное дело. Давай открывай! Пароль — Гаврила!

— Ох и достали вы меня со своим Гаврилой! — заскрипел запор. — Ну сколько можно объяснять? Нету хозяина дома! Нету!

— Может, разрыв-травой ее пронять? — зловеще пробормотала Степанидовна. — Вот ведь капризная баба!

— Это не баба, это запор такой, — пояснил Евстигнеев и сам подошел к калитке. — Гаврила! — позвал он.

Через минуту с той стороны забора послышался дробный топот ног, дверь распахнулась, и на пороге возник сияющий Гаврила.

— Я друзей любить всегда! Сахарок принес?

— Да, да! — в рифму ответил Евстигнеев и полез в карман. Механический затвор все еще недовольно ворчал им вслед, а Гаврила уже выкатил «Запорожец», похожий на пушистое облачко.

— Давно за рулем не сидел! — пробормотал Евстигнеев, с опаской усаживаясь в водительское кресло.

— Ешкин кот, — бормотала Яга, устраиваясь сзади, — неужели это помело летает? Чудеса, да и только!

Евстигнеев включил эфироприемник.

— Поднимаемся! — гаркнул он и до упора утопил педаль газа.

«Только не в космос!» — хотел крикнул Костя, но не успел. С головокружительной быстротой земля провалилась вниз, и вокруг них раскинулось беспросветно-черное небо.

— Красотишша-то кака! — восхитилась Степанидовна, таращась в окна. — Смотрит-ко! Кто-то еще на таком же помеле летит!

Она ткнула коготком прямо перед собой. Костя глянул и сомлел. Впереди, чуть левее по курсу, в бархатной пустоте проплывал американский «Шаттл».

— Ты смотри! — восхитился Евстигнеев. — Братья по разуму! Погоди, сейчас поближе подберемся, глянем, что они делают.

Три космонавта сидели за столом и деловито нарезали колбасу. На столике красовалась бутылка с бесцветной жидкостью.

— «Столичная», — по слогам прочел Евстигнеев и ухмыльнулся. — Смотри-ка, на троих! Нашли где соображать!

— А что? — пожал плечами Костя. — Правильно делают! Тишина. Спокойствие. А вообще-то ты увлекся, Евстигнеев! Нам дракона искать надо.

Космонавты, очевидно, что-то почувствовали и уставились на них в иллюминатор. При этом лица у всех троих были такие, словно их застукал за распитием спиртного непосредственный начальник.

И в этот момент Евстигнеев бросил машину вниз. Все облегченно вздохнули.

— Пойдем на бреющем полете, — сказал Евстигнеев, когда под машиной закурчавились калиновские леса. — Даю горизонтальную тягу!

Автомобиль медленно полетел над селом. Все уставились в окна.

— Не видно, — прошептал Костя, — нет его здесь! А может, он на юг подался? В родные края?

— Како юг! — возмутилась бабка. — Вон он, оглоед!

— Это же коза! — засмеялся Костя, глядя, как сравнительно небольшое животное гуляет по совхозному току.

— Разуй глаза! — пробормотала Яга. — Не видишь, три башки?

— Так он же… маленький! — проглотив слюну, выдохнул Костя.

— А тебе здоровенный нужон? — саркастически заметила Яга. — Так здоровенные повывелись все. Экология не та. Измельчали.

Между тем дракон подобрался к зерноуборочной машине и с аппетитом принялся уписывать элитную пшеницу.

— Снижайся! — потребовала бабка. — Ух я ему сейчас задам!

— Правильно! — кивнул Евстигнеев. — Он же экспериментальные образцы жрет! Два в одном называются.

— Это как шампунь? — не понял Костя.

— Два колоса на одном стебле! — сквозь зубы процедил Евстигнеев и посадил «Запорожец» прямо на площадку в двух шагах от дракона.

Все вылезли и уставились на мирно жующее чудовище. Дракон и в самом деле был невелик и очень походил бы на крупную козу, если б не три головы и здоровенные индюшачьи лапы. Народу на току не было. Дракон скосил на друзей огненный глаз и еще быстрее принялся уминать элитное зерно.

— А где бригадир? — возмутился Евстигнеев. — Почему допустил безобразие?

Из ближайших кустов тотчас выглянула чья-то кудлатая голова и обиженно возразила:

— А ты бы не допустил? Иди отгони, если смелый! У него три башки, а у меня одна! С вами вон лесник, пусть усмиряет!

— И усмирю, — мрачно сказал Костя и направился к дракону.

Дракон обернулся, зашипел и показал Косте раздвоенный язык. Костя остановился в нерешительности.

— Ну что, съел? — хмыкнула кудлатая голова. — Ты ближе подойди, увидишь, как он тебя тяпнет!

— Товарищи, — неожиданно обрадовался Евстигнеев, — не надо его отгонять! Он уж давно лопает, скоро нажрется!

— Сомневаюсь, — сухо сказала бабка. — Он ведь в три горла уписывает! Так и будет жрать и раздуваться, жрать и раздуваться. Эх, рыцаря бы сюда!

— Жору? — переспросил Костя. — А что, это идея! Дракон всегда боится либо колдуна, либо рыцаря. Евстигнеев, слетай в сторожку, привези Жору, хоть какая-то польза от него будет!

Евстигнеев лихо поднял «Запорожец» над площадкой и помчался в сторону ласа.

Костя с Ягой остались вдвоем.

— Может, попробуем отогнать? — сказал Костя. — Ты с одной стороны, я — с другой? Дракошечка, хорошенький, кончай жрать зерно, — забормотал он, заходя справа.

Левая голова дракона повернулась, обиженно глянула на Костю и отрицательно качнулась.

— Ах ты, негодный! — воскликнула Яга, заходя слева. — Совсем совести нет! Вот вспучит брюхо, запляшешь!

Теперь отрицательно качнулась правая голова. Центральная же ни на кого не обращала внимания. Даже появление запыхавшегося Захара Игнатьевича не произвело на зверя должного впечатления.

— Товарищ Яга! — закричал директор еще издали. — Это ведь ваши подопечные, так я понимаю? Прошу призвать хищника к порядку! — Он бесцеремонно подошел к дракону и дернул его за крыло. И тут длинный, словно плетка, хвост ожил и неожиданно перехватил Захара Игнатьевича поперек туловища так, что директор не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. — Караул! — зашептал он, медленно темнея лицом. — Спасите! Душат!

Костя бросился к нему на помощь, но в это время хвост отпустил Захара Игнатьевича и обвился вокруг него самого. Теперь уже Костя оказался связанным по рукам и ногам.

И неизвестно, чем бы все закончилось, если б на площадку не приземлился «Запорожец» и из него не выскочили Евстигнеев и рыцарь.

Вытаскивая на ходу заржавленный меч, сэр Жора ринулся в атаку.

— Чудовище! — пророкотал он. — Я вызываю тебя на бой!

Увидев идущего к нему рыцаря, дракон замер, потом заметался по площадке, затем сунул все три головы в кучу с зерном и затих.

Сэр Жора растерянно остановился.

— Чего это с ним? — спросил он, переводя взгляд с Кости на Ягу, а с Яги на Евстигнеева.

— Мандражирует, — заявила Яга, — боится, что ты ему сейчас все три башки снесешь. А ты не жди, руби давай, и дело с концом!

Сэр Жора подошел к дракону вплотную и потыкал его железным пальцем в бок.

— Эй, ты! Вылезай! Я тебя на бой… Постой, ты куда?!

Не принимая вызова, дракон с хорошей скоростью стал зарываться в зерно.

— Держи его, братцы! Не пущай! — крикнула Яга и схватила бедное чудище за лапу.

Тут подоспели Захар Игнатьевич, Костя и Евстигнеев. Поднатужившись, они вытащили дракона и поставили перед рыцарем.

— Ну что, не стыдно тебе, морда твоя зеленая? — строго произнесла Яга. — Как шкодить, так пожалуйста, а как ответ держать, так извините?!

Дракон глубоко вздохнул и понуро повесил все три головы.

— Вот скажи, — подключился директор, — зачем опытный образец жрать? Ну подошел, попросил бы по-человечески, изыскали бы резервы… А ты без спроса! Да разве так делают?

Он хотел было добавить что-то еще, но тут дракон всхлипнул и тоненьким жалобным голоском пропищал:

— Больше не буду!

Захар Игнатьевич растерялся. Уж чего-чего, но чтобы кощеевский дракон заговорил, не ожидал никто. Даже Яга удивилась:

— Ишь ты, как зверину-то проняло! Вот что значит страх!

Тут рыцарь молодцевато развернул плечи и снова зашевелил мечом.

— Погоди, — сказал Костя, — припугнул, и будет. Сейчас разберемся. Эх, Кощея бы сюда!

— Я здесь! — послышался знакомый голос, и на площадке с отчетливым щелчком возник сам Бессмертный. На нем были потертые джинсы и рубашка с множеством карманов. — Извините! Только-только с международного симпозиума по охране реликтовой среды. А тут такое… Непорядок!

— Это не непорядок, — строго сказал директор, — а форменное безобразие! Вместо того чтобы решать насущные вопросы, я вынужден отвлекаться!

— Полностью с вами согласен, — поклонился Кощей и вынул из кармана чековую книжку. — Факт хулиганства налицо. Материальные потери — тоже. Я, как ответственный за данное животное, обязан возместить ущерб! А ты, — тут он в упор глянул на дракона, — живо на место!

— Что? — в ужасе пропищал дракон. — Опять динамо крутить? Не хочу!

— Ты мне поговори! — угрожающе произнес Кощей. — Распустился совсем! Тебя, как человека, выпустили погулять, а ты?

— Но я же не человек! — захныкал дракон. — Я кушать хочу! И динамо крутить не хочу. — По зеленым щекам его потекли слезы.

Захар Игнатьевич посуровел.

— Постойте… товарищ Кощей, — строго произнес он, — насколько я понимаю, вы уже долгое время эксплуатируете это… хм!.. разумное существо.

— Да чего там эксплуатирует, в хвост и в гриву заездил! — вступилась за дракона Яга. — Рабство развел натуральное. Не дракон, а рабыня Изаура!

— Это поклеп, — хладнокровно возразил Кощей. — Откуда мне было знать, что он разумный? Он же молчит всю дорогу. А потом, извините, драконы — народ хитрый. Может, он не разговаривает вовсе, а притворяется?

— Да как же так? — удивился Костя.

— Очень просто! — сквозь зубы произнес Кощей, затем что-то быстро черкнул в чековой книжке, вырвал листок и протянул его Захару Игнатьевичу. — Надеюсь, этого хватит, чтобы забыть сие прискорбное недоразумение?

Директор поднес к глазам листок, внимательно изучил цифру и посмотрел на Кощея.

— Э… Тут какая-то сумма несуразная. Может, вы ошиблись?

Кощей отрицательно покачал головой:

— Я никогда и ни в чем не ошибаюсь. Тем более в финансовых делах. Впрочем, может быть, вы считаете, что цифра мала? Я согласен увеличить указанную сумму.

В глазах директора на мгновение вспыхнул дьявольский огонек, но он тут же пригасил его и спрятал чек за пазуху.

— Нет-нет. Этого вполне достаточно.

— Деньги можно получить наличными в любом банке, — небрежно сказал Кощей, — но я бы советовал безналичный перевод. Вам ведь ни к чему проблемы с перевозкой?

— Погодите, товарищи! — Костя решительно вышел на середину. — Это все хорошо, но как быть с драконом? Он ведь и в самом деле используется как рабсила!

— Ужас! Просто кошмар! — еле слышно вздохнул дракон.

— Вот видите! — Костя посмотрел на Кощея. — Если все дело только в электричестве, то проблему можно решить иначе.

— А, простите, как? — Кощей наклонил голову и с интересом взглянул на Костю.

— Педали наладь да сам крути! — полушутя-полусерьезно посоветовала Яга.

— Зачем же? — Костя улыбнулся. — У Шлоссера есть компактный ядерный реактор. Самодельный, конечно, но работает бесперебойно. Сейчас он у него стоит без дела. А договориться с Семенычем, думаю, будет нетрудно.

— О! — сказал Кощей. — Это все меняет! Главное, чтобы не было бензиновой вони, чего не избежать, используя обычный генератор. Я, пожалуй, приму этот вариант. Но что делать с драконом?

— А ничего не делать, — сказал Костя, — отдать его Петечкину и Васечкину для живого уголка. Они о нем позаботятся.

— Ну что ж… Пожалуй! — подумав, согласился директор. — Для школы это будет неплохо. Наглядное, так сказать, учебное пособие. С кормами, понятное дело, поможем, да ведь этих чертенят еще найти надо! Где вот они сейчас?

— Да где-нибудь рядом толкаются, — сказал Евстигнеев. — Чтобы эти сорванцы такое зрелище упустили… Здесь они!

— Петечкин! — крикнул Костя. — Васечкин! А ну выходите, пока мы не передумали!

Из-за ближайшей молотилки осторожно, словно нашкодившие коты, вылезли Петечкин и Васечкин.

— Все слышали? — строго спросил директор.

— Ага, — сказал Петечкин ломающимся голосом.

— Конечно! — добавил Васечкин и шмыгнул носом.

— Тогда забирайте своего зверя!

Петечкин и Васечкин подбежали к дракону и принялись что-то нашептывать ему. Дракон поднял все три головы, осмотрелся и трусцой засеменил вслед за ребятами.

— Ну вот и порядок! — вздохнул Захар Игнатьевич и тут же обеспокоенно спросил: — А он их не… того?

— Сожреть? — подсказала Яга.

— Ну да. Типа съест…

— Не-эт! — решительно заявил Кощей. — Куда ему? Он же травоядный! К тому же они теперь — друзья навек. Драконы — существа благодарные. — Тут он посмотрел на Костю. — А нам с вами нужно спешить к Шлоссеру. Увы, я действительно не могу обходиться без электричества!

Эдик, Серый и Колян с Толяном сидели на высоком берегу реки и мрачно посматривали на темнеющий невдалеке лес. Где-то там, в лесной чащобе, прихотливо вилась дорога, ведущая в город. Где-то там текла нормальная, понятная жизнь. Там их уважали, а многие боялись, и все было как надо, а здесь… В этой забытой богом дыре всякий четвероногий петух, всякая бабка могли их напугать и даже обидеть!

— Теперь понятно, почему Кислый умом двинулся, — сказал Толян и мрачно сплюнул на траву.

— Тебе еще хорошо, — сказал Серый, — у тебя все путем, а мне с такой шеей куда?

— В зоопарк! — посоветовал Толян и едва не получил в зубы.

— Не до смеха, — сказал Колян, — надо быть настороже. Может, тут покойники по ночам гуляют?

— Ша, пацаны, — сказал Эдик, — хорош трепаться! Нам главное что? Срубить башни, а там по тихой смотаемся отсюда и заживем, как короли! Серому башку отрежем и шею укоротим, тебе, Колян, новые зубы вставим!

— У меня свои еще ничего, — испугался Колян, — зачем мне чужие?

— Сейчас это модно, — сказал Эдик. — Ты же деревня, ничего в таких вещах не рубишь. Ты знаешь, какие зубы сейчас вставляют? Закачаешься! И вообще. Каждый откроет счет в Швейцарии, поедем на Кенары. Отдохнем.

— Это хорошо, — вздохнул Серый, — отдохнуть надо. А то я что-то устал!

— Меньше шеей верти, — посоветовал Толян.

— А по зубам! — лениво сказал Серый.

— Заткнитесь, — приказал Эдик, — пока обоим не навешал. Короче, действуем так. Ночью идем к заводу. Там этот… обезьян. Надо его пришибить на фиг, чтобы не мешал. Ты, Колян, самый шустрый, возьмешь обезьяна на себя.

— А если он кирпичом?! — испугался Колян. — Чу делать-то?

— Ты у нас тренированный, — ухмыльнулся шеф, — карате изучал. Дашь ему по чайнику и прогонишь с крыши. Теперь дальше. У входа наверняка будет пастись Лисипицин. Он и от десяти процентов не откажется, гад! Возьмем его за хибон, пусть показывает, где что. Дальше. Рыжевье к бабке не потащим. Нам шухер ни к чему. Закопаем где-нибудь здесь, а потом вывезем. Может быть, за один раз все и не увезем!

— Увезем, — уверенно сказал Серый. — Выбросим все лишнее из машины и увезем.

— Там будет видно, — здраво рассудил шеф, — может, и все сразу.

Он на минуту замолчал, уставившись на Толяна.

— Жрать хочется! — сказал он совершенно без всякой связи с предыдущим.

— Шеф, а я-то тут при чем? — насторожился Толян.

— Ни при чем, — сказал Эдик, отводя глаза и сглатывая слюну. — Маланья небось обед сготовила!

— Пойдем, а то не достанется, — забеспокоился Колян.

— Мясца бы, — вздохнул Эдик. — Колбаски…

— Да здесь небось и колбасы нет, — сказал Серый, — это сельпо, тундра!

— А может, дойдем до магазина, посмотрим, — предложил Толян. Его идея была подхвачена всеми.

— Надо глянуть, — сказал шеф, — может, чего и придумаем?

Поднявшись и отряхнув штаны, они направились в сторону сельмага.

Надпись «Люська-насос» все еще красовалась на пыльном витринном стекле. Шеф прочел ее и надолго задумался.

— А может, раскрутим ее, эту Люську, — сказал он неуверенно.

В это время из магазина вышел Евстигнеев. Из авоськи у него высовывалась палка колбасы. Яйца в пакете Евстигнеев держал в руке. Увидев братков, Евстигнеев нахмурился, но ничего не сказал.

— Шеф, — прошептал Серый, — давай я ему яйца разобью!

— Бесполезно, — махнул рукой Эдик, — я уже разбивал…

— Я имею в виду настоящие, в сумке!

— Увянь! — сказал Эдик. — Без тебя проблем хватает. Пошли в магазин!

Никто из братков не увидел, как с другой стороны к сельмагу подошла Яга Степанидовна. Мстительно усмехнувшись, она прошептала заклинание, изменяющее внешность, и через минуту уже стояла возле дверей магазина, самодовольно рассматривая в пыльном стекле свое отражение.

Появление в магазине четырех коротко стриженных бугаев произвело на Люську самое благоприятное впечатление. Она попыталась придать своим растекшимся телесам хоть какую-то видимость формы и изобразила на лице игривую улыбку. При этом жиденькие волосы у нее сами собой приподнялись и улеглись в виде полупрозрачного хохолка.

— Здравствуйте, мальчики, — произнесла Люська с придыханием, — что будем брать?

— Колбасу! — вожделенно произнес шеф и запустил руки в карманы. — Ой! — тут же сказал он фальшивым голосом. — А мы деньги забыли! А можно мы потом принесем?

Игривый хохолок на голове у Люськи мгновенно опал и рассыпался по мясистому лбу тонкими волосинками. Тело снова стало туловищем, а в глазах мелькнул подозрительный огонек.

— Ишь ты какие умные! — усмехнулась Люська. — Тут кадры вроде вас часто крутятся, каждый норовит наколоть. Нет денег — нечего по магазинам шастать.

— Ты чего выступаешь-то? — нахмурился Серый. — Захлопни лучше пасть!

Люська медленно встала из-за прилавка и заколыхалась, словно плохо приготовленный студень.

— У кого пасть? — угрожающе осведомилась она, подхватив с весов двухкилограммовую гирю. — Молчал бы уж, чучело длинношеее! Небось всю жизнь по окнам зырил, вот шея и вытянулась!

Серый задохнулся от обиды.

— Ты че, ты че? — зачастил он со слезой в голосе, и неизвестно, чем бы закончилась эта ссора, если б в магазин не вошла высоченная старуха в спортивном костюме голубого цвета и бейсболке. Узнать в даме Ягу Степанидовну было совершенно невозможно. Все участники этой некрасивой сцены невольно замолчали и уставились на нее.

— Здрассьте-мордасъте! — пробормотала Степанидовна и уже громко и отчетливо добавила: — Добрый день, молодые люди!

— Ага! — кивнул Эдик, с опаской поглядывая на бабку.

С некоторых пор старухи стали вызывать у шефа чувство неуверенности в себе. А эта так и вообще больше походила на баскетболиста из «Чикаго Буллс». Мускулатура, рост… Только вот башка старушечья!

— О чем спорим? — весело осведомилась посетительница и встала так, чтобы загородить выход на улицу.

— А мы и не спорим, — заискивающе улыбнулся Эдик, — мы просто зашли, а деньги забыли. Вот.

— Врут они все, — нахмурилась Люська, — колбасу хотели увести!

— Это правда? — тихо осведомилась «баскетболистка».

— Гадом буду — врет! — воскликнул Эдик и для убедительности стукнул себя кулаком в грудь.

— Ясно, — сказала бабка, пристально разглядывая братков, — жрать охота?

— Охота, — прошептал Эдик, но тут же поправился, — шутка! Мы сейчас обедать пойдем!

— Просто хотели узнать, есть здесь колбаса или нет, — начал объяснять Серый. — Мы думали, что нет, а она-то есть!

— Ну и что тут за колбаса? — подозрительно насторожилась старуха.

— Вкусная! — выпалил Серый, роняя на пол слюну.

— Ага! — сказала бабка и, на секунду задумавшись, вытащила из кармана куртки здоровенный бумажник. — Милочка, свешай два кило колбасы!

— А деньги? — прищурилась Люська. — Вы сначала деньги покажите! Откуда я знаю, может, вы все из одной шайки?

— А твое какое дело? — равнодушно сказала посетительница. — Денежки — вот они! Ты уж вешай давай! — Она вытащила из кошелька сотенную купюру, затем еще две и помахала ими в воздухе.

— Так бы и сказали, что одна компания, — проворчала Люська, — а то мутят воду! Говорите, какой колбасы?

— Сказано — вкусной, — повторила старуха.

— Она вся вкусная. У нас другой не бывает!

— Тогда самую лучшую, — наклонясь, сказала бабка, — и горе тебе, если подсунешь плохую! — При этом она так глянула на продавщицу, что та, ойкнув, побежала к холодильнику.

Братки, дрожа от вожделения, наблюдали за происходящим. Люська вернулась, неся четыре подрагивающих свертка.

— Вот! — сказала она, бухнув колбасу на прилавок. — Самая лучшая. Вкуснее не бывает! Тут ровно два кило.

— Смотри у меня, ох смотри! — Бабка помахала в воздухе длинным многосуставчатым пальцем. — Меня обманывать — себе дороже!

Заплатив деньги, старуха внимательно сосчитала сдачу и поманила пацанов к выходу.

Словно под гипнозом, компания устремилась следом за ней. Едва они ушли, Люська выскочила из-за прилавка и бросилась запирать магазин.

— Что творится? Что творится-то! — бормотала она, накладывая засов и вешая табличку «Санитарный час».

А у дверей магазина Степанидовна вручала колбасу шефу.

— Кушайте на здоровье!

— Спасибо, бабуля, век не забудем! — бормотал Эдик, хватая пахучие свертки. — Мы это… Отдадим! За нами не заржавеет!

— Знамо, отдадите, — холодно сказала Яга, вынимая из-за пазухи четыре здоровенных наливных яблока, — а вот это вам на закуску. Полакомитесь.

Яблоки были такие сочные и спелые на вид, что даже черные зернышки светились сквозь золотистую кожуру.

— Спасибо! — ликовали бандиты, рассовывая яблоки по карманам.

— Еще увидимся! — сказала Степанидовна и быстрым шагом свернула за угол.

— Куда это она пошла? — прошептал Серый. — Там же кусты…

— Может, в кусты и пошла, — хихикнул Толян.

— Сейчас я гляну, — сказал Колян и шмыгнул следом за бабкой. Через минуту он вернулся разочарованным. — Нету. Испарилась!

— Значит, точно в кустах устроилась, — сказал Эдик и быстро огляделся. — Пошли отсюда куда-нибудь, перекусим!

От нетерпения братки припустили бегом и вскоре оказались на задворках библиотеки. Здесь было пусто и тихо. На земле валялись окурки и бутылка из-под портвейна «Кавказ». Тут же лежало почерневшее от непогоды бревно, на которое приятели и уселись.

Колбасу ели истово, не очищая от кожуры, закатывая глаза от блаженства.

— Здорово! — сказал Эдик, облизывая пальцы и принимаясь за яблоко. Яблоко он съел вместе с косточками.

— Ну ты, шеф, даешь! — восхитился Серый. — Я так не умею.

— Ты еще зеленый, — миролюбиво сказал Эдик, — тебе еще многому учиться надо!

Через минуту компания заметно повеселела.

— Классная бабуля, — добродушно сказал Серый, — получим бабки, отдадим за колбасу!

— Еще чего, — скривился Эдик, — отдавать! Да у нее денег видал сколько? Перебьется! — Он довольно хохотнул и вдруг обеими руками поскреб голову. — Чего-то башка зачесалась!

— Может, у тебя вши? — подозрительно осведомился Серый, на всякий случай отодвигаясь подальше. И тут же сам заскреб обеими лапами по макушке.

— Ты фильтруй базар! — рассвирепел Эдик. — Какие вши, я же лысый!

— Серый, Серый, — осклабился Толян, — а сам-то ты чего чешешься? Ха-ха-ха! Ой!

Толян против воли тоже принялся начесывать свою шишковатую голову. Через минуту вся компания дружно чесалась.

— Домой надо идти, — сказал шеф, — у бабки вазелин есть, может, у нас пигментация началась?

— Чего-чего? — не поняли пацаны.

— Пигментация, — пояснил шеф, — это когда кожа пятнами идет. Такое бывает, если долго на солнце стоять.

Дружно почесывая макушки, компания бросилась домой, и вскоре они уже вбегали к Маланье во двор.

Не обращая внимания на четвероногого петуха, Эдик влетел в комнату и кинулся к зеркалу. Пятен на голове не было, но зато виднелись два розовых бугорка. Они-то и чесались. Да так, что спасу не было. То же самое обнаружилось и у остальных.

— Шеф, это болезнь, — слегка заикаясь, сказал Серый, — может, даже рак? — Добавил он, стремительно бледнея.

— Дубина стоеросовая! — взвился Эдик. — Рак так быстро не растет. Это, наверное, клещи!

— А почему у всех на одном месте? — резонно спросил Толян.

— Потому что клещи здесь тоже ненормальные! — прорычал шеф. — Все, братцы, бежать отсюда надо. В санчасть!

— А обедать кто будет? — прозвучал раскатистый Маланьин голос. Хозяйка просунулась в дверь и посмотрела на своих квартирантов. — Чего это вы такие встопорщенные?

— Фигню какую-то у вас здесь подцепили, — рыкнул Эдик, наклоняя голову, — клещи, наверное!

Бабка на цыпочках подошла к шефу и брезгливо потрогала бугорки на бритой голове.

— Ой! — сказала она, невольно отступая назад. — Да какие же это клещи?

— А что же тогда? — испугался Эдик.

— Похоже на рога, — решительно заявила Маланья, — вон уж бугорки чернеть начали. У козлят такие с малолетства расти начинают!

— Ты хочешь сказать, что мы козлы? — взвился шеф и снова подскочил к зеркалу. Всмотревшись, он обреченно повернулся к Маланье и упавшим голосом уточнил: — В натуре. Рога!

— Братцы! — жалобно проблеял Колян. — Что же это получается? Мы теперь будем, как бараны?

— Как козлы! — злорадно уточнил Толян.

— Заткнись, — закричал шеф, — уж лучше быть бараном!

— А может, у нас и шерсть начинает расти? — забеспокоился Серый и, сорвав с себя майку, принялся разглядывать тело. Шерсть не росла.

— Фигня, пацаны, — обрадовался Эдик, — прорвемся! Это инфекция!

— В санчасть надо! — подал голос Колян.

— Сначала обед! — строго отшила Маланья. — Я что, зря готовила?

— Давай обед, — обреченно облизываясь, закивали братки, — только побыстрей!

Через полчаса они уже стояли возле санчасти.

— А, это вы! — сказала медсестра, глядя на Эдика поверх очков. — Как ваше бешенство?

— С бешенством порядок, — сказал Эдик, краснея от стыда и злости. — У меня теперь рога начали расти. — Он наклонил голову и продемонстрировал медсестре миниатюрные рожки.

— Рога?!

Медсестра уронила очки на регистрационный журнал, но тут же взяла себя в руки. Она была настоящей медсестрой, а стало быть, человеком закаленным и готовым ко всему. Поэтому девица довольно быстро справилась с собой. Усадив Эдика на стул, она принялась осматривать ему голову.

— Да, действительно… И давно это у вас?

— Уже полчаса, — прошептал Эдик.

— Странно! — медсестра ощупала твердые наросты. — Чешется?

— Страсть! — признался Эдик.

— Значит, Действительно рога! А что там за товарищи в коридоре?

— Это со мной, — сказал Эдик, — у них тоже…

— Рога?

— Ага!

— Слушайте, — задумалась медсестра, — а может быть, вы вообразили, что вы баран? Такое бывает от сильного самовнушения.

— Ты думай, чего говоришь! — обиделся Эдик. — Да чтобы я представил себя… — Тут он побагровел еще больше. — Да ни в жизнь!

— Странно! — Девушка постучала молоточком по рогам, и шеф вздрогнул.

— Потише! Больно ведь!

— Да-да, извините! И у других то же самое?

— Ага.

— Значит, можно не смотреть. — Медсестра на секунду задумалась. Она в первый раз сталкивалась с такой загадочной болезнью. У нее даже мелькнула мысль об эпидемии. — Жаль, что доктора сейчас нет, — сказала она, — хотя и он с такими случаями не сталкивался: ваши рога растут прямо на глазах!

— Это инфекция! — прохрипел Эдик. — Помогите!

— Хорошо! — решилась медсестра. — Наверное, вы правы. Наверное, это неизвестная науке инфекция. Поэтому сделаем так. Я дам вам антибиотик. Очень сильный. А если не поможет, будем пилить.

— Зачем пилить? — испугался шеф. — Лучше как-нибудь по-другому.

— Мне все равно, — пожала плечами медсестра, — можете ходить с рогами, если вам удобно. Ваша болезнь — последствие того укуса. Вас заразил медведь, авы заразили своих знакомых.

— А кто заразил медведя? — обалдело спросил Эдик.

— Это науке неизвестно, — сказала медсестра, — но вы не волнуйтесь, медицина нынче творит чудеса!

Она открыла стеклянный шкафчик и вытащила оттуда шприц и несколько разноцветных упаковок с таблетками. Отсчитав штук пять, она протянула их Эдику:

— Съешьте. А я тем временем приготовлю укол.

Шеф принялся всухомятку жевать таблетки. На глазах у него выступили слезы, но таблетки он все же проглотил.

— А вот и укол! — сказала медсестра, поднося к глазам шприц, наполненный чем-то ядовито-желтым.

— Что это? — глухо спросил Эдик, с трудом шевеля одеревеневшим языком.

Медсестра улыбнулась:

— Не знаю. Болезнь у вас неизвестная, стало быть, и лечить ее надо неизвестными препаратами. Иначе не поможет! Ложитесь.

— А может, там яд? — слабо запротестовал Эдик.

— Вряд ли, — сказала медсестра, запуская иглу в рыхлую ягодицу шефа, — у нас яды в другом шкафу. Если только техничка чего не перепутала.

— А бы… бывает? — спросил парень, явственно заикаясь.

— Готово! — сказала медсестра, не удостоив Эдика ответом. — Зовите следующего!

Когда Эдик, подтанцовывая, вышел на крыльцо медсанчасти, в голове у него слегка звенело, а в глазах двоилось. Очевидно, сказывались съеденные таблетки да еще странный укольчик, для самой медсестры оставшийся загадкой.

— Ну что, шеф? — бросились к нему пацаны. — Как рога?

— Нормально! — расцвел Эдик и потрогал голову. — А чего это вас так много?

Он принялся считать своих подручных, но сбился со счета.

— Короче, так: залетайте все хором, сейчас вам сделают профилактику! — Шеф громко икнул и уставился на пацанов мутным взглядом. — Ну! Кому сказал?!

Братки, топоча и отталкивая друг друга, ринулись в помещение. Эдик посмотрел на них, пытаясь сфокусировать взгляд, но это усилие оказалось последней каплей. Сделав несколько неуверенных шагов, он тяжело рухнул на траву и захрапел.

Через несколько минут к нему присоединился Серый, деликатно положив длинную шею шефу на грудь, А еще через пять минут выползли Колян с Толяном.

Кое-как добравшись до своих товарищей, они прикорнули рядом. Вскоре воздух задрожал от могучего храпа. Медсестра выглянула из окна, увидела храпящую кучу и, прикрыв рот ладошкой, юркнула обратно.

Часа через два Эдик проснулся и попытался скинуть со своей груди голову Серого. При этом он едва не свернул своему напарнику длинную, как у гуся, шею. Серый запищал от боли и тоже проснулся.

— Ну че, шеф, отвалились? — первым делом спросил он. Однако, увидев перед собой Эдика с длинными и острыми, как у антилопы рогами, ойкнул и попытался отползти подальше.

Шеф озабоченно ощупал голову. Делал он это молча и сосредоточенно, не сводя с Серого внимательных глаз.

— Что, у меня тоже? — глупо улыбаясь, спросил тот. — А как же лекарство?

— Фуфло это лекарство, — сказал Эдик и попытался расшатать рога, но только взвыл от боли. Рога держались крепко. — Придется пилить, — обреченно сказал он, и тут его взгляд упал на дверь медсанчасти. На двери красовался здоровенный амбарный замок. Испуганная медсестра смылась от греха подальше в неизвестном направлении.

— Вот змея! Что делать-то будем? — задумался Эдик. — А ну вставайте, дебилы!

Он пинками поднял с травы Коляна и Толяна. Те, увидев шефа и Серого, сначала присели от испуга, а потом сами схватились за головы.

— Мамочки-и! — застонали оба.

Однако и здесь случай распорядился по-разному. У Коляна рога были загнуты назад, как у горного козла, а на макушке Толяна красовались витые, бараньи.

— Пацаны! — сказал шеф, нечеловеческим усилием воли взяв себя в руки. — Во-первых, не раскисать! Ясно? Во-вторых, надо искать пилу. Будем сами избавляться от этой дряни. А в-третьих, нельзя, чтобы нас застукали в таком виде!

Он снял с себя майку и обмотал ее вокруг головы. Получилось что-то вроде высокого восточного тюрбана.

— Ты гений, шеф! — обрадовались парни и принялись маскировать рога.

— Мы теперь на индусов похожи, — обрадовался Толян. — Здорово!

В ответ шеф только скрипнул зубами. До Маланьи они пробирались садами и огородами. Это было хлопотно и шумно.

В одном дворе на них напала собака и укусила Серого в шею. В другом они попали на кучу щебня и битого кирпича.

— Черт ногу сломит! — пробормотал шеф и тут же схватился за пятку, оступившись на камне.

