4

Тристан вышел на рассвете, чтобы собрать мочегонные растения, о которых у него сохранились смутные воспоминания после того, как он жил в Гростенсхольме. Как же они выглядели?

Ему не терпелось помочь бедной герцогине, сделать что-нибудь доброе после стольких лет бесцельного существования.

Он поехал верхом в пригородный лес, птицы уже проснулись и ликовали. Сам Тристан в эту ночь ни на минуту не сомкнул глаз, он лежал и вспоминал, как составляется целебная смесь. Люди Льда хранили свои тайны, они не передавали посторонним свое искусство врачевания.

Трава была мокрая от росы, испуганный зайчонок метнулся из-под конских копыт. Тристан, улыбаясь, следил за ним глазами. Мысль об охоте, стрельбе даже не приходила ему в голову.

Первые растения, медвежье ушко и хвощ, он уже нашел. Но этого было не достаточно, чтобы снадобье оказало нужное действие, в целительный состав входили еще несколько трав. Он понимал, что герцогиня, от которой все отвернулись, серьезно больна.

Наклонившись, Тристан разглядывал листы какого-то растения. Оно было похоже на веронику, которую он искал. Как же, оказывается, трудно найти именно то, что нужно. Для этого необходим навык.

А что, если он ошибется? И отравит герцогиню вместо того, чтобы помочь ей?

Тристан пошел в свою родню со стороны Паладинов, в нем не было почти ничего от Людей Льда. Темные глаза и волосы, смуглая кожа, длинные, узкие ладони и густые брови сразу выдавали в нем аристократа. К тому же он был очень раним, и эту ранимость он, как и его тетка Габриэлла, мать Виллему, унаследовал от Паладинов. Судьба многих Паладинов сложилась не особенно счастливо. Судьба его деда Александра, судьба Габриэллы, его собственная судьба… На нем род Паладинов прервется. И, пожалуй, это к лучшему.

Тристан остановился, мысли его приняли запретный оборот. Он вспомнил тот день, который навсегда омрачил его жизнь. И им снова овладели гнев и отчаяние, так бывало всегда.

Сегодня никто не заставил бы его поверить, что он сам добивался расположения сестры Эльдара Свартскугена. Как же ее звали? Ах да, Гудрун. Ему было пятнадцать лет, и он никогда не видел такой красивой девушки. Под красотой скрывалось зло, но это он понял только потом. Говорили, что она умерла от какой-то ужасной болезни, которой для забавы заразила и его. Эта болезнь навсегда лишила его радости, тенью легла на всю его жизнь.

Как же он был глуп! Отправился с ней на север Свартскуген, считая, что выполняет свой рыцарский долг, – ведь бедная девушка так боялась темноты! Потом уже она все извратила и сумела внушить ему, что он злоупотребил ее доверием и соблазнил ее. Ему понадобилось много лет, чтобы во всем разобраться. Страшная была женщина эта Гудрун!

Сколько лет он не смел никому признаться в своей болезни! Страдал от одиночества. Мучился страхом. Снадобья, которыми его лечил Маттиас, спасли его от худшего. Но остались тяжелые последствия, он лишился жизненной силы… Когда же, наконец, он осмелился обратиться к доктору, было уже слишком поздно. Болезнь удалось остановить, но стать полноценным мужчиной он уже не мог.

О наследниках мечтать не приходилось.

Для чувствительного юноши это был тяжелый удар – еще в детстве его мать говорила, что ему следует заковать душу в доспехи. Тристан много раз убеждался, что она была права.

От Людей Льда он в полной мере унаследовал только горячую любовь к людям и способность к состраданию. В детстве Тристан часто слышал, что у него хороший характер, и, видно, в этом была доля правды. Но он всегда был мечтателем и часто погружался в свой внутренний мир, забывая об окружающей действительности. О ней Тристану напоминала только его собственная ранимость. Он жил в вечной тоске по недостижимому идеалу.

