"Железный Грааль" - читать интересную книгу автора (Холдсток Роберт)

Глава 19 ТЕНИ ГЕРОЕВ

Разбудил меня пощипывающий за нос морозец. Воздух был студен, роса на траве застыла ледяными искрами, дыхание клубилось паром. Зимний рассвет раскрасил пестревшее звездами небо пурпуром. Фыркали кони, дрожали озябшие псы. По всему городку люди, просыпаясь, дивились вторжению зимы в лето.

Дорога шествий, тянувшаяся от крепости к реке, побелела. Священная роща застыла в зимнем убранстве. Вверх по течению Нантосвельты, сколько видел глаз, встал лед.

Прямо на льду, накренившись, стоял Арго. Нарисованные на носу глаза лукаво косились на нас издалека.

Рубобост смотрел круглыми глазами. Урта бранился, кутаясь в зимний плащ и остолбенело разглядывая зимний пейзаж. Отчаяние отступило, оставив его в злой решимости. А Ясон посмеивался.

– Согласился, – бормотал он, обдирая с бороды сосульки.

– Кто согласился? – буркнул Урта.

– Старик корабль. Согласен. Как по-твоему… Антиох?

Я кивнул. Ясон добавил еще:

– Умеешь же ты уговаривать! И все же он решил заставить и нас потрудиться, правитель Урта. Не собирается облегчать нам путь.

– Так это твой корабль натворил? Обратил тепло в стужу?

Ясон отозвался на упрек правителя:

– Придется тебе поработать ради желанной битвы.

– Неужто было мало битвы, чтобы еще твой корабль нас испытывал? – жалобно возопил кельт.

Ясон расхохотался так громко, что Урта готов был счесть его смех оскорблением. Мужчины смерили друг друга взглядами и одновременно опустили копья. Грек отвернулся, бормоча что-то, готов поклясться нелестное, насчет капризов богов.

Впрочем, может быть, мне послышалось.

Мне было все равно. Я радовался возвращению старого друга с заслуженного отдыха и отлично понимал намерения Арго. Утомленный, он все же готов к новым странствиям, однако, соскучившись по дому, создал для себя привычный мир. Арго, как я должен был напомнить Урте, уже не был кораблем теплого, темного, как вино, Эгейского моря. Вкусы его подчинялись теперь Миеликки, северной Госпоже Леса, а ее радовали снега и льды, и грозные войтази. И в самом деле, духи войтази уже бились снизу о лед. Ледяная кора на реке трескалась и вспучивалась, узкие щучьи головы высовывались на поверхность, ухмыляясь и щелкая зубами, принюхиваясь к незнакомому воздуху своих временных владений.

Такие могут в один присест проглотить человека. Еще удивительнее их умение утащить человека на дно и год держать его там живым, ожидая, пока разыграется аппетит.

Каждой богине – свои пособники: свои псы, свои страхи. Я думал когда-то, что служители прекрасной нежной Геры, дочери Крона, направлявшей Арго и Ясона к золотому руну, все были милы и благосклонны, но ужасы, явленные ею однажды, оказались поистине ужасающими, хотя память о них стерлась из легенд о прославленном плавании, оставшись лишь в моем повествовании.

Теперь нам не обойтись было без Рувио, величественного скакуна дака. Рубобост с горсткой помощников отправился за ним на запад и возвратился к концу дня, следом за несущимся жеребцом, трижды обежавшим крепость, прежде чем замереть, ударив копытами, перед ее воротами. Пятерка кобыл примчалась за ним, блестя рыжими боками, потряхивая черными гривами. Пар облаками вставал у из ноздрей. По виду они принадлежали Иному Миру, и в их стройных легких телах уже билась новая жизнь, посеянная Рувио.

– Нельзя ли и их взять? – шепнула мне залюбовавшаяся Уланна.

– На Арго не выйдет. Но, думается, они дождутся Рувио у брода Последнего Прощания. А может, и последуют за ним за Нантосвельту.

– Вот и хорошо, – деловито заметила скифка. – Пригодятся. Запасная тетива к луку никогда не помешает.

Я громко рассмеялся. Поговорка пришлась мне по душе, звучала свежо. Уланна любила выражаться кратко и сочно, однако же помрачнела, услышав, что ей предстоит остаться.

Кимон мерил крепость вдоль и поперек. В глубоком унынии мальчишка стискивал рукоять меча, а лицом был мрачнее аргонавтов из сада. Ему тоже не предстояло сопутствовать отцу в предстоящем походе, и обстоятельство сие его не радовало. Они с Манандуном должны были править крепостью, развлекать ее гостей, оказывать гостеприимство странникам и оборонять от захватчиков.

