"Город богов" - читать интересную книгу автора (Сандерсон Брендон)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Будь Дилаф собакой, он бы рычал. И пускал изо рта слюну. Артет выглядел горадо хуже, чем после первого посещения элантрийской стены.

Хратен обернулся взглянуть на город. Они почти дошли до часовни, но огромная стена продолжала возвышаться над ними. Где-то на ее вершине стояла молодая женщина, которая не только довела его до бешенства, но и безвозвратно испортила планы на сегодня.

— Она великолепна, — поневоле признал верховный жрец.

Как и полагалось истинному фьерденцу, он не любил жителей Теода. Пятьдесят лет назад, после небольшого недоразумения, Теод выслал со своей территории дереитских священников и с тех пор упорно отказывал им в праве вернуться.

Теоданский король собирался прогнать вслед за ними и фьерденских послов, но тем едва удалось удержать позиции. Ни единый житель страны не исповедовал Шу-Дерет, а королевская семья славилась остроумными нападками на Дерети.

И все же джьерна воодушевила встреча с принцессой, которая смогла легко разрушить его замысел. Он так долго проповедовал Шу-Дерет, так преуспел в искусстве управлять мнением толпы, что Хратену становилось все труднее найти достойного противника. Успех в Дюладеле полгода назад подтвердил, что при должном усилии перед ним не устоит даже целое государство.

К несчастью, Дюладел проявил слишком слабое сопротивление. Дьюлы отличались открытой, доброжелательной натурой и оказались неспособны дать серьезный отпор. В конце, когда поверженное правительство рухнуло к его ногам, Хратен почувствовал себя обманутым. Переворот прошел чересчур легко.

— Да, очень впечатляюще, — повторил джьерн.

— На ней лежит большее проклятие, чем на остальных, — прошипел Дилаф. — Она принадлежит к ненавистному для властелина Джаддета народу!

Так вот что его беспокоило. Многие фьерденцы считали, что у жителей Теода нет надежды. Глупо, конечно: эту легенду придумали, чтобы создать почву для ненависти к древним врагам. И все же многие, среди них Дилаф, свято в нее верили.

— Джаддет ненавидит только тех, кто ненавидит его, — спокойно ответил Хратен.

— Они ненавидят господа!

— Большинство никогда не слышало проповеди во имя Джаддета, артет. Их король — другое дело; он проклят за изгнание наших жрецов. Но у простых людей не было выбора. Мы начнем строить планы по проникновению в Теод после того, как покорим воле Джаддета Арелон. Одна страна не выстоит против напора всего цивилизованного мира.

— Мы уничтожим Теод! — пророческим тоном выкрикнул Дилаф. — Джаддет не станет ждать, пока наши артеты пытаются донести его слово до каменных сердец теоданцев.

— Властелин Джаддет воскреснет, только когда все государства объединятся под властью Фьердена, артет. — Верховный жрец прервал свое созерцание Элантриса и направился ко входу в часовню. — Включая Теод.

Ответ Дилафа был едва слышен, но каждое слово звучало в ушах Хратена гулким набатом.

— Может быть, — прошептал арелонский жрец. — Но есть и другой путь. Властелин восстанет, когда все живые души объединятся; теоданцы перестанут быть препятствием, если мы уничтожим их. Когда последний житель этой страны испустит предсмертный вздох, когда элантрийцы исчезнут в пламени с лица Сиклы, тогда люди последуют за вирном. И придет Джаддет.

Хратену речи артета не пришлись по душе. Джьерн приехал спасти Арелон, а не спалить его. Свержение монархии может стать необходимым, и, возможно, ему придется пролить кровь несогласной знати, но итогом станет искупление целого народа. Для верховного жреца объединение людей означало обращение их к Дерети, а не убийство неверных.

Хотя он мог заблуждаться в своих убеждениях. Вирн выказывал не больше терпения, чем Дилаф: доказательством служили опущенные ему три месяца. При этой мысли Хратена охватило сильное беспокойство — если ему не удастся обратить Арелон, страну уничтожат.

— Великий Джаддет под нами, — прошептал он.

Верховный жрец позволял себе помянуть божье имя всуе только в крайних случаях. Прав он или нет, но джьерн не желал замарать руки кровью целого королевства, пусть и еретического. Он должен добиться успеха.


