"Сиреневое платье Валентины" - читать интересную книгу автора (Саган Франсуаза)АКТ ВТОРОЙМ а р и. Все. В а л е н т и н а. Ну и что? М а р и. Ну и ничего. Он говорит, что это его фамилия, что к нему всегда так обращались и что к новой он не привыкнет. В а л е н т и н а. Все-таки странно для мажордома называться Оракул. М а р и. Согласна, странно. Но что ты от меня хочешь: я ему предложила уменьшительный вариант, например Орак. Нет: Оракул. Он не уступит. Но этого мало. Он очень всерьез воспринимает жизнь. Например, говорит, что не любит женщин. Мужчин тоже. Заодно и детей. Тогда кого же?.. Что касается политики, он ею не занимается. Вернее, постольку. С е р ж. Постольку — поскольку? М а р и. Да. Он — бонапартист. Увы! И мне пришлось десять минут говорить о великом императоре. В а л е н т и н а. А что он о нем думает? М а р и. Много чего. Он даже написал его биографию, которая, разумеется, не имела успеха. В а л е н т и н а. Почему «разумеется»? М а р и. Потому, моя родная, что люди, для которых Наполеон — кумир, в большинстве случаев знают его жизнь в подробностях. В а л е н т и н а. Бедный Оракул. М а р и. Поэтому, я вас умоляю, ни слова о Ста днях или о Меттернихе. Слово «Ватерлоо» предаем анафеме. А твои друзья Серж, пусть больше здесь своих речей не произносят. С е р ж. Оракул их перестреляет. М а р и. Хуже — он надуется, Он и без того не выглядят жизнерадостно, это будет ужасно. Валентина, надеюсь, ты меня слушала? В а л е н т и н а Но, так или иначе, мне с ним общаться не придется: раз он не любит женщин и вообще ничего не любит, о чем мне с ним говорить? М а р и. Превосходно. Вдобавок ко всему кухарка — корсиканка. Мне очень повезло, что они у меня остались. Шесть часов, сейчас придет моя массажистка. Я вас покидаю. Если появится мэтр Флер, займите его на некоторое время. С е р ж. Мэтр Флер? Я думал, его чаша полна. М а р и. Он мне нужен для финансовых дел. У мужчин такого сорта чашу никогда не переполнить. Валентина, будь с ним поласковей. В а л е н т и н а. Ты только и делаешь, что даешь мне советы. М а р и. Ты же обожаешь их. Твой жизненный идеал — забавы и нотации. Я скоро. В а л е н т и в а. Мне кажется, она преувеличивает. С е р ж. Может быть. В а л е н т и н а. Ну, а как вы, расскажите? Что с мастерской? Как вам работается? С е р ж. Хорошо. В а л е н т и н а. Ван Гог или стиральный порошок? С е р ж. Как Всегда, и то и другое сразу. Вы думаете, я способен сделать хоть какой-то выбор? Хоть чем-нибудь по жертвовать? В а л е н т и н а. Жертвовать… жертвовать… Придет же в голову! В вашем возрасте все любят жестокие слова. Жертвовать, отрекаться, верить… С е р ж. Не будем углубляться. А как вы? В вашей комнате хорошее освещение для переснимания картинок? В а л е н т и н а. Я бросила. Отреклась. Теперь я вышиваю крестиком. С е р ж. Боитесь, что Оракул будет над вами смеяться? В а л е н т и н а. Вот именно. Боюсь оскорбить его чувство собственного достоинства. С е р ж. А как ВЫ думаете, что будет с его собственным достоинством, если он застанет меня в вашей постели? В а л е н т и н а. Об этом не может быть и речи. С е р ж. Наоборот. Я только об этом и думаю. В а л е н т и н а. Это очень мило с вашей стороны, но… С е р ж. Когда? Вы дарите мне улыбки, берете меня за руку, разыгрываете из себя добрую тетю Валентину. Я больше не могу. Когда? В а л е н т и н а. Когда вы меня снова соблазните. Когда вы будете веселым и смешным. Когда вы не будете выглядеть, как ночной колпак. Что, в конце концов, с вами происходит? С е р ж. Со мной происходит то, что я не могу писать, что я мучаю Лоранс, что мне ничего не мило. Со мной происходит то, что я гублю свою жизнь. В а л е н т и н а. Так выкиньте ее из головы. Перестаньте думать о вашем будущем, о вашей ответственности, обо всех этих пустяках. Забудьте на время о Франции, и о мире, и о несправедливости, и об атомной бомбе. С е р ж. И без меня достаточно людей, которые об этом забывают. Людей, уткнувшихся в свои телевизоры, вцепившихся в свои машины и свои удовольствия. Меня это убивает. Меня убивает их равнодушие и конформизм. Им плевать на всех окружающих. Им плевать на все, что не «они». В а л е н т и н а. Однако вы должны быть довольны жизнью. С е р ж. Чем? Тем, что у меня наконец хорошо сшитые костюмы, что у меня открытая машина и что я умею красиво тратить деньги, заработанные моим отцом? В а л е н т и н а. Кстати, у вас костюмы слишком приталены; я не решалась вам это сказать. С е р яс. Ну и что? К тому же вы не правы. В а л е н т и н а. да. Повернитесь. С е р ж. Вы издеваетесь надо мной! Не могу понять, почему я трачу время на разговоры с вами?! В а л е н т и н а. Я тоже. С е р ж. В жизни вы только к одному относитесь серьезно, и вы знаете к чему. В а л е н т и н а. Тс-тс, без непристойностей. С е р ж. Валентина… когда? В а л е н т и н а. Тихо. Идет старая гвардия. О р а к у л. Мадам просит джин. Не прикажете ли приготовить коктейль для мадам или мсье? С е р ж. Прекрасная мысль. Все равно что. А что подать вам, Валентина? В а л е н т и н а О р а к у л. Благодарю, мадам. К вашим услугам. С е р ж. Он, наверно, назвал свой коктейль «Аустерлиц». В а л е н т и н а. Вообще, если вдуматься, это очаровательное имя. Когда я к нему обращаюсь, у меня впечатление, что я твержу молитвы: Оракул, принесите мне коктейль; Оракул, вызовите мне такси; Оракул, молитесь за нас. С е р ж. Почему вы так с ним кокетничаете? В а л е н т и н а. Ваша мама утверждает, что он ничего не любит, и это меня интригует, О, чьи-то голоса. Уж не Купидон ли? Да, да, вот и он. Мэтр Флер… Как я рада вас снова видеть! Вы не представляете себе, как я была расстроена в тот день, когда я совершила ту ужасную оплошность. Надеюсь, что вы на меня больше не сердитесь. Мари меня до сих пор упрекает. М э т р Ф л е р. Мадам, как я могу на вас сердиться, Ваша оплошность предотвратила другую, более значительную. С е р ж В а л е н т и н а. Серж… что с вами? С е р ж. Со