"Обними меня" - читать интересную книгу автора (Лэтоу Роберта)

Глава 9

Хэрри и Джеймс подошли к Сефтон-Парку, но Хэрри заходить в дом не стал. Он сказал Джеймсу:

– Благодарю за откровенность. В настоящий момент вопросов к вам у меня больше нет.

Мужчины пожали друг другу руки, после чего Джеймс спросил:

– Поскольку вы вернулись, чтобы допросить Септембер, не останетесь ли у нас обедать? Анжелика приедет чуть позже, а ведь вам наверняка захочется поговорить и с ней.

«С чего это он стал таким гостеприимным? – подумал Хэрри. – И зачем ему было рассказывать мне об интимной жизни Бухананов и леди Оливии? Он что, расчувствовался, и его потянуло на откровенность, или просто хотел внушить мне мысль, будто никто из них леди Оливию не видел и никаких известий от нее не получал?» Вообще-то Хэрри склонялся к мысли, что Джеймс не лжет. Он и допросить-то Септембер и Анжелику намеревался с одной только целью – чтобы они подтвердили слова брата. Кстати, он ничуть не сомневался, что их показания и показания Джеймса совпадут. С другой стороны, зачем было Джеймсу давать Хэрри детальный портрет Оливии, показывать светлые и темные стороны ее натуры? Что, собственно, Джеймс хотел всем этим сказать? Что Оливия в принципе способна убить человека, но Хэрри должен оставить ее в покое даже в том случае, если она убила принца? Или, быть может, Джеймс желал убедить его в том, что противостоять чарам Оливии выше человеческих сил?

Старший следователь отклонил предложение пообедать с Бухананами и попросил Джеймса, к большому удивлению последнего, передать сестре, что допрашивать ее после ленча, как намеревался прежде, он не будет, а встретится с ней в другое время, предварительно связавшись по телефону. Джеймс проводил Хэрри к автомобилю и вернулся в дом лишь после того, как роскошная машина детектива исчезла из виду.

Оказавшись за пределами Сефтон-Парка, Хэрри испытал облегчение. Разговор с Джеймсом утвердил его во мнении, что никто из обитателей этого дома леди Оливию не видел и в организации побега из Англии ей не помогал. Пока машина мчалась в Сефтон-под-Горой, детектив подверг это соображение всестороннему анализу. Припарковавшись у «Фокса» и вынимая ключи из замка зажигания, он вдруг с силой хлопнул ладонью по рулевому колесу и громко сказал:

– Хотя вы, сэр Джон, вели себя умно, незначительные огрехи в ваших показаниях все-таки есть. А потому я не буду давать послабления никому и допрошу всех подозреваемых до единого, пусть даже и потрачу время зря.

Когда детектив вошел в паб, взгляд его сразу же остановился на владельце заведения. От подозрений на его счет Хэрри до конца так и не избавился. Кроме того, не следовало забывать и о показаниях почтальона, видевшего в лесу утром после злополучной ночи неизвестного субъекта, который был похож на Джетро. Уверенности в том, что это был хозяин паба, у почтальона не было, хотя неизвестный носил такую же, как у Джетро, шапочку и вышел из леса в сопровождении далматинцев, принадлежавших владельцу «Фокса».

Хэрри заказал в баре темное пиво, дюжину бутербродов, три порции шоколадного пудинга и кофе, после чего взлетел по лестнице на второй этаж, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

Джо все еще не было, но Дженни сидела в гостиной. Увидев босса, она выпалила:

– Чем скорее мы уберемся из этого так называемого райского местечка, тем лучше.

– Это почему же? – поинтересовался Хэрри, присаживаясь на край стола, за которым трудилась его помощница.

– Уж слишком все здесь идеально и благостно – прямо как в сказочной стране. Здешний викарий, к примеру, дал мне понять, что леди Оливия – убийца, между прочим! – куда благороднее, чем я, слуга закона. Обвинил меня в том, что я с помощью уловок вытянула у него сведения о нежных чувствах, которые он испытывает к этой особе. Хотя леди Оливии в Сефтоне-под-Горой вроде бы и нет, ее незримое присутствие, ее личность продолжают оказывать сильное воздействие на всякого, с кем мне довелось побеседовать. В сравнении с леди Оливией я кажусь себе ничтожеством и как женщина, и как детектив.

