"Перст судьбы" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)Глава XLIV. ДОПРОСКапитан граф Гвардиоли поймал взгляд симпатии, которым обменялись Генри и дочь синдика. Этот взгляд еще более подзадорил в нем желание выказать свою власть над молодым англичанином. — Где вы поймали этого оборванца? — спросил он сержанта, бросая презрительный взгляд на Генри. — Мы его схватили в тот момент, когда он тайком пробирался к деревне. — Тайком! — вскричал молодой англичанин, пристально смотря на сержанта, опустившего глаза… — За мои лохмотья вам следует краснеть, г-н офицер. Если бы вы и ваши солдаты лучше исполняли свои обязанности, моя одежда не была бы в таком состоянии. — Ого, синьор, у вас слишком острый язык! Советую вам отвечать только на вопросы. — Я имею право говорить первый… По какому поводу я в плену? — А вот это сейчас выяснится. Есть у вас паспорт? — Странный вопрос для человека, только что вырвавшегося из когтей разбойников! — Почему мы можем это знать? — Мое появление здесь и мой внешний вид служат неопровержимым доказательством моих слов. А если вам этого недостаточно, то я призову в свидетели синьорину, которая, может быть, вспомнит пленника, виденного ею со своего балкона. — Конечно, конечно, папа, это тот самый. — Я подтверждаю, капитан Гвардиоли, что этот человек и есть тот самый английский художник, о котором мы говорили. — Возможно, — ответил Гвардиоли с недоверчивой улыбкой, — но, может быть, синьор играет и другую роль, о которой он умалчивает. — Какую другую роль? — спросил Генри. — Шпиона. — Шпиона! — повторил пленник, — но для кого и зачем? — А вот это я и хочу узнать, — иронически заметил Гвардиоли. — Ну, сознавайтесь! Ваша искренность сократит время вашего плена. — Моего плена?.. Но по какому праву, милостивый государь, говорите вы о плене? Я британский подданный, а вы офицер папской армии, а не начальник бандитов… Берегитесь, вы рискуете! — Чего бы мне это ни стоило, синьор, но вы мой пленник и останетесь им до тех пор, пока я не узнаю причин, приведших вас в эти места. Ваши рассказы очень подозрительны. Вы выдаете себя за художника? — Я и есть художник, хотя очень скромный, но не все ли это равно. — Совсем не все равно. Почему вы, бедный художник, очутились в этих горах? Если вы англичанин и артист, как вы утверждаете, то ведь вы приехали в Рим изучать искусство? Так с какой же целью вы очутились здесь? Отвечайте, синьор! Молодой человек колебался, сказать ли правду? Одного слова было достаточно, чтобы получить свободу. — Синьор капитан, — сказал он после краткого размышления, — если вы считаете своим долгом узнать причины, приведшие меня сюда, я вам их скажу. Может быть, мой ответ удивит синьора Торреани и синьориту Лючетту. — Откуда вы знаете наши имена? — вскричали с удивлением синдик и его дочь. — От вашего сына, синьор. — Моего сына? Он в Лондоне! — Именно в Лондоне я впервые услышал имена Франческо и Лючетты Торреани. — Вы знаете Луиджи? — Так хорошо, как может знать человек, проживший с ним целый год под одним кровом… — Спасший его кошелек и, может быть, жизнь, — прервал синдик, подходя к артисту и протягивая ему руку. — Если я не ошибаюсь, вы тот молодой человек, который его вырвал из рук разбойников и убийц? Это о вас Луиджи часто говорил в своих письмах? — О, да! — вскричала Лючетта, подходя в свою очередь и смотря на иностранца с возрастающим интересом. — Вы так похожи на портрет, описанный нам Луиджи. — Благодарю вас, синьорина, — отвечал улыбаясь, молодой артист. — Что же касается моей тождественности, синьор Торреани, то я мог бы вам ее засвидетельствовать лучше, если бы мой друг Корвино, лишивший меня денег, не отнял у меня рекомендательное письмо вашего сына. Я рассчитывал представить вам его лично, но известные вам обстоятельства мне помешали. — Но отчего вы нам ничего не сказали, когда вы проходили здесь с бандитами? — Тогда я не знал ни кто вы были, ни названия местечка, по которому мы проходили с разбойниками. — Как жаль, — проговорил синдик, — что я не знал этого раньше! Я бы постарался освободить вас. — Благодарю вас, синьор Торреани! Но это вам бы недешево обошлось, не менее 30 тысяч лир. — 30 тысяч? — вскричали в один голос присутствующие. — Вы слишком дорого себя цените, синьор художник! — заметил иронически офицер. — Это точная сумма выкупа, требуемого Корвино. — Он, вероятно, вас принял за какого-нибудь милорда и, вероятно, отпустил бы, узнав свою ошибку. — Да, и взяв у меня палец… разумеется, вместо выкупа, — добавил англичанин, показывая руку. Лючетта вскрикнула от ужаса. — Да, — проговорил взволнованный синдик, — вот неопровержимые доказательства. Я не мог бы быть вам полезен. Но скажите, как вы избавились от этих негодяев? — Об этом мы поговорим завтра, — перебил Гвардиоли, недовольный всеобщей симпатией, возбуждаемой англичанином. — Сержант, отведите пленника и заприте в караулке. Утром я допрошу его снова. «Опять в заключение», — подумали синдик и его дочь. — Позвольте напомнить вам, — заметил англичанин, обращаясь к офицеру, — что вы берете на себя большую ответственность. Даже папа не сможет защитить вас от наказания, которое должно последовать за оскорбление британского подданного. — Джузеппе Мадзини тоже не избавит вас от наказания, которое следует республиканским шпионам, синьор англичанин! — Мадзини… республиканский шпион… да вы бредите!.. — Послушайте, граф, — сказал синдик убедительным тоном, — вы заблуждаетесь. Какой же он шпион? Это честный английский джентльмен… Друг моего сына Луиджи. Я вас прошу за него. — Невозможно, синьор синдик! Я должен исполнить свой долг. Сержант, исполняйте ваш. Уведите пленника! Сопротивление было бесполезно. Генри повиновался, обменявшись с Лючеттой взглядом, утешившим его за новое унижение, и бросив такой взгляд Гвардиоли, после которого благородный граф чувствовал себя весь вечер не в своей тарелке. |
|
|