"А ты попробуй" - читать интересную книгу автора (Сатклифф Уильям)Не хватит ли удовольствий?Очень странно, но вместо полуночного урока пенджаби, который свелся к изучению разных частей шведской анатомии, и то и дело прерывался диким визгом, я все это время проболтал с Фи. Я прекрасно помнил, как возненавидел ее с первого взгляда, помнил, что она фальшивая, снобливая и вообще повернутая, но не мог не признать, что в определенных обстоятельствах Фи – вполне приятная девушка. Может, история с Каз стала тому причиной, не знаю. Ее частношкольный гонор заметно истончился, и сквозь него стало проступать печальное подавленное естество. Что-то такое есть в несчастных женщинах, что действует на меня возбуждающе. Похоже, она остыла ко всему этому спиритическому мусору, и мы могли теперь просто сидеть вдвоем и болтать о всякой ерунде, лишь иногда отвлекаясь на Каз. Она сказала, что носит сари только потому, что в ашраме их заставили выбросить старую одежду, и она пока не собралась купить новую. Мы проговорили час или около, изредка прислушиваясь к тому, как Рэндж перечисляет неимоверное количество пенджабских слов, означающих “сосок”, когда в разговоре стали появляться нотки флирта. Плеск волн, пальмы, лунные тени, разносящаяся по берегу отдаленная музыка, разговоры про соски – все это вместе создавало именно ту атмосферу, которая так необходима для соединения. – Вы с Лиз долго были вместе? – спросила Фи, слегка жеманничая. – Не очень. – Это было... хорошо? – Что – секс? – переспросил я, как будто обидевшись. Она пожала плечами. Я произвел в голове вычисления: если я скажу “нет”, она может подумать, что я плохой любовник, а если “да”, это будет выглядеть так, будто я ее посылаю подальше. И только правда спасала меня от участи самого выдающегося олуха в мире. – Неплохо, но у меня бывало лучше, – сказал я, поражаясь своим дипломатическим талантам. – А что... было не так? – Ну, ты же знаешь Лиз. Она очень напориста. Ее ... – я положил руку Фи на колено, – ...трудно назвать чересчур отзывчивой. И это сказывалось в любви тоже. – Я ее ненавижу, – сказала Фи. – Я ее ненавижу, как никого в мире. – Мне она тоже не сильно нравится. – Если бы... если бы я... могла... – Что, урыть ее? – Да. Урыть ее. – С акцентом Фи это звучало совершенно по-дурацки, и мы оба рассмеялись. – Знаешь, что бы ее по-настоящему взбесило? – спросил я. – Нет. – Мы с ней друг другу никто, но она жутко ревнива, и если узнает, что я опять с кем-то, полезет от злости на стенку. Особенно, если с кем-то, кого она знает. Фи смотрела на меня; она дважды моргнула, но не отвела взгляда. Я тоже заглянул ей в глаза и чуть заметно подмигнул. – Ты сказал то, что я подумала? – спросила Фи, наклоняясь чуть-чуть вперед. – Не знаю. А что ты подумала про то, что я сказал? – спросил я тоже наклоняясь к ней навстречу. – Ты скажи, что ты сказал, а потом я скажу, то ли я подумала, что ты сказал, – сказала Фи еще сильнее наклоняясь вперед. Теперь между нашими губами оставалось не больше дюйма. – Давай лучше ты скажешь, что ты подумала про то, что я сказал. А потом я тебе скажу, то ли я сказал, что ты подумала про то, что я сказал, – сказал я наклоняясь вперед еще на подюйма. – Похоже, будто мы торгуемся, – сказала она, преодолевая оставшееся пространство, и располагая свои губы вплотную к моим. Это был самый жуткий поцелуй в моей жизни. Язык словно засасывали в пылесос, пропускали через мясорубку и отжимали в центрифуге одновременно. От тяжелой травмы меня спас Рэндж – он предложил вернуться обратно в Ашок и проверить содержимое наших минибаров. Несколько шведок закрутили носами, но трое из них затолкались с Рэнджем в рикшу, я с Фи и Каз сел в другую, и всемером мы отправились в отель. Содержимое минибаров мы уничтожили довольно быстро, после чего Рэндж со