"Тень Арднейра" - читать интересную книгу автора (Клименко Анна)Глава 9. Отблеск истины…И снова хлестал в лицо горячий восточный ветер. Мелькали приземистые деревца, опаленные дыханием близкой пустыни, стелющиеся по земле кустики с серебристыми колючками вместо листьев, выгоревшая под солнцем трава. Небо – синее и необъятное, застыло сверху, накрывая Дхэттар хрустальным куполом. …И снова Ланс был один. Миола-Вейра, взмахнув крылышками, упорхнула яркой сказочной бабочкой, улетела к своему лорду… Суждено ли встретить ее еще раз на дорогах этого мира? Шеннит придержал коня, вынул карту. Он продвигался в нужном направлении; все говорило о том, что приближается граница пустыни. Там, в соответствии с планом Цитронии, вырастет вторая пирамида, алмазное чудо для этого мира – и еще один крошечный шажок к низложению старших богов Арднейра. Ланс сложил лодочкой ладони, сосредоточился… Потом быстро выпил несколько глотков холодной, словно ключевой, воды. Не мешало бы напоить и лошадку, но Ланс, поразмыслив немного, пришел к выводу, что животинка отдохнет уже через час-другой, и специально для нее он соорудит некое подобие поилки в иссушенной зноем почве. А потом обжигающее дыхание пустыни вернулось, и замелькали колючки, кое-где даже присыпанные лиловыми звездочками соцветий. Глухой стук копыт сливался в низкое бормотание, усыплял. Солнце висело в зените, наслаждаясь видом истинных своих владений. «Как хорошо, что я дал ей Этому несложному фокусу его обучила сама Цитрония, самая старшая среди младших изменяющих и, как водится, самая опытная. Ланс прекрасно помнил, как, заговорщицки подмигнув, шеннита продемонстрировала самую обычную булавку. «А от ее конца следует Тонкий, как волос, разрыв в пространстве, незаметный и совершенно безвредный для материи мира; который в любой момент можно расширить до нужных размеров и последовать за тем, у кого игла. Конечно, это весьма болезненно даже для шеннита, но куда как легче, нежели прокладывать себе путь разъятием материи наугад. А теперь путеводная нить соединяла его и Вейру, воплощение Миолы в ином мире. Не в силах удержаться от соблазна, Ланс заглянул в крошечное отверстие: девушка тоже была в пути, мимо проносились зеленые лужайки, ручьи в радуге хрустальных брызг, великаны-сосны, вот уже который век тянущие руки вверх, надеясь коснуться неба… Вейра сняла платок; и на солнце искрился, как дорогое вино, короткий ежик ярко-красных волос. Ланс вздохнул. Все-таки сходство не было полным: у той, Миолы, локоны не были столь жаркого цвета. «И что, подобная мелочь посеет сомнение в твоем сердце?» Он упрямо сжал зубы. Конечно же, нет. … Прошел день. И еще один. Ланс в очередной раз сверился с картой, спрыгнул на горячую землю. Теперь… Он находился как раз на том месте, где Цитрония нарисовала жирный крест. И – ни холмика в обозримом пространстве, только голая, иссушенная зноем степь. Подкатив рукава, Ланс опустился на колени и положил ладони на землю: все же создавать пирамиду проще и быстрее из твердого вещества, чем прямо из воздуха. Усмехнулся, вспомнив курган – но тут же нахмурился и покачал головой. Как бы не случилось чего дурного из-за постройки первой пирамиды. Ведь он видел собственными глазами мумию с копьем, а, по словам Вейры, это был спящий эрг, дитя огня… Впрочем, Ланс легко отмахнулся от этой тревожной мысли; в конце концов, времени до ухода тени Арднейра оставалось предостаточно, и, ежели что произойдет, он еще успеет подчистить следы. … Пирамида получилась замечательной: гладкой, прозрачной, как слеза. И засияла на солнце так, что – тут Ланс усмехнулся – не пройдет и нескольких дней, как здесь соберутся мудрецы, узрившие «божественный свет далеко на востоке». Как и в прошлый раз, он почувствовал легкое головокружение, короткая вспышка боли на миг заставила сердце сжаться. Как ни крути, Дхэттар не был его родным миром. «Ох, да какая разница? Отстроишь еще четыре пирамиды и тебя вытянут отсюда…» Ланс потоптался на месте. Еще раз окинул пирамиду критическим взглядом и, не обнаружив видимых изъянов, направился к своей лошадке. По серой, покрытой трещинами и выщербленной ветрами земле скользнула легкая тень. Шеннит, прикрывая глаза рукой, взглянул вверх, ожидая увидеть ястреба… Но увидел лицо. Женское лицо. С правильными чертами, словно высеченными из мрамора скульптором-чудотворцем. С короной из тугих черных кос над высоким лбом. Глаза казались двумя провалами в небо, на губах блуждала задумчивая улыбка. – Цитрония! Она вздрогнула. Черные тонкие брови непонимающе изогнулись, а затем взгляд переместился с пирамиды на Ланса. И это оказалось весьма неприятным. Взгляд шенниты, неведомо как просочившийся сквозь межмирье, тяжко давил, заставляя сознание испуганно съеживаться и улиткой заползать в спасительную темноту… Ланс потер виски – немного полегчало. Но как, во имя всего сущего… как ей это удалось?!! – Ты меня видишь? – удивленно спросила Цитрония, разглядывая с небес крошечную фигурку собрата. На лбу пролегла глубокая складочка, размером, наверное, с рукав