Герцогиня Хильдегард почувствовала это в их первую короткую встречу. Недаром он напомнил ей одного из благородных рыцарей Грааля, необычное имя Тристан усугубляло это впечатление. Если верить преданиям, первый Тристан, иногда его звали также Тристрамом, был паладином при дворе короля Артура, он искал святой Грааль…

В душе Тристана Паладина, как и в душах тех рыцарей, жила тоска по святому недостижимому Граалю. Сосуду, в который Иосиф Аримафейский собрал кровь, сочившуюся из ран Христа. Только самые чистые могли найти этот сосуд. О чем-то подобном тосковал и Тристан. Он был чужой среди окружавших его людей.

Но, собирая травы на опушке леса, Тристан не думал об этом. Он торопился, чтобы не опоздать к смене караула. Готовить отвар для одинокой герцогини ему придется потом.

Неожиданно ему пришла в голову страшная мысль: а вдруг уже поздно, вдруг герцогиня сейчас лежит при смерти или уже умерла? Сердце у Тристана сжалось. И, как всегда при мысли о смерти, по спине побежали мурашки. Ему так хотелось хоть чем-нибудь порадовать бедную герцогиню, подавленную безнадежностью и страхом!

Он даже не знал, что своим вниманием и рыцарским отношением уже доставил ей радость. В тот день Хильдегард словно подменили. Впервые за долгое время она могла смеяться, шутить над своим тяжелым состоянием. Ее радость передалась и Марине, которая успела вовремя проснуться и открыть свою дверь до того, как камеристка обнаружила, что она заперта. Марина прятала ключ в кармане, сжимая его рукой, как бесценное сокровище.

Впрочем, он и был для нее сокровищем. Он означал для Марины покой и радость. И главное – безмятежный сон. Теперь пусть граф сколько угодно дергает ручку ее двери. Она не откроет ему, даже если он будет угрожать ей муками ада и смертью на костре, вернее, сначала смертью на костре, а потом – адом. Она сумеет защитить свою маму!

Марина вдруг весело рассмеялась. Хильдегард подняла глаза на дочь. Как давно Марина не смеялась! Они улыбнулись друг другу, не думая о том, что это Тристан Паладин подарил им, одиноким пленницам в королевском дворце, немного радости. Тристан и сам не думал об этом.

Только к полудню Тристан освободился от своей службы и смог приготовить отвар. Ему удалось найти почти все растения, не хватало лишь одного, но искать его в это время года было бесполезно.

«Вот сейчас Люди Льда признали бы меня за своего, – с горечью думал он, отрывая листья и бросая их в котелок, который ему удалось раздобыть. Он варил отвар в прачечной, где в это время никого не было. – Жаль, что я не умею колдовать, как мой предок Тенгель! Тенгель был замечательный человек. Если уж он не видел во врачевании ничего зазорного, то мне и подавно нечего стыдиться».

Ему не терпелось увидеть результат своей работы. Но сперва предстояло незаметно пронести отвар к герцогине, что тоже было не так-то просто.

Наконец отвар был готов, и Тристан остудил его. У него нашлась глиняная бутылка, которую можно было спрятать под плащом. Но прежде, чем отправиться к герцогине, он поинтересовался, где в это время находился герцог. Оказалось, что герцог охотился с королем и придворными. Путь был свободен! Как настоящий заговорщик, он шел по коридорам дворца.

Наглая камеристка провела его к герцогине и оставила их наедине.

Хильдегард сидела за небольшим письменным столом. Она приветливо улыбнулась Тристану. Болезнь настолько исказила ее черты, что у него сжалось сердце. Хильдегард слегка подрумянилась, но это лишь подчеркивало ее безобразие. Поверх платья она надела длинный кружевной жилет, широкий, как плащ.

Хильдегард протянула Тристану руку, и он поцеловал ее.

– Спасибо, что вы были так добры ко мне вчера вечером, маркграф, – сказала Хильдегард красивым грудным голосом. – Что привело вас ко мне сегодня?

Тристан вынул из-под плаща глиняную бутылку.

– Кажется, я вспомнил состав, Ваше Высочество. – Он улыбнулся. – Во всяком случае, я был очень внимателен и брал только те растения, которые не причинят вам вреда. Пусть уж лучше мое снадобье не окажет нужного действия, чем повредит вам.