— Не надо под руку говорить, — прошептал Колян, но шеф услышал.

— Не под руку, а под ногу! — зашипел он, отчаянно хромая. — Базарить сначала научись, а потом пасть раскрывай!

Наконец они добрались до места. Маланья встретила постояльцев на пороге.

— Ну что, соколики?

Вид у соколиков был неважный. Бабка потерла челюсть и молча пропустила их в дом.

— Первый раз чертей вижу, — призналась она.

— Да какие ж мы черти?! — возмутился Эдик, подходя к зеркалу и раскутывая голову.

— А кто же? — насупилась Маланья. — Самые натуральные. Только вон этот, — она указала на Толяна, — вылитый баран!

— Пила нужна, — сказал Эдик. — У тебя найдется?

Глаза у Маланьи радостно блеснули:

— А как же! Знамо, есть!

Через минуту бабка приволокла здоровенную двуручную пилу.

— Только под корень пилите, — строго сказала она, — я это… рога себе заберу. Они у меня вместо вешалки будут!

— Забирай! — обреченно вздохнул шеф и указал на стол. — Серый, ложись!

— Не буду! — перепугался Серый. — Пусть Толян ложится, а я посмотрю! И вообще, зачем пилить? Мне и так хорошо.

— Считаю до трех! — ледяным голосом сказал шеф. — Раз! Два… — Тут он наклонил рога и немигающим взглядом уставился на Серого. — Три!

При счете «три» Серый покорно улегся на стол и замер, вытянув шею.

— Не стойте как столбы, помогайте! — прикрикнул Эдик. — Голову держите… Да коленом придави! Вот так. И ноги, ноги!

— А это ты уж мне поручи, соколик! — улыбнулась Маланья и уселась Серому на ноги.

Радостно посверкивая глазками, Толян взялся за другой конец пилы. Увидев перед глазами заостренные зубья, Серый странно заклекотал и потерял сознание.

— В отключку пошел, — удовлетворенно констатировал Эдик, — нам же легче! Давай сначала левый рог. Только тише… Тише, идиот! Ухо не отпили! А ты, Колян, тоже полегче. Ты ж ему весь кислород перекрыл, он уже дергаться начал!

Наконец все было улажено, и Эдик потянул пилу на себя. Острые зубцы запрыгали по левому рогу. Они скользили по нему, как по стеклу, не оставляя на поверхности даже малейшей царапины.

— Крепкие какие! — поразился Эдик. — Ну-ка поднажмем!

Они поднажали и едва не отхватили Серому пол-головы. Начавший уже приходить в себя Серый снова отрубился.

— Не берет! — сказал Толян. — Пила крошится, а не берет!

— Стой! — скомандовала Маланья. — Эдак вы меня без имущества оставите!

Она бесцеремонно отняла пилу и осмотрела зубья.

— Ну точно, все полотно посадили! Да разве ж тут такой пилой справишься? Это «Дружбой» надо пилить. Или нет. У главного механика есть «Болгарка», она по железу. Вмиг оттяпает!

Серого кое-как привели в чувство и сели вокруг стола, не зная, что делать. Положение спас Толян.

— А что, шеф, мне рога не мешают! — Он помотал в воздухе башкой и едва не пришиб Коляна. — Если на дело пойдем, то с ними даже сподручней!

— Тише ты, размахался! — взвизгнул Колян. — Я вот тоже как бодну!

— Ничего не боднешь, у тебя рога загнутые!

— А у тебя бараньи, бараньи!

— Если не угомонитесь, я сам вас всех перебодаю! — заявил Эдик, опасно наклоняя голову. Что ни говори, а рога у шефа были самые длинные и острые. — Надо что-то придумать, чтобы по улице можно было ходить, — сказал он.

— Шапки нужны, — заявил Серый.

— Верно мыслишь, — похвалил его Эдик, — только где их взять?

— Из газеты сделать! — предложил Толян.

— Точно!

Через пять минут вся компания лихорадочно кроила из газет самые разнообразные шапки.

А Костя между тем стоял возле почтового отделения и разглядывал только что полученную посылку. В адресе отправителя значилось: «Министерство лесной и сельской промышленности». Извещение на посылку Костя получил час назад, а саму посылку — только что.

— Интересно, что там? — пробормотал он и, встряхнув посылку, поднес ее к уху. Внутри фанерного ящичка что-то стукнуло и глухо перекатилось.

— Пошли домой, там вскроем, — сказал Евстигнеев, которому тоже не терпелось узнать, что прислали другу.

— Может, инструкции? — предположил Костя.

— Фигукции! — несколько грубо возразил Евстигнеев. — Где ты видел, чтобы инструкции высылали в посылках? Была бы бандероль. Скорей уж патроны.

— С ума сошел! — возмутился Костя. — Кто будет боеприпасы почтой высылать? Да и зачем? Все, что надо, я и так получил. Может, там подарки?

— Ха-ха! — развеселился Евстигнеев. — От Деда Мороза! Тоже мне, мечтатель!

Сгорая от нетерпения, они добежали до евстигнеевского дома, положили посылку на стол и вооружились пассатижами.

— Посто-ой! — послышался в окне гнусавый голос, и на пол спрыгнул Антуан. — Не открывай, может, там взрывчатка?

Костя и Евстигнеев уставились на говорящего кота.

— А ты чего здесь делаешь? Тебе где положено быть?

— Раз я здесь, значит, надо! — авторитетно заявил Антуан. — А вот посылочку не мешало бы проверить… Мня-а! — Он вспрыгнул на стол и принялся обнюхивать ящик. — Та-ак! Клейстером пахнет… резиной пахнет… Взрывчаткой не пахнет. Можно открывать!

— Тоже мне специалист, — хмыкнул Костя, — не мешай уж! — Он смахнул кота на пол и принялся отделять крышку.

— Давай, что ты тянешь? — торопил его Евстигнеев. — Ну?!

Крышка упала на пол. Друзья, затаив дыхание, наклонились над посылкой.

В ящичке поверх толстой вощеной бумаги лежали какие-то документы. Ничего не понимая, Костя взял их и принялся рассматривать, а Евстигнеев немедленно развернул бумагу.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул он и причмокнул языком от восторга. В посылке оказались изумительные по форме и цвету яблоки, груши, сливы, персики…

Недолго думая Евстигнеев схватил самое румяное, самое сочное на вид яблоко и вонзил в него зубы. Точнее, попытался вонзить. На лице Евстигнеева изобразилось удивление.

— Крепкие, однако! — пробормотал он и еще сильнее сжал могучие челюсти. И тут же взвыл от боли.

Зубы со скрипом погрузились в какую-то слишком уж неподатливую яблочную плоть, да так там и завязли.

— Стой! — запоздало крикнул Костя. — Это же муляжи!

— Фа-фа-фа! — забормотал Евстигнеев, смаргивая выступившие слезы. — Шпашите!

— Сейчас помогу! — испугался Костя и кинулся к ящику стола, где лежали клещи.

— Фа! — вытаращил Евстигнеев глаза. — Фафей футеш!

— Точно! — обрадовался Костя. — Камень чудес!

Он вытащил сердито посверкивающий камень и взмахнул рукой:

— Пусть Евстигнеев освободится!

Сверкнул золотистый свет, яблоко тяжело упало на пол, а Евстигнеев облегченно вздохнул и сомкнул челюсти.

— Ну и ну! Что же это за дрянь? Едва без зубов не остался! — Он осторожно ощупал челюсть.

— А ты тоже хорош, соблазнился, — проворчал Костя. — На вот, читай!

Евстигнеев взял отпечатанные на принтере бумажки и прочел: «Распоряжением министерства за номером двести десять дробь одиннадцать данные образцы рекомендуются для наглядной агитации как наиболее совершенные. Все муляжи изготовлены по новейшей технологии с применением лучших образцов пластмасс…»

— Идиоты, — вздохнул Евстигнеев. — Убивать за такие шутки надо! Думал ведь уже — все, без зубов останусь. — Он тяжело сглотнул слюну и покосился на ящик с лжефруктами. И тут его лицо озарилось радостной улыбкой. — Давай отдадим их Шлоссеру, он любит разные загадки природы!

— Зря скалишься, — сказал Костя, — Шлоссер не такой дурак, чтобы на муляжи набрасываться. Но мысль правильная. Отдадим. Пусть поставит в кабинете у директора. К нему разные посетители приходят, вот пусть и любуются.

— Только ты это… Не говори ему, что муляжи, — зашептал Евстигнеев, — пусть сам разберется… Кстати, где Антуан?

— Да здесь я, — лениво откликнулся кот, — слушаю наш бред и краснею, краснею!

Евстигнеев не мигая уставился в нахальные глаза кота.

— Кончай треп. Говори, почему с поста ушел, наблюдение бросил?

— Что бросил? Кто бросил?! — возмущенно завопил кот. — У меня, между прочим, обед! Да и смотреть там сейчас не на что. Страшные они там сидят, рогатые! Шапки клеют.

Костя закатил глаза:

— Ты когда-нибудь научишься внятно излагать свои мысли? Рассказывай по порядку, а то я что-то перестал тебя понимать. Какие рога? Какие шапки?

— Как это — какие рога? — удивился Антуан. — Натуральные!

— Зарапортовался, — усмехнулся Евстигнеев. — Переел колбасы.

— Скорей уж, мняу, не доел! — парировал кот и продолжил: — Сидел я на подоконнике. Хорошо устроился. Перекусил, конечно. А тут заявляются они. Майки на башку накрутили, сопят, пыхтят… А потом как снимут!.. — Тут Антуан театрально схватился за голову. — Я чуть не слетел! Но выдержал. Вынес! За это мне причитается… Да. И вот как сняли, так у всех четверых вижу — рога! Ну тут ихняя бабка прибегает, тащит пилу, а они, значит, валят одного своего на стол и зачали его пилить! Да только ничего не вышло. Пила затупилась. А теперь вот шапки клеют, чтобы можно было на улицу выйти, а то ведь — позор!

Костя и Евстигнеев переглянулись.

— Я все понял, — сказал Костя, — это Степанидовна. Ее работа. Она еще вчера хотела с ними разобраться.

— Но не таким же способом! — возмутился Евстигнеев. — Это же черт-те что! Погоди, а может, они сами что-нибудь съели? Или нет… Может, они подумали, что они черти? От самовнушения знаешь что бывает?!

— Это заклятие, — твердо сказал Костя, — Яга решила их выжить из деревни. Некстати они сейчас. Если прилетят космические пираты…

— Вот с ними они и найдут общий язык, — добавил Евстигнеев.

— Поэтому от них нужно избавиться как можно скорее.

— Ты думаешь, они с этими рогами сразу в город подадутся? — возразил Евстигнеев. — Озорство это и глупости!

— А если у нее план? — не согласился Костя.

— Ага, — саркастически сказал Евстигнеев, — своих чертей не хватает, решила организовать иностранный легион!

— Еще у них там четвероногий петух есть, — добавил Антуан.

— Знамо дело, — кивнул Евстигнеев, — хороший петух, опытный образец. Гениальная идея Шлоссера!

— Ничего в этом гениального нет, — возразил Костя, — это же уродство!

— Это мясо, — твердо сказал Евстигнеев. — Варишь курицу и получаешь четыре ножки. Выгода!

— Выгода… — саркастически произнес Костя. — Идиотизм это, а не выгода, — Тут Костя внезапно остановился, словно озаренный неожиданной идеей. — Вот если этого петуха скрестить…

— С березой! — крикнул Антуан.

— Гениально! — расхохотался Евстигнеев. — Мясная роща! Каково? Представь себе, входишь в березовую рощу, а она кукарекает! Петухами поет, квохчет! Вот тебе и решение продовольственной проблемы!

— Петушиная роща! — воскликнул Антуан. — Это как в песне: «Роща петушиная стоит. Тихая, кудахчущая роща!»

— Хватит зубы скалить, — сказал Костя, — всякую идею можно довести до абсурда. Телефон!

Действительно, в комнате зазвонил телефон.

Евстигнеев снял трубку:

— Семеныч, ты, что ли? Что? А почему такая спешка? Понял, бежим! — Он бросил трубку на рычаг. — Шлоссер новое изобретение сделал. Говорит, что поможет в борьбе с космическими пиратами. Вот видишь? В отличие от нас, он времени даром не терял! А у нас даже механический мужик и то не отлажен.

— Мы тоже дурака не валяем, — возразил Костя. — Леший вон изобрел от-ворот-поворотное зелье. Окропим лес — никакие пришельцы туда не сунутся!

— Еще неизвестно, как это зелье подействует на инопланетян, — сказал Евстигнеев, — может, у них невосприимчивость? Ты вон на Гаврилу глянь, его из пушки не пробьешь, а ты — зелье! В общем, пошли, не будем терять времени.

Костя на всякий случай взял с собой камень чудес, а Евстигнеев сунул в карман кусочек сахара для Гаврилы.

— А яблоки? — скрипучим голосом напомнил кот.

— Тьфу ты! Точно!

Они прихватили с собой коробку и выбежали на улицу. Калитку им открыл сам хозяин.

— Полумракову я позвонил, — сказал он сухо, — сейчас должен подойти. А это что у вас такое? — Семеныч уставился на красивые муляжи.

— Это вам, — сказал Костя, — отдадите директору, пусть лежат в кабинете как образцы!

— Хорошие образцы! — сказал Шлоссер и, неожиданно быстро сцапав яблоко, вонзил в него зубы.

— Тьфу! — Костя даже сплюнул с досады. — Да что вы все — сговорились? Это же муляжи!

— Хрум! — Шлоссер откусил яблоко и принялся его вдумчиво жевать.

— Ай! — Евстигнеев страдальчески сморщился и, приоткрыв рот, заглянул Шлоссеру в глаза. Глаза механика были спокойны.

— Ну чего уставился? — спросил он, прожевав кусок. — Что я, не понимаю? Обработка торсионными полями! Даже неинтересно.

— Дайте яблоко! — потребовал Костя. — Его не едят!

— Не дам! — сказал Семеныч и спрятал руку с яблоком за спину. — Это дело принципа. Я сам пеку печенье из кварков!

И он откусил еще кусок.

— Я тут ни при чем, — сказал Евстигнеев.

Костя вытер со лба пот и повторил попытку.

— Федор Семеныч! — повторил он. — Это муляжи. Из пластмассы! Их не едят!

— Из пластмассы?! — Шлоссер перестал жевать. — Что ж ты мне сразу не сказал?

— Я только это и пытаюсь делать, — сказал Костя, — да вы же меня не слушаете!

— Ладно, — вздохнул Семеныч и посмотрел на полусъеденное яблоко, — а ведь ничего… ничего. Пресноваты, конечно. — И он запустил огрызок в кусты.

— Вай! — В кустах кто-то взвизгнул и затих.

Шлоссер подозрительно покосился на кусты, затем подобрал, с земли обрезок трубы, но кинуть не успел. Из кустов с диким воплем выскочила неуклюжая фигура в длинном черном плаще и сиганула через забор.

— Что? Кто? — ошарашенно прошептал Евстигнеев.

— Шпион, — лениво бросил Семеныч. — Гаврила вчера тоже одного поймал, хорошо дубиной приложил! Но шустрый, гад, оказался, все равно удрал. Понимаешь, Костя, промышленный шпионаж — дело серьезное. Работают спецы, поймать трудно.

— Но ведь они могут украсть ваши изобретения! — воскликнул Костя. — Этого нельзя допустить!

— Ничего они у меня не украдут, — отмахнулся Шлоссер. — У меня же все запатентовано. Ха-ха-ха! — И он захохотал, согнувшись пополам, словно выдал необыкновенно смешную шутку. — Да. Потому и толкаются здесь, что ждут, когда я что-нибудь изобрету, а запатентовать еще не успею, вот. А они тут как тут! Но трудно им: они ведь друг с другом конкурируют, разборки устраивают, чаще всего им не до меня.

— А чьи это шпионы? — заинтересовался Костя.

— Эти — английские, судя по выговору и по стуку… — сказал Шлоссер.

— Как это — по стуку? — удивился Евстигнеев.

— Ну когда Гаврила их палкой по голове стучит, гул такой идет, специфический. А предыдущие были американцы. Не повезло им.

— Гавриле попались?

— Да нет. Они в дом пролезли, в лабораторию, и чего-то там хватанули. То ли тысяч пять рентген, то ли под торсионное излучение попали. Короче, мутировали, так что глянуть не на что стало, и в лес подались. Обратно-то их в таком виде не примут! — Он хотел было уточнить, что же за вид был у незадачливых шпионов, но не успел: в калитку постучал Полумраков.

Савелий был в спортивном костюме и в кедах.

— Жене сказал, что на пробежку, а то бы не пустила, — с ходу заявил он, но Шлоссер только махнул рукой:

— Пошли, пошли! Чего время тянуть?

Друзья вошли в дом, и Семеныч провел их в лабораторию. В углу под каким-то генератором стояла раскладушка.

— У меня тут беспорядок, — сказал Шлоссер, — не обращайте внимания. И это… провода не заденьте! А то коротнет что-нибудь, а последствия могут быть разные.

— У тебя все эксперименты чреваты катаклизмами, — проворчал Евстигнеев. — Прошлый раз говорил, что планета может с орбиты сойти. Ну подумай, что за чушь!

— Верно, чушь, — миролюбиво согласился Семеныч, — это я так сказал. Чтобы не сильно пугались. Потому что когда человек пугается, у него начинают дрожать руки и он вообще может разных глупостей наделать.

— Так, значит, Земля с орбиты бы не сошла? — на всякий случай уточнил Полумраков.

— Нет, конечно, — пожал плечами Шлоссер. — Как она могла сойти с орбиты, если бы превратилась в пар? В излучение?

— Евстигнеев! — громко пожаловался Полумраков. — Кого мы пригрели на своей груди? Гения терроризма!

— Никакого террора, чистая наука, — возразил Шлоссер. — А наука требует…

— Капиталовложений! — быстро сказал Евстигнеев. — Хватит базарить, давай по делу.

— По делу… — Глаза Шлоссера азартно блеснули. — Сначала несколько слов, друзья мои! Изобретен перемещатель!

— Снова телепортация, что ли? — скривил губы Евстигнеев. — Это же пройденный этап!

— Не спеши, — строго сказал Шлоссер. — Это особый перемещатель. Вот вы смотрите, например, кино. Там другой мир, вымышленный, конечно, но интересный, яркий, в котором хотелось бы побывать…

— Это смотря какое кино, — осторожно возразил Полумраков.

— Не придирайся, — отмахнулся Шлоссер. — Так вот, такие миры, как ни странно, все же существуют в реальности. Творческие люди, режиссеры там, писатели — только улавливают их, разглядывают, как бы сквозь магический кристалл. А вот с помощью моего прибора в этих мирах можно путешествовать!

Он посмотрел на друзей, ожидая ответной реакции. Реакция была сдержанной.

— Как это: в реальности? — усомнился Костя. — Выходит, какую бы дурь ни придумал режиссер, все это уже где-то есть?

— Вот именно! — воскликнул Шлоссер. — В необозримой, бесконечно разнообразной Вселенной есть абсолютно все! А мой перемещатель — средство передвижения по этим мирам.

— Любопытно, — сухо сказал Евстигнеев, — а фильмы ужасов? Или, к примеру, про Конана-Варвара?

— Есть и такие миры, — сказал Шлоссер.

— А… к примеру, эротика? — заливаясь краской, спросил Полумраков.

— Ну этого добра и здесь навалом, — огрызнулся Евстигнеев. — Вон у тебя Антонина… По сравнению с ней любая эротика усохнет!

— Это уж точно, — грустно вздохнул Полумраков.

— А какое отношение это имеет к обороне от космических пиратов? — напомнил Костя. — Вы же сами сказали…

— К космическим пиратам это имеет самое прямое отношение, — сказал Шлоссер, сдержанно улыбаясь. — С помощью моего прибора мы перекинем пиратов в «Звездные войны». Тамошние джедаи в два счета с ними расправятся!

— Или к вампирам отправим, — потирая руки, сказал Евстигнеев. — Вот графу Дракуле будет подарочек!

— Все это так, — сказал Шлоссер. — Но, друзья мои, аппарат следует испытать. У кого будут пожелания?

— В смысле? — не понял Евстигнеев.

— В смысле выбора видеокассет, — сказал Семеныч. — Правда, предупреждаю сразу: боевики не заказывайте. Пристрелят или морду набьют. Нам это ни к чему. Лучше уж что-нибудь сказочное.

— Про Кощея Бессмертного! — обрадовался Полумраков.

— Нам и своего хватает, — возразил Костя. — Может, про космос?

— Еще чего! — возразил Полумраков. — Помнишь фильм «Чужие»? Там еще весь экипаж сожрали. Лично мне туда что-то не хочется!

— Тогда историческое. Про Спартака, например.

— Ты думай, что говоришь, — возмутился Полумраков. — Зарубят на фиг!

— Тогда, братцы, отправимся туда, куда я скажу, — вмешался Шлоссер. — Я много над этим думал. Есть ведь и не такие кровавые фильмы. Например, «Фараон».

— Помню я эту киношку, — сказал Евстигнеев, — про Древний Египет. Вообще-то это мысль. Времена там тихие, народ смирный, правда, фараона этого все-таки зарезали. Но мужик он был неплохой.

— Ну так мы его спасем! — воодушевился Костя.

С этой идеей согласились все. Только Полумраков колебался.

— Антонина хватится, — сказал он, — вы не знаете Антонины!

— Мы знаем твою Антонину, — возразил Семеныч, — она и моргнуть не успеет, как мы вернемся! Там время течет независимо от нашего. В какую минуту мы войдем в тот мир, в такую же и вернемся. Короче, включаю установку!

Только тут друзья обратили внимание на видеомагнитофон, телевизор и здоровенную, от пола до потолка, раму из гнутых алюминиевых трубок.

— Дверь в иной мир! — осклабился Шлоссер, указывая на нее.

Он выбрал кассету, перемотал ее на нужное место и поднял вверх палец:

— Начинаю отсчет!

— Постой! — крикнул Евстигнеев. — К фараону без подарков нельзя — обидится.

— Дубина! — Шлоссер выразительно выругался и шлепнул себя по лбу. — Я и не подумал! А что бы ему такое подарить? Он же дикарь… А! Подарю магнитофон, пусть музыку слушает. И пиво… Это отвлечет его от политики. Глядишь, и цел останется.

Он подцепил стоящий на полке «Панасоник» и выбрал несколько кассет. Потом метнулся к холодильнику и вытащил упаковку пива в жестяных банках.

— Может, не надо пива? — запротестовал Костя. — Зачем делать из фараона алкаша?

— Ерунда, — отмахнулся Шлоссер, — пусть попробует фирменного! Он хоть и фараон, а жизнь-то у него — собачья. Оттянется, отдохнет. Включаю перемещатель!

Щелкнул какой-то тумблер, и пространство внутри алюминиевой рамы осветилось и побежало полосами. Шлоссер что-то еще подкрутил, и через минуту друзья увидели широкий мощеный двор, скопище народу и пока еще пустой трон.

— А как мы разговаривать-то будем? — всполошился Костя, но Семеныч умудренно усмехнулся:

— Чудак-человек! Фильм-то дублированный! Значит, по-русски. Пошли, — и первый шагнул на раскаленные камни.

Друзья последовали за ним. В лицо ударил непривычно яркий свет, Костя вдохнул раскаленный воздух и огляделся. Кругом шумела разноголосая толпа. Гости фараона стояли, прижавшись вплотную к каким-то телегам, мешкам, возам. Друзей несколько раз пихнули, и никто, абсолютно никто не удивился ни их внезапному появлению, ни странной одежде.

— Ноль внимания! — разочарованно сказал Евстигнеев, поглядывая то на египтян, то на гостей.

— Закон жанра, — прошептал в ответ Шлоссер.

Фараон явно запаздывал. Между тем слуги аккуратными веничками обметали царское сиденье и дорожку.

— Мм-няу! Лисипицина бы сейчас сюда, — прозвучал знакомый голос.- Он бы им показал, как метлой работать надо!

— Верно говоришь, — засмеялся Костя, повернувшись к Шлоссеру, но тот был занят тем, что перематывал магнитофонную пленку.

— Благодать! Мм-няу! — снова послышался тот же голос. — Тепло, как на родине!

На этот раз Костя посмотрел на Евстигнеева, а тот — на него.

— Ты чего мелешь? — прошептал Евстигнеев. — Нашел благодать! Жара, как в бане!

— Я ничего не говорил, — пожал плечами Костя, — это, наверное, Полумраков.

— Да какой я вам Полумраков? — возмутился голос. — Зенки-то разуйте!

— Антуан! — хором воскликнули друзья. — Это ты?!

— Ну я, я, — с добродушно-ворчливыми интонациями сказал кот и запрыгнул Евстигнееву на плечо. — Значит, вот какой ваш эксперимент? На солнышке греемся… Это Канары или что?

— Молчи, — сказал Костя, — пока тебя не съели! Посмотри вон на этих, бородатых. Видишь, глядят на тебя и облизываются! И вообще, ты как сюда попал?

— Как попал, как попал, — скрипучим голосом передразнил его кот. — Между прочим, с настоящими друзьями так не поступают! Вам интересно, а я что — рыжий?

— Рыжий, — сказал Костя, — еще какой рыжий!

— Ах это… — Антуан вспушил рыжую шерсть и самодовольно пригладил усы. — Это шатен называется. Самый популярный в Париже цвет!

— Хватит трепаться! — зашипел Шлоссер, сделав большие глаза. — Вы сейчас половину Египта перепугаете!

— Потому что я говорящий? — загордился Антуан.

— Потому что ты глупый!

— Это я-то? Я?!

— Тише вы! — взмолился Полумраков. — На нас уже смотрят.

В самом деле, один из бородатых ассирийцев не сводил с говорящего кота вытаращенных глаз.

— Ну чего буркалы выкатил? — пробормотал Антуан. — Говорящих котов не видел?

— Нэ бачил, батько! — воскликнул бородач, невольно хватаясь за усы. — Це ж диво дивное!

Однако столь многообещающий диалог с представителем иноземной делегации, которую Костя принял за ассирийцев, был прерван самым решительным образом.

Оглушительно затрубили трубы, на площадь выбежал запыхавшийся человек и принялся беззвучно раскрывать и закрывать рот.

— Отдышись, бедолага! — послышалось из толпы.

— А?! Хрр! Кхе-кхе!

Гонец наконец-то восстановил дыхание, прокашлялся от пыли и пропищал:

— Его величество Рамзес Тринадцатый!

Снова взревели трубы, и в конце улицы показалась процессия. Впереди шагали охранники с дубинами. Они свирепо поглядывали вокруг и случайных зевак прогоняли с пути пинками и подзатыльниками.

Дубинку они применили только один раз, чтобы отогнать чересчур ретивого просителя. Дубина с хрустом вошла в соприкосновение с высокой прической египтянина, и сразу обалдевшего бедолагу уложили отдыхать тут же, неподалеку.

К несчастью, всю эту сцену наблюдал молодой фараон. Он бодро спрыгнул с носилок и уставился на телохранителя.

— Кто это был? — строго и требовательно спросил он.

— Проситель, ваше величество! — склонился телохранитель.

— Ты посмел обидеть просителя, который шел ко мне за справедливостью? — рассердился фараон. — Форменное безобразие! Наклони голову!

Охранник послушно наклонил голову и вздохнул. Костя замер. «Кошмар! — подумал он. — Вот первобытные нравы! Сейчас срубит башку ни за что, факт!»

Между тем фараон подал знак второму телохранителю.

— Этот человек обидел представителя моего народа, — надменно произнес он. — Накажи его!

Глаза второго телохранителя азартно блеснули.

— С радостью, ваше величество! — гаркнул он, и вто же мгновение хрястнул своего напарника дубиной по голове. Напарник с блаженной улыбкой свалился на мостовую.

— Ты выполнил мой приказ, но ты ударил моего охранника! — строго сказал фараон. — Ты тоже должен быть наказан. Таков мой справедливый закон!

Второй охранник наклонил голову, и к нему с радостной ухмылкой шагнул третий… Он посмотрел на второго с каким-то странным вожделением и взвесил в руке дубину. Вскоре и второй охранник улегся рядом с первым.

Такая же участь постигла и третьего, а затем и четвертого охранника. Когда из охраны остался один-единственный человек, фараон самолично отправил его в глубокий нокаут при помощи царского жезла. Причем сделал это весьма умело и быстро.

— Вот так! — сказал он, поглядывая на притихшую толпу. — Мой суд строг и справедлив! Никто в Египте не может безнаказанно обидеть человека. Конечно, кроме меня, — тут же добавил он.

— О мудрейший из мудрых, — немедленно взвыла придворная челядь, — о величайший из великих! Когда ты идешь, дрожит земля, твоя сила — самая сильная сила! Твоя правда — самая правдивая правда!

— Правда? — несколько наивно уточнил фараон.

— Правда, правда! — в восторге взвыли приближенные и принялись, подвывая, хвалить фараона на все лады.

Скучные, тягучие потоки славословия продолжались еще минут десять, пока фараон не свесил все той же царственной колотушкой по лбу кому-то из придворных. Все стихло.

Фараон молча уселся на трон, и подметалы тут же принялись обмахивать царя от мирской пыли. Действовали они суетливо и неслаженно, вдобавок начали с обуви, а закончили головным убором. При этом самый шустрый ухитрился провести метелкой фараону по губам. Его величество поморщился и чихнул.

— Доброго здоровьица! — послышалось из толпы.

— Спасибо на добром слове, — как-то уж очень запросто ответил фараон и с интересом посмотрел на окружающих.

Тотчас откуда-то выскочил тип в белом одеянии, лысый и до странности похожий на Берию.

— Ваше величество! — сладко улыбаясь, забормотал он. — Вам нельзя, нельзя в таком тоне разговаривать с простым людом! Нельзя быть таким либеральным, это может привести…

— Да, мой милый Имхотеп, — кивнул фараон, — я с тобой согласен! — При этом он так выразительно погладил свой царский жезл, что верховный жрец невольно схватился за голову. — Не будем вести дискуссию, — улыбнулся фараон. — Давай, Имхотеп, объявляй, что там у нас? А то сегодня жарко что-то!

Верховный жрец подвинул ногой лежащего на дороге стражника и возвестил:

— Посольство Федеративного царства Ассирия! — и, махнув бородатым мужикам рукой, добавил: — С подарками вашему величеству!

Снова грянули трубы, и заросшие мужики поперли к трону какие-то сундуки и ящики.

— Вот меха барсучьи да соболиные!

— Вот рога оленьи: хорошие, ветвистые, куда хочешь пригодны!

— А вот кадушка груздей соленых да рыжиков моченых!

— Вот камушки самоцветные, на берегу реки подобраны!

— А вот капуста квашеная, до того хороша, что слюнки текут!

— Постойте, — перебил послов фараон и, сморщив нос, посмотрел на жреца, — ты случайно ничего не перепутал? Это точно ассирийцы?

Имхотеп развернул папирус, всмотрелся, побледнел, перевернул свиток вверх ногами и принялся усиленно подмигивать послам.

— Они, ваше величество!

— Странно, — пробормотал фараон, — в прошлый раз ассирийцы дарили мне золото, драгоценные камни и восточные сладости… Халву дарили! Да и выглядели иначе.

— Ну так те из центральной части были, а эти с окраины, — нашелся жрец.

— Окраина, наверно, далекая? — прищурился фараон.

— Очень далекая! — смиренно кивнул Имхотеп.

Все это время посол ассирийской «окраины» двусмысленно улыбался в длинные казацкие усы.

— Ты, батько, не сомлевайся! — прогудел он. — Все так, как пан голова говорит!

Жрец облегченно вздохнул и порозовел.

— Хорошие у них тут порядочки! — прошептал Евстигнеев. — Развал натуральный! Послы какие-то левые… А чуть что, так дубиной по черепу. Может, слиняем, пока не надавали, а?

— Поздно! — сказал Шлоссер. — На нас уже смотрят.

Действительно, фараон уже во все глаза таращился на друзей.

— А это чьи послы? — капризно произнес он.

— К вашему величеству должны были прибыть послы русов, — коварно улыбнулся жрец, — может, это они?

— Подойдите! — царственно-ленивым жестом приказал фараон.

Друзья на негнущихся ногах пошли вперед. Шлоссер нес перед собой на вытянутых руках магнитофон, а Полумраков — упаковку пива. В нескольких шагах от владыки они остановились и почтительно замерли. Площадь притихла. Все уставились на них.

— Что за удивительные люди?! — воскликнул фараон, невольно приподнимаясь с трона. — У одного из них я вижу кота! Может быть, это посланцы богов?

— Натурально, мм-яу! — воскликнул Антуан, спрыгивая с плеча Евстигнеева и подбегая к фараону. — Еще какие посланцы! Привет тебе от всех богов, и ура демократическим рефор-мам!

Увидев говорящего кота, жрец попытался потерять сознание, но не смог. Тогда он подскочил к лежащему неподалеку охраннику, схватил дубинку и с хеканьем опустил ее себе на голову. Сделав, таким образом, самому себе нокаут, он прилег рядом. Фараон оказался гораздо крепче. Или дубовее.

— Великие боги! — воскликнул он. — Я всегда верил во что-то подобное, ждал, что небеса обратят ко мне свое благосклонное лицо, но, увы, в последнее время посланцы богов обходили бедный Египет стороной.

— У нас длинная очередь, — не сморгнув глазом сказал Шлоссер. — Пока всех обойдешь, выполнишь все заявки…

— А вообще-то наверху, — тут Семеныч сделал многозначительное лицо, — вами довольны. Закон, как мы видим, соблюдается. Все счастливы.

— Не все! — прохрипел пришедший в себя проситель.

— Это кто? — удивился фараон.

— Проситель, ваше величество, — учтиво извиваясь, напомнил один из придворных.

— Нахал! Как ты смеешь нарушать беседу между фараоном и посланцами, страшно сказать, богов! Кстати, а каких богов вы посланцы? — тут же поинтересовался владыка Египта.

— Хороших! — тут же нашелся Евстигнеев. — Но, может быть, вы, ваше величество, сначала поможете этому бедолаге? Похоже, что у него срочное дело.

— У всех срочное дело, — проворчал фараон, — всем от меня чего-то надо, а я один! Никто не хочет брать на себя административную рутину. Ну ладно, если за тебя просят сами посланцы богов, можешь говорить. Только поскорее!

Проситель на четвереньках подполз к трону. За ним, с дубиной наготове, двигался моментально пришедший в себя охранник. Верховный жрец Имхотеп, не меняя позы, приоткрыл правый глаз.

— Ваше величество! — завопил проситель. — Я главный строитель храма Пта!

— Да-да, что-то припоминаю, — сказал фараон. — Ты, кажется, должен был представить отчет о проделанной работе? И что же ты просишь?