реки. – Вижу, – просто ответил он, все еще прикрывая глаза ладонью, – а ты-то как?.. Цитрония пожевала гулами, размышляя. Затем улыбнулась. – У меня просто получилось воспользоваться тенью. Я гляжу, ты уже возвел две пирамиды… Близится, близится час возмездия! – Эмм… – Поторопись, Ланс. Тень сейчас в своей наивысшей точке, еще семь-восемь дней – и пойдет на спад… Чтобы мы успели тебя выхватить отсюда. – Цитрония… – Что? – Я нашел… ее… И хочу, чтобы нас забрали вместе. Небесный лик прищурился, изучая Ланса. – Кого – ее? – Миолу. – Ах, вот как… – Цитрония озадаченно хмурилась, размышляя, – собственно, это не противоречит… – Я твердо уверен, что это ее воплощение, – решительно сказал шеннит, – и я хочу, чтобы нас забрали вместе. – Но это будет непросто, – прошелестела Цитрония с бездонного неба, – даже очень непросто. – Разве я недостоин небольшого вознаграждения за труды? – Ланс подмигнул ей, – это сложно, но выполнимо. И я хочу, чтобы было именно так. Шеннита нервно дернула щекой. – Как скажешь, Ланс. Все, что пожелаешь. Только… поторопись. Время уходит. И начала таять. Лоб стал большим белым облаком – из тех, что плавают величаво над землей, но никогда не принесут ни капли дождя. Волосы – знойной дымкой. Ну, а как только исчезли веки, растворились в сини и глаза шенниты. – Вот вам и тень Арднейра, – пробурчал Ланс, – а Цитрония-то с годами все сильнее… «Но все мы с годами становимся сильнее, мудрее… Пока не сойдем с ума, как это происходит со старшими». Во рту стало горько. Ланс сплюнул себе под ноги и направился к лошади, нет-нет, да поглядывая на небо. Но белое облако уже уплывало на запад, не собираясь вновь превращаться в лоб Цитронии. «Главное, что они заберут и Миолу вместе со мной», – думал он. «Значит, придется сделать так, чтобы захотела. Она должна, должна вспомнить». Ланс вздохнул. Труднее всего переспорить самого себя, потому как оба оппонента выставляют достаточно веские аргументы в пользу своих соображений. «Ну что ж, тогда мне придется решать, что дороже – жизнь в Арднейре или жизнь с той, кого я любил больше жизни, но кого так и не смог уберечь». Шеннит развернул карту, прикинул по солнцу, в какую сторону ехать дальше. Третья пирамида ждала его. Но, когда снова замелькали под лошадиными копытами жухлые кустики травы, Ланс ощутил беспричинную, казалось бы, тревогу. Цитрония слишком легко согласилась перетащить в Арднейр человека из другого мира. Слишком… Было в этом покладистом поведении старшей из младших нечто совершенно непохожее на нее. И перед мысленным взором Ланса вдруг сложилась презабавная картинка: запряженный в повозку ослик, перед его мордой – яркая, сочная морковка, привязанная к жерди. Ослик тянется к лакомству, но оно все дальше, дальше… И маленькое серое создание тянет неподъемный груз в погоне за тем, чего никогда не достичь. «Ты получишь Вейру, только дострой пирамиды». Ланс хмыкнул, покачал головой. Маленький, жалкий ослик и морковка, привязанная к длинной жерди. …Севетр беззаботно пощипывал травку, и Тиорин ощутил нечто, похожее на приступ зависти. Уж коню-то нет разницы, курган ли перед ним или громадная пирамида, прозрачная, как слеза – и в то же время играющая на солнце гранями. Да так, что невозможно смотреть, не щурясь. Лорд Саквейра устало опустился на камень-валун, выплюнутый в незапамятные времена вулканом. Еще раз окинул взглядом пирамиду, втайне надеясь, что – произойдет-таки чудо – и творение неизвестного высшего существа растает само собой, обратившись в костяной курган. Но таких чудес не бывает, Тиорин это прекрасно знал, а потому очень емко высказал в лесную тишину то, что думал о создателе пирамиды. – Встречу – заставлю загонять Тэут-Ахи обратно, – заключил эрг. И задумался. Ему и в самом деле было над чем поразмыслить, потому как пирамида посреди дубовой рощи, несомненно, была оставлена кем-то очень могущественным. А если этот кто-то пришел в Серединные земли с целью их захватить, подчинить своей воле? И как далеко простираются возможности этого существа? Вопросы, вопросы… И ни одного ответа. «А если он преследует иные цели? Например, и вовсе разрушить это хрупкое пристанище живых? Что тогда?» Тиорин закрыл глаза и откинулся на корявый ствол. Пальцы сами нащупали застарелый след ожога, охвативший левое предплечье до локтя. И – совсем не к месту – накатила тошнотворная волна страха. Только Из-под опущенных ресниц эрг уныло смотрел на пирамиду. Ему послышался заливистый смех Тэут-Ахи; входя в силу, она снова начинала играть с ним. Как тогда, очень, очень давно… Правда, надо отдать должное Тэут-Ахи: она так и не дала ему умереть от ран, столкнув в кипящее пламя Возрождающей купели… Он резко поднялся на ноги. Легко вскочил в седло и огрел ни в чем не повинного Севетра хлыстом. … Закатное солнце застало его бродящим среди обгоревших развалин дворца на Айрун-ха. Покой и тишина царили здесь, среди торчащих, словно кости гиганта, обугленных балок и россыпей камней. Длинные тени вальяжно тянулись через двор, к искореженным и оплавленным воротам, стекали за кромку каменной