40

Несколько часов прошли в томительном молчании. Узники были погружены каждый в свои мрачные мысли, Эмили – сидя на полу у стены, а Роберт – лежа на койке. Мысли пилота были, по всей видимости, мрачнее, так как он не поддержал ни одной попытки завязать разговор. Он вообще как будто не замечал присутствия девушки, хотя теперь, после того как она привела себя в порядок, она выглядела куда лучше, чем в лесу. Должно быть, Уайта вовсе не занимали мысли о последней женщине в жизни – или, по крайней мере, перед долгим перерывом. Эмили вспомнила, что в рубке «Крейсера» не было обычных для таких помещений стереофото полуголых красоток – вместо них висели действительно красивые пейзажи разных планет.

Так как Сэндерс не позаботился о дополнительном пайке для Эмили, узникам пришлось разделить оставшуюся порцию Роберта. После этого у них осталось только немного воды. Наконец Эмили заявила, что хочет спать.

– Ну так спите, – ответил пилот и счел нужным пояснить: – Свет здесь не выключается.

– Но... вы предлагаете мне спать на полу?

– А у вас есть конструктивная альтернатива? Я не вижу здесь второй койки. Правда, за той дверью есть унитаз, но вряд ли это адекватная замена.

– Мистер Уайт, сэр, не будете ли вы так любезны уступить мне свою койку?

– Нет, – просто ответил Роберт, игнорируя ее сарказм.

– Но ведь вы все равно не спите!

– Ну и что? Раз уж я, не без вашей помощи, первым занял это помещение, то намерен воспользоваться всеми вытекающими отсюда преимуществами.

– Вы все еще сердитесь на меня?

– Знаете, каждый раз, когда я вспомню, что этот ублюдок был уже у меня на мушке... – Уайт сделал паузу. – Впрочем, сожалеть о прошлом – самое бесполезное занятие на свете. В данный момент меня более занимают вещи, способные повлиять на будущее.

– Например?

– Например, почему Сэндерс вас не изнасиловал.

– Ну, знаете!

– Но ведь он хотел это сделать?

– Он хотел... добровольно...

– Только не убеждайте меня, что нежной и чуткой душе Сэндерса претит всякое насилие.

– Ну и что вы решили? И почему это так важно?

– По всей видимости, ему просто запретили. Недвусмысленно запретили его хозяева – или он боится, что там, куда мы летим, вы можете на него пожаловаться, и к вашим словам прислушаются.

– Вы что, опять обвиняете меня в том, что я его сообщница? Не забывайте, он втолкнул меня к вам!

– Нет, я вас не обвиняю, мне просто интересно, какие он получил инструкции... Кстати, думаю, он и мне бы не позволил ничего подобного – он просто хотел унизить нас обоих.

– Ну что же, я очень рада, что вы не дали ему такой возможности. Так как же насчет койки?

– Кстати, означает ли ваше желание спать, что сейчас ночь по корабельному времени?

– Именно это оно и означает.

– Очень хорошо. В таком случае, спокойной ночи, мисс Клайренс. Весь пол в этой каюте в вашем распоряжении.

Эмили с оскорбленным видом улеглась на полу у стены, спиной к пилоту, подложив руки под голову. Уайт тоже закрыл глаза и лежал неподвижно, столько времени, сколько, по его мнению, требовалось Сэндерсу, чтобы утратить всякий интерес к происходящему в каюте. После этого Роберт встал и неслышно подошел к девушке.

– Что такое? – Эмили, которой так и не удалось заснуть, удивленно смотрела на пилота, стоявшего над ней с консервной банкой в руке.

– Тсс! – прошептал он, наклоняясь к ней. – Я надеюсь, что Сэндерс спит, но он может спать недалеко от включенного монитора, и не стоит его будить. Мне нужна ваша помощь.

– И не подумаю!

– Да уступлю я вам койку, черт возьми! Речь идет о нашем спасении. Видите отверстие на потолке?

– Да, это вентиляция.

– Именно. Мне туда не дотянуться. Я подсажу вас, а вы закроете его крышкой от банки, подсунете ее под решетку. И постарайтесь замазать щели остатками консервов.

– Но ведь каюта герметична! Мы задохнемся!

– Не сразу. Как только состав воздуха значительно изменится, датчики системы жизнеобеспечения зафиксируют это. После этого автоматика сравнит воздух внутри и снаружи каюты и, по идее, должна открыть дверь.

– Вы говорите – по идее?

– Да, на военном корабле блокировка двери с пульта должна иметь высший приоритет по сравнению с командами системы жизнеобеспечения. Но и в этом случае будет подан сигнал тревоги. Совершенно очевидно, что у Сэндерса есть приказ доставить нас живыми. Значит, ему придется что-то делать...

– Я поняла, – закивала Эмили.

– Вот и отлично. Забирайтесь, – пилот нагнулся, уперев руки в колени, и проворчал: – Черт, опять я позволяю женщине сесть себе на шею.

Когда Эмили взобралась ему на плечи, он подумал, что, вероятно, нашлось бы немало мужчин, которым подобное доставило бы удовольствие, и лишний раз подивился глупости человеческой.

Через пару минут вентиляционное отверстие было довольно основательно перекрыто.

– О'кей, – сказал Роберт, распрямляясь. – С помощью скрытой камеры можно видеть потолок?

– Нет, она расположена где-то наверху и направлена вниз.

– Значит, есть надежда, что Сэндерс ничего не заметит раньше времени... Теперь ложитесь на койку и постарайтесь выспаться, пока в этой каюте еще достаточно кислорода.

