"Железный Грааль" - читать интересную книгу автора (Холдсток Роберт)

Глава 20 БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ, НАЙТИ…

Вот что поведал нам Илькавар:

Он приплыл к острову на очень странном корабле. Там были и другие, но они молча сидели на веслах. Он вышел на берег, и я поверил, что он пришел спасти меня. Вернуться тем же путем, каким пришел, я не смел.

Но он ушел в глубину острова, скрылся, а позже отыскал меня. Этот дом вдруг вырос между гробницами. Прежде его здесь не было, ручаюсь. Я ведь через один из курганов и выбрался на остров! Но он убедил меня, будто я его просто сперва не разглядел, будто бы этот дом не всегда можно увидеть. Мы укрылись в доме и ели обильную пищу, принесенную юношей с дальнего конца острова. Так продолжалось несколько дней. Я рассказал ему всю свою жизнь, поведал о своих трудностях, и об Арго, и о Греческой земле. Оно все хотел знать о Греческой земле. Он тогда часто выходил на утес над бухтой, где стоял корабль, – хотел бы я знать, что ели и пили его гребцы? Я не видел, чтобы они сходили с корабля. Он все смотрел на восток и все больше досадовал. Ждал чего-то и никак не мог дождаться.

Тогда он стал дразнить меня, припоминать мою маленькую слабость, мою привычку плутать в подземных проходах. Все ему казалось смешно. Он переменился, лицо исказилось. Я был напуган. Думал спастись тем же путем, каким пришел, но тоже страшился, и он, должно быть, заметил мой страх. Попросил меня сыграть на волынке. Я воспользовался случаем и заиграл песню, что должна была открыть «нижний путь» – ворота Иного Мира. Но стоило мне начать, как дверь и окна распахнулись, те кошмарные твари бросились на меня, изломали волынку и сбежали. Один даже разгрыз, как кости, все дудки, словно надеялся найти в них мозг музыки.

Безумец расхохотался и швырнул мне кусок мяса. Выбегая из дома, он крикнул:

– Голодать ты не будешь! Но придется тебе подождать корабля, что веками не может сюда добраться. Мой Финей!

Я бросился за ним к бухте, но он бегал лучше меня и, когда я выбежал на берег, уже отчалил, направив нос корабля к заходящему солнцу. Тогда я увидел вдали, перед ним, целый флот кораблей с темными парусами, едва различимых в морской закатной дымке. Длинные суда, боевые галеры, ручаюсь. Множество кораблей, с попутным ветром уходящих вдаль. Понятия не имею, куда.

Он одурачил меня. Для него это игра, жестокая игра.

– Какой у него парус? – спросил я, убедившись, что больше Илькавару нечего сказать.

– Черное полотнище с красной вышитой каймой и с зеленой женской головой посредине. Волосы у нее словно клубок змей, а глаза пустые.

– Медуза, – пробормотал Ясон. – Еще того страшнее…

– Но это ваш корабль добрался сюда через века, – выдохнул Илькавар. – Боюсь даже подумать, что Арго принес мне свободу.

При этих словах все мы взглянули на Ясона. Именно он нашел способ спасти слепого провидца Финея от мучительниц-гарпий. Но тогда ему помогли аргонавты Зет и Калас, летучие сыновья фракийца Борея, загнавшие демонов на самый В-Небе-Плывущий остров. Выщипав чудовищам перья, они оставили их там навсегда.

Мы скоро убедились, что облицованные камнем ходы «сидов», как называл их Илькавар, не пропускают нас далее длины тени. Попытались поймать их сеть, когда починил свои дудки и принялся играть, но они оказались невероятно юркими и, уворачиваясь даже от быстрых стрел Аталанты, успели сделать свое черное дело.

Спасителем оказался Рубобост. Он, хоть и сомневался в истинности Илькавара, проникся его затруднениями и при помощи Рувио перетащил великанскую флейту с берега на вершину холма над лесной поляной.

– Если чутье меня не обманывает, нам нужен теперь только подходящий мех, и мы загоним этих тварей так далеко в их норы, что и за год не выберутся. К тому времени мы успеем выручить из беды волынщика…

Он явно намекал, что тем самым мы навлечем еще большую беду на самих себя.

Еще он добавил:

– В моем народе есть предания о чем-то подобном, потому мне и пришло на ум это средство. Точно не помню, но вроде там замешано было и колдовство. У нас в последнее время с чарами плоховато, так что придется выкручиваться по-другому.