— Толкового бухгалтера, о великий! Прежний бухгалтер запутался в смете и не смог свести дебет с кредитом. У него сплошные ошибки! Для него нет разницы, откуда везут камень: из местных каменоломен или из Верхнего Египта!

— И это все? — поднял бровь фараон.

— Все, ваше величество!

— Он за государственный счет выстроил себе виллу! — подал голос Имхотеп и тут же снова притворился бесчувственным.

— И велика ли вилла? — строго спросил фараон.

— Да какая вилла?! — взвыл проситель. — Маленький, совсем крошечный домик! Вот такусенький! — Строитель поднял руку и свел вместе большой и указательный пальцы, так что только крохотная щелочка осталась.

Фараон с грустью посмотрел на «посланцев».

— Завидую вам, счастливым небожителям! У вас такого не бывает!

— У нас? — усмехнулся Евстигнеев. — Такого? Да у нас, если хотите знать, ваше величество, по-другому не бывает! Каждый, кто может, старается поживиться за общий счет.

— Значит, и на небесах такие же порядки? — поразился фараон. — Вот уж не думал! Ну а наказание за это есть?

— Обычно тот, кто жулит, выходит сухим из воды, — сказал Шлоссер.

Фараон просиял:

— Вот она, великая мудрость богов! Все слышали, какое наказание должен понести этот хапуга: он должен выйти сухим из воды! И пока этого не случится, пусть ныряет!

Вскочивший охранник цепко схватил строителя за шиворот:

— Ну теперь ты у меня вдоволь поплаваешь!

Костя понял, что пора вмешаться, иначе, чего доброго, с их подачи бедолагу утопят.

— Стойте! — воскликнул он. — Такое наказание нельзя применять к такому мелкому жулику! Это наказание для…

— Кое-кого повыше, — догадался фараон.

— Верно, — кивнул Костя. — Хватит с него еще одного удара дубиной.

— Да будет так! — сказал фараон и поманил строителя к себе. — Подойди ко мне ближе, не бойся.

— Не пойду, — скуксился проситель. — Я недостоин!

— Достоин, достоин, — кротко улыбнулся фараон, взвешивая в руке скипетр. — Иди сюда!

— Что-то не хочется, — признался строитель.

— А кто бухгалтера просил?

— Я! — понурился бедолага.

— У меня есть одна кандидатура, — сказал фараон и щелкнул пальцами. Тотчас ему подали свиток папируса. — Вот тут в списке значится специалист по имени Хитрованис, родом из Греции, политэмигрант.

— Кто-кто? — удивился строитель и невольно подался вперед.

«Хрясь!» — царский жезл опустился ему на голову.

— Доставить его к месту работы, — распорядился фараон, — а заодно и этого Хитрованиса. Я уверен, они найдут общий язык. А теперь мы можем поговорить с нашими дорогими гостями! Э-э? На чем мы остановились?

— Вам шлют дары! — громко сказал Шлоссер. — Вот этот волшебный музыкальный сундучок и натуральное пиво, напиток богов.

— О! — растрогался фараон. — Напиток богов? Это я люблю! Но как его пить? Этот сосуд не хочет открываться!

— Я вас научу, — сказал Шлоссер, — это очень просто. — Он взял банку и медленно, демонстрируя, как это надо делать, открыл крышку. Пиво весело зашипело, и Шлоссер отдал банку фараону. — Пейте, ваше величество!

Фараон в несколько глотков опустошил банку и пару минут сидел, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ощущения фараону понравились. Он мечтательно улыбнулся, открыл вторую банку, выпил ее и окосел.

— А этот ваш волшебный… ик! Сундучок… Он тоже так же открывается?

— В сундучке спрятана удивительная музыка, — сказал Евстигнеев, — достаточно нажать вот эту кнопку, чтобы услышать песни.

— Но разве не лучше, когда поют живые музыканты? — спросил фараон.

— Не лучше! — торопливо возразил Евстигнеев. — Только под эту музыку можно по-настоящему забалдеть!

— О! — восхитился фараон. — Забалдеть? — Он произнес это слово так, точно пробовал его на вкус,- это должно быть восхитительно! Я хочу забалдеть!..

— Балдейте, ваше величество! — улыбнулся Шлоссер. — Это ваша прямая обязанность. А политикой и делами пусть занимается первый министр.

— Первый… Кто? — переспросил фараон.

— Да я это, я! — воскликнул жрец, моментально вскакивая на ноги.

— Ты и так этим занимаешься, — сухо сказал фараон.

— Вот и пусть отдувается, — сказал Шлоссер голосом провокатора, — а вам, ваше величество, положено балдеть! — и включил магнитофон.

Из динамиков понесся лихой забубённый рок-н-ролл. Фараон подпрыгнул на троне, затем ноги и руки у него непроизвольно задергались, а на лице расплылась идиотская улыбка. Он снова потянулся за пивом.

— Балдейте, ваше величество! — поклонился Шлоссер. — А нам пора.

— Постойте, постойте, — забеспокоился фараон. — Я еще так мало поговорил с вашим волшебным котом!

— В следующий раз, ваше величество. Мы еще нагрянем, подкинем пивка, поговорим о делах насущных.

— Хорошо! — воскликнул фараон, с трудом покрывая ослиный рев, несущийся из «Панасоника». — Ответные дары посланцам богов!

Буквально через минуту откуда ни возьмись прибежали слуги и притащили здоровенный сундук. «Ассирийцы» с завистью посмотрели на него.

— Це ж везет хлопцам! — не выдержал один из них.

Евстигнеев и Полумраков подхватили сундук.

— Пудов десять!

— Приготовиться! — скомандовал Шлоссер и вынул из кармана пульт дистанционного управления видеомагнитофоном.

Мелькнула яркая вспышка, и друзья снова оказались в комнате Семеныча.

— Ну как впечатления? — торжественным голосом спросил механик. — Я же говорил, что переворот в науке!

— Переворот, только не в науке, а в политике, — возмутился Полумраков, — ты же фараона вчистую споишь! Он же в дебила превратится!

— Вот и хорошо, — усмехнулся Шлоссер. — Пусть превращается.

— Какой эгоизм, ммяу! Какое невежество! Меня толком не расспросили. Эх, я бы с ним поговорил!

— А по-моему, ты молодец, — сказал Костя. — Когда надо, себя проявил, а потом дипломатично помалкивал.

— Нн-у, я же понимаю, — протянул Антуан, сразу заважничав, — я же на лету секу!

— Братцы, все это ерунда, — забеспокоился Евстигнеев, — главное, что он нам в сундучке подкинул? Неужели золото?

— А тебе что, золото нужно? — удивился Шлоссер. — Иди на кухню, там у меня в кастрюле до сих пор лежит. Тебе на зубы?

— Какие к черту зубы! — крикнул Евстигнеев. — С твоим золотом, Семеныч, заметут — не отбрыкаешься. Или нет, в расход пустят, чтобы экономику не подрывал. Клад — это да, там все чисто. Сдал государству, получил деньги, и всем хорошо.

— Действительно! — загорелся Савелий. — Что там, в сундуке?

Он открыл замок и распахнул крышку.

— Ну так я и думал! — разочарованно сказал Шлоссер, глядя на золотые вазы, стаканы, украшения и самоцветы. — Барахло. Брюлики!

— А ты бы чего хотел? — вскинулся Полумраков.

— Ну книги, свитки там разные, — пояснил Семеныч.

— Никуда твои книги не уйдут, — сказал Евстигнеев, — к тому же ты не знаешь иероглифов.

— Я бы поставил их на полку и любовался, — мечтательно закатил глаза Шлоссер, — это же посланцы тысячелетий!

— Не пори чушь! — рассердился Полумраков. — На эти брюлики накупишь себе книжек по самое некуда.

— Постойте, ребята, — вмешался Костя, — все это хорошо. Я только не понимаю, как можно при помощи такого изобретения бороться против космических пиратов?

Шлоссер посмотрел на Костю, как на младенца.

— Вообще-то я уже говорил… Или не говорил? Ну ладно. Ставлю кассету про звездные войны и загоняю пиратов туда. Их там мигом оприходуют. Кашлянуть не успеют!

— Только вот как их туда загнать? — засмеялся Евстигнеев.

Шлоссер отмахнулся:

— Это другой вопрос. Было бы куда загонять!

Эдик и его команда уже битый час трудились над изготовлением шапок из газет. Это пустяковое дело, учитывая длину рогов, оказалось почти невыполнимым. Тонкая бумага прорывалась острыми рогами насквозь, и из-за этого шапки сидели неровно, свисали набекрень, а то и вовсе болтались на рогах и норовили улететь от малейшего порыва ветра.

— Нужна еще газета, — сказал Серый, когда очередная шапка разорвалась пополам.

— К черту! — завопил Эдик и, сорвав с себя бумажную треуголку, принялся топтать ее ногами. — Нет больше газет! Нету! Я вам что? Почтальон Печкин?

— Шеф, бабка услышит, — прошептал Толян.

— А мне плевать! Пусть слышит, — простонал Эдик. — Что я, тварь дрожащая или право имеющий?

В этот момент шеф больше всего напоминал именно дрожащую тварь, о чем Толян и хотел сообщить, но вовремя прикусил язык.

— Шеф, ты — великий человек, — сказал Серый смущенным голосом, — таких рогов ни у кого нету!

— О, мамма миа коза ностра дубино инфернале! — воскликнул Эдик, от отчаяния переходя на итальянский язык. — О, дольче вита повери бандитто! — Он в изнеможении сел на стул.

Братки переглянулись и, не сговариваясь, дрожащими голосами затянули: «Уно, уно, уно, ун моменто! Уно, уно, уно сантименто!»

Эдик почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Он схватил со стола стакан и залпом выпил его. И тут же скорчился от отвращения:

— Что за гадость?!

— Не пей, шеф, — запоздало проблеял Серый, — я там носки замачивал!

— Не понял! — сказал Эдик, с трудом шевеля потемневшим языком. — Это же стакан!

— Та-та… Стакан, — согласился Серый.

— А в стаканах носки не замачивают.

— Не замачивают, — обреченно кивнул Серый.

— Ну вот. Я же видел, что там компот. Он же коричневый. Только почему-то носками пахнет…

— Больше негде было, — сказал Серый, — я у бабки тазик просил, а она не дала. У нее там рыбьи головы томятся. А мне нужно было, у меня ноги потеют.

Эдик все еще не понял, что произошло. Ему показалось, что тут какая-то путаница.

— Значит, я выпил чего? — снова спросил он. — Чай?

— Чай, — прошептал Серый.

— Из носков! — злорадно уточнил Толян.

Эдик раскрыл рот и судорожно облизнулся. Лицо его побагровело, потом посинело. Он сжал кулаки, наклонил голову, нацелив рога прямо Серому в живот, но вдруг бессильно завалился набок, глядя перед собой совершенно бессмысленным взглядом, как боксер, получивший нокаут.

— Воды! — заметался Серый. — Дайте шефу воды!

На крик прибежала Маланья.

— Чего это он? Придуривается, что ли? — спросила бабка, брезгливо поджав губы.

— Воды давай! — крикнул Серый. — Окосел шеф, не видишь, что ли?

— С чего бы это? — удивилась Маланья. — Али водки выпил?

— Нету водки! Это он воду из-под носков выдул! — радостно доложил Толян.

— Тогда и впрямь воды надо, — сказала Маланья, — вон он, уж и язык вывалил. Да чей-то черный какой?

Не слушая больше бабкины разглагольствования, Серый сбегал на кухню и притащил ведро воды.

— Воронку давай!

Бабка быстренько приперла здоровенную фляжную воронку.

— Только смотрите, чтобы он пипку не откусил, вон у него какие зубищи! — строго предупредила она.

Шефа усадили на стул, воткнули воронку ему в рот и стали лить воду.

Серый лил, Колян держал воронку, а Толян, нервно подхихикивая, держал самого шефа. Ведро влили быстро.

— Давай еще! — скомандовал Серый.

— Отставить! — прохрипел Эдик и выплюнул воронку. — Все путем! А че случилось-то? — Он обвел непонимающим взглядом своих братков. Очевидно, шеф начисто забыл все, что произошло.

— А… — открыл рот Толян, но тут же получил кулаком под дых.

— Все нормально, — пробасил Серый, — переутомился, видать, такое бывает.

— Ага, — закивал Колян, — переутомление.

— Надо же! — удивился Эдик. — Не думал, что нервы подведут. А водичка, это… хороша! Только вот во рту что-то носками воняет.

Маланья нехорошо осклабилась, но смолчала. С минуту она рассматривала братков, как случайный покупатель рассматривает секонд-хендовский товар: с любопытством и легким оттенком брезгливости.

— Чудные! — сказала наконец бабка. — И чего вы здесь забыли? Бежать вам надо, парни, отседа! У нас места особые, заповедные. Не всем они, вишь, на пользу.

Сказав это, она повернулась и ушла. Шеф посмотрел на свой раздувшийся живот и вздохнул:

— Газета — это фигня. Ватман нужен. Из него сбацаем шапки по размеру, так что не свалятся. Давай, баран, пробегись по деревне, попроси у кого-нибудь старого ватмана. Или нет… Зайди в администрацию. Там наверняка макулатуры много, точно тебе говорю. И это… клея попроси. Скажи, для художественной самодеятельности.

Все это он сказал Толяну, глядя на его завитые рога. Толян не стал уточнять, за что его назвали бараном. Наоборот, новое имя ему чем-то даже понравилось.

— Бегу! — сказал он и, нахлобучив кое-как шапку из газеты, скрылся за дверью.

Эдик встал и, тяжело колыхаясь, прошелся по комнате.

— Мы попали в сложное положение, — начал он, и его глаза блеснули жидким водяным блеском. — Кто-то ведет против нас нечестную игру. С чего все началось?

— С петуха, — робко напомнил Колян.

— С бадьи! — строго поправил его шеф. — Серому вытянули шею. Лисипицин сказал, что это — Яга. Та самая ведьма! Вот она с тех пор и пакостит.

— На рога ее! — крикнул Серый, сделав опасное движение головой и едва не протаранив шефа. Но Эдик на это не обратил внимания.

— Верно, — сказал он. — На рога! И всех, кто ей помогает! А теперь, братцы, я побегу в туалет. Прихватило что-то!

Не прекращая движения, он вылетел за порог. Послышалось возмущенное кудахтанье, громко стукнула во дворе туалетная дверь, а вслед за этим послышался приглушенный взрыв. Братки испуганно переглянулись.

— Похоже на ручную гранату, — сказал Серый, выглядывая в окно.

Дверь туалетной будки валялась на траве, в воздухе вились разноцветные петушиные перья… Шеф, пошатываясь, вышел из будки и попытался натянуть на себя жалкие огрызки, оставшиеся от штанов.

— Ты что утворил, идол окаянный?! — напустилась на него Маланья, вылетая во двор и на ходу засучивая рукава. Однако, увидев Эдика в таком положении, бабка молча попятилась назад.

— Ты это… Куда?!

— Домой! — сказал Эдик, мрачно облизываясь.

— Да куда ж тебе в дом? Посмотри на себя? Вон к бочке иди, замывайся!

Эдик принюхался, кивнул и безропотно пошел к бочке.

Когда Толян вернулся с четырьмя листами ватмана, шеф был уже в полном порядке. И в новых брюках.

— Вот! — сказал Толян, кладя ватман на стол. — Листы хорошие, твердые, использовали только один раз. Для этой… наглядной агитации. А это клей. И краска вот. С кисточкой.

— Молодец, — сказал шеф, — только краска-то зачем?

— Раскрасим шапки, чтоб красивше было! — сказал Толян, принюхиваясь.

— Ты носом не води, — ворчливо заметил шеф, — тоже мне, нюхач нашелся! Это с улицы нанесло… К делу, пацаны!

На этот раз все вышло как надо. Получились настоящие клобуки, как у монахов, высокие и красивые. Толян самолично выкрасил их в черный цвет. Стало еще лучше.

— Темнеет, — сказал шеф, — пора!

Нацепив клобуки на головы, братки вышли за порог. Петуха нигде не было видно.

— А где пернатый? — поинтересовался Толян.

— Что, по дружку соскучился? — разозлился Эдик. — Снесло твоего приятеля дверью, только перья остались. И вообще, хорош базарить!

Стараясь держаться в тени, команда Эдика короткими перебежками направилась к реке, чтобы подобраться к заводу с тыльной стороны. Тем не менее им не удалось избежать некоторых нежелательных встреч.

Первой браткам попалась Жульетта.

— Монахи! — пискнула она и метнулась в глухой переулок, потому что верила в приметы. По этим приметам встреча с четырьмя здоровенными монахами, ночью, да на пустынной улице ничего хорошего не предвещала.

Вторым оказался экскаваторщик Агафонов. Самодеятельный скульптор на мгновение застыл, глядя на процессию, и тут же пришел в восторг.

— Гениально! — воскликнул он. — Служители культа на боевом марше. И какие лица! Какой экстаз! Какое смирение и в то же время какое напряжение мысли! Особенно у того, длинношеего. Товарищи! У меня такое ощущение, что я вас где-то уже видел. Может быть, я вас ваял?

— Отстань, мужик, — устало проговорил Эдик. — А то отоварю!

Угрозу Агафонов пропустил мимо ушей, зато вытащил из-под мышки альбом и начал быстро наносить на чистый листок рисунок.

Эдик вздохнул, сжал кулаки, но передумал и снял шапку, представ перед скульптором в натуральном виде.

— Черт! — сказал Агафонов без ужаса, но с глубоким внутренним убеждением и без чувств рухнул в траву.

Эдик вырвал из альбома листок и разорвал его на клочки.

— Пошли, пацаны, не будем задерживаться.

Они устроились в кустах за обрывом, откуда хорошо была видна входная дверь завода. Был виден и обезьян. Он бесцельно слонялся по крыше, грыз яблоки и время от времени скалил огромные желтые зубы.

— Обезьяна снимешь ты, — сказал Эдик Серому. — У тебя рога длиннее. Ткнешь пару раз… — В голосе шефа было столько металла, что Серый и не пытался возражать.

— Да, шеф! — сказал он преданно и вытянул в ниточку губы.

Через полчаса небо потемнело. Тени на земле вытянулись в длину и слились друг с другом.

— Пора! — сказал Эдик и первым двинулся к заводской двери. Над козырьком тут же появилась бесстыжая обезьянья морда и радостно осклабилась.

— Сейчас ты у меня посмеешься! — зловеще прошептал Эдик и снял клобук, чтобы удобнее было работать.

Его примеру тут же последовали остальные. Превращение монахов в четырех чертей было настолько разительным, что обезьян, так и не успевший ни в кого запулить огрызком или кирпичом, вытянулся, замер и плашмя грохнулся на крышу.

— Два — ноль! — горделиво прошептал Эдик, вспомнив потерявшего сознание Агафонова, и впервые уважительно подумал о рогах. Как часто в городских разборках ему не хватало именно такого, самого решающего аргумента!

— Замок, — сказал он негромко, и Толян в одно мгновение подобрал ключ.

Братки прислушались. Все было тихо.

— Пошли! — сказал Эдик и открыл дверь.

Внутри было темно и тихо. Правда, тишина, в отличие от темноты, была относительной. Все пространство цеха было наполнено какими-то вздохами, шепотом, нежной вибрацией работающих агрегатов.

Даже в такую позднюю пору здесь теплилась механическая жизнь.

Шелестел вентилятор, нагоняя теплый, пропахший травами воздух. Еле слышно гудел водяной насос. Все эти звуки казались такими теплыми и добрыми, такими уютными, что Эдика невольно потянуло в сон.

Однако умиротворение длилось недолго. Серый, став длиннее вершков на пять из-за шеи и на целых десять из-за рогов, зацепился за какие-то провода, рванулся, послышался электрический треск, и маленькая фиолетовая молния вошла ему прямо в лоб.

Колян и Толян присели от страха. Однако Эдик не растерялся. Чиркнув спичкой, он быстро огляделся, увидел стоящую сбоку метлу на длинной деревянной ручке, схватил ее и по всем правилам техники безопасности хрястнул этой самой рукоятью Серого аккурат между рогов.

Провода отцепились и перестали искрить. Было слышно только, как Серый дробно стучит зубами.

— Порядок, — прошептал Эдик. — Пацаны! Ищите, где-то здесь выключатель. Только не замкните еще что-нибудь!

Колян и Толян принялись шарить по стенам и тут же с размаху угодили в чьи-то мягкие, но сильные объятия. Послышался сочный звук поцелуя и сдавленный стон.

— Вы чего там, сдурели, что ли? — разозлился Эдик. — Нашли время баловаться! — В ответ раздались новые поцелуи и какие-то странные писки.

Эдик понял, что толку от подельщиков не дождаться, зажег еще одну спичку и при свете слабого дрожащего пламени увидел потрясающую картину.

Отовсюду к ним шли, тянулись, лезли какие-то странные люди в халатах. Только когда спичка погасла, он понял, что это женщины.

Эдик рванулся к стене и каким-то чудом отыскал пакетный выключатель. Под потолком вспыхнуло несколько запыленных лампочек, и при их свете шеф разглядел все подробно.

Пространство цеха ожило. Откуда-то из шкафов, из-за станков, из каких-то сундуков лезли одетые в халаты работницы.

«Влипли!» — с ужасом подумал Эдик и только тут заметил, что работницы были какие-то странные и как бы даже не очень живые. Идвижения у них были нечеловеческие, и вообще они были похожи на надувных резиновых дам, которые продаются в специализированных магазинах за не очень высокую цену.

Он оттолкнул несколько протянувшихся к нему рук и теперь уже в точности убедился, что они — резиновые. Вдобавок под халатами у бесстыжих баб явно ничего не было.

«Откуда они взялись?» — мелькнула и пропала бесполезная мысль, и в то же мгновение резиновые губы плотно прижались к его губам, напрочь перекрывая дыхание, а нахальные, развратные вялые руки принялись стягивать с Эдика одежду.

То же самое происходило и со всеми остальными. На месте Серого уже шевелилась резиновая куча, из которой вылетели штаны братка и его спортивная куртка.

Толяну как-то удалось освободиться от одной фурии и пнуть ее ногой. Фурия отскочила, как резиновый мяч, но на ее место тут же встали две новые. Толяна повалили.

«Рогами надо действовать», — подумал Эдик, с трудом отлепляя от себя скользкие резиновые губы и жадно глотая воздух. Но он даже не смог пошевелить головой. Две красотки, бессмысленно улыбаясь, навалились на него сверху и прижали к полу. То, что он лишился штанов, шеф понял только через минуту, и запищал тонким истерическим голосом. Погибать от резиновой любви было страшно.

И вдруг что-то переменилось. Послышался шум шагов, хлопнула дверь, и чей-то знакомый голос произнес:

— Развлекаемся? Ну-ну!

— Спасите! — простонал Эдик, нечеловеческим усилием освобождая голову. — Помогите!

Только тут он увидел стоящего неподалеку человека. Это был Лисипицин. Он с любопытством смотрел на Эдика и, видимо, получал большое эстетическое наслаждение.

— Ну что? — ухмыльнулся Лисипицин. — Я вижу, вы не скучаете? Нашли занятие по душе. Желаю приятно провести время!

Эдик заворочался, что было силы:

— Командир… Выручай…

— За десять процентов? — поинтересовался Рудольф Адольфыч. — Нет уж, без вас обойдусь. Думаю, к. утру от вас мало что останется. А что останется… — тут он хохотнул, — резиновые бабы утащат с собой.

Чмок, чмок!

Сразу с двух сторон на Эдика навалились еще две резиновые крали, и он снова на какое-то время потерял способность говорить.

— Двадцать процентов! — крикнул шеф, когда ему удалось освободить губы.

— Ну-ну! — сказал Лисипицин и не спеша направился куда-то в глубь цеха.

— Спаси-ите! — завизжал Эдик.

Лисипицин остановился.

— Ваши условия? — прохрипел шеф.

— Вот это другой разговор! — Рудольф Адольфыч не спеша вынул сигарету, закурил и медленно, с видимым удовольствием, затянулся, наблюдая за Эдиком. — Мои условия прежние! — сказал он наконец, докурив сигарету. — Я слов на ветер не бросаю и партнеров не обманываю.

— Прости… те! Я больше… Ох! Ух! Не… бу… Чмок!.. ду!

— Ладно! — сурово сказал Лисипицин, — Так и быть. Бахыт компот! — страшным голосом произнес он.

Душный воздух вздрогнул, как от удара грома, и резиновые дамы дружно встали на ноги, отпустив своих пленников. Эдик был готов поклясться, что на их мордах было написано страшное разочарование.

— Шараш монтаж! — прошептал Лисипицин, и работницы побрели кто куда.

Большинство из них расселось за столы, на которых горками были свалены пластмассовые детали. Часть залезла в шкафы, несколько, не таких надутых, протиснулось в щель между стеной и перегородкой.

— Фу-у! — вздохнул Эдик и первым делом принялся искать свои штаны. Остальные братки медленно приходили в себя.

— Давай пошустрей! — скомандовал Лисипицин. — А то не успеем.

— Что это была за чертовщина? Откуда? — задал Эдик совершенно естественный в его положении вопрос.- Это что, роботы такие?

Однако Рудольф Адольфыч отрицательно покачал головой:

— Одевайтесь быстрей. Расскажу по дороге.

Наконец приведя компанию в более-менее пристойный вид, Лисипицин дал знак следовать за собой и направился в глубь цеха.

— Ключи! — сказал он, и Эдик безропотно отдал ему связку.

Отдавать не хотелось. Хотелось врезать этому Рудольфу по тыкве, но резиновые бабы все еще вожделенно смотрели на них, словно чего-то ждали. А впереди таились новые опасности.

Друзья сидели на кухне у Шлоссера и пили чай. За стеной тихо мурлыкал ускоритель. Полумраков опасливо поглядывал то на стену, то на счетчик Гейгера, который лежал на столе. Счетчик тоже приятно мурлыкал.

— Это реликтовое излучение, — пояснил Шлоссер. — Оно идет из глубин Вселенной с самых первых дней Творения.

— Ты нам лапшу на уши не вешай, — строго сказал Полумраков, — травишь нас, ладно, мы привыкли. Вот чайком дезактивируемся. А соседям-то каково? Я тут недавно четвероногого петуха встретил. Твоя ведь работа, надеюсь, не забыл?

— Это ты про Маланью?! — хмыкнул Шлоссер. — Петух у нее перспективный. Скоро все такие будут. А с Маланьей никаких проблем. Как прыгала на двух, так и прыгает.

— Это пока, — заметил Евстигнеев.

— Что значит «пока»? — возмутился Семеныч. — Ты давай без намеков!

— А если без намеков, то скоро еще две лапы отрастут.

— У Маланьи? — удивился Шлоссер. — Да откуда же им расти?

— Из задницы, — раздраженно заметил Полумраков. — Она у нее большая!

— А ты на чужие задницы не заглядывайся, — заметил Евстигнеев, — у тебя своя есть.

— Это все несущественно, — сказал Шлоссер, — на фоне прогресса это мелкие детали. — Он вздохнул и принялся размешивать добытый при помощи термоядерного синтеза сахар. Сахар почему-то растворяться не хотел. — Лучше скажите, как путешествие?

— Замечательно! — сказал Костя. — Мне понравилось. Правда, фараон какой-то отмороженный попался. Натуральный садист. Ты видел, с каким удовольствием он лупит по головам?

— Любая власть с удовольствием лупит несчастных граждан. И не только по башке, — возразил Евстигнеев. — Я другого не пойму: какая польза от этих путешествий?

— Очень большая, — возразил Полумраков, — вот сдадим золото, получим деньги, и я куплю себе новую машину.

— Твой шкурный интерес мне ясен, — сказал Евстигнеев, — я имею в виду — вообще. В масштабе Вселенной. Для человечества?

— Для человечества тоже большая польза, — пояснил Шлоссер. — Наладим связи, культурку разовьем, поднимем технический уровень.

— Видел я, как ты поднимаешь культурный уровень, — съязвил Евстигнеев, — фараона спаиваешь! Теперь он круглые сутки будет дуть пиво и гонять магнитофон.

— Пиво кончится, — сказал Костя, — батарейки тоже сядут.

— Не сядут! — возразил Шлоссер. — Там у меня те еще батарейки… Сам сконструировал. На два года хватит, а там посмотрим. А насчет пива… тут я, конечно, маху дал. Нужно было начать с портвейна, а позже переходить на самогон. Ну этот вопрос придется отдельно доработь.

— Значит, ты и впрямь решил его споить? — заинтересовался Полумраков. — Изжить, получается, классового врага. Изнутри взять. А о государстве ты подумал?

— О государстве я очень хорошо подумал, — сказал Шлоссер. — Будем повышать культуру. Откроем типографию, начнем выпускать газету, организуем борьбу против рабства и власти олигархов. А через год устроим термидор и присоединим Древний Египет к Калиновке. Ты только представь: туристический тур в Древний мир!

Евстигнеев опасливо посмотрел на Семеныча.

— Не поймешь, когда ты шутишь, когда всерьез говоришь. Ты в самом деле так хочешь сделать?

— Это наш ответ шенгенскому заговору. Европа объединяет вокруг себя страны, а мы будем объединять миры! Начнем с малого. А на очереди Ассирия и Урарту. Там сделаем коммунистический переворот по восточному типу. Присоединим Древнюю Грецию и Рим. Сделаем Аристотеля Генеральным секретарем ЦК…

— Вот это размах! — воскликнул Костя. — Здорово! Только надо объединять хорошие миры. А то в кино в основном всякую чертовщину показывают, то катастрофы, то вампиры.

— В корне неверный подход! — отмахнулся Шлоссер. — Позитивные миры — это, конечно, замечательно. Но и от других отказываться не надо. Вампиров следует использовать в качестве спецназа, в боевых операциях. В конце концов, неподдающихся можно сослать на отдаленные планеты, осваивать враждебные миры. В крайнем случае применим дезинтегратор. Нажал кнопку — и вампир превращается в чистый воздух и солнечный свет.

Они просидели еще с час, делясь впечатлениями. Наконец Костя собрался к себе. Евстигнеев с Полумраковым — тоже. Шлоссер пошел вместе с ними до магазина.

— Ты вылитый Троцкий, — сказал ему по дороге Евстигнеев. — Настоящий революционер-диверсант!

— Я за справедливость, — смутился Семеныч. — И за прогресс,- сказав это, он скрылся за магазинной дверью.

Полумраков ринулся домой. Ему не терпелось поделиться впечатлениями с Антониной.

— Пошли ко мне, — предложил Евстигнеев, — у меня новый номер «Техники — молодежи»!

Костя покачал головой:

— Надо в сторожку заглянуть. У меня рыцарь от рук отбивается. Раздобыл где-то кипу эротических журналов и развращается понемногу!

— А зачем ему эротика? — удивился Евстигнеев. — Он же вроде как бесплотный. У него ведь только глаза одни, да и то, кажется, ненастоящие.

— Не знаю, — сказал Костя, — но, когда он смотрит эти журналы, у него из-под забрала и изо всех щелей такой пар валит, как из кипящего чайника!

— Ну значит, не все потеряно, — рассмеялся Евстигнеев. — Ты ему виагру посоветуй! Хотя зачем ему виагра, если он — дух?

Волшебное искусство Яги Степанидовны было неожиданным и странным и проявлялось порой самым удивительным образом. Например, минуты за две чистого времени, как сказали бы спортивные комментаторы, она ухитрилась вырастить перед окнами сторожки огромный двухметровый пень и вокруг пеньки поменьше. Большой пень, естественно, служил столом, а на маленьких, как на стульях, устраивались не такие уж редкие, хотя и немногочисленные гости.

Сейчас за столом восседал Горыныч, а напротив устроились Яга Степанидовна, Шишига и Леший.

— Заявился наконец! — сурово сказала Яга, сдвинув брови и поджав губы. — А мы уж не знали что и думать. По гаданью-то выходило, что ты в Тридевятом царстве!

— Еще дальше, — рассмеялся Костя. — Шлоссер новое изобретение сделал. Вот я и задержался. Испытывали. А что случилось? Снова английские гоблины?

Шишига тут же захихикала, а Леший нахмурился:

— Смешного мало. Эти гоблины жрут, как лошади! Скоро валежник подъедят, а потом и за шишки примутся. А куды мне без шишек?

— Отвянь, — сказала Яга, — мы тут по секретному делу собрались, Горыныч свой роман читать будет.

Костя как стоял, так и сел.

— Роман?! Какой еще роман?

— А тот, что написал, — строго сказала Яга. — Произведение искусства!.. Ему твоя критика нужна, — добавила она уже мягче, — может, посоветуешь что?

— Ага, — сказал Костя, — понял. А сэр Жора где?

— Знамо где. В каптерке сидит, журнал листает.

— Это надо прекратить, — сказал Костя, — совсем развратим рыцаря.

— Вот сначала послушай, а потом и прекращай, — сказала Яга, — чаво уж ему развращаться? Нетути у него организма!

— Этого мы не знаем, — сказал Костя. — Этого никто не знает. Ну хорошо. Слушаю!

Горыныч вздохнул, позеленел от волнения и, вытащив из-за пазухи стопку бумаги, нацепил на нос очки. При этом Змей стал карикатурно похож на учителя средней школы.

— Первая глава, — сказал Горыныч хриплым от волнения голосом.

— Постой, а как называется произведение? — забеспокоился Костя.

— Значит, так: имя автора З.Горыныч, название «Когда мы были молодыми», жанр — роман с прологом и эпилогом, метод — критический реализм. Ну я читаю?

— Давай, — согласился Костя.

— Отец мой происходил из знатного, но обедневшего рода. Будучи мелкопоместным драконом, он жил просто, имел небольшую пещеру да сундук золота, доставшийся по наследству. Не заслужив ни чинов, ни званий, он жил своим хозяйством и каждый день имел к столу жареного барана да пару динозавровых яиц. Единственным предметом его гордости были книги, подаренные в свое время одним мудрецом, бежавшим из Атлантиды. Из-за этих-то книг все и началось!..

Костя вздохнул. Он вдруг почувствовал, что хочет есть и сам проглотил бы жареного барана. Правда, динозавровые яйца он есть бы не стал… Яга бросила на него наметанный взгляд и молча протянула два невесть откуда взявшихся пирожка. Костя облизнулся, хотел спросить, с чем на этот раз, но махнул рукой и принялся жевать.

Удивительное дело: с чем бы ни пекла бабка пироги, они всегда были изумительно вкусными.

Чтение затянулось надолго. Наконец Горыныч перевернул последнюю страницу и уставился на Костю.

— Первая глава, — сказал он.

— Что первая глава? — не понял Костя, приходя в себя.

— Я прочел первую главу, — скромно потупившись, пояснил Горыныч.

Воцарилось неловкое молчание.

— Здорово! — наконец сказала Яга. — Так и вспоминаются юные годы!