– Да ничего подобного! Наоборот, вы – многообещающий молодой сыщик, который со временем может стать выдающимся. И потом прекратите сравнивать себя с Оливией. Я узнал о ней предостаточно. Она – профессиональная соблазнительница и в этом смысле не делает различия между мужчинами и женщинами. Это и надо иметь в виду, разговаривая с людьми, а не лелеять в себе комплекс неполноценности. Но перейдем к делу: что вы узнали от викария?

Переговорив с шефом, Дженни почувствовала себя гораздо увереннее. Просмотрев свои записи, она передала Хэрри суть разговора со священником. Детектив был доволен. Девушке удалось заглянуть в заповедные уголки в душе Хардкасла и заставить его раскрыть тщательно оберегаемые тайны. Подойдя к грифельной доске, стоявшей в углу комнаты, Хэрри стер тряпкой написанное на ней мелом имя викария и сказал:

– В этом деле есть одна странность. Слишком много подозреваемых и ни одной ниточки, которая привела бы нас к тому, кто помог убийце скрыться.

Зазвонил телефон. Это был Джетро, объявивший, что пришел Джерри Хейвлок, чтобы встретиться со старшим следователем Грейвс-Джонсом. Хэрри попросил владельца паба усадить посетителя за стол и сказал, что скоро спустится. В ту же минуту открылась дверь и появился Джо в сопровождении официантки, которая несла на подносе закуски и напитки, заказанные Хэрри в баре. За ее спиной маячила широкоплечая фигура Джетро, он держал еще один поднос – с чистыми стаканами, тарелками и блюдом с жареным хрустящим картофелем, который Хэрри не заказывал.

– Ничего особенного, небольшой знак внимания со стороны заведения. Когда я работал в полиции, жить не мог без жареной картошки, – пробормотал Джетро и, поставив поднос на стол, исчез в дверном проеме.

К тому времени Хэрри уже успел в общих чертах набросать для себя психологический портрет владельца паба, и картина эта не слишком ему нравилась. Джетро был напыщен, нарочито дружелюбен и услужлив, не говоря уж о том, что завел дурную привычку не ко времени врываться в помещение, которое занимали детективы. Иными словами, Джетро вел себя так, что со стороны можно было подумать, будто он один из сотрудников Хэрри, а это раздражало детектива больше всего. Вскочив со стула, он одним прыжком нагнал Джетро и схватил за руку.

– Я забыл принести соус? – спросил тот.

– Да вроде нет. Просто мне надо с вами поговорить. Давайте встретимся в баре в половине четвертого. Согласны?

Прежде чем Джетро успел сказать хоть слово, Хэрри вернулся в свой штаб.

Как только старший следователь подцепил с подноса сандвич с ветчиной и сыром и начать его жевать, запивая пивом, заработал факс, выплевывая бумагу. Джо подождал, когда факс сделал перерыв, оторвал часть бумажной ленты и погрузился в ее изучение.

– Интересное сообщение, сэр. Леди Оливию Синдерс трижды видели в Южной Африке, причем при различных обстоятельствах. Один раз на частном аэродроме в пригороде Кейптауна и дважды – на территории охраняемого поместья площадью в шестнадцать квадратных миль, огороженного по периметру колючей проволокой под током. Это частная собственность, и без разрешения владельца никто не имеет права и шагу туда сделать. А вот это, сэр, – тут Джо поднял на своего шефа взгляд, – вас особенно должно заинтересовать. Владельцем поместья является наша разлюбезная леди Оливия Синдерс.

– Я хочу знать все об этом участке земли. Кроме того, мне необходимо переговорить с представителями местной полиции. До сих пор ни один человек, с которым мы беседовали, включая адвоката Оливии, и словом не обмолвился о том, что у нее имеется поместье за границей.

