"Островитянин" - читать интересную книгу автора (Робертс Джон Мэддокс)

Глава восьмая

Гейл старательно чистил своего кабо, проводя скребницей вдоль шерсти животного, ставшей густой и длинной в преддверии зимы. Ухаживать за кабо оказалось куда приятнее, чем за каггами, поскольку стадные животные всегда держались вместе и было трудно испытывать привязанность к какому-то одному из них. Кабо же, напротив, все были очень разными.

Верховые животные, отданные в распоряжение Гейла, оказались куда более смирными, чем Лунное Пламя, И все же в них чувствовалась своя скрытая сила. Порой молодому воину казалось, что куда проще иметь дело именно с кабо, нежели с обитателями этого города, и лишь у считанных конюхов, ходивших за кабо, юноша заметил нечто похожее на то чувство взаимопонимания, которое возникло у него самого с этими животными. Как ни странно, люди эти в точности как и он сам, оказались родом из далеких краев.

Молодому человеку не терпелось поскорее отправиться в путь. Дальние страны манили его, но одновременно не хотелось и покидать город.

С другой стороны, и сам дворец Пашара, и весь город казались ему полными скрытых опасностей. Среди тех, кто дружелюбно улыбался юноше, Гейлу то и дело мерещились враги. Это не было вызвано простым страхом дикаря по отношению к цивилизации. Почти каждый день какие-то незнакомцы под случайным предлогом заговаривали с Гейлом, пытаясь что-нибудь выведать о хозяине дворца или о его дочери. То и дело в разговоре слышались тонкие намеки на то, что за интересующие их сведения они готовы хорошо заплатить. Разумеется, Гейлу и впрямь не доставало житейского опыта, но глупцом он не был, и всякий раз давал дерзким незнакомцам достойный отпор. Об этом он поведал Молку, когда они повстречались в одной из портовых таверн.

— Послушай доброго совета, парень, и как можно скорее уноси ноги из этого проклятого богами города! — сказал ему мореход. Он не скрывал своей тревоги.

— Но кто они такие, эти люди? — недоумевал Гейл.

Подняв руку, Молк принялся перечислять, загибая пальцы:

— Прежде всего, это могут быть враги Пашара, которые ищут свидетельств его измены, чтобы донести королю. К примеру, им было бы любопытно узнать, если он принимал за обедом посланца Омайи. С другой стороны, это могут быть королевские соглядатаи, которые следят за Пашаром по долгу службы. Ну, и наконец, его собственные люди, которым хозяин поручил проверить, не являешься ли ты шпионом, подосланным его противниками или даже самим королем. Пашару вполне могло показаться подозрительным, что человек, так хорошо смыслящий в повадках кагг, оказался перед храмом именно в тот миг, когда возникла угроза жизни его дочери. Он вполне мог прийти к выводу, что подобное совпадение подстроить совсем нетрудно: один из храмовых служек незаметно колет чем-то острым непокорное ездовое животное, а молодой красавец варвар бросается вперед на выручку прелестной жрице. Согласись, у него могли быть основания для таких подозрений. И, кстати, уверен ли ты, что допрос храмовых служителей, имевших в тот день дело с жертвенными животными, допросили как следует.

— Никак не могу привыкнуть к мысли, что на свете так много подлецов и обманщиков, — промолвил Гейл.

— А ведь это только одна из опасностей, — невозмутимо отозвался Молк. — Люди, досаждавшие тебе пустыми разговорами, вызвали твои подозрения, но ведь куда более опасны другие, те, что действуют исподтишка. Рабы, твои покои, конюхи, стражники, стоящие у дверей подобно безмолвным изваяниям, — все они вполне могут быть соглядатаями. Причем, никому доподлинно неизвестно, на кого они работают. Так что, уезжай побыстрее, Гейл.

— Конечно, я последую твоему совету, — пообещал юноша, поднимая кружку с крепким пивом — излюбленным напитком мореходов.

Лишь о Шаззад он ничего не сказал своему приятелю, — а именно это и было единственной причиной, почему он не стремился к скорейшему отъезду. Гейл со жрицей проводили вместе каждую ночь, и у него подгибались ноги при одном лишь воспоминании об этих часах безумия. Шаззад была одних лет с Гейлом, но оказалась чрезвычайно искушенной в искусстве любви, и многому смогла обучить юношу. С ее помощью он постиг все тонкости любовных игр, и ему казалось, что Шаззад превратила их тела в единый инструмент наслаждения, столь острого и изощренного, что порой этому удовольствию Гейл предпочел бы любую муку.

Вот почему в глубине души молодого воина затаилась тревога. Он не мог не замечать, что наслаждение, которое получала жрица от слияния их тел, для нее было скорее обрядом, не затрагивавшим истинных чувств. Даже в те мгновения, когда Шаззад, казалось, без остатка растворялась в накале страсти, она продолжала шептать на неведомом языке какие-то ритмичные фразы, напоминавшие заклинания или молитвы. Гейл не знал, было ли это колдовство или некий запретный религиозный обряд, и все же всякий раз ему делалось не по себе. Тем не менее, перспектива лишиться этих ощущений неописуемых в своем великолепии, казалась ему столь же невыносимой, что и возможность навсегда остаться во дворце советника Пашара.

Внезапно чей-то голос отвлек юношу от мрачных мыслей, и он обрадовано оглянулся на зов.

— Иди сюда, Гейл!

Это был торговец Шонг.

Потрепав кабо по спине, Гейл положил скребницу в ящик с инструментами у дверей. Выйдя во двор конюшни, он подхватил копье, воткнутое в землю справа у дверей, и жестом поприветствовал своего будущего командира.

Шонг растянул губы в усмешке.

— Не будь при тебе этой зубочистки, я бы тебя не узнал!

У Гейла на поясе, как всегда, висел длинный меч. Конечно, с оружием ухаживать за животными было не слишком удобно, однако истинный воин никогда не должен расставаться с клинком.

Это не самая худшая примета! — Возразил молодой человек, любовно поглаживая изукрашенные ножны.

Шонг пришелся ему по душе с первого дня. Однако, ему понадобилось время, чтобы завоевать доверие торговца. Тот слишком привык, что в экспедиции зачастую включают каких-нибудь придворных бездельников или проштрафившихся сыновей благородных семейств. Таким образом их лишь пытаются на время убрать из города… Однако, со временем Гейл сумел доказать Шонгу, что он не только превосходно владеет оружием, но и мастерски умеет обращаться с любыми животными. Шонг не поленился также увидеться с Молком, которого в подробностях расспросил о необычном юноше, После чего окончательно удостоверился, что перед ним не какой-то засланный в отряд соглядатай. Впрочем, к тому времени купец и сам сообразил, что Гейл не станет обременять его, подобно каким-то придворным болванам… Сейчас между ними установились вполне доверительные отношения.

Завтра на рассвете с третьим ударом гонга мы покидаем город, — объявил торговец. — Ты должен быть у Лунных Ворот со всем снаряжением. Если Опоздаешь, ждать тебя никто не станет. Либо догоняй, либо оставайся здесь — дело твое.

— Я буду вовремя, — заверил его Гейл.

— Вот и отлично. А теперь возвращайся к себе… Полагаю, тебя там ждет приятный сюрприз. Насколько я понял, господин Пашар очень щедро снарядил тебя в дорогу.