К счастью, проигрыш теоданской девчонке оказался не таким полным, как она себе вообразила. Когда Хратен прибыл на условленное место (просторный кабинет в одной из лучших таверн Каи), его поджидали многие из приглашенных дворян. Речь на стене Элантриса была только частью акции по их обращению.

— Приветствую вас, ваши светлости, — кивнув в знак приветствия, сказал джьерн.

— Не надо делать вид, что мы друзья, жрец, — откликнулся Идан, один из наиболее голосистых молодых дворян. — Ты обещал, что твои проповеди принесут нам власть. Пока что мы наблюдали только сплошное смятение.

Хратен пренебрежительно махнул рукой.

— Мою речь прервала девчонка, у которой и одной-то мысли в голове отродясь не бывало. Говорят, что принцесса с трудом отличает правую руку от левой. Я не ожидал, что она сумеет понять мою проповедь; только не говорите мне, что вы, лорд Идан, испытываете похожие трудности.

Идан покраснел.

— Конечно нет, сударь. Просто… Я не вижу, каким образом обращение людей к Дерети способно усилить наше влияние.

— Власть, ваша светлость, приходит с пониманием противника.

Верховный жрец прошелся по комнате, выбирая место, где присесть. Дилаф следовал за ним, как тень. Многие джьерны предпочитали стоять, подавляя слушателей своим ростом, но Хратену нравилось разговаривать сидя. Очень часто это заставляло собравшихся, особенно тех, кто остался стоять, чувствовать себя неуютно. Им начинало казаться, что тот, кто так непринужденно сумел завоевать их внимание, прочно держит бразды правления в своих руках.

Следуя его примеру, Идан и остальные также расселись по местам. Хратен сцепил пальцы на груди и молча оглядел собравшихся. Его взгляд упал на богато одетого мужчину, лет около сорока, наиболее заметным отличием которого являлось крупное родимое пятно на лице.

Хратен сдвинул брови; он не помнил, чтобы приглашал герцога Телри на сегодняшнюю встречу. Герцог был одним из самых влиятельных арелонцев, а верховный жрец рассылал приглашения только молодежи: ей, как правило, не терпелось проявить себя, и она легко поддавалась на уговоры. Джьерн не предполагал, что его ждет успех среди высшей знати, но раз его почтил присутствием один из власть имущих, придется особенно следить за своими словами; возможно, наградой окажется выгодный союз.

— Ну? — наконец не выдержал Идан, ерзая под тяжелым взглядом жреца. — Кто они? Кто ваши противники?

— Элантрийцы. — Верховный жрец почувствовал, как вытянулся позади него Дилаф.

Молодой придворный хмыкнул и переглянулся с товарищами.

— Элантрийцев нет уже более десяти лет, фьерденец. Они не представляют угрозы.

— Неверно, молодой лорд, они еще живы.

— Если подобное существование можно назвать жизнью.

— Я не имею в виду жалкие отбросы, которые обитают в городе, — продолжал Хратен. — Я говорю об элантрийцах, все еще живущих в умах людей. Скажи мне, доводилось тебе встречать человека, который ждал бы их возвращения?

Идан задумался, и усмешка сползла с его лица.

— Правлению Йадона далеко до абсолютной власти. Он скорее регент, чем король. Люди не ожидают, что он удержится на троне надолго, — они ждут возвращения своих элантрийцев. Многие считают реод фальшивкой, своего рода проверкой, которая покажет, кто останется верным старой религии. Вы все слышали, как люди перешептываются об Элантрисе.

Слова Хратена не были пустыми домыслами: он пробыл в Каи недолго, но потратил время с пользой и держал глаза открытыми. Конечно, он преувеличивал, но тем не менее подобные настроения имели место.

— Йадон не замечает опасности, — снова заговорил жрец. — Он не видит, что его власть еле терпят; король считает, что его везде принимают с распростертыми объятиями. Пока перед людьми стоит наглядное напоминание о мощи Элантриса, они будут испытывать перед ней страх, а пока они боятся кого-то больше, чем короля, никто из вас не получит власти. Ваши титулы — подарок короля, ваше могущество связано с ним. Если он окажется беспомощен, то и вы вместе с ним.

Теперь они слушали внимательно. В сердце каждого дворянина живет неуверенность в себе. Хратену еще не доводилось встречать аристократа, который не был бы убежден, что крестьяне потешаются над ним за спиной.

