"Таинственный Восток" - читать интересную книгу автора (Дэвис Френсис)

Глава 12

У Карен было два способа сообщить Эрику о том, что Индиры больше не существует. Первый способ — упаковать чемоданы и позвонить ему из аэропорта. Второй, смелый, — встретиться лицом к лицу и рассказать, взяв его большие теплые руки, глядя в его большие серые глаза, что, несмотря на то что она любит его, любит даже помимо своей воли, ей нужно время, чтобы побыть одной. Время, чтобы осмыслить свою жизнь. Он, вероятно, сожмет ее в объятиях, будет просить ее остаться, и от ее решимости не останется и следа. Однако, с другой стороны, он может и не сжать ее в объятиях. Он может заподозрить что-то неладное. И ей придется рассказать ему всю правду. Карен легко могла представить боль в его глазах, страдание в его голосе. А она может вынести все, кроме страдания Эрика. Нет. Она скажет ему правду, только когда вред будет минимален.

Карен никогда не притворялась перед собой, что это будет просто. В глубине души она считала, что такой разговор будет похож на поединок — но она собиралась приложить все усилия к тому, чтобы самой выбрать оружие. А не так, когда все словно сговорились, чтобы загнать ее в угол. Остается первый, трусливый, но единственно возможный способ.

— Эрик, дорогой, это Индира. Я звоню из Ла Гардиа.

— Аэропорт Ла Гардиа?

— Эрик, любовь моя, я знаю, ты скажешь, что я поступаю ужасно импульсивно, но я решила уехать.

— Уехать?

— Полагаю, настало время обдумать свою жизнь и… — Она запнулась.

— Ты хочешь сказать, что отбываешь в поисках истины?

— Да. Эрик, я понимаю, что поступаю плохо, не поговорив с тобой заранее о своем решении, но…

— Индира, дорогая моя, после всего того, что ты перенесла в течение последних нескольких недель, как я могу обвинять тебя в импульсивности? Это в твоем характере. Кто знает это лучше, чем я? Индира, я думаю, что ты приняла правильное решение.

— Правда?

— Я думаю, ты извлечешь из этого пользу. Несколько недель созерцания и йоги, умеренной жизни, и ты почувствуешь себя новой женщиной.

Кажется, американцы называют это «выстроить цеплят в ряд»?

— Уток в ряд, — автоматически поправила она.

— Это даст тебе силы на месяцы вперед. Эйлин определенно проглядела тебя.

Он помолчал несколько секунд, а потом спросил:

— И кто твой гуру? Ты можешь дать мне номер своего телефона? Тебе будет разрешено отвечать на звонки?

— Мне нужно бежать, Эрик. Объявили мой рейс. Я люблю тебя, дорогой. Я позвоню тебе.

— Я тоже люблю тебя, обожаемая Индира, мое сокровище, моя мечта.

Его слова звучали у нее в ушах всю дорогу до Бангора. Она снова и снова повторяла их про себя, они были для нее как заклинание от страха. Она знала, что все будет хорошо. Это было делом времени и терпения.

Дом Клэр расположился среди неряшливых сосен, спиной к лесам, фасад смотрел на залив, окна были иссечены солеными ветрами. Карен поставила сумки с продуктами на сосновый стол и достала из багажника чемоданы. Она даже не думала, что так устала.

«Безопасность! — громко сказала она. — Наконец-то в безопасности». «Безопасность», — прошелестел дующий с моря ветер. «Безопасность», — вздохнули ели, покачивая ветвями. Она распаковала вещи, приняла душ и открыла банку с консервами. Эрик прав. Поскольку Индира исчезла с глаз публики, все прекратится. Сначала ее отъезд произведет фурор, но потом шум затихнет. Нет ничего скучнее, чем вчерашние новости. Однако напряжение последних дней, тревога последних недель и месяцев потребовали от нее массу нервных затрат.

Совершенно измотанная, она упала на кровать и стала слушать убаюкивающий шелест волн. Здесь так мирно. Дом, где когда-то жил Эрик с братьями, наверное, похож на этот, думала она. Карен перевернулась, вытянув свои длинные ноги к краю кровати. Они все еще болели после тесного самолета. Через окно около кровати была видна подернутая дымкой луна, которая скользила между облаками, напоминающими корабли викингов. Удивительно спокойно и тихо: ни шума транспорта, ни городского гвалта, ни огней рекламы. Она свернулась калачиком. Так тихо, лишь волны разбиваются о скалы перед домом. Посвежел ветерок. Карен вытянулась на спине, сцепив руки за головой.