Юноша в недоумении направился вверх по холму ко дворцу и во дворике перед своей комнатой обнаружил груду предметов, от вида которых у него перехватило дыхание. Седло из хорошо выделанной кожи, одежда на любую погоду, высокие сапоги, одеяла, связанные из шерсти квила, разборная палатка из плотной ткани. Действительно, было от чего прийти в восторг!

— Мало кто выступает в поход со столь отличным снаряжением, — услышал он за спиной голос подошедшего Шонга.

Гейл, однако, испытывал смешанные чувства. До сегодняшнего дня он никогда не имел никакой собственности, кроме оружия.

— Но как же мне все это унести? — спросил он.

— Тебе не придется нести поклажу на себе, для этого есть наски.

По мудрому совету Шонга, юноша приказал слугам заранее отнести снаряжение к Лунным Воротам. Закончив все приготовления к отъезду, Гейл решил, что разумнее переночевать вместе со всеми на месте общего сбора. Он хотел попрощаться с Пашаром, но советник пребывал в резиденции короля и должен был вернуться не раньше, чем через несколько дней.

Гейл отправился к Шаззад. Он застал девушку перед зеркалом. Трое служанок суетились, укладывая волосы жрицы в сложную прическу. Рядом стоял манекен, с развешенным на нем изысканным платьем, дополняли наряд драгоценности и непонятные ритуальные предметы.

— Привет тебе, Гейл, — проронила Шаззад рассеянно, не отрывая взгляда от зеркала. — Я сейчас занята. Этим вечером я должна исполнить первый ритуал, посвященный сбору урожая. Богиня очень требовательно относится к выбору наряда и прически. Мы не могли бы поговорить с тобой завтра?

— Завтра я уеду. Экспедиция выступает в путь рано утром.

— Правда? Так скоро? Ну, что ж, ты ведь рано или поздно вернешься.

Гейл и не ожидал, что женщина будет сильно горевать, он не был столь наивен, но все же надеялся на менее равнодушный прием.

— Ты так в этом уверена? Я могу и погибнуть.

— Конечно, можешь. Но если останешься в живых, то непременно вернешься ко мне. — Шаззад ни на миг не прекратила своего занятия — с помощью тонкой кисточки она подводила черной краской глаза.

— А в том, что ты сама ко мне не переменишься, ты тоже уверена? — с неожиданной требовательностью спросил юноша.

Шаззад перевела взгляд на Гейла. На ее губах блуждала странная улыбка.

— Конечно. К тому же, я наложила на тебя чары. Твоя судьба предопределена, и моя — тоже. Они тесно связаны между собой, и с этим уже ничего не поделать. Хочешь ты того или нет, ты вернешься ко мне.

Ее самоуверенность выводила Гейла из себя. Он никогда не мог понять, говорила Шаззад серьезно или же смеялась над ним. И он злился, что она обращалась с ним подобным образом в присутствии других. Конечно, юноша понимал, что жрица не считает прислужниц за людей — для нее рабы были лишь одушевленными предметами. И, взглянув на служанок, он заметил, что те смотрят на Шаззад со страхом.

Ночью в городе царила тишина, однако еще до рассвета в лагере началась суета — погонщики нагружали вьючных животных, собирали мусор и сжигали его в горевших всю ночь кострах. Прохладный утренний воздух напоминал о том, что жаркие летние дни уже миновали. В портовом Касине никогда не бывало по-настоящему холодно, но на возвышенностях, куда они собирались отправиться, климат был совсем иной. Там они столкнутся с суровой зимой.

Сторож на воротах ударил в гонг, заметив, что небо на востоке начинает бледнеть. Последние тюки уже крепко привязали к спинам насков. Через несколько минут раздался второй удар, к этому времени были закреплены ремни и подпруги, а те, кто собирался ехать верхом, вскочили в седла. Третий удар прозвучал, когда начальник стражи смог разглядеть первый верстовой столб, который на этом расстоянии выглядел крохотной белой щепкой. Массивные ворота, створки которых толкали тянущие заунывную песню рабы, стали приоткрываться. Шонг подъехал к голове колонны. Гейлу не терпелось двинуться в путь, он испытывал необъяснимый восторг, сидя в седле с притороченным к нему длинным кожаным чехлом, в котором хранил копье. Но пока все ждали сигнала Шонга. Командир экспедиции объехал колонну кругом, проверяя, все ли в порядке. Вполне удовлетворенный, он снова направился к стоящим впереди всадникам. Ворота полностью распахнулись, Шонг вскинул руку и рванул поводья. Погонщики во весь голос затянули песню, в которой просили благословения у бога, и всадники послали вперед своих скакунов.

Гейл пустил кабо рысцой, но тщательно следил за тем, чтобы не обогнать Шонга. Миновав массивный свод ворот, всадники выехали на равнину. Там стояли несколько караванов, прибывшие вчера к городским стенам после закрытия ворот. Селяне везли в город на продажу продукты и скот. Откуда-то доносилась песня одинокой флейты.

Юноша испытывал сложные чувства, покидая город, но первый глоток воздуха за городскими стенами принес с собой запах свободы. Гейла манили обширные пространства материка, он страстно желал увидеть как можно больше новых земель.

Кабо, на котором ехал юноша, носил имя Верный. Это имя подходило животному, но Гейл знал, что кабо не воспринимают кличек, данных им людьми, и не откликаются на них. Верный был крепким, надежным животным, прекрасно подходящим для дальнего путешествия.

Наски крупной породы, что выращивались на Островах, с ниспадающими на шею и плечи косматыми белыми гривами, неторопливо вышагивали, обремененные тяжелой поклажей. Их погонщиками были темнокожие мужчины, единственная одежда которых состояла из обернутого вокруг талии и доходящего до колен куска белой ткани. В ушах болтались большие кольца из медной проволоки, а передние зубы у всех оказались выбиты, что видимо, являлось частью какого-то жестокого ритуала, присущего этому племени. Гейлу рассказали, что народ этот обитает в пустынных землях, на юге от Неввы. Также его предупредили, что керрилы — грубые и жестокие люди, и он легко этому поверил. Вожака погонщиков, высокого человека с курчавыми волосами звали Агах. У него не хватало двух пальцев на руке и мочки уха, а лицо и тело покрывали бесчисленные шрамы.

Мощеная дорога шла до первого верстового столба, затем потянулся плотно утрамбованный тракт. Ежедневные дожди не давали подниматься над дорогой клубам пыли. По сторонам простирались обширные пастбища и плотно засаженные земельные наделы.

Стебли злаков клонились под весом почти созревших колосьев — через пару дней должен был начаться сбор урожая. Около каждого поля Гейл видел курящиеся дымки над крохотными святилищами. Раздумывая, кого можно расспросить об этом поподробнее, юноша, обернувшись, заметил рядом с собой Шаулу, королевского картографа.

— Это молельни богов воздуха и дождя, а также бога грозы, — ответил тот на вопрос Гейла. — Сейчас земледельцы больше всего нуждаются в том, чтобы ненадолго вернулась хорошая летняя погода. За шесть дней без дождя можно успеть полностью собрать и убрать в закрома весь урожай. В некоторые годы большая часть урожая погибает из-за того, что во время сбора льют дожди. Иногда он пропадает полностью. В последнее время это случается значительно чаще, чем сотню лет назад.