Хильдегард подняла брови и радостно протянула руку за бутылкой.

– Как вы меня обрадовали, маркграф! Я не думала…

– Не говорите ничего, пока не попробуете отвара, – засмеялся Тристан. – Как бы радость не оказалась преждевременной!

– Как мне его пить?

Тристан объяснил.

– Только не принимайте его на ночь, Ваше Высочество, – предупредил он ее. Она с удивлением посмотрела на него, и он слегка покраснел, но не стал ничего объяснять.

– Я сама буду брать его, никто посторонний не прикоснется к бутылке, – пообещала Хильдегард. – И я ничего не скажу об этом доктору. Благодарю вас, маркграф, Даже если ваш отвар не подействует, я все равно признательна вам за заботу. Вы потратили столько времени, чтобы приготовить его!

– Помните, отвар очень сильный. Принимайте его по одной ложке на кружку теплой воды!

– Спасибо, я запомню.

Тристан видел, что ей не терпится начать принимать его снадобье, и откланялся, сославшись на занятость. Он еще не успел уйти, как в дверь вошла худенькая девочка.

Тристан удивился. Та самая девочка, которую он встретил ночью в коридоре дворца. Он уже хотел весело приветствовать ее, как вдруг заметил, что на лице у нее мелькнул страх, она будто хотела предупредить его о чем-то. Тристан промолчал и собрался уйти, но Хильдегард остановила его:

– Маркграф, познакомьтесь с моей дочерью Мариной. Марина, это маркграф Тристан Паладин. Он был очень добр ко мне.

По лицу Марины скользнула испуганная улыбка, и она протянула Тристану руку. Эта улыбка сказала ему: «ко мне вы тоже были очень добры, но никто не должен знать об этом».

Тристан покинул герцогиню и ее дочь в глубоком раздумье. Что могло так напугать девочку прошлой ночью?

Если бы он мог рассказать об этом ее матери! Но герцогине Хильдегард и так хватало несчастий. Новых она сейчас просто не вынесла бы.

Хильдегард приготовила себе первую порцию лекарства.

– Мама, что ты пьешь?

– Травяной отвар. О, до чего же он противный!

– Зачем же тогда ты его пьешь?

– Чтобы вылечиться. Как тебе понравился маркграф Тристан Паладин?

– По-моему, он добрый. И красивый.

– Он очень благородный человек, – мечтательно сказала Хильдегард. – Настоящий рыцарь Грааля.

Марина вспомнила лицо Тристана. После того как он помог ей ночью, он стал для нее кумиром.

– Рыцарь Грааля? Мамочка, расскажи мне, что это за рыцарь!

Хильдегард сделала еще глоток, на этот раз с меньшим отвращением. Она понемногу привыкала к вкусу отвара.

– Это, собственно, предание о святом Граале. Подобных преданий существует не меньше дюжины. Я расскажу тебе то, которое мне нравится больше всего, хотя, возможно, оно не самое древнее.

Сжав ключ в кармане, Марина устроилась поближе к матери. Ей было сейчас так хорошо и спокойно – отвратительная тень графа совершенно рассеялась.

– В те времена, когда Иисус Христос принял смерть на кресте за всех нас, – начала Хильдегард, – жил человек, которого звали Иосиф Аримафейский…

– Он был добрый?

– Очень добрый. Он собрал кровь, что текла из ран Христа, в красивую чашу и бежал от римских солдат. Со временем, как гласит предание, эта кровь превратилась в рубин, и сосуд сомкнулся над ним.

Хильдегард допила положенную порцию отвара и продолжала:

– Неведомыми путями этот сосуд, Грааль, оказался на горе Монтсалвейдж, но никто не знает, где она находится. Так что сосуд, можно сказать, исчез.

– И гора тоже?