мной то, что я хотел бы в этом разобраться, черт возьми! Мсье, я вас спрашиваю! Мэтр Флер С е р ж. И правильно. Что вы выпьете? Оракул.,. Входит О р а к у л. М э т р Ф л е р С е р ж. Что вы желаете? М э т р Ф л е р. Коньяк, пожалуйста. И если у вас есть, пожалуйста... В а л е н т и на Ох!., Мне даже жарко стало. М э т р Ф л е р. Но почему? В а л е н т и н а. Пари держу, что вы хотели попросить коньяк Наполеон? М э т р Ф л е р. Хм…да. В а л е н т и н а. Оракул… Наш мажордом — бонапартист. М э т р Ф л е р. Не вижу связи. С е р ж. Я тоже. В а л е н т и н а. Я представляю себе, как для человека может быть унизительно видеть имя любимого существа на бутылочной этикетке. Между двумя собачками — «Блэк энд Уайт» и… М а р и. Мэтр Флер! Давно вы здесь? Как вы находите, хорошо мы устроились? М э т р Ф л е р. Чудесно, дорогая мадам, чудесно. В старых домах есть несравненное очарование, только им свойственное достоинство. Чтобы мне ни говорили о комфорте и освещенности, для меня ничто не сравнится со старыми перилами из кованого железа, лестницей со стертыми ступенями, с домом, в котором, чувствуется, столько было пережито, в котором люди любили, страдали… М а р и. Все вернулось на круги своя. Мэтр, надеюсь, вы считаете происшедший досадный инцидент исчерпанным? В а л е н т и н а. да, да. Я его уже об этом просила. М а р и. Ах да! Ну и что? В а л е н т и н а М а р и. Тем лучше. Таким образом, мы сможем спокойно по говорить о делах. Что вы пьете? В а л е н т и н а. Коньяк. Я как раз спасла его от такого ужасного промаха! С е р ж. Не надо преувеличивать. М а р и. Если уж теперь сама Валентина спасает от промахов… В а л е н т и н а. Я буду за собой строго следить. С е р ж. Я вам помогу. О р а к у л. Вот коктейль, который заказывала мадам. Если мадам угодно попробовать… В а л е н т и н а Ор а к у л В а л е н т и н а. Так и знайте, я вам это припомню. А ваше мнение, Серж? Правда, восхитительно? С е р ж. Божественно. М а р и В а л е н т в н а. Вот тебе на! Простите меня, мэтр, но, Мари, из-за этого не стоило беспокоить мэтра Флера. Насчет вкладывания денег я знаю все. Еще бы, мой муж только об этом и говорит. М а р и. Ты позволишь мне… В а л е н т и н а. Есть только один надежный способ. Один-единственный. С е р ж В а л е н т и н а. Все вкладывать в Швейцарии. Все в Швейцарии. Жан Лу считает так. М а р и. Мэтр… пойдемте, пожалуйста, со мной. Будем говорить о делах у меня. Там нам будет спокойнее. В а л е н т и н а. Как странно, Мари вроде чем-то раздражена. Я слишком много говорю? С е р ж. да нет. Вы прелестны. В а л е н т и н а. Отчего вы вдруг набросились на беднягу? С е р ж. От радости. В а л е н т и п а. Таким я вас обожаю. С е р ж. Вам бы вообще нравилось, чтобы я, как вы, рассеянно скользил по жизни, произнося остроумные реплики? В а л е н т и в а. Боже мой, конечно. А вас это не привлекает? С е р ж. Безумно. Вот только не уверен подходящий ли это образ жизни для мужчины. В а л е н т и н а. Что все это значит: образ жизни мужчины, жизнь мужчины. Опять слова. С е р ж. Вы знаете, а, по существу, мы только это и можем отстаивать. Пышные, затасканные слова, но за ними скрыта трепещущая правда, иногда залитая кровью. Что значит: мужчина? Это может значить все. Вам кажется, что я повторяю избитые истины, но, боже мой, в наши дни это слово употребляется все реже в реже. И даже, скорее, в шутку. В а л е н т и н а. Продолжайте. С е р ж. Зачем? Я знаю, вы не выносите разговоров о политике. А странно, мне хочется говорить с вами о серьезных вещах гораздо больше, чем с… В а л е н т и н а. Вы говорите с Лоранс о тряпках? С е р ж В а л е н т и н а. Видите, общение со мной приносит вам пользу. О р а к у л. Мадам просят к телефону. Мсье Серк. В а л е н т и н а. Мой муж? Не может быть? Где? Жан Лу? Как ты поживаешь?.. Что… Да нет, родной… Я была у… Откуда ты узнал?.. А!.. Уже целый месяц… Как летит время, просто ужас… Как ты живешь?.. Чтобы я вернулась?.. Ах! Я посмотрю… Нет, нет, я посмотрю… Конечно, ты можешь меня навестить… Но я хотела бы тогда быть одна… Постой… завтра, да, завтра, около трех… Естественно, я по тебе соскучилась… Ну да… Целую. Оракул, я кончила говорить. Ора к у л. ?? В а л е н т и н а. Хм… Я хочу сказать: телефон свободен. О р а к у л. Спасибо, мадам. М а р и. Опять этот бедный Флер… Ты, Валентина, витаешь в облаках… Ты хотела бы, конечно, чтобы я купила швей царские акции? В а л е н т и н а. А что в этом плохого? М а р и В а л е н т и н а. Неужели? М а р и. Представь себе. Я хотела пойти туда с биржевым агентом. Я люблю все видеть своими глазами. Так вот, женщинам вход воспрещен. В а л е н т и н а. Переоденься мужчиной, в чем дело. М а р и. Я тоже так подумала. В а л е н т и н а. Шляпа, длинное пальто, туфли возьми у Сержа… Было бы очень забавно… М а р и. Если бы ты видела лицо метра Флера, когда я ему об этом сказала.., Дорогая, для него биржа — гробница фараонов… Меня бы потом по ночам мучили привидения. Я отказалась от этой мысли. Куда ушел Серж? В а л е н т и н а. У него свидание с Лоранс. М а р и. А! Что ты об этом думаешь? В а л е н т и н а. О чем? М а р и. О Лоранс. В а л е н т и н а. На вид она очаровательна. М а р и. Если он на ней женится, нам будет не до смеха. Она выглядит такой напористой… Славная девушка, без сомнения, но напористая. В а л е н т и н а. У меня создается впечатление, что в наше время иметь двадцать лет — тяжкий крест. М а р и. Ах! У меня уши вянут! Разве не общеизвестно, что иметь двадцать лет всегда тяжкий крест. Что сейчас об этом модно говорить — это одно. Но что ты это повторяешь — это уже другое. Что с тобой? В а л е н т и н а. Серж мне сказал… М а р и. Серж обожает громкие слова. В а л е н т и н а. Но за этими словами скрываются истины, хм… которые могут стать кровоточащими. М а р и В а л е н т и н а. А какие именно? М а р и. Хм… общие. В а л е н т и н а. Ты находишь, что мой стиль — не общие темы? М а р и. Нет. Твой стиль — детали. В а л е