террасы, где был в свое время выстроен дворец лорда, чтобы на склоне влиться в море сумеречной дымки. Что и говорить, Тэут-Ахи постаралась на славу, камня на камне не оставив от жилища младшего эрга. А таверсы не спешили тушить пожар; чувствуя старую хозяйку, убрались поглубже, к рекам лавы, чтобы дождаться решающей схватки и пойти за победителем. Побродив по пепелищу, он нашел то, что искал – из-под осколков закопченного мрамора выглядывало начало лестницы, уходящей вниз. Великая Бездна, а ведь ему любым путем надо попасть туда! Тиорин мысленно сделал шаг в сторону, за огненную завесу. И, выдохнув в прохладный воздух порцию серного дыма, принялся мечом расчищать себе дорогу как путешественник прокладывает себе путь сквозь дикие заросли при помощи верного топорика или, на худой конец, добротного ножа. Далеко вверху остался клочок сумеречного неба, когда завал резко оборвался в непроглядную черноту подземелья. «Значит, надежда есть», – Тиорин улыбнулся и поспешил вперед. Туда, где темноту разгоняло багровое мерцание, напоминающее отблески костра в ночи. Подземной части дворца повезло куда больше, чем надземной. Тэут-Ахи не стала устраивать всеобъемлющего погрома – «Не иначе, для себя поберечь решила». И, скользнув сквозь портал в сплетение …В глубине Оракула пульсировало живое пламя, бросая алые сполохи на стены. Тиорин обошел кристалл вокруг, потрогал случайную выбоинку, навскидку пытаясь угадать ее происхождение. – Что, молчишь? Оракул и вправду хранил молчание. Мыслепотоки, раньше низвергаемые водопадом, куда-то исчезли; да и огонь, заключенный в гранях рубина, едва теплился. – Эй. – Несмело позвал эрг, – тебе что, досталось от прежней хозяйки? Слабый, едва различимый толчок на уровне лба. Но он-то и обрадовал Тиорина: все-таки Оракул был жив. А угасание… Ну, значит, на это у древнего кристалла, несущего предвидение, оказались иные причины. – Я нашел ту женщину, о которой ты говорил, и сделал ее эргом. Но теперь к нам явился некто, с легкостью возводящий монолитные пирамиды… Алмазные. И таких размеров, что я даже боюсь предположить границы мощи этого существа. Что скажешь на это, Оракул? В пещере повисло напряженное молчание. Молчал Тиорин, терпеливо дожидаясь ответа, и молчал Оракул, не считая нужным даже оповестить хозяина о своей способности предсказывать. Эрг тихо ругнулся. Вот она, преданность… Впрочем, для таверсов это был всего лишь древний В последний раз окинув взглядом молчащего Оракула, Тиорин повернулся и побрел к выходу из пещеры. Но, стоя на пороге, вдруг услышал: «Ты сделал все правильно, Тиорин Элнайр. Тень над нами, тень иных». – И это все, что ты можешь сказать? – он повернулся к кристаллу, – раньше ты был куда как более разговорчив. Это проделки Тэут-Ахи? В прозрачной глубине оракула жарко полыхнуло. «Я же сказал, ТЕНЬ ИНЫХ!!! Я ничего не вижу, Тиорину, по людской привычке, захотелось потереть лоб, и он уже было поднял руку, как запоздало вспомнил о рогатом шлеме, и о том, что лба, как такового, под ним нет, и пальцы провалятся в огонь… – Эээ… Так это существо, что строит пирамиды – это следствие тени? И что ему нужно от нас? «Оно само из тени», – устало прошелестел Оракул. И снова завел свою шарманку, – «тень иных над нами, Тиорин, тень иных…» Покидая пещеру, эрг пожимал плечами. Он терпеть не мог туманных изречений Оракула, и точно также настоящей пыткой была полная неизвестность – а оттого и ощущение собственной беспомощности. А буря-то надвигалась, причем стремительно; и черные крылья смертоносных ветров уже кое-где коснулись Саквейра. Тиорин добрался до нужной развилки и свернул – но не к первому порталу, ведущему наверх, а в давно заброшенный тоннель, где сам он не бывал вот уже… наверное, лет триста. Тоннель вел по самому низу висящего над Бездной дворца; в одном месте, сбоку, каменная глыба дала трещину, отвалился кусок гранита – и в результате получилось нечто вроде балкона. Тиорин задержался на несколько мгновений, чтобы оглядеть свои владения пред-Бездны. Таверсы исчезли, видать, увел их Юдин подальше от господских дрязг. А Возрождающая купель была пуста. Там, где билось живое Первородное пламя, теперь чернела глубокая дыра… Эрг помянул Тэут-Ахи крепким словцом и зашагал дальше, мысленно моля Бездну сохранить Занятным был этот вид порталов. Потому как мог открыть путь в любой другой, существующий портал – но только если на той стороне путешественника ждали и принимали. По договору, заключенному с эргами Шеззара сразу после падения старших, блуждающий портал вел именно в их владения под Шенду-ха. «И почему было решено именно так?» – подумал Тиорин, – «это можно было бы объяснить, пожелай они собирать нас, допустим, раз в столетие. А то ведь нет – молчали все эти годы». Он поморщился при мысли о том, что теперь ему, хочешь-не хочешь, а придется навестить хозяев Шенду-ха. Слишком много накопилось вопросов, и слишком много всего случилось, чтобы разобраться во всем самому. …Вейра ожидала увидеть белоснежное плетение арок, но в глаза бросалось лишь уродливое угольно-черное