Илькавар мастерил свои мехи из кожаных мехов, в которых доставлялась ему еда. Иглы были костяные, а за нитки сходили разжеванные на волокна побеги плюща. И пища, и шкуры должны были иметь источник, так что Ясон вызвал с корабля Урту, и тот с несколькими охотниками из аргонавтов ушел на другой край острова. Они вернулись с грудой сырых шкур, погруженных на спину Рувио.

– Странные люди, – ворчал он, описывая найденную ими деревушку. – Похоже, у них нет иного дела, как поставлять провизию и воду на проходящие корабли. Гавани там нет, так они спускают припасы на веревке со скалы, а назад втаскивают то, что им дали в обмен. Их там четыре десятка женщин и двадцать мужчин. Детей нет. Когда не заняты работой, занимаются любовью. Все пригожие, молодые. Очень похоже на рай, да только они не говорят: объясняются знаками. Хотя, кажется, знаков им вполне хватает.

– Много вы видели кораблей? – спросил я.

– Три больших, уходили на запад. И еще один загружался.

Урта и сам, как видно, не забыл нагрузиться, судя по тому, как пахло вином и от него и от остальных – вовсе пьяных.

За два дня, пока изготавливались огромные мехи и устанавливались трубы, ты понемногу осознали нелепость положения. Ясон держался как ни в чем не бывало, зато Ниив хохотала, как никогда раньше не смеялась, и Тисамин с Уртой разделяли ее веселье. Рубобоста наше легкомыслие сердило, однако, когда он предложил попасти Рувио на высокой траве, чтобы тот своими ветрами помог надуть мех, никто из нас уже не мог удержаться.

Хотел бы я изложить здесь более мудреное решение задачи по избавлению Илькавара, однако что было, то было: в сумерки третьего дня наших трудов огромные трубы, вставленные в гигантский мех, наполненный ветрами и медленно сдувающийся под давлением ремней, за которые тянул конь, испустили в каждый туннель душераздирающий рев, столь пронзительный и жуткий, что дом, укрывавший Илькавара, не выдержал, пошел трещинами. Куски скалы посыпались с утеса на берег, а компания предприимчивых мужчин, вместе с двумя женщинами и одним конем, свалились с ног, сбитая волной гула и зловония.

После чего наступила тишина.

Теперь Илькавар спокойно сыграл нужную мелодию на волынке, зажав мех между локтем и ребрами. Чары, приковывавшие его к острову, спали и, хотя ничего внешне не переменилось – разве что закрылись темные устья курганов, словно само Время залечило раны, да каменный дом с грохотом обрушился, – но ирландец отныне был свободен и мог отправиться с нами в океан. Духи бежали под землю. Игра с ним закончилась.

Мы взяли его на борт нашего взволновавшегося вдруг корабля, нашего нерешительного судна, нашего Арго, который вдруг зашептал тихие предостережения. Как всегда бывает с путешественниками, опыт странствий во множестве миров не избавлял от неуверенности в новом. Ясон с Уртой, полупьяные, полуослепленные жаждой нового приключения, по очереди успокаивали его. Мы не упрекали их во лжи.

Между тем мы позаботились, чтобы наш крутобортый друг запасся провизией в том самом селении, что питало прежнего пленника поляны, и отчалили вслед за призрачным флотом.

Вслед за Отравленным.

Странный то был океан. Едва мы покинули остров Плачущего, как перед нами вырос новый – крутой зеленый холм, рассеченный бурным потоком, обрушивавшим в море вихрь брызг и водной пыли. Илькавар заклинал нас плыть на юг.

– Отравленный рассказывал мне. Это остров голых псов! Глядите!

Нам открылась полоска берега, за которой вздымались дюны и низкие холмы. По ним тянулись тропы. Жалко было видеть создания, что бегали по леску, облаивая нас, – некогда славные псы, теперь ободранные, лишенные шкур.

Это тоже был остров плача, только с него плакали, лая и скуля, тысячи собачьих глоток. Арго снова повернул, огибая остров, и нам открылся установленный на вершине холма огромный парус – полотнище, сшитое из множества шкур. Пустые глаза и рот раздуваемой ветром головы открывались и закрывались при каждом порыве, испуская самый горестный вопль.

Ниив оцепенела, окуталась тем же сиянием, что осеняло пророчествовавшую Мунду. Она слышала что-то помимо того ужасающего воя: я понял – она слышала в нем пение.

– Красиво, как красиво! – шептала она. – Мерлин, да послушай же!

– О чем они поют?

Я полагал, что она не прибегала к чарам, чтобы услышать собачью песню. Слишком злой насмешкой было бы, если бы ее дар остался при ней, когда мой растаял. Скорее, это была врожденная способность.