шведками скрылся у себя в номере, а я остался с Фи и Каз. – Ну вот, – сказал я. – Ну вот. Тишина. Дискутировать было не о чем, и я стал ее целовать. Чтобы хоть немного обезопасить ротовую полость, я стал одновременно раздевать ее, что сильно напоминало процесс разматывания мумии, и это абсолютно невозможно было делать одной рукой при том, что вторая находилась внутри бюстгалтера. В конце концов я плюнул и стал бегать вокруг нее кругами с распухающей с руках кипой материи, целуя всякий раз, когда оказывался спереди. Очень увлекательное занятие, но мало подходит для любовной игры. Наконец, мы оказались в постели в одних трусах и принялись в старой доброй манере извиваться и стонать как всегда, когда люди хотят продемонстрировать жуткое возбуждение. В конце концов, Фи застонала так, как стонут действительно возбужденные люди, и тут я забеспокоился. – А как же Каз? – спросил я. Она остановилась на секунду и взглянула на Каз, которая сидела в кресле прямая, как палка, не отрываясь смотрела на стену и раскачивалась быстрее, чем обычно. – Нормально, – сказала Фи. – Она даже не смотрит. – Значит можно ее так оставить? – А что делать? – Ну, не знаю. Ты будешь себя нормально чувствовать? – Да, я к ней привыкла. – За мной еще никто не подсматривал, знаешь. – Можно посадить ее в ванную. – Нет, это будет еще хуже. – Она правда не смотрит. И вообще, это даже возбуждает. – Ладно. Я возьму презерватив. – Не надо. – Что – ты на таблетках? – Нет. Мне хочется непроникающего секса. – Непроникающего секса? Бля, что еще за непроникающий секс? – Секс без проникновения, неужели не понятно. – Какой может быть секс без проникновения? – Когда делаешь... другие вещи. – Но так же не бывает. Это как верхом без лошади. Она заткнула мне рот поцелуем, потом занялась минетом. Очень странное было ощущение, потому что стоило мне открыть глаза, я видел Каз. Некоторое время спустя я заметил, что Каз не смотрит больше на стенку – она повернулась, как на шарнирах, и глядит теперь прямо на меня сощуренными и покрасневшими от гнева глазами. Это настоящий облом – заниматься минетом под таким присмотром, но, к счастью, Фи владела техникой настолько виртуозно, что мне было уже ни до чего, и я скоро кончил ей прямо в рот. Она незамедлительно выплюнула все на пол, что показалось мне грубоватым, и спросила, нет ли у меня жевательной резинки. Кроме смалки я ничего другого не мог ей предложить, так что мы раскурили косяк, чтобы она могла проветрить рот – и это было для меня большим облегчением, потому что все сексуальные вибрации растворились, и я не чувствовал теперь себя обязанным отвечать любезностью на любезность. – Что с Каз? – спросил я. Та по-прежнему не отрываясь смотрела на нас, глаза ее покраснели еще больше и горели теперь явно психотической яростью. – К сожалению, она не может спать сидя. Можно положить ее сюда? Она не займет много места. – Пожалуйста. Только ты ложись в середину. Не хочу я спать рядом с ней. У нее вид, как у психованной. – Не волнуйся. Она, наверное, просто устала. Мы докурили косяк, потом Фи заставила меня отвернуться, раздела Каз и уложила ее в постель. Утром меня разбудила доносившаяся из-за стенки ругань. – Нет, нет, нет. Ни за что, – орал какой-то мужик. – Это совершенно непозволительно. Здесь не бордель. Вы безнравственные люди. Потом я ясно услышал голос Рэнджа. – Это мой номер, и я могу делать в нем все, что хочу. – Но это мой отель, в котором я устанавливаю правила. Вы заказали четыре завтрака в одноместный номер, что уже подозрительно, и несчастный молодой человек был в настоящем шоке, когда увидел, что тут творится. Я обязан в первую очередь думать о моем персонале и вынужден просить вас оставить мой отель. – У вас есть правила? В них что-нибудь сказано о том, с кем мне спать в одной постели? – В