пятно на склоне Айрун-ха. Вниз по позвоночнику проложила себе дорожку ледяная капля пота, и страх, чьи когти выкованы из горных льдов, сомкнул на сердце колючие лапы… Вейра сжала зубы, ощущая во рту пакостный кисло-горький вкус. – Н-но, вперед, пошла! И полетела вниз, с холма. Почти ничего не видя перед собой, едва не разбрасывая с дороги тех, кто шел или ехал навстречу. «Но он предупредил, что встретимся в доме моего отца», – девушка судорожно хваталась за надежду, как тонущий в речном разливе муравей за плывущую щепку, – «но что, поглоти меня Бездна… что там могло случиться?!!» Дверь ее дома оказалась незапертой. Мало того, носила настолько явные следы незаслуженных побоев, что Вейра похолодела. Торчащие щепки, неумело прилаженные петли… Пытаясь сдержать рвущееся из груди дыхание и хотя бы не выглядеть до смерти напуганной, она метнулась в столовую, туда, где они с отцом и Жильером раньше обедали… Мильор Лонс полулежал на кушетке, подперев щеку маленьким сухим кулачком (вообще, руки у архивариуса были маленькими, словно Небесный круг сразу решил, что человек этот будет работать исключительно пером). Пегие, легкие волосы – всклокочены. А ступни… Тут Вейра действительно покрылась ледяным потом. – Папа! Архивариус подскочил на месте, обернулся – и в его глазах девушка прочла растерянность и… страх. Она бросилась к нему. – Папа, что случилось?!! На удивление, Мильор Лонс вовсе не торопился обнимать свою вернувшуюся дочурку. Наоборот, как-то съежился и утонул в пуховой перине. Но Вейре было не до наблюдений за поведением отца. – Да что же это такое?.. – среди размотанных бинтов багровели подживающие ожоги. Слез в ее глазах стало слишком много, и они, перелившись через край, потекли по щекам. Вейра даже совершенно позабыла о сожженном дворце лорда, и о своих злоключениях в иххорских землях. – Кто это сделал? Кто?!! – Девочка моя… – и тут Мильор Лонс нерешительно протянул к ней руки, чтобы заключить в объятия. – Разве не ты боролась за освобождение Саквейра от эрга, порождения Бездны? Она резко обернулась – в дверях, улыбаясь, стоял Тиорин Элнайр. Как всегда, сама изысканность и элегантность, даже невзирая на простую, совершенно не подходящую для властелина Саквейра одежду. И сквозь расстегнутый ворот рубахи виднелся свежий багровый шрам. – Ты? – она чмокнула отца в щеку и торопливо поднялась с кровати, – может быть, ты мне объяснишь, что здесь происходит?!! Улыбка медленно сползла с лица эрга. – Если ты не слишком утомилась с дороги, то я бы предложил выйти поговорить в сад. Вейра кивнула. – Пожалуй. Мне тоже есть, о чем рассказать. …В дальнем углу садика, под старой грушей, стояла деревянная скамья. Вейра еще помнила ее новенькой; там же сиживали они с Жильером, обсуждая грандиозные планы по избавлению Саквейра от власти демона. И туда же пришла она, огненный демон, с ненавистным раньше лордом. Забавно? Ни капли. Всего лишь еще один пример злой шутки, какие любит подстраивать всемогущая Судьба. Над головой в листве прятались зеленые пока груши, рядом, в двух шагах, у дорожки цвели фиалки. Тиорин Элнайр сидел рядом, в серых глазах – тщательно сдерживаемое любопытство. Наверняка ему нетерпелось услышать историю Вейры, но он молчал, предоставляя ей право начать. Вейра вздохнула полной грудью, откинулась на потрескавшуюся теплую спинку. А затем достала заветную шкатулку красного ясеня и протянула ее Тиорину. – Это он и есть? – эрг бережно принял добычу из ее рук, приоткрыл резную крышечку и внимательно осмотрел содержимое. – Но это же… Вейра кивнула. – Да. Всего лишь камень. Но это именно то, чем пользовался Тоэс Мор, и этот их Учитель, который, к слову, оказался старшим эргом. Да и… Разве ты сам не чувствешь? Для Вейры ощущение камня было похоже на медленно погружение в вязкую янтарную смолу. Сперва ступни, затем щиколотки. И не вырваться, не добраться до заветной двери; и снова то жуткое мгновение, когда к горлу приставлен нож, а шелестящий голос произносит даже на слух какое-то «железное» слово – режь… Она поежилась, глядя на самый обычный, гладкий камень. Затем перевела взгляд на лорда; в его глазах полыхали, пересыпались алые искры. Наверное, Тиорин Элнайр ощущал нечто близкое, далекие, болезненные воспоминания – судя по всему, их у лорда было предостаточно. …Эрг решительно захлопнул шкатулку, поставил ее между собой и Вейрой, а потом приказал: – Рассказывай. Сперва ты, затем я. Все, без утайки. Она почувствовала, что краснеет. Без утайки – значит, и о Лансе тоже? Скорее всего – да. Тем более, не часто встречаешь бога из чужого мира, способного одним движением мысли расправиться с эргом. Тиорин легко коснулся сердоликовой булавки. – Подарок? Щекам стало совсем жарко. А лорд Саквейра, задумчиво оглядев Вейру, спокойно сказал: – Кажется, …Они долго сидели под старой грушей. И, хоть и сгущались тучи над Серединными землями, отчего-то у Вейры было светло и легко на сердце. Словно она долго-долго бродила по мрачному лабиринту, а потом вдруг увидела впереди яркое пятнышко неба и поняла, что выход – рядом. И даже