В самом деле, она сказала:

– Я слышала песнь оленя и снежного волка. Слышала рысь, и жаворонка, и орла. Но этот плач прекраснее. Разве ты не слышишь? Такая древняя песнь. Отрывки ее слышны в голосе каждого пса, воющего на луну. Но они поют ее целиком.

– О чем они плачут?

Она нашарила мою руку и сжала ее:

– Это псы из времен первых людей. Это потерянные, не узнавшие ошейника и тепла костра. Это древние псы; они видели, как уносят и приручают их щенят. Теперь они жалеют, что пугливо жались на краю леса и не вышли к огню, чтобы разделить тепло и песни людей. Этот остров принадлежит им. Давайте высадимся и поиграем с ними. Они видели игры, но с ними никогда никто не играл. Разве вам их не жаль?

Рубобост наморщил нос, словно говоря: «Играть с этими голыми, покрытыми запекшейся кровью тварями, скулящими на берегу? Спасибо, не хочется».

Я же заметил брошенный на меня из-под опущенных век взгляд, пожатие девичьих пальцев.

– Поиграй со мной. Разве тебе меня не жаль?

Словно почувствовав мою внезапную холодность, она разжала пальцы, грустно улыбнулась, сказала:

– В их песне было что-то еще. Я не разобрала до конца. Протяжный стон, словно человек хочет направить или предупредить… что-то про «Место, чтобы звать отца». Оно покажется из-за небосклона, но опасно ступать на него более чем одному человеку.

Рубобост вслушивался в наш разговор, хотя плохо понимал язык Ниив. Когда я перевел ему ее слова, он встрепенулся.

– Новый обман, – сказал дак. – Я не о девушке, а о том, что ей послышалось. Ошейники им? Похоже, нас самих подцепили на сворку и тянут куда-то.

Я от всей души был согласен с ним и честно в том признался. Но настало время поговорить с Арго.

Ясон, невзирая на ненависть к нему Миеликки и разочарование Арго, по-хозяйски встал у меня на пути, загородив березовый лик богини. Ветер раскачивал корабль, парус щелкал, как бич, под ударами шквала.

– Что сказала тебе Миеликки? – спросил я.

– О чем?

– Об этих островах. Обо всем этом плавании.

– Ничего, молчит и злится.

– Я должен узнать, что ей известно. На следующем острове, где мы сможем причалить, сойти на берег можно лишь одному.

Ясон холодно улыбнулся, жадно вбирая любимый аромат неизвестности и опасностей. Взгляд его намекал: «Ну так что? Я капитан, мне и идти на берег».

Урта, разобравшись, о чем речь, пробормотал:

– Если на берег можно только одному, так Мерлин из нас самый умный. Пусть он и идет.

Я все чаще с радостью убеждался, что гордость не затмевала в Урте здравого смысла.

Однако он покосился на меня:

– Чего ты ждешь от разговора с кораблем?

– Утешения.

– Утешения? Ты? Ну, ты меня напугал! Эй, грек. Ну-ка не загораживай это прекрасное личико. Пусть человек утешится!

Недобрый взгляд Ясона не отрывался от моего лица, но он отлично расслышал под дружеским тоном Урты серьезное предупреждение – и отступил в сторону.

Зов Миеликки привел меня вниз, в Духу корабля, скрытому на корме под мрачным изваянием. Воздух здесь звенел морозом. Хозяйка Севера все скучала по дому. Мой вопрос к ней был прост: Ниив постигла природу последнего острова куда глубже чем, на мой взгляд, было ей по силам. Может быть, богине известно что-то еще? Не место здесь этому океану, по крайней мере в том образе, который был нам явлен. Если не сама Миеликки, то, может, Арго представляет, что ждет впереди? И почему волшебная сила оставила меня?

– Этот океан пахнет Временем, – сказал мне Арго, – однако новые руки играючи меняют образ плывущих в нем земель. Почему тебя оставили чары, я не знаю. Быть может, они предназначены лишь для мира, не знающего волшебства. Но если Пронзительный Взгляд здесь, то она так же бессильна. Вы сродни друг другу. У нее осталось лишь природное коварство.

– Мы плывем в ловушку?

– Да. Конечно. Только чья это ловушка – Огненных Глазок или вашего призрачного Отравленного, – сказать не могу. Не могу разобраться. Слишком много здесь призраков, полным-полно призраков, весь океан полон их воспоминаниями. Они следуют за нами шелестящей рыбьей стаей, хотя и лишены облика. Но ты приближаешься к острову Корзинщиков, а за ним лежит остров Каменных Великанов, дальше – остров Железного Грааля. Далее все колеблется, искажаясь в моих старых деревянных глазах.

– Что-то «искажает» тебя? – спросил я с тревогой и довольно простодушно.