— Да… — мечтательно протянул Леший. — Жратвы тогда много было!

Шишига снова хихикнула.

— А мне, например, понравилось, как он драконшу царского рода полюбил. Ах, как они страдали!

Костя понял, что от него ждут решающего мнения.

— По-моему, просто замечательно! — сказал он. — Это надо печатать.

— А разве можно? — почему-то испуганно спросил Горыныч.

— Не можно, а нужно, — уверенно заявил Костя. — Автобиографический роман, написанный самим Змеем Горынычем, — вещь уникальная. Это своего рода единственный документ, конкретно рассказывающий о сказочной реальности. А то все былины, легенды, обросшие мхом; сказки, двадцать раз перевернутые…

— Верно, верно, — откликнулась Яга, — врут нахально! Меня-то страшилой выставили, мол, я катаюся и валяюся, Ивашкиного мяса поевши…

— А что, не было Ивашки? — осторожно спросил Костя.

Яга важно качнула головой:

— Знамо, был. Давненько уж. Заезжал один молодец. Я ему помогла, он мне подсобил, вместе одно дело провернули да девку добрую парню спроворили. Я даже гуся своего Ивашкой назвала… Вот гуся-то я и съела, жареного, конечно. Да и как не съесть, коли гости пожаловали! А опосля слышу, сплетни поползли, будто я того Ивашку… живьем! Тьфу!

— А вообще-то ни разу такого не было? — продолжал допытываться Костя. — Может, в далекой молодости?

— И в молодости не грешна! Человек — он звучит гордо! Вот неандертальцев едала. Это да. Но они хоть и похожи на людей, да все не то: глупые, злющие и мясо у них жесткое, рыбой пахнет.

— Про меня тоже всякую чушь мелют, — пожаловался Леший, — будто я людей по лесу кружу и блуждать заставляю. А я их, наоборот, от болота отвожу, чтобы не утопли. Ну разве не обидно? А не станешь отводить, скажут, что специально в болото заманил!

— Люди тоже злые и глупые, — сказала Шишига.

Костя покраснел.

— Ты, милка, думай, чего говоришь, — нахмурилась Яга. — Так и нашего лесника недолго обидеть. Он, вишь, тоже хоть и наполовину, а человек! А потом, не все уж такие страшные. Возьми, например, Евстигнеева или Шлоссера. Вылитые лесные черти!

Засиделись до темноты и уже собирались расходиться, когда появился Кощей. Старик казался не на шутку встревоженным.

— Ага! — сказал он. — Все в сборе! Хорошо.

— А что стряслось-то? — сразу же испугалась Яга. — Опять супостат объявился?

— Объявился! — сухо сказал Кощей и сел за стол. Обведя взглядом пустую столешницу, он поморщился. — Я бы не отказался от глотка хорошего чая. Костя, вас не затруднит?

— У меня в термосе горячий, — отозвался Костя. — Хотите?

— Хочу! — коротко сказал Кощей.

Костя принес термос и стаканы. Термос был большой, хватило на всех. Никто не торопил Кощея, не требовал сказать, что же произошло. Великий Магистр сам знал, когда говорить, а когда повременить. Убедившись, что нужное напряжение достигнуто, он коротко бросил:

— Сработала магическая сигнализация. Кто-то проник в Тридевятое царство!

— Я так и знала! — всплеснула руками Яга. — Это приезжие! Они тут недаром шастали, упыри трегубые, рогатые!

— Сколько их? — по-деловому спросил Кощей и принялся что-то высчитывать на пальцах.

— Четверо, — сказал Костя, — во всяком случае, я видел четверых. Да и Жульетта то же самое говорит.

— А в царство проникло пять человек, — таинственным голосом сообщил Кощей. — Так, может, не они?

— Они! Лисипицин небось с ними…

— После всего, что было, вряд ли он решится, — сказал Костя.

— Этот идол да не решится? — возмутилась Степанидовна. — Да он спит и видит, как бы напакостить! Загребущий, захапущий! В пень его надо было превратить, в трухлявый, жуками изъеденный!

— Надеюсь, вам представится такая возможность, — тонко улыбнулся Кощей. — И все-таки вернемся к нашим баранам. То есть бандитам.

— Баранам, баранам! — закивал Леша. — Ух, напустить бы на них порчу!

Яга скромно потупила глаза и смолчала.

— Хорошая идея, — кивнул Кощей, — но несколько запоздалая. Главное в другом. Что им, если это они, понадобилось в Тридевятом царстве?

— Деньги, — сразу сказал Костя. — Золото!

— Ну если золото, это еще полбеды, — сказал Кощей, делая таинственные глаза.

Естественно, остальные сразу закричали:

— Если не золото, то что?

— А вот этого я вам пока не скажу, — вздохнул Бессмертный, — на совещании Великих Магистров, где я недавно был, с меня взяли подписку о неразглашении, да не одну, как обычно, а целых три. Одно могу сообщить. Есть в этом царстве нечто, или некто, — тут он сделал суровое лицо и перешел на шепот: — кто может все живое обратить в камень!

— Батюшки-светы! — ахнула Яга. — Да где ж этот Тутанхамон? Своими руками бы съела!

— Руками не едят! — строго сказал Кощей. — Для этого есть нож и вилка. Что же касается потенциального злодея, то предсказания наших звездочетов сходятся в одном: он где-то близко и готовится действовать.

— А может быть, это космические пираты, о которых Крян рассказывал? — предположил Костя. — Ведь они должны быть на подходе.

— Нет, этот злодей местный, тутошний.

Костя почесал за ухом, поморщился, как от зубной боли:

— Так не пойдет. Потенциальный злодей неизвестен, ну и плевать. Наверняка это Лисипицин. Больше некому. А вот что он замышляет… Тайна за тремя подписками. И как можно в таком положении работать?

— Да уж, Кощеюшко! Ты бы сказал, а? Шепнул бы нам на ушко, что за ужас такой намечается, а мы бы уж того… Никому!

— Да не могу! — с досадой в голосе воскликнул Кощей. — Сказано ведь — подписку давал!

— Мы тоже можем дать, — намекнул Костя.

Кощей задумался.

— А ведь это идея! — сказал он через минуту. — Вы тоже дадите подписку о неразглашении, а я вас посвящу в эту ужасную тайну.

— Тогда не томи, — посоветовал Леший.

— Если я кому-то мешаю, я могу уйти! — гордо сказала Шишига и передернула плечиками.

— Не согласен! — рявкнул Горыныч. — Все так все!

— Все так все, — как эхо повторил Кощей и вынул из-за пазухи заранее отксерокопированные листки с отпечатанным текстом. Листков было много. Гораздо больше, чем присутствующих.

— Расписаться нужно здесь и здесь, — сказал Кощей, показывая пальцем, — остальные возьмите себе. На случай, если кого-нибудь придется посвятить дополнительно. — Он аккуратно собрал подписанные листочки и спрятал в карман. — Ну а теперь слушайте!

Все затаили дыхание.

— Буду краток. В Тридевятом царстве, в черном замке спит Идолище поганое! — Кощей обвел друзей многозначительным взглядом, но нужной, как ему казалось, реакции не увидел.

— Подумаешь! — разочарованно сказал Костя. — Идолище поганое спит! Ну и пусть спит. Ему уже один раз навтыкали. Можно повторить.

— Верно! — подхватила Яга. — Илья-то Муромец ему зенки на задницу натянул и моргать заставил. Нешто мы хуже?

— Илья — человек особенный, — слегка вздрогнув, сказал Кощей, — мне неприятно об этом вспоминать, но он и ко мне любви не испытывал. С ним вообще трудно было ладить. Ну сами посудите: ты ему слово, а он тебе по голове! Совершенно невозможно общаться! — Кощей инстинктивно притронулся к затылку. — И потом. У него был меч-кладенец, не фальсификат, как у Степанидовны, а настоящий. А против такого аргумента не попрешь. И вообще. Преступление всегда легче предупредить, нежели ликвидировать последствия.

— И все-таки что страшного в этом Идолище?

— А то! — нахмурился Кощей. — По преданию, если оно проснется, то сокрушит три царства. В пыль обратит!

— Тогда зачем его пробуждать? — продолжал недоумевать Костя. — Какая тут логика? Этот Идолище, должно быть, идиот. Зачем превращать в пыль цветущий край? Даже с точки зрения выгоды это глупо. А тот, кто ему помогает, ему-то что за корысть? Неужели только злоба? А может быть — месть?

— Вы, Костя, не в курсе, — ворчливо заметил. Кощей. — Того, кто его разбудит, Идолище сделает царем!

— Над кем? Если все разрушено?

— Ну кое-что, конечно, останется…

— Короче, ясно, — сказал Костя, — проникновение необходимо пресечь! Тогда нечего тянуть резину. Тут каждая секунда дорога. Кто со мной?

Желание идти на перехват изъявили все, кроме Кощея, который, как всегда, сослался на срочные дела. Костя сбегал в избу и принес несколько красных повязок с надписью «лесохрана». Уже через минуту друзья были в пути.

После долгой борьбы с резиновыми кралями Эдиком овладело лихорадочное возбуждение.

— А они ничего, — прошептал он Толяну на ухо. — Как живые!

— Да лучше, лучше, — отозвался Толян. — Мягкие такие! И вообще, у них все, как надо, я проверял.

— Тише вы! — прошептал Лисипицин. Он остановился возле двери, ведущей в смежное помещение. — Сейчас проверим, все ли на месте. — Он быстро подобрал ключ и вставил в замочную скважину.

Дверь распахнулась без скрипа. В лицо Эдику пахнуло стойкой пластмассовой вонью.

— Заходите!

Лисипицин плотно прикрыл за ними дверь. Вспыхнул свет. Братки изумленно огляделись. Все полки были битком набиты самым разнообразным пластмассовым оружием: мечами, саблями, зверского вида ятаганами…

— Обалдеть! — прошептал Эдик. — Как настоящие!

— Это и есть настоящие, — с придыханием оказал Лисипицин. — Осторожнее, а то без рук останетесь! Пластмасса-то не простая, а заговоренная, прочней булата.

— Ты кому заливаешь! — ухмыльнулся Эдик, беря в руки японскую катану и взмахивая ею над головой.

Вжик!

— Ай! — взвизгнул Серый, хватаясь за голову и приседая. — Ты чего, шеф? Больно же!

Эдик оторопело уставился сначала на меч, а потом на Серого. На полу лежал срубленный под корень рог. Из места сруба сочилась какая-то буровато-серая жижа.

— Где-то у меня тут аптечка была, — деловито сказал Лисипицин. — Сейчас перевяжем.

Он открыл какой-то шкафчик и действительно вытащил аптечку.

— Здорово вас наградили! — бормотал он, перевязывая Серому обрубок рога. — Классное колдовство! Это все Шлоссер с Евстигнеевым да проклятый лесник. Они на вас колдунов натравили.

— Убью гадов! — прорычал Эдик. — За что?!

— А меня за что?! — патетически воскликнул Лисипицин. — И-эх! Весь бизнес порушили, к своим рукам прибрали! Вас-то, понятное дело, испугались! Поняли, что просто так с вами не сладить. Вот и навели порчу.

— А резиновые бабы тоже ихние? — спросил Эдик.

Лисипицин блудливо отвел глаза. Резиновые Зины были как раз делом его рук. Доверить изготовление оружия, пусть и пластмассового, сельским работницам Лисипицин не мог. Вот и воспользовался услугами резиновых дам, благо заколдовать их было несложно. Но дело это было прошлое, давнее, и посвящать братков в свои похождения Рудольф Адольфыч не хотел, поэтому он просто кивнул головой.

— А то! В секс-шопе накупили, зачаровали и заставили вкалывать, а по ночам цех сторожить, чтобы кто чужой не вошел. Не подоспей я, плохо бы вам пришлось. Заласкали б до обморока!

— Доберусь я до них, — пообещал Эдик. — Как заколдовали, так и расколдуют. На рога нацеплю!

— Так с ними и надо, — заметил Лисипицин. — А вам помочь можно. Я об этом чародействе давно слышал. Нужно волшебное яблоко съесть, тогда и рога отвалятся. А так — пили, не пили, все равно снова отрастут. Только в другом месте. У одного на брюхе рог вырос, представь себе, каково?! Короче, как дело сделаем, берите этих гадов за шкирку и трясите, пока все не исправят! — Он вытащил из-за шкафа здоровенную спортивную сумку и принялся лихорадочно укладывать туда пластмассовое оружие, распорядившись: — Помогайте! Только сабелькой не машите туда-сюда! Ладно, всего-навсего рог срубил. А то ведь башку снимешь, другая не отрастет!

Сумка оказалась большой, и мечей и сабель туда набили немерено. Лисипицин нажал какую-то кнопку на стене.

— Это я даю знать на ту сторону, — пояснил он, — чтобы, значит, бакшиш тащили! И это… Кто у вас самый сильный?

— Был Серый, — сказал Эдик, — но теперь он вроде как калека. Безрогий и шея длинная. Толян, хватай сумку!

Лисипицин между тем откатил в сторону один из стеллажей, и за ним открылся узкий проход в подземелье.

— Идемте!

— Ты куда это нас тащишь? — засомневался Эдик. — Мы так не договаривались! Может, ты нас куда-нибудь заманишь, и кранты?

— Я мог оставить вас на растерзание резиновым развратницам! — оскорбленно ответил Рудольф Адольфыч. — Но не сделал этого. Я — конкретный и правильный пацан!

— Ты — пацан? — удивился Эдик.

— Пацан! — твердо заявил Лисипицин.

Эдик почувствовал легкое головокружение.

— Ладно, — сказал он и, всмотревшись в непроницаемую темноту хода, словно и впрямь мог что-то там разглядеть, скомандовал: — Толян, вперед! Серый, за ним!

— Держите, — сказал Рудольф Адольфыч, протягивая браткам фонарик, — там круто, смотрите, шеи не сверните.

Пыхтя от страха больше, чем от напряжения, братки стали спускаться вниз. Следом за ними шел Лисипицин.

Лестница и в самом деле была крутая, а проход настолько узкий, что Эдик едва не ободрал себе живот. Серому пришлось хуже всех. Свою длинную шею он вынужден был наклонять и вытягивать, так что при каждом шаге тыкался носом в спину Толяна. Спина была мокрая от пота, и все это не доставляло радости ни тому, ни другому.

— Убери свою слюнявую пасть, — бормотал Толян, — всю спину облизал!

— Плевал я на твою спину, — огрызнулся Серый и тут же невольно чмокнул Толяна меж лопаток. — Тьфу!

— Ты, хорош! Шею узлом завяжу!

— А я тебя на рог надену!

Слушать эти пререкания было тошно, и Эдик недолго думая легонько пнул Серого в зад, буркнув:

— Заткнись, рогатый!

— Я однорогий! — заявил Серый и тут же, не удержавшись на крутой ступеньке, скользнул вниз. Впрочем, недалеко. Аккурат до спины Толяна. Острый как шило рог Серого воткнулся Толяну в задницу.

— А-а-а! — заорал тот, схватившись за мягкое место. — Проткнули! Насадили! Ох! О-ох!

— Закройте пасти! — взревел Эдик. — Поубиваю на фиг! Насадили, засадили… сейчас так насажу, мало не покажется!

— Ну я тебе припомню, рогатая тварь! — со слезой в голосе сказал Толян и захромал дальше.

— Не обижайся, братан, я тут ни при чем, — начал оправдываться Серый, — меня шеф двинул. Я не хотел.

Однако Толян его не слушал и бормотал свое:

— Всю задницу растаранил, змей. Как болит! Не помереть бы…

— Не помрешь! — уверенно сказал Эдик. — Как цацки получишь, так сразу запляшешь.

При упоминании о сокровищах Толян перестал хныкать и задышал ровней. А через пять минут они оказались в большой пещере. К удивлению Эдика, здесь было довольно светло. Правда, свет был специфический, колдовской, и шел неизвестно откуда.

— Стойте и ни к чему не притрагивайтесь! — строго сказал Лисипицин.

Эдик осмотрелся. Помещение было довольно странным. С потолка свисали какие-то полупрозрачные нити, в гранитную стену были вбиты железные кольца, к которым крепились проржавевшие цепи. В углу валялся сухонький, хрупкий на вид скелет. Рядом с ним, на полу, вся в пыли, лежала большая кавказская кепка.

— Класс! — сказал Эдик. Ему стало смешно и интересно. Он поднял кепку, стряхнул с нее пыль и заглянул внутрь. — Смотри, какой размер-то! — удивленно пробормотал он. — Это ж у кого такая здоровенная башка?

— А ну брось немедленно! — закричал Лисипицин и даже топнул ногой, но было уже поздно. Валявшийся на полу скелет шевельнулся.

— Дарагой! — прошелестело в воздухе. — Ты зачем взял мой кепка?

Шеф бестолково завертел головой, пытаясь понять, откуда доносится голос, и только тут заметил направляющийся к нему скелет.

Эдик окаменел. Лисипицин лихорадочно бросился к сумке и принялся ее расстегивать, но молнию, как назло, заело.

— Да помогите же! — зашипел он, глядя на братков, но тем было не до сумки. Всей кодлой они изображали немую сцену из «Ревизора».

— Стой! — крикнул Лисипицин и, расставив руки, встал на пути скелета. — Чимоза! Вохр! Кру!

— Да хоть КГБ, — развязно ответил скелет, отстраняя Рудольфа Адольфыча. — Уйды, дарагой! Я тебя нэ хачу! Я кепка хачу!

Он подошел к Эдику почти вплотную, и тот наконец-то пришел в себя. Кое-как развернувшись вокруг своей оси, он скребанул рогами по потолку пещеры, наклонился, чтобы бежать, но тут его организм, надорванный ведром воды и пережитыми страхами, не выдержал. Раздался глухой взрыв, Эдик моментально остался без штанов, а то, что вылетело из него, вмазалось в скелет и приклеило мистическое чудовище к стене. В этот момент висящие на кольцах цепи жадно шевельнулись и оплели скелет так плотно, что остались видны только подергивающиеся ножки.

Минуты две Лисипицин смотрел на Эдика, как на некое чудо. Рот у Рудольфа Адольфыча раскрылся сам собой, обнажая мелкие желтоватые зубы.

— Ну ты даешь! — наконец выговорил он с непонятной интонацией. — Я уж думал, что все, кранты! Но ты силен. Вот только вонюч больно…

Эдик медленно приходил в себя. Первым делом он убедился, что остался без штанов, и инстинктивно загородил причинное место руками. Сердито оглядевшись, шеф поманил к себе Коляна.

— Снимай тренировочные! — сказал он, не глядя ни на кого.

— Да ты чего, шеф?! А я как?..

— Снимай! У тебя трусы семейные, за шорты сойдут. Натуральные «бермуды»!

С грустью на лице Колян стянул с себя тренировочные брюки и отдал их шефу. Между тем воздух в пещере проветрился. Эдику даже показалось, что откуда-то подул легкий ветерок.

— Пошли! — сказал Лисипицин и поманил братков за собой. Они подошли к воротам.

Ворота были здоровенные. В них запросто мог пройти железнодорожный состав, но Рудольф Адольфыч подошел к небольшой дверце, которую Эдик сразу и не заметил. На дверцу был навешан большой гаражный замок с шифром.

— Ну кто самый смелый? — спросил Лисипицин, прищурившись.

Эдик подтолкнул Коляна:

— Двигай! Это твоя работа!

Путаясь в семейных трусах, Колян подошел к замку и начал вертеть его так и сяк.

— Ерунда, — сказал он через минуту, — сейчас. Ловкость рук, и никакого мошенства! Готово. Можно открывать.

— Погоди! — Лисипицин подался вперед и распахнул дверцу.

Яркий солнечный свет ворвался в пещеру. Щелканье птиц, запах травы и цветущих деревьев, бесконечно голубое небо заполнили затхлое пространство подземелья.

— Стойте здесь! — строго сказал Лисипицин и вышел из пещеры.

— Ну уж нет! — возразил Эдик. — Мы так не договаривались. А если ты слиняешь?

— Черт с вами! — отмахнулся Рудольф. — Идите!

Братки вывалились следом. Они оказались на вершине какой-то горы или холма — Эдик не разобрал. Вдалеке синели горы.

— Крым?! — спросил он, вертя головой во все стороны. — Или Кавказ?

— Фигаз! — лаконично ответил Лисипицин. — Это другое измерение. Впрочем, тебе этого не понять.

— Это почему же не понять? — обиделся Эдик. — Мы тоже книжки читали и кино смотрели! Это как в «Звездных вратах»: раз — и квас!

— Вот именно, — рассеянно сказал Лисипицин, прислушиваясь к чему-то.

Вскоре и Эдик различил дробный топот ног. Кто-то сломя голову бежал наверх.

Через минуту на тропинке показался пеший отряд. Впереди бежал высокий усатый солдат, одетый в форму Преображенского полка. На нем был ярко-синий мундир с белой лентой через плечо, тяжелый кивер и начищенные до зеркального блеска сапоги. Сапоги слегка запылились.

Солдат бежал, улыбаясь себе в усы, словно предчувствуя приятную встречу. В двух шагах от Лисипицина он остановился, и улыбка на его лице сменилась гримасой ужаса:

— Это в-вы, в-ваше в-высочество?!

— Я! — скрипучим голосом произнес Лисипицин. — Или забыл, как вести себя надо? Живо научу! На колени!

Солдат побледнел и сделал шаг назад.

— Ну! — повысил голос Рудольф. — Я жду!

— Не встану! — еле внятно прошептал солдат. — Видит бог, больше не встану. Хватит!

— Ах не встанешь? Ну погоди!.. Эй, ты, — обратился Лисипицин к Эдику, — тебе деньги нужны?

— Нужны! — гаркнул с готовностью Эдик.

— Ну так проучи этого негодяя!

— Его, что ли? — на всякий случай уточнил Эдик и шмыгнул носом.

— Конечно, его, деревянная ты голова!

Шеф молча проглотил оскорбление и, наклонив голову, шагнул вперед. Рога Эдика нацелились солдату прямо в грудь.

— Забодаю! — покраснев как рак, заорал шеф и, чувствуя себя последним идиотом, ринулся на врага.

Но тут произошло нечто неожиданное. Солдат легко увернулся от острых рогов, сорвал с себя плащ и, развернув его, воскликнул:

— Торо!

В это время на площадке появился приотставший отряд. Двое тащили увесистый сундук. Увидев, что происходит, вояки быстро разобрались в ситуации и стали криками подбадривать своего командира:

— Давай вдарь ему!

— Саблю ему в бочину!

— В загривок, в загривок!

— И коленом под зад не забудь!..

Перед затуманенным взором Эдика мелькнула красная изнанка солдатского плаща, и тот ринулся в атаку. Там, за красным плащом скрывался враг, и этого врага нужно было поднять на рога! Эдик боднул головой, но плащ неожиданно оказался справа.

— Торо! — выкрикнул солдат и шлепнул Эдика по загривку, словно подбадривая его.

— Убью, гад! Запорю… — прохрипел шеф и, изловчившись, подцепил рогом край плаща, разодрав подкладку.

— Молодец! — крикнул солдат, снова легко уходя в сторону. — Ну вот он я! — Он раскрылся.

Плащ висел на левой руке, а сам солдат стоял перед Эдиком и улыбался. Кровь бросилась Эдику в голову. Он ударил ногой по земле, поднял облако пыли и прыгнул вперед. Но не на врага, а, к своему большому удивлению, на красную тряпку! Атака удалась. Проткнув плащ насквозь, он вырвал его из рук солдата, сбросил на землю и принялся топтать, яростно мыча и нечленораздельно ругаясь. А когда тряпка была разорвана в клочья, он медленно обернулся.

Солдат глядел спокойно, держа руку на эфесе сабли. А рядом стояли стражники, и в руках у них был заветный сундук.

Эдик издал короткий рык, прыгнул, минуя солдата, и воткнул рога в сундук!

Хрясь! Сундук плотно наделся на рога. Эдик поднял голову вместе с тяжеленной добычей и, издав неразборчивый, но победный клич, ринулся обратно в пещеру.

— Куда?! — закричал солдат. — Держи его!

— Забирай! — крикнул Лисипицин. Сорвав с плеча Коляна сумку с пластмассовым оружием, он кинул ее солдату. — Вот ваш товар! — И бросился вслед за Эдиком. Братки, как подстегнутые, устремились следом за ним.

А в это время в пещере происходили волнующие и трагические события. Почувствовав на своих рогах вес золота, Эдик не стал останавливаться, а ринулся вверх по лестнице. Жажда богатства придавала ему силы.

— Стой! — слышал шеф за своей спиной, но эти крики только подстегивали его. Он прыгал сразу через три ступеньки и несся вперед, как лев, поймавший добычу. Однако крутой подъем давал о себе знать, и, когда Эдик оказался в каптерке, он почувствовал, что силы покидают его. Дыша как паровоз, Эдик выскочил в цех и огляделся. Все было тихо. Своих преследователей он опередил на несколько минут, и это было самым главным!

Эдик подскочил к столу, поставил сундук и рывком освободил рога. Отдышавшись, он прихватил груз двумя руками и, скрючившись, поволок к выходу. И тут на его плечо легла чья-то рука.

— Спасибо, друг! — услышал Эдик и резко обернулся.

Сундук с тяжелым стуком упал на пол. Перед ним стояли, нагло ухмыляясь, цеховые домовые: Шмыга, Гига, Фига и Барыга.

— Мы-то думали, что ты нас обманешь, — сказал Барыга.

— А ты, оказывается, честный парень, — добавил Шмыга.

— Карточный долг — это святое! — строго произнес Гига. Вместе с Фигой он осторожно поднял сундук. Барыга вложил в руку Эдика какую-то бумажку.

— Это твоя расписка, — сказал он, весело скалясь, — теперь мы квиты. Ну покеда! Приходи, еще поиграем!

— Может, в следующий раз повезет! — сказал Шмыга и подмигнул.

— А что, прямо завтра и приходи, — предложил Барыга.

Как-то очень ловко, несмотря на тяжелый груз, домовые бросились к стене и всосались прямо в нее вместе с сундуком.

— Куда-а?! — беззвучно просипел Эдик, опускаясь на пол. — Это — мое…

Но ответа он не получил. Вместо ответа перед ним возникли запыхавшиеся братки вместе с Лисипициным.

— Уфф! Хрр! Уфф! Хрр! — с хрипом дышали они, глядя на шефа. — Ты чего, хрр, побежал, уфф?! Мы бы, хрр, помогли, уфф!

— Где сундук?! — неожиданно завопил Лисипицин тонким срывающимся голосом. — Куда ты его дел? Говори, тварь рогатая!!!

Эдик поднялся на ноги.

— Шеф, в натуре, где сундук? — нахмурились пацаны.

Эдик протянул им скомканную бумажку:

— Эта… Вот!

— Что за ксива? — Лисипицин выхватил бумажку и поднес ее к глазам. Его губы зашевелились.

— Что там? Что там? — засуетились братки, пытаясь заглянуть через плечо.

Однако это удалось только Серому. Лисипицин смотрел в накарябанный вкривь и вкось текст, и чем дальше он читал, тем длиннее становилось его лицо.

— Что за фигня? Ничего не понимаю! Где сундук?

— Там! — Эдик безнадежно махнул рукой в сторону стены.

— Там, там! — завопил Лисипицин, бегая по цеху как сумасшедший. — Где там? Куда ты его дел?

— Да не крутись ты, — произнес Серый, забирая у него бумажку и перечитывая. — Это расписка. На сто тонн баксов. Карточный долг. Шеф, ты что, в карты все золото продул?

— Да! — закричал Эдик. — Ну и что?! Я не виноват, меня подставили!

— Как подставили? Когда? — взвился Лисипицин. — Говори честно, кому рыжевье спулил?

— Домовые, — выдохнул Эдик, — они меня позавчера поймали и заставили в карты играть! Вот я и спустил все…

— Ты? Проиграл? Домовым? — медленно произнес Рудольф Адольфыч. — Общие деньги? Да ты знаешь, что за это бывает?

— А че бывает? Че? — вскинулся Эдик. — Ты фильтруй базар! Пацаны, разберитесь с ним!

Однако братки разбираться с Лисипициным не торопились. Напротив, они какой-то нехорошей, молчаливой стеной обступили Эдика.

— Шеф, так дела не делают! — сказал Серый. — Свою долю ты вправе проиграть, но нашу не имел права.

— Да откуда я знал, что меня обманут? — застонал Эдик, и тут его озарило. — Это колдовство! — заявил он. — Точно вам говорю! Этих домовых на меня сельские мужики натравили. Этот, у которого летающая тарелка…

— Шлоссер! — догадался Лисипицин.

— Во-во! И другой, с ним вместе.

— Евстигнеев, — сурово сказал Лисипицин.

— Я в ту ночь сразу на них напоролся. Это все они подстроили!

Все замолчали, переваривая услышанное. Наконец Лисипицин вздохнул и огляделся.

— Пошли отсюда! Скоро утро. Давайте ко мне. Там спокойно во всем разберемся. Если золото у домовых, оно никуда не денется. А потом… Еще одна наклевка есть!

Через минуту компания вышла из цеха. Братки уныло подобрали лежащие на земле клобуки и молча двинулись к дому Лисипицина.

Ровно через полчаса после того, как бандиты всрочном порядке покинули негостеприимные заводские стены, к цеховой двери подошли Костя, Горыныч и их друзья.

— Чую, что опоздали мы! Ну точно! Замка нет. Свистнули! — Яга оглянулась и тут же перевела взгляд на крышу.

— Вот и обезьяна нет. Сгубили зверюгу, злодеи рогатые!

Костя подпрыгнул, зацепился руками за козырек и через минуту оказался на крыше. Обезьян лежал на спине, развалив косматую пасть и сладко похрапывая. Стараясь не разбудить волосатого монстра, Костя спустился обратно.

— Спит без задних ног. Жив обезьян!

— Как это без задних ног? — ужаснулась Яга. — Ахти, страсти какие! Да кто ж ему их отъел?

— Темнота! — усмехнулся Горыныч. — Это только так говорится. Нельзя все понимать в буквальном смысле.

— Не учи ученого! — обиделась Яга. — Сама все знаю. А передние-то у него хоть целы?

— Целы! — засмеялся Костя.

— Ну с него и хватит, — вздохнула Яга, — лишние ноги тоже ни к чему.

— Ой, как с вами интересно! — закатила глазки Шишига. — А можно и я посмотрю? Может, он эти ноги отстегнул и спрятал? А мы их найдем и перепрячем?

— Шишечка! — ласково произнес Горыныч. — Не суетись. Это сейчас не главное!

— А что главное? — наивно спросила Шишига.

— Главное — это остановить бандитов, — сказал Костя, — не допустить их в Тридевятое царство. Где они сейчас?

— Разберемся! — сказала Яга, забирая у Лешего фонарь и посвечивая вокруг. — Вон как все нагажено да затоптано! Вот следы здоровые, будто слоновьи. Это их главный натоптал. А это маленький след, деликатный. У Лисипицина такая нога. Опять же окурочек весь изжеванный. Волновался, видать, нервничал. Ну оно и понятно. Не каждый день на лихое дело идешь! А вот эти следы видишь? Назад ведут. И пошли они пустые, никаких сокровищ у них нетути!

— Почему вы так решили? — спросил Костя, сбитый с толку бабкиной дедукцией.

— Эхма! Да если бы они тащили мешок али сундук тяжелый, так ведь и следы были бы глубже! Лишний вес, он на землю-то давит! Налегке они шли и как бы даже огорченные. Оттого и шаг у них мелкий, а не широкий. Потому что у людей удачливых шаг широкий да твердый.

— Верно, бабушка! — сказал кто-то совсем рядом, и из стены высунулась голова домового. Это был Барыга. — Здорово все расписали! — С некоторым затруднением он вылез из стены целиком и вытащил сундучок. — Вот оно, добро-то народное! Тута!

— Барыжка! — всплеснула бабка руками. — Ах ты шалопут! Что ты наделал-то? Откуда взял?

— В карты у главного бандита выиграл! — ухмыльнулся Барыга. — Пусть не думает, что раз он крутой и с рогами, так ему все можно. У нас с такими своя расправа. Носопырь-то быстро утрем!

— Носопырь — это, насколько я понимаю, нос? — не выдержал Леший.

— У кого нос, а у этих бугаев натуральный носопырь! — возразил домовой. — Вы вот что, золотишко-то, того… В кассу сдайте, чтобы чего не вышло. А то ведь их жадность заела, все село перевернут, лишь бы золото вернуть!

— Хорошо сказал, — восхитился Горыныч, — в рифму! Сейчас запишу!

— Погоди, — сказала Яга, — дело серьезное. Люди гибнут за металл. Что ж. Поручим это дело Констянтину. Он у нас к начальству вхож, мигом все обстряпает.

Костя развел руками:

— Какой вопрос, все сделаем. Правда, не люблю я этим заниматься.

— А что так-то? — поинтересовался Леший. — Получишь проценты, или как там у нас? Комиссионные. Проставишь, само собой…

— Проставить не проблема, — сказал Костя, — это хоть сейчас. А насчет золота… Придется в бухгалтерию идти, полдня там убить, заявления писать, объяснения, опись. Кошмар!

— Ничего, — сказал Барыга, — ради общего дела попотеешь. А родному совхозу польза. Зарплату вовремя выдадут.

— И премию тоже, — напомнила Яга, — нам, как общественникам, положено.

— Конечно, — сказал Костя, — это я так. — Он приподнял сундук и тут же опустил его на землю. — Да он же тяжеленный! Один не донесу. И куда его прикажете ночью переть? Администрация не работает.

— К этому, — подсказала Яга, — к изобретателю тащи. Он ведь рядышком. А что тяжело — не беда. Мы Горынушку попросим. Ведь попросим, а?

— А меня и просить не надо, — отозвался Горыныч, — ради такого дела я готов…

— Всегда готов! — восхищенно добавила Шишига.

Горыныч крякнул, подцепил одним пальцем сундучок и прижал к груди.

— Ну что, пошли?

— Мы-то пошли, — сказал Костя, — а вот куда эти разбойники направились?

— Кто? Разбойники? — Барыга согнулся пополам от хохота. — Да они ж бараны натуральные! С рогами! Кстати, откуда у них это украшение? Сами волшебными яблочками полакомились или кто угостил?

— Молчи! — сурово сказала Яга. — По грехам и мука! Пусть походят немного, может, думать научатся.

— Так это вы, бабуля, устроили им праздник жизни? — захохотал Барыга. — Так я и знал! А вот рассчитывать на то, что они исправятся, не стоит. Им такая жизнь очень нравится. Они понимают только тогда, когда боятся. Раз боятся, значит, уважают… Ну мы с ребятами постараемся, нагоним на братков страху!

— Еще как постараемся! — пискнул еще один голос, и из стены вылез Шмыга.