— Почему так? — поинтересовался Гейл. — Если урожай зависит от воли богов, неужели всех этих обрядов и жертвоприношений недостаточно, чтобы обеспечить хорошую погоду?

— Казалось бы, да, но ведь у богов может поменяться мнение… или их нужды. А иногда бывает, что один бог подчиняет себе другого. Или, — Шаула оглянулся вокруг, проверяя, не подслушивает ли кто их разговор, — может случиться, что боги сами ничего не в силах с этим поделать.

Гейл почесал своего кабо за ушами. Животное довольно зафыркало.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… — Шаула снова с опаской заозирался. — Ты не видишь где-нибудь поблизости этого болвана Гелпаса? Он обучается в жреческой школе и не выносит сомнительных разговоров на религиозные темы… — Убедившись, что Гелпас, который должен был присоединиться в Омайе к невванскому посольству, находится вне пределов слышимости, он продолжал:

— Многие из нас считают, что мир, вообще, мало интересует богов. Или же не интересует вообще. Он существует по собственным законам, которые невозможно изменить никакими молитвами или жертвоприношениями. Посмотри… — Картограф вытащил из бороды своего кабо тонкую веточку и подбросил ее в воздух. — Видишь?

— Что именно? Она упала, — сказал Гейл, ожидая объяснений.

— Верно, упала. Подброшенные вверх предметы всегда падают, если их ничто не удерживает. Упадет даже легчайшая пушинка, если ее не будет гнать ветерок. И никакой воли богов здесь не требуется. Это закон природы. Разве ты можешь предположить, что где-то существует бог, который только тем и занимается, что заставляет предметы падать? Глупо, верно?

Подобные мысли раньше не приходили Гейлу на ум. Вещи и явления просто существовали, он никогда не задумывался об этом.

— То есть погода подчиняется законам, которые столь же неизменны?

— И погода, и многие иные явления. На самом деле, таким законам подчиняется почти все, если только не вмешается человек. Вообще-то, когда излагаешь подобные мысли, нужно быть крайне осторожным. В таком большом городе, как Касин, конечно, есть множество мыслителей, имеющих возможность свободно высказывать свои идеи, хотя кое-кто из жрецов и выступает против этого. Но во внутренних землях люди могут оказаться столь богобоязненными, что просто убьют того, кто провозгласит не совпадающую с их верованиями мысль. Особенно опасны в этом смысле примитивные народы, где власть правителей основывается на предполагаемом благоволении богов. Если ты при них станешь болтать о чем-то подобном, тебя могут предать жестокой казни.

— Я это запомню, — сказал Гейл.

Понемногу Гейл все лучше начал разбираться в жизни материка. Он спрашивал о возделываемых землях, где они проезжали и которые столь разительно отличались от небольших участков земли при селениях на его родном Острове. Шаула оказался неистощимым источником интереснейших сведений. Когда он воодушевлялся темой беседы, остановить его было столь же трудно, как бьющий из-под земли родник.

— Разумеется, это не такие крохотные участки, которые обрабатывают семьи крестьян, — объявил картограф. — Наши земли называются плантациями. Крупный землевладелец может быть хозяином имения, чьи границы не объедешь и за пару дней. Некоторые плантации сдают в аренду крестьянам, на других трудятся рабы.

— А откуда берутся рабы? — спросил Гейл.

— Некоторые становятся ими с рождения. Еще во время войны в рабство обращают захваченных пленников. Крупные войны означают обилие дешевых рабов. Предприимчивый человек может скупить в такое время земли у обедневших крестьян и отправить на них огромное количество рабов. Это очень выгодно и может принести ему большое богатство.

— Если, конечно, его страна выиграет войну, — уточнил юноша.

Шаула беззаботно махнул рукой.

— Неважно, кто победит — так или иначе кто-то окажется в выигрыше.

Окончился первый день пути. На закате путники разбили лагерь у ручейка, близ маленькой деревушки. По привычке, оставшейся со времен его пастушества, Гейл поднялся на небольшую возвышенность и оглядел суетящихся внизу людей. Кое-кто посмеялся над его попыткой заступить в караул, ведь до границ Неввы оставалось еще несколько дней пути, однако юноша считал, что имеет смысл уже сейчас установить постоянную охрану. К тому же, он хотел побыть в одиночестве, как в те дни, когда он следил за каггами своего племени. На него обрушилось столько новых впечатлений, что необходимо было разобраться в своих ощущениях.

Кроме того, в душе Гейл сознавал для себя некое высокое предназначение. Зачем и для чего именно его избрали боги, пока было непонятно, но внутренний голос твердил, что все полученные знания немало пригодятся ему в будущем.

Первый этап пути проходил без особой спешки: люди и животные должны были постепенно привыкнуть к условиям похода, и Гейла это устраивало. Разумеется, его бы не утомил и более жесткий распорядок, но все же к концу первого дня езды верхом он чувствовал себя как после обряда обрезания, хотя болело немного в другом месте. Более опытные наездники потешались над его неприспособленностью куда злее, чем моряки, когда он страдал поначалу от морской болезни. Так уж, наверное, устроен мир, думал Гейл, что люди, привыкшие к своей сложной и тяжелой работе, испытывают удовольствие, наблюдая за мучениями новичка. Он стойко перенес неприятные ощущения и пришел к выводу, что мучительна не сама боль, а унижение, которое при этом испытываешь. Гейл при вязал и вычистил своего кабо и, стараясь не хромать, направился к лагерному костру.

Уже на четвертый день его страдания прекратились. Караван как раз достиг границ Неввы. Местность медленно, но неуклонно поднималась, и фермы, ранее одна за другой тянувшиеся вдоль дороги, теперь встречались значительно реже. Вокруг расстилались холмистые луга и кроме больших стад каггов и других домашних животных теперь можно было видеть и диких зверей, которые редко встречались около больших городов.

Теперь уже Шонг установил ночные дежурства и порядок несения караулов. На таком удалении от столицы законы выполнялись не столь неукоснительно, и встреча с разбойничьей шайкой не была здесь редкостью. По другую сторону границы опасность еще более возрастала. В Омайе не существовало централизованной власти, как в Невве. На этих землях правили многочисленные мелкие князьки, и вооруженные патрули встречались нечасто. Гейл надеялся, что теперь сможет проявить свое воинское искусством и полностью оправдает участие в экспедиции.

Поначалу Гейл недоумевал, как они будут добывать в дороге пропитание, потому что небольшого количества провизии, что они взяли с собой, было явно недостаточно для людей, отправившихся в долгий утомительный путь. Однако его беспокойство оказалось напрасным. На каждой стоянке к каравану подходили местные селяне и предлагали на обмен продукты, так что у них всегда было в изобилие мясо, молоко, сыр, свежие фрукты и зелень. А если поблизости находился постоялый двор, то к ним обязательно подъезжала запряженная насками телега, в которой привозили кувшины с вином и элем. Своими походными запасами им пользоваться почти не приходилось.

— Похоже, дорога будет не такой уж и тяжелой, — заметил Гейл Шонгу, обгладывая сочное мясо с ребра кагга.

Торговец мрачно усмехнулся.

— Погоди радоваться. Пока мы идем по плодородным, населенным землям, а сейчас как раз то время года, когда здесь все в изобилии. Но скоро мы достигнем гор. Там бывает, что люди бредут, оставляя на снегу кровавые следы, а получить питьевую воду можно лишь растопив снег. Но если с другой стороны гор находится пустыня, положение станет и того хуже. Тогда ты будешь безмерно счастлив, если голодную смерть отодвинет горстка сушеных фруктов.