– Гора тоже исчезла. Прошли века. Рыцари начали объединяться в ордены, и многие из них пытались найти священный сосуд. Было известно, что его найдет только тот, кто чист сердцем и помыслами, кто целомудрен, самоотвержен и творит добро. Рыцари, которые стремились найти Грааль, называли себя рыцарями Грааля и хотели охранять его. Самыми известными из них были король Артур и его паладины, рыцари Круглого стола. Их звали Персеваль, Гавей, Ланселот, Тристрам…

– Тристрам? Как это похоже на Тристан…

– А это одно и то же имя, – улыбнулась Хильдегард. – Но Ланселот, на которого возлагались самые большие надежды, влюбился в жену короля Артура и уже не мог принимать участия в поисках Грааля. Гору Монтсалвейдж и святой Грааль нашел сын Ланселота, его звали Галахад, он оказался самым непорочным из рыцарей.

Хильдегард замолчала.

– И что с ним было дальше? – спросила Марина.

– С кем? С Галахадом? Он исчез. Вместе с горой Монтсалвейдж и священным сосудом. И никто уже больше их не видел. Прости, пожалуйста, мне надо выйти.

Она вышла, чтобы справить нужду.

– И больше уже никто не находил Грааль? – спросила Марина, когда Хильдегард вернулась.

– В другом предании рассказывается, что его нашел Персеваль. И Гавей. Поэтому историю о Граале так трудно рассказывать. Бытуют разные варианты этой давней истории. Сын Персеваля Лоэнгрин тоже был рыцарем Грааля.

– А Тристан? Он не нашел Грааль?

– Нет, он влюбился в Изольду, невесту короля Марка, и уже не мог принимать участия в поисках, – с задумчивой улыбкой ответила Хильдегард.

– И все это правда?

– Кто знает. Но крепость короля Артура по-прежнему существует. Она называется Тинтагель, ее руины находятся на западном побережье Англии. Так говорил мой отец. Стало быть, доля правды в этих преданиях все-таки есть.

Они помолчали.

– Как бы мне хотелось, чтобы и теперь были рыцари! – вздохнула Марина.

– К сожалению, рыцарство выродилось. Потом остались только рыцари-разбойники, но в них не было ничего благородного, это я знаю точно. Впрочем, при дворе короля Кристиана один рыцарь все-таки есть!

– Да, и я его знаю, – тихо сказала Марина.

Хильдегард была занята своими мыслями и не обратила внимания на ее слова.

Неожиданно Хильдегард вскочила:

– Ничего не понимаю, – пробормотала она. – Что он со мной сделал?

– Кто? – недоуменно спросила Марина.

– Видимо, это все отвар. Мне опять надо выйти.

– А про кого ты говорила?

Хильдегард остановилась в дверях маленькой комнатки, примыкавшей к ее спальне. Ей показалось, что она невольно сказала слишком много.

– Я имела в виду повара, – быстро сказала она. – Он приготовил мне растительный чай по моей просьбе, и этот чай оказал на меня странное действие.

Пока она отсутствовала, Марина играла со своим ключом. Она гладила его, прижимала то к губам, то к груди, и на губах у нее блуждала счастливая улыбка. Она обрела свободу! И ей не пришлось ничего никому рассказывать.

Хильдегард с надеждой наблюдала, как под действием отвара, приготовленного Тристаном, отеки спадают, и меняется ее внешность, а тем временем с Мариной приключилась беда.

Тристан на неделю уехал к себе в Габриэльсхюс. Герцог Йохум, уже не таясь, уехал куда-то со своей фрекен Лотти. Хильдегард все время проводила с Мариной, радуясь тому, что с каждым днем становится все стройнее. Но по ночам ей, как и раньше, требовался отдых. Одно дело избавиться от водянки, и совсем другое – победить причину болезни, которая медленно подтачивала ее силы. По вечерам она от усталости еле двигалась.

Марина не досаждала матери и больше не просила разрешения остаться на ночь в ее спальне. Теперь у нее был ключ! Как только ее камеристка выпивала последнюю рюмку и погружалась в забытье, Марина поворачивала два раза ключ в замочной скважине и наслаждалась одиночеством.