– Быть может, она держала это в тайне от всех? – предположил Джо.

– Все может быть, но я в этом сомневаюсь. Мне нужна информация, каким образом леди Оливия заполучила это поместье и когда. А еще я хочу поговорить по телефону с людьми, которые ее там видели. Устройте это, Джо, и как можно скорее. Честно скажу, не нравится мне все это. Уж больно удачно складывается для хода дела, где все против нас.

– Думаете, кто-нибудь играет с нами в кошки-мышки, сэр? Но кто, черт возьми?

– Вот именно – кто? Думаете, ее друзья? Сомнительно. Проводя расследование, я кое-что о характере леди Оливии понял. Она с самого начала не хотела впутывать друзей в скандал. В минуту отчаяния – да, было такое дело – она одолжила машину у приятелей. Но требовать, чтобы они устраивали ради нее отвлекающие маневры на другом конце света, она бы не стала. Все куда сложнее. Похоже, эти странные появления леди Оливии в Южной Африке – часть хорошо продуманного плана, преследующего цель – заставить меня бросить расследование здесь, в Англии, и помчаться через моря и континенты. Но если все так, как я вам только что сказал, считайте, она совершила первую ошибку. Показала, что убийство принца, как и ее побег, было запланировано и хорошо подготовлено. Просто в последний момент дело пошло не так гладко, как ожидалось, к примеру, на месте убийства появился брат жертвы. Повторяю: это только мои предположения, а потому надо поторопиться и получить все возможные разъяснения по поводу информации, полученной нами по факсу. Что-нибудь еще для меня есть?

– Прислуга и рабочие в Сефтон-Парке, рассказывая о леди Оливии, проявили сдержанность: расхваливали ее на все лады, но ничего существенного никто не сообщил. Разумеется, когда они узнали об убийстве принца и ее исчезновении, то пришли в ужас. Особенно когда я дал им понять, что убийство скорее всего совершила Оливия. Все они простые, достойные люди, работающие на Бухананов не один год. О сэре Джеймсе и его сестрах они отзывались очень тепло. Говорили, что с Бухананами легко ладить, что они люди, быть может, немного эксцентричные, но честные, своих работников не обижают и всегда поступают с ними по справедливости.

– Заметил ли кто-нибудь из них в ту ночь нечто необычное?

– Ничего. Правда, один сельскохозяйственный рабочий сообщил, что примерно в два часа ночи увидел огонек в амбаре. Он подошел к амбару и несколько раз крикнул, пытаясь выяснить, есть ли там кто-нибудь. Поскольку ответа не последовало, он просто-напросто выключил свет и отправился спать. Утром, вернувшись в амбар, он обнаружил там теплую конскую попону и решил, что ночью в амбаре кто-то занимался любовью. Тогда он взял попону и отнес ее на конюшню.

– Домашняя прислуга, грумы и сельскохозяйственные рабочие отлично знали о романе принца и леди Оливии. За последние два года эта парочка неоднократно появлялась в Сефтон-Парке. Принц с Оливией даже оставили в конюшне своих лошадей, так как оба любили ездить верхом и всегда участвовали в охоте, которую устраивал сэр Джеймс. Принц проявлял необыкновенную щедрость по отношению к прислуге и грумам, но, говорят, был ревнив до ужаса – леди Оливии возбранялось разговаривать даже с конюхами. Все, впрочем, считали, что она от принца без ума, готова исполнить любое его желание и все свое внимание уделяла только ему одному. Все утверждали, что под влиянием принца она сильно изменилась, но никто не смог мне сказать, в чем именно заключались эти изменения. Говорили только, что когда Оливия приезжала одна, без принца, то без умолку смеялась, со всеми болтала, словом, становилась такой, как прежде. Миссис Мач призналась, что вся прислуга решила, будто иностранец – так они именовали принца – наложил на Оливию какое-то заклятие.

– Мне хочется взглянуть на найденную в амбаре попону, а вас прошу обыскать этот амбар сверху донизу. Позвоните также детективу Пайку в Оксфорд и попросите срочно прислать сюда экспертов.