— Верно, путешествие требует умения выживать в любых условиях, — согласился Гейл. — Когда я был ребенком, случилось так, что за год не выпало ни одного дождя и суховей губил наши земли. А на следующий год кагг поразил желудочный мор. Ослабленные голодом, вызванным засухой, они умирали, как мухи. И люди тоже.

— Вот и славно, — проворчал Шонг. — То есть, конечно, не то славно, что твой народ умирал, а то, что ты знаешь, что такое голод. Некоторые горожане не имеют ни малейшего представления о мире, который простирается за крепостными стенами. Я уверен, они сразу же слопают свои пайки, а потом их хватит только на то, чтобы непрерывно жаловаться. Поверь, эти люди беспокоят меня куда больше, чем нападение разбойников.

— Разве так трудно избавиться от тех, кто тебе не подходит? — удивился Гейл.

— Увы, это не в моих силах! — Шонг возвел очи горе. — Будь это кто из погонщиков, еще полбеды. С ними справиться не так уж трудно — угрозой изгнания из отряда, хлыстом или, в крайнем случае, мечом. Но самыми никчемными чаще всего оказываются касинские хлыщи.

Он неприязненно покосился в сторону костра, у которого собралась кучка подвыпивших торговцев и чиновников. Среди них были картограф Шаула, жрец и посол Гелпас, а также врачеватель по имени Тувас.

— Ты говоришь и о Шауле тоже? — удивился Гейл, который в душе надеялся на отрицательный ответ: — этот человек юноше нравился.

— Нет, не о нем, — Шонг стряхнул крошки с колен. — Я не первый раз путешествую с Шаулой. Он может доставлять хлопоты окружающим лишь своей увлеченностью работой: то позабудет о еде, то отморозит пальцы, вырисовывая свои карты. Настоящие неприятности причиняют типы вроде Гелпаса, донельзя избалованные и изнеженные, а в придачу еще тупые и упрямые. И другие, которые учились торговать только в своих конторах — от них нет никакой пользы, когда ищешь новые товары и новые рынки.

Поначалу в пути не возникало особых проблем, и Гейл наслаждался обилием новых впечатлений. Он настолько привык ездить верхом, что невольно гадал, сможет ли теперь путешествовать пешком.

Возделанные поля остались позади, а окружающая местность стала дикой и прекрасной. И вот показались горы, их вершины, устремленные ввысь, покрывал снег. Юноша решил, что они достигают неба. Однако спутники заверили Гейла, что по сравнению с хребтом, который они увидят через пару дней пути, эти покажутся ему просто холмами.

Здесь, на природе, Гейл снова ощутил свою связь с духовной силой живых существ. Он почувствовал огромное облегчение: ведь ему показалось, что он утратил эту способность в мертвом пространстве большого города. Конечно, жизнь в предгорьях не была ему столь понятна, как на его родном Острове. Все-таки он был рожден не в этих местах. Вокруг, куда ни кинь взгляд, паслись стада спиралерогов и ветвирогов, туну и других животных, названий которых Гейл не знал. Появились и хищники, и пожиратели падали, всегда идущие за стадами травоядных животных.

В этих краях они встретили народ, кочевавший вслед за своими стадами. Животные напоминали полудиких каггов, правда меньших размеров, чем у шессинов, но зато более диких и зловонных.

На границе с Омайей обнаружилась маленькая крепость. Ее верхняя часть была надстроена из строевого леса над более старым сооружением, сделанным из прекрасно обработанного камня. На ветру слабо полоскалось знамя Омайи. Стоящие на зубчатой стене солдаты, опираясь на копья, провожали караван скучающими взглядами. Гейл поежился при мысли, что и его могла ожидать подобная участь, — а сейчас он сжимает коленями бока прекрасного кабо, и перед ним расстилается огромный мир…

Время от времени юноша пытался завязать разговор с погонщиками насков, но те оказались слишком замкнутыми и туповатыми людьми, не интересующимися ничем, кроме собственных потребностей. Агах, вожак керрилов, не сказал Гейлу ни одного грубого слова, но юноша не раз ловил на себе его надменный лукавый взгляд. Керрилы были известны как народ вороватый и разбойный, их мужчины ни на миг не расставались с заткнутыми за пояс короткими кривыми мечами. Но Гейл быстро понял, почему остальные готовы мириться с неуживчивым характером керрилов: они, как никто другой, умели обращаться с упрямыми буйными насками. Юноша подозревал, что эти люди используют какую-то магию для приручения животных.

Наски взирали на мир сквозь нелепо торчащие космы, которые почти закрывали их маленькие красные глазки. Они, казалось, сознавали собственное безобразие и были полны решимости заставить заплатить за это весь остальной мир. Однако керрилам удавалось добиться от непокорных тварей абсолютного послушания. Они могли монотонным пением заставить животных стоять спокойно, пока на них навьючивали груз, и вынудить двигаться быстрее ударами гибких прутьев, причем наски не лягали и не кусали своих погонщиков. Гейл уже успел различить несколько мысленных команд, при помощи которых керрилы управляли животными, и конечно же хотел бы узнать побольше. Однако догадайся об этом подозрительные керрилы, они бы просто не подпустили чужеземца к своим наскам.

Некоторое время караван шел вдоль русла реки, в основном протекавшей далеко на северо-востоке, за пределами Омайи, на землях которой она сильно расширялась за счет впадения бурных горных речек.

Река выглядела спокойной, но Шонг объяснил, что она слишком быстрая и мелкая для судоходства. Правда, в низовьях можно было плыть на плотах и лодках с низкой осадкой. Гейл видел на реке несколько плоскодонок, гребцы на них с огромным усилием шестами толкали суденышки вверх по течению, и юноша решил, что путешествие верхом ему куда больше по вкусу.

Гейла привели в восторг луга в пойме реки. Он мгновенно, как бывший пастух, оценил качество травы, и его взгляд скотовода не мог не восхититься этими бескрайними просторами. Тем более что Гейлу рассказали о необъятности этих прерий, раскинувшихся от южных пустынь до пределов, теряющихся где-то далеко на севере. Они отделяли прибрежную равнину от гор и были то местами холмистыми, то совсем плоскими и повсюду пересекались мелкими речушками, большинство из которых легко преодолевалось вброд.

Удивительно, почему столь обширные равнины никто не использует. Жители прибрежных районов считали эту местность бесплодной, ничем не лучше скалистых или песчаных пустынь на юге. Источники воды были разбросаны слишком далеко, зато банды разбойников — повсюду. Жить в прерии могли только кочевые племена, передвигающиеся со своими стадами от пастбища к пастбищу, от источника к источнику, а цивилизованные городские жители считали кочевников дикими первобытными людьми.

Гейлу было трудно с этим согласиться. Да, расстояния казались огромными, но лишь тем, кто привык передвигаться пешим. Племя, в распоряжении которого были кабо, могло владеть всей этой долиной. Что же касается разбойников, то воинственному народу, чьи мужчины почти с самого рождения носят оружие, не пристало опасаться шаек каких-то головорезов.

