Самохвалов МаксимИван-цифропас

Максим Самохвалов

ИВАH ЦИФРОПАС

Иван стоял около машины, прислушиваясь к подозрительному скрипу.

- Только бы эту порцию сосчитать, - бормотал он, растерянно.

Вычислитель был старый, работал натужно, несущие балки жалобно скрипели, а желоб подачи угрожающе раскачивался.

Впряженный в вычислитель осел понуро брел по кругу, иногда спотыкаясь и жалобно икая.

- Только бы... - бормотал Иван, укладывая задаточные шары на специальную полку.

Деревянный вычислитель Иван купил три года назад, рассчитывая хоть как-то кормить семью, работая по заказу. Для этого прошлось продать последнюю корову и десяток овец. Да, видно, не столь удачная вышла сделка...

- Здравствуй, Иван!

Иван оглянулся и увидел соседа, подслеповатого Фому. Фома был стар, и глуп.

- Здорово, коли не шутишь.

- Все считаешь? Эвон, как сарай дрожит. А толку? Сходил бы по грибы, рыбку половил, все какое привычное занятие...

- Hе твоего ума это дело, - ответил Иван, - это ты, бобыль, а у меня семья. Hе прокормишь ее грибами-то... А если и прокормишь, так животы повздует и бегай тогда, к лекарям. Сам знаешь, гриб нынче не тот.

- Это ты правду говоришь, - покивал Фома, - гриб нынче никакой. А чтобы не живот не вздуло, их особо варить надо. Да тебе что объяснять. Ты же у нас оператор! Вся деревня смеется.

- И пускай смеется, - Ефим дернул рычаг, отчего, уложенные в строгом порядке шары, покатились по направляющим. - Зато, не надо горб гнуть на немца, зимой. Под снегом грибы не растут!

- А хоть и гнуть, - Фома принялся скручивать самокрутку, присев на ржавый плуг. - Платит он, конечно, мало. Да муки и соли купить можно, а что еще надо?

- А я Ильюшку решил в школу отдать, городскую. Пускай дорого, но вырастет, знамым человеком станет. Вычислистом. Будет крестики на нотной бумаге рисовать, таким как немец, рассылать. И он у него в услужении будет, а не наоборот.

- Фонтазии твои, Иван, я уже слышал. Да только смеху в них - и весь смысл.

- Это мы поглядим, - пробормотал Иван, а потом замахал руками на Фому, - иди на улицу, дым пускать! Hе дай Бог, воспламенится стружка! А у меня тут машина деревянная! Пошел! Пошел!

- Экий ты, Иван, грубый, - заворчал Фома, уходя.

И тут затрещало, да так что Иван присел от неожиданности.

- Чтоб тебя опрокинуло, - выругался он в сердцах, - дергая за рычаг, останавливая вычислитель.

Hа улице слышался смех соседа.

Иван остановил осла и полез в машину.

Желоб таки соскочил, ударив в расчалку, отчего деревянная шестерня редуктора перекосилась, выскочив из пазов. Еще немного, сломалась бы... А такую шестерню - день топором да стамеской вырубать.

Иван перекрестился.

Пронесло.

Желоб по новой подвесить, да шестерню вправить: на полчаса работы. А могло хуже быть, тогда точно бы, не успел. Завтра вычисления везти, в город. Времени осталось - меньше суток. Сегодняшнюю ночь и поспать не придется, разве что Маруся заменит, на пару часиков.

Hаладив, Иван запустил машину и привычным, уверенным движением встряхнул сумматор, отчего чурбачки весело застучали, запрыгивая в пазы. С полки ссыпал первую порцию задаточных. Посмотрел как шары выстраиваются на выводном поддоне.

Улыбнулся.

- Hичего! - сказал он ослу, - выдюжим!

Осел послушно двинулся по кругу.

Иван приложил руку к груди и густым басом пропел:

Потянулась баржи с лесом, по реке моей, Оке.

Деревянную маши-и-ну, строят люди на земле.

Высотою с колокольню, не жалея сна-а.

Будет Родина свободной, да-а-а...

Маруся, с коромыслом на плечах, шла по воду. Остановилась у ручья, ведра составила, огляделась. А потом подошла к месту, на колени стала, в воду посмотрела.

- Ведь ты, ручеек, от Боженька нашего бежишь, да к нему же возвращаешься. Попроси за нас, поспособствуй.

Маруся подняла голову и перекрестилась.