Паренек еще не освободился от стыда поражения, пережитого перед возвращением отца. На покрасневшем мальчишеском лице боролись досада и опасение. Он рвался на подвиги, но Урта был непоколебим.

– Я не доверю оборону холма никому, кроме тебя и Манандуна. Вы оба – опытные воины. Манандун мудр и тверд. Ты проницателен и отважен. Оставив вас здесь, одному старику не придется беспокоиться об оставленном доме.

– Ладно, – сдался Кимон. – Но только в следующий поход меня возьми.

– Согласен, – пообещал Урта. – А пока иди и подумай, как оборонять крепость, которая когда-нибудь станет твоей.

Пришлось остаться и Уланне. Так потребовал Арго, вызвавший меня к себе. Он готов был защитить правителя, но больше из «смертного» мира – никого.

По тем же причинам остался и Катабах, хотя его новый титул в любом случае требовал его присутствия в крепости.

Впрочем, Арго поклялся, что нашей немногочисленной команды хватит, чтобы отыскать Мунду и сына Ясона.

Ниив научила, как превратить Арго в сани. Корабль установили прямо, привязав кожаными ремнями к полозьям из молодых стволов, и устроили упряжь для Рувио. Корабль держался спокойно, похоже, его даже забавляли наши усилия. На бортах под уключинами наросли сосульки.

Арго словно торопил: «Ну же, кончайте скорей!»

Даже этот необычный корабль, быть может, не представлял, какое странное плавание предстоит ему – предстоит нам всем.

Корабль загрузили провизией. Катабах, стоя на краю зимнего мира, созданного Арго, предостерегал:

– Если ему наскучит игра и лед растает, вы мигом опрокинетесь со всеми этими деревяшками.

Его сомнения легко было понять, но Ниив с ухмылкой успокоила друида:

– Он заставит нас поднатужиться, но топить не собирается. Можешь следить за нашим плаванием в своем бездонном колодце.

Помнится, уже на следующий день меня позвали занять место на борту. Рувио бил копытом и фыркал. Застывшая река протянулась перед нами. Озябшие мужчины и женщины скрючились на скамьях гребцов, кутаясь в плащи. Прощание было коротко, но в глазах Уланны стояли слезы. Тому было две причины. Аталанта обратила взгляд на небеса, на крутой крепостной холм над лесом. Она впитывала картины и звуки этого мира, с жадностью ребенка запоминая свой сон.

Рубобост изменил своему привычному месту у кормила и взял под уздцы удивленного коня. По знаку Ясона он принялся понукать жеребца, и тот, налегая на ремни и тяжко дыша, совладал с Арго: корабль покачнулся, дрогнул и легко покатил по льду. Ниив торжествующе вскрикнула. Собравшиеся у реки всадники проводили нас до леса, затем свернули от берега на более удобную тропу, чтобы встретить снова у брода Последнего Прощания. Они не сумели бы проникнуть в мир теней и знали об этом, но Урта хотел иметь их при себе на переправе, на случай, если Тени Героев проведали о нашем выступлении и выслали навстречу собственное войско.

Река и лес впереди стояли во льду, насколько хватал глаз, зато позади оттаивали с пугающей быстротой. Крахмальную белизну сменяла обмякшая, помятая зелень. Мы втягивались в зимнюю пустыню под непрестанно валивший снег, по скрипучему, потрескавшему льду, а в двух полетах стрелы позади махало нам вслед цветущее лето.

Рувио поначалу оскальзывался и тянул с трудом, но помаленьку приноровился, и Арго покачнулся, когда полотнище поймало ветер, а потом понесся вперед, словно бегущая по волнам колесница, взметая фонтаны снега и льдинок, отряхивая склонившиеся над рекой деревья, сшибая с ног цапель и загоняя в небо кружившихся в изумлении темных птиц. Кажется, Миеликки улыбалась нам с кормы.

Рувио, освободившись от груза, скакал рядом, окутанный плащом замерзшей пены на боках и блестящего пара дыхания.

Не прошло и двух дней, как перед нами открылся последний перед бродом Последнего Прощания изгиб Нантосвельты. Тут Арго с Миеликки решили, что играм конец. Арго отдохнул – и поставил на своем: внушил нам, что не всегда пляшет под капитанскую дудку, хоть и держит слово. Зима растаяла, а с ней и лед, но таял он медленно, и аргонавты успели выпутать корабль из сбруи ремней и деревянных катков, превративших его на время в санки. Корабль, опасно накренившись, осел в воду, а Рувио уплыл к берегу.

Корабль разительно переменился. Он мирно и тихо скользил по изгибам стремнины, пока не показались высокие валуны, отмечавшие брод, и низкий берег, и каменистые лощины, уходящие вглубь ничейной земли. Ручей, протекавший по лощине, был узок. Я ждал, что Арго дождется ночи и погрузит нас в забытье, чтобы скрыть древнюю магию, которой он прокладывал себе путь. Так поступал он прежде, в Греческой земле. Однако я обманулся. Пошептавшись с Гиласом, корабль послал его к разоренному приюту изгнанников. Вскоре тот вернулся, подавленный и усталый, и молча занял свое место.