Зазвонил телефон, и Хэрри поднял трубку.

– Я жду старшего следователя уже больше часа. Скажите, сколько еще времени мне тут сидеть? – раздраженно осведомился Джерри Хейвлок.

– Сию минуту спущусь. Прошу вас, мистер Хейвлок, извинить меня за то, что заставил вас ждать, – пробормотал Хэрри. Повернувшись к своим помощникам, он сказал: – Джерри Хейвлок – чрезвычайно нетерпеливый и самоуверенный господин. Возможно, в бизнесе он и преуспевает, но, на мой взгляд, не очень умен. Сейчас торчит внизу. Перспектива разговора о леди Оливии настолько его напугала, что он не смог усидеть дома и через четверть часа после моего звонка уехал. Предварительно, правда, велел жене вызвать адвоката – на тот случай, если ей в его отсутствие станут задавать вопросы личного характера.

– Наверняка он что-то скрывает, – заметила Дженни.

– С чего ты это взяла? – спросил Джо, вгрызаясь белыми зубами в бутерброд с колбасой и крутым яйцом.

– Он нервничает, грубит… решил, должно быть, что его поспешный отъезд произвел дурное впечатление. Сейчас, сэр, он сделает попытку объяснить свое поведение и по этой причине поведает о том, что делал в ту злополучную ночь, ну и, разумеется, расскажет о своих отношениях с леди Оливией. Его тяготит какая-то тайна, о которой он не хочет упоминать в присутствии жены. Тем не менее он из тех мужчин, которые места себе не находят, зная, что их в чем-то подозревают, и всячески стремятся оправдаться: с чистой совестью легче лелеять свое эго. Стало быть, сэр, он выложит вам всю свою подноготную, можете не сомневаться.

– Неплохо, очень даже неплохо, Салливан, – восхитился Джо.

Хэрри улыбнулся своей помощнице, которая восприняла его улыбку как знак поощрения.

– А миссис Хейвлок хоть на что-нибудь сгодилась? – спросила Дженни.

– О, это сама невинность, которая решает все свои проблемы простейшим способом: делает вид, что их не существует вовсе. Добрая, мягкая женщина, которую полностью контролирует мерзавец муж. Но, как это ни странно, в ней есть стержень, причем очень прочный. Несмотря на все мои старания, она сообщила лишь, что считает случившееся с Оливией трагедией и что леди Оливия была когда-то близка с их семьей, но это было давно. «Она бы к нам за помощью не обратилась. За последние несколько лет мы с ней едва ли парой слов обменялись. Могу вас заверить, что ни ко мне, ни к моим домашним леди Оливия со своими бедами не пришла бы». Вот что дословно заявила эта дама. И я полагаю, она сказала мне правду, вернее, то, что она принимает за правду. Что же касается, так сказать, объективной истины… Что ж, возможно, кое-что прояснится после того, как я допрошу ее мужа. Сейчас он, должно быть, в ярости, ведь его заставили ждать. Мне же только того и надо, – сказал Хэрри, поднимаясь со стула и направляясь к двери.

Снова зазвонил телефон, и он остановился:

– Если это меня, я подойду.

Поскольку к телефону требовали именно его, Хэрри вернулся к столу и взял трубку. Звонила Маргарет Чен:

– Старший следователь Грейвс-Джонс? Приглашаю вас и ваших сотрудников на обед. Скажем, часов в восемь. Вас устроит? Отлично. В таком случае до вечера.

Хэрри повесил трубку и окинул взглядом свою команду:

– Сегодня вечером нас приглашает на обед Маргарет Чен. Хотелось бы знать, что все это значит?

В самом деле все, казалось, встало с ног на голову. Подозреваемые наперебой зазывали к себе детективов. Не приходилось сомневаться: исчезновение Оливии произвело ошеломляющее воздействие на некоторых жителей Сефтона-под-Горой. Складывалось впечатление, что убийство принца по какой-то странной причине подкосило самые основы их существования. Известие о том, что хорошо знакомая всем леди оказалась способна с легкостью лишить человека жизни, а затем бесследно исчезнуть из того мирка, который все они знали и любили, заставило обитателей деревни по-иному взглянуть на себя и свою жизнь.