свежий шрам на груди Тиорина уже не пугал. В душе крепко завязла уверенность, что все как-нибудь разрешится… – Так вот, значит, кто разбудил Тэут-Ахи, – пробормотал Тиорин, – говоришь, он разнес на куски старшего эрга? – И считает меня когда-то потерянной возлюбленной, – нахмурилась Вейра, – мне не по сердцу такой обман. Но он… Ланс убежден в том, что я – это она. – А ты бы и не отказалась быть на месте той женщины? – подмигнул эрг, – по-моему, сейчас у нас все козыри на руках. Разбуженная старшая, конечно, опасна, но… Он совсем по-человечески поскреб черную щетину на подбородке. Затем с непонятной улыбкой поглядел на Вейру. – Ты ведь дождешься его здесь, как и обещала?.. Мне тоже… не терпится увидеть чужого бога. – Ланс мог бы справиться и с Тэут-Ахи, – Вейра, прищурившись, глядела на рисунок листвы в синей рамке неба, – мог бы… – Если ты его об этом попросишь, именно так он и сделает. – А ты? Что Эрг усмехнулся. Покачал головой. – Пока что мне остается только ждать. Лорд и леди Меонара предупреждены, надеюсь, они окажут Тэут-Ахи теплый прием. В замок я пока возвращаться не хочу, лучше на время затеряться в Айруне. Чуть позже я отправлюсь в одно путешествие, а ты останешься со своим героем. Только… – Что? Эрг внезапно перешел на шепот, словно их могли подслушать даже здесь. – Ты ведь помнишь, как выглядела старшая? Ну, тогда, на картине… – И?.. – Если, упаси Первородное пламя, ты ее встретишь – беги со всех ног. И ни в коем случае не перекидывайся в демона, пока что ты слабее ее. Пусть для нее ты будешь еще одной смертной женщиной, такой же, как все. Моли Бездну, чтобы она не почуяла в тебе эрга… Хотя, боюсь, ее не проведешь. Вейра удивленно приподняла брови. – Ты не уверен в том, что она отправилась на восток? И она может вернуться? Эрг не ответил, разглядывая фиалки. Вейра повторила свой вопрос. А заодно поинтересовалась: – Она захочет меня убить, если увидит во мне младшего эрга, да? Тиорин дернул плечами, словно стряхивая невидимый груз. Затем в упор посмотрел на Вейру – теперь в его серых глазах стыла давняя боль. – Ты не понимаешь. Она может сделать так, что ты сама будешь просить ее об этом. Она… умеет заставлять молить о смерти, уж поверь мне. Вейра помолчала. А затем, вдруг решившись, спросила: – Эти твои… шрамы… это от нее, да? Он с наигранной беззаботностью сорвал зеленый листок и тут же смял его. – Видишь ли, Вейра, – голос лорда звучал глухо и устало, – некоторое время я пытался понять… Или объяснить, самому себе – что находит эрг в пытке, как таковой? Ведь Первородное пламя – слишком чистое. Беспощадное, но чистое, и дети его не должны наслаждаться мученями других… А потом я понял – Тэут-Ахи не находила радости в пытках. То, что она делала… Это было всего лишь испытание для будущего бога пламени. И то, что она сможет сделать с тобой, попадись ты ей в руки, это тоже не будет истязанием ради получения низменного и неестественного удовольствия. Это будет месть, простая и незамысловатая. А месть в понимании Тэут-Ахи – это боль, которую только могут вместить Небеса нашего мира. Закатное солнце настырно ворочалось в облачной колыбели, никак не желая удаляться на покой. Что есть силы оно хваталось пальцами-лучами за горячую землю, за приземистые деревца, за роскошные кусты колючек… И за курган. «Могильник, как сказала бы Вейра». Ланс извлек карту и принялся за тщательное изучение. Ага, метка расположилась чуть ниже одинокого холма, тоже, кстати, старательно прорисованного на карте. Значит, все правильно: он добрался до нужного места, осталось лишь собраться с силами и взрастить еще один алмаз размером с маленькую гору. Шеннит с тоской уставился на могильник. Эх, а ведь как было бы здорово не поднимать пирамиду из пустого грунта, наращивая слой за слоем из воздуха! Тем более, вон он, готовый холм… Он с силой провел пальцами по волосам, словно пытаясь причесать беспорядочно скачущие мысли. А затем, взяв под уздцы свою лошадку, двинулся к настороженно застывшему кургану. Пока не проверишь, не узнаешь. …Здесь все было так же, как и в том, первом. Каменные террасы, провал в кромешный мрак на уровне третьей и нехороший запашок, прямо-таки сочащийся из зловещей глубины. Ланс потратил некоторое время на возню с огнивом, невольно позавидовал огненным демонам, для которых подобные занятия наверняка заключались в действиях вроде «плюнешь на трут, он и загорится». И, запалив факел, медленно двинулся вниз по лестнице, виток за витком. Он, собственно, только хотел убедиться, что в этом могильнике сладко спит старший эрг, которого не следует тревожить. Лестница костяным хребтом давно издохшего ящера круто уходила вниз. А затем резко оборвалась, ткнувшись в каменную площадку, по углам усыпанную костями. К слову, последнюю жертву здесь приносили ох как давно, да и не стояло такого зловония, как в том, северном могильнике… Ланс подозрительно уставился себе под ноги. Потом проворчал парочку ругательств – плита была сколота с одного края, словно кто-то ее подбросил, и она, падая, утратила часть кромки. Впрочем, скол