– Нет, – отвечал он, – ничего подобного. Просто все повторяется. Слишком много раз чинили мои борта, слишком часто я принимал славных и отважных капитанов и уносил их в моря, столь же странные, как это. Однообразие утомляет меня. Знание того, что ждет впереди, ослабляет зрение.

Никогда он не говорил со мной с такой прямотой.

– Я говорю тебе это, Мерлин, потому что ты сумеешь понять. Ты сам не более чем корабль. Дерево долговечнее людей. Века не оставляют следа, пока однажды не проявляются внутренней гнилью. Тебя хватит на тысячелетия, а сгниешь ты в один миг, хотя надеюсь, что миг этот еще долго не наступит. Когда тление настигнет тебя, я приду, чтобы унести тебя в место, какого ты не сможешь вообразить. Я стану для тебя и погребальными носилками, и костром, и могилой. Но еще не скоро. Слишком много дел ожидают тебя.

И тебе, самому странному из моих капитанов, я скажу, что для каждого из вас, сидящих на моих скамьях, все потеряно – и все достигнуто. На острове Железного Грааля вы не найдете добычи. Но он откроет вам все.

И он смолк – оракул, отдавший все, что готов был отдать.

– Ну, утешился? – окликнул меня Урта, когда я покинул Дух корабля и, вернувшись на скамью, стиснул намозоленными ладонями мокрую рукоять весла.

– Про себя не скажу, – только и сумел я ответить ему, – а вот корабль наш в черной тоске.

Острова вырастали перед нами, словно сам океан выставлял их у нас на дороге. Мы тяжело гребли, огибая унылые рифы, старались поймать неровный ветер и сторонились изрезанных диких берегов, населенных диковинными созданиями: то огромными лошадьми, мчащимися наперегонки, словно их подстегивали люди, но при первой возможности вцеплявшимися окровавленными зубами друг другу в бока; то мужчинами и женщинами, высыпавшими на берег со смехом и играми, что пришлись весьма по вкусу Урте. Мы едва удержали его на борту, пока он не вспомнил старинное предание о земле, где каждый ступивший на нее начинает играть и смеяться как безумный, без причины. Один остров, с пологими берегами, поросшими лесом, населяли огромные птицы, и Аталанта сбила трех издали, пока мы не разобрались, что они не просто велики, а едва ли не превосходят величиной Арго. Бросив якорь в прибрежных водах, мы целый день срезали мясо с костей, пока Аталанта стрелами отгоняла встревоженную стаю.

К тому времени у нас кончились припасы, и свежее мясо пришлось очень кстати. Илькавар изжарил полоски дичины на костре, разведенном в перевернутом щите. Он оказался отменным поваром, хотя и забыл отстегнуть со щита кожаные ремни крепления.

Мы вышли к острову, где длинный ряд сидящих деревянных изваяний выстроился на берегу, уставившись в море. Урта сразу узнал их и сошел с корабля. Каждое изваяние поднималось перед ним в приветствии: буковые, дубовые и рябиновые люди, выглаженные до блеска и пропитанные маслом. То были коритани, павшие в битвах многих поколений. Отправляясь на войну, каждый оставлял дома свое изображение и долю души. Обряд этот был введен у них в те не слишком счастливые времена, когда друиды были могущественнее, чем теперь. Возвратившиеся сжигали свое изваяние на празднестве, те же, кто не вернулся, пешком и вплавь доставляли идолы на сей потусторонний остров и здесь дожидались путников вроде нас, чтобы передать весточку и привет семьям.

Все это рассказал нам Урта, вернувшись на борт. Потом он довольно долго сидел молча, повторяя по памяти слова и мысли Мертвых правителя Вортингора.

Новый остров показался днем позже: мягкие очертания холма в глубине и теплая широкая полоса песка, нежно омываемая прибоем. Прекрасные темноволосые женщины стояли у кромки воды и, звонко смеясь, махали нам. Старинные были у них одеяния – словно шелковые облегающие платья, темно-серые с белыми пятнышками. На сей раз всем нам вместе пришлось удерживать рвущегося за борт Рубобоста. Он готов был вплавь добраться до берега ради короткого «отдыха и восстановления сил», как заявил он, рассмешив компанию так, что мы едва не уронили его в воду.

Ниив и Урта знали, с чем мы имеем дело: когда сильные торопливые взмахи весел увели Арго подальше от чудесного острова, Рубобост увидел – как и все мы, – какой опасности избежали. Песчаная полоска растаяла, и открылся настоящий берег: острые голые камни. Женщины скользили по ним на животах, жирных и блестящих, и, обратив нам вслед усатые морды, испускали обиженные тюленьи крики.