Несколько раз она слышала, как граф Рюккельберг пытался открыть ее дверь. Он дергал ручку. Что-то шептал. Но она лежала, затаившись, как мышка. В конце концов, он сдавался и уходил, бормоча себе под нос проклятья.

Но однажды случилось несчастье – Марина проспала. Ее разбудил стук камеристки.

Марине со слезами пришлось расстаться с ключом.

«Теперь граф придет с палачом, – думала она. – Теперь для нас с мамой нет спасения!»

Но граф пришел без палача, что было, впрочем, нисколько не лучше. Как же она ненавидела его!

Когда он вошел и затворил за собой дверь, Марина громко позвала на помощь. Она больше не боялась палача; познав вкус свободы, она не хотела делать то, что требовал от нее этот отвратительный толстяк. Она кричала, надеясь, что Тристан, рыцарь святого Грааля, услышит ее и придет на помощь. Но Тристан был в Габриэльсхюсе. Камеристку разбудить было невозможно – хоть из пушки пали, а в соседних покоях никого не было. Все разъехались из столицы, спасаясь от летней жары. В коридоре не осталось никого, кроме Хильдегард, но днем у нее были сильные боли, и доктору пришлось дать ей сонного снадобья. Она забылась тяжелым сном, даже не догадываясь, какие испытания выпали на долю ее дочери.

Марина попыталась проскочить мимо жирного графа и выбежать в коридор, но он схватил ее намертво, будто клещами. Закрыв ей рот рукой, он прижал ее к себе, и она не могла пошевельнуться.

– Ты сошла с ума, девчонка! Хочешь, чтобы на твой крик пришел палач? Он стоит в конце коридора со своим топором.

Марина оцепенела, глаза у нее были закрыты. Ее охватило отчаяние.

– До сих пор я был добр к тебе, – зло сказал граф, – но ты плохо вела себя и заслуживаешь наказания. Как ты посмела запирать свою дверь? Сейчас я накажу тебя за это! Впрочем, наказания можно еще избежать. И ты, и твоя мать, обе, избежите наказания, если ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу.

Марина потеряла последнюю надежду, сил у нее уже не осталось.

– Я ничего не стану делать, – жалобно простонала она. – Я все расскажу папе. Мой папа – герцог, и он накажет вас, дядя Поуль!

Граф засмеялся. И смех его не предвещал добра.

– Можешь рассказывать, что угодно. Герцог Йохум не поверит твоим россказням, он вообще не верит, что ты, такая странная девочка, его дочь.

Сердце Марины разрывалось от отчаяния, словно его терзали когтями. Зачем он мучает ее еще и этим? Разве она сама не знает, что отец ее презирает? Сколько раз отец отказывался слушать ее детскую болтовню, когда ей хотелось рассказать ему что-то важное! Ей никто никогда не верил.

А если она теперь расскажет все, что вытворял с ней этот граф? Кому они поверят? Ей или графу, любимцу короля, ангелу во плоти, как считали многие. Она слышала, что граф так и не женился после смерти жены. Она умерла вскоре после их свадьбы. Говорили, будто она была убита, и граф от горя поклялся никогда больше не жениться. Его целью стало найти убийц жены, но это ему так и не удалось. Именно это больше всего и пугало Марину, которая, несмотря на свою наивность, была далеко не глупа. Если жена графа обнаружила, что он делает с маленькими девочками, может, он сам и убил ее? Но это были лишь догадки.

– Дядя Поуль, если вы меня отпустите, я вам отдам весь мой жемчуг, – со слезами в голосе сказала она. – Он очень дорогой.

Больше у нее ничего не было. Но графу нужен был не жемчуг.

– Дрянная девчонка, – сказал он. – Ты очень скверно вела себя, и теперь я тебя накажу!

Он поднял брыкающуюся Марину и понес к кровати. Его лицо стало совсем звериным. Марина в отчаянии огляделась по сторонам. И там, рядом с кроватью…

Утром Маринина комната оказалась пуста. Но повсюду были видны следы крови. Это страшное известие тут же сообщили Хильдегард, никто не подумал о том, чтобы по возможности смягчить удар, который мог оказаться роковым.