н т и н а. Однако ты мне всегда повторяла, что я не создана для мелочей. М а р и В а л е н т и н а. Ты меня совсем запутала. Мне тоже интересно, что туда намешал Оракул. Мне жарко. Ты завтра, как собиралась, едешь к Шанель? М а р и. Да. А ты нет? В а л е н т и н а. Нет. Не думаю. У меня кое-какие дела. М а р и. Ну что ж. О р а к у л. Кушать подано. М а р и. Пойдем, Валентина. Я покажу тебе новый сервиз, прекрасней которого нет ничего на свете. О р а к у л. Мсье Серк просит мадам его принять. В а л е н т и н а. Боже мой, проводите его. Через минуту… Жан Лу!.. Ж а н Л у. Валентина, наконец-то… Это уже слишком, знаешь. Целый месяц. Целый месяц без всяких известий. Что ты здесь делаешь? В а л е н т и н а. О, это длинная история. Ж а н Л у. Воображаю. Валентина. А вот ты-нет. Как твои дела? Ж а н Л у В а л е н т и н а. Так вот, представь себе, что Тони накануне отъезда заболел коклюшем. Жан Лу. Тони? В а л е н т и н а. Энтони Бражов, русский. Я же тебе говорила, что уезжаю с ним. Ж а н Л у. Прости меня, у меня все в голове перемешалось. Каждые полгода новое имя это слишком. В а л е н т и н а. Если ты приехал для упреков… Ж а н Л у. Нет. Я больше не упрекаю. Уже давно. Итак, твой русский подхватил коклюш. В а л е н т и н а. да. Представляешь себе… Две недели на Лазурном берегу слушать кашель и кутать его в одеяла… Мне стало дурно. Ж а н Л у. Почему ты не вернулась домой? В а л е н т и н а. Ну, ты знаешь… я тебе уже сказала, что уезжаю, опять тебя огорчила, и подумала, что будет ужасно, если твое огорчение пропадет впустую. Ж а н Л у. Да, это было бы ужасно. В а л е н т и н а. Вот. И тогда я вдруг вспомнила о Мари, моей кузине. Уже восемь лет я собираюсь поехать к ней в Рошфор. Я ей позвонила. Я подумала: деревня, осень, детство… все такое… Ж а н Л у. А что ты делаешь на улице Бак? В а л е н т и н а. Так вот, муж лишил ее наследства или еще не знаю чего… из-за другой женщины. Мы поселились в отеле «Акрополь», ты слышал о таком? Ж а н Л у. Нет. В а л е н т и н а. Вообще, там очаровательно, но, ты прав, не в твоем вкусе. Словом, она все-таки добилась наследства, и мы втроем переехали сюда. Ж а н Л у. С Тони? В а л е н т и н а. Нет, с Сержем, ее сыном. Ты его однажды видел, ребенком, он был совсем маленький. Не помнишь? Ж а н Л у. Я видел много детей, и все они были маленькие. В а л е н т и н а Ж а н Л у. Я работал. Как всегда. И тосковал по тебе. Как всегда. Мы же договорились раз и навсегда, Валентина. Ты уезжаешь, с этим ничего не поделаешь, но ты должна о себе сообщать. Я очень волновался. В а л е в т и н а. Волновался… Со мной никогда ничего не случается. Оракул!.. Оракул!.. Ж а н Л у. Что с тобой? В а л е н т и н а. Это мажордом. Что тебе предложить? Как всегда, мятную воду? Оракул, принесите, пожалуйста, мятной воды, а для меня — бокал шампанского. Он бонапартист. Правда, смешно? Ж а в Л у. Да. Когда ты вернешься? В а л е н т и н а. Понимаешь, мне сначала нужно подготовить Мари. Она была так добра, ты себе не представляешь. Мне так стыдно, когда я думаю… Ж а н Л у. Что тебе стыдно? В а л е н т и н а. Я ее обманула, ужасно обманула. Ты знаешь, Мари по сути своей высокоморальное существо. Мы же воспитывались вместе, и вообще. Ж а н Л у. Так в чем дело? В а л е н т и н а. Я поменяла роли. Я сказала ей, что не на меня, а на тебя находит блажь. И что я незаметно удаляюсь каждый раз, чтобы тебя не стеснять. Что, впрочем, я нахожу очень элегантным. То есть, я имею в виду, в теории… Ж а н Л у. Браво! Если я правильно понял, Мари считает меня негодяем, выгоняющим жену из дому, чтобы спокойно принимать любовниц. Браво! Это верх! В а л е н т и н а Ж а н Л у. В роли мерзавца вместо кретина. Значит, для Мари, насколько я понимаю, Поли, Мишели, Жаны, Пьеры и прочие это Полины, Мишлины, Жанетты и так далее. И подбирал их я. Валентина, твое воображение не имеет границ. В а л е н т и н а. Умоляю тебя. Мне и так неловко. Представь, когда я ей это все рассказывала, сразу по приезде, мне было так стыдно, что я даже заплакала. В «Акрополе». Ж а н Л у. В твоем рассказе это было очень кстати. В а л е н т и н а. При всем том, я думаю, если бы она даже знала правду, она все равно оставила бы меня у себя. Гостеприимство она понимает абсолютно, как испанцы. Ж а н Л у. Это очень ценно, когда кто-нибудь относится к чему-нибудь по-испански. Валентина, если бы это была не ты, Валентина, если бы я не дорожил тобой больше собствен ной жизни, больше моей репутации, больше собственного мнения о себе… В а л е н т и н а. У нас такая любовь, Жан Лу. Зачем огорчать друг друга? Ж а н Л у. Не будем снова говорить об одном и том же. Я устал, Валентина. В доме без тебя смертельная тоска. Нет больше цветов, музыки, глупостей, я умираю со скуки. Я… М а р и Ж а н Л у. Спасибо, Мари, ничего. Сколько лет… М а р и. Действительно. Заехали навестить Валентину? Ж а н Л у. Э… да… Я хотел… М а р и. Извините меня, я сейчас. Поправлю прическу, на улице ветер срывает крыши. Ж а н Л у. Не волнуйся, твоя добродетельная семейная репутация не пострадает. Но на меня она, кажется, смотрит косо. В а л е н т и н а. Уверяю тебя, она тебя простит. Ты ей очень нравился. Это не страшно. М а р и. Оракул! Мой джин. Итак, дорогой Жан Лу, как идут дела? Ж а н Л у. Прекрасно, благодарю вас. М а р и. Мне всегда говорили, что кино — дело опасное, я имею в виду быть продюсером. Но, очевидно, чем-то это компенсируется. Ж а н Л у. Компенсируется? М а р и. Натурой. Дорогой Жан Лу, не будем морочить друг другу голову. У Валентины куриные мозги, это факт. В а л е н т и н а. Я… М а р и. Ты, ты сейчас помолчи. Куриные мозги, но золотое сердце. С детства я привыкла ее защищать. В а л е н т и н а. При этом наказывала. М а р и. да замолчишь ли ты? И намерена защищать в дальнейшем, до меня дошли слухи о вашем своеобразном понимании семейных отношений, но, живя в Рошфоре, я ничего не могла предпринять. Месяц же назад бедная девочка прибежала ко мне в