Во дворце советника Гейл много общался с людьми, присматривающими за кабо Пашара, и много узнал о том, как выращивают этих животных. Кобылы приносили по одному, очень редко по паре жеребят в год. Из этого молодняка большинство выбраковывалось. Аристократы были требовательны к внешнему виду животных. Гейл видел на дворцовых фресках, как кабо использовали во время войны и на турнирах. Знатные всадники с пиками наперевес выезжали на поединок друг против друга. Каждый из них стремился иметь как можно более богатые доспехи и более крупного скакуна, чем у противника. Гейлу претило, что воинская доблесть в том случае заменялась богатством владельца и искусством заводчиков, сумевших вывести мощную породу кабо.

Сейчас же Гейл был полон далеко идущих замыслов. Ему нужно много кабо, крупных и выносливых, чтобы переносили человека на большие расстояния. И оружие, которое могли бы использовать всадники прямо из седла. А еще необходимы люди, но уж с этим-то, казалось, не возникнет затруднений…

Юноша не спешил делиться своими мыслями с товарищами по походу. Он знал, что те, скорее всего, просто посмеются над безумным юнцом, который мечтает стать великим завоевателем. Гейлу, однако, все это представлялось вполне разумным. Он всегда резко отличался от окружающих и прекрасно понимал свою избранность. Так почему бы и его замыслам не отличаться от мелочных мечтаний спутников?

Он всегда чувствовал себя не таким, как другие даже когда жил среди своих соплеменников. Ему нигде не было места, если только он не принимал на себя роль, навязанную ему обстоятельствами: то моряка, то воина, а вот теперь исследователя новых земель. Даже раба, не прояви он должную осторожность… Хорошо, пока он согласен и на это, но рано или поздно ему удастся зажить собственной жизнью. И если не найдется народа или племени, чтобы поддержать его и его мечту, он сам создаст такой народ.

Как-то раз, еще на территории Омайи, Гейл, погруженный в раздумья, выехал далеко вперед, и его взору предстало необычное зрелище.

Кабо под ним неожиданно резким скачком метнулся влево. Гейл усмехнулся, увидев, что причиной испуга животного оказалась птица-грязевик. Лишенное способности летать пернатое, обитающее в этих землях, внешне напоминало птиц-убийц, но не обладало их хищным нравом. У грязевика были длинные ноги, столь же длинная шея и похожее на луковицу туловище, покрытое черными перьями. Перья густого гребня, спускающегося на спину, отливали изумрудно-зеленым цветом.

Гейл удивился, увидев, что грязевик убегал от неизвестно откуда взявшегося человека. Вспугнувший птицу охотник сам был похож на нее коротким худым телом и невероятно длинными руками и ногами. Он бежал, высоко поднимая колени, и вертел в правой руке какой-то длинный предмет, а в левой зажимал что-то непонятное, свернутое в кольцо. На бегу мужчина запрокидывал назад голову с длинной острой бородой. У неизвестного была темная, почти черная кожа, как у охотников на родном острове юноши, однако в остальном он ничуть не походил на них.

Поразительно, но, человек догонял быстроногую птицу. Его правая рука метнулась вперед и бросила вслед добыче петлю. Теперь Гейл смог разглядеть, что в левой руке охотник держал смотанную длинную и тонкую веревку. Петля обвилась вокруг головы птицы и скользнула вниз по ее шее. Резко остановившись, человек дернул веревку, и пыльник свалился в траву. Одним прыжком мужчина очутился рядом с добычей и склонился над поверженным телом. Гейл ожидал, что охотник убьет птицу, но тот ограничился тем, что оглушил пыльника, но сильные ноги пернатого продолжали дергаться, и человек набросил на них петлю из веревки, туго затянул ее, завязав скользящим узлом. Птица затихла, и охотник, усевшись сверху на пыльника, принялся выдирать великолепные перья из его спинного гребня.

Гейл поскакал к темнокожему, намереваясь узнать, зачем он это делает. Тем временем мужчина сноровисто выщипал все зеленые перья птицы и принялся за белые перышки, что росли с внутренней стороны крыльев. Увидев всадника, он доброжелательно улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— Ты не будешь убивать эту птицу? — спросил Гейл.

— Зачем? — Человек продолжал улыбаться. Ее нельзя есть: мясо жесткое, как подметка. Отпущу, она отрастит новые перья, а тогда я опять ее поймаю.

— Разумно…

— Хочешь купить перья? — На человеке не было никакой одежды, только несколько нитей бус и широкие кожаные браслеты на запястьях. Из мешка, переброшенного через плечо, охотник достал обрывки веревки и принялся связывать в пучки выдранные у грязевика перья.

Спешившись, Гейл вонзил в землю копье, привязав к нему поводья, и обрадованный кабо тут же принялся щипать траву. Юноша склонился, чтобы взглянуть на перья, хотя, по правде сказать, намного больше его заинтересовала веревка, с помощью которой был пойман грязевик. Темнокожий, закончил свою работу, стянул аркан с шеи птицы.

— Близко не подходи, — предупредил он Гейла, — она здорово лягается. Может даже распороть живот.

Потянув за скользящий узел, он освободил ноги птицы. Несколько мгновений та приходила в себя, затем, шатаясь, поднялась и, оглашая окрестности пронзительными негодующими воплями, понеслась прочь, лишенная ярких перьев, но зато сохранившая голову. Когда она скрылась вдали, мужчины рассмеялись.

— Сколько? — поинтересовался Гейл, показывая на пучок зеленых перьев. Охотник пожал плечами.

— А сколько дашь?

Юноша подумал, что настала пора овладеть умением торговаться. Он подошел к кабо и, покопавшись в седельных сумках, вытащил несколько металлических украшений. Этому темнокожему охотнику, как показалось островитянину, вряд ли понадобятся деньги.

Через некоторое время обе стороны пришли к соглашению. За серебряный браслет Гейл получил все зеленые перья. За два тонких медных браслета — все белые. Гейл не был уверен, что не продешевил, тогда как охотник казался довольным. Теперь юноша решился заговорить о предмете, в котором был действительно заинтересован.

— А сколько ты хочешь за веревку?

— Веревку? — Охотник озадаченно нахмурился.

— Да, за веревку. Я никогда не видел, чтобы ее использовали так, как это сделал ты. Могу я взглянуть?

— Конечно. Если хочешь, я покажу, как с ней управляться. Именно этого Гейл и добивался. Он пропустил удивительно легкий тонкий шнур между пальцами. Веревка оказалась сплетенной из растительного волокна, и в этом не было ничего необычного, но, кроме того, хорошенько промаслена и туго скручена. Она выглядела весьма прочной. Один из концов веревки завязывался петлей, через которую был пропущен другой конец.

— Как ты ее бросаешь? — спросил юноша.

Охотник забрал аркан у Гейла и взял петлю в правую руку, а остальную ее часть — в левую, оставив между руками длинный свободный конец. В его ушах что-то блеснуло, и, присмотревшись, юноша понял, что внешний изгиб каждого уха охотника украшают мелкие золотые шарики. На груди мужчины виднелось множество сплетающихся друг с другом шрамов. Он пошевелил кистью, петля растянулась, и охотник стал вращать ее над собой медленными кругами. Взмахом руки он подбросил лассо вверх, отпустив, когда оно взлетело, часть веревки из левой руки. Петля затянулась вокруг засохшего стебля растения, стоявшего от них на расстоянии пятнадцати шагов. Движением запястья охотник пропустил через петлю оставшийся конец веревки, и лассо соскользнуло со стебля, мужчина снова свернул веревку в моток.