был не маленьким, в образовавшуюся щель мог протиснуться и человек. И шеннит, хоть и был богом чужого мира, причем могущественным достаточно для любого здешнего владыки, почувствовал себя неуютно. – Ну, и кто тут у нас? – он опустился на колени, заглянул в непроглядную темноту. Ничего. Ланс осторожно просунул в щель руку с факелом, заглянул еще раз. Трепещущий круг света выхватил из мрака каменное ложе. Шеннит выпрямился. И что бы это значило? То, что еще один старший эрг разгуливает на свободе? Похоже, в Дхэттаре происходило нечто занятное, да, к тому же, опасное для местных обитателей. «Но тебе-то какое дело? Ты покончишь с этим неблагодарным делом и вернешься в Арднейр. Вместе с Вейрой». Ланс, стараясь дышать как можно реже (все-таки не цветами пахло в холодной утробе усыпальницы) начал подниматься обратно, к солнцу. Могильник пустовал, а, значит, его можно было смело употребить на постройку пирамиды… Только вот… Каждая из них иссекает боковые протоки Силы Дхэттара. Хочешь перенести пирамиду? Пожалуйста. Взгляни на кровоток этого мира, и поймешь, что делать дальше. Ланс покосился на солнце, которое, утихомирившись наконец, помаленьку пряталось за далекую горную гряду. Затем мысленно потянулся к срезу путеводной нити, убедиться, что с Вейрой все в порядке. Ланс встрепенулся. Великолепно! Пока он пропадает в этой богами позабытой пустыне, с его избранницей – другой. «И ты рассчитываешь забрать ее с собой? Дурак, наивный дурак…» Он постарался успокоиться. Что бы ни делала Вейра, их судьбы принадлежат друг другу, и когда-нибудь память о прошлом проснется – если не в мыслях, то в сердце. А ему, богу иного мира, лучше приступить к выполнению своей миссии. Ланс вновь развернул карту Дхэттара. Каждая пирамида все равно что надрез на березовой коре, чтобы собрать вкусный сок… И тут шеннит впал в сомнения. С одной стороны, ему должно было быть абсолютно все равно, возводить очередную пирамиду на пустом месте или преобразуя материю старого могильника. Строишь все шесть пирамид, забираешь Вейру – и отправляешься с ней в Арднейр. Это казалось вполне правильным и разумным. Но с другой стороны… Ланс ощутил, как в нем просыпается истинный бог, «А оно тебе надо?» – спросил он сам себя. «Почему бы и нет? В конце концов, времени у меня предостаточно». «Что ж ты не подумал об этом, когда превратил могильник в алмазную гору и, скорее всего, разбудил старшего эрга?» Ланс покачал головой. Чтобы окончательно разрешить сомнения, он подбросил монетку. И – все решила Судьба. Ланс улегся на спину, раскинул в стороны руки, так, чтобы ладони оказались крепко прижатыми к теплой земле. По пальцу тотчас же засеменил муравей, и был с возмущением изгнан: малейшая помеха в работе, и все пойдет прахом. Закрыв глаза, шеннит прислушался. Разумеется, Дхэттар – чужой мир, возможно, понять кровоток будет непросто… «Но у Цитронии получилось. А значит, получится и у меня». … Гул. Далекий, едва различимый, распадающийся на отдельные частые удары. Шум льющейся силы, той самой, что делает Дхэттар отличным от мертвой груды камней. Ланс вдохнул. Выдохнул. И перестал ощущать свое тело. Теперь он парил высоко, в бледно-лиловом сумеречном небе. Далеко внизу осталась распростертая посреди степи фигура шеннита, рядом топталась крошечная лошадка, а потом и они исчезли. Раскрывались навстречу взгляду недра Дхэттара, смывались один за другим пласты почвы – и вот забились, пульсируя, протоки силы. В восприятии шеннитов сила Арднейра была похожа на малиновый сок. Сила Дхэттара напоминала ключевую воду, такая же чистая, прозрачная и божественно-приятная на вкус. И, как зачастую бывает с родниками, двигалась она толчками; иной раз проток почти иссякал – чтобы через несколько мгновений снова вспучиться жизнь несущей влагой. Ланс глядел. Запоминал, стараясь не упустить ни одного, даже самого маленького ручейка. Мысленно сравнивал с картой… Все пирамиды, как и следовало предположить, Цитрония расставила над пересечениями протоков, там, где кристально-чистые реки свивались узлами. Только вот задействованы оказались отнюдь не боковые протоки, а главные, составляющие основу всего Дхэттара. Каждая пирамида – все равно, что глубокий прокол. Сила хлынет в них, главные потоки, не восполняясь, начнут мелеть, и мир… ведь силы, поддерживающей его дыхание, не так уж и много на самом деле, а затыкать дыры уже будет некому… если Ланс отправится в Арднейр… и что дальше?!! И одновременно дикой какофонией гремели в ушах слова Цитронии о том, что ничего страшного не произойдет. «Она солгала», – промелькнула юркой ласточкой мысль, – «солгала… только ли в этом?» Тело, распростертое далеко внизу, ринулось навстречу с воистину жутковатой скоростью, словно ему надоело валяться куклой-пустышкой на выжженной солнцем траве. Удар. Вспышка. Ощущение шершавых лошадиных губ на лице – и темнота. Когда Ланс очнулся, на него укоризненно смотрела луна, кутаясь в ажурную шаль из молочно-белых облаков. Постанывая и скрипя зубами от тянущей боли во всем теле – словно пропустили сквозь мельничные