"Новичок в Антарктиде" - читать интересную книгу автора (Санин Владимир Маркович)

ПОСЛЕДНЕЕ ИСКУШЕНИЕ

– Товарищи участники экспедиции и члены экипажа! – разнеслось по судовой трансляции. – Прямо по курсу в двух милях виден дизель-электроход «Обь». Любителям рекомендуется зарядить свои аппараты и стремглав бежать на верхнюю палубу!

Долгожданная минута! Такой дружный топот сотен ног мне доводилось слышать только в театре, когда зрители, сшибая друг друга, неслись в гардероб.

– Где, где она? – потрясая фотоаппаратом, суетился любитель.

– О, дайте, дайте мне бинокль! – стонал другой. – Три компота за бинокль!

– Предложи капитану, – советовали ему. – Он наверняка согласится.

– Вот она!

– Где, где?

– Видишь остроконечный айсберг?

– Ну, вижу.

– А две мачты слева?

– Вижу!

«Обь» нетерпеливо поджидала вас у кромки ледяного поля – совсем как у памятника Пушкину под часами. В ее приветственных гудках слышался упрек: «Сколько времени здесь торчу, могли бы поторопиться!» По сравнению с изящным, одетым во все белое красавцем «Визе» она выглядела замарашкой в своем видавшем виды комбинезоне: обшарпанная, битая льдами, нагруженная сверх всякой меры работяга «Обь». Огромная и могучая, она снисходительно поглядывала на «Визе», как смотрел бы уверенный в себе силач на разодетого в пух и в прах тонконогого франта. Еще бы! Без «Оби» во льдах мы и шагу не сделаем, «Обь» – ледокол, и ведет его знаменитый полярный капитан Эдуард Иосифович Купри.

Гудки, ракетные залпы, радостный рев двух экипажей и обеих частей экспедиции! А тут еще послышался гул, и овации вспыхнули с новой силой: это из Мирного прилетел самолет, ледовый разведчик. Он сделал над нами несколько кругов, сбросил вымпел, помахал крыльями и, запечатлевшись на нескольких километрах фото– и кинопленки, скрылся из виду. Один лишь я перевел два десятка кадров, из которых годным для печати, увы, оказался только один, на нем с великолепной резкостью отобразился чей-то скальп.

До Мирного осталось несколько десятков миль пути. «Обь» шла от нас в двух-трех кабельтовых note5, вернее, не шла, а вползала на лед, продавливая в нем канал – чтото вроде посыпанной песочком пешеходной дорожки для идущего сзади франта с его лакированными штиблетами. С момента встречи вся Пятнадцатая экспедиция оказалась в сборе. На борту «Оби» находились и несколько наших восточников: механик-водитель Федор Львов, радист Герман Флоридов, повар Павел Смирнов и научный сотрудник по ионосфере… Василий Сидоров. Вы вправе мне не поверить, но произошло уникальное совпадение: на станции Восток будут жить два Василия, обладатели редчайщей фамилии Сидоров. Поэтому давайте отныне условимся: специалиста по ионосфере будем именовать Василий Сидоров-второй.

Между тем на «Визе» начался ажиотаж, все спешно сворачивали свои дела. У душевых кабин выстроились очереди: на материке воду придется экономить, там такого удовольствия не испытаешь. Парикмахеры-самоучки работали, как автоматы, подстригая клиентов по последней антарктической моде: «под нулевку». Пышные, годами лелеемые шевелюры летели на пол. Внутренне содрогаясь и проклиная себя за опрометчивое решение, оболваненные жертвы моды мрачно смотрелись в зеркало. А за обедом в кают-компании стоял сплошной стон. Один из сидящих за нашим столом (кажется, это был я) взглянул на дынеобразную, с какими-то причудливыми уступами наголо остриженную голову доктора Д. – и подавился сливовой косточкой из компота. Интеллигентный и обаятельный доктор, который стараниями механика-водителя Леши Поспелова приобрел внешность беглого каторжника, с мужеством философа игнорировал соболезнования и стоически, хотя и не без некоторого уныния, нес свой крест.