— Шу-Корат не понимает опасности. Кораиты не пытаются обособиться от элантрийцев и впустую разжигают ложные надежды публики. Как ни странно, народ надеется на возвращение прежних богов. Они рисуют себе картины былого величия, а прошедшее десятилетие окрасило их воспоминания в розовый цвет. Людям нравится верить, что раньше жизнь была лучше. Если вы хотите добиться беспрекословной власти над Арелоном, мои знатные друзья, то вам необходимо развеять глупые надежды толпы. Вы должны найти способ освободить их из пут элантрийцев.

Молодой Идан кивнул в знак согласия. Хратен недовольно поджал губы: молодой придворный слишком легко дал себя уговорить. Как часто случалось, наиболее активный оказался наименее стойким. Не обращая внимания на Идана, жрец оглядел остальных. Они выглядели задумчивыми, но не убежденными до конца. Более рассудительный Телри тихо сидел позади, поглаживая крупный рубин перстня, и оценивающе рассматривал Хратена.

Их неуверенность служила хорошим знаком. Джьерна не интересовали пустобрехи наподобие Идана — их легко убедить, но легко и потерять.

— Скажите мне, граждане Арелона, — верховный жрец решил зайти с другого конца, — вы бывали в восточных странах?

Некоторые кивнули. За последние годы многие арелонцы посетили Восток, путешествуя по древним землям Фьерденской империи. Хратен подозревал, что новоиспеченная аристократия Арелона горела желанием проявить свою утонченность, налаживая связи с такими государствами, как Сворден, — культурным центром Востока.

— Если вы видели могущественные восточные страны, друзья мои, тогда вы понимаете, какое влияние подарит вам сотрудничество с дереитскими жрецами.

Влияние — это слабо сказано. Ни один король к востоку от Датрекских гор не всходил на престол без твердых доказательств верности Шу-Дерет, а наиболее почетные и прибыльные позиции в правительствах отходили рьяным последователям Джаддета.

Слова Хратена содержали обещание, и независимо от того, что еще будет обсуждаться сегодня, независимо от прочих доводов верховного жреца, именно оно обеспечит их поддержку. Ни для кого не являлось секретом, что дереит-ские жрецы активно интересуются политикой, и большинство знало, что для успешной карьеры необходимо приобрести поддержку церкви. Поскольку арелонскую знать интересовало только обещание будущей власти, глупые наскоки теоданской девчонки были им нипочем. Этих людей не смутить религиозным диспутом: что Шу-Корат, что Шу-Дерет — для них не имело значения. Им требовалось заверение, что неожиданный поток набожности с их стороны принесет со временем ощутимое благоденствие.

— Достаточно играть словами, жрец, — заговорил Рамир, один из молодых дворян. Второй сын незначительного барона, он обладал острым эйонским носом, хищным лицом и заслуженной славой брать быка за рога. — Я жду конкретных посулов. Ты хочешь сказать, если мы обратимся к Дерети, то получим увеличение вкладов?

— Джаддет вознаграждает своих последователей, — неопределенно откликнулся Хратен.

— И как он вознаградит нас? В нашем королевстве секта Шу-Дерет не имеет веса.

— Лорд Джаддет властвует повсюду, — пропустив мимо ушей высказанную дерзость, ответил джьерн. И добавил: — Я согласен, что пока у нас немного последователей в Арелоне. Но мир постоянно меняется, а устоять перед империей Джаддета невозможно. Вспомните Дюладел, друзья мои. Мы не трогали Арелон, потому что обращение вашей страны требует больших усилий. — Ложь, но весьма умеренная. — И главное препятствие — Элантрис. Стоит стереть память о нем из людских умов, и они начнут тянуться к Шу-Дерет. Шу-Корат слишком вяла, слишком беззуба. Джаддет займет их мысли, и люди станут искать примеры для подражания среди аристократии — среди тех, кто следует идеалам Дерети.

— И мы будем вознаграждены? — упорно переспросил Рамир.

— Народ не потерпит правителей-иноверцев. Как показала недавняя история, монархи не вечны.

Рамир откинулся на спинку кресла и обдумывал услышанное. Хратену приходилось тщательно подбирать слова; существовала возможность, что не все из пришедших поддержат его, и он не хотел подарить им лишних улик. Как бы пренебрежительно ни относился король Йадон к религии, заговоров он не потерпит.