слезах… В а л е н т и н а. В слезах, в слезах… М а р и. Не строй из себя ничего. Цинизм сейчас не к месту. Ты рыдала передо мной. Мне даже пришлось выйти из комнаты, так как от слез меня с души воротит — в прямом или в переносном смысле, в зависимости от объекта. Ж а н Л у. Можно мне попросить еще воды? М а р и. Бесспорно. Оракул! Ж а н Л у. Странное имя для мажордома — Оракул! М а р и. Имен — не выбирают. Так на чем я остановилась? да! дорогой мсье, я не имею представления о ваших сексуальных запросах. Вероятней всего, они, как и у большинства, — среднего уровня, но умножены вашим воображением в соответствии с вашим мужским тщеславием, не— уверенностью в себе и стремлением пускать пыль в глаза, как принято в высшем свете. Ж а н Л у. Вы слишком суровы. В а л е н т и н а. Слова Мари не лишены смысла. Сколько мужчин ведут себя так, как если бы… а потом… пф! М а р и. Я не собираюсь читать вам нотаций. Мое мнение кратко — вы отвратительны. Ваше отношение к Валентине — недопустимо. На ее месте я бы давно развелась. до тех пор, пока она захочет здесь оставаться, мой дом — ее дом. Но если ее снова приманит мигающий, как маяк, непостоянный свет вашего очага и она захочет совершить очередную глупость — пусть возвращается! Я все сказала. В а л е в т и н а Ж а в Л у. Валентина! Ты путаешь. В а л е н т и н а. Я… Мари… прости меня, но я вернусь к Жан Лу! М а р и. Прекрасно! Куриные мозги, но золотое сердце. Вы не заслуживаете вашего счастья, Жан Лу! Ж а н Л у. В жизни, знаете, ничего не дается по заслугам. Итак, я ухожу. Я жду тебя дома, Валентина, в любое время, когда ты захочешь, до свидания, Мари. Спасибо, что приютили Валентину на этот месяц. М а р и В а л е н т и н а. О! Гусарским… Жан Лу!.. Он такой деликатный. М а р и. деликатный! Хочешь знать правду, Валентина, ты меня сведешь в могилу! У меня такое впечатление, что ты всюду подкладываешь вату: под мебель, между людьми, между жизнью и тобой… Кошмар… С е р ж. Что тут еще происходит? М а р и. Происходит, что Валентина нас покидает! Муж ей свистнул! С е р ж. Свистнул? М а р и. Он приходил сюда. Сказал: «Валентина, домой!» И Валентина возвращается. Его, наверно, любовница бросила. В а л е н т и н а. О боже… Мари, все не так просто. М а р и. Видела я много глупостей в своей жизни и подлостей. Но… О р а к у л С е р ж. Нет. Что? О р а к у л. Что мне сказал мсье, которого мсье встретил в дверях? М а р и. Предполагаю, что это Жан Лу. Что он еще сказал? О р а к у л. Я позволил себе заметить этому мсье, что полностью разделяю мнение мадам. Мне не всегда приходилось об служивать только джентльменов, но все же… есть границы. М а р и. Вы совсем не обязаны были… О р а к у л М а р и. Нет, Оракул, но… О р а к у л. Слово на одну букву, мадам. Если все друзья мадам будут меня оскорблять, не знаю, смогу ли я задержаться… М а р и. Ах нет! Нет и нет! В конце концов, это слово такое же, как любое другое, зависит от того, как на это посмотреть. Нет, Оракул. Мой девиз ни шагу назад. Летите на правый фланг наших войск и несите мне джин. Если вы чувствуете, что силы вас покидают, хлебните тоже. да, да, Оракул, я знаю, что в определенных случаях вы воздаете должное коварному Альбиону. О р а к у л. Во всяком случае, мадам знает, на каких позициях я стою, (Валентине.) И буду стоять. М а р и. Он с ума сошел! В а л е н т и н а. Действительно, для мажордома… Хотя заметь, по сути своей это очень трогательно. Оракул явно мне симпатизирует, хотя, как говорят, не любит женщин. Я вчера видела, когда он готовил мне коктейль, он на меня так посмотрел… М а р и. Отвлечемся от Оракула. Если он будет совать во все свой нос, я отправлю его на гауптвахту, Я нахожу, что военные все больше наглеют. Что с тобой, Серж? С е р ж. Это был ваш муж, на лестнице? В а л е н т и н а. Думаю, да. Как он вам показался? С е р ж. Вполне. М а р и. Я же тебе сказала. Серж. А! М а р и. Что ж, я, пожалуй, пойду пройдусь, чтобы разрядиться. Я в полном отчаянии. Воображаю, как у меня подскочило давление. Валентина, подумай, подумай хорошенько. Оракул, пальто и джин, срочно. С е р ж В а л е н т и н а. Что? Что приходил Жан Лу? Что я возвращаюсь домой? да! С е р ж. И вы меня покидаете… В а л е н т и н а. Я покидаю вашу маму и вас, но я буду часто приходить. Не горюйте! С е р ж. Я этого не вынесу. В а л е н т и н а. Старая безумная тетка от вас уезжает — что тут страшного? С е р ж. Видите ли, я… колебался. Ваша история казалась мне… неправдоподобной. Ваш муж со своими любовницами, ваша терпимость, всепрощение… В а л е н т и н а. Почему неправдоподобной? С е р ж. Потому что вы не такая женщина, которую можно оставить ради легкого увлечения. Вы сами скорее воплощенное желание, чем покорная супруга. Словом, как вы говори те — мне казалось, вы поменялись ролями. В а л е н т и н а. Смотрите-ка. С е р ж. И вдруг, к несчастью… за вами приходит муж, свистит, и вы бежите за ним… То есть, думаете, что побежите. Валентина. Как так: думаю? С е р ж. Потому что вы останетесь здесь, со мной. Я много думал, Валентина. Я хочу быть с вами. С вашими переводными картинками и причудами, пусть даже притворными причудами. Мне наплевать, что настоящее и что нет. Вообще, мне наплевать, что такое правда. В а л е н т и н а. Вы ее не знаете. С е р ж. Тем хуже. Но в любом случае я говорю слишком много. Правда это вы, Валентина. Это — я. Это — то, что я чувствую, когда вы смеетесь, когда вы проходите через комнату. В а л е н т и н а. Осторожнее, Серж, вы начинаете мне говорить о любви. С е р ж. А если и так? Я устал, Валентина, от уважения, от взаимопонимания, от пристойности, как на словах, так и на деле. Мне плевать, пристоен я или нет. Мне все равно, кто я — великий художник или дешевый плакатист. Правда — вот она, грубая и гордая, когда я стою перед вами. В а л е н т и н а. Я очень рада, что у вас наконец появился нормальный взгляд на жизнь. С е р ж. Зачем вы шутите? Разве вам хочется? В а л е н т и н а. Признаюсь, я как-то