– Это что еще за кошмар? – возмутился дак.

– Селки, – объяснил Урта. – Вроде тюленей, только умеют иногда оборачиваться женщинами.

Рубобост разинул рот:

– Зачем?

– Чтобы приманить к себе кровавый обед: чтобы сохранить женщину в тюлене, им нужна кровь. А так они питаются рыбой. Разве ты не почувствовал запаха тухлой рыбы?

– Почувствовал, – понуро признал Рубобост и снова уставился на остров.

– Казалось бы, мог догадаться, что здесь опасно, – заметил Урта.

– Опасно? У меня на родине тухлая рыба – излюбленное лакомство. Я на минуту почувствовал себя дома.

Впрочем, великан недолго огорчался.

Арго резал волны моря, обратившегося против нас, враждебного моря, колотящего нас в бока, рвущего из рук парус. Берег, к которому мы правили, берег, где проблески белизны на зеленом выдавали дворец, словно уходил от нас. За дымкой водяной пыли он виделся неясно, но все же мы видели, что он не приближается.

Ясон пришел в ярость, Урта встревожился. Даже аргонавты, чьи жизни по-прежнему связаны похищенными колоссами, казалось, отчаялись и сидели, угрюмо согнувшись над обсыхающими веслами, или тяжело ворочали ими, когда встречный ветер заставлял опустить парус.

Урта, одновременно утешая и предупреждая нас, объяснил, чем обеспокоен. Кое-что пришлось переводить нам с Гиласом. Гилас быстро схватывал чужую речь.

– Море здесь странное, но я о таком слышал. Мы не первые плывем по нему. Эти острова что отверстия в дудках Илькавара – на них можно играть, составляя разные мелодии. Океан пользуется нами, чтобы создавать мир, подходящий к напеву. Все здесь не такое, как кажется, но все знакомо. От своего отца Арбама я слышал, что мореход Мэльдун едва не отчаялся, разыскивая на островах потерянную им жизнь. А в конце пути нашел свой дом. Мы плывем домой, но не надейтесь добраться туда без труда.

Тогда поднялся давно умерший грек Тисамин, встал, удерживаясь на вздымающейся палубе за левую руку Рубобоста, и без того напряженную, потому что гигант прилагал все силы, удерживая рвущиеся веревки паруса.

– Одиссей тоже испытал подобное, возвращаясь домой после осады Трои, – напомнил он спутникам, стряхивая седую пыль с бороды, – но не скоро он достиг дома. Двадцать лет пропало! А за двадцать лет многое переменилось. Женихи грабили его остров, и ему пришлось сражаться за дом и семью. Если мы плывем домой, ждите сражения.

Урта прокричал, перекрикивая шквал:

– За дом всегда приходится сражаться! Он подобен котлу, и огонь под ним надо поддерживать беспрерывно. Но из всех котлов только дом стоит усилий. Для нас котлы всегда много значили. Неспроста добрый бог Дагда держит свой при себе! Что бросишь в котел, то из него и возьмешь. Положишь мясо, получишь похлебку. Бросишь смерть, возьмешь жизнь. Все то же самое – и другое. Чего бы ни стоило, как бы туго ни пришлось, главное – добраться туда. Ничего не остается, как бороться с волнами, пока есть силы.

– Твой дом там, где твое сердце, – рассмеялся Гилас, повторяя слова одной из песенок, которые между подвигами неутомимо сочинял его прежний господин и любовник Геракл.

«Дом там, где есть дверь», – думал я, пока отважные продолжали ободрять друг друга. Слишком хорошо я помнил, сколько дверей закрылись передо мной в долгом странствии по Тропе вокруг мира.

Сквозь бурю донесся голос Ниив, прикрикнувшей на нас, словно мать на детишек:

– Позвольте заметить: мы причаливаем!

Остров призрачной красоты вырос вдруг перед нами. Искусство Ясона и сила Рубобоста позволили нам миновать рифы и бросить якорь на мелководье перед бухтой, где над проходом между скалами стояла сияющая прозрачная каменная арка.

Мальчуган в белой тунике, вышитой нитью цвета позеленевшей бронзы, стоял на узком уступе, нетерпеливо подбоченившись, словно давно ждал нас. Его длинные темные волосы были связаны в пучок, на ногах сандалии на толстой подошве. Бурное море обдавало его брызгами, но он стоял, не замечая их, и улыбался нам. Поймав мой взгляд, махнул рукой, приглашая на берег, повернулся, прыгая со скалы на скалу, пробежал под аркой и скрылся.

Арго, очнувшись, шепнул:

– Следуй за ним.