Позже, когда верховный жрец убедится в верности дворян, он сможет высказать более весомые обещания. И несмотря на наговоры неприятелей, на обещания Хратена можно было положиться. Как бы его ни отвращала мысль о сотрудничестве с людьми, чью поддержку можно купить, нерушимой заповедью Шу-Дерет считалось, что амбиции надо вознаграждать. К тому же кичиться своей честностью очень выгодно — особенно когда возникает необходимость солгать.

— Потребуется время, чтобы искоренить одну религию и насадить другую, — протянул Варен, стройный юноша с копной таких светлых, что они казались белыми, волос. Он был известен своей набожностью, и Хратен удивился, когда заметил его сидящим рядом с кузеном Иданом. Видимо, его приверженность Шу-Корат исходила скорее из поиска политических преимуществ, чем из истинной веры. Перетянуть его на свою сторону окажется большой помощью для Фьерденской империи.

— Ты удивишься, юный лорд Варен. До недавних пор Дюладел оставался гнездом одной из самых древних религий. Сейчас, но записям Фьердена, эта религия исчезла с лица земли, по крайней мере в чистом виде.

— Да, но падение веры Джескера и Дюладелской республики назревало годами, если не столетиями.

— Однако ты не можешь отрицать, что когда перемены назрели, они произошли очень быстро.

Варен задумался.

— Верно.

— Падение Элантриса тоже случилось мгновенно, — продолжал жрец. — Перемены могут происходить моментально, лорд Варен, — но готовые к ним люди получат немалую выгоду. Ты говоришь, что падение Джескера зрело годами… Я могу ответить, что Корати движется к закату не менее долго. Раньше она процветала по всему востоку, сейчас же ее влияние ограничивается Арелоном и Теодом.

Варен размышлял. Он казался умным и склонным к точности юношей, и на него действовала логика Хратена. Возможно, жрец вынес ошибочное суждение об арелонской знати. Никто из ее представителей не показал себя таким же безнадежным, как король, а многие выглядели весьма многообещающими. Может быть, они понимали собственное шаткое положение: народ голодал, аристократия не имела опыта об ращения с ним, а теперь на них обратился тяжелый взгляд Фьерденской империи. Когда ударит буря, большинство арелонцев начнет метаться, подобно перепуганным кроликам.

Но на спасение этих дворян стоило тратить силы.

— Господа, я надеюсь, что вы рассмотрите мои предложения с большей мудростью, чем король Йадон, — произнес Хратен. — Наступают трудные времена, и тех, кто не имеет за спиной поддержки церкви, ждут в ближайшие месяцы тяжкие испытания. Помните, кто я и кого представляю.

— Помните об Элантрисе, — прошипел позади Дилаф. — Не забывайте об этом колодце мерзости, который отравляет нашу страну. Он спит и коварно ожидает своего часа. Он хочет захватить вас и затащить в свои объятия. Вы должны очистить мир от него, прежде чем он очистит его от вас.

Установилась неловкая тишина. Наконец — внезапное выступление артета смазало эффект его речи — Хратен откинулся в кресле и сцепил на груди пальцы, показывая, что встреча окончена. Дворяне покидали комнату, по их встревоженным лицам ясно читалось, что они понимают нелегкий выбор, перед которым поставил их верховный жрец. Хратен смотрел, как они расходятся, и прикидывал, с кем можно будет безопасно связаться снова. Идан придет к нему, а с ним и его последователи. Возможно, также и Рамир, если джьерну удастся встретиться с ним наедине и заверить в поддержке. Еще пара похожих на Рамира, и, наконец, Варен. В глазах юноши читалось уважение, и Хратен ожидал от него очень многого.

Все они были политически слабой, незначительной группировкой, но они положат начало. Когда Шу-Дерет начнет набирать сторонников, более важные персоны поддержат жреца своим весом в обществе. И когда страна наконец рухнет под давлением неспокойного правления, экономической нестабильности и военной угрозы, Хратен вознаградит своих последователей должностями в новом правительстве.

Ключ к успеху все еще сидел в углу комнаты, молча наблюдая за жрецом. Герцог Телри сохранял величественный и спокойный вид, но слава о его любви к излишествам сулила огромный потенциал.

— Милорд Телри, на минуту, если можно, — попросил Хратен, вставая с кресла. — У меня имеется особое предложение, которое может вас заинтересовать.