— А подслушивать, между прочим, нехорошо, — сказал Леший.

— А я и не подслушивал, — возразил Шмыга и шмыгнул носом, — я просто мимо проходил. Между прочим, бараны-то к Лисипицину ушли. Совещаться.

— У них свое политбюро, — пошутил Костя. — Ну хорошо, пойдем к Шлоссеру. Он наверняка уже не спит. Или еще не спит. Оставим сундучок у него.

Шлоссер действительно не спал. Он встретил друзей с паяльником в руках и ничуть не удивился их появлению.

— Проходите, — сказал он, — сейчас я всю эту ерунду уберу, а вы ставьте чайник.

Федор сгреб со стола какие-то схемы, обрывки проводов, электронные платы и бросил в коробку из-под конфет.

— Ерунда, — сказал он, — сегодня у меня ничего не получается. Сегодня я — тупой. Хотел сделать нагнетатель мысли, а вместо этого получился насос.

— Зачем тебе нагнетатель мысли? — поинтересовался Костя.

— А это когда вот как сегодня. Чувствуешь себя тупым, а нагнетатель включил и ты — гений!

— Ну гениев-то у нас хватает! — быстро сориентировалась бабка. — А вот хороших насосов мало. Ты это, того, милок. Отдай этот насос мне. Только скажи сначала, чего это он насасывает?

— Воздух — это точно, — сказал Шлоссер, — ну еще воду. Но тут такая штука. Он сосет, но не выпускает.

— Как это не выпускает? — изумилась Яга. — А куды ж он все добро насосанное девает? Прессует али как?

— Бабуля, ты гений! — обрадовался Шлоссер. — Точно — прессует! А я думаю, что за серебристые камушки оттуда вываливаются? Ура! Теперь из воздуха будем делать все, что захотим! Дома из воздуха! Мостовые из воздуха! Машины из воздуха! Самый экологический в мире материал!

— А дышать-то чем будем? — осторожно спросил Леший. — Весь воздух на кирпичи ухлопаем, и каюк.

— Верно, — согласился Шлоссер. — Можно делать из воды. Это даже интересней получится. Воды на земле — хоть залейся! К тому же ее можно будет транспортировать на любые расстояния, как обычный груз! Никаких цистерн! Насыпал в грузовик — и повез! Вас послал ко мне сам Создатель! Это открытие перевернет…

— Федор Семеныч! — перебил его Костя. — Мы клад принесли. Можно он здесь полежит?

— Какой клад? — Шлоссер непонимающе глянул на Костю, затем перевел взгляд на Горыныча, держащего в лапах ларец.

— Еще один клад? — ахнул механик. — Да что же я с ними делать буду? Солить?

— Отнесем в бухгалтерию, — сказал Костя. — Одним больше, одним меньше — какая разница?

— Ну хорошо, — согласился Шлоссер, — только завтра — никак. Завтра у меня полевые испытания. Будем новый трактор обкатывать. На тригенных куаторах.

— На тригенных… Простите, что? — вежливо ужаснулся Горыныч.

— Куаторах! — сурово сказал Шлоссер, и глаза его сверкнули.

— Батюшки-светы, страсть-то какая! — прошептала Яга. — Это что ж за чудище будет?

— Самопашец! — гордо пояснил главный механик. — И хватит о делах! Чайник поспел, вам «Громовержца»?

После первой чашки Костя посмотрел на округлившиеся глаза друзей и согласился, что чаек Шлоссеру удался на славу. Через минуту за столом началась такая оживленная беседа, что какое-то время никто никого не слушал, поскольку говорил сам. Затем все уставились на хозяина.

— Инопланетянина нашего, Кряна, что-то не видно. Припахала его, видать, благоверная! — сообщил Шлоссер. — Проходит азы семейной жизни.

— Зарвался небось беднай! — пожалела Яга.

— Ему это полезно, — отмахнулся Шлоссер, — а то вот неделю назад у меня гостил, так из сада не вылезал. Даже корешки пустил. Пришлось Гавриле сказать, чтобы не забывал поливать. У меня в углу удобрения были. Суперфосфат. Так он рядом с удобрениями пристроился, все подкармливался.

— Он что, дерево? — удивилась Шишига, слегка изменившись в лице.

— Ну… Не то чтобы очень… У него с дубиной общие предки. Простите, с рябиной. Но они пошли по разному эволюционному пути. Предки Кряна отрастили себе мозги и научились бегать. А дубина… Простите, рябина научилась давать плоды.

Друзья долго еще обсуждали достоинства и недостатки инопланетянина Кряна, пока Яга Степанидовна не спохватилась:

— Что ж мы творим-то! Человека от сна отбиваем! Он же невыспамшись на свой сумасшедший трактор сядет.

— Ерунда! — улыбнулся Шлоссер. — У меня есть электронная усыпальница. — Увидев удлинившиеся лица друзей, он поправился: — Вернее, высыпальница! Залез внутрь, нажал кнопку и за двадцать минут выспался, как за десять часов. Здорово?

— А я-то, глупая, думала: почему у тебя мозги набекрень? — догадалась Яга. — Ты же себе всю башку электричеством измучил! Нат-ко вот пирожок оздоровительный, всю дурь как рукой снимет.

— Свежий? Это хорошо! — Шлоссер, очевидно, был голоден, потому что проглотил пирожок без комментариев. Довольно облизнувшись, он посмотрел на Ягу Степанидовну маслеными глазами. — Спасибо, вкусно. А еще нет?

Степанидовна растаяла:

— А здоров ты, батюшка, пироги жрать! Нат-ко вот…

— Тоже оздоровительный? — спросил Шлоссер, быстро прожевывая пирожок.

— Тоже, тоже! — пробормотала Яга, тщетно вглядываясь в лицо Семеныча.

Видимых перемен она в нем не обнаружила. Но Костя, лучше знающий главного механика, был не на шутку встревожен. Такого блеска в глазах у Шлоссера не было никогда.

— С чем у тебя пирожок? — шепотом спросил он Степанидовну.

— Мясо сушеное, — так же шепотом ответила Яга.

— Какое?

— Комариное, — пояснила бабка.

— А я-то смотрю, куда все комары подевались?! — воскликнул Костя. — Ни одного во всей округе! Как корова языком слизнула.

— Что, что? — заинтересовался Шлоссер.

— Комаров нет, — пояснил Костя, — улетели куда-то.

— А вы знаете что? — начал Семеныч. — Все ненавидят комаров, а я вот сейчас только понял, какой это симпатичный и, в сущности, безобидный зверь. Пожалуй, в следующий раз я займусь комарами. Выращу большого… — Тут главный механик зевнул, положил голову на стол и захрапел.

Костя аккуратно перетащил его на раскладушку, и друзья вышли из дома, затворив за собой дверь.

Лисипицин вместе с Эдиком и остальными братками устроился в беседке. Эдик был раздосадован и зол. Только что он держал на своих рогах целый сундук с драгоценностями — и вот теперь, как последний лох, вынужден оправдываться!

И все из-за каких-то деревенских чуваков, которые подстроили ему такой крутой облом. Да ведь в этом сундуке золота наверняка больше чем на сто тысяч баксов! Наверняка! Это самый подлый наезд, и с ним необходимо разобраться.

— Шеф, где деньги? — как заведенный продолжал бубнить Серый. — Деньги где? Ради чего терпим? Рога отрастили, шею вытянули!

— Серый верно базарит! — согласился Эдик. — Ради чего терпим? Э… А может, еще в эту пещеру сгоняем? Может, там еще один сундук есть?

— Заткнись уж, горе луковое, — не выдержал Лисипицин. — Влип в историю, так сиди и слушай, что старшие скажут!

Эдик встрепенулся, сверкнул глазами, но, не найдя поддержки в родном коллективе, стих.

— Вот что, парни, — сказал Лисипицин после недолгого молчания. — Обидно остаться с носом. Это я понимаю. Но есть еще один шанс…

— Поймать домовых, вернуть сундук? — оживился Эдик, но Рудольф Адольфыч грустно покачал головой:

— Что с воза упало, то пропало. Есть другая наклевка. И если вы на этот раз не сваляете дурака, то все будет как надо. Есть еще один сундук золота, и побольше того, который был. Только хранится он не за семью печатями, а здесь, в селе!

Лисипицин многозначительно замолчал, давая возможность осмыслить сказанное. Бандиты осмыслили.

— Где, где? — посыпались вопросы, но Лисипицин только мудро улыбался.

— Всему свое время. Не надо торопиться. А то и этот сундучок уплывет.

— Да ты только скажи, — воскликнул воодушевленный Эдик, — мои пацаны враз все сбацают!

— Вы уже сбацали, — криво усмехнулся Рудольф Адольфыч. — Если бы ты не спер сундук, сокровища были бы наши. Жадность обуяла, хотел все себе загрести! Товарищей через хрен кинул!

— Затмение на мозги наехало. Это все из-за рогов. — Эдик вздохнул и грустно наклонил голову.

— Короче. Золото есть у главного механика! — выпалил Лисипицин.

— Да ты что? — ахнули бандиты. — У него-то откуда?

— Оттуда, — важно пояснил Лисипицин. — Он хитрый, гад! Шифруется, а сам золотишко копит на черный день! Я его давно под колпаком держу.

— Это как же? — вяло поинтересовался Эдик, с трудом представивший себе главного механика, сидящего под стеклянным колпаком. — Ты это, поясней. Я чего-то не догоняю!

— А тут и догонять нечего, — скривился Лисипицин. — Я ему в свое время прослушивающих жучков понаставил. И на работе, и дома. Даже в туалете! Хотя там в общем-то слушать особенно нечего… — Рудольф Адольфыч поморщился. — Так что я в курсе всех его махинаций. Ну и друзья у меня тоже есть, делятся информацией… Короче, он из Древнего Египта целый воз золота притаранил. Хочет сдать, с понтом, что нашел. Ясно?

— А то! — кивнул Эдик. — Так у вас тут еще и Древний Египет есть?

— Темнота! — вздохнул Лисипицин. — Ну какая тебе разница, что у нас есть? У нас все есть, кроме одного!

— Чего? — наивно поинтересовался шеф.

— Порядка! — недовольно сказал Рудольф Адольфыч. — Надо, чтобы все по струнке ходили! С нашим народом по-другому нельзя.

— Это точно, — закивали бандиты. — Давно пора!

— Я бы таких, как Шлоссер и Евстигнеев, за решетку посадил! И лесника с ними заодно, чтобы воздух чище стал.

— Ага! — подобострастно захихикали бандиты.

— Братцы! Вспомнил! — воскликнул вдруг Эдик и перешел на шепот: — Этот Шлоссер картошку в золото превращает! Сам видел! Может, поймать его и заставить, чтобы он мешка два для нас соорудил?

— Это все потом, потом, — поморщился Лисипицин, — сейчас главное — что? Установить слежку за домом Шлоссера. На тот случай, если он попрет сундук в администрацию. Но он, гад, хитрый, может и не потащить. Тогда дождемся, когда механика не будет дома, и вытащим сундук сами.

— Погоди, командир, — остановил его Серый, — я не врубился. Если он потащит сундук, то что делать-то? За ним идти?

Лисипицин закатил глаза. Затем посмотрел на Эдика:

— Как ты с ними работал?

— А что, нормально, — пожал плечами шеф. — Никаких проблем.

— Они ж тупые, как сибирский валенок! — взвыл Рудольф Адольфыч.

— Ты это… Фильтруй базар, — нахмурился Эдик. — Кто тебе сказал, что сибирские валенки тупые? У них носы заостренные, сам видел! Это наши, свойской валки, с тупыми носами делаются.

Лисипицин оторопело выслушал его и тяжело кивнул головой.

— Хорошо. Значит, так: если Шлоссер потащит сундук в администрацию, этот сундук надо культурно отобрать. Понятно?

— Вот теперь все ясно, — облегченно вздохнули бандиты, — а то говоришь какими-то загадками. Мы пацаны конкретные. Любим конкретный базар. И это… По тыкве ему можно врезать?

— По тыкве? — Лисипицин мечтательно расцвел. — Можно! Да-да, — добавил он сладким голосом. — Можно и даже нужно!

— Вот это по-нашему, — оживились братки, — а то все непонятки какие-то. А сейчас чего делать?

— Спать надо идти, — сказал Рудольф Адольфыч, — сил набираться. Мне еще село мести… Это вам — лафа, дрыхни, сколько хочешь!

Вскоре они распрощались, и бандиты, надев клобуки, двинулись к Маланье. По дороге они наткнулись на стайку лесных чертей. Те промышляли что-то в курятнике, но, увидев процессию в клобуках, до смерти перепугались.

— Попы! Попы идут! — завизжали они и бросились врассыпную, унося добычу: двух откормленных кур и матерого индюка.

Правда, индюка они по дороге выронили, и птица, отряхнувшись, направилась домой, оскорбленно ворча и сердито оглядываясь. Ни Эдик, ни бандиты уже не чувствовали ни испуга, ни даже удивления. Ими овладело чувство какого-то безразличия.

Только Серый презрительно бросил:

— Глядите-ка, черти!

— Мы сами черти, — отозвался Эдик и с невольным уважением подумал о рогах.

— Слышь, пацаны? — неожиданно отозвался Колян. — А в аду истопникам хорошо платят?

— А ты что, устроиться хочешь? — лениво поинтересовался Эдик.

— А что такого-то? — пожал плечами Колян. — Работа нормальная, эксклюзивная. Наверняка в валюте получают!

— Тебя не возьмут, — возразил Серый, — у тебя рога не подходят. И у Толяна не подходят — у него бараньи. Вот шеф — это как раз то!

— А ты вообще однорогий, — обиделся Колян, — молчал бы уж!

— Это я однорогий? — возразил Серый и стащил клобук. — Смотри!

Эдик глянул на Серого и обалдел. Мало того что срубленный рог отрос снова. Прямо на лбу вырос еще один, хоть и короче других, но зато необыкновенно острый даже на вид.

— Видали? — гордо сказал Серый и снова надел клобук.

— Ну ты теперь точно черт! — выдавил Эдик. — За три-то рога тебе в аду сразу сержанта дадут! А может, и лейтенанта!

Возле Маланьиного дома братков дожидался четвероногий петух. То ли на стреме стоял, то ли готовился кукарекать. Скорее всего, второе, потому что он беспокойно ходил по поленнице и время от времени клекотал, прочищая горло. Однако клекот выходил неубедительным, петух озадаченно мотал башкой и снова ходил. Его встопорщенные перья поредели, и вообще, после взрыва в туалете он выглядел неважно.

Увидев приближающихся братков, петух что-то неразборчиво гаркнул и метнулся в ближайшие кусты.

— Здорово я его укротил? — самодовольно спросил Эдик, открывая калитку. — Будет знать, тварь пернатая, на кого баллон катить!

Тут Эдик вспомнил грустную предысторию этого события и процедил сквозь зубы:

— А ты, Серый, если еще раз носки в стакан засунешь, заставлю сожрать. Усек?

— Ясно, шеф, — без особого испуга отозвался Серый.

В комнате бабки горел свет. Когда братки вошли в избу, она выглянула и, увидев Серого, изменилась в лице.

— Что-то ты, дружок, весь рогами изошел? И серый какой-то!

— Я и есть Серый! — Бандит бестолково захлопал глазами.

— Во-во! — сказала старуха. — Аж синюшный стал. Может, заболел?

— У него, бабуля, кровь до башки недотягивается, — со смехом пояснил Толян, — шея больно длинная!

— А я думаю — у него вся сила в рога ушла, — возразила бабка. — Тьфу ты, разврат какой!

— А вы, бабуля, чем занимаетесь? — спросил Серый, чтобы отвлечь старуху от неприятного разговора. — Книжку читаете?

— Ага, — кивнула бабка.

— Наверно, детектив?

— «Анатомия свиньи», — нахмурилась Маланья. — Мне всяку дурь читать невместно.

— Ты, бабуля, не права! — обиделся за писателей Эдик. — Я вот однажды читал одну книжку. Хорошая книжка, зверская… — Шеф напрягся, чтобы вспомнить сюжет, но почувствовал, что все прочитанное напрочь выветрилось из головы, и поскорее прошел в комнату. — Ты, бабуля, нас часов в семь разбуди, — попросил он, — дело есть.

— Ну наконец-то, — пробурчала Маланья, — за голову взялись!

Тем временем Эдик уселся на раскладушку и задумался, глядя на то, как Серый и Колян запутались в проходе рогами, словно матерые козлы. Расцепить их удалось только после вмешательства Толяна.

— Ну что, рогатая гвардия, — довольным голосом сказал Эдик, — отбой! — Он дотянулся рукой до выключателя настольной лампы и выключил свет.

И тотчас его кто-то пребольно ущипнул за нос.

— Мм-ня! — Гаркнул Эдик и ткнул кулаком в густую пахучую темь. Кулак с громким чмоком врезался в чью-то физиономию, и комната огласилась жалобными воплями:

— Шеф, за что?!

Эдик включил свет. Толян лежал на кушетке, схватившись за скулу. Эдик потер кончик носа и тупо уставился на Толяна.

— А ты чего щиплешься? Я таких шуток не люблю!

— Это не я, шеф! — простонал Толян.

— А кто?

— Не мы! — дружно ответили братки.

— Ну ладно, замяли. — Эдик снова выключил свет, но не успел он коснуться головой подушки, как чьи-то ловкие сильные пальцы снова схватили его за нос, да так, что шеф едва не взвыл. Он снова ткнул кулаком и пустоту, и пустота снова застонала, на этот раз голосом Серого.

— Ой-ей! — Эдик вскочил как ужаленный и включил свет. Нос горел, будто надраенный наждачной бумагой. — Вы че, уроды? Еще раз кто так пошутит, на рога насажу! — Он отволок свою раскладушку в самый угол. — Сами свет отключайте!

Выключатель щелкнул. И тут Эдик понял, что дал маху. Кто-то навалился на него сверху, в третий уже раз схватил за нос и принялся мять шефа, таская его по подушке. Бедный Эдик только мычал, пытаясь отбить неуловимую руку.

— Чего это с шефом-то? — услышал он голос Коляна. — Слышь, стонет?

— Он всегда стонет, — откликнулся Толян.

— Драться не надо! — обиженно просипел Серый.

— Шеф, ты чего? — на всякий случай спросил Колян, но Эдик смог только невнятно промычать:

— Гам-ням-няммм!

— Ну точно, спит! — успокоился Колян и повернулся на правый бок.

Из угла еще долго доносились звуки приглушенной борьбы. Затем по полу прошлепали босые ноги. Вспыхнул свет. Братки оторвали головы от подушек. Перед ними стоял шеф. Невероятно красный, распухший нос его буквально на глазах наливался синевой и приобретал грушевидную форму.

— Шеф, ты че, простудился? — участливо поинтересовался Серый, высунув из-под одеяла голову.

Эдик посмотрел на братков с ненавистью. По его щекам текли слезы.

— Ты че, из-за рыжевья расстроился? — заботливо произнес Толян. — Так плюнь, мы свое возьмем!

— Цхе! — загадочно произнес Эдик и мутным взглядом уставился на стол. Затем его рука потянулась к стакану, в котором парились носки. Серый посерел. Между тем Эдик, не вдаваясь в тонкости и детали, залпом выхлестал из стакана воду. Пошатываясь, он поставил стакан с носками обратно и, пробормотав что-то вроде: «Какая стганная завагка», — рухнул на раскладушку и тут же громко захрапел.

Бандиты переглянулись.

— Ты это, Серый, ошалел, что ли? — прошептал Колян. — Шеф тебя предупреждал насчет носков?

— Да не могу я в грязных ходить, — стал оправдываться Серый. — Привык к культуре!

— Ничего себе — культура, — пробормотал Толян и залился тихим лающим смехом. — Ладно, пацаны, давай спать.

Братки выключили свет, и через минуту комната сотряслась от дружного храпа. Зато на кухне обеспокоенно зашевелилась Маланья.

— Как храпят-то, — сказала она вполголоса, — ну прямо спасу нет, хоть из дому беги!..

Словно в ответ на эти слова Эдик оглушительно свистнул и захрапел как-то особенно гнусно, поскольку распухший нос мешал ему нормально дышать.

Маланья раздраженно принялась ходить из угла в угол. Храп не прекращался. Стекла тоненько дрожали в лад могучим звукам. Старуха посвистела, но и это не привело к желаемому результату. Тогда она взяла в руки скалку, на секунду задумалась, обмотала ее полотенцем и на цыпочках вошла в комнату, где спали братки.

Следить за домом Шлоссера было поручено Серому и Толяну. Коляна отправили пошарить по садам, раздобыть чего-нибудь на завтрак. Яблочек там, груш, может, малинки… Если повезет — курицу. Насчет курицы у Эдика были большие планы. Он мечтал ее зажарить, отмочить в вине, сварить, запечь на костре, утомить в духовке.

Каждый из этих способов приготовления птицы вызывал у шефа такое бурное слюноотделение, что говорить он мог только по слогам, в промежутках сглатывая слюну.

— Что-нибудь человеческое добудь! — поучали Коляна, и тот послушно тряс головой. — Устали мы от бабкиной шамовки. Видишь, пальцы дрожат и в глазах все время какие-то искры прыгают. А у Серого вообще кровь до головы недотягивается. В общем, иди и без жратвы не возвращайся!

Колян нацепил шапку и поплелся на берег речки. Оттуда попасть на чужие огороды было значительно легче. Вскоре он и в самом деле узрел сквозь редкие колья забора сочные огурцы. Он протянул в щель руку и сам удивился ее длине. Огурцы были пузатенькие, с пупырышками, и на них блестели капельки росы. Дрожа от возбуждения, Колян сграбастал огурец и тут же его съел. Ублаготворенно закатив глаза, он некоторое время прислушивался к своим ощущениям и наконец впервые за долгое время счастливо улыбнулся.

«Хорошо! — подумал он. — Никаких денег не надо, только сидеть бы вот так, в тепле, на мягкой травке и грызть огурцы! Эх!» — Вздохнув, браток потянулся за следующим огурцом, но тут на его плечо легла чья-то рука.

Колян поднял голову. На него смотрел и добродушно улыбался здоровенный, как медведь, мужичина. Колян попытался скинуть руку с плеча и вскочить, но не смог. Обнажив желтые неровные зубы в дикой полуулыбке, Колян просипел:

— Ты че, братан?!

Мужик еще раз изучающе посмотрел на него и тоном, не допускающим возражений, спросил:

— Бомж?

— А? — в свою очередь спросил Колян.

— Бомж! — убежденно произнес мужик. — Жрать небось охота?

В ответ Колян так закивал головой, что едва не свалил клобук.

— Пойдем! — сказал мужик и, схватив Коляна под локоть, потащил его к калитке.

Они прошли мимо грядок с помидорами, огурцами, клубникой, морковью, свеклой и прочими огородными чудесами и остановились возле кучи неколотых дров. Рядом лежал здоровенный топор. Мужик вручил его Коляну и указал на дрова:

— Все переколешь, ясно?

— Я… Я не умею, — слабо возразил Колян. — И вообще, в натуре…

— Вот в натуре и переколешь! — сказал мужик тоном, не терпящим возражений. — А чтобы не вздумал удрать… Мухтар, ко мне!

Тотчас откуда-то из сарая выскочила овчарка ростом с доброго теленка и, облизнувшись, уставилась на Коляна. Бандит почувствовал, что у него схватило живот.

— Вот что, Мухтар, — между тем продолжил мужик, — следи, чтобы этот бомж переколол все дрова. Как сделает, гавкнешь три раза, ясно?

— Гав! — сказал Мухтар и скосил на Коляна правый глаз.

— А если побежит — сам знаешь что, — добавил мужик. — Возьмешь его себе на обед.

— Гав-гав! — сказала собака и развалила дымящуюся пасть.

— А если я в туалет захочу? — не выдержал Колян, холодея от ужаса.

— Верно, — согласился хозяин, — в туалет пустишь. И следи, чтобы не сачковал! — Сказав это, мужик хлопнул дверью и ушел, а Колян, проклиная все на свете, принялся за дрова.

Эдик тем временем сидел за столом и разрабатывал план дальнейших действий. Самому себе шеф казался полководцем небольшой, но крепкой армии. Почти Наполеоном. «Надо было мне другую шапку склеить, — подумал он, — не как у попа, а треуголку, как у Наполеона!..» Шеф осмотрелся. В углу все еще валялись листы неизрасходованного ватмана и клей. Эдик вскочил с места и принялся за дело.

А Серый с Толяном устроились в засаде. Место они выбрали удобное — густые кусты акации. Там, в гуще ветвей, они и спрятались, не сводя глаз с дома Шлоссера. Ждать пришлось недолго. Ровно в восемь часов часть забора отъехала в сторону, из ворот выскочил главный механик и бросился бежать в сторону ремонтных мастерских.

Калитка с минуту постояла открытой, а затем захлопнулась с тихой, неразборчивой руганью.

— Ну и дела! — пробормотал Толян. — Куда это он рванул?

— Может, в туалет? — наугад сказал Серый.

Толян критически глянул на него и скривил губы:

— Ты, Серый, чего-то поглупел за последнее время. Может, и вправду у тебя кровь до мозгов недотягивается? Туалет-то у него и дома есть! Это он в бухгалтерию попылил, насчет золота базарить, точно тебе говорю!

— Надо шефу сказать! — встрепенулся Серый и уже было поднялся, но Толян его остановил:

— Не успеем. Нужно залезть к нему и вытащить золото. Иначе все, унесут, только его и видели!

— А может, у него там собака? — засомневался Серый, но Толян отрицательно покачал головой:

— Собаки нет. Это шеф говорил. Робот есть!

— Ну с ним-то мы легко справимся! — повеселел Серый и полез из кустов.

Вылезая, он едва не вывихнул себе шею, запутавшись в ветвях, и Толян насилу выволок приятеля на дорогу.

— Все-таки надо отрезать тебе голову, надо! — с убеждением сказал он.

— Себе отчикай, а мне и так хорошо, — проворчал Серый, потирая ушибленный кадык. — Вот погоди, увижу ведьму, попрошу, чтобы и тебя удлинили!

Вяло переругиваясь, они добежали до забора и заглянули внутрь. По двору расхаживал Гаврила с лопатой наперевес. Время от времени он делал выпады и удары, отрабатывая приемы штыкового боя, и снова маршировал.

— Это что за чудо такое? — удивился Серый. — Шеф про него ничего не рассказывал!

— Да ты че, забыл? — удивился Толян. — Лисипицин же говорил. Это как раз тот робот, что здесь живет и всех палкой лупит!

— Что будем делать?

— Надо его отвлечь!

— А может, залезем с другой стороны? Там, где сараи, видишь?

Действительно, почти вплотную к забору примыкал ангар, который братки ошибочно приняли за сарай. Оттуда можно было перебраться на крышу дома и через слуховое окно проникнуть внутрь.

— Полезли! — сказал Толян, и они, пригибаясь, припустили вдоль забора.

Гаврила, увлеченный своими манипуляциями, не заметил, как два бандита, наступая друг другу на ноги, подтянулись на досках забора и перемахнули через крышу ангара. Через минуту они уже были на крыше дома.

И тут перед братками встала новая дилемма: лезть через слуховое окно или воспользоваться здоровенной трубой?

— Это от камина! — со знанием дела сказал Толян. — Я такие в кино видел. Попадаешь прямо в дом.

— Да мы же все извозимся!

— Ничего, отчистимся, зато — быстро и удобно!

Они еще немножко поспорили и полезли в трубу. Толян оказался прав: она действительно вела прямо в дом. Он только в одном ошибался. Это была не каминная труба, а вытяжка глюонного ускорителя.

Чем ниже они спускались, тем теплее становилось. Вдобавок то справа, то слева что-то жужжало и щелкало. Изнутри труба светилась нежным зеленоватым светом, и все было видно прекрасно.

— Смотри-ка, механик трубу фосфором натер, — прошептал Толян. — Небось самому приходится лазить.

— А может, это гнилушки светятся? — предположил Серый, чем окончательно рассердил Толяна.

— Сам ты гнилушка! Где ты видишь здесь дерево? Сплошной кирпич! Только зеленый…

— Ты тоже зеленый! — неожиданно сказал Серый. — И тоже светишься!

Толян перевел взгляд на себя, потом на Серого и, с испугу разжав руки, бухнулся вниз. Следом за ним сорвался Серый.

— И где здесь выход? — оглянулся он, постукивая зубами. — Котел какой-то!

— Ну и что! — возразил Толян. — Вон крышка, видишь? Пошли отсюда поскорее!

Они откинули крышку реактора и выбрались наружу.

— Смотри-ка, сколько проводов!

— Да что ты мне про провода? Золото где?

— Смотри, сундуки какие-то стоят. Может, они, а?

Рассыпая зеленые искры, братки бросились к сундукам. При их приближении лежащий на столе счетчик Гейгера заверещал как резаный.

— Это что за штуковина? — испугался Серый. — Сигнализация, да?

— А что же еще? — уверенно ответил Толян. — Сейчас мы ее вырубим. — Он взял в руки счетчик и нажал на красную кнопку. Счетчик еще раз истерически пискнул и затих. — Ну вот, порядок! — Толян довольно потер руки. И тут же подпрыгнул от испуга. — Смотри-ка!

От его рук по комнате рассыпался целый веер зеленых искр. Серый тоже потер ладони. Результат оказался схожим.

— Караул! — пропищал Толян. — Погибаю! Отравили, гады!

— Ты что, ты что, ты что? — залепетал Серый. — Не надо!

— Гад-механик ядом смазал трубу! — застонал Толян. — Вот уже и глюки пошли!

— Но он же сам по трубе лазает, — возразил Серый, — ты говорил.

— Значит, у него есть лекарство, — выдохнул Толян, — противоядие! Он его жрет, и ему — ничего. Где аптечка?

Аптечку они нашли тут же, недалеко. Пошуровав в бутылочках и упаковках, братки извлекли на свет склянку с надписью «Антивсё».

— Оно! — воскликнул Толян, дрожащими руками держа бутылку. — Анти всё! От любого яда. Вот лекарство, которое он жрет! Тут написано: «двадцать капель на язык»! Давай, капай!

Серый открыл бутылочку и понюхал. Жидкость попахивала касторкой. Толян высунул лопатообразный язык, и Серый принялся считать капли. Насчитав двадцать, он решил, что кашу маслом не испортишь, и накапал еще столько же. Толян спрятал язык и зачмокал. В следующее мгновение он уже бегал вокруг стола с выпученными глазами, дыша, как загнанная лошадь.

«Видать, хорошо берет», — позавидовал Серый и от души плеснул себе в пасть. Жидкость действительно напоминала касторку, если ее смешать со жгучим перцем, медом, горчицей и азотной кислотой. Стараясь заглотнуть побольше воздуха, Серый пустился вдогонку за Толяном.

Необычный кросс продолжался минут двадцать. Затем оба свалились возле сундуков и уставились друг на друга. Им было на что посмотреть. Носы, а особенно рога буквально полыхали зеленым светом. Время от времени с кончиков рогов срывались маленькие молнии — это происходил разряд статического электричества.

— Ты как? — спросил Серый Толяна, с трудом переводя дух.

— Но… нормально, — ответил Толян, с трудом шевеля распухшим языком и искря, как испорченная проводка.

— Я тоже. Только чего-то ты еще больше позеленел!

— Это потому, что внутри яд с противоядием столкнулся, — ответил умный Толян. — Главное, что кони не бросили, а зеленость пройдет.

— Тогда давай сундуки вытаскивать!

Бандиты подошли к сундукам и, дрожа как в лихорадке, заглянули внутрь.

— Йес!

— Ништяк! — гаркнул Серый и, без особых усилий схватив один из сундуков, ринулся к двери.

— Ты куда?! — шепотом крикнул ему Толян. — Там же робот!

Братки кинулись к окну. По двору и в самом деле упорно маршировал Гаврила, даже не подозревая о том, что творится в доме.

— Надо через то окно вылезти, — сказал Толян, указывая на проем, глядящий в сторону ангара, — этот идиот туда не сунется. Спрячем сундуки во дворе, а ночью за ними придем.

Недолго думая они раскрыли рамы, вытащили сундуки, доверху наполненные драгоценностями, и огляделись. Двор с этой стороны был большой, но половину его занимали какие-то трубы, балки, доски и прочая, на взгляд братков, ерунда.

— Вот в эту кучу и спрячем! — предложил Толян. — Они подумают, что мы золотишко с собой уперли, а оно тута!

— Ты гений! — обрадовался Серый.

— Я знаю, — скромно потупился Толян и заискрил, как бенгальский огонь.

Стараясь не шуметь, братки навалили на сундуки какие-то доски, балки и прижали все это дело куском стальной трубы.

— Как обратно выбираться будем? — спросил Серый. — Я не хочу через трубу!

— Перелезем через забор в соседний сад и выйдем огородами, — сказал Толян.

Так они и сделали. Напугав до полусмерти соседскую собаку, ненадолго сведя с ума какую-то бабку, друзья выбрались на околицу и припустили к Маланьиному дому.

А в это время Колян все еще колол дрова. Осталось совсем немного, но с каждым ударом топор становился все тяжелее и тяжелее, словно наливался свинцом, а перед глазами прыгали зеленые человечки.

Наконец осилив последнее полено, Колян разжал руки и мягко осел на землю. Бдительный Мухтар осмотрел кучу дров, убедился, что все сделано, и повелительно гавкнул три раза.

Из двери появился хозяин. В руке он держал пластиковый пакет, набитый огурцами.

— Молодец! — сказал мужик, окидывая придирчивым взглядом проделанную работу. — Заслужил. Вот, держи!

— А? Ага! — Колян, пошатываясь, встал, принял сумку и едва ее не выронил. Затем, аккуратно сняв клобук, он вытер пот и посмотрел на хозяина.

Тот уставился на него.

— Это рога? — спросил он неуверенно.

— Ага! — кивнул Колян и глупо ухмыльнулся.

Первым вырубился Мухтар. Он совсем не по-собачьи закатил глаза и грохнулся на спину, задрав все четыре лапы кверху. Хозяин оказался крепче. Он упал только после того, как Колян снова надел клобук.

— Что у них здесь еще? — быстро сориентировался Колян.

Стараясь не шуметь, он прошел в дом, открыл холодильник и вытащил оттуда потрошеную курицу. Узрев початую бутылку водки, он прихватил и ее и огромными скачками припустил к дому. Словно новые силы влились в него. «Шеф будет доволен! — ликовал Колян. — Курятинки поедим! Тяпнем по рюмочке!»

Тем временем шеф, склеив из ватмана треуголку, рассматривал себя в зеркало.

«Красиво! — думал он. — И почему я раньше не допетрил? В такой шляпе я был бы самым крутым в городе!»