— Можно попробовать? — спросил Гейл.

Он попытался в точности повторить движения охотника, но веревка пролетела всего десять шагов, причем петля на конце затянулась и стала совсем крошечной. Темнокожий улыбнулся и показал, как правильно отпускать моток в левой руке, после чего Гейл повторил попытку. На этот раз она оказалась успешнее, однако петля пролетела далеко от цели. Охотник поправил стойку молодого человека, и Гейл сделал еще один бросок, потом еще и еще. Где-то на десятой попытке аркан обвился вокруг стебля. Гейл был очень доволен, но ему потребовалось еще шесть бросков, чтобы повторить свой успех. При последних попытках охотник заверил юношу, что тот все делает правильно, осталось только поработать над меткостью.

Гейл понял, что незнакомец говорит правду. Бросание аркана оказалось похоже на метание дротика. Техника не отличалась сложностью, ей можно было без труда обучиться. А дальше все зависело от самого Гейла: необходимо лишь тренироваться долгие часы, пока не будет достигнута полная согласованность между телом, глазами и рукой, необходимая для точности броска.

Последовал новый торг, и сделка была заключена. Три тонких колечка из серебра и пара серебряных серег с бирюзой и гранатами сделали Гейла обладателем аркана. Вдруг юноша заметил, что охотник поднял голову и устремил взгляд поверх его плеча. Глаза темнокожего сузились, ноздри раздулись. Гейл обернулся и увидел далеко на юго-западе приближающийся караван.

— Это мои друзья. Не бойся… — Но охотника уже не было рядом, он мчался прочь — даже быстрее, чем во время преследования грязевика. Через пару мгновений быстроногий беглец скрылся из глаз.

Поравнявшись с караваном, Гейл подъехал к Шонгу. Он держал в руках только что обмененные вещи, и торговец изумленно уставился на них.

— Где ты это взял? — спросил Шонг.

Гейл рассказал ему, чем занимался в течение последних двух часов. Купец покачал головой.

— Этот темнокожий из племени ночных бегунов. Это слабый, робкий народ, самый примитивный из тех, о ком я когда-либо слышал. Время от времени они показываются на городских рынках, предлагая редкие товары. Их нужды невелики, поэтому у них нет особой необходимости вступать в общение с другими народами. Мне не очень понятно, почему он вел себя с тобой столь дружелюбно. Может быть, потому, что ты так молод и тоже родом из варварского племени.

— Я совершил выгодную сделку? — спросил Гейл, перекидывая через седло связки перьев. — Или он меня обманул?

— Насчет веревки я мало что могу сказать, — ответил Шонг, поглаживая короткую бородку. — Я никогда не держал в руках ничего подобного. Вот перья — другое дело. Грязевиков очень трудно поймать. А уж если их ловят, то непременно убивают, что еще более увеличивает их редкость. Зеленые перья, — торговец коснулся рукой яркого пучка, — стоят в Касине больше, чем золото того же веса. Их используют жрецы для ритуальных украшений, а знатные дамы очень ценят опахала из этих перьев. На юге они стоят еще дороже, поскольку в каждой деревне вождю просто необходимо хотя бы несколько перьев для головного убора. Они придают им особое культовое значение. А белые, — Шонг дотронулся до другой связки, — ценятся солдатами, они украшают плюмажами из этих перьев свои шлемы. Ты сможешь получить по мелкой серебряной монете за каждое перышко. Короче говоря, молодой Гейл, ты поступил весьма предусмотрительно, когда освободился на сегодняшний день от караульных обязанностей — твой обмененный товар хорошо упакован, совсем мало весит и стоит раз в пятьдесят больше, чем ты заплатил. Понимаешь, в этом и состоит сущность торговли. Так что можешь считать, что совершил идеальную сделку.

Гейлу было приятно это услышать, но еще больше его радовало обладание чудесным арканом. В последующие дни он пользовался любой возможностью, чтобы поупражняться в бросках. Когда юноша увидел, что с земли достаточно часто попадает в цель, то стал бросать аркан, сидя в седле. Это оказалось более трудной задачей — кабо кидался в сторону каждый раз, когда петля со свистом пролетала над его носом, однако вскоре животное привыкло к странным маневрам всадника, и Гейл продолжал тренироваться, сперва пуская кабо шагом, а затем и рысью. Однако закончилось это предприятие весьма плачевно. Послав кабо в легкий галоп, Гейл бросил аркан на пень большого дерева, но когда петля затянулась вокруг него, юноша замешкался и был выброшен из седла, с такой силой рухнув на каменистую землю, что лишился чувств.

Пару дней Гейлу пришлось ковылять, страдая от полученных ушибов, зато это дало молодому человеку прекрасную возможность поразмышлять над собственной глупостью. Разумеется, крайне неосторожно было бросать аркан с бегущего кабо на неподвижный предмет. Еще немного подумав, Гейл пришел к выводу, что при удачном броске на шею достаточно большого и сильного животного, могут возникнуть столь же неприятные последствия. Правда, животное не стояло бы на месте, как пень, зато дерево не могло загрызть или насмерть затоптать упавшего человека, как это сделал бы разозленный наск или кабо.

Время шло, ушибы постепенно проходили, и Гейл нашел подходящее решение. Оставалось лишь проверить его на практике. Как только им попадется на пути деревня, в которой найдутся умелые шорники, он закажет им седло с высокой, крепкой лукой. Если привязать к ней свободную часть аркана, то основная сила рывка придется на седло, подпругу и скакуна. Пока Гейл обдумывал все эти тонкости, его спутники посмеивались над этой затеей. Некоторые же говорили — причем специально так, чтобы он слышал, — что было бы лучше, если бы Гейл сломал себе шею при падении. Одним из таких был Агах, который без всякой причины вдруг яростно невзлюбил юношу.

Гейл ощущал эту неприязнь и гадал, как ему справиться с Агахом. Этот человек не упускал ни единой возможности задеть его и оскорбить, становясь с каждым днем все более несносным. Погонщик даже не пытался скрыть свою враждебность и презрение, и однажды зашел так далеко, что при всех ударил Гейла по лицу, когда тот потянулся к лежащему перед Агахом вертелу с мясом. Если бы Гейл не был так слаб из-за полученных ушибов, он тут же убил бы Агаха, но, к сожалению, упустил удобный момент, и теперь его противник вел себя так, словно Гейл стал его рабом.

Как-то раз у костра к Гейлу подошел Шаула. Последствия падения все еще беспокоили юношу, у него продолжало болеть порванное сухожилие. Картограф предложил разумное, на его взгляд, решение проблемы.

— Друг мой Гейл, тебе ни к чему мириться с подобными оскорблениями. Обратись ко второму среди керрилов — Карвасу. Он спит и видит, как бы занять место Агаха, и, конечно, не откажется убить его. Особенно, если ты хорошо заплатишь.

— Ни за что, — решительно возразил Гейл. У шессинов принято самим убивать своих врагов. — В его памяти были еще слишком свежи болезненные воспоминания о Гассеме, Лериссе и длинношее. — Я должен прикончить его сам и, разумеется, сделаю это, как только поправлюсь. Но все равно, спасибо за совет.

Через пару дней, когда ушибы уже не причиняли такой боли, Гейл подошел к Шонгу.