не могу собраться с мыслями… После всех этих историй.. С е р ж. Валентина.., нежная Валентина… немного растерянная и улыбающаяся… с голубыми тюльпанами… И вы думаете, что я позволю этому идиоту вас отобрать! В а л е н т и н а. Серж, вы иногда так ласковы. С вами хорошо. С е р ж. Вам всегда будет хорошо со мной. Вас никто не тронет. Никто не будет швыряться вами, как удобной игрушкой. Вы будете за мной как за каменной стеной. Как смешно, что я произношу такие слова. Как смешно, что избитые слова могут так точно соответствовать жизни. В а л е н т и н а С е р ж. Что ты имеешь в виду? В а л е н т и н а. Скажи мне, что все это страшно, что ты убьешь меня, если.., если я уйду, скажи мне, что все это очень серьезно, что я должна быть серьезной. С е р ж В а л е н т и н а. Я была уверена, что ты успокоишься. Ты правда думаешь, что все хорошо? С е р ж. Нет. Я никогда больше не буду спокоен. Но я чувствую себя счастливым. Очень счастливым. Может быть, ты сможешь дать мне несколько часов счастья, но так, чтобы мне не казалось, что ты надо мной смеешься? В а л е н т и н а В а л е н т и н а. Уже одет? Куда ты? С е р ж. Зарабатывать деньги. Ты меня любишь? В а л е н т и н а. да, а что? С е р ж. Так же, как неделю назад? Так же, как вчера? Так же, как сегодня ночью? В а л е н т и н а. Да, а что? С е р ж. Просто так. Пока. В а л е н т и н а М а р и. Сидя. В а л е н т и н а. Серж уже уехал на работу. М а р и. А зря. Он плохо выглядит. Хотя настроение у него неплохое, это уже кое-что. Валентина? В а л е н т и н а М а р и. Пожалей мои уши. Ты всегда фальшивила. В а л е н т и н а. Ничего подобного, Кстати, я была знакома с одним итальянцем, который говорил, что я должна учиться пению. М а р и. И я то же самое говорю. В а л е н т и н а. Уверяю тебя, он в этом разбирался. М а р и. Тенор? В а л е н т и н а. Нет, какой тенор, старый, совсем старый итальянец. М а р и. Бывают старые теноры. В а л е н т и н а. Конечно. Но он работал в кино. М а р и. Тогда почему он разбирался в пении? В а л е н т и н а. Потому что.., не знаю. Все итальянцы в пении разбираются, разве нет? Скала, Фениче — они этим вскормлены с колыбели. М а р н. Боже. В а л е н т и н а. Жан Лу… Боже мой! М а р и. Неделю назад он приходил, если можно так выразиться, просить у меня твоей руки в очень нервничал. Ты должна ему позвонить и сказать, что ты передумала. В а л е н т и н а. Я? М а р и. Разве мне кажется? В а л е н т и я а. Знаешь, я же еще как следует не обдумала. М а р и. Так вот! Ты должна обдумать и поставить все точки над "и". В а л е н т и н а. Да, да, конечно. Неужели ты считаешь, что… М а р и. Валентина, мне давно не двенадцать лет. Он сказал, что заедет около десяти. Сейчас без четверти. Я специально встала, чтобы тебя предупредить. Если ты ничего не имеешь против, я снова лягу. В а л е н т и н а. Мари… Мари, я не знаю, как мне быть. М а р и. Если хочешь избавиться от него, спой ему свою песенку. В а л е н т и н а. Оракул. О р а к у л. Мадам? В а л е н т и н а. Оракул, сейчас придет мой муж. Проводите его в, прошу вас, Оракул, не делайте ему никаких замечаний. Не сегодня. О р а к у л. Мадам, я буду нем, В а л е н т и н а. Жан Лу… Как сегодня утром все рано встали. Ж а н Л у. У меня деловая встреча в одиннадцать часов. Как дела? Вещи собраны? В а л е н т и н а. Вещи? Ж а н Л у. Я жду тебя уже целую неделю. В а л е н т и н а. Да, я должна была тебе позвонить. Ж а н Л у. Ты должна была приехать. В а л е н т в н а. Я не могла, Жал Лу. Я… словом, возникло препятствие. Ж а м Л у. Как зовут? В а л е м т и н а. Серж. Ж а н Л у. А! Маленький мальчик. Вырос. В а л е н т и н а. Серж, послушай меня. Фу, я хочу сказать Жан Лу. Послушай меня. Это очень серьезно. Он мне очень дорог. Ж а я Л у. Минутная слабость. В а л е н г и н а. Не будь таким, Я не могу оставить Сержа, во всяком случае, сейчас. Ж а н Л у. Понимаю. Валентина, Я…я не знаю. Ж а н Л у. Понимаю. Он знает правду? В а л е н т и н а. Какую правду? Ж а н Л у. Ту самую. О моих любовницах. В а л е н т и н а. Нет. Я ему ничего не сказала. Ну что ты! Ж а н Л у. Ты ему скажешь. В а л е н т и н а. О нет! Ж а н Л у. да, Валентина, это слишком несправедливо, другие знали. Они знали, что отнимают тебя на время у человека, Который тебя любит, и они знали, что это не в первый раз. А он не знает. В а л е н т и н а. Но… Ж а н Л у. В их глазах ты не находила того отражения, которое видишь в глазах этого мальчика: отражения чистой Валентины, наивной, доверчивой и нежной, беззащитной перед жизнью, одиноко брошенной в нее, той Валентины, которую знал только я. И этой Валентиной я дорожу. Впрочем, другой тоже. Я требую, чтобы ты с ним поговорила. В а л е н т и н а. Он меня возненавидит. Ж а н Л у. Ты узнаешь, что он в тебе любит — тебя или твою роль. Это знать нужно. Если тебя, то ты свободна. Слышишь: свободна, совсем свободна. В а л е н т и н а. Жан Лу, не проси этого у меня. Ж а н Л у. Я у тебя редко что-нибудь просил. Но лучше будет, если он узнает это от тебя, чем от меня. В а л е н т и н а. Ты ему скажешь? Ж а н Л у. Конечно. Ради тебя же, ради меня, ради него самого. Скажи ему все сегодня вечером. Завтра я тебе позвоню. До свиданья. В а л е н т и н а. Мари, Мари! М а р и. Смотри-ка! Недолго он задержался. В а л е н т и н а. У него деловое свидание в одиннадцать часов. М а р и. Ах, вот что. Создается впечатление, что мне придется окончательно проснуться. Оракул, принесите, пожалуйста, мой кофе! Ты что-то нервничаешь сегодня. В а л е н т и н а. У меня большие неприятности. М а р и. А! Пройдет. В а л е н т и н а. Как ты легко к этому относишься! М а р и. Я тебя знаю. Понимаешь, я устроена так, что я по жизни ползу, цепляясь за нее руками и ногами. В этом моя природа. А ты — скользишь, ты уже ребенком была такой. Ты не была красавицей, но ты — порхала. Я тогда мечтала быть такой же: тоже скользить, Я только потом поняла, что для меня, например, любить значило брать на себя, оберегать, ждать — тяжелые слова, рабочие, дело вые. Ах! Как я тебе завидовала. В а л е н т и н а. Знаешь, я скользила и поскользнулась. М а р и. Возможно. Но когда тебе было двенадцать лет и ты играла в саду с полосатым котенком, Валентина, ты была сама поэзия. Какая нежность к тебе захлестывала мое сердце! Благодаря тебе уже в пятнадцать лет я знала, что такое материнское чувство. В а л е н т и н а. Как мы радостно жили! М а р и. Когда тебе было десять лет, мне исполнилось восемнадцать. Жизнь уже касалась меня. Я начинала чувствовать дыхание мужчин, к одним меня тянуло, другие меня отталкивали. Я стала покидать наш сад. Но, уходя на свидание, я оборачивалась и смотрела, как ты качаешься на качелях. И сердце мое разрывалось от счастья. Ты была само детство, Валентина. В а л е н т и н а. Мари, ты любила многих мужчин? М а р и. Нет. Одного. В а л е н т и н а. Своего мужа? М а р и. Нет, почему его? Мне повезло, я один раз встретила настоящего мужчину. И потом всю жизнь его любила. А кроме него — Сержа. Тебя, его и Сержа — в своей жизни я только вас троих и любила. Смешно, но так, да где же он, мой кофе? В а л е н т и н а. Мари. Мари, я люблю Сержа. М а р и В а л е н т и н а. Что ж, спасибо тебе! М а р и. Я боюсь, что ты заставишь его страдать. В а л е н т и н а. А может быть, он-меня. М а р и, Кто из вас в один прекрасный день уедет в Монте-Карло? В а л е н т и н а. Ты знала? М а р и. догадалась. Эта роль — не твое амплуа. Когда тебе было восемь лет, ты уже смеялась над сыном садовника. В а л е н т и н а. Послушай, но он же был такой глупый. Ты помнишь?.. М а р и. Помню. Но речь идет о Серже. В а л е н т и н а. Мне… С Сержем все иначе. М а р и. С Сержем — спи с ним, если хочешь, или, вернее, продолжай. Он молодой, сильный, он — красивый. Спи с ним. Но не больше. В а л е н т и н а. На этот раз — больше. М а р и. Что ж, значит в этот раз тебе не повезло. Или тогда открой ему правду. В а л е н т и н а. Правду, правду, что вам всем далось это слово? Что за невыносимый запах у вашей правды? И вообще, что значит «правда» для меня? М а р и. Правда для тебя — это то, что каждые полгода ты уходишь из дома с новым мужчиной. В а л е н т и н а. А если не в этом моя правда? М а р и. Ты живешь не среди поэтов и привидений. Ты живешь с мужем. И все, что ты ему причиняешь, — это для него правда, пусть даже ты с ней не считаешься. Пусть даже ты ведешь себя так, как будто тебе двенадцать лет. От куда твое знание любви, от кого? И если в твоем отношении к Сержу есть искрящиеся грани, не обязательно он вызвал их блеск, просто тебя другие давно научили так блестеть. В а л е н т и н а. Замолчи. М а р и. Нет, Что сделало из тебя прелестную любовницу и одно временно рассеянно-очаровательную женщину? — твое прошлое. Твоя способность видеть в жизни только одно и закрывать глаза на все остальное. Твои глаза, Валентина, открыты для удовольствий и зажмурены на то, что может им помешать. Например, на терзания Жан Лу. В а л е н т и н а. Между вами договоренность. М а р и. Существуют договоренности и между расистами и неграми, и между сильными и слабыми. В а л е н т и н а М а р и. Не преувеличивай. Стыдно чего? В а л е н т и н а. Стыдно, что я оказалась за оградой нашего сада. М а р и. Но как, скажи мне, как ты сделалась такой? В а л е н т и в а. Ты не поймешь. Например, я — на берегу моря, с мужчиной, ему весело со мной, он смеется мне и смотрит на меня так особенно… Когда путешествуешь, по ночам все небо усеяно звездами.,. М а р и. На берегу моря с тобой мог бы смеяться и Жан Лу. В а л е в т и н а. Он и смеялся. М а р и. Понимаю. Одного раза тебе достаточно. В а л е в т и н а. Да нет. Я его очень люблю, уверяю тебя. М а р и. Очень… Ты его любишь «очень». Как ловко служат тебе маленькие словечки. Они укрощают для тебя неукротимые глаголы. Ты «очень» любишь Жан Лу, ты в меня, наверно, «очень» любишь… Что сделало с грамматикой ваше поколение! А Серж? Как ты любишь его? В а л е н т и н а М а р и. Вот незадача! К тому же он, как ты знаешь, моложе тебя. В а л е н т и н а. Да. На десять лет. М а р и. На двенадцать. Я родила его в двадцать лет. В а л е н т и н а. Как бы там ни было, если и ему скажу… М а р и. Когда ты ему скажешь? В а л е и т и в а. Жан Лу хочет, чтобы сегодня вечером. М а р и. Я пойду куда-нибудь с моим нотариусом. Но, черт побери, где мой кофе? Оракул… Что с моим кофе? О р а к у л. Прошу мадам простить меня. Я не могу найти банку с кофе. М а р и. Как? Я купила пятьдесят банок, без кофеина, с кофеи ном, бразильского, стерилизованного, гранулированного, не знаю какого еще! О р а к у л. Вот именно. А эта фирма, мадам, проводит лотерею на мотоцикл. М а р и. Господи, какой еще мотоцикл? О р а к у л. Выигравший получает мотоцикл, но нужно отослать этикетки с банок… на них номера. М а р и. Ну? О р а к у л. А без этикеток все банки одинаковы, и, не изучив еще достаточно вкуса мадам, мне затруднительно определить... М а р и. Значит, вы хотите сказать, что у меня теперь пятьдесят анонимных банок? Оракул, вы что, с ума сошли? Зачем вам мотоцикл? Ездить по воскресеньям загорать в лес? О р а к у л. Мадам права. Мне надо было дождаться, пока банки опустеют. Но в таких конкурсах быстрота решает все, знаете, какая конкуренция. М а р и. Чем я прогневила небо? Мы еще продолжим этот раз говор, Оракул. Пока что принесите мне, что под руку попадется. Приготовьте кофе и для мадам, ей нужно под держать силы. В а л е н т и н а. Что скажет Серж? М а р и. А вот этого, Валентина, я не могу тебе сказать. Представления не имею. Это железное поколение; они настоль ко безразличны ко всему, что если случайно они к чему-нибудь вдруг менее безразличны, это уже драма. Ничего не поделаешь — страдать они считают неприличным. В а л е н т и н а М а р и. Но впервые в жизни я ничем не смогу тебе помочь. И от этого я тоже буду страдать, Валентина. В а л е н т и н а. Серж больше меня не захочет видеть. Я вернусь домой. Жан Лу будет