Он засунул руку за отворот куртки и выпятил живот. Хорошо! Что там делал Наполеон? Завоевывал государства и дрожал правой ногой? «Дрожь его правой ноги есть великий признак», — вспомнилось неожиданно из школьного курса по литературе. Эдик надулся и подрожал правой ногой. И тут же захотел в туалет.

«Нет, это просто невыносимо! — подумал он с тоской. — Нельзя же так распускаться! Нужно терпеть. Терпеть до последнего! Нужна воля к победе!»

Маланья, все время подсматривавшая за Эдиком в дверную щелку, окончательно убедилась, что ее постоялец сошел с ума.

— Не по климату, — пробормотала она. — Спрашивается, зачем сюда приехал? Ведь спятил, как есть двинулся умом! Ладно, я ему, болезному, сегодня погуще помоев наложу. Может, еды бедолаге не хватает?

За этой благой мыслью ее и застукали Серый и Толян. Они появились в проходе, зеленея и рассыпая искры, с улыбками до ушей.

— Здравствуй, бабуля! — сказали братки, светясь, как привидения.

Подсматривавшая в замочную скважину Маланья повернулась к ним и, не произнеся ни звука, как была на четвереньках, так и процокала на кухню.

— Что это с ней? — удивился Серый. — Может, она решила, что она — петух?

— Не знаю, — пожал плечами Толян и заглянул на кухню. Маланьи на кухне не было. — Ушла, — сказал он, неопределенно махнув рукой.

— А куда ушла? Дверь-то вот она!

Братки, недоумевая, еще раз осмотрели кухню и прошли в комнату. Эдик торчал у зеркала и любовался собой.

— Ну что? — спросил он, не отрываясь от своего отражения.

— Все путем, шеф! Золото нашли и спрятали во дворе! Вечером надо забирать.

— Молодцы! — сказал Эдик, поворачиваясь к ним и невольно приседая на корточки. — Пацаны, что с вами?!

— Нормально! — отмахнулся Серый. — Мы уже приняли противоядие!

Шлоссер вернулся домой в двойственном расположении духа. С одной стороны, трактор-самопашец, наделенный искусственным интеллектом, работал бесперебойно. С другой — машина так быстро бегала по полям, что угнаться за ней не было никакой возможности.

Выбившись из сил, главный механик махнул на капризную технику рукой и, когда бригадир трактористов спросил, долго ли эта сумасшедшая техника будет метаться взад и вперед, ответил:

— Долго!

— Что, и завтра? — спросил нехорошо удивленный бригадир.

— И завтра, — нехотя ответил Шлоссер. — И послезавтра. Лет десять — точно. Ведь он же на тригенных куаторах! Да вы не обращайте на него внимания. Пусть бегает, глядишь, надоест. Главное — ему на пути не попадаться.

Для себя он отметил, что вставлять в искусственный интеллект блок безудержного энтузиазма было ошибкой.

«Надо Гаврилу на него натравить, — подумал он, — Гаврила его обуздает».

Таким образом, придя домой, Шлоссер не сразу заметил отсутствие сундуков с золотом. Зато, отметив, что счетчик Гейгера выключен, механик сразу заподозрил нехорошее. Оглядевшись, он увидел светящиеся следы на полу. Значит, кто-то влез в реактор за время его отсутствия и получил сверхдозу излучения. Шлоссер ринулся к аптечке, увидел ополовиненную бутылочку со средством против любых воздействий и успокоился. Неизвестным гражданам, побывавшим в реакторе, уже не угрожала опасность погибнуть от излучения. Посветятся немного, поискрят, вызовут парочку магнитных бурь, и все успокоится. Другое дело — кто были эти незваные гости? Может быть, снова шпионы? Тогда плохо. Он еще не успел запатентовать свое новое блюдо — кварковые бифштексы. Шлоссер задумал их как лакомство многоразового пользования. Для полного усвоения кварковой субстанции бифштекс можно было употребить до десяти раз. Правда, с каждым разом он становился немного меньше, вдобавок его приходилось тщательно промывать, но это уже были пустяки. Ведь эта пища предназначалась для путешественников и космонавтов, а они, как известно, народ не изнеженный, а главное — не брезгливый.

Семеныч открыл заслонку, где варились кварковые бифштексы, и вытащил алюминиевую кастрюльку. Всё было на месте. Бифштексы, похожие на куски черной резины, в количестве пяти штук лежали на месте. Шлоссер облегченно вздохнул, но тут же встревожился снова:

— Наверняка решили похитить перемещатель!

Он ринулся в соседнюю комнату, где находился видеомагнитофон, но и там все было в порядке.

— А может, это Евстигнеев заходил? — неожиданно испугался Шлоссер. — Может, это он радиации хватанул? И теперь у него вместо шкуры кварковая броня? И он будет теперь светиться по ночам, как Кентервилльское привидение?

Механик вытащил из кармана мобильник и набрал телефон Евстигнеева.

— Слушаю! — энергично ответил Евстигнеев. — Что случилось?

— Не поверишь, ко мне залезли! — шепотом доложил Шлоссер. — Не знаю кто, может, шпионы, но залезли. А я никак не пойму — зачем?

— Сейчас буду! — ответил Евстигнеев и отключил телефон.

Через десять минут он уже окидывал помещение хозяйским глазом.

— Обрати внимание на эти светящиеся следы! — ткнул пальцем в пол Евстигнеев. — Во-первых, они принадлежат разным людям. У одного кроссовки, у другого ботинки. Возможно, сапоги. Следы принадлежат двум крутым особям мужского пола.

— Почему мужского? — засомневался Семеныч.

— Где ты видел женщин с таким размером ноги?

— Антонина, — сказал Шлоссер, — жена Савелия!

— Чудак-человек! — возразил Евстигнеев. — Она же в чешках ходит, а чаще — босиком.

— Верно, — согласился Шлоссер, — все время забываю, что у нее след как у снежного человека.

В комнату вошел Костя, которого быстренько ввели в курс дела, и он принялся тут же осматривать двери.

— Взлома нет, — заявил он через минуту.

— Естественно, — откликнулся Шлоссер. — Они же через крышу проникли. Вы забыли, что злоумышленники залезли через реактор?

— Ну да! — вспомнил Костя. — А чего же я дверь осматривал?

— Это от избытка сил, — усмехнулся Евстигнеев. — Лучше прикинь, кто это мог сделать и зачем? Снова промышленный шпионаж?

— Тут и думать нечего, — сказал Костя, — залезли приезжие братки. А искали они золото.

— Точно! — Шлоссер схватился за голову. — Как я сразу не догадался? Даже от сердца отлегло.

— Надо же, какой щедрый! — заорал Евстигнеев. — Где сундук?

— Не сундук, а сундуки! — поправил его Шлоссер.

— Тем более. Где они? Свистнули небось?!

— Свистнули, — согласился Шлоссер, — они здесь стояли. Ну и плевать.

— Как это наплевать? — возмутился Костя. — Это же народное достояние! Яга, между прочим, на премию рассчитывала. Как общественник. И Леший тоже.

— Давно бы сказал, — рассердился Шлоссер, — золота я тебе сколько хочешь наворочу. Нужна тонна, будет тонна. Вот бриллианты действительно жалко. Я тут как раз присмотрел парочку на токарный станок. Лучше резца не придумаешь!

— Кто про что, — сказал Евстигнеев. — Ты лучше скажи, как они ухитрились вдвоем здоровенные сундуки упереть? Почему их твой хваленый Гаврила не остановил?

— А они их и не утащили, — улыбнулся Костя. — Гляньте-ка! — он указал на кучу строительного материала, из-под которого сиротливо выглядывали искомые сундуки.

— Решили, что спрятали, — удивился Шлоссер, — чудаки!

— Они не рассчитали, что с этого ракурса сундуки будет видно, — предположил Евстигнеев. — Наверняка вечером придут, чтобы вытащить.

— А мы их встретим и возьмем с поличным! — воскликнул Костя.

— Ну возьмем, — сказал Шлоссер, — а дальше что? У нас даже милиции нет.

— Нет и не надо, — сказал Костя. — Мы этих бандюг Яге отдадим. На перевоспитание. Она их и так ущучила, а тут…

— Суд Линча я не приветствую, — сухо возразил Шлоссер, — лучше их ко мне, в ремонтные мастерские. Уж я из них сделаю людей!

— Да они у тебя сбегут, — сказал Евстигнеев, — в первый же день.

— А я им электроды в мозги вживлю, — мрачно пообещал механик. — Будут по струнке ходить!

— Семеныч, ты все со своими садистскими шуточками, — рассердился Евстигнеев. — Может, вызвать наряд милиции из района? Оформим задержание по закону!

— Вместе с двумя сундуками золота? — осведомился Шлоссер.

— Верно… Вот ведь каша какая заварилась! Ладно, что-нибудь сообразим.

— Тогда продумаем план будущей операции, — по-деловому предложил Шлоссер. — Прикинем наши возможности. Во-первых, нужно убрать Гаврилу, а то он им в первые пять минут по башке настучит, и все кончится. Вместо него поставим перед воротами твое механическое чучело. Для острастки. Не пожалеешь ради такого дела?

— Забирай! — великодушно разрешил Евстигнеев.

— Во-вторых…

Остаток дня братки провели в страшном волнении. Когда стемнело, Серый потянулся было включить свет, но шеф его остановил:

— Не надо. И так светло.

В самом деле, от Серого и Толяна исходил довольно интенсивный и, как ни странно, приятный для глаз зеленый свет, при котором можно было вполне читать газету.

— Шеф, — шепотом попросил Колян. — а может, того? Включим, а? А то как-то жутко… Как в кино про мертвецов.

— Это кто мертвецы? — вскинулся Толян. — Фильтруй базар!

— А ты в зеркало смотрелся? — постукивая зубами, спросил Колян.

Серый, светясь и рассыпая искры, подошел к зеркалу. Некоторое время он вертелся перед ним так и сяк и, кажется, понравился самому себе.

— А чего такого-то? — сказал он. — Нормально!

— Для чертей, может, и нормально, — проворчал Колян.

— Отставить разговоры! — скомандовал Эдик. — Слушать меня! По ранжиру стано-вись!

Братки обалдели, но тут в окно кто-то тихонько постучал.

— Это Лисипицин, — сказал Эдик. — Бортанем его, пацаны?

— Как скажешь, шеф! — молодцевато ответили парни.

— Сейчас выйдем! — крикнул Эдик Лисипицину и, повернувшись к своим, добавил: — Вы молчите, я сам с ним побазарю.

Поправив треуголку и выпятив живот, он неторопливым шагом вышел на улицу. Братки вывалились за ним.

Увидев охваченных сиянием Серого и Толяна, Рудольф Адольфыч попятился и схватился за колья ограды. Однако, постояв так с минуту, он передумал пугаться и вернулся к браткам. Что-то вроде удовлетворения скользнуло по лицу Лисипицина.

— У Шлоссера побывали, — сказал он, присматриваясь к зеленоватому свечению.

Серый напрягся. Зеленая молния сорвалась с его рогов и ударила в землю рядом с Лисипициным.

— Но-но! Не балуй! — прикрикнул Рудольф Адольфыч, слегка подскакивая. В воздухе запахло озоном. — Зря ты их туда пустил, — сказал он Эдику, — посмотри, во что парней превратил? Натуральные монстры! И вообще. Электричеством плеваться — штука невелика! Если б вы догадались позвать меня, обошлось бы без жертв.

При слове «жертвы» Серый и Толян переглянулись и задрожали.

— Они же почему светятся, — пояснил Лисипицин, — радиации хватанули через край. Теперь сдохнут на фиг!

Бандиты задрожали еще больше. Через минуту их дрожь достигла такой интенсивности, что силуэты Серого и Толяна стали медленно расплываться в воздухе. Эдику вдруг пришло в голову, что они сейчас исчезнут и тащить тяжеленные сундуки придется ему самому.

— Пацаны! — крикнул он. — Держитесь! Потом лучше сдохнете, когда рыжевье принесем! Вы же сами говорили, что приняли противоядие.

— Точно! — вспомнил Серый, сразу переставая дрожать. — Приняли! Не сдохнем!

— В натуре! — подтвердил Толян. — Мы теперь эти… Как их? Сверхчеловеки!

«Вы сверхдебилы», — подумал Лисипицин, но ничего не сказал.

— У нас все схвачено, — весело ухмыльнулся шеф, — все на мази! А ты того… Пойдешь с нами.

— Конечно, пойду, — сказал Лисипицин, — у нас уговор. Семьдесят процентов мои!

— Семьдесят шишей тебе в задницу! — процедил Эдик. — Мои парни и так пострадали. Они будут рисковать, а все бабки тебе?

— Без меня Шлоссер вас накроет и вставит в черепушку антенны, — сказал Лисипицин. — Хотите, чтобы из вас роботов сделали? Пожалуйста!

— Мы твоего механика на рога поднимем, — пообещал шеф. — Это по его вине мы такие стали! Ему самому антенну вкрутим и заместо радио кукарекать заставим.

— У него робот! — напомнил Лисипицин.

— А у нас есть курица потрошеная и сумка огурцов! — всунулся Колян.

— А при чем тут огурцы и курица? — не понял Рудольф Адольфыч.

Все на мгновение обалдели, пытаясь связать одно с другим. От этого усилия у шефа на голове зашевелилась треуголка. Он обеими руками схватился за нее, натянул поглубже и бросил:

— Кончай базар! На дело пора!

В это же время Костя, Евстигнеев и Шлоссер устроили наблюдательный пункт на чердаке. Главный механик держал в руках пульт дистанционного управления механическим мужиком. Это было первое препятствие, которое они выставили на пути у бандитов. Механический мужик был сделан из обрезков труб, металлических прутьев и прочей бросовой ерунды, но смотрелся грозно, особенно когда на него натянули штаны и пиджак.

— Вон, кажется, идут! — прошептал Костя, показывая на крадущиеся вдоль забора тени.

Бандиты действительно приближались к дому. Не доходя нескольких шагов до калитки, они остановились.

— Ты стоишь на стреме, — сказал Эдик Лисипицину. — Если что, свистнешь. Свистеть умеешь?

— Умею, — скромно потупился Рудольф Адольфыч.

— Ну-у… — презрительно протянул Эдик, окидывая взглядом субтильного Лисипицина. — Врешь, наверно? Давай-ка попробуй.

Лисипицин усмехнулся. Если бы шеф знал, что Рудольф Адольфыч приходится дальним родственником Соловью-разбойнику, он бы не стал настаивать.

— Шеф, а может, ну его на фиг? — зашептали бандиты. — Зачем шум поднимать?

Но Эдик самодовольно хохотнул:

— Какой шум? Одни пузыри и сопли! Сейчас увидите. Ну свисти!

Рудольф Адольфыч напрягся и принялся вбирать в себя воздух. Братки сначала с удивлением, а потом с тревогой смотрели, как тщедушное тело Лисипицина круглеет на глазах, как раздаются щеки, как рот превращается в узкую лягушиную щель…

Лисипицин свистнул. Звука никто не услышал. Просто во всей округе разом погас свет, где-то недалеко ударила молния, с глухим звоном треснуло в слуховом окне стекло, и по воздуху, словно гонимые нечистой силой, пронеслись чьи-то спортивные штаны.

Эдик обнаружил себя лежащим на земле, затем Серого, который лежал на нем, и Толяна, который лежал на Сером.

Кое-как разобравшись, где чья рука, где чья нога, бандиты поднялись и с уважением уставились на Рудольфа Адольфыча.

— Ну ты силе-он! — выдавил из себя Эдик. — Тебе только на шухере стоять! И это… Где Колян?

— И штаны! — сурово добавил Серый.

— Штаны? — переспросил Эдик. — Верно. Штаны тоже верни. Только, Серый, ты же, кажется, в штанах?

— Я-то в штанах, — сказал Серый, — а вот ты…

— Что-о?! — Шеф глянул на свои ноги и похолодел. — Гони штаны, змей! Нет у меня больше штанов, это последние! Родной «Адидас»! Как я без штанов на дело пойду? И где Колян?

Коляна обнаружили неподалеку. Он лежал, спеленутый по рукам и ногам штанами шефа.

— Зубы тебе бы выбить за такой свист! — пробормотал Эдик, не сразу попадая в штанину. — Ну и утомил ты меня!

— Сам просил, — осклабился Лисипицин. — Я не настаивал.

— Предупреждать надо! — огрызнулся шеф. — Ладно, стой на стреме, а мы пошли.

Крадучись, они обогнули кусты и остановились возле калитки Шлоссера.

— Это что? — спросил Толян, показывая на механическое пугало. — Сторож вроде?

— Здорово, мужик! — идиотски осклабился шеф, подходя к пугалу развязной походкой. — Как пройти в библиотеку?

Пугало развернулось, подняло костлявые руки и изо всех сил стукнуло Эдика по ушам.

— Вай! — взвизгнул шеф, схватившись за голову и присев на корточки. — Ты чего дерешься? Баран! Тьфу, Толян! Покажи ему карате!

Толян, рассыпая искры, встал в стойку, но пугало неожиданно крутнулось на месте, и браток, получив две увесистые затрещины, свалился в пыль.

— Чего смотрите? — заорал Эдик. — Наших бьют! Навались, пацаны!

Бандиты скопом бросились на крутящееся и размахивающее руками чучело. Послышались сочные, тугие удары, кто-то завопил, схватившись за нос. Толян повис у чучела на плечах и завращался вместе с ним, ухитрившись каблуком заехать шефу в глаз. Однако и чучело не выдержало такой нагрузки. Слишком велик был совместный вес братков. Механический мужик крякнул и повалился на землю, придавив Эдика, Толяна и Серого. Колян навалился на них сверху и ткнул кулаком кому-то под ребра. Серый крякнул и затих. Его рука безвольно откинулась и угодила шефу по зубам.

Несколько минут братки разбирались, где, кто и что. Наконец, охая и однообразно ругаясь, они уселись на траву.

— Братцы, да это же робот! — ахнул Толян, приглядевшись к поверженным останкам.

— Какой же он робот, если он дрался? — простонал Серый, потирая вывихнутую в свалке челюсть.

Шеф с трудом разлепил заплывший глаз, посмотрел на механического мужика, глухо вскрикнул, вскочил и принялся на нем плясать, втаптывая остатки разломанного механизма в пыль. Когда с врагом было покончено, он помог Серому подняться, оглядел свой отряд и скомандовал сдавленным шепотом:

— Только тихо!

Они подошли к забору.

— Хто там? — неожиданно откликнулся сварливый женский бас. Это пришел в себя запорный механизм калитки.

— Ой! — Эдик от неожиданности присел. — Что за фигня?

Лисипицин как тень вынырнул из кустов.

— Это тоже механизм! — шепотом пояснил он и снова спрятался. Вид у Рудольфа был предовольный, как у кота, объевшегося сметаны.

«Мы звездюли получаем, а он сидит себе в кустах и в ус не дует! — неприязненно подумал шеф. — Сминусую десять процентов!»

— Тоже механика, — пояснил он пацанам. — Как тут чего открывается? Серый, давай!

— Действуй, Маня! — донеслось из кустов, и кто-то гнусно захихикал.

«Еще минус десять процентов!» — мстительно подумал шеф.

— Она вбок отъезжает, — наконец разобрался Серый и вцепился ногтями в штакетину, — помогайте!

Пыхтя и сопя, братки навалились на дверцу. Внутри что-то натужно заскрипело, и калитка стала медленно отъезжать в сторону.

— Навались, навались, придерживай! — командовал шеф, суетясь рядом. — Так, хорошо! Еще, еще, ну!

Наконец дверца отворилась настолько, чтобы пропустить одного человека. Набравшись смелости, шеф сунул голову внутрь и огляделся.

— Порядок, пацаны! — сказал он, увидев совершенно пустой двор. Однако брошенное им слово братки поняли превратно.

— Чего? — переспросил Серый, автоматически разжимая руки.

В то же мгновение калитка с каким-то торжествующим скрипом сомкнулась на шее шефа. Эдик заверещал, будто его начали резать, задергался и вдруг как-то остекленел. Из раскрывшегося рта вытекла ниточка слюны.

— Кранты шефу! — ахнул Толян, не делая попытки освободить Эдика.

«И с тебя, гад, минус десять процентов», — отстраненно подумал Эдик, не в силах произнести ни звука. Зато Колян ухватился за створку и начал толкать ее, багровея от натуги.

«А Коляну — плюс, — подумал шеф с благодарностью. — Ну не десять… Хватит и пяти. За такое дело не жалко. Накину четыре процента, не меньше. Три точно. Даже один процент и то — крутые бабки!»

Наконец шефа вызволили и кое-как протиснулись следом. Серый и Толян повели остальных к спрятанным сокровищам.

— Тут они, — прошептал Серый, — мы их досками прикрыли.

— И трубу сверху положили, — напомнил Толян.

— Заткнитесь! — зло прохрипел Эдик. — Ищи давай!

Братки подошли к куче стройматериала и принялись обшаривать все вокруг в поисках сундуков.

— Чего это вы так много всего навалили? — злился шеф. — Никак не долезешь!

Братки нервно перекладывали с места на место доски, балки, швеллера, какие-то трубы, бетонные блоки, оконные рамы.

Серый и Толян давно уже поняли, что сундуков здесь нет, но признаться в этом сейчас было страшно. Особенно после того, как шеф уронил бетонный столбик и долго выл, скача на одной ноге.

В конце концов последняя доска была убрана, и Эдик непонимающе уставился на Серого с Толяном. Его правый заплывший глаз неожиданно широко раскрылся и глянул на братков с горьким упреком.

«Минус десять процентов», — разом подумали Серый и Толян.

— Может, в другом месте поискать? — робко предложил Толян, а Серый сложил длинную шею пополам и зажмурился.

Некоторое время Эдик глубоко дышал, бормоча про себя:

— Я спокоен! Я совершенно спокоен!

— Надо в доме пошуровать, — неожиданно высказал глубокую мысль Колян. — Вдруг пацанам показалось, что они золото спрятали?

— Ладно! — наконец выдохнул шеф. — Наше дело правое. Победа будет за нами! Старик наверняка дома. Это он все придумал. Лисипицин не зря предупреждал. — Наклонив рога, Эдик сделал шаг к двери. — Ну держись, механик! Теперь точно запорю!

Дверь оказалась заперта. Эдик вытащил из кармана фомку, но тут его внимание привлекла записка на двери.

— Серый, посвети! — скомандовал шеф.

Серый подошел, надулся, заискрил, и призрачный зеленый свет выхватил из мрака странную надпись: «Дерни за веревочку, дверь и откроется!»

— Отлично! — обрадовался Эдик, убирая фомку. — Тоже, видать, механизм!

Недолго думая он дернул за кончик уходящей куда-то в темноту бельевой веревки. Дверь распахнулась, и сверху на бандитов обрушился ушат ледяной воды. Вдобавок краем ушата Эдику пребольно стукнуло по макушке. На мгновение у шефа все спуталось в голове.

«Минус десять процентов! — подумал он, сцепив зубы, чтобы не завыть. — Минус пятнадцать процентов, минус двадцать…»

Некоторое время бандиты стояли неподвижно и напряженно фыркали, а через минуту дружно затряслись от холода. Шеф ощущал во всем организме какой-то зуд и странное пощипывание. Треуголка у него на голове размокла и превратилась в блин.

«Не падать духом! — снова скомандовал сам себе Эдик. — Мы еще отомстим!»

Из коридора в дом вели две двери. Рядом с ближайшей висела полочка, на которой лежали румяные наливные яблоки и горстка аппетитных слив. Все это шеф автоматически сгреб себе в карман. Остальные шумно сглотнули слюну, но протестовать не решились.

— Мужи-ик! — приторно сладким голосом позвал Эдик. — Мы к тебе пришли. Выходи! Все равно найдем! Ты нас уже достал.

Сидящий на чердаке Шлоссер страшно удивился, что его назвали мужиком, и хотел было возмутиться, но Костя схватил его за рукав:

— Не время.

— Да смылся механик, — сказал Серый. — Отвечаю! Услышал, что мы пришли, и слинял огородами.

Эдик с презрением осмотрелся. Сразу было видно, что хозяин ничего не смыслит в евроремонте. И вообще, евростиль не для таких вахлаков, как этот механик. Даже удивительно, что у него сундуки с золотом лежат! Не умеет человек жить красиво.

Эдик умудренно усмехнулся. Сам он жить красиво умел. Какая у него дача! Вилла! Дворец!! Двойной туалет с джакузи и электромассажем. Эдик с наслаждением вспомнил про электромассаж. Даже несмотря на то, что его в первый раз долбануло электричеством так, что едва мозги не сварились, это было по-настоящему круто! А банька? О, банька… И девочки! И колбаса!

«Не думать о колбасе! — шепотом приказал себе Эдик. — Забыть о колбасе! Думать о чем-нибудь постороннем! Вот тут у механика люк на чердак ведет. Он не заперт. Это непорядок! Нужно запереть! И не думать о колбасе. Забыть о ней. Ее нет. Ее никогда не существовало! И люк надо запереть, чтобы не раздражал!»

— Серый! — сказал он, сцепив зубы. — Запри люк!

— Какой люк? Шеф, ты о чем? — всполошился Серый.

Эдик ткнул пальцем в потолок:

— Вот эту штуковину. На задвижку, видишь? И не задавай вопросов. Особенно о колбасе!

Поняв, что шеф заговаривается, Серый дотянулся до задвижки и запер люк, совершенно не понимая, зачем это надо.

— Молодец! — похвалил Эдик. — Теперь пошли в дом!

Они приоткрыли дверь, огляделись и зашли в комнату. На взгляд Эдика, здесь было слишком много мусора: какие-то дурацкие приборы, провода и всякая научная дребедень. У шефа зачесались руки смести все это к чертовой матери, но времени на такие занятия не было. Слишком долго они провозились во дворе, а сокровищ еще не нашли. Поэтому Эдик обошелся сущим пустяком: самолично отодрал несколько проводков, получил удар током, но уже не обратил на это внимания, только помахал в воздухе ладонью, отгоняя запах горелого мяса.

В следующей комнате проводов было меньше. Сундуки с сокровищами стояли возле стены, там, где Серый и Толян их увидели в первый раз. На одном из сундуков лежала пудовая гиря.

— Смотри-ка, придавили, чтобы никто не упер! — развеселился Толян. — Вот лохи!

— Они ж не рубят! — усмехнулся Серый. — Думают, что мы эту дуру не поднимем! Ха-ха! — Он схватил гирю, словно пушинку, снял ее с крышки сундука и поставил на пол. Минуту браток стоял, нагнувшись, а затем распрямился, по-прежнему сжимая гирю в руке.

— Ты чего замер? — обозлился шеф. — Поиграться захотелось? Ну так играйся! — Подскочив к сундукам, он раскрыл их и затрясся, как в лихорадке. — Екарный бабай! Едрена сила!

Сундуки были доверху набиты сокровищами.

— Серый! — в восторге крикнул шеф. — Беги в сарай к механику, посмотри тележку! Найдешь, тащи сюда, будем вывозить!

Серый растерянно посмотрел сначала на него, а потом на гирю, с которой все еще никак не мот расстаться.

— Ты че, оглох?! — рявкнул Эдик. — Одна нога здесь, другая — там! И брось свою идиотскую гирю!

— Не могу, шеф, рука прилипла! — простонал Серый. — Они ее клеем намазали!..

— Каким клеем? — разозлился шеф. — В такой момент шутить вздумал! А в лоб не хочешь?

На глазах у Серого выступили слезы. Он поставил гирю на пол и попытался отодрать пальцы. Пальцы не отдирались. Увидев, что Серый и в самом деле влип в неприятности, Эдик испугался.

— Пацаны, помогите ему! — скомандовал он.

Толян и Колян бросились помогать Серому, но, сколько ни старались отодрать пальцы другана от гири, не могли.

— Мертво сидит! — заявил Толян, вытирая со лба пот.

— Железно схватилось! — подтвердил Колян.

Шеф думал недолго.

— Плевать, — сказал он, — дома разберемся. А сейчас взяли сундуки и потащили! Вы вон тот, большой, а мы с Серым этот, поменьше.

Серый попытался вытереть прилипшей гирей слезу, но не смог.

— Что делать, шеф? — едва не рыдая, простонал он.

— Что делать, что делать… Сундуки тащить, — рыкнул Эдик, но тут же смягчился. — Не боись! Придем домой, отпарим. Слово даю!

Серый слегка повеселел и схватился свободной рукой за ручку сундука.

Кряхтя и надрываясь, бандиты потащили сундуки на улицу. Толян метнулся в сарай и через минуту, к всеобщему восторгу, выкатил тележку. Занялись погрузкой.

А в это время Костя и Евстигнеев тщетно пытались открыть крышку люка. Шлоссер наблюдал за ними, пока ему не надоело.

— Зря стараетесь, — сказал он наконец, — у меня так: если заперто, уже не отопрешь. Будь спокоен!

— Голова! — саркастически произнес Евстигнеев. — Вот теперь думай, что делать. Бандиты уходят!

— Придумал! — сказал Шлоссер. — Гаврилу я отослал к Полумракову, так? Утром он придет и откроет!

— Утром он придет и примется с ходу отрабатывать приемы штыкового боя, — возразил Евстигнеев.

Костя подбежал к окну.

— Уходят! — крикнул он. — Сундуки в тележку погрузили!

— Вместе с гирей уходят? — невинно осведомился Шлоссер.

— Вместе! — нехотя ответил Костя. — У кого с собой есть мобильник?

Друзья переглянулись. Евстигнеев хлопнул себя по карману:

— Нет, не взял!

— Растяпы! — Костя стукнул кулаком по балке и тут же затряс рукой.

— Это помогает, — улыбнулся Шлоссер. — Особенно от злости. Вообще-то можно вылезти на крышу, но можно и шею сломать. Все зависит от акробатических способностей.

— Это он так шутит, — сказал Евстигнеев. — Можно спуститься через слуховое окно, но нужна веревка.

— Точно! — обрадовался Костя. — Здесь столько всякой рухляди. Неужели веревки не найдется?

Друзья принялись лихорадочно копаться в техническом старье. Перерыв все до основания, они не нашли ничего подходящего. Единственной вещью, которую удалось опознать, был детекторный приемник, к которому была присобачена какая-то труба.

— Будем ждать, — сказал спокойно Шлоссер и уселся на пустой ящик.

Между тем бандиты пролезли сквозь ворота и скрылись во мраке. Вскоре оттуда донеслись какие-то крики и звук подзатыльника. Затем все стихло.

— Подрались, что ли? — пробормотал Евстигнеев, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.

— Наверняка, — сказал Костя, — деньги их вообще с ума сведут.

— Сейчас они сядут в машину, и только их и видели, — буркнул Евстигнеев.

Костя посмотрел на Евстигнеева и странно усмехнулся:

— Никуда они не денутся, — уверенно сказал он. — Леший своим зельем весь лес окропил. От-ворот-поворотное называется! Никто уехать не сможет…

В этот момент послышались быстрые шаги, крышка люка распахнулась, и в проеме показалась голова Лисипицина. Он посмотрел на друзей и сладко улыбнулся, растягивая рот от уха до уха.

— Доброго здоровьица, Федор Семенович! Вы уж извините, но оказался, так сказать, случайным свидетелем. Да-с! — Тут Лисипицин сделал серьезную мину и трагическим голосом продолжил: — Когда я увидел, что от вас кто-то выбежал с сундуками, то сразу подумал, что это воры! Попытался, конечно, их остановить, и вот результат! — Он снял шляпу и продемонстрировал здоровенную шишку на макушке. — Гирей, понимаешь, прямо по голове! И что за молодежь пошла! А вы-то как? Живы?

— Живы! — сказал Шлоссер, быстро спрыгивая вниз. — Рудольф Адольфыч, ты молодец! Без тебя мы бы тут до утра куковали! Так что тебе по всему полагается награда. Поставлю перед директором вопрос о твоем досрочном освобождении.

— Рад стараться! — молодцевато гаркнул Лисипицин.

— Так держать! — сказал Евстигнеев, веселясь от всей души. — Значит, гирей, говоришь?

— Приласкал, сучий сын! — скривился Рудольф. — Наверное, специально украл, чтобы по дороге отбиваться!

— Это уже детали, — сказал Шлоссер. — Ну что? Пойдем брать с поличным наших домушников?

— Да как же мы без милиции? — испугался Лисипицин. — А может, у них ружье? Или даже эти, как их?..

— Пистолеты, — подсказал Костя.

— Во-во! Пистолеты. Без милиции никак нельзя. Да и незаконно это!

— Ты о законе не думай, — серьезно сказал Шлоссер. — Мы сами себе закон. Отныне будем действовать, как на Диком Западе. Тем более что представитель закона у нас есть! — Он кивнул на Костю, и тот послушно раскрыл бордовые корочки.

— Ах, ну да! Конечно! — Лисипицин снова расплылся в улыбке. — Только как мы их теперь найдем? Они небось приезжие? Сели на машину и тю-тю!

— Тю-тю! — передразнил его Костя. — Они у Маланьи дома!

— У Маланьи? — Лисипицин сделал круглые глаза. — Вот новость так новость! Тогда все ясно!

— Что именно? — строго спросил Шлоссер.

— Рыбак рыбака видит издалека, — сказал Рудольф. — Она сама бандитка. Людей помоями кормит!

— Это каких же людей? — прищурился Евстигнеев.

Лисипицин понял, что проговорился и принялся нести всякую чушь:

— А разных! Говорят, ловит на улице и насильно кормит! Проверяет, как на кошках. Если не отравится, то свинье дает.

— Интересно, откуда у вас такие сведения? — спросил Костя.

— Я улицу мету, многое замечаю, — пояснил Рудольф, — еще и не то могу порассказать. Экскаваторщик Агафонов, например, Люську-насос заставлял догола раздеваться, якобы скульптуру лепил, а на самом деле за ней голышом по саду бегал. А его жена им в это время магнитофон заводила! Это же разврат!

— Это не разврат, — сказал Евстигнеев, — это аморалка. Разврат, это когда…

— Хватит трепаться, — перебил его Шлоссер. — Пойдем к Маланье, пока она спать не легла!

Они бодро вышли за калитку, только Лисипицин плелся нехотя, мучимый самыми противоречивыми чувствами. Сначала ему очень хотелось получить свою долю. Но получил он вместо этого гирей по голове. Теперь ему хотелось отомстить. Однако с каждым шагом чувство мести притуплялось, а чувство жадности усиливалось. Теперь в его голове медленно зрел план, как бы выдать механика с друзьями браткам и получить свою долю в виде полновесного золота.

Дом Маланьи был погружен во тьму. Слабое зеленоватое свечение время от времени пробегало по окнам и гасло.

— Где они квартируют? — строго спросил Шлоссер.

— А… Э… Туточки! — проворковал Лисипицин и ткнул в окно, выходящее во двор.

— Затихарились, — прошептал Костя. — Придется стучать.