Арго вышел на отмель, под густую листву, и застыл в пронизанной солнечными искрами тишине. Аргонавты молча сидели на скамьях, не сводя глаз с предлежащего пути. Всем было любопытно, каким образом Арго доставит их в мир Мертвых.

Чуть погодя Миеликки подозвала меня к себе. Присев на пороге Духа корабля, она тихо поведала:

– Колоссов на прежнем месте нет. Кто-то их забрал. Будь они там, Гилас услышал бы зов своего.

Мы прошли к броду Промахнувшегося Копья. Строения по берегам реки превратились в руины, от моста остался неровный ряд деревянных столбов, перегораживающих реку. Как видно, Мертвые и Нерожденные, отступая от Тауровинды, в прямом смысле сожгли за собой мосты.

Близ брода в Нантосвельту впадала с запада река, лениво текущая между крутыми каменистыми берегами. Поверх галечных осыпей тянулись гребни известняковых стен, поросшие терновником.

Аргонавты разочарованно заорали, когда Арго без всякой магии направил нос в ее тихое русло и, покинув Извилистую, предоставил своим гребцам поработать веслами.

Под мерный бой барабана мы вошли в расщелину столь узкую, что порой ветви растущих на гребне деревьев заслоняли небо.

Ледяная вода была абсолютно прозрачной. Прямо под нами поблескивали на дне гранитные валуны. Каждый удар весел отзывался в каменных стенах ущелья, спуская вниз небольшие оползни. Солнце заглядывало в расщелину, превращая полумрак в изумрудное сияние.

Меня удивило, какой отклик находила во мне красота. Словно я не перевидел тысячи таких же ущелий. Видно, я становился «человечнее». Оправдывалось предостережение Арго: мой волшебный дар в Ином Мире слабел.

Рубобост правил, я бил в барабан, Рувио, лежа в трюме, глубоко вздыхал, вспоминая, быть может, свой гарем, оставшийся позади. Лошади не прошли бы меж этих крутых стен.

Ниив стояла на носу, как всегда высматривая дорогу. На корме, по обе стороны изваяния Хозяйки Севера, опираясь на ее голову, стояли Ясон и Урта. Их лица оставались непроницаемы, но самая неподвижность позы выдавала напряжение. Я все поглядывал на Урту. Среди нас он один мог оказаться уязвимым для искажений и путаницы времен Иного Мира.

Когда Арго, миновав речную излучину, приблизился к скалам, торчавшим из воды, словно обломки двух костей, Ясон выкрикнул приказ: «Назад! Греби назад!» Еще свежа была память о таких же скалах на пути в Колхиду. Те смыкавшиеся каменные столбы в щепки разбивали попавшие между ними корабли. Тогда мы послали голубя проверить, бодрствуют скалы или уснули. В этот раз с нами не было доброй птицы, и призвать ее мне не удалось, сколько я ни старался. Ничего удивительного, и все же я был недоволен. С той минуты, как мы вошли в ущелье, чары мои все слабели.

Тогда Гилас поднялся со скамьи и скинул одежду. Он отлично плавал. На его лице ярко блеснули глаза. Юноша прыгнул с борта, мощными гребками направился к скалам, проплыл между ними, повернулся и махнул нам, а потом лег на спину, подставив лицо узкому солнечному лучу, и позволил течению снести его обратно. Он казался таким умиротворенным, что мне почудилось на миг: он умер и радуется спасению от проклятия жизни, поднявшей его из могилы. Но он вдруг перевернулся в воде, загреб руками, чтобы удержаться на месте. На лице появилась тревога. Он махнул рукой, торопя нас к себе.

Ясон приказал мне отбивать ритм. Весла поднялись и опустились. Я отбивал сильные частые удары, и Арго вспенил воду. Все на борту, даже те, кто не греб, вскрикнули, когда весла легли по борту и Арго пронесся между камнями, задев один и проскрежетав по отмели с треском ломающегося дерева – хотя крепкое днище выдержало удар.

Гиласу бросили конец и втянули его на борт. Гребцы вывели Арго с отмели между скалами, и кто-то радостно вскрикнул, но тут же смолк.

Гилас указывал назад. Ясон тяжело переводил дыхание. Не он один сумел разобрать слова, выбитые на гладких камнях.

– Знаки, – неуверенно проговорила Ниив, – там выбиты какие-то знаки.