Как было бы чудесно, если бы рядом с ней был Эрик! Эта мысль проносилась у нее в уме, как яркая птица. Она слушала тишину. Скрип в лесу за домом заставил ее сердце подпрыгнуть. Медведи? Она знала кошмарные истории о медведях Новой Англии. Их никогда не ожидаешь, они всегда ужасны. Крыша застонала под усиливающимся ветром. Кто-то пробежал у нее над головой. Маленькие животные возились в темноте. И вдруг на задней веранде раздалось., ужасное царапание, от которого останавливалось сердце. Карен выпрыгнула из кровати, включила везде свет: сад за домом был освещен. Она осторожно выглянула. Никого. Веранда была пуста. Но из кустов на нее пристально смотрели четыре желтых глаза, слишком маленькие для медведей, и находились они слишком близко к земле конечно, это могли быть очень маленькие медведи, и они могли лежать на земле. Карен отошла от двери, но оставила сад освещенным.

Часы в гостиной показывали час ночи. Она сняла телефонную трубку, потом положила ее. Где-то в елях прокричала ночная птица. Карен набрала номер Эрика. Телефон прозвенел пятнадцать раз, но никто не ответил. Где он мог быть? В городе? Это было не в его стиле. Он был мужчиной не того типа, так ведь? Она приготовила себе чашку кофе и ходила по гостиной, стараясь успокоиться, но кофе, черный и крепкий, лишь еще сильнее напоминал ей об Эрике. Его едкий аромат напоминал ей об Эрике. Все напоминало ей об Эрике. А больше всего ей напоминала об Эрике ее собственная коричневая рука, в которой была чашка.

Она снова набрала его номер.

— Индира! — Его голос был громким от изумления. — Ты переменила свое решение? Откуда ты звонишь?

— Ах, Эрик, я так скучаю по тебе. Я не могу заснуть, не услышав твой голос. Я еле передвигаю ноги. Думаю, что это на нервной почве. А где ты был? Я тебе звонила и звонила.

— В лаборатории, печатал. — Его голос потускнел и стал жестким. — А твой гуру знает, что ты не спишь? Плохое начало, моя дорогая. Искать истину:

— дело серьезное, и ты должна быть предана ему.

Она жаждала его успокаивающих объятий.

Что в этом мире заставило ее думать, что она сможет обойтись без него? Истина? Просветление? Посветлеть должен лишь ее загар. Она останется здесь до тех пор, пока он не сойдет, и ни на день дольше.

— Я предана лишь тебе, мой дорогой.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, — нежно сказал он. — Ну, а теперь постарайся уснуть. Ты должна приготовиться к длинному дню медитации. Ты никогда не говорила мне, где…

— Спокойной ночи, дорогой. Я теперь чувствую себя значительно лучше.

Клэр позвонила на следующее утро.

— Ну, у тебя все в порядке? Нашла все, что тебе нужно?

— Все в порядке, — отозвалась Карен, потом добавила безразличным голосом:

— Удивляюсь, почему ты не упоминала о медведях в лесах вокруг твоего дома.

— Медведи? — Клэр рассмеялась слишком беззаботно для человека, вокруг дома которого бродят свирепые медведи.

— Смейся, но кто-то скребся на веранде прошлой ночью. Перепугал меня до полусмерти. А когда я выглянула, то увидела ужасные сверкающие глаза…

— Еноты! — прохрипела Клэр. — Это всего лишь еноты. Клади на крышку мусорного бака большой камень, и все будет в порядке.

Шли дни, загар светлел. Одиночество и оторванность от всех заставили Карен покинуть дом и отправиться в город в поисках чего-нибудь, что отвлекло бы ее от Эрика. Она скучала по нему так, что это даже нельзя было назвать внутренней болью. Это был голод — ужасный, сводящий с ума. Со времени своего приезда сюда она ни разу не взглянула на листья салата. Карен готовила себе три раза в день и успокаивала себя тем, что это морской воздух вызывает такой аппетит.

Перечитав все, что было в доме, она отправилась в город на поиски библиотеки. Несмотря на то что бояться было нечего, ее ночи были плохими.

— Приезжая? — спросила мисс Пинквит. К ее бордовой кофте была прикреплена табличка: «Главный библиотекарь». Насколько могла понять Карен, мисс Пинквит была единственным библиотекарем. Она взглянула на Карен водянистыми голубыми глазами. — Вы здесь надолго?