жернова, по-иному и не скажешь – он сел и обхватил руками гудящую голову. «Возможно, Цитрония и сама не знала, что последует за изъятием силы?» Хмыкнув, Ланс обозвал себя идиотом. К чему эти детские попытки оправдать шенниту? Цитрония старшая из младших, и оказалась достаточно мудрой, чтобы сварганить этот план по уничтожению старших богов Арднейра. У нее, к тому же, хватает ума, чтобы запросто заглядывать в Дхэттар прямо с небес… И она-то не знала о последствиях?!! Ланс нервно хихикнул. Нет, шеннита все прекрасно знала, и была готова принести чужой мир в жертву собственным амбициям. Которые, кстати, зачастую впечатляли… Лошадка, проявляя истинно материнскую нежность, прихватила бархатными губами за ухо, и Ланс рассеянно потрепал ее по морде. У него зарождалось гаденькое чувство, что Цитрония ловко обвела его вокруг пальца. И только ли его?!! «Но если смерть Дхэттара принесет процветание Арднейру, разве не заплатишь ты эту цену?» Ланс провел ладонью по шелковистой гриве. Поглядел на черный силуэт могильника и мысленно поблагодарил тех, кто его когда-то возвел над этой равниной. Потому как не задайся он вопросом о том, как именно взаимодействуют пирамиды с протоками – и Дхэттар был бы обречен. «Она солгала единожды», – мрачно размышлял шеннит, – «похоже, Цитрония задумала кое-что грандиозное… Но что?» Ланс скрестил ноги, усаживаясь поудобнее. Принести Дхэттар в жертву во имя Арднейра… Во имя Миолы, погибшей и возродившейся под другими небесами… «Ты заберешь ее с собой, а остальные… Разве тебе не все равно на самом деле, что будет дальше с этим миром?» Он покачал головой. Может быть, младший бог Арднейра и не должен был думать и рассуждать таким образом, но все же… «Здесь пока что все живое. Так можешь ли ты убить, уничтожить то, что дышит, ради новой дороги для собственного мира? Что важнее – благополучие твое и Арднейра или же жизни тысяч и тысяч смертных?» – Хороший вопрос, Ланс, – пробурчал шеннит под нос, – сколько раз это уже было с тобой? На одной чаше весов жизнь, и на другой тоже… Чем-то придется пожертвовать, но вправе ли ты решать?!! Он тоскливо уставился на добродушный лик луны, словно там можно было прочесть ответ. А затем Ланс подумал, что попросту теряет драгоценное время. На самом деле… Последним камешком на чаше весов станут истинные намерения Цитронии. Ночь только началась, а у него в арсенале был способ выяснить, что же задумала старшая из младших. … Деревянная шкатулка покоилась на кухонном столе. Рядом медленно таяли две свечи в дешевом подсвечнике. Свет от пары золотистых огоньков выхватывал из мрака румяный бок круглого хлеба, старую фарфоровую кружку с отбитой ручкой и полупустую бутыль вина, в Айруне именуемого «Радостью пастушки». Тиорин Элнайр сидел на шатком табурете, подперев кулаком подбородок, и смотрел на содержимое шкатулки. Казалось бы, камень как камень; кусок шлифованного базальта величиной с детский кулачок. Кто бы мог подумать, что он возымеет такое действие на младших детей Бездны? Эрг потянулся к кружке, сделал большой глоток «Радости пастушки». Затем он мрачно подумал о том, что просто тянет время, не решаясь перейти к воплощению в жизнь своего плана – который заключался в подробном изучении свойств чудного камешка. И дело было даже не в том, что Тиорин опасался призывать Мудрость Бездны; конечно, это было неприятно, но вполне терпимо. Просто сам вид черного камня будил в нем воспоминания, те, что он так долго старался забыть. «Хорош медлить», – он решительно отставил кружку, – «иначе как еще узнать, что все это значит, и кто тут замешан?» Камень насмешливо подмигнул багровым бликом – мол, попробуй, разгадай меня. Тиорин прищурился на огоньки. Позволит ли Бездна понять сущность камня? Подбросит ли подсказку или, как бывало раньше, заведет в лабиринт воспоминаний и бросит? Словно в прошлом – ответы на все вопросы. Ведь воля Ее слишком изменчива, непредсказуема, и если Первородное Пламя – чистый, спокойный жар, то Бездна – мятущиеся тени, густая вуаль тьмы, укрывающая Истину. Которая всегда ведома Ей, вездесущей, всеобъемлющей… «Пора. От того, что ты не можешь решиться на последний шаг, никому лучше не станет». Он закрыл глаза. Сосредоточился. Потянулся к вечной матери всех эргов… И, ощутив ее раскаленное дыхание на лице, улыбнулся. Бездна ответила, не отвернулась от вопрошающего, обняла трепещущими крыльями. Густой мрак и пустота окружили его, и вот уже нет ни кухни, ни стола, ни румяного хлебного бока, а под ногами – бездонная пропасть и жаркие сполохи. «Спрашивай». Казалось, голос шел отовсюду, обволакивал плотным коконом. Тело пронизали огненные нити; Тиорин невольно отпрянул, но тут же, скрипя зубами, рванулся вперед – и вниз. Навстречу истине. «Смотри». Он продолжал падать, но уже не просто вниз – а кружась по спирали, все медленнее, медленнее… Пока не увидел… Себя. Лежащим в темном и сыром сарае. Руки и ноги стянуты кожаными ремнями, так, что не пошевелить. И длинные волосы еще черны, как вороново крыло, а вот борода уже острижена, неровно, в спешке. Да и кто