— Мне не хотелось бы тревожить тебя по пустякам, но боюсь, мне придется лишить тебя нужного человека. Ты не станешь возражать, если я убью Агаха?

— Агаха? — переспросил Шонг. — А я-то все удивляюсь, что он еще жив. Разумеется, прикончить негодяя — твое право. Карвас такой же мерзавец, как и Агах, и не хуже его справится с насками. Но ты уверен, что достаточно оправился? Вожак керрилов серьезный противник, он убил в ссоре не одного человека. Как ты намерен с ним драться?

Гейл и сам еще толком не знал.

— Как это принято у вас? У меня на родине мы бросали врагу вызов и дрались на площадке, которую ограничивала лента, сплетенная из разрезанной шкуры кагга. Из оружия мы использовали копья или короткие мечи.

— Ну, во время похода вряд ли возможно следовать подобным ритуалам, — сказал Шонг. — Брось ему вызов, а драться вы сможете где и когда угодно. Только советую тебе не выбирать кинжалы. Керрилы прекрасно владеют этим оружием, а ты к нему не привык.

В тот же вечер Гейл, взяв копье, направился к костру, у которого собрались керрилы. Они переговаривались, пуская по кругу бурдюки с вином.

Многие были изранены, поскольку частые ссоры между ними обычно кончались драками. Даже такой суровый командир каравана, как Шонг, не мог пресечь буйства этих людей. Агах заметил приближающегося юношу. Его черты исказила злобная усмешка.

— Взгляните, кто к нам идет! Этот хорошенький дикарь с Островов! Видно, понимает, как нам не хватает в походе женщин, и готов посодействовать! Как ваш вождь, я, разумеется, воспользуюсь им первым! Снимай эту кошачью шкурку, юноша, и иди ко мне!

Его дружки громогласно заржали, ожидая, чем ответит на это Гейл.

— Агах, я не знаю, чем заслужил твою ненависть, и мне, в общем-то, на это наплевать. Я свободный воин и не намерен больше терпеть оскорбления.

— И что же ты сделаешь, мальчик? — Глаза Агаха забегали по сторонам, следя за реакцией своих людей.

Те с удовольствием предвкушали очередную драку. Только на лице Карваса, внимательно наблюдавшего за обоими, читался явный расчетливый интерес.

— Я прикончу тебя. Ты это заслужил, и я не собираюсь оставлять врага за своей спиной, просто поколотив его. Еще раз повторяю: мне безразлично, почему ты так ко мне относишься, но я собираюсь положить этому конец. Немедленно. Вставай и защищайся.

Улыбка стерлась с лица Агаха. Он медленно поднялся на ноги.

— Будем сражаться на ножах? Настоящим мужчинам не нужны копья и длинные мечи.

Его язвительный тон не скрыл от Гейла, что он боится этого оружия. Конечно, можно было просто вытащить меч и зарубить негодяя, или проткнуть его копьем… но если он так поступит, остальные керрилы вообразят, что он опасается открытой схватки, — тогда в дороге кто-нибудь из них может повторить наглые выходки Агаха. Лучше показать им свое умение в том, что они никогда не смогут оспорить.

— Можешь выбрать себе оружие по вкусу. Мой народ вступает в поединок только с равным соперником. — Юноша воткнул древко копья в землю и снял перевязь с мечом. Безоружный, он смело приблизился к Агаху.

Тот явно пребывал в замешательстве, но затем усмехнулся, оскалив зубы в звериной ухмылке.

— Ты умрешь так, как захочешь, малыш. И, может, до того, как я перережу тебе горло, успею еще попользоваться тобой!

Он обнажил кинжал и расстегнул доходящий до колен килт. Юбка упала на землю, и Агах остался только в белой набедренной повязке. Свет костра бликами играл на его темном лоснящемся торсе. Чтобы придать своей коже блеск, керрилы натирали тело животным жиром, причем их совершенно не смущало исходящее от прогорклого жира зловоние. В руке Агаха сверкнул кривой бронзовый нож.

Гейл заранее смазал тело ароматным ореховым маслом, смешанным с цветочными лепестками.

«Если уж проиграю, — думал юноша, — то хоть не буду досадовать после смерти, что мое мертвое тело выглядит неподобающим образом».

Слух о предстоящем поединке быстро разлетелся по лагерю, и к месту схватки собрались люди от других костров и даже селяне из окрестных деревень. Их жизнь была скучна и однообразна, и теперь они радовались тому, что им предстоит стать свидетелями столь захватывающего зрелища.

Привстав на носках и передвигаясь мелкими семенящими шажками, Агах двинулся вокруг костра, ни на мгновение не отрывая взгляда от противника. Гейл отступал назад и чуть в сторону, так что когда керрил оказался перед ним, за спиной островитянина уже не было пламени.

— Уже бежишь, мальчуган? — проворчал Агах.

— Надеешься, что меня до смерти напугают твои глупые речи? По правде говоря, ты мне надоел, керрил!

— Тогда, — прошипел Агах, — я сейчас немного тебя развлеку!

Он ринулся вперед, целясь ножом в бок Гейла. Тот отразил нападение, рубанув ладонью по предплечью противника. Разумеется, он был не настолько глуп, чтобы пытаться рукой остановить удар ножа. Юноша не торопился нападать, внимательно наблюдая за Агахом и пытаясь понять, как противник собирается вести дальше схватку.

Агах продолжал скакать вокруг него, как танцор, выделывая ногами причудливые коленца. Его руки, не останавливаясь, плели в воздухе замысловатый узор — видимо, он решил ошеломить врага хитростью приемов. Кое-кто из зрителей одобрительными криками поддерживал керрила, принимая вязь его движений за владение изощренной боевой техникой.

Гейла это ничуть не тревожило: он знал, что в смертельном бою каждое движение человека должно отвечать только двум целям: защищать себя и угрожать врагу. Молодой воин стоял в боевой стойке, слегка согнув колени, с выставленными вперед руками. Раскрытые на уровне груди ладони были готовы ответить на любой выпад противника. Если бы нож Агаха действительно приблизился к его телу, он не упустил бы этого движения, а все призванные отвлечь его внимание жесты на Гейла не действовали совершенно.

С громким воплем, Агах сделал резкий выпад, метя в лицо соперника, а затем, внезапно изменив направление удара, попытался ударить Гейла в живот. Юноша отклонился в сторону, и лезвие просвистело мимо. Керрил попытался нанести удар из-под руки, но в этот момент Гейл прыгнул погонщику за спину и лягнул противника под правое колено. Затем, схватил Агаха за левое плечо, сильно рванул его назад и повалил на землю.

Гейл мог бы завершить схватку прямо сейчас — перебить врагу глотку ударом пятки или же, оглушив, резким движением локтя в живот раздавить его внутренности. Но рука юноши соскользнула с намазанного жиром плеча, и Агах грохнулся наземь не с той силой, на какую рассчитывал Гейл. Отбиваясь от его рук, керрил изогнулся и, опираясь на свободную руку, вскочил на ноги.

Вновь они принялись ходить кругами друг возле друга, продолжая свой причудливый танец, однако теперь в глазах Агаха появился страх, который тот тщетно пытался скрыть. Керрил размахивал кинжалом и шипел, словно разъяренный кот, готовый заживо содрать шкуру с жертвы.

Но Гейл уже успел распознать все приемы соперника и оценить пределы его возможностей, а теперь сам готовился к нападению. У шессина не было опыта в поединке на ножах, но зато в борьбе, любимом развлечении его соплеменников, юноше не было равных.