Старший следователь постепенно начал осознавать, что он, поставив под сомнение достоинства женщины, которая учила здесь всех тому, как любить и оставаться при этом свободными, тем самым подверг сомнению моральные устои всей местной общины.

Когда Септембер просила его за Оливию «отпусти ее с миром», она, в сущности, хотела сказать другое: «Отпусти с миром меня, отпусти с миром всех нас, дай нам возможность самим разобраться в наших прегрешениях и расплатиться за них». Из этого следовало, что здешняя элита, к которой относились обитатели Сефтон-Парка, рассчитывала остаться вне поля зрения общественности и правосудия и впредь при любых обстоятельствах. Детектив понимал устремления этих людей, но понимать не значило принимать. Хэрри, во всяком случае, их не принимал.

Его сердце разрывалось от любви к Септембер, его тело жаждало ее ласк, но желание схватить Оливию и передать в руки правосудия от этого не становилось менее сильным.

Хэрри отлично разбирался в том, что важно, а что можно оставить на потом. Еще раз напомнив Джо, чтобы тот проверил полученную из Южной Африки информацию, он спустился в паб переговорить с Джерри Хейвлоком.

В баре оставалось всего несколько человек – большинство посетителей выбрались на улицу и расположились под навесами. Джетро был у стойки и разговаривал с Джерри Хейвлоком. Стоило им увидеть Хэрри, как они замолчали.

– Так это вы, мистер Хейвлок, хотели со мной поговорить? – спросил Хэрри.

На лице Хейвлока отразились самые противоречивые чувства.

– Может, мы перейдем в дальний конец бара, детектив? Там нам никто не помешает, – предложил он.

– На улице такая чудесная погода: светит солнце, и дует теплый ветерок… Почему бы нам не спуститься к ручью и не поговорить там? – сказал Хэрри и, не оглядываясь, направился к двери.

Хейвлок некоторое время стоял в нерешительности, но Хэрри было на это наплевать.

Пока они шли по деревне, а потом – по выводившей к ручью тропинке, оба хранили молчание. К тому времени, когда они добрались до стоявшей на берегу скамеечки, Джерри, казалось, совсем успокоился и с рассеянным видом поглядывал по сторонам. Уголок природы, где они оказались, и впрямь был чудесным. На противоположном берегу быстрой холодной стремнины стеной стоял лес, в воде отражалось голубое бездонное небо, а вокруг слышалось пение птиц, прыгавших с ветки на ветку. Посреди протоки стоял рыбак в высоких резиновых сапогах и упорно раз за разом забрасывал спиннинг в надежде поймать легендарную голубую форель. Оглядевшись вокруг, Хэрри лишний раз убедился в том, что Сефтон-под-Горой – местечко что надо.

Первым нарушил молчание Джерри Хейвлок:

– У меня деловая встреча в Сити, и я должен находиться сейчас в Лондоне.

– Почему же в таком случае вы не в Лондоне, мистер Хейвлок?

– Не прикидывайтесь простачком, старший следователь. Вы отлично знаете почему. Уже выехав из дома, я решил, что мой отъезд может быть неверно истолкован, и предпочел вернуться. Ведь вы могли подумать, что я замешан в деле об исчезновении леди Оливии.

– Объясните, мистер Хейвлок, с какой стати, по-вашему, я мог бы так подумать?