Хильдегард пришла в отчаяние. Она попыталась встать и отправиться на поиски дочери, но силы изменили ей.

Двор был потрясен случившимся, слуги напуганы. Люди строили разные догадки, вспоминали бесконечные истории о безголовых призраках, бродивших по коридорам, о кровожадных убийцах, которые пили детскую кровь, и прочие ужасы. Девочку искали по всему дворцу, и придворные благодарили судьбу за то, что король с королевой находились в те дни во Фредериксборге. Поиски не дали никаких результатов. Во дворце было мало народу, и никто не слышал ночью ничего подозрительного. Граф Рюккельберг лежал у себя, зарывшись в одеяла и подушки, он сказался простуженным и попросил, чтобы его не беспокоили. Пропала девочка? Какая девочка? Нет, он ничего не знает об этом. Ах, эта? Дочь герцога Йохума, да, кажется, он видел ее несколько раз. Но он заболел днем раньше, лежал у себя и потому ничего не видел и не слышал.

Обыскав весь дворец, Марину стали искать на соседних улицах. Но стража клялась, что никто не может незамеченным проникнуть во дворец или покинуть его и потому искать девочку в городе бессмысленно. Что бы с ней ни случилось, ее следует искать во дворце или дворцовом парке.

Коменданту и придворному доктору удалось перекинуться парой слов с глазу на глаз. Оба были напуганы, их лица выражали больше, чем их слова. Наконец комендант спросил:

– Что ты об этом думаешь?

– Опасаюсь худшего, надеюсь на лучшее.

– Я тоже. Но близится полнолуние, а это любимое время всех еретиков.

– Нет, это невозможно! – прошептал доктор, глядя на летнее небо. – Чтобы среди бела дня, в городе… Неужели такое может произойти у нас, в наше просвещенное время, когда господствует христианство?

– Ты имеешь в виду приношение в жертву людей?

Доктор быстро огляделся:

– Не произноси этих слов, от них у меня мороз продирает по коже. Но ты прав, я имел в виду именно это.

– Конечно, трудно себе такое представить. Однако на свете столько людей, движимых злой волей, которые увлекают за собой безумцев. Люди помешаны на оккультизме, язычестве, мистицизме, вызывании духов, колдовстве, магии, предсказаниях, они бунтуют против королевской власти ради самого бунта… Людей так легко запутать, ими так легко управлять, мой друг! Они до самозабвения любят всяческие ужасы и причастность к страшным тайнам.

Доктор кивнул:

– К сожалению, ты прав. Но эта девочка, эта Марина… Бедняжка, мы почти не замечали ее!

– Да, должен признаться, что не могу даже вспомнить, как она выглядела. Она, словно нарочно, держалась в тени. Точно все время ждала удара.

– Да уж от ее отца можно ждать всего, чего угодно, – пробормотал доктор. – Он бы, не задумываясь, поднял на нее руку, если бы усмотрел в ней помеху для себя.

– Боюсь, такая неприметная девочка могла оказаться идеальной жертвой для этих поклонников сатаны. Из-за болезни матери она была предоставлена самой себе. Всегда чувствовала себя униженной и старалась держаться в тени.

– Ты заметил, что мы говорим о ней в прошедшем времени? – Доктор вздрогнул от страха. – Словно ее уже нет…

Он умолк. Комендант смотрел куда-то вдаль.

– Никто не мог войти во дворец или выйти из него незамеченным, – задумчиво сказал он. – Если мы правы в своих самых худших предположениях, то, значит…

– Поборники уже хозяйничают во дворце, – продолжил его мысль доктор. – Со всеми своими кровавыми оргиями, или, не знаю уж, чем они там занимаются.

– Даже не говори! Но ведь мы обшарили весь дворец. Должно быть, что-то все-таки ускользнуло от нашего внимания.

– Это лишний раз означает, что во дворце есть люди, которые действуют с ними заодно.

– Но ведь мы предполагали это и раньше?