— Ненадолго. — Карен благожелательно относилась к местным жителям, которые считали всех приезжих странными. Поколение ее матери все еще говорило о женщинах Миннеаполиса, как о «легкомысленных». Она записала в регистрационную книгу мисс Пинквит шесть книг.

Губы мисс Пинквит сжались в тонкую линию, а на щеках выступили красные пятна.

— Только четыре книги. Такова наша политика с момента основания. — Она втянула в себя пыльный воздух. Даже в конце лета в библиотеке пахло плесенью и сырыми шерстяными носками.

Карен перечитала названия книг, пытаясь решить, от каких отказаться.

Мисс Пинквит просматривала список вместе с ней.

— Дания? Вы интересуетесь Данией? Сама идея почитать о Дании казалась Карен успокоительной.

— Да, да, интересуюсь. Можно сказать, это стало моей страстью.

— Мой брат, Орин, женился на датчанке. Очень приятная женщина. Они живут на пути к Фрипорту. — Она ткнула большим пальцем в воздух над правым плечом. Вы собираетесь в Данию?

— Да нет. Я просто хочу почитать о ней… по личным причинам.

Мисс Пинквит криво улыбнулась, как будто она этим никогда не занималась.

— Исследование? — Она выглядела почти многообещающе.

— Я думаю, что можно сказать и так, да.

— Ну, в таком случае, я думаю, что мы можем нарушить правила, если это исследование. — Она выдала все шесть книг. — Вам стоит подумать о поездке туда. В Данию. Орин и Хельга были там дважды. — Она наклонилась вперед и добавила доверительно:

— А знаете, люди и сейчас могут пожениться в замке Гамлета? Разве это не романтично?

— Очень. — Карен внезапно представила Эрика в его полосатых брюках и футболке с надписью на груди Helsinger.

— А знаете ли вы, что Эриксон высадился на этих берегах в одиннадцатом веке? Он был сыном Эрика Рыжего. Мой отец написал чудесную книгу об этом. «История Пинквита об исследованиях викингов в Новой Англии», в трех томах. Может быть, вы слышали о ней.

— Боюсь, что нет, — глуповато ответила Карен.

— Я приготовлю их для вас к следующему разу.

Карен поблагодарила мисс Пинквит за доброту и швырнула книги в машину. Она купила омара, влажного и жирного; моллюсков, полдюжины початков местной кукурузы — по западным понятиям достаточно жалких, но свежих, прямо с поля; и персиковый пирог. После чего она отправилась домой вместе с омаром в коробке.

— Надеюсь, у тебя достаточно еды, — сказал Эрик, когда она позвонила ему вечером. Карен усмехнулась в трубку:

— Тебе не стоит беспокоиться, дорогой. Здесь полно всего, чтобы поднять настроение.

— Эйлин замучила меня вопросами. Она хуже инквизитора. Я рад, что ты не сказала мне, где находишься. Мне не пришлось лгать, когда я говорил, что не знаю, где тебя найти. И не говори мне сейчас, я не хочу этого знать.

— Не буду, обещаю.

— Я так скучаю по тебе, моя принцесса. Ее сердце переворачивалось, и закололо в глазах. Она моргнула и сказала:

— Я тоже скучаю по тебе, мой дорогой.

— Я проснулся в середине ночи и понял, что тебя нет рядом со мной. А потом вспомнил, как приятно чувствовать в своих руках твои груди, вспоминал чудесные дразнящие движения твоих бедер перед тем, как я…

— Перед тем, как что? — переспросила она. При воспоминании о его руках она почувствовала покалывание в грудях, ее соски напряглись при воспоминании о его губах.

— Ах, Индира, — прошептал он.

— Эрик, — простонала она, приподнимаясь на стуле.

— Я, пожалуй, повешу трубку и пойду приму холодный душ. Из-за тебя мне, наверное, часто придется принимать холодный душ. А я его ненавижу.

— А у тебя не будет другой женщины, пока меня нет? — спросила она тонким голосом.

— Индира! Как ты можешь думать о подобных вещах? Ты же знаешь, что я люблю тебя. Я сохраню себя до твоего возвращения.

Эта мысль заставила ее задрожать от ожидания.

Они еще долго разговаривали, пока Эрик не сказал:

— Я вешаю трубку.

— Да… я люблю тебя, дорогой.

— Я люблю тебя, Индира. Ах, Индира… Я не могу повесить трубку, пока этого не сделаешь ты. — Его голос был полон любви. — Ты вешаешь трубку?

— Ах, Эрик… — Любовь, которую она почувствовала в его голосе, заставила ее плавиться изнутри, она чувствовала, что в любой момент может растаять на своем стуле.