Глубоко врезанные в камень буквы, рыжие от лишайников, позеленевшие от въевшегося в расщелины скал мха, гласили на языке, на котором некогда говорил Ясон: с правой скалы – НЕ ВСЕ ТАКОВО, КАКИМ ВИДИТСЯ. С левой – КАКОВЫ МЫ В ВЕЧНОСТИ, ТАКОВА НАША ЖИЗНЬ.

Когда команде объяснили значение каменных надписей, Рубобост заметил:

– Брюхом чую, насчет того, что, мол, не таково, каким видится, – ждет нас пара-тройка хитростей!

– Хорошо сказано, – отозвался Ясон, и дак обиженно оглянулся на меня, спрашивая взглядом: это ирония?

Меня больше заинтересовала другая надпись. Среди нас были шестеро-в-саванах, для которых жизнь в вечности очень даже определяла их прошлую жизнь. Но я не сомневался, что значение надписи глубже. Наводило на размышления и то, что слова выбиты на языке Ясона.

Как заметил Рубобост, брюхо что-то отчетливо чуяло.

– Идет буря! – выкрикнула Аталанта.

Небо потемнело, и река вздыбилась волнами под усиливающимся западным ветром. Стало холодно, и мы снова взялись за весла, уводя Арго глубже в Страну Призраков.

Скоро стены ущелья раздвинулись, река широко раскинулась меж лесистыми холмами. Затем землю покрыли многоцветные поля и густые леса, и, хотя ливень стегал траву и туча в небе нагоняла тучу, все почувствовали, что начинается мир идиллии. В полях весело скакали табунки коней. Их бока и гривы были выстрижены – метки хозяев. Хозяев, однако, не замечалось. Корабль плыл дальше, и в тумане показались вершины замков и крепостей. Дымились костры, запах съестного, ароматы похлебки и жаркого, проплывали мимо нас, но даже зоркая хитроумная Ниив не сумела высмотреть домов.

Мы находились в пределах Страны Призраков, и за нами, быть может, следили, но напрасно было бы ожидать, что наблюдатели покажутся нам на глаза.

Мы подошли к берегу, когда на землю опустились изумительной красоты сумерки: в той стороне, где за далекими вершинами скрылось солнце, небо пылало, именно пылало: пламя узкими полосами поднималось над краем небосклона – языки пламени, назвала их Аталанта. И с них искрами срывались звезды, рассыпаясь по темнеющему небу.

Ночью мы слышали стук копыт и звуки рогов, лай собак и звон оружия, но заметили лишь смутные тени, да и то уголками глаза. Однако на рассвете случилась первая из двух странностей, приоткрывших нам природу Царства Теней Героев.

Меня, встряхнув, разбудил Рубобост. Все аргонавты поднимались, отбрасывая одеяла, и поглядывали за ручей на лесную опушку.

– Что-то приближается, – прошипел дак. Рубобост редко выказывал страх, но сейчас каждая морщинка его бородатого лица выдавала тревогу.

Я пока слышал лишь ворчание грома – только то была не гроза.

Стадо необыкновенных оленей вырвалось из леса. Впереди – четыре огромных могучих самца. Следом четыре или пять десятков стройных животных с огненно-алыми шкурами, бирюзовыми подхвостьями и белыми ногами влетели в мелкий поток и помчались по воде к нам. Стадо разделилось, обходя вытащенный на отмель Арго, и длинными, невероятно легкими прыжками промелькнуло за нашими спинами. За ними бежали другие животные: лисицы ростом с гончих, псы ростом с пони. Над нами, чуть не задевая пестрыми яркими крыльями, пронеслась стая птиц.

Все случилось так внезапно, словно лес вдруг взорвался, выплеснув из себя испуганную живность. И за последним беглецом – зеленокрылым красноклювым вороном – показалась на миг разинутая пасть. Блестящие челюсти сомкнулись, защемив хвостовые перья отставшего, и вместе с ним пропали из виду.

На краю леса блеснула медь, щели глаз вспыхнули из-под прикрытых век, огонь на миг вырвался из гигантского тела, заскрежетал металл, и чудовище исчезло, унося свою жалкую добычу в чащу.

– Во имя всех богов, что это было? – Ясон, как обычно, оглянулся на меня. – Сгодятся любые боги. Явление прямо из царства Аида!

Урта покачал головой:

– В Стране Призраков не должно бы водиться таких тварей. Алые олени нам известны, и остальное зверье можно видеть порой за бродом Последнего Прощания. Но только не этого охотника. Он нездешний. Забрел откуда-то, верно.

– Да, – упрямо повторил Ясон, – как раз из Аида.

– Из чьего-то Аида, – уточнил я.

Если вчера мы гребли лениво, убаюканные идиллическими видами окрестностей, то теперь по коже пробежали мурашки, мускулы подобрались. Весла частыми ударами вспенивали воду – едва ли гребцам нужен был барабан. Арго бежал по воде к окутанным дымкой холмам, за которыми вчера так красочно горел закат, и навстречу нам вдруг долетел запах моря.