Веселила кают-компанию и ставшая традиционной дружеская перебранка между Григорием Мелентьевичем Силиным и старпомом. Заместитель начальника экспедиции по хозяйственной части, большой мастер розыгрыша, уже давно заронил в душу старпома смутное беспокойство, ибо не упускал случая обронить замечание такого рода: «Хорошая на „Визе“ посуда, неплохо бы захватить кое-что с собой» или: «А почему бы нам не взять в Мирный судовые столярные инструменты?» Ежедневно повторяемые, эти реплики убедили старпома, что Силин готов растащить «Визе» по частям.

– Владислав Иосифович, – вкрадчивым голосом говорил Силин, – я дал ребятам указание подготовить к выгрузке запасной судовой винт. Хороший металл, пригодится слесарям для поделок.

– Эммануил Николаевич, – тут же обращался к капитану старпом, – я приказал боцману установить круглосуточную вахту по охране материальных ценностей.

– Не поможет, – посмеивался Силин, – все равно, когда экспедиция высадится на берег, от «Визе» останется голый корпус!

Кстати говоря, боцман Василий Павлович Алексеев в этот день поразил меня своим воистину волшебным даром телепата. После встречи с «Обью» я побежал и радиорубку и столкнулся на лестнице с боцманом. Увидев в моей руке исписанный листок, он ухмыльнулся и сказал:

– «Пробиваемся вслед за „Обью“ к Мирному в тяжелой ледовой обстановке»?

– Почти слово в слово! – изумился я. – Расскажите, как угадали? Вы же не видели, как я писал!

– Секрет фирмы, – продолжал ухмыляться боцман. – Обыкновенное чтение мыслей на расстоянии!

– Нет, в самом деле?

– Ну а если в самом деле, то я знаю вашего брата корреспондента, все одно и то же пишут. Как в «Золотом теленке»: «Из трубы паровоза валит дым!»

И ушел, снисходительно похлопав по плечу озадаченного корреспондента.

Радиограмму я, конечно, выбросил в урну и побежал сочинять другую, по возможности без ярко выраженного штампа.

На следующее утро «Обь» пробила нам дорогу к припаю. До Мирного осталось не больше пятнадцати миль. Морское путешествие закончилось, между судами и берегом – сплошной припайный лед. Впрочем, это еще неизвестно, сплошной ли он, чаще всего под невинным снежным покровом скрываются трещины. В одну из них в Первой антарктической экспедиции провалился вместе с трактором Иван Хмара. В другой трещине в начале этого года погиб при транспортировке грузов с «Оби» Василий Рыскалин…

С борта «Оби» на припай спустились два научных сотрудника, их задача – проверить надежность льда. Столпившись у фальшборта, мы следили за их работой, следили с замиранием сердца – что ни говори, а скоро и нам спускаться на этот лед. Но нашему настроению не суждено было долго оставаться торжественным. Протирая по пути очки, подошел один товарищ, сощурил близорукие глава и с абсолютно неожиданным энтузиазмом заорал во все горло:

– Ребята, смотрите! Какие большие пингвины!

Под всеобщий хохот «очкарик» бежал с палубы. А вскоре действительно появились пингвины Адели, или адельки, как их фамильярно здесь называют. Они мчались к нам со всех ног, ужасно боясь опоздать, спотыкались и падали, проползали десяток метров на животе и снова поднимались. Отдышавшись, адельки застывали как статуэтки – позировали.

Но любоваться пингвинами было некогда. С «Оби» уже сгружали самолеты, и восточникам, летящим первыми рейсами, было велено готовиться к выходу на лед.

Я помчался в каюту за вещами. Помню, что в эту минуту мне вдруг пришла в голову парадоксальная мысль:

«Я единственный участник экспедиции, который не связан никакими обязанностями, кроме дежурства на камбузе. Я могу остаться на „Визе“, десяток дней побродить по Мирному и еще через месяц вернуться домой. Поездка сюда, Мирный, поездка обратно – будет собран неплохой материал, и никто меня не осудит. Подумай, пока не поздно! В середине февраля ты можешь обнять своих родных!»

«Если ты это сделаешь, – отвечал другой голос, – я буду презирать тебя до конца жизни. Соскучился? А ребята, которые вернутся домой через четырнадцать-семнадцать месяцев, не соскучились? Глупец! Ты будешь встречать Новый год не в Центральном Доме литераторов, а на станции Восток! Ты побываешь на всех советских антарктических станциях! Дави в зародыше это жалкое искушение – и в самолет бегом марш!»

Последние рукопожатия, поцелуи, объятия – и в 17.00 самолет поднимается в воздух.