Еще через двадцать минут Карен сказала:

— Я собираюсь пожелать тебе спокойной ночи, дорогой. Мне тоже нужен холодный душ.

— Я буду думать о тебе, принимая его. Я буду думать о том, как бы я взял мыло и… послушай, а — ведь мы никогда не принимали душ вместе.

— Ну, — продолжала она болтать, — просто мы… м-м-м… скромны.

— Сейчас я бы побежал по Уолл-стрит голым, если бы знал, что ты ждешь меня на другом конце.

— Я бы все отдала, чтобы увидеть это!

— Все?

— Ну… — Она зажала телефонную трубку между подбородком и плечом и крепко обняла себя, чувствуя при этом на себе тяжелое мускулистое тело Эрика.

Часом позже они наконец пожелали друг другу спокойной ночи. Карен не стала принимать холодный душ, она просто очень долго стояла под душем и намыливала себя очень, очень медленно, представляя, что рядом с ней Эрик. Потом она отрезала себе еще один кусок персикового пирога и съела его, стоя у окна гостиной в своем длинном голубом халате, пристально вглядываясь в темное море.

Через неделю опять позвонила Клэр.

— Ну, как там твой загар? Побледнела?

— Чудесно. Все проходит даже быстрее, чем я надеялась. Я не отваживаюсь выходить днем из дома не будучи абсолютно уверенной в том, что защищена одеждой от солнца с головы до ног. И то выхожу лишь для того, чтобы купить еды и порыться в книгах мисс Пинквит.

— Она давала тебе читать книгу ее отца?

— Длинная, не правда ли? — засмеялась К арен.

— Все в Браннен Бей должны притворяться, что читали ее.

— Что нового в городе? Я не читала газет с тех пор, как уехала, а единственный канал, который я могу смотреть по твоему телевизору, канадский.

— Земля слухами полнится. Некоторые обозреватели культуры наотрез отказываются верить, что ты исчезла из мира.

— Где же, они думают, я нахожусь?

— Одни поговаривают, что ты сбежала с бразильским плейбоем… Карен захихикала.

— Другие убеждены, что ты скрываешься в Нью-Гэмпшире с Сэлинджером. Карен закашлялась.

— А что же все те, которые преследовали меня?

— Все проходит, ты же знаешь. Они теперь сходят с ума по певцу, у которого голос, как у спившейся женщины. Он разъезжает на позолоченном пикапе. Подумай, что ты пропускаешь! Когда ты вернешься?

— Еще пара недель, и буду в порядке.

— К тому времени Индира будет полностью забыта. Последний раз статья о тебе была на шестой странице.

Карен прокричала с радостным облегчением.

— Ах, Клэр, это самая приятная новость с тех пор, как я здесь.

— Эйлин вся в раздражении, как ты понимаешь.

Карен очень живо могла представить Эйлин, сидящую за письменным столом.

— Мне почти что жаль ее, — сообщила она. — Она зажата в капкане своей собственной вины и одновременно жертва своей жадности.

Клэр возразила:

— Ты слишком великодушна, Карен. Эйлин — волчица в одежде от Шанель. Она посылала меня на съемку с Эриком. — Внезапно голос Клэр зазвучал слишком бодро, как обычно разговаривают с безнадежно больными. В таком голосе слишком много жизни.

— Клэр, ты хочешь мне что-то сказать? — нервно спросила Карен. Заканчивай.

— Ты знаешь, что Эрик покрыл все стены своей квартиры фотографиями Индиры? Некоторые из них, должно быть, шесть футов высоты.

— Не знаю. А что ты делала в квартире Эрика?

— Ничего. Когда он узнал, что я тебя знаю, он хотел все время говорить об Индире. Мы выпили вместе после съемки, и я многое выслушала.

— Но ведь ты ничего ему не сказала, да?

— Конечно, нет. Мы с тобой связаны одной веревочкой, не так ли? А кроме того, у меня не было такой возможности, правда. Он бормотал и бормотал в течение двух часов.

Карен почувствовала, как внутри у нее разливается тепло.

— Правда?

— Когда ты позировала в мужской рубашке и шортах? Они очень идут тебе — и очень соблазнительны.

— Месяцы тому назад, а кажется, что годы. Что он говорил? — Она старалась сдержать свое нетерпение.

— Больше всего он говорил о том, что вы делали вместе. Он страшно скучает по тебе. Карен, что вы делали тем вечером, когда ты выпала из качалки в твоей спальне? Я не верю, что ты взобралась на нее, спасаясь от ночной бабочки.