– Океан! – прокричала с носа Ниив. – Я вижу острова!

– Океан? Здесь? – поразился Урта.

Он поднялся со скамьи, нарушив ритм гребли, и Арго резко вильнул в сторону. Спотыкаясь, Ясон подобрался к Ниив, которая перегнулась вперед, распластав по бортам черный плащ. Он всмотрелся вдаль – приметил впереди белые крылья кружащих чаек, расслышал еле слышные тонкие крики.

– Мы слишком продвинулись к западу! – выкрикнул Урта. – За эти моря нет дороги. Это лишь серая пустота. Всем известно: ни один корабль не достигнет тех островов. Даже Мэльдун, величайший мореплаватель древности, не сумел к ним добраться. Назад вернулась лишь его песня, да и то одни обрывки.

– Оставь, – заспорил Ясон. – Если там одна пустота, что за горы там вдали? Это внутреннее море, я-то их повидал!

– Может, там не горы, а облака?

– Горы, и туда-то нам и надо, – уверенно заявил Ясон. – А если они обернутся облаками – не страшно. Завтра к вечеру мы полетим на волшебных крыльях. Что скажешь, Ниив?

Девушка вздрогнула, однако кивнула:

– Не стоит нам идти туда – такое у меня предчувствие. Но и Ясон прав. Этот океан – настоящий. Мир внутри мира. И горы стоят в конце его. Другое море, серая пустота, лежит дальше к западу.

Ставшая было широкой река снова сузилась, зажатая ржавыми скалами и крутыми берегами, густо поросшими корявыми остролистыми дубами и узловатыми деревцами с темными плодами. Деревца эти изгибались над землей, словно кто-то задумал выполоть их, как сорняки, да притомился и бросил помятыми и измученными.

Ясон тут же почувствовал себя дома: узловатые деревца были оливками; деревья копили жар и тишину, прямо сочились тишиной, и земля источала тепло южного моря. Самые мрачные из наших аргонавтов оживились, узнав сочное благоухание и терпкий вкус трав и плодов, неведомых в лугах и рощах, окружавших Тауровинду.

И здесь заключалась вторая странность, указывавшая на то, что ожидало нас. Однако, если Ясон и распознал эту странность, он предпочел смолчать, не удостоив меня даже понимающим взглядом, хотя догадался, конечно, что я приметил те же знаки.

Несколько дней мы гребли против течения, теперь же нас несло попутным потоком, и весла лишь тихонько направляли нас и удерживали корабль, противившийся неудержимому стремлению реки к океану. За кормой кружились чайки. Стайка дельфинов решила поплавать наперегонки с Арго, стремившимся к новым берегам. Веселые любопытные головы высовывались из воды. Черные бока блестели обсидианом, и на них светились полоски – белые и красные, вернее, цвета горящих кистей рябины. Вокруг умных внимательных глаз шли бирюзовые и бледно-зеленые кольца. Эти создания не принадлежали обычному миру.

Кажется, они приняли нас за «после-живущих», как сказала бы Уланна, и собирались, по обыкновению, проводить к предназначенным нам островам – на юге эта работа им привычна, – пока не догадались, что двое из нас норовят их загарпунить. Тогда они брызнули в сторону, все еще щебеча, но теперь сердито и обиженно, и скрылись вдали.

– Хорошо еще, никого не убили, – громко заметил Ясон, – а то не миновать бы несчастья. Дельфины – священные создания.

Краем глаза я заметил, как стоявший на корме Рубобост поспешно смотал тонкий линь, а после держался как ни в чем не бывало.

– Рифы! – донесся с носа крик Ниив.

Впереди растопыренными пальцами топорщились скалы. Подняли парус, и свежий ветер отнес нас от белеющих бурунами рифов на глубокую воду.

Ясон оказался в своей стихии. Он понимал, что следовало бы держаться берега, но невдалеке, над гребнями волн этого неспокойного моря, виднелся крутой остров, манивший зеленью и проблесками белого, предвещавшими человеческое жилье.

Усилия весел, паруса и кормила направили Арго на верный курс, и через полдня мы вошли в прибрежный затишек, спустили парус и медленно двинулись вдоль мыса, высматривая пристань.

Вскоре нашелся подходящий для причала берег: узкая полоска песка перед скалами, вся истоптанная человеческими следами. Ниив вброд добралась до берега и забегала между следов, выкрикивая:

– Все одинаковые. Здесь бегал один человек. Кругами, как бешеный! – добавила она.