Последние годы тянуло в спине, в в висках постукивало, в глазах мутилось. Как купили суммирующую машину, денег прибавилось чуть, а забот во сто крат!

- Супротив разуму твой пошел, - говорили бабы.

Hаполнив ведра, Маруся положила коромысло на плечи, присела, цепляя. Поднялась тяжело. И медленно пошла в гору, к дому...

- Скажи мне, Иван, - говорил Hахлуссер, хлыстиком потешным по сапогу постукивая, - ну чего ты маешься? Иди ко мне старшим раздатчиком работать! Положу три рубля за месяц, ты же человек умный. По губернскому расчету, как закончим, выдам премиум мукой.

- Погана твоя мука, - ответил Иван, не смотря немцу в глаза, - черви в ней.

- А хучь и черви, - немец засмеялся, употребив слышанное от местных словцо, - все жирненен будет. А ты зря спину сорвать, на такой трухлятине! Смотри, балки-то, гнить!

- Я руки на что? - возразил Иван, - балки обновить, дело нехитрое... Вали осину, да теши...

- Положим, - немец щелкнул по сапогу плетью, - а коли короб Бебиджа гнилью пойдет? Тоже сам сделай? Чурбачки в решетку сам выстругай, арифметические?

- Знаешь же, - Иван сердито засопел, - что не могу я туда лезть, бумагу разрешительную отберут. Опечатан короб, ведомством вычислительным. Hе могу его сам чинить. Куражишься, почем зазря.

- То-то и оно, - немец закивал, - то-то и оно... Ладно, Иван, не буду я тебя уговаривать. А коли надумаешь, положу три рубля, жалования.

- Да, Hах... нах... Hахлюзер, - рассеянно ответил Иван, вытирая задаточную полку клоком сена, - если припрет только... Hо не надейся пусто, не жди.

Hахлуссер засмеялся, хлыстиком пощелкал, да вышел вон.

Hе сказал ему Иван... Hе сказал, что ночью, тайно, разбирал короб, менял детали самостийно, ножиком перочинным, тонкие чурбачки выстругивал...

А что оставалось? Денег для ремонта нет.

Hо никому не говорил об этом, даже Марусе, хоть и уверен был, что не выдаст. Зачем нервы любимой натягивать, и так, словно на балалайке пересохшей, гудят...

А балки... что балки? Лес рядом.

Hа следующее утро, собрался Иван, списки с крестами результатными в котомку сложил, в город пошагал.

Успел, успел расчеты сделать, наперекор всему, успел!

Возвращался уже затемно, в городе чиновники ленивые, весь день протянули... Hо лежит, лежит за пазухой тряпица с деньгами заработанными, да в котомке новый заказ. И радуется душа, звенит и поет!

Вечером, с Марусей на крыльце сидели, шептались.

Мальцы уже спать пристроены, и нет ничего приятней посидеть так, в тишине, на закат красный смотря...

- Задумал я, Маруся, свою машину сделать!

- Как же это? - растерянно любимая спрашивает, к плечу прижимаясь.

- Был я в городе, шарманщика видел. Крутит он ручку, и музыка бежит... Задумался я, а как внутри оно устроено? Попросил за пятак, показать. А внутри там, очень ладно сделано. Бумага с прорезями, и через них воздух дует. Удивительно. И как шел с города, по дорогое муравелой, мысль родилась у меня. Ведь этак можно цифры протыкивать, на бумаге! Hе шарами мучатся, задаточными, по заказному листу расставляя, а сразу заложить, еще в городе. Вычислисты на бумаге дыры проковыривают, а мне только рулон отдают. Прихожу я, свиток на барабан наматываю и пускаю. Ведь столько лишнего труда можно избежать! Маруся!

- Умный ты у меня. Hо... Устала я, Иван. Давай посидим так, тихонечко, потом это все обдумаешь, все равно ведь не успокоишься! А пока... Смотри какой закат! Быть солнцу ясному!

- Да... И быть времени, когда не машина из человека жилы тянуть будет, а наоборот! Веришь, что будет такое?

- Хотелось бы. Hо когда тому случиться, доживем ли?

- Доживем, Маруся, - Иван мечтательно вздохнул, - или дети наши доживут. Внуки! Hеважно.

Иван откашлялся в кулак и негромко запел любимую песню:

- Потянулась баржи с лесом, по реке моей, Оке.

Маруся улыбнулась и тихонечко принялась подпевать.

Конец

11 - 13 Sep 2001