Несмотря на то, что Гейл был безоружен, он мог действовать обеими руками, а при его мастерстве это почти уравнивало шансы против Агаха, вооруженного кинжалом. Гейл решил, что лучше всего ему действовать на встречных ударах. Теперь оставалось лишь вовремя понять, куда целит ножом соперник. Он действовал не торопясь, готовый выжидать сколь угодно долго, пока Агах не выдаст своих намерений.

Сыпя проклятиями, керрил всем телом метнулся к противнику, нож его устремился вниз и тут же вспорхнул вверх, готовый вонзиться юноше в пах и распороть живот снизу до верху. Однако, Гейл и не думал отступать или уклоняться в сторону, а вместо этого сделал шаг вперед, скрестив перед собой руки, чтобы перехватить запястья врага.

В тот самый миг, как он ощутил прикосновение ножа к коже на животе, юноша с силой ударил лбом в переносицу Агаха. Тот отпрянул, и из разбитого носа ручьем потекла кровь. Подскочив к нему вплотную, Гейл схватил врага за запястье, уперся пятками в землю и рванул на себя, вложив в это движение всю свою силу.

Керрил взревел от боли. Плечо его вывернулось из сустава, а Гейл, пригнувшись, перебросил врага через себя. Тот рухнул лицом прямо в костер.

Огромный сноп искр взвился к небесам. Потянуло вонью паленых волос и кожи. Зрители отпрянули во все стороны, а Гейл, рванувшись вперед, за волосы вытащил Агаха из огня. Удар его был так силен, что керрил потерял сознание и больше не мог сопротивляться.

Гейл, удерживая противника за волосы, настороженно взглядом окинул его соплеменников, толпившихся поблизости, а затем согнул правую руку и ударил Агаха по шее ребром ладони. Раздался резкий хруст. Тело керрила обмякло и повалилось на землю у костра.

— Он сам решил свою судьбу, — заявил шессин, продолжая наблюдать за соплеменниками поверженного врага. — Этого довольно? Или кто-то желает занять его место? — С этими словами он пристально воззрился на Карвоса.

Несколько мгновений царила мертвая тишина, затем Карвос выступил вперед.

— Это правда, что Агах был нашим предводителем, но большой любви к нему никто не питал. Родичей у него нет, и мстить за его смерть некому. Теперь я вождь керрилов, и наш спор закончен. Таково мое слово.

Тяжелым взглядом он обвел соплеменников, и те, пусть медленно и неохотно, но все же опустили головы в знак согласия. Карвос перевел взгляд на Гейла.

— Закончим на этом.

Шонг выступил вперед и пнул носком сапога тело Агаха, валявшееся у костра.

— Унесите эту падаль из лагеря, пока не собрались хищники. Можете исполнить все, какие нужно, обряды, чтобы успокоить дух этого негодяя, но не забудьте, что лагерь должен быть собран назавтра с восходом солнца. Мы выступим как обычно. Ты, — окликнул он мальчишку, который неподалеку чинил упряжь, — принеси сюда кинжал и ножны Агаха. Теперь это добыча Гейла.

Молодой шессин поднял свое оружие с земли. Мальчуган отдал ему нож Агаха, который Гейл также прицепил к поясу.

— Ты скоро будешь как ходячая оружейная лавка! — засмеялся Шонг, пока они шли к большому костру.

— Меч мне также достался как добыча после поединка, но им я горжусь куда больше.

— В жизни случается всякое, но ты не прав: тебе есть, чем гордиться. Порой человек должен делать неприятные вещи, чтобы заставить других уважать себя. Уж лучше погибнуть самому, чем позволить какому-то ублюдку над собой издеваться. Однако, теперь никто не рискнет выказать к тебе неуважения.

— И все же для меня загадка: почему Агах словно бы сам напрашивался на драку? Возможно, кто-то подбил его на это?

— Пожалуй, в твоих словах есть доля истины. Разумеется, Агах был краснобаем и хвастуном, и многих противников лишил жизни, но едва ли он стал бы сражаться, если бы не чуял в том для себя какой-то выгоды. Возможно, он позарился на твой великолепный меч. Если бы он победил, то взял бы клинок себе.

Однако, Гейлу этот довод показался не слишком убедительным. Конечно, жадные люди не редкость, но едва ли ради какой-то железки они станут рисковать жизнью. Также он сомневался, чтобы Агахом руководила простая ненависть. Нет, скорее всего, ему кто-то заплатил за убийство Гейла. Но кто? Следует ли этот человек с их отрядом или остался в Касине? Об этом стоило поразмыслить как следует.

Вечером у костра Гейл заметил, что прочие спутники избегают его: как видно, их смущало, что совсем недавно он пролил кровь другого человека. Вот почему Гейл очень удивился, завидев картографа Шаулу, который подошел и уселся рядом, держа в руках флягу с вином. Он наполнил кружку юноши и взял себе вторую.

— Позволь поздравить тебя с победой! — воскликнул он.

— Какая там победа… — Гейл криво усмехнулся. — Это была просто грязная драка против никчемного подлеца…

— Тогда поздравляю с тем, что ты остался в живых. Поверь, за это всегда стоит выпить. Я рад, что ты разделался с этим негодяем. Иначе кому бы я тогда давал уроки географии?

До сих пор Гейл старался не упускать ни единой возможности расспросить картографа об окрестных землях.

— Да, Агаха это бы явно не заинтересовало, — согласился молодой воин и, помешкав, все же решил поделиться с Шаулой своими подозрениями насчет керрила.

— Полагаю, ты прав, — согласился с ним картограф. — Ты человек своеобразный, не похожий на других, а такому легко нажить врагов. Касин всегда славился своими интригами, а больше всего недоброжелателей окружают дом любого знатного человека. Многие видели, как быстро ты завоевал уважение Пашара. Какой-нибудь тщеславный, честолюбивый человек, тщетно добивавшийся такого результата долгие годы, вполне мог счесть себя уязвленным.

Что касается самого Гейла, то он бы ничуть не удивился, узнав, что за его убийство заплатил сам Пашар, который, возможно, узнал об их отношениях с Шаззад и счел безродного чужеземца недостойным своей дочери. Разумеется, об этом он не обмолвился Шауле ни словом…

Впрочем, и саму верховную жрицу нельзя сбрасывать со счетов. Юноша слышал немало древних легенд о женщинах, подобных паучихам, которые лишали жизни своих возлюбленных.

Однако, поразмышляв еще немного, Гейл сказал себе, что если продолжать в том же духе, то не останется ни одного человека, свободного от подозрений. К тому же он ничего не мог узнать наверняка…

— Насколько я понял, у подножия гор мы пробудем достаточно долго, — вновь обернулся он к картографу.

— Нас ждет двухмесячная зимовка, — кивнул Шаула. — Боюсь, придется немного поскучать. В том городе, где мы остановимся, нет никаких возможностей поразвлечься.

— Тогда мы могли бы потратить это время на учебу, — предложил молодой воин.

Шаула заулыбался.

— С удовольствием. Обещаю, что расскажу тебе все, что знаю об окрестных землях и, если захочешь, я даже готов научить тебя рисовать карты.

— Нет, я не об этом, — с серьезным видом возразил Гейл. — Больше всего я бы хотел научиться читать и писать.