– Предполагали. Однако меня пугает другое. Эта девочка, безусловно, была непорочна. Так сказать, нераспустившийся бутон. А в древних письменах говорится, что именно непорочных дев обычно приносили в жертву язычники.

– Будем искать дальше, – быстро сказал комендант.

Как раз в тот день Тристан вернулся во дворец.

Напуганный вестью об исчезновении Марины, он бросился к герцогине. У нее были доктор и камеристка, они пытались успокоить несчастную мать, которая только что очнулась от обморока.

– О, маркграф!.. – прошептала Хильдегард. – Моя Марина…

– Я все знаю, – коротко сказал Тристан. – И сию минуту присоединяюсь к поискам Марины. Хотел только справиться о вашем здоровье, герцогиня.

Лицо Хильдегард исказилось от муки, она попыталась что-то сказать, но не смогла справиться с рыданиями.

– Как ужасно, что все случилось именно сегодня, – шепотом сказал доктор. – Герцогиня сильно похудела за последние дни, и я очень тревожусь за нее.

– Для Ее Высочества немного похудеть только полезно, – спокойно сказал Тристан. – Гораздо хуже, что судьба не уберегла ее от такого удара.

– Я была так счастлива, – рыдала Хильдегард, не отрывая глаз от Тристана. – Я уже очень давно не была так счастлива! И надо же, такое горе!

Несмотря на то, что лицо Хильдегард опухло от слез, Тристан больше не видел на нем болезненного отека. Значит, приготовленное им снадобье Людей Льда все-таки подействовало.

– Сейчас вы должны отдохнуть, Ваше Высочество. Я не успокоюсь, пока не найду Марину.

Но живой или мертвой, этого он не сказал. Хильдегард схватила его руку.

– Слава Богу, что вы вернулись, маркграф. Теперь я знаю, что мне есть на кого положиться!

Даже доктора удивило, что герцогиня внезапно успокоилась.

– Я не могу лежать здесь одна, – решительно сказала она. – Я намерена искать ее вместе с вами!

Тристан взглянул на доктора:

– Я думаю, что это было бы только полезно для здоровья Ее Высочества, – нерешительно сказал он. – Я могу на руках отнести Ее Высочество вниз по лестнице…

Хильдегард с мольбой переводила взгляд с одного на другого:

– Пожалуйста… Разрешите мне!

Подумав, доктор, наконец, согласился. Хильдегард попросила камеристку принести ей пеньюар. Тристан поднял герцогиню на руки. Он сразу заметил, как она похудела, хотя небольшие отеки еще сохранились. И опять у него сжалось сердце от жалости к этой женщине, которую преследовали несчастья.

– Мне стыдно, что я такая тяжелая, – прошептала она.

– Я не чувствую ни малейшей тяжести.

Хильдегард доверчиво обхватила руками шею Тристана.

– Часть пути я могла бы пройти и сама. Головокружения начинаются, но потом быстро проходят. О, Тристан… Можно мне называть вас Тристаном?

– Вы окажете мне честь, Ваше Высочество.

– Благодарю вас! Тристан, я этого не выдержу! Все остальное мне теперь безразлично. Я могу думать только о Марине.

– Я вас понимаю. – Он говорил с ней мягко, как с ребенком.

Они спустились в зал, где проходил совет. Тристан положил Хильдегард на диван и обернулся к коменданту:

– Есть новости?

– Никаких. Похоже, что девочки все-таки нет во дворце.

– И, тем не менее, она здесь. Пожалуйста, расскажите мне все подробности. В ее комнате могло находиться какое-нибудь животное? Например, большая собака, которая могла бы напасть на нее или еще какая-нибудь тварь?

– Это исключено, – ответил комендант. – А даже если так, почему девочка исчезла?

– Она могла очень испугаться, – сказал Тристан. – Ладно, сейчас оставим это. Итак, вы не обнаружили никаких следов, комендант? Ничего такого, что могло бы пролить свет на обстоятельства ее исчезновения? Ни в комнате, ни в коридоре? Если в комнате было столько кровавых пятен, они должны были быть и в коридоре.