вашей регистрационной форме написано, что менеджер имеет право выселять нежелательных постояльцев, и именно это я намерен сделать. Затем я услышал, как у Рэнджа хлопнула дверь, и через секунду раздался стук уже в мою. – Входи, – крикнул я, решив, что это Рэндж. В комнату нерешительно заглянул индус в темном костюме. – Я прошу прошения за беспокойство, сэр, но к моему глубокому сожалению, должен сказать, что из-за неразрешимых проблем с вашим товарищем, я вынужден прервать... – окончание фразы повисло в воздухе, и я увидел, что кровь отлила от его лица. – О, Господи! О, Небо! И этот тоже! – Он повернулся спиной и всю последующую речь произнес, обращаясь к двери. – Трое в одной постели! Я думал, что видел все, но чтобы два английских джентльмена употребили по несколько женщин за одну ночь! Сначала групповик, а теперь трое в одной постели! Нет, это предел всему. Будьте добры оба освободить мой отель в течении получаса. Вы не люди, вы животные. У вас отсутствует мораль. – Вы не понимаете. Мы не... Это просто... Это просто ее подруга. Мы не могли положить ее на пол. – Меня не интересуют ваши оправдания. Покиньте мой отель и никогда не приближайтесь к его дверям. С этими словами он выскочил из номера и хлопнул дверьми. Следом в комнату ввалился ухмыляющийся Рэндж в сопровождении трех шведок, единственной одеждой которых были трусы и бюстгалтеры. – Умора, – сказал он. – Первый раз меня выпихивают из отеля. – Но мы же... – Ты тоже влип. Через стенку все слышно, уписаться можно “Сначала групповик, потом трое в одной кровати”. Клево. – Мы не трахались. Просто Каз некуда было положить. – Какая разница. Все равно это вонючая дыра, а не отель. Как насчет перебраться к этим милым леди в “Лунный Коттедж”? Рядом с пляжем. – Дай мне, пожалуйста трусы. Он подобрал с пола одежду, и я натянул под простыней трусы. Потом заметил, что Каз каким-то образом умудрилась проспать все представление, тогда как Фи явно была в шоке – она не отрываясь смотрела на противоположную стену, совсем как Каз. Я вылез из кровати и легонько похлопал ее по руке. – Фи? Давай-ка вставать. – Нет, – сказала она. – Не понял. В этот самый момент рот ее раскрылся на всю возможную ширину и она заорала что было сил. – НЕЕЕЕЕЕЕТ! НЕ МОГУ! Я НЕ МОГУ ВСТАВАТЬ! ЭТО ЛУЧШАЯ КРОВАТЬ В МИРЕ! НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! НЕЕЕЕЕЕЕТ! В комнату снова влетел гостиничный менеджер. – ЧТО ЭТО ЕЩЕ ЗА ВОПЛИ? ВЫ... – Тут он увидел полуодетых шведок и резко повернулся лицом к стене. – О, Господи! Это уже слишком! Я не вынесу. – Он чуть не плакал. – Пожалуйста. Оденьте этих женщин. Я не могу на них смотреть. И эти крики, они просто невыносимы. – НЕЕЕЕЕЕЕЕТ! Я НЕ УЙДУ! Я НЕ УЙДУ! – Что подумают другие постояльцы? Вы губите репутацию моего учреждения. – ЭТО КРОВАТЬ! НАСТОЯЩАЯ КРОВАТЬ! Я ХОЧУ СПАТЬ В НАСТОЯЩЕЙ КРОВАТИ! Я БОЛЬШЕ НЕ ЛЯГУ НА ДЕРЕВЯННЫЕ ДОСКИ! НИКОГДА! НИКОГДА НИКОГДА НИКОГДА! И КОВЕР! Я НЕ МОГУ БЕЗ КОВРА! – Уберите свою ведьму из моего отеля. В эту минуту Каз решила проснуться. Она увидела, что творится с Фи, лицо ее перекосилось, и она резко села на кровати, вывылив на всеобщее обозрение груди. Она стала раскачиваться гораздо быстрее, чем обычно, вцепилась руками в волосы и завизжала на невыносимо высоких тонах. – Дурдом! – закричал менеджер. – Не волнуйтесь, – сказала одна из шведок. – Девушки немного не в себе. Мы их успокоим и сразу уедем. Не волнуйтесь. – Она положила руку менеджеру на плечо, отчего бедняга аж взвизгнул. От мучительных усилий не смотреть на величественные сиськи, расположившиеся прямо у его подбородка, физиономия менеджера стала серо-красной, и он резким прыжком вывернулся из ее руки. – У вас на все двадцать минут, потом я вызываю полицию. Он промаршировал к выходу, тщательно обогнув по дороге ножку кресла, и со стуком закрыл за собой дверь. Та же самая шведская девушка подошла к кровати и обвила руками Фи, которая выла сейчас в унисон с Каз. – Тебе плохо, да? – Я НЕ УЙДУ! Я НЕ МОГУ! ЭТО НАСТОЯЩАЯ КРОВАТЬ! Шведка посмотрела на меня. – Им досталось за последнее время, – сказал я. – Я НЕ МОГУ. Я НЕ МОГУ. ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ДВЕ НЕДЕЛИ. Я НЕ МОГУ СЕЙЧАС СДАТЬСЯ. УЖЕ ПОЧТИ ВСЕ КОНЧИЛОСЬ. Я НЕ МОГУ СЕЙЧАС СДАТЬСЯ. – Не хватит ли тебе удовольствий? Может лучше домой? – НО УЖЕ ПОЧТИ ВСЕ КОНЧИЛОСЬ. Я НЕ МОГУ СЕЙЧАС УЕХАТЬ. – Здесь больше нет таких кроватей. Только дома. И все началось сначала. – НЕЕЕЕЕЕЕТ! Я НЕ БУДУ ВСТАВАТЬ! ЭТО НАСТОЯЩАЯ КРОВАТЬ! НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! – НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! – завопила Каз – первое слово за целый месяц. – Значит так, – объявила шведка, – сейчас мы едем в город. Мы звоним вашим родителям и объясняем им, что вы очень устали, после чего идем за билетами и платим за них кредитной карточкой ваших родителей. В этом случае ты попадаешь на настоящую кровать еще раньше, чем думаешь. И больше не придется спать на досках. – Ты так считаешь? – Ну, может самую последнюю ночь, а потом сразу на настоящую кровать. – Правда? – Ну конечно. Эй, вы... – Она щелкнула пальцами и повернулась к забившимся в угол мне и Рэнджу, – выйдите, пока я их одену. Как ее зовут? – Фи. – А подружку? – Каз. – Ясно. Валите. Все время, пока пышные полуголые шведки одевали сумасшедших англичанок, мы с Рэнджем отсиживались в соседнем номере. В полной тишине я наблюдал, как Рэндж одевается и собирает вещи. Через несколько минут появились полуголые шведки в сопровождении теперь уже полностью одетых Фи и Каз, а я, все еще в одних трусах, двинулся обратно. Пока я шел по коридору, не меньше двадцати уборщиков толпились у пожарной лестницы и таращились на меня полными ужаса глазами. Я пожал плечами и скрылся в номере. Рэндж, который всю предыдущую неделю учился расписываться как его дядюшка, заплатил по счету элегантно поблескивающей золотой карточкой “Американ Экспресс”. Вечером всезнающая шведка дозвонилась до родителей Фи и Каз, у которых, судя по голосу, там в Англии тоже начинался нервный срыв. Мама Фи заказала из лондонской конторы билеты и договорилась, что мы заберем их в аэропорту в Тривандраме. Ближайший самолет улетал через несколько дней, и на оставшееся время нам пришлось взять на себя роль санитаров. После истории с тремя в одной кровати Фи впала в прострацию, тогда как Каз чувствовала себя намного лучше и от полного молчания перешла к неуемной болтовне. Всей толпой мы довезли их на автобусе до Тривандрамского аэтопорта, взяли билеты, и доставили девушек к месту отлета. Эта парочка, шатаясь, разбрелась в разные стороны. Шансы на то, что они сядут на нужный самолет, даже здесь в Тривандраме были обескураживающе малы, не говоря уже о пересадке в Бомбее, но ничего больше мы сделать не могли. Оставалось надеяться, что если они достаточно долго будут бродить по международному аэропорту, всегда найдется добрая душа, которая посадит их в самолет, летящий хотя бы приблизительно в нужном направлении. К этому времени я рассказал Рэнджу предисторию нервного срыва у Фи и Каз, что вызвало у него острый пароксизм дикого хохота. Он взял с меня обещание изложить шведкам строго отредактированную версию – так чтобы он тоже мог поучить их мастерству Внутренней Йоги. До отлета Фи и Каз он держался, но как только мы отъехали от аэропорта, бросил как бы между прочим несколько фраз о своих йогических талантах, после чего уроки на берегу моря превратились в ежедневную процедуру. У всех шведок, кроме вратарши, центр был обнаружен либо на различной высоте внутренней части бедер, либо в низу живота. |
||
|