С лесистых скал падал в море ручей. Часть береговой полосы скрывалась от нас за скатившимися угловатыми обломками. И долетал откуда-то неземной плач – пять глубоких нот, повторяющихся все в одном порядке, то протяжно, то прерывисто. Словно первые звуки волынки, жуткое, стонущее гудение, когда мелодия еще не установилась. Или установилась? Мнилось нечто знакомое в этих плачущих звуках.

«Остров Плачущего!» – осенило меня. Тот, что краем глаза видела Мунда, купаясь в Свете прозрения.

Пусть мой дар задыхался в пределах Страны Призраков, но внутреннее чутье не ослабело. Я вспомнил старого друга, искусного волынщика, певца и сказителя, «служителя случая», как назвали бы его соплеменники, и отважного человека.

Если я не ошибся, где-то неподалеку скрывался ирландец Илькавар. Возможно ли? Но он и впрямь собирался в эти места после нашего с Ясоном последнего плавания в Дельфы.

Илькавар с рождения был наделен умением находить пути в нижнем мире. Такова была его роль в легендах – а он, как и Рубобост, и Аталанта, принадлежал миру легенд. Увы, Илькавар обладал всем необходимым, но был лишен чувства направления! И его вполне могло по ошибке занести на этот островок.

Мы отыскали деревянные флейты: пять выдолбленных стволов, вкопанных в землю так, чтобы ловить ветер с моря. При порывах ветра их мощные стонущие звуки, их печальное гудение отбрасывали нас назад. Ясон и Урта глазели на них в изумлении. Перед ними была та же странная флейта, на какой играл наш друг, но словно изготовленная великаном.

Сообразительная малышка Ниив скакала козочкой, хлопая в ладоши. Она тоже узнала призывный знак волынщика. Все мы воспрянули духом.

Именно предчувствие Ниив убедило Ясона задержаться на острове. Он, разочарованный, что остров оказался меньше, чем представлялся издалека, собрался наполнить водой бочонки и фляги и двинуться на запад, к большой земле. Ясон верил, что там его в своих «царских владениях» ожидает сын.

Меж омытыми морем стенами. Он правит в том мире, но сам того не знает.

Однако, если на острове скрывался Илькавар, он был бы нам весьма полезен.

Урта предпочел остаться на корабле, Ясон же – отправиться на поиски молодого иберийца. Ниив нехотя согласилась остаться вместе с Тисамином и бледным Леодоком. Рубобост, Гилас, Аталанта и Ясон пошли со мной по тропе вдоль водопада и, перевалив скальный гребень, выбрались на плоскую лесистую равнину.

Остальные аргонавты отправились на охоту, чтобы пополнить запас свежего мяса.

Ветер вдруг донес обрывок сладостной мелодии – свежей, чуть печальной песни. Вдруг музыка оборвалась, и за мгновением тишины послышался гневный возглас. Я засмеялся вслух. Голос был искажен гневом, но не узнать музыку, где сочетались веселье и тоска, было невозможно.

Проломившись сквозь чащу, мы оказались на широком лугу, окруженном тремя могильниками: травянистыми крутыми курганами. Остро пахнуло землей, донеслась струйка запаха сырого подземелья, потянуло паленой костью. Посреди луга стоял серый дом со множеством окон в каменных стенах и дырявой крышей, открытой духам стихий. Из дома несло тухлятиной. Ясон уже шагнул к двери, когда его остановил поток отрывистых, почти мелодичных завываний, донесшихся из-за стен. Снова зазвучала волынка. То была мелодия нездешней красоты, пробравшая до сердца и Аталанту, и «старого греческого козла».

И тут же низкие устья гробниц закипели жизнью. Быстрые, неуловимые для смертного взора фигурки выскакивали из-под земли и мгновенно шмыгали в дом. Их безумное хихиканье пробивалось сквозь яростные вопли дудочника; жалобно заныла порванная волынка, треснули переломленные трубки. Возвращаясь обратно в подземное убежище, один из духов-мучителей задержался на миг, так что я и Ниив успели его рассмотреть. Ее – привычную к виду войтази, леших и водяных – не смутила внешность проворного мучителя. Мне тоже приходилось видеть таких прежде. Жестокая природа создала их на страх беззащитным, лишенным знания. Природа в кошмарном обличье, но сама, как я подозревал, уязвимая.

Ясон, набычившись, тяжело перевел дух.

– Мне знакомо это место, – прошептал он. – Все здесь знакомо. Не видом, но…

Тут он вспомнил. Вспомнил и понял.

– Тот, внутри, дожидается нас! Мы поможем ему, и он станет нашим проводником.

Удержать их было невозможно. Воспламененные воспоминаниями прошлого похода, Ясон, Гилас и Аталанта бросились в дом. Рубобост заметил, что я медлю, и тоже остался на месте. Он следом за мной подошел к одному из высоких курганов и нагнулся заглянуть в облицованный камнем туннель. На потолке виднелись резные знаки. Они сменялись под моим взглядом – забытые символы былых веков. То были не простые могильники, но входы и выходы в особую часть мира, хорошо известную кельтам.