– В коридоре их почти нет, трудно даже сказать, в каком направлении скрылся раненый или раненая.

– Вы полагаете, это кровь девочки?

– Не знаю. Мы, конечно, предполагали, что это ее кровь. Но потом мы нашли вот это. – Он показал Тристану толстую иглу для вышивания шерстью. – Игла лежала на полу рядом с кроватью. Как видите, на ней тоже есть кровь.

– О! – прошептала Хильдегард. – Это ее кровь. Она занималась рукоделием…

Тристан повернулся к ней.

– Может, вам все-таки лучше вернуться к себе?

– Нет! – Хильдегард сделала над собой усилие. – Я могу вам пригодиться.

– Ну, хорошо. Кто бы там ни заходил к Марине, она знала этого человека и доверяла ему, – сказал Тристан. – Иначе она не впустила бы его в свою комнату.

Камеристка Марины, которая протиснулась поближе, чтобы лучше слышать, раздраженно спросила:

– Откуда вы это взяли?

– Это вы мне? – Тристан повернулся к камеристке. – Марина чего-то боялась. Какого-то человека. Поэтому я дал ей ключ от ее комнаты, чтобы она могла запирать свою дверь.

– Значит, это вы дали ей ключ? – Камеристка была возмущена. – Вы не имели права этого делать! Как, по-вашему, я могла бы войти к ней при запертой двери? Девочка запиралась от меня, это возмутительно. Такому ребенку нельзя было давать ключ!

Все взгляды были прикованы к далеко не юной и далеко не трезвой камеристке.

– Так вы отобрали у нее ключ? – с угрозой в голосе спросил Тристан.

– Конечно. Это был мой долг!

– Когда?

– Вчера утром. Я не могла войти к ней… Это неслыханно!

Воцарилось молчание.

– О Боже! – простонала Хильдегард. – У Марины были такие испуганные глаза… Я видела это и ни о чем не спросила ее!

– Она все равно ничего не сказала бы, – попытался утешить ее Тристан. – Теперь-то я понимаю, что девочку что-то угнетало, и очень сильно. Я встречался с ней всего два раза, но у меня создалось впечатление, что она чего-то очень боялась.

– У меня тоже, – с тоской сказала Хильдегард. – Но Марина всегда была такая робкая… Это из-за отца. Поэтому я не поняла…

– Вы сказали, что она боялась какого-то человека? – обратился комендант к Тристану.

– Да. Однажды ночью, примерно неделю назад, я встретил ее в коридоре. Она сказала, что боится, что к ней придет какой-то человек. Я принял это за обычный детский страх и дал ей ключ.

– И после этого она несколько дней была такая радостная! Вплоть до вчерашнего дня. – Хильдегард словно озарило. – А вчера к ней снова вернулся прежний страх. Любезная, вы ничего не слышали ночью? – спросила Хильдегард у камеристки.

– Я? Ночью? Нет, я сплю очень крепко. И в комнате герцогини Марины всегда бывает тихо.

Ее красный нос, одутловатое лицо и водянистые глаза говорили о многом. Тристан стал позади камеристки и громко хлопнул в ладоши. Камеристка даже не оглянулась. Очевидно, она только читала по губам, что ей говорили. Хильдегард с безнадежным вздохом закрыла глаза.

Неожиданно Тристан заметил, что все присутствующие, и в том числе комендант, с надеждой смотрят на него. Они были готовы безоговорочно подчиниться ему. Он был поражен. Он, Тристан Паладин, тихий и непритязательный, удалившийся от света из-за своей тяжелой болезни, он, который, бывало, уныло бродил по пустым комнатам Габриэльсхюса и не имел ни друзей, ни привязанностей… Именно на него смотрели с надеждой эти могущественные люди, от него ждали помощи и утешения!

Тристан невольно расправил плечи. Не сознавая, что делает, он схватил руку Хильдегард и пожал ее. На сердце у него стало тепло. Он повиновался отданному ему безмолвному распоряжению.

Теперь Тристану оставалось только оправдать ее доверие. Он должен найти Марину, даже если это будет последний поступок в его жизни!