горевать больше обычного. Я начну подкупать Оракула и выспрашивать у него о том, что происходит у вас в доме. Он будет приезжать на своем мотоцикле ко мне на авеню Георга Пятого. Он станет моим Гермесом, моим упреком, моим сожалением. На рождество я подарю ему мерзкий бюст Бонапарта, который стоит у меня в вестибюле. М а р и. Дурочка. Как бы мой сын ни возмущался, мы-то с тобой будем встречаться. В а л е н т и н а. Но старое не вернется: ты меня станешь осуждать. Я больше не буду в нашем саду. М а р и. Ты думаешь, мы вольны над своей памятью? Я всегда буду видеть тебя, Валентина, в саду с полосатым котенком. детство между двумя людьми хуже, чем тридцать лет супружеской жизни. В а л е н т и н а. Мари, я несчастна. М а р и. Да нет, нет. Чувствовать это — уже само по себе счастье. М а р и. Вы сочтете меня нескромной. Впрочем, это не имеет значения. Вы, наверно, заметили, как в жизни тактичность легко переходит в эгоизм. Ж а н Л у. Я в жизни ничего не замечал. У меня сложная профессия, с утра до вечера на грани между успехом и банкротством. М а р и. Тем хуже. Сейчас нам не время обсуждать эти темы. дорогой Жан Лу, я знаю. В отношении Валентины. Ж а н Л у. А! Вы знаете. И что вы об этом думаете? М а р и. Боже мой… ну, что в последний раз вы вели себя как джентльмен. Ж а н Л у. Но как половая тряпка в течение десяти лет — это вы имеете в виду? М а р и. Совсем нет, я… Ж а н Л у. Конечно, да, конечно, да. Если ваша жена вам изменяет, то вы становитесь либо посмешищем, если об этом не подозреваете, либо сообщником, если об этом знаете, либо неврастеником, если от этого страдаете. Все просто. да только мне все равно. Я — бедный Жан Лу… Ну и что? М а р и. Вам все равно. Превосходно. Мне, как и вам, глубоко безразлично общественное мнение. Но я знаю также, что это положение вещей было невозможно изменить. Я росла с Валентиной, нежной и хрупкой. Но если среди ночи ей хотелось вишен, она шла их собирать. А одному богу известно, как она боялась темноты! Словом, ничто никогда не могло сдержать желаний Валентины, даже она сама. Куда уж вам! Ж ан Л у М а р и. Не поймите меня превратно. Вы мне очень симпатичны. Зачем вы все это от нее выносили? Ж а н Л у. Потому что она — Валентина, и я обожаю ее. Пауза. Они улыбаются друг другу. М а р и. Я попросила вас приехать отнюдь не ради того, чтобы задать вам вопрос, отвез на который я заранее знала. А ради другого. Валентина любит Сержа. Моего сына Сержа. Ж а н Л у. Она мне сказала. М а р и. Дело не в том, что она сказала, а в том, что это правда. Она будет страдать, если он настолько глуп, что… Ж а н Л у М а р и. да. И, по моему мнению, он не сможет простить. Отлично. Валентина будет страдать. Но она… она к этому не привыкла. Ж а н Л у. Надеюсь. М а р и. Что вы рассчитываете предпринять? Ж а н Л у. Повезу ее путешествовать, Вы же знаете, путешествия Валентина обожает. М а р и. Вы думаете, этого будет достаточно? Ж а н Л у. Боже мой, конечно. Мы поедем в Венецию. Каналы, прекрасные итальянцы, и все вместе… М а р и Ж а н Л у. Я не импотент и не извращенец, если это то, что вы хотели сказать. Я просто знаю, что при виде гондольеров и красивых мужчин вообще сердце Валентины всегда оживало. М а р и. Боюсь, что на этот раз все более серьезно. Я уже давно забыла, что значит страдать из-за любви, но… Ж а в Л у. Вы меня удивляете. М а р и. Спасибо за комплимент. Если уж говорить начистоту, я плохо понимаю, как Валентина может колебаться между таким мужчиной, как вы, одним словом, мужчиной, и мальчиком, как мой Серж. Он мой сын, и он красив, но… Ж а н Л у. Вы знаете, она не колеблется. Сейчас она предпочитает Сержа. Но, к несчастью, определенные общественные и моральные представления, воплощаемые вами и мною, вынуждают ее отказаться от него — и все! М а р и. Как хладнокровно вы это говорите. А что вы при этом испытываете? Ж а н Л у. Мадам, глубокое горе. М а р и Отлично. Сегодня вечером я останусь у себя в комнате. Когда Валентина все ему скажет, я соберу по осколкам то, что от них обоих останется. Что касается вас, предполагая, что Валентина поедет к вам, прошу вас оставаться дома. Это лучшее, что мы можем сделать. Ж а н Л у. договорились. Но если.., если… М а р и. Если Серж примирится?.. Что ж! Увидим. Ж а н Л у. Спасибо, Мари, до свиданья. Вы знаете, в тот день вы мне сказали одну вещь, и я.., М а р и. Но я беру все свои слова обратно, все. Ж а н Л у. Как раз все не нужно. Я хочу вести с вами честную игру. В жизни не все так однозначно. При моей профессии бывают нужны определенные компенсации. М а р и. Тем лучше! Ж а н Л у. И кроме того, если вы согласитесь, я имею в виду, когда все обойдется, мы с вами как-нибудь поужинаем вдвоем в русском ресторане. М а р и. Прелестно. Ах! Ах! Мы покажем русским, что значит уметь веселиться. С е р ж. Вам нравится эта песня? Блестящая мысль пришла мо ей матери пойти ужинать в ресторан. В а л е н т и н а. да, да, действительно. С е р ж. Меня сегодня завалили заказами, Я, кажется, скоро стану знаменитостью в рекламе. Валентина. А как же Ван Гог? С е р ж. Ван Гог был Ван Гог. И потом, я не знаю, был ли он счастлив. Оракул угостил вас своим прославленным «Аустерлицем»? В а л е н т и н а. Пока я тебя ждала, я уже выпила два. С е р ж, Тогда мне еще один. Оракул, пожалуйста, ваш коктейль. Боже, как мне хорошо: работаю, успех, влюблен и немного любим. Мог ли я когда-нибудь подумать! В а л е н т и н а. Тебе правда хорошо? С е р ж. да. Безумец, идиот, кретин, я тебя люблю. В а л е н т и н а С е р ж. Идиот, безумец, кретин, на тебе мое любимое платье. В а л е н т и н а. Идиот, безумец, кретин, это нарочно. Поцелуй меня. Ты меня любишь, Серж? С е р ж. Навсегда. В а л е н т и н а. Я тебе не позволяю. Я тебе не позволяю, потому что больше не могу тебе приказывать. С е р ж. Почему? А! Вот мой бокал. Спасибо, Оракул. Почему ты мне больше не можешь приказывать? В а л е н т и н а. дай мне один глоток. Потому что от меня этого