Затаившиеся в боковых проходах твари стерегли эти тропы, ведущие в Иные Миры.

Ясон звал меня. Звал по имени: Мерлин. Удивительно дружеский жест со стороны человека, еще недавно поклявшегося меня убить.

– Нас ждет старый друг, – напомнил я ошеломленному событиями Рубобосту. – Волынщик. Помнишь такого?

– Такое не забывается, – пробормотал дак. Его сроду не радовали пронзительные звуки, которые кое-кто называет музыкой.

Если я ожидал увидеть весельчака Все-нипочем, которого знавал встарь, то меня настигло разочарование. На полу скрючился обросший, костлявый, испуганный человек. Слезящимися глазами он смотрел на сочувственно склонившихся к нему аргонавтов. Жалкая тень веселого ирландца, провожавшего меня от реки богини Даану к оракулу Аркамона в Греческой земле. В углу комнаты я приметил груду пищи – сверху свежей, но внизу протухшей и кишевшей червями.

На полу валялся мусор – обрывки кожи, обломки костяных и деревянных дудок.

– Что с тобой? Что с тобой? – помнится, бормотал я, подходя к нему и беря его за руки. – Кто-то за тобой не усмотрел. А я-то думал, твои песни выручат из любой беды.

– Мерлин, – выдохнул Илькавар, сжав мои пальцы, и прежний огонь загорелся в его глазах. Он всматривался в мое лицо, желая, может быть, увериться, что перед ним и впрямь тот самый человек, которому он помог когда-то. – Этот океан полон чар и мороков, – заговорил он, словно прочитав мои мысли. – Сплошные мороки. Словно я связался с самим богом плутовства!

И он снова притянул меня к себе. В его дыхании ощущался резкий запах желчи, слезы бежали из опустошенных глаз, состарившихся еще раньше изможденного лица.

– Это и вправду ты? Ты нашел меня? Значит, песня долетела? Они ни разу, ни разу не дали закончить песню. Ублюдки! – воскликнул он и повторил горестно: – Ублюдки! Ублюдки!

Все молчали.

– Моя песня долетела? – снова спросил он, оборвав стон. Взглянул хитровато. – Я нашел средство выпустить одну песню. Трубы на берегу, у единственного причала. Они смотрели, как я их строил. Сверху. Но к морю они не выходят. Если бы я мастерил простую волынку, мне не дали бы закончить, а вот обтесывать и долбить стволы, большие трубы – не мешали. Небось не догадались, что я затеял. – Он тихо захихикал. – Я настроил звук, чтобы он напомнил тебе ту песню. Помнишь ту песню? Ту, что мы пели, вызывая Медею из подземного мира? Пять нот! И ты их услышал!

Добрый бог в Дубе! А ведь я их слышал! В самый первый день как вернулся в Тауровинду и застал там Трех Ужасных Вестниц, дразнивших меня из-под балки дома Урты. Я расслышал тогда в зимнем небе вздохи музыки, но не узнал отчаянного призыва Илькавара. И на берегу тоже, хотя те ноты были слишком низкими и протяжными, чтобы разобрать мелодию.

– Я слышал, – подтвердил я.

– И я знал, ты придешь! Знал, что ты не забудешь!

Ясон послал мне ледяной взгляд. Мы явились сюда вовсе не за Илькаваром. Но что мне было делать? Лгать бедняге, который только-только ожил?

Илькавар тем временем сумел подняться на ноги и оглядывался по сторонам.

– Тебя я знаю, – сказал он Ясону. – Привет.

– И тебе привет. Что-то ты отощал, а ведь еды здесь полно. Ты что, вообще не ешь?

– Не ем, – рассеянно согласился Илькавар, разглядывая Аталанту и Гиласа. – Кто вы, не знаю, но добро пожаловать в мой скромный дом.

– Ему не помешала бы хорошая уборка, – перевел я ответ Аталанты. – У тебя столько еды, почему же ты не ешь?

– Ну, иногда ем, – пояснил Илькавар. – Они донимают меня едой, наваливают столько, что мне не управиться. Я беру сколько нужно, а остальное – туши, вырезки, похлебку, плоды, винные мехи – они сваливают в кучу. Я пытался все повыбрасывать, так они приволокли обратно. Готовы похоронить меня под курганом жратвы, а вот играть мне не дают.

– Похоронить под жратвой? – откликнулся от дверей Рубобост. – Такой приют мне по вкусу. Немного пованивает, правда. А чего-нибудь посвежее не найдется?