Он подошел поближе и легонько ударил пальцами в стекло.

— Кто там ломится? — послышался изнутри недовольный голос.- Небось опять этот козел Лисипицин? Серый, скажи ему — хрен тебе, а не проценты!

Шлоссер многозначительно улыбнулся и посмотрел на Лисипицина.

— Честное слово, не знаю, о чем они говорят! — зашептал Рудольф. — Бред какой-то! Что за проценты? Почему козел? Провокация, чистая провокация!

— Сейчас выясним, — сказал Костя, — сейчас все узнаем!

Он откашлялся и громко произнес:

— Внимание! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь без боя и выходите по одному!

Едва он произнес эти слова, как окно распахнулось и в нем появились две жуткие рогатые головы. Один был вылитый баран, а другой, трехрогий, с длинной извивающейся шеей. Оба светились интенсивным зеленым светом, а с кончиков рогов слетали яркие беззвучные искры. Вокруг них все было освещено страшным мертвенным сиянием. Это были настоящие исчадия ада, существа, способные привести в трепет всех лесных жителей вкупе, несмотря на их моральную закалку!

Трехрогий изогнул, словно адский лебедь, свою длинную шею и просипел:

— Не гони пургу, начальник. Все путем!

При виде страшилищ Костя невольно попятился и наступил на ногу Лисипицину. Рудольф заверещал как свинья, а из окна на них уставилась еще одна жуткая рожа.

— Хата полна чертей! — заорал Евстигнеев, подскакивая на месте.

— Е равно эм цэ квадрат! — глухо выругался Шлоссер и, с ходу набрав ошеломляющую скорость, ринулся наутек. Через секунду перед окном остался только Лисипицин.

Гнусные ухмыляющиеся рожи уставились на него.

— Ну что, братаны, тащим его к себе?

— Давай, хватай, а то жрать нечего!

— Иди, мы тебе твой процент отдадим!

Лисипицина охватил ужас, какого он не испытывал никогда в жизни. Рудольф знал, что перед ним Эдик и его подельщики, но… Горло внезапно сузилось, так что он не смог произнести ни одного звука, даже жалкого мышиного писка, зато ноги, помимо его воли, понесли Рудольфа огромными скачками куда-то по дороге, и он даже не сразу понял, что не успел развернуться и бежит спиной вперед!

Через мгновение Лисипицин обогнал Костю, Евстигнеева и Шлоссера. А еще через несколько секунд он влетел в кусты акации, где, мгновенно запутавшись в ветвях, замер и притворился сучком, как это делают хамелеоны.

А теперь настала пора вернуться на полчаса назад и узнать, что же произошло с Эдиком и его гвардией.

Полуживые, взмокшие от непосильного труда, братки наконец-то добрались до Маланьиного дома. В окнах было темно, и дверь оказалась заперта.

— Бабуля, это мы! — прохрипел Эдик, обессиленно усевшись на сундук.

Толкать перегруженную тележку оказалось нелегко, тем более что она все время норовила перевернуться. Труднее всего пришлось Серому. Он примостился рядышком, поставил гирю на колени и принялся с хрипом и хлюпом втягивать в себя бодрый ночной воздух. В глазах у него вращались разноцветные круги, ноги дрожали, шея, не в силах держать голову, ложилась на грудь.

— А говорят, своя ноша не тянет! — ворчал Колян, с опаской поглядывая на Толяна. Тот светился, как лампочка, и беспрестанно искрил.

— Бабуля! — жалобно повторил Эдик. — Открой!

Скоро они увидели мрачное Маланьино лицо, прижавшееся к стеклу. Нос у бабки казался сплющенным, как у боксера.

«Вон оно что! — очумело подумал Эдик. — Маланья спортом занималась! Крутая…»

Хозяйка с минуту подозрительно разглядывала своих жильцов и, наконец узрев сундуки, бросилась открывать дверь.

— Заноси, только тихо! — приказала она. — Свет специально не зажигаю, чтобы не увидел кто!

Команда Эдика, подвывая от чрезмерных усилий, втащила сокровища в комнату… Бабка тотчас появилась в дверном проеме.

— Ну давай, кажи! — коротко приказала она.

Внутри у Эдика все буквально скрутилось от злости, но сил сопротивляться настырной хозяйке не было. Страшно хотелось пить. Вдобавок болело все, что могло болеть: ушибленная бетонным столбиком нога, уши, руки. Неравномерно, но противно ныло туловище. Почему-то болели рога.

Шеф поднял на Маланью затуманенные глаза и махнул рукой.

— Сама смотри!

Сказав это, он дотянулся до стола, где стоял стакан с мутной жидкостью и разом выплеснул его себе в глотку. По комнате, как невидимый торнадо, пронесся удушающий запах носков.

— О, йес! — обреченно прошептал шеф и рухнул на раскладушку.

В это время как раз и постучал Костя. Он только не учел одного момента: братков уже ничем нельзя было напугать. Даже не глядя в окно, Серый прошептал:

— Это лесник с механиком!

— Ясный пень! — отозвались братки и выглянули наружу.

Увидев братков, так сказать, в непосредственной близости, ни Костя, ни Шлоссер, ни Евстигнеев не выдержали. Древний иррациональный страх перед призрачными чудовищами оказался сильнее доводов рассудка. Друзья постыдно бежали, а братки закрыли окно и принялись приводить шефа в чувство. Тем временем Маланья распахнула сундуки и погрузила лопатообразные ладони в золотую разносортицу.

— Молодцы! Ай да молодцы! Я думала, вы так, чмо болотное, а вы — орлы! Будет теперь чем за квартиру заплатить! А вы боялись!

— Этим заплатить за квартиру? — до глубины души удивился Серый и чуть было не пошел в отключку.

— Она так шутит! — холодея от страха, сказал Толян. — Мы, конечно, откинемся, в чем вопрос. Тут на всю жизнь хватит!

— Видать, у тебя жизнь короткая, — ядовито заметила Маланья. — Мне вот, например, было бы мало!

— Где оскорбленному есть сердцу уголок? — не приходя в сознание, прошептал Эдик. — Волыну мне, волыну!

— Не надо, шеф! — испугался Колян. — Мы и так разберемся, нам мокруха не в масть.

— Верно, — сурово произнесла бабка. — Вы еще молодые, вам жить да жить. В общем, утро вечера мудренее. Утром и разберемся.

Она вытащила из кармана сложенный вчетверо кошель и принялась набивать его золотыми монетами, брошками, самоцветными камнями, геммами и прочей драгоценной дребеденью. Братки смотрели на старуху во все глаза, не произнося ни звука. Шеф тоже лежал молча, делая правой рукой какие-то непонятные пассы.

Бабка не спеша наполняла котомку, а та все не наполнялась, словно была безразмерная. Но в этот момент Эдик сделал какой-то особенно энергичный жест и еле слышно прошептал:

— Хватит!

Изо рта шефа удушающе пахнуло носками. Бабка закашлялась, стянула кошель бечевкой и вздохнула:

— Вот и ладно. Будет детушкам на конфетушки! Душно у вас что-то.

— Это все он, проклятый! — возмутился Толян, ткнув пальцем в Серого. — Его самого надо заставить свои носки жрать!

— Точно, — поддержал его Колян. — Удушил всех на фиг!

Он приподнялся и шагнул к Серому. Злость на обнаглевшую бабку перекинулась теперь на подельника. Толян тоже вскочил:

— Затравил шефа, змей!

— Не подходи! — взвизгнул Серый. — Зашибу! — Он взмахнул рукой, к которой намертво приклеилась гиря, и угодил шефу по ребрам.

— Убил! — взвыли братки. — Ну гад!

— Отставить! — вмешалась Маланья. — Вот так завсегда: едва раздобудут золотишко и уже готовы глотки друг другу перервать. Тихо, кому сказала! Ваше золото спрятать надо, пока не отняли. Не ровен час, приедут менты из района, вот тогда и запоете! А командира вашего я обижать не позволю! Совсем ухайдакали парня, в гроб краше кладут.

— Может, он и в самом деле того?.. — прошептал Толян.

— Ты думай, чего говоришь! — возмутилась Маланья. — Не видишь разве, пузыри изо рта лезут? Значит, жив еще! Ничего, до утра оклемается! А вам вот что нужно сделать: все это золото в мешки переложить да перепрятать. А уж утром-то и забрать. И так перепрятать, чтобы ни одна ищейка не догадалась! А сундуки лучше бросить в пруд. Они тяжелые, сразу утонут.

— Нам спать охота! — тут же захныкал Толян.

— А в тюрягу не хо-хо? — ехидно осведомилась Маланья. — Пока шеф в отключке, слушайтесь меня! Сейчас я мешки принесу прочные, из-под картошки.

Братки посмотрели друг на друга и тяжело вздохнули. Бабка принесла мешки, включила ночник, и парни принялись за работу. Покряхтывая и постанывая, они перекладывали золото в мешки, засыпали сверху картошкой для конспирации, завязывали и оттаскивали в угол. Шеф во время этой операции лежал неподвижно, и с его лица не сходила странная гримаса — полуоскал-полуулыбка. Словно он одобрял действия братков, но как-то уж больно ехидно.

— Чего это он скалится? — не выдержал Серый.

— Сон приятный снится, — предположил Толян.

Неожиданно Эдик сморщился и паскудно дребезжащим голосом захныкал:

— Мне-мне-мне-мне-мне…

— И туды его в печенку! — прошептал Колян. — Чего он говорит?

— Чего-чего! — Серый презрительно скривился, но тут же сладко улыбнулся, повернувшись к Эдику. — И тебя, шеф, не забудем!

— Умляут! — Произнеся непонятное кошачье слово и вздрогнув, словно его ударили током, Эдик захрапел.

— Отпустило! — прошептала, криво ухмыляясь, бабка. — Ну и ладненько! А теперь потащили мешки в сарай. Там у меня свинья, Авдотья. Так вот, аккурат под ней — погребец. Туда и спрячем. А Авдотью на место подвинем. Под ней ни в жизнь не найдут!

Возле дома Евстигнеева друзья остановились перевести дыхание.

— В кого они превратились? — не удержался Костя, хотя и понимал, что на этот риторический вопрос никто не ответит. Но он ошибся.

— Стадо чертей! — сказал Евстигнеев. — Вот кого Маланья воспитала! Макаренко! Ушинский! Гений воспитания!

— Она тут ни при чем, — проворчал Костя, — это Яга на них заклятие наложила. И Леший тоже.

— Не верю! — сказал Евстигнеев. — Тут что-то еще. О! Они же в реакторе побывали… Правда, не все. Нет, Маланья наверняка к ним руку приложила. Чувствуется размах, стиль! Да если б наша Степанидовна увидала этих красавцев, она бы с ума сошла!

Один Шлоссер молчал. Однако было видно, что он не просто так молчит, а в голове его созревает новая гипотеза. Не говоря ни слова, механик вытащил из кармана гаечный ключ, повертел его в руках, просветлел лицом и успокоился. Успокоившись, он усмехнулся, извлек из другого кармана калькулятор и принялся что-то подсчитывать. Минут пять Шлоссер занимался этим делом, наконец убрал калькулятор и повернулся к друзьям.

— Я тут посчитал… Этим дуракам повезло, что они влезли в реактор, когда тот был на холостом ходу. Мощность небольшая, кривизна гиперполя минимальная. К тому же они выпили противоядие. Так что скоро у них все нормализуется!

— Стало быть, светиться перестанут? — уточнил Евстигнеев. — А как скоро? День-два?

Шлоссер покачал головой:

— Ты даешь нереальные сроки. Все пройдет само собой лет через пятьсот. Гарантирую. Конечно, можно их загнать в поглотитель. Тогда все как рукой снимет. Правда, вместе с волосами.

— И с головой, — ехидно добавил Евстигнеев.

— Это смотря какая голова, — серьезно возразил Шлоссер. — У них, как я посмотрю, головы на редкость крепкие. Чугун!

— Но-но! — сказал Евстигнеев. — Не хватало еще чужими жизнями рисковать!

— Согласен, — кивнул Шлоссер, — головы можно смазать защитным кремом. В этом случае гарантируется полная безопасность.

— Защитный крем — это вазелин! — хихикнул Евстигнеев.

— Верно, — удивился Шлоссер, — а ты откуда знаешь?

— Да уж знаю, — усмехнулся Евстигнеев.

— Откуда, откуда?

— Да что у меня, носа нет? — рассердился Евстигнеев. — Сколько раз от тебя вазелином воняло? И кожа на башке постоянно блестит!

— Ах, ну да, — смутился Шлоссер, — было дело. Это когда я на себе хотел поставить эксперимент. Насытить тело энергией. Чтобы есть не надо было.

— Это как же? — ахнул Евстигнеев. — И, главное, зачем?

— В целях экономии времени и денег, — сказал Шлоссер. — И вообще. Принципиально. Пора человечеству научиться обходиться без пищи. Чтобы нажал кнопку — и сыт лет на сто. Ну пусть не на сто…

— На всю оставшуюся жизнь, — вздохнул Евстигнеев. — Ты, Семеныч, когда-нибудь доэкспериментируешься. Вот что. Пока мы не можем обходиться без пищи, пойдем-ка выпьем чайку!

От этого предложения не отказался никто.

Евстигнеев отпер дверь. На кухне горел свет. Чайник уже пыхтел на газу, а рядом на табуретке стоял на задних лапах Антуан, подвязав полотенце не хуже иной кухарки, и готовил яичницу.

— Мм-няу! — воскликнул он. — Наконец-то! На троих?

— Кто же пьет ночью? — пошутил Шлоссер.

— Какая испорченность нравов! — покачал башкой кот. — Зачем понимать превратно? Я, мм-няу, имел в виду яичницу!

— Тогда на всех, — сказал Костя.

— Заметано! — бодро ответил Антуан. — Считая, мм-няу, конечно, меня. Вы ведь не собираетесь сбросить разумное существо с парохода современности?

— Тебя?! — воскликнул Евстигнеев. — Ни за что! Ты нам дорог, как вечный укор совести, как грехи далекой юности!

— Это юмор? — спросил Антуан, замерев над сковородкой.

— Самокритика, — улыбнулся Евстигнеев.

— Тогда я готовлю?

— Валяй, — махнул рукой Евстигнеев и, увидев, что чайник вскипел, бросился заваривать чай.

Действие «Громовержца» сказалось незамедлительно. Разум у друзей прочистился необыкновенно. Правда, яичница снова его слегка затуманила, но основную мысль все высказали единодушно:

— Без Яги не обойтись!

Они имели в виду не только Степанидовну, но и Горыныча с Кощеем и, конечно, Лешего.

— Народное ополчение поможет, — твердо обещал Костя.

— Давно ли лесная… хм, нечисть… стала народным ополчением? — Шлоссер вопросительно поднял бровь.

— Семеныч! — с упреком сказал Евстигнеев. — Нечисть — это жильцы Маланьи!

— Верно, — смутился механик. — Это я оговорился, не прав. И вообще, дело зашло слишком далеко. Хулиганство, грабеж со взломом, избиение Лисипицина. Что с бандитами делать?

— Выгнать их с треском, — сказал Евстигнеев, — у нас своих чертей хватает, нам новые не нужны.

— Новые и вдобавок злые, — напомнил Шлоссер.

— Выгнать их не удастся, — напомнил Костя, — отворот-поворотное зелье не пустит. Придется своими силами укрощать. Слушайте! А может, товарищеский суд, а?

— Верно! — обрадовались друзья. — Соберем общественность, призовем преступников к ответу. Правда, Маланья их не выдаст.

— Тогда и Маланью призовем, — сказал Костя, — как укрывателя.

— Соучастника! — добавил Антуан сквозь дрему и, сладко вытянув лапы, захрапел снова.

— А ты вообще должен был за ними следить, — сказал Костя, устранился, понимаете ли, от важного дела.

— Я следил, — возразил Антуан.

— И много наследил? — улыбнулся Евстигнеев.

— Скукотища! Они только спят да ругаются.

— Н-да, — вздохнул Шлоссер, — та еще компания.

— Народное ополчение я беру на себя, — сказал Костя, — соберу всех.

— А я поставлю вопрос перед директором, — пообещал Шлоссер, — чтобы все было по закону.

— А я пройдусь по поселку, — сказал Евстигнеев, — соберу всех, кто от братков пострадал. Проведем настоящий процесс! Не хуже международного трибунала.

В доме Маланьи царила тревожная тишина. Измученные бандиты приходили в себя и тут же уходили снова. Серый лежал на раскладушке, положив себе гирю на грудь и поглаживая ее, как котенка.

— Ах ты моя хорошая, — горестно приговаривал он. — Только ты меня и понимаешь!

Гиря умудренно молчала.

Колян и Толян лежали вытянувшись, словно по команде «смирно», и не шевелились. Бараньи рога Толяна в полумраке казались огромными ушами.

«Слухач! — подумал Серый с ненавистью. — Наверное, шпион. Гирей бы его!»

Однако приподняться уже не хватало сил.

Что касается шефа, то бабка заботливо укрыла его солдатским одеялом. Эдик был неузнаваем. Под воздействием пережитого редкие, коротенькие волосенки колосились у него на голове, разделившись по одному, и торчали теперь в разные стороны, отчего голова стала казаться в два раза больше.

Время от времени шеф отваливал нижнюю челюсть, да так, что заглянувшая к браткам Маланья невольно ахнула:

— Совсем проглотом стал! Теперь и не накормишь!

В этот момент шеф как-то особенно жалобно хрюкнул, скосил глаза на старуху и что-то неразборчиво забормотал.

— А-мня-мня! — послышалось Маланье, и она навострила уши.

— Хахахама дахавай! — пролепетал шеф.

«Ну вот и все, — подумала бабка. — Не успела подумать, а он уже жрать просит!»

— Рано еще! — буркнула она и вдруг оживилась: — Да тебя лечить надо! Погоди, болезный, я тебе сейчас лекарство дам.

Маланья прошла на кухню и вытащила из-под шкафа целлофановый пакет с таблетками. Вывалив содержимое на стол, она призадумалась.

— Надо чего покрепче, чтобы быстрее в чувство пришел, — решила бабка. Покопавшись, она отобрала, на ее взгляд, самое необходимое: две таблетки аспирина, анальгин, таблетки от кашля, от диареи, от давления и несколько штук добавила за красоту, по цвету — зеленую, желтую и розовую. Немного поколебавшись, взяла пурген.

Весь этот оздоровительный комплекс старуха растерла в ступке, высыпала в стакан, залила теплой водой и добавила стопку водки для крепости и ложку меда для сладости.

С льстивой улыбкой Маланья приблизилась к шефу и проворковала:

— Выпей, соколик, здоровеньким станешь!

— А? — испугался Эдик, глядя на стакан осоловелыми глазами.

— Ты пей, пей, не спрашивай, плохого не дам, — ласково сказала Маланья.

Серый мгновенно пришел в себя и перестал гладить гирю. Толян и Колян не шевельнулись, но оба раскрыли глаза.

Шеф взял стакан, приблизил его к правому, здоровому, глазу и, принюхавшись, осведомился:

— Аспирин?

— Ага! — коротко ответила Маланья, с трудом удерживаясь от того, чтобы не двинуть шефу по челюсти.

На лице Эдика разлилась идиотская улыбка. Он выдохнул воздух, одним глотком осушил стакан, но так и не вдохнул. Совершенно круглыми глазами он уставился на Маланью. И старуха не выдержала:

— Ты чего не дышишь-то? — испугалась она.

По щекам шефа градом покатились крупные слезы, он выронил стакан, судорожно вздохнул и повалился на кровать.

— Ну вот, теперь как новенький! — обрадовалась Маланья, глядя, как лицо шефа лиловеет на глазах. Одно ее беспокоило, что время от времени Эдик сгибался пополам, как червяк, и так же быстро разгибался.

«Подушку бы рогами не проткнул, — забеспокоилась бабка, — может, ему лучше полено под голову подложить? Стукнется раз-другой и затихнет!» — Однако подойти ближе чем на метр она не решилась. Побоялась рогов.

Между тем шеф сгибался и разгибался со всевозрастающей амплитудой и в какой-то момент начал расплываться, исчезать в быстрых колебаниях. В воздухе явственно запахло озоном.

Зачарованные зрелищем братки даже не услышали, как стукнула калитка и противный голос Лисипицина захныкал под окном:

— Отдайте мои тридцать процентов! Иначе я буду жаловаться! Где ваш шеф?

— Тута я! — крикнул Эдик, выпадая из прозрачности, мокрый от пота и с перекошенным лицом. — Иди на фиг, пока не убил!

— Ухожу, ухожу, — вежливо откликнулся Лисипицин. — Я просто напомнил!

— А ну пошел! — загомонили братки. Серый замахнулся гирей и вмазал Толяну. Тот ласточкой вылетел в окно и грохнулся прямо на Лисипицина.

— Убивают! — взвизгнул Рудольф и пустился наутек.

Толян, ни слова не говоря, залез в окно и снова улегся на кровать.

Утро было тихим, безоблачным и обещало прекрасный день. Однако братки пребывали в скверном расположении духа. Почему-то хотелось спать, и опять же неизвестно почему у всех четверых ныли рога.

— Подъем! — гаркнул наконец шеф, но вместо бодрого крика вышел какой-то дребезжащий петушиный пассаж.

Тем не менее команда зашевелилась, перестала вздыхать, и на Эдика уставились три пары мутных, словно подернутых болотной ряской, глаз.

— Рога болят, — пожаловался Колян, — спасу нет!

— Отставить! — прошептал Эдик. — У всех болят рога. Но надо быть в форме. Сегодня отчаливаем. Нужно соответствовать. Начнем с зарядки… Толян, не толпись в проходе, лежи смирно, потом разберешься с Серым, кому сказал?!

Толян вздохнул, обиженно покосился на Серого и повернулся к шефу. Не вставая, шеф поднял вверх желтые жилистые руки и развел их в стороны.

— Раз-два!

При этом он угодил Толяну в глаз, и тот залился долгим жалобным воем.

— За что? — причитал Толян. — Что я тебе сделал?

— Извини, — смутился шеф, — нечаянно вышло! Ты вон мне тоже вчера каблуком в глаз заехал, а я хоть бы хны!

— Нас бьют, а мы крепчаем! — поддержал разговор Колян.

— Точно! — подтвердил Серый и тут же раскашлялся, схватившись за грудь, на которой лежала гиря.

— Продолжим, — предложил шеф. — Упражнение следующее: пошевелили правой ногой… Достаточно! Пошевелили левой… Сильней. Еще сильней! Ох! Свело, не разогнуть! — Эдик заорал и забил руками по кровати.

— Иголкой надо кольнуть, — лениво посоветовал Толян.

— Рогом! — предложил Колян и, дотянувшись до шефа, боднул его в ногу.

— Спасибо, Колян. Ты настоящий друг! — прочувствованно сказал Эдик, потирая рога. — Да что ж они болят, проклятые? Будь другом, Колян, посмотри!

Польщенный вниманием шефа, Колян поднялся с кровати и наклонился над командиром. С минуту он рассматривал рога, а потом уставился на Эдика.

— Труба, шеф! — еле слышно прошептал он.

— Что? — испугался Эдик. — Что такое?

— Кариес! — трагическим голосом возвестил Колян. — Шеф, у тебя в обоих рогах дупла, как в зубах. Неужели и у нас то же самое?!

— Только без паники! — заволновался Эдик. — Гниют рога — это, может, даже хорошо. Сгниют на фиг, и выдирать не надо!

— Надо, шеф, надо! — застонали Серый и Толян. — Это же сколько терпеть?

— А может, действительно сходить к зубному врачу? — задумался Эдик. — Пусть выдирает. Только с заморозкой. Слушай мою команду! — сказал он. — Сейчас перекусим — и к зубному! А пока — водные процедуры.

Шеф вылез из-под одеяла и прошлепал на кухню, стараясь не налетать на предметы. На кухне гремела посудой Маланья. Но вместо веселого зычного голоса слышалось только ее тяжелое дыхание.

— В монастырь пойду, — сказала наконец старуха, — это мне наказание за грехи тяжкие. Вот уж и черти дома живут!

— Если черти живут, — весомо сказал шеф, — то ходи, не ходи — никакой монастырь не поможет!

— А все вы, ироды несчастные, — завопила вдруг бабка, — свалились на мою Голову!

— Мы не свалились, — обиделся Эдик. — И мы заплатили тебе хорошие деньги. А ты нам даже жрать не даешь!

Старуха тут же насупилась:

— Всем давать без меры, так свинью кормить будет нечем. У меня на все одной картошки ведро уходит, а еще капустный лист!

— А мясо? Где мясо? — застонал Эдик. — Хотя бы по кусочку на брата!

— Врачи говорят, что мясо вредно, — набычилась старуха, — от него кровь портится.

— Это от твоей шамовки все портится, — пошутил шеф, судорожно облизываясь и косясь на чан, в котором булькало пахучее варево.

Старуха перехватила взгляд и ухмыльнулась:

— Что, вкусно пахнет?

— Нормально, — сказал шеф, прислушиваясь к бурчанию в желудке, — накладывай, нам сегодня некогда.

— А что так? — невинно поинтересовалась бабка.

— Дела! — отмахнулся шеф и тут же замер, пораженный внезапной мыслью. В комнату он не вошел, а влетел. — Пацаны, где сундуки?

— А мы их это, шеф, в пруде утопили! — сказал Колян, глупо ухмыляясь.

— Как — утопили? — взревел Эдик. — Да вы в своем уме?!

— Все нормально, шеф! — поддержал напарника Серый. — Мы рыжевье перетарили в мешки, присыпали картошкой и спрятали в погреб. На всякий случай.

— В погреб? — завизжал шеф. — В сарай?! Да вы идиоты! Вас убить мало! Взять и выбросить сокровища на улицу!

— Все путем! — стал уговаривать шефа Толян. — Погреб глубокий. Никто туда не залезет. Да у нее на люке свинья лежит, ее фиг подвинешь.

— Это верно? — Шеф поднял правую бровь и посмотрел на братков.

— Век Эллады не видать! — сказал Серый, щегольнув понравившейся фразой.

— В этот сарай и сунуться-то страшно, — добавил Толян, — у бабки не свинья, а зверь! Клыки — во! И весит пудов тридцать!

— Смотрите, — сказал шеф, смягчаясь, — головой отвечаете!

— Ясный пень, — закивали пацаны. — Все будет ништяк!

— Ну если ништяк, то ладно, — оттаял Эдик. — Чалить нам отсюда пора. — Он снова принюхался.

От бабкиной пищи шел такой дух, что листья вишни, заглядывающей в окно, скрутило, как от неведомой хвори, а петух, очумело прогуливающийся по двору, время от времени разевал клюв, словно ему не хватало воздуха.

Старуха посмотрела на петуха, на двух баранов, привязанных к столбу, и сказала, жалеючи:

— Ишь, томятся, сердешные! Тоже ведь аппетит нагуляли! Потерпите, сейчас всех накормлю.

Бандиты, каждый со своей миской, встали в очередь.

— Добавки не просить! — предупредила Маланья. — У меня скотины много, все жрать хотят.

Вскоре за столом раздалось дружное чавканье. Обгладывая селедочную голову, шеф зорко следил за тем, что происходит на улице. Он был уверен, что главный механик шума поднимать не будет. Конечно, ему досадно, что денежки утекли, но ведь и он поступил против закона. Сокровища полагалось немедленно сдать, иначе получалась утайка. Нет, ни ментов, ни механика шеф не ждал. Ну разве что попытаются воспрепятствовать их отъезду. Но не на тех напали! Если будет драка, то парни пустят в ход рога, а Серый — еще и гирю. Тут шеф снова задумался. От рогов следовало избавляться. Появляться в городе с таким украшением было немыслимо. Всех знакомых распугаешь! Оставался один выход — снова идти к Шлоссеру и требовать, чтобы избавил от рогов. Можно было пригрозить, припугнуть, наконец. Эдик вздохнул. Все так запуталось, что нормального выхода он не видел. Эх, была бы у него помповуха! Но ружье превратилось в бросовую палку. Правда, еще оставалась тротиловая шашка, но это уже смахивало на терроризм.

Наконец последняя селедочная голова была обглодана, и бандиты уставились в пустые миски голодными глазами.

— А у меня есть кое-что на десерт! — загадочно сказал шеф, извлекая украденные у Шлоссера муляжи: два яблока и три сливы. Себе он выбрал яблоки, румяные и прозрачные, а сливы отдал братве. Пацаны взяли по сливе, и с хрустом сомкнули челюсти. После нескольких минут удивленного жевания они извлекли сливы обратно и дружно направились к умывальнику, выплевывать раскрошившиеся зубы.

— Не спевые, фто ли? — пробормотал Серый. — Не фуются!

— Слабаки! — отмахнулся Эдик и вонзил зубы в пластиковое яблоко.

С нечеловеческим усилием откусив кусок, шеф принялся жевать, не сводя с яблока изумленных глаз. И чем больше он откусывал, тем круглее становились его глаза. Наконец, когда яблоко было съедено, он потрогал пальцами зубы, ставшие разом как у старой пилы, и пробормотал:

— А зерна-то где? Плохое яблоко! Ни сладости в нем, ни сока, одна преснятина!

Эдик взял в руки второе яблоко, понюхал его и расплылся в сладчайшей улыбке.

— Держи, хозяйка, — сказал он, осторожно раскрывая рот чтобы не порезать язык об осколки собственных зубов. — Угощаю!

Маланья взяла яблоко и недоверчиво уставилась на шефа:

— Чего это ты расщедрился?

— А я такой, — ухмыльнулся Эдик, стараясь не раскрывать рта, — я добрый!

— Знаю я таких добрых, — проворчала старуха, — яблоко-то небось червивое или кислое, потому и дал. А чего это оно такое легкое?

— Это от сладости! — проворковал шеф и вернулся к столу.

Братки замерли в радостном ожидании.

— Ладно, — сказала бабка, — мне сейчас некогда. Я его потом съем, — и положила муляж на полку.

Толян глупо захихикал и развел руками.

— Ни фыфа не выфло!

— Молчи, баран, — разозлился шеф. — Не то зубы выбью!

— Опофдал, феф, — осклабился Колян, — жубов больфе нету!

— Верно, — нехотя согласился Эдик, — мы понесли значительный урон. Но у нас теперь есть деньги, вставим новые, хоть алмазные. Верно я говорю?

— Вевно, — закивали головами братки.

— Но сначала надо сходить к главному механику, — сказал шеф, — пусть обратно рога убирает. Это он нахимичил, больше некому!

— А может, не он? — засомневался Серый. — Может, та ведьма на помеле, что шею мне вытянула?

— Какая разница! — возмутился Эдик. — Все они одна шайка, и механик у них за главного. Да все об этом говорят. И Лисипицин тоже!

— На цугундер его! — вскипел Толян. — Хоть бы рога были нормальные, без дупла! Садист, а не механик!

— Короче, будем действовать, — сказал шеф и встал из-за стола. Стараясь не шуметь, он заглянул на кухню.

Маланья стояла у окна, держа в руках яблоко, и внимательно разглядывала его на свет. Из яблока торчали два зуба, длинных, желтых и кривых, как ятаганы.

Шеф на цыпочках вернулся обратно:

— Пацаны, тикаем! Маланья без зубов осталась!

И тут же раздался угрожающий тигриный рык. Бандиты, отпихивая друг дружку, ринулись в окно, но застряли, выскочил только шеф. Он упал, воткнувшись рогами в землю, и мычал, пытаясь освободиться.

А в комнату уже ворвалась Маланья. С торжествующим видом она втащила бандитов обратно в дом. Шеф спрятался за поленницу, выставив наружу только стоящую дыбом шевелюру и рога. В щелочку между поленьями ему хорошо было видно все происходящее в комнате. Маланья отшвырнула Толика и Серого к стене, уперла руки в бока и многообещающе уставилась на них. На Коляна, стоящего в стороне, она не обратила внимания. А напрасно.

— Ты че? — возмутился Колян и замахнулся на бабку. — Ща по соске нарежу!

Реакция Маланьи оказалась отменной. Кулак Коляна просвистел мимо, а сам бандит оказался в душных объятиях старухи.

— Где мои зубы? — строго спросила Маланья и напрягла бицепсы.

Колян пискнул и забился, пытаясь освободиться. Тут ему на помощь пришел Серый. Он не придумал ничего лучшего, как пустить в ход гирю. Но гиря — снаряд тяжелый. Для того чтобы размахнуться, Серому пришлось крутнуться на месте, как это делают метатели ядра. От такого упражнения в голове у него все закружилось, Серый пошел юзом, и бабке оставалось только сделать ему подножку и наладить пинка в хвостовую часть. Набравший головокружительную скорость Серый не успел даже крякнуть и вместе с гирей по закону инерции вылетел в окно.

Эдик едва успел пригнуться, как над ним пронеслось вытянутое тело Серого и исчезло в раскрытой двери хлева. Послышался сочный шлепок, отчаянно завизжала свинья Авдотья, и все стихло.

— Батюшки! Свинью убил! — ахнула Маланья и сиганула прямо в окно. Не разбирая дороги, старуха, как бывалый десантник, сделала кувырок в воздухе, перемахнула через поленницу, наступила на некстати подвернувшегося шефа и ринулась в сарай. — Авдотья! — крикнула она полным отчаяния голосом и принялась лупить обмякшую свинью по небритым щекам, приводя ее в чувство.

Свинья раскрыла маленькие красные глазки и жалобно хрюкнула. На боку у нее красовалось большое красное пятно — след от соприкосновения гири с дубленой свиной шкурой.

— Обидели тебя, малышка, ударили! — горячо зашептала старуха. — Гадкие мальчишки чуть тебя не убили! Ну погоди, я им сейчас покажу!

Она поискала глазами Серого, но не нашла. Озадаченно посмотрев по сторонам, бабка потыкала вилами кучу сена и даже заглянула в свиную кормушку. Серый исчез.

— Смылся, гад! — сказала старуха удивленно. — Когда только успел? Ну ничего. Еще заявится!

Пробормотав что-то еще, Маланья направилась обратно в дом. А бандит в это время трясся от страха на шатком курином насесте в самом темном углу. Когда старуха ушла, Серый свалился вниз и, прихрамывая, выскочил наружу.

— Шеф! — прошептал он. — Бежим к реке!

— Не бежим, а идем, — возразил Эдик, фигура которого странно скособочилась.

Тем временем Колян и Толян тоже выбрались наружу. Прихрамывая и вздыхая, команда направилась на берег реки, чтобы там, в безопасной тишине, обсудить план дальнейших действий.

Некоторое время они сидели молча. Наконец Эдик вздохнул и произнес:

— Хватит, пацаны. Погуляли. Пора отсюда ноги уносить. Нужно вытащить башли из сарая и придумать что-нибудь насчет рогов.

— А может, их блендамедом натереть? — предложил Толян. — Он, говорят, от кариеса помогает.