требуют. Правда, как сумасшедшая старуха, должна по явиться из-за кулис. С е р ж. Ты хватила лишний «Аустерлиц». В а л е н т и н а. Нет. Ты придаешь значение правде? С е р ж. Только если она касается нас. В а л е н т и н а. А мое прошлое тебя касается? С е р ж. да. Я хочу знать о тебе все. Все, что сделало из тебя такую, какая ты есть, моя прелесть, мое солнце. Ты знаешь эту песню? Я тебе ее поставлю. В а л е н т и н а. Такую, как я есть, меня сделали другие. С е р ж В а л е н т и н а. другие мужчины. С е р ж. Жан Лу? В а л е н т и н а. После Жана Лу. С е р ж. После Жана Лу? Ты ему изменяла? В а л е н т и н а. Да. С е р ж В а л е н т и н а. Мм… постой. С е р ж. Почему «постой»? В а л е н т и н а. Я сосчитаю, Мм… С е р ж В а л е н т и н а С е р ж. Как? А твои письма? А моя мама? А в тот день, когда он за тобой приехал? В а л е н т и н а. Я лгала. Позорно лгала. Мне было стыдно перед твоей мамой, и все. А потом я привыкла к новой роли. С е р ж. Замолчи. В а л е н т и н а. Серж. С тобой у меня все по-другому. С е р ж В а л е н т и н а. Не преувеличивай. С е р ж А то, что вы могли так поступать по отношению к другому человеку, к вашему мужу. Какую комедию он вынужден был здесь разыгрывать, а я обливал его презрением! Как дурак, стремился вас защищать, сделать вас счастливой! Но мне нечего было ломиться в открытую дверь. До статочно того, что я просто молод? В а л е н т и н а. Серж, я тебе уже сказала, что с тобой все по-другому… С е р ж. Возможно, за счет легкой примеси материнского чувства. Но еще раз спрашиваю вас, как могли вы так обращаться с мужем? В а л е н т и н а. Он привык, нет, это не то, что я хочу сказать. Он ко мне очень привязан, он знает, что я — такая, какая есть. С е р ж. Какая же вы есть? Нимфоманка? В а л е н т и н а. Нимфоманка… Вы с ума сошли. Нет, я обожаю путешествовать, вот и все, а он никогда не может уехать из Парижа и, словом… С е р ж. Словом… Это ваше любимое выражение? В а л е н т и н а. Не между нами, Серж. Я так и знала, что они мне все испортят своим карканьем «правда», «правда»! Серж, забудь, вернемся в отель «Акрополь»; ты был такой забавный, такой нежный, такой злой. Ты на меня смотрел круглыми глазами, как сова, и не сводил с меня потрясенного взгляда. Серж… С е р ж. да, я был милым воспитанным молодым человеком. И я всегда им останусь. Очень рад, что я сумел вас раз— влечь, но, как милый воспитанный молодой человек, предлагаю вам вернуться домой. В а л е н т и н а. Это твое последнее слово? Впрочем, глупый вопрос. Никто же никогда не отвечает: «Нет, предпоследнее». С е р ж. Это мое последнее слово, Валентина. В а л е н т и н а. Ты знаешь, я очень несчастна. А ты? С е р ж В а л е н т и н а. Не кричи. Я крика не выношу. С е р ж. Ты еще не выносишь чужих чувств, забот, мыслей, Ты любишь цветы, балконы, переводные картинки и посте ли. Да? Угадал? В а л е н т и н а С е р ж. Простите меня, тетя Валентина, я не могу больше здесь оставаться. В а л е н т и н а. Я тоже. Оракул, мое манто. Входит О р а к у л. Валентина лихорадочно одевается перед неподвижно стоящим Сержем. Она идет к двери. С е р ж. Куда ты пойдешь? В а л е н т и н а С е р ж валится на диван. Из боковой двери входит М а р и. Она некоторое время смотрит на Сержа, затем выключает проигрыватель. Серж встает. С е р ж. Я думал, вы ужинаете с вашим нотариусом. М а р и. Как бы не так. Я подслушивала. С е р ж. А! Браво! Значит, вы в курсе. М а р и. Не становись в позу. Я же тебя знаю. С е р ж. Вы знали насчет Валентины? М а р и. И да и нет. С одной стороны, я верила тому, что она мне говорила. Валентине всегда веришь. Но она выходила из образа. С е р ж. Она надругалась и над вами и надо мной. Она не имела права. Мне… Я… М а р и. А ты — дурачок. Хотя… это твой возраст. Ты тысячу раз должен был удержать Валентину. Со всеми ее любовниками и уходами из дома, со всем ее прошлым. Таких людей, как Валентина, нельзя упускать Но только ты еще молод, мой бедный, родной. С е р ж. Я не Жан Лу, ты это имеешь в виду? М а р и. Жан Лу — он-то понимает. Он понимает, что в чело веке важна личность, а не поступки. Важно то, что дает человеческое присутствие. С е р ж. Присутствие! Да она всегда отсутствовала. Путешествовала и все больше опускалась от ничтожества к ничтожеству. М а р и. Опускалась… Как можно такое подумать! Значит, любовь и ее проявления унижают женщину? Да ты потерял голову. Мы созданы для этого. Самой природой. Правда, изредка встречаются женщины сверх того еще и верные. Но Валентина не из их числа. С е р ж. Нет. Она создана для лжи. М а р и. Потому что она сыграла роль женщины, приносящей себя в жертву? Чем тебя больше всего очаровала Вален тина — веселым нравом, да? А как ты думаешь, могла бы она быть веселой, если бы на самом деле была обманута и отвергнута? С е р ж. Больше всего я любил в ней непредсказуемость. М а р и. О, этого, поверь мне, ей не занимать. С е р ж. Но что вы от меня хотите? Чтобы я признал, что был неправ? И чтобы сказал ей: «Превосходно, ты меня обманула, ты насмеялась надо мной, я по счету такой-то, браво»? М а р и С е р ж. Успокойтесь, поехала в «Шахерезаду» М а р и. Вот видишь! Пойду позвоню Жан Лу, пусть едет за ней. С е р ж. А Жан Лу? Вы ей прощаете то, как она вела себя по отношению к нему? М а р и. Нет. А ты, ты мог бы. С е р ж. А я считаю, что каждый человек требует к себе элементарного уважения. М а р и. Конечно, конечно. (Направляется к телефону.) Звонок в дверь. Серж вскакивает. С е р ж. Это она. Вернулась. Она меня простила. Ж а н Л у. Я хотел вам сказать, Мари, что она снова со мной. Она позвонила мне из «Шахерезады». Она спит у меня внизу в машине. М а р и. Прекрасно. Ж а н Л у. Она просила меня передать вам обоим, что она вас нежно целует. Завтра мы уезжаем в Венецию, она обязательно вам позвонит, когда вернется. М а р и. Хорошо. Приятного путешествия, Жан Лу. Ж а н Л у. Спасибо. С е р ж М а р и. Ты прекрасно слышал, мой родной. Она тебя нежно целует. |
|
|