Сам Роберт не хотел спать и жалел об этом. Через несколько часов сон в отравленной атмосфере уже не будет восстанавливать силы... Пилот сел на пол в углу, привалившись к смыкающимся стенам, и закрыл глаза. Ложиться уж во всяком случае не следовало – ведь углекислый газ в первую очередь скапливается внизу. Спустя какое-то время он почувствовал сонливость – может быть, в результате самовнушения, а возможно, это был первый признак кислородного голодания. Так или иначе, Роберт уснул.

Проснулся он с сильной головной болью. Перед самым пробуждением его мучил кошмар: бесконечное вязкое болото, погруженное в серый полумрак, по которому он бредет, с трудом переставляя ноги, без цели, без надежды, и будет брести вечно... Роберт расстегнул комбинезон на груди и принялся обмахиваться рукой, но волны тяжелого, спертого воздуха не приносили облегчения. Пилот встал (от этого пульс его участился, и каждый удар отдавался болью в висках), умылся гигиеническим раствором, который тек из крана в умывальнике, и выпил из баллона несколько глотков воды, показавшейся ему теплой и противной на вкус. В этот момент Эмили застонала, зашевелилась и села на койке. Вид у нее был бледный и несчастный.

– Кажется, ваша чертова система жизнеобеспечения считает нас растениями, способными дышать углекислым газом, – сказала она слабым голосом.

Роберт, если бы у него не болела так голова, непременно объяснил бы ей, что растения, как и все белковые организмы, дышат кислородом, а углекислый газ поглощают лишь в процессе питания, но вместо этого он только бросил взгляд на часы и проворчал: – Да, прошло слишком много времени... Не исключено, что мы уже в обычном пространстве.

В этот момент в двери раздался щелчок.

Роберт молнией метнулся к ней и рванул ручку, но дверь не сдвинулась с места. Как он и предполагал, замок был заблокирован. Это физическое усилие дорого стоило пилоту; привалившись спиной к двери, он тяжело дышал, тщетно массируя лоб и виски. Сперва он делал это обеими руками, потом опустил левую так, что запястье оказалось возле замка. Прошло чуть больше минуты, и в замке снова что-то щелкнуло. Дверь ушла в стену на пару сантиметров и снова замерла. Роберт жадно глотал свежий воздух, проникавший через образовавшуюся щель.

– Эй, вы, – раздался снаружи голос Сэндерса. Поскольку он сам из нелепой перестраховки демонтировал панель связи в каюте, а скрытая камера, естественно, не обладала репродуктором, говорить со своим пленниками он мог только через щель в двери. – Что это вы там затеяли с вентиляцией? Немедленно приведите все в порядок.

– И не подумаем, – ответил Роберт. – Можешь заняться этим сам, если хочешь.

– Надеетесь напасть на меня, когда я войду? Я и не собираюсь входить, вы все почините сами. И не советую со мной спорить, я вооружен.

– Вы не посмеете нас убить, – усмехнулся пилот. – У вас приказ доставить нас живыми.

– На вашем месте, мистер Уайт, я бы не был столь самоуверен – мои инструкции касаются только мисс Клайренс. Но я действительно не стану вас убивать. Если вы, Уайт, сейчас же не подчинитесь, я открою дверь ровно настолько, чтобы прострелить вам обе ноги. А когда вы будете валяться на полу, визжать от боли и вонять горелым мясом, я свяжу вашу строптивую подружку так, что она не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой, и оставлю в крайне неудобной позе до конца полета. Надеюсь, вы оба понимаете, что я не шучу. Считаю до пяти. Раз. Два...

– Ну хорошо, хорошо, – сдался Роберт, отходя от щели. – Все равно он стоит слишком далеко от двери, чтобы я успел напасть на него, когда она откроется, – добавил он извиняющимся тоном, обращаясь к Эмили.

– Чертовски верное замечание, – рассмеялся Сэндерс. В течение следующих пяти минут он вдоволь повеселился, глядя через щель, как два измученных, задыхающихся человека пытаются устранить ими же созданную неисправность. Наконец крышка банки выскользнула из-под закрывавшей отверстие решетки, и вентиляция заработала с утроенной силой, спеша обновить воздух в каюте.

– Ну вот, – нравоучительно изрек Сэндерс, – и не пытайтесь придумать еще какую-нибудь глупость. Скоро мы прибудем на место.

Дверь захлопнулась. В тот же момент выражение униженной покорности исчезло с лица Роберта. Эмили поняла, что игра еще не проиграна. Пилот быстро подошел к двери и, держа руку у замка, принялся проделывать какие-то манипуляции со своими незаменимыми часами. Через несколько секунд замок щелкнул, и дверь наполовину уехала в стену. Роберт вышел в коридор. Эмили, успевшая уже опуститься на койку, вскочила и устремилась за ним, но пилот, стоя в дверях, преграждал ей путь.

– Как вы это сделали? – спросила она, еще не понимая, что Уайт намеренно не дает ей выйти.

– Мои часы способны не только регистрировать почти весь электромагнитный спектр, но и передавать сигналы в широком диапазоне частот. Сэндерс, открывая дверь, пользовался дистанционным управлением; я засек отпирающий сигнал и теперь воспроизвел его.

– Чудесно; но, может, вы пропустите меня?

– Вам придется остаться. Если Сэндерс увидит, что мы оба исчезли, он забеспокоится; а если не обнаружит только меня, то, пожалуй, решит, что я в туалете.

И, прежде чем Эмили успела опомниться, дверь снова захлопнулась.