— Я хотела вывернуть лампочки, — жалко сказала Карен, потом улыбнулась, вспомнив о нежной любви Эрика той ночью.

— Он не может дождаться тебя.

— Я не могу дождаться момента, когда вернусь.

— Но, Карен, кто же вернется? Ты или Индира? — Я все еще думаю над этим.

Карен не могла заставить себя сказать Эрику, что Индира никогда, никогда не вернется. Не по телефону, во всяком случае. Нужно найти какой-то другой способ сообщить ему это; она целыми днями думала об этом, перебирая в уме всевозможные варианты. Она хотела сообщить ему это постепенно, мягко.

Разговаривая с ним в последний раз, она сказала, что собирается жить в полном уединении некоторое время. Ей необходимо время на одиночество и медитацию.

— Это означает, что ты не будешь мне звонить? — спросил он. — У нас не будет возможности разговаривать?

— Да, боюсь, что так. Это будет трудно, но это единственный путь. — Она старалась говорить так, как будто уже отвлеклась от всего земного.

— Внутренняя жизнь очень важна, — заметил он. В его голосе не было удивления. — Я думаю, что в результате произойдет что-то чудесное, подобное тому, как гусеница может завернуть себя в кокон и выйти из него бабочкой.

Она точно знала, что произойдет — из Индиры вылупится Карен.

— Иногда получаются уродливые, бледные мотыльки.

— Да. Ну а я говорю о тех, из которых получаются бабочки. Внутри они, наверное, остаются такими же, как ты думаешь?

— Да, только у них появляются красивые крылья и крошечные лапки…

— Не думаю, что у бабочек есть ножки…

— Ну хорошо, по крайней мере роскошные крылья. Но ведь меняется только их внешность. Я хочу сказать, разве ты стал бы меньше любить бабочку, если до того любил гусеницу?

— Возможно, если бы я вообще любил гусениц. Индира, о чем ты говоришь? Она попробовала иной путь.

— Эрик, ты веришь в перевоплощение?

— Если ты говоришь о том, что мы потом будем пчелами или бабочками, то нет, не верю.

— Мой гуру говорит, что у каждого из нас где-нибудь есть двойник. Это человек, который абсолютно такой же, как мы. Как ты думаешь, это возможно?

— Все возможно, — отозвался он. — Но нигде не может быть такой, как ты. Ты уникальна.

— Возможно, нам не скоро удастся опять поговорить, мой дорогой, но я хочу, чтобы ты помнил: я люблю тебя. — Помимо воли ее глаза наполнились слезами.

Голос Эрика звучал мрачно.

— Будь мужественна, моя дорогая. Поиски самой себя могут оказаться опасными. Будь храброй, моя любовь.

И к ее изумлению, он, не добавив больше ни слова, повесил трубку.

Карен увидела настоящую себя в зеркале ванной через несколько дней. Она была рада видеть, что почти на дюйм отрасли ее светлые волосы, но при более тщательном разглядывании своего лица ее радость померкла. Загар, который покрывал ее кожу драгоценной позолотой, затушевывал все недостатки. Теперь, когда он почти полностью сошел, стали видны крошечные морщинки вокруг глаз. Когда она отступила на шаг от зеркала, они стали незаметными, но фотокамера, она это знала, непременно заметит их. Камера видит все.

Карен отвернулась от зеркала и долго стояла, уставившись на море. Западный ветер разрывал пену на волнах, когда они, голубовато-зеленые с кружевом, накатывали на берег.

— Все кончено! — громко сказала она, и ветер ей ответил, хлопая рамами. Она прижалась лбом к холодному стеклу. Она должна была сказать Эрику, что оставляет работу модели, когда была еще в порядке. — К черту все! — сказала она волнам. — Я всегда говорила, что я не Катрин Денев!

Она позвонила Клэр.

— Возвращаюсь домой, — сказала она.

— И что собираешься делать?

— Я сама отвечаю за свою собственную жизнь, вот и все. Возвращаюсь в Нью-Йорк как Карен.

Клэр протяжно свистнула.

— Когда думаешь об этом — а у меня было достаточно времени, чтобы подумать, — то понимаешь, что фантазия Эрика о его любви к индианке ничуть не удивительнее отношения ко мне мужчин, когда я была блондинкой. Если Эрик действительно любит меня, он будет любить меня как Карен.

— Карен, — мягко возразила Клэр, — а что, если ты ошибаешься?

— Тогда он любит не меня, тогда он влюблен в свои собственные мечты. И есть только один способ выяснить это.