будет церемониться с тем, кто проиграл самую важную схватку? Он лежал, глядя в щель между подгнившими досками на то, как ползет по зеленому стеблю пятнистый жук, и думал – не преставая думал о том, отчего родной брат так поступает с ним. Обычай есть обычай, верховный вождь должен быть один, а проигравший – отправиться в изгнание… «Так почему же ты приказал меня бросить сюда?» Вопрос, на который пока нет ответа. И остается только гадать, какие мысли крутятся сейчас в голове нового верховного. За дощатой стеной стремительно темнело. Жук давно уполз, сочные стебли травы терялись в подступающих сумерках. Где-то тревожно кричала большая птица. А потом спокойствие вечера разлетелось глиняными черепками. Распахнулась дверь сарая, и Тиорин хотел было посмотреть, кто это пришел его навестить – но все тело затекло, и головы не повернуть… Впрочем, гость был заинтересован в том, чтобы его заметили. Тяжело протопал через весь сарай и присел на корточки в изголовье. – Ну, что ты чувствуешь, Верховный вождь пришел навестить поверженного соперника. Тиорин скосил глаза, разглядел в потемках тускло поблескивающий золотой обруч в смоляных волосах, бледный абрис лица. Глаза отчего-то казались двумя провалами в вечную ночь. – Зачем… зачем ты держишь меня здесь? – слова тяжело выползали из горла. – Ты проиграл, – зло сказал победитель, – наконец-то проиграл. И я хочу насладиться своим триумфом, Тиорин. Подумай, что бы ты делал, окажись на моем месте? Откашлявшись, он все-таки повернулся к брату – чтобы презрительно посмотреть в его темные глаза. А тот, ухмыльнувшись, легко развернул пленника лицом к себе. – Я бы… выполнил то, что должен. То, что по обычаю нашего рода, – выдохнул Тиорин. – И все? – верховный вождь покачал головой, – я не верю тебе. – Что тебе от меня нужно? Отпусти меня, и я уйду. Покину навсегда предгорье. – И ты думаешь, я смогу спать спокойно, пока ты жив? Так вот оно что! – Тогда надо было убить меня раньше. Много раньше. Ил ты решил прирезать меня так, чтобы никто этого не увидел, а? Испугался старейшин? Ухмылка верховного вождя превратилась в оскал. – Послушай-ка меня, Он замолчал, задумчиво разглядывая пленника. – Что? Договаривай. – Грядет жертва Хранительнице, – тяжело роняя слова, сказал вождь, – и я предложил совету старейшин… Отдать ей тебя. Не отправлять в изгнание, Тиорин, а сделать роскошный подарок той, что хранит наш род. – Ублюдок… – Достойный дар. Не презренный раб или земледелец, а воин из рода вождей. Она примет эту жертву, и будет довольна. Тиорин закрыл глаза. Лишь бы не видеть это лицо, так похожее на собственное. – И что… сказали старейшины? – Они согласились. …Толпа. Вопящая, охваченная предвкушением крови. Искаженные, полубезумные лица. Ведь что странно, он знал многих; и тогда, раньше, люди эти казались совсем другими. Теперь же они куда больше напоминали кошмарных демонов ночи или духов, застрявших между Небом и землей. И вот колышущееся, ревущее людское море расступается, давая дорогу священной жертве. Впереди – возвышение, а там – черный камень, алтарь, с глянцево блестящими боками, словно еще не высохла пролитая жрецом кровь. – Жертву! Жертву богине!!! Хочется зажать уши, лишь бы не слышать. Провалиться в спасительное забытье, чтобы не увидеть и не почувствовать… Но нет. Он – здесь и сейчас, а после – небытие. Словно в бреду, Тиорин увидел, как из темного зева храма медленно выступила Хранительница, всеми почитаемая богиня. Она была высокой и словно выточенной из камня. Рубиновое ожерелье на груди горело злыми огнями, предрекая судьбу, и тяжелые косы отливали тусклым багрянцем в свете факелов. – Жертву! – все те, кого он знал и любил, превратились в кровожадных демонов. – Жертву! – казалось, вторил огромный алтарь с глянцевыми боками. И почему брат не убил его там, в кругу старейшин? По крайней мере, это была бы смерть настоящего воина, быстрая и честная. Но так? Лежа на алтаре? Тиорин дернулся, вывернулся из хватки жрецов в надежде добраться до оружия и все-таки погибнуть в пылу сражения. Но нет. Кто-то ловко оглушил его, приложив по затылку; перед глазами все поплыло, подергиваясь серой дымкой… Но по-прежнему впереди маячил черный алтарь, огромный, блестящий, словно сытая пиявка. Алтарь и неподвижный силуэт богини в отблесках огня. … Снова кухня, две догоревшие свечи и между ними – шкатулка из красного ясеня. В висках пульсировала горячая боль, в груди словно засела холодная жаба. Тиорин разогнул затекшую спину, бросил осторожный взгляд на руки, словно опасаясь увидеть черные полосы на запястьях. Затем тихо выругался, хотя, конечно, Бездна непостоянна и мстительна, и не стоит даже думать о ней плохо. Он опять видел прошлое. Как будто в нем затаилась подсказка, или – что еще лучше – ответ на тревожащий его вопрос. Старшие, жертва, алтарь. Что еще? Брат… «И как я должен это понимать?» Тиорин тоскливо закрыл шкатулку. Похоже, ночь прошла впустую; за маленьким оконцем занимался новый день, и уже шаркала по коридору служанка Дэлоза. И, похоже, не избежать визита в Шенду-ха. |
|
|