— Лучше колгейт! — возразил Серый. — Натрем рога, и все пройдет.

Эдик скрипнул зубами и охнул, расцарапав себе язык.

— Че вы гоните? На кой нам рога укреплять?

— Тогда пошли к механику, — подал голос Колян, — ты сам сказал, что он все исправит… — Помятый в тесных бабкиных объятиях, он не договорил и сухо раскашлялся.

Эдик смутился.

— Понятное дело, что исправит, — сказал он, отводя глаза, — но мы его вроде как накололи, а теперь пойдем на поклон. В лом это!

— А че делать, че делать? — застонал Серый. — У меня вон четвертый рог вылазит! Куда мне теперь? — Он схватился за голову и зашатался, как пьяный.

Братки растерянно осмотрели голову своего приятеля.

— Точняк! — удивился Толян. — Слушай, может, у тебя их штук двести вылезет? Вроде как вместо волос?

— Что-о?! — Серый не выдержал и громко, с паскудными детскими интонациями, разрыдался.

— Ты это… того! — смутился Эдик. — Ты, Серый, успокойся. Не бери в голову. Может, в баньке отпарим, а?

— Я хочу к механику! — стонал Серый. — Я устал! Я больше не могу! У меня гиря тяжелая…

— В натуре! — поддержал Серого Колян. — Припугнем этого мужика! Заявимся к нему все вместе и скажем: «Если рога не удалишь, то мы тебя за ноги и об пол».

— Точно! — обрадовался Толян. — Именно за ноги и об пол!

Эдик задумался.

— Вообще-то это идея, — сказал он, — только надо по-умному. Короче, так… — Тут лицо Эдика приняло хитрющее выражение, что в сочетании с рогами и распухшей мордой сделало шефа похожим на киношного монстра. Братки невольно подались назад.

— Короче, так, — повторил шеф и скабрезно подмигнул. — Сейчас мешки с рыжевьем перетаскиваем в машину, ставим ее где-нибудь невдалеке от дома механика и идем к нему. Он сейчас на работе, и дома у него никого нет.

— А робот? — напомнил Серый. — Он, говорят, палкой дерется.

Эдик терпеливо вздохнул и принялся объяснять, словно туповатому ученику:

— Робота мы вчера заделали. В пыль. В труху! Забыл, что ли? Короче, забираемся к механику и ждем. А когда он заявится, мы его накроем! Никуда он не денется, все сделает, как миленький.

На самом деле в голове Эдика зрели совсем, совсем другие планы…

— Шеф, ты — гений! — обрадовались братки. — Так и сделаем!

Стараясь не шуметь, они подкрались к дому Маланьи. В открытое окно было слышно, как бабка тяжело ходит по комнатам, как жалобно скрипят половицы.

— Слон натуральный! — прошептал Колян, сидя на корточках.

Внезапно старуха остановилась. Братки облились холодным потом.

— Кхе-кхе! — неожиданно густо прокашлялась Маланья. — Кхе!

— Рвем когти! — запаниковал Серый, но Эдик схватил его за рукав.

И тут бабка запела. Мотив был страшноватый, слов почти не разобрать, братки поняли только разудалый припев:

— Это она про нашу тачку поет! — испугался Серый. — Себе ее заныкала! Такую крутую тачку!

— Я ей заныкаю! — взвился Эдик. — А ху-ху не хо-хо? Бабуля! — позвал он из кустов. — Это мы пришли!

В окне появилось бабкино лицо. Оно было исполнено мрачной решимости.

— Ага, голубчики, нарисовались! — сказала Маланья с какой-то нехорошей радостью, — Обидели сироту-старушку, а теперь извиняться пришли?

— Бабуля, это же шутка, — примирительно улыбнулся Эдик, — тебе ведь все равно зубы надо было выдирать. Вот и выдрала! Зато без боли, как у лучшего дантиста. А мы тебе новые вставим, золотые. Будешь у нас как царица!

Услышав грубую лесть, Маланья на секунду замерла, затем махнула рукой:

— Ладно, уж. Чего там, я на вас зла не держу! Такая уж, видно, планида! А вы чего, обедать пришли? Так ведь рано еще, чай, только завтракали.

— Не, бабуля, мы отчаливаем, — сказал Эдик и подмигнул браткам: вот, мол, как хорошо получается. — Пора нам. Засиделись.

— Ну и отлично, — сказала Маланья, — отчаливайте.

— А это… — Эдик заговорщицки подмигнул бабке. — Нам бы забрать из сарая…

— Что забрать-то? — не поняла Маланья.

— Ну это самое! Да не притворяйся, ты же в курсе.

— Ах, картошечку! — улыбнулась Маланья и тоже заговорщицки подмигнула.

— Ага, — осклабился шеф, — мои парни ее вчера в погреб спрятали.

— Хорошо, — сказала Маланья. — Сейчас я свинью стащу с люка, а вы машину подгоните поближе, да пошевеливайтесь, люди-то, чай, все видят. Секут! Не хочу, чтобы обо мне слухи пошли.

— Йес! Бабуля, — обрадовался Эдик, — сейчас все в натуре забацаем!

Он бросился во двор, и через минуту братки услышали звук работающего мотора. Толян, Колян и Серый побежали в сарай. Маланья вошла следом. Оттащив в сторону спящую Авдотью, она скомандовала:

— В темпе, парни, бегом!

В это время Эдик подогнал машину прямо к двери, и братки в одну минуту забросили мешки в багажное отделение.

Эдик потянулся было вскрыть один из мешков, чтобы проверить содержимое, но увидел вдалеке скорбную фигуру Лисипицина и передумал. Да и бабка, заметив его движение, показала шефу кулак:

— Выедешь из села, смотри сколько хочешь!

— Нормалек! — легко согласился Эдик. — Открывай ворота.

Серый распахнул створки, и братки кинулись к внедорожнику, чтобы забраться внутрь. Но джип неожиданно рванул вперед, причем с такой скоростью, что едва не вписался в поленницу. Лихо развернувшись, он замер, и в раскрытое окно высунулась голова шефа.

— Перегруз, пацаны, — сказал он. — Короче, пилите к механику, а я потом подгребу. Вы с ним перебазарьте по-свойски, перетрите, а я потом подъеду. И это… Не переживайте! Вам ведь главное — от рогов избавиться! — Дико захохотав, Эдик убрал голову и дал по газам. Через мгновение джип мигнул зажженными поворотниками и скрылся с глаз.

— Не понял юмора! — сказал Серый, глядя на Толяна.

— Да все путем, — неуверенно отозвался тот. — Он же сказал, что у него перегруз. Потом приедет.

— Точняк, — совсем грустно согласился Колян.

Бабка молча наблюдала за ними, на ее лице было написано самое настоящее злорадство.

— Что, соколики, — не выдержала она, — обманул вас рогатый? Смылся?

— Ничего не смылся, — разозлился Серый, — раз обещал вернуться, значит, вернется!

— Ну-ну! — Старуха широко зевнула и направилась на кухню. — Жрать захотите — чур не опаздывать.

Братки испуганно переглянулись.

— Че делать, пацаны? — запаниковал Серый. — Может, он и вправду того… Типа слинял?

— Может, и слинял, — неожиданно согласился Толян, — все равно надо к механику идти. Придется. И шеф туда заявится, чтобы рога отчекрыжить. Короче, разберемся!

— Не заявится туда шеф, — покачал головой Колян, — с такими бабками он и так хорошо устроится. Подумаешь, рога! В каком-то смысле это даже здорово. Будет в авторитете. Нет, шеф смылся — это точняк!

Неожиданно сзади скрипнула дверца, и братки увидели стоящую на пороге Маланью.

— Подите-ка сюда! — поманила она их.

Парни нехотя подошли.

— Жрать небось хотите?

— Хотим, бабушка! — захныкали братки.

— Ну тогда идите, чего уж там!

Братки влетели в комнату, шумно уселись за стол и оторопели. На столе стояло блюдо с курицей, ровно разделенной на три части. Три миски, полные благоухающей куриной лапши, стояли тут же.

— Это что? — оторопело спросил Серый, поудобнее устраивая гирю.

— Курица, — неожиданно улыбнулась бабка. — Вы что, забыли, что курицу сперли? А я-то помню! И вообще. Обманул вас ваш командир. Всю картошку себе заграбастал! — Она не выдержала и захихикала.

— Не картошку, — скорбно поправил ее Толян, — а золото!

— Да уж какое там золото, — хмыкнула Маланья. — Коли говорю: картошку, стало быть, так и есть.

Парни непонимающе уставились на нее.

— Эх вы, головы дубовые! — вздохнула бабка. — Неужто я этого дела не предвидела? Поставила ему кормовую картошку, а он ее всю и прибрал! Золотишко-то не во всякие руки дается! — И она захохотала неожиданно густым басом.

Братки молча смотрели на нее, тяжело врубаясь в происходящее. Маланья посерьезнела:

— Вам бы не бандитствовать да себя гробить, а вкалывать как следует! Глядишь, и не натерпелись бы, и деньгу заработали! Нам сезонные рабочие и зимой и летом нужны. Ну да теперь поздно об том говорить. Что до вашего шефа, то бог шельму метит. А золото вы сдайте-ка в бухгалтерию, пока совсем не пропали. Да ведь и награда за это положена, и немаленькая. — Она вздохнула и посмотрела на них. — А впрочем, сами думайте, только не прогадайте смотрите! На вас вон и так смотреть страшно, а что дальше будет…

— Что? — разом задрожали братки.

— То и будет! — сурово сказала Маланья и вышла из комнаты.

— Нечего ее слушать, — сказал Толян, молниеносно расправляясь со своей порцией. — Фуфло гонит бабка!

— Сам ты фуфло! — неожиданно сказал Серый. — У тебя и рога бараньи. А мне, например, надоело. Устал я. От рогов, от гири, и вообще. Хочется нормально пожить.

— Это точно, — кивнул Колян, — если башли у нас, тогда все меняется. С деньгами можно свое дело открыть. Легальное! Только как их в город перевезти?

— То-то и оно, — сказал Серый, — нам, рогатым, и машину никто не даст! Бабка верно говорит: скинуть рыжевье в бухгалтерию и получить деньги. Глядишь, и с механиком договоримся.

— Ну-ну, — усмехнулся Толян, — давайте!

— И дадим! — поддержал Серого Колян. — Скинем золото и возьмем свою долю.

— Пацаны, у вас крыша съехала, точняк! — сказал Толян. — Слышал бы вас шеф…

— Твой шеф — змей! — не выдержал Серый, изгибая длинную шею и нависая над Толяном. — Он нас наколол! Это он нас сюда заманил! Говорил, что здесь лохи живут, а здесь все — крутые. Это он нас подставил!

— А сам смылся, — добавил Колян.

— С картошкой, — ехидно уточнила Маланья, заглянув в комнату.

— Короче, надо идти к механику и поговорить с ним по-человечески, — решил Серый, — а то я весь рогами изошел. Куда мне такому деньги?

— Значит, вы твердо решили? — спросил Толян.

— Тверже не бывает!

— Тогда я вам скажу так: механик заставит вас золотишко-то вернуть! Ясно?

Серый задумался, попытался почесать затылок, наткнулся на рог и махнул рукой:

— Я ему сам свою долю верну, лишь бы снова человеком сделал. Не хочу светиться ночами, как телевизор! Рогов не хочу!

— И я тоже, — кивнул Колян. — Лишь бы избавиться от этой дряни. — Тут он покачал рогами. — Приведу себя в порядок и поеду в деревню. К тетке. Устроюсь на работу и буду жить, как все люди. Мне теперь ничего не страшно! А там Нинка, она меня до сих пор ждет!

Толян задумался, потом махнул рукой:

— А, ладно. Я тоже с вами. Только как мы эти мешки обратно потащим? Они же тяжелюшие!

— А про тележку-то забыли? — спросила Маланья, снова заглядывая в комнату.

Через час жители Калиновки стали свидетелями странного зрелища. Трое измученных парней в дурацких шапках на головах толкали по улице тележку, на которой лежали картофельные мешки.

— Заключенные сбежали, — шепнула Жульетта своей соседке. — Видишь, и жратву с собой прихватили!

Мнения разделились. Кто-то предположил, что в село забрели путешественники, пешком добирающиеся из Владивостока. Более скептически настроенные уверяли, что это очередная научная экспедиция. А кто-то высказал совсем уж крамольную мысль, что перед ними эмигранты из стран Балтии.

— Вот до чего нашего брата в Прибалтике доводят! — ахнула какая-то сердобольная бабка.

— Вы это прекратите, — сказал скульптор Агафонов, выходя за калитку. — Зачем раздувать межнациональную вражду?

— А никто и не раздувает, — возразила Жульетта. — Ты сам посмотри, страхота-то какая!

— Глупые вы люди, — усмехнулся Агафонов. — Это же художественная самодеятельность. У них наверняка репетиция!

Не обращая на все эти разговоры внимания, братки добрались до шлоссеровского дома и постучали в калитку.

— Кого еще несет? — проворчал говорящий запор, но калитка тем не менее распахнулась, и на пороге возник улыбающийся Гаврила.

— Гаврила дверь открывай, сахарок дай, дай! — пробормотал он и тут же затих.

Лицо Гаврилы исказилось гримасой непонимания. Какое-то время он с жалостью смотрел на парней, а затем вытащил из кармана три кусочка сахара:

— Гаврила добрый! Гаврила дверь открывай, сахарком угощай!

При виде сахара бандиты оторопели. Затем Серый недоверчиво протянул руку и сгреб кусочек. Осмотрев его, сунул кусок в рот и захрустел. На лице братка расплылась блаженная улыбка.

— Вкусно! — прошептал он, закатывая глаза.

Толян и Колян быстро последовали его примеру. Пока они грызли сахар, в калитке появилась еще одна фигура. Это был Шлоссер. Осмотрев братков, он кивнул:

— Значит, сами пришли? И золото принесли. Это хорошо. Ну что ж, проходите:

При дневном свете братки оказались вовсе не страшными, скорее жалкими. Они вкатили тележку во двор и остановились в нерешительности.

— Идемте, идемте, — поманил их главный механик, — не на улице же разговаривать.

— Так это… Командир, — Толян со страхом посмотрел на мешки, — там же золото!

— Знаю, знаю! — засмеялся Шлоссер. — Сейчас в бухгалтерию позвоню. Там у них грузчик есть и специальный склад. Приедут, заберут, все посчитают. У нас ведь без обмана. Надо было раньше это сделать, да все недосуг!

Он вынул из кармана мобильник и позвонил. Бросив несколько слов, повернулся к браткам:

— Ну вот и все. Сейчас приедут.

— Так просто? — изумился Серый.

— У нас все просто, — сказал Шлоссер, — особенно такие дела. Все организовано… — Он развел руками. — Места у нас древние, куда ни копни — или клад, или сокровище. Даже надоело, честное слово!

Механик пошел вперед, а Серый и Толян поплелись за ним. Колян шел позади всех и все оглядывался на оставленные без присмотра мешки.

Шлоссер распахнул дверь и гостеприимным жестом указал внутрь:

— Заждались! Хотели уже посылать за вами.

Ничего не понимая, парни вошли в комнату и обомлели.

За столом грозно восседал Горыныч. По правую руку от него сидела Яга, по левую — Кощей. Шишига и Леший пристроились рядом. Напротив сидели Костя, Евстигнеев и Полумраков. До этого они о чем-то оживленно разговаривали, но, увидев гостей, замолчали и уставились на них.

Ноги у парней подкосились, и они бухнулись на стулья, словно специально поставленные у стены. Братков было трое, а стула четыре. Однако это оказалось очень кстати. На свободный стул Серый тут же примостил свою гирю.

— Гаврила, — сказал Шлоссер, протягивая инопланетянину сахарок, — будь на стреме. Чтобы никто не вошел и не вышел. Приедут из бухгалтерии, сдашь все по описи.

— Гаврила сахарок получать! Приказ исполнять! — вытянулся в струнку инопланетянин и кинулся за дверь.

Секунды две висела напряженная тишина. Первой ее нарушила Шишига.

— Бедненькие! — ахнула она, глядя на пацанов. — До чего дошли!

— Бандитская жизнь она до добра не доводит, — сварливо заметил Леший. Чувствовалось, что он нисколечки не сочувствует бандитам, даже таким разнесчастным.

— Товарищи! — Кощей постучал по столу карандашом. — Кажется, все в сборе? Нет? Кого не хватает?

— Ше-эфа! — проблеял Толян и преданными глазами уставился на Кощея.

— Шефа? — Кощей задумался. — А где же он?

— Он украл у Маланьи пять мешков картошки и смылся, — грустно доложил Серый.

— Видать, совсем оголодал, — удивилась Яга, — коли на картошку позарился.

— Он перепутал, — пояснил Колян, — он ее вместо золота свистнул.

Братки попытались улыбнуться, но лица собравшихся были суровы.

— Товарищи! — замогильным голосом произнес Кощей. — Заседание товарищеского суда предлагаю считать открытым!

Услышав, что их будут судить товарищеским судом, братки разом скуксились.

— Не тяни резину, — сказала Яга. — Судить так судить, неча ждать! — она метнула в парней сердитый взгляд и замолчала.

— Снимите головные уборы! — потребовал Кощей. — Что за неуважение к суду? Вот так!

Братки сняли с голов размякшие клобуки, и члены суда ахнули от ужаса. Даже Кощей не выдержал и покосился на Ягу.

— Н-да! Это уже явный перебор! А кто-то говорил о гуманизме…

Старуха вздохнула:

— Сгоряча, батюшка, от гнева заклинания перепутала. Вместо малого да наградила большим!

— А шея-то, шея! — не выдержал Евстигнеев. — Лебедь натуральный!

— Прекратить шум! — Кощей быстро пришел в себя и снова постучал карандашом по столу. — Как нам стало известно, данные товарищи повинны в ряде безобразий, которых в нашем районе не было уже несколько лет.

— Мы ничего не сделали! — затрепетали братки. — Простите нас, пожалуйста!

— Как это ничего не сделали? — возмутилась Яга. — А кто Потапычу глаз поцарапал? А пожар? Если бы не Лексей, весь лес бы в головешки превратился!

— Рыбку динамитом глушили, — вставил Леший. — Меня хотели застрелить!

— Товарищи! — возмутился Кощей, с трудом перекрывая нестройный гул. — Все выскажетесь в порядке очередности! Сначала я зачитаю обвинение. Итак: данные граждане, проникнув в наш район, первым делом устроили попойку, развели костер и едва не спалили лес. Затем, продолжая веселиться, учинили стрельбу по лесным птахам. Скажу сразу — ни в кого не попали, но повредили ряд ценных реликтовых дубов. Далее. Глушили рыбу динамитом. Это установленный факт. Потом охотились на осетра при помощи акваланга и подводного ружья. И это еще не все. Не далее как вчера вышеупомянутые граждане произвели проникновение в запретную зону, а конкретно — в Тридевятое царство, где обманным путем завладели сундуком, в котором находилось материальных ценностей в виде золота и драгоценных камней на сумму в полтора миллиона евро. Но и этого им показалось мало. Они залезли в дом всеми нами уважаемого главного механика и похитили сокровища фараона, переданные в дар Калиновскому совхозу. Все эти действия не могли не вызвать ответной реакции у местного населения. Как результат этих действий — превращение данных граждан в натуральных монстров, что, без всякого сомнения, оскорбляет эстетическое чувство каждого нормального существа. Перед нами стоит архиважная проблема: что делать с провинившимися? Прошу высказываться в порядке очередности.

Во время этой довольно длинной речи Горыныч слегка задремал и начал присвистывать, когда же Кощей замолчал, все невольно уставились на него.

— Ты, кажется, хотел что-то сказать? — ехидно осведомился Кощей и щелкнул пальцами. — Слово имеет товарищ Горыныч!

Змей заморгал глазами, позеленел и попытался встать.

— Сиди уж! — пробормотала Яга. — А то, неровен час, потолок проломишь.

— Кхе, — сказал Горыныч, — ну да. Ага. — Он уставился на съежившихся братков и невольно почесал в затылке. — А чего с ними делать-то? По-моему, они уже того… Готовы. Думаю, их надо отпустить на все четыре стороны. Всыпать, конечно, для острастки палок триста каждому. У Гаврилы это хорошо получается. А потом пусть идут!

В комнате воцарилась изумленная тишина. Кощей, не веря своим ушам, уставился на Горыныча. Шишига ахнула и закрыла глаза. Костя отрицательно покачал головой.

— Ты что же нам советуешь, душегубец бесстыжий, — не выдержала Яга. — А еще непротивленец! Триста палок! Да они после двухсот как есть помрут! Ты хоть думай иногда!

— Да я, бабуль, чего? — смутился Горыныч. — Я это несерьезно. Что уж, и пошутить нельзя?

— Нельзя! — рассердился Кощей. — Мы тут серьезное дело решаем, а он шутки шутить! Балаган устроил. Вот возьму и в угол поставлю за хулиганство!

— Я больше не буду! — испугался Змей. — Я сейчас серьезно скажу. Их нужно это… — Тут Горыныч замялся, и глаза его удивительно поглупели. — К Лисипицину их пристроить! Пусть село озеленяют. Клумбы делают, цветочки сажают.

— Садись! — Кощей устало махнул рукой.

— Можно я? — Костя встал со стула и вышел на середину комнаты. — Во-первых, необходимо привести их в человеческий вид. А то смотреть страшно. Такое чувство, что парни приползли из концлагеря для чертей. Яга Степанидовна?

— Слушаю, милок! — охотно откликнулась старуха.

— Вы можете избавить их от этих отвратительных рогов? Кстати, длинная шея — тоже ваша работа?

— Знамо, моя! — самодовольно потупилась Яга. — Никто так не может! Я ведь почему их заколдовала? Чтобы задумались маленько. Для острастки!

— Им нечем думать, — сказал Костя, — у них в голове кость одна.

— А разве там что-нибудь должно быть? — удивился Серый и тут же получил тычок от Коляна.

— Вот видите! — продолжил Костя. — Конечно, все это сдерживало их от более серьезных проступков. Но теперь предлагаю их расколдовать!

— Приятно слышать здравые речи! — обрадовался Кощей. — Сразу видно цивилизованного человека. Товарищ Яга! Проведите с подсудимыми необходимую работу, и продолжим!

— Не надо! — затрепетали братки, но Яга их успокоила:

— Не век же вам уродами ходить? Сейчас все исправим. — Она вынула из передника три пирожка и протянула бандитам. — Кушайте, соколики!

Братки принюхались и жадно схватили пироги. Между тем Яга прочла короткое заклинание, и не успели Толян, Колян и Серый проглотить последние кусочки, как рога с тихим стуком отскочили от их голов и упали на пол.

Серый обалдело посмотрел на рога и вдруг схватил себя за шею.

— Ура! — закричал он. — Ура, товарищи! Шея укоротилась!

— К чему такая радость? — сухо остановил его Кощей. — Процесс еще не закончен.

Однако Серый не унимался:

— Шея нормальная! — бормотал он. — Честное слово, укоротилась! Как хорошо-то! Теперь голову отрезать не надо. — Парень посмотрел на всех такими счастливыми глазами, что Яга невольно смутилась.

— Чего уж там! — пробормотала она. — Вот, съешьте-ка еще по пирожку, чтобы не светиться по ночам.

— Я не виноват, — сразу же заявил Шлоссер. — Я не знал, что они в реактор полезут.

— Тебя никто и не винит, — успокоил его Евстигнеев.

Через минуту братки приобрели совершенно нормальный человеческий вид.

— Вот теперь можно разговаривать, — с облегчением вздохнул Костя. — Давайте рассмотрим два варианта. Первый — сдать их районным властям.

— А они отпустят их через час, — возразил Евстигнеев. — Ты не хуже моего знаешь, как такие веши делаются. Я — против!

— Я тоже против, — сказал Шлоссер, — улик никаких, все шито белыми нитками.

— Почему же белыми? — удивился Костя.

— А какими? Красными, что ли?

— Хорошо, — Костя снова посмотрел на братков, — есть другой вариант. Пусть поработают в совхозе. Узнают, что такое труд. Может, исправятся?

— А как же наказание? — тихо осведомился Леший.

— Ну если засчитать все, что они вытерпели, то можно обойтись и без наказания, — сказал Костя.

— Вот кто у нас непротивленец! — восхитилась Яга и, повернувшись к Горынычу, добавила: — Учись, голова садовая!

— А что они такого вытерпели? — не понял Полумраков.

— У Маланьи жили, — пояснила Яга, давясь от смеха. — Она их помоями потчевала!

— Чем?! — изумился Полумраков.

— Поросячьими помоями! — твердо сказала Степанидовна.

— А зачем же они их ели? — еще больше удивился Савелий.

— Попробовали бы они их не есть! — многозначительно улыбнулась Яга. — Маланья и не таких приручала! Она слово знает. Как-никак — моя внучатая племянница.

— Тогда, пожалуй, что да! — сказал Полумраков. — Тогда я понимаю… — и надолго задумался.

— У кого еще будут предложения? — спросил Кощей.

Предложений больше не было. Наоборот, возможность исправить братков при помощи честного труда всем очень понравилась.

— Замечательно, — согласилась Шишига. — Да ведь только сбегут!

— Не сбегут! — твердо сказала Яга.

— Это почему же? — заинтересовался Евстигнеев. — Такое вполне возможно. Не следить же за каждым их шагом?

— Зелье! — напомнил ему Леший.

— Тьфу ты! — Евстигнеев кивнул головой. — Верно. Не сбегут. Но, погодите, главный-то их исчез!

— Никуды он не денется, — мрачно возразил Леший, — там же в лесу и прячется.

— И долго прятаться будет? — спросил Евстигнеев.

— Пока всю картошку не съест! — расхохотался Горыныч.

Кощей важно кивнул:

— Верно. Съест картошку — и придет сдаваться. Сам. Как вот эти пришли. А теперь давайте решать, куда их трудоустроить?

— Мне рабочие в ремонтно-механический цех нужны, — сказал Шлоссер, — пусть ремонтом занимаются.

— А может, все-таки к Лисипицину? — предложил Полумраков.

— На предмет будущего сговора? — нахмурился Кощей. — Нет уж, спасибо! Я против. Федор Семеныч, забирайте своих работников!

Шлоссер вздохнул и посмотрел на бандитов:

— Все слышали?

— Ага! — уныло закивали братки.

— Возражения есть?

— Есть вопрос! — осмелел Толян. — Как жить будем?

— Так и будете, — коротко ответил Шлоссер. — Зарплата у нас хорошая, премии постоянно. Квартируете вы у Маланьи, так что вопрос решенный.

— А если… — начал было Толян, но Шлоссер его не дослушал:

— Никаких «если». Из села вам не убежать. А вздумаете чудить, снова рогами обзаведетесь. Хотите вы этого?

— Нет, нет! — разом задрожали бандиты.

— Хорошо, — сказал, поднимаясь, Кощей. — Таким образом, вопрос считаем решенным.

Братки смотрели на Шлоссера преданными глазами. Из всего сказанного они поняли только одно: шеф сменился и они переходят под начало главного механика. Шлоссер в их глазах сразу стал крутым.

— Командир! — начал Серый, прижимая гирю к груди, но Шлоссер его остановил.

— Во-первых, положи гирю. Она тебе не нужна.

— А разве она отклеилась? — пробормотал Серый. — Вот те на! А я уж привык. — Он положил гирю на пол и отнял руку. — И вправду отклеилась!

— Естественно, — сказал Шлоссер. — А теперь самое главное: никогда не называйте меня командиром. Ясно?

— Ясно, шеф! — весело гаркнули братки.

Шлоссер поморщился:

— И шефом тоже не называйте.

Парни почесались, переглянулись, и Толян, как самый умный, тихонько осведомился:

— Как вас теперь называть?

— Федором Семеновичем, — пояснил механик.

— Класс! — обрадовались парни, а Костя, наклонившись к Евстигнееву, прошептал:

— Тут без волшебного камня не обойтись!

— Это точно, — кивнул Евстигнеев.

— Федор Семенович, вопрос можно? — неожиданно чистым голосом сказал Колян.

Шлоссер кивнул:

— Задавай. Только учтите, — тут он посмотрел на чаны, — сейчас начнется обеденный перерыв. Чтобы через час были в РМЦ. Без опозданий!

— А я как раз насчет обеда и хочу спросить. — Колян сглотнул слюну. — Маланья готовит плоховато…

— Точно, — завздыхали Серый и Толян, — надоели рыбьи головы! И капустный лист надоел!

— Знамо, надоел, — сказала Яга Степанидовна, поднимаясь с места. — Так ведь я с Маланьей уж все обговорила. Теперь она готовить будет как положено. Раньше-то вы жили по-свински, и она вам готовила, как, извините, поросятам. А коли людьми решили стать, так и будет все по-человечески.

Ошалевшие братки вышли на улицу. Костя посмотрел им вслед и зевнул:

— Всю ночь из-за этих монстров не спали!

— Да какие ж они монстры? — удивилась Яга. — Так, монстрики!

— А в начале?

— И в начале монстрики! — безапелляционно заявила Яга. — Вот Лисипицин — так это и впрямь сущий демон.

— Шлоссер изобрел дезинтегратор, — усмехнулся Евстигнеев. — Мы можем превратить Лисипицина в солнечный свет и чистый воздух.

— Не думаю, что от Лисипицина будет много света, — поморщился Кощей. — Пусть уж лучше село подметает! Хоть какая-то польза. А мы…

— Мы будем ловить шефа! — загорелся Горыныч.

— Еще чего! — отмахнулась Яга. — Поголодает и сам явится.

Тем временем Эдик на хорошей скорости мчался по лесной дороге. Почему-то он никак не мог выехать на шоссе и все наворачивал и наворачивал одинаковые крути. Через час его охватил панический страх. Шеф и сам не понял, чего он так испугался, но ужас сдавил его с нечеловеческой силой и заставил заглушить мотор. Парень вылез наружу и вытер вспотевший лоб.

— В натуре! — пробормотал он, затравленно оглядываясь. Первым его побуждением было бежать обратно в село, под надежный Маланьин кров, к баланде с селедочными головами. Шеф невольно облизнулся и почувствовал на языке металлический привкус селедки.

«Что делать? — мелькнуло в его голове. Лес, страшный и густой, обступал со всех сторон. — Может, менты впереди пасут?»

Тут ему пришла мысль, что впереди его и впрямь ждет засада. И тогда прости-прощай, золото, прощай, вилла на солнечном берегу в красивом городе Майами. Тогда вместо девушек с шоколадным загаром его будет встречать вертухай с дубиной. Только не это!

«Нужно спрятать золото, — подумал он, — зарыть в лесу и приметить место, а потом, когда все утрясется, приехать и забрать».

За все это время Эдика ни разу не посетила мысль о брошенных братках. С самого начала он решил, что эти дебилы обойдутся и так. И вот теперь его мечта исполнилась!

Он раскрыл багажное отделение, вынул лопату и, кривясь от боли в спине, на которую наступила Маланья, вытащил мешки.

«Здорово! — подумал бандит. — Много золота! На всю жизнь хватит!»

Не в силах удержаться, он дрожащими руками развязал один из мешков.

— Картошка! — усмехнулся он. — Молодцы, парни. Сверху картошкой присыпали. Надо же, сколько навалили, не пожалели!

Закатав рукава до самого плеча, он запустил пятерню в мешок, но все равно ничего, кроме картошки, к тому же довольно мелкой, не обнаружил.

— Ху из ху! — бессмысленно пробормотал Эдик и вдруг рассмеялся: — Пацаны прихватили лишний мешок! Хе-хе! Ну это Толян! Его работа. Он любит жареную картошку жрать!

Завязав мешок, Эдик оттащил его в сторону и огляделся. Невдалеке от дороги начинались густые кусты.

«Туда и спрячу!» — решил он и поволок мешки в сторону от дороги. Место оказалось хорошее и приметное. Напротив стоял здоровенный дуб с дуплом. Из дупла кто-то смотрел голодными глазами.

«Сейчас ты у меня посмотришь!» — злобно подумал Эдик, снимая с себя треуголку и глядя в дупло с усмешкой.

Голодные глаза ошарашенно моргнули и пропали. Через секунду до слуха шефа донесся глухой стук.

— Готов! — обрадовался Эдик. — Мы еще посмотрим, кто кого напугает!

Схватив лопату, шеф принялся лихорадочно рыть яму. Все это время он подозрительно посматривал на остальные мешки и наконец не выдержал. Бросив лопату, кинулся к мешкам и начал развязывать их, дрожа от нетерпения, помогая себе зубами, подвывая от волнения, как голодный волк.

Из развязанных мешков на землю посыпалась картошка. Эта была, пожалуй, покрупней, но все равно ничего общего с золотом не имела. На всякий случай Эдик колупнул одну картофелину ногтем и лизнул языком.

И тут в его голове что-то коротко треснуло, и словно бы даже пахнуло дымком, как бывает, когда замыкает электропроводка. Он глупо уставился на мешки. Затем, вынув картофелину, отложил ее в сторону:

— Раз картошка! — Отложил другую.

— Два картошка! — Отложил третью…

Незаметно подкравшиеся гоблины с восторгом смотрели, как незнакомое чудовище перебирает земляные клубни.

— Пять тысяч семьсот восемьдесят пять! — считал Эдик, грязной рукой вытирая пот. — Пять тысяч семьсот восемьдесят шесть!

Наконец он взял последнюю, самую маленькую картофелину, глянул на нее горящими глазами, выкрикнул очередную цифру и лег пластом.

Впрочем, прохлаждался он недолго. Услышав шевеление в кустах, Эдик вскочил и принял боевую стойку.

— Мое! — взвизгнул он. — Не отдам!

И гоблины в нерешительности отступили.

Прошло несколько дней. Костя с Евстигнеевым при помощи камня чудес вселили в братков не только тягу к дисциплине, но и к экологии. По лицам парней, посвежевших и веселых, было видно, что они счастливы.

Особенно они любили посидеть вечерком на лавочке и поговорить за жизнь.

В тот день у всех было особенно хорошее настроение. Им удалось отладить комбайн на тригенных куаторах. Тот самый, на котором Шлоссер уже поставил было крест. Вдобавок Колян вычитал в каком-то журнале, как утилизировать промышленные отходы.

Увлеченные разговором, друзья не сразу заметили запыхавшегося Шлоссера.

— П-привет! — сказал главный механик, слегка заикаясь от быстрого бега по калиновским улочкам. — Т-тревога!

— Погоди, Семеныч, — отмахнулся Евстигнеев, — слышь, парни дело говорят! После специальной обработки отходы можно прессовать…

— Вы что, оглохли?! — вскипел Шлоссер. — Ведь ясно сказал: тревога! Космические пираты на орбите! Вот-вот начнется внедрение! Тьфу, вторжение!

— Что-о?!

Приключения продолжались!..