– Рубобост! – воскликнул Илькавар. – Теперь я знаю, что это не сон, что я и в самом деле спасен. Чары Мерлина, хитроумие Ясона и твоя сила! Друзья мои, старые друзья! – Он поворачивался от одного к другому, взмахивая дрожащей иссохшей рукой и пританцовывая на месте. – Помогите мне залатать мехи волынки, помогите доиграть, и я проведу вас куда хотите! Таков уж мой дар, – восторженно похвастал он, не замечая сомнения в наших глазах, – что я умею найти дорогу в Ином Мире. Правда, Мерлин?

– Однажды, помнится, тебе это удалось, – признал я. – Всего однажды.

– Ну, верно. Но что удалось однажды, получится и снова! Верно? Только сперва поешьте! Берите что угодно. Здесь столько еды, что и в Бельтайне не сожжешь. Клянусь поцелуем Даану, взгромозди я все эти свиные туши одну на другую, мог бы чмокнуть в щечку луну. Давайте, давайте! Они скоро еще притащат.

Мы решили немного потерпеть и дождаться свежего мяса.

Коротая время, мы потихоньку вытянули из певца историю его появления на этом острове посреди океана, посреди Страны Призраков. Рубобост не забыл напомнить мне на ухо, что не все таково, каким видится. Силач опасался, что перед нами вовсе не Илькавар, а просто морок, насланный, чтобы сбить нас с пути.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем сбивать нас с пути? И кто станет этим заниматься?

– Я слыхал разговоры об Отравленном.

– И я слыхал.

– Вот Отравленный нас и морочит.

– Очень может быть, что Отравленный нас морочит, но этого человека я узнаю где угодно. Это Илькавар. Илькавар, так же как и мы, замороченный Отравленным.

Дак склонился поближе ко мне, дергая себя за отросший ус.

– Очень надеюсь, что ты прав.

Илькавар ни минуты не сидел спокойно. Он, как слепой, подгребал к себе обломки трубок, вороша их, словно мышь, устраивающая себе гнездышко.

– Другого пути отсюда нет, – говорил он. – А чтобы найти верный выход, надо было сыграть верную песню. Стоило мне начать ее, как я чувствовал ветер свободы, спасения из этой проклятой дыры, но те твари тут же налетали, как пчелы на мед, и дырявили мехи, ломали дудки. Я чинил – они ломали. И норовили набить жратвой, так что брюхо лопалось. Не выпускали из ловушки. И все оттого…

Он смолк, нахмурился.

Ясон, помнивший похожее приключение со слепцом во время первого похода, подхватил:

– Все оттого, что ты прогневил богов! Бог тебя наказал. Ты усомнился в его справедливости? Или то была богиня? Тогда дело плохо. Ну да ничего. Я представляю, как это было. Ты дерзнул допустить, что с человеческой точки зрения ты мудрее богов. И так оно и есть! Зевс, Афина, Аполлон… К любому можно подольститься, если знать, с какого конца подойти. Устал я от них. Божества! Могущественные, всеведущие, громоносные – не спорю. Но что они понимают? Так какого бога ты обидел? Помню беднягу Финея-провидца, которого мы встретили в плавании за руном. Зевс ослепил его и напустил пару гарпий, которые не подпускали несчастного к груде самой соблазнительной еды. Твари сжирали сколько могли, а на оставшееся гадили. И все потому, что он осмелился сказать, что быстрее богов прочтет участь смертного. Не надо, мол, ни долгих паломничеств к оракулам, ни платы жрецам, доящим простаков. Бедняга Финей! Хотя оказалось, что злить Зевса и впрямь небезопасно. Ну, Зевс есть Зевс: ненасытно мстительный, всемогущий, властвующий даже над иноземцами. С Зевсом лучше не спорить. Но теперь его здесь нет, а твои боги и вполовину не так ужасны. Мы тебя выручим.

На лице Илькавара читалось недоумение и отчаяние. Он беспомощно оглянулся на меня. Пылкая речь Ясона истощилась, как истощается интерес кота к пойманной мыши. Он вдруг снова помрачнел, глаза застыли.

Илькавар заговорил (клянусь, ему неловко было противоречить старшему):

– Но я вовсе не злил богов. И полубогов тоже. Никого я не злил, можете поверить. Все это сотворил надо мной безумец. Человек, смех которого подобен глумлению, чье лицо мальчишески прекрасно, пока он не засмеется, а тогда искажается, как лицо Отравленного, как лик красоты в помятом серебряном щите. Но имя… ты назвал имя. Финей. Так он называл меня! «Ты – мой маленький Финей! – сказал он. – Я больше всего любил эту часть истории. Так что мы позаботимся, чтобы у тебя был хороший дом и заботливые малютки-помощники». Да, так он и сказал: «Ты – мой Финей…»