– Потому что мне не хотелось отвечать на досужие вопросы об Оливии и той жуткой истории, в которую она попала, и это наверняка было заметно. Ну и потом… хм… Я ведь уехал, а попросту говоря, удрал. Ваше вторжение в мой дом и мою частную жизнь привело бы к тому, что на свет выплыли бы кое-какие секреты, о которых я изо всех сил стараюсь забыть и которые оставили в моей душе и в душах моих близких неизгладимый след. И все эти тайны, заметьте, так или иначе связаны с Оливией. Если бы она, приехав в Сефтон-под-Горой, и захотела обратиться к кому-нибудь за помощью, то выбрала бы меня, ручаюсь. Я, честно говоря, не хотел, чтобы вы об этом знали, кроме того, не хотел говорить об Оливии в присутствии жены. Нам, мне и семье то есть, понадобились годы, чтобы… преодолеть сложившиеся у нас с леди Оливией отношения. Нам уже казалось, что мы, если так можно выразиться, переболели этой женщиной, но выяснилось, что она слишком глубоко проникла нам в душу, остается с нами и теперь. Так, по-видимому, будет всегда. Я, собственно, для того к вам и приехал, чтобы побеседовать без свидетелей и убедить вас, что ни я, ни мои близкие никак не связаны с исчезновением Оливии.

Некоторое время мужчины молчали. Джерри Хейвлок потупился и приложил ладонь ко лбу. Хэрри с минуту за ним наблюдал. «Интересно, он правду сказал, что Оливия в случае необходимости обратилась бы к нему за помощью, или только для того, чтобы потешить свое мужское эго?» – думал при этом старший следователь.

– А почему я должен вам верить? Тут, можно сказать, все до единого считают своим долгом объявить мне то же самое: Оливия, дескать, в случае необходимости обратилась бы за помощью именно к ним, но по какой-то непонятной причине не обратилась. Уж если вы, мистер Хейвлок, хотите, чтобы я вам поверил, то должны объяснить мне, почему решили, что она пришла бы к вам, а не к кому-нибудь другому.

– Хорошо, я скажу вам почему, но предупреждаю: это строго между нами. Надеюсь, что после этого вы прекратите копаться в частной жизни наших граждан. У меня есть сын, зовут его Рейфи. Когда они с Оливией были подростками, он в нее влюбился. Надо сказать, моя жена Симми тоже была очарована Оливией, и благодаря усилиям жены и сына та бывала у нас дома очень часто. Она была невероятно соблазнительна даже в юном возрасте и вертела моим сыном, как хотела. Он, разумеется, был от нее без ума, моя же супруга все это видела, радовалась и наивно полагала, что обрела в лице девочки дочь, которой у нее никогда не было. Она приучила Оливию работать в саду и вела с ней нескончаемые разговоры о благотворительности и о необходимости помогать неимущим. Что же касается меня… Что ж, я был Оливии вроде отца, которого она никогда не знала. Кроме того, она смотрела на меня как на опытного, зрелого мужчину, а именно к таким мужчинам она тянулась тогда всем своим существом. Но мы и сами не заметили, как очень скоро стали играть роли, которые она нам определила.

Как-то раз я вез ее в Лондон. Между нами установилось какое-то странное напряжение. Я ужасно ее хотел – больше, чем какую-либо другую женщину в своей жизни. Но она не была женщиной, она была совсем еще девчонкой, хотя и чертовски соблазнительной. Так вот, когда мы въехали в пригород, она неожиданно ко мне потянулась и провела рукой по внутренней стороне моего бедра. В тот момент мне показалось, что еще мгновение – и я не выдержу, наброшусь на нее и прижму к себе.

«Я люблю вас, Джерри, и уже довольно давно, – сказала она, – и постоянно думаю о том, как бы заняться с вами сексом. Точно такое же желание я заметила и в ваших глазах. Я люблю Рейфи и Симми, но преодолеть тягу к вам не в силах. Мне хочется, чтобы вы отвезли меня куда-нибудь, где бы мы могли заняться любовью, выпустили, так сказать, нашу страсть на свободу. Только не пытайтесь меня уверить, что все это глупости», – добавила она и заплакала.

Мы нашли маленький отель, где нас никто не знал. Такого счастья, которое я познал с Оливией, мне не доводилось еще испытывать. Я научил ее разным шалостям в постели, она тут же их у меня переняла и полюбила. Короче говоря, мы просто млели в объятиях друг друга, с ума сходили и после этой поездки в Лондон в прямом смысле оторваться друг от друга не могли. Мы занимались любовью в лесу, в саду, у меня в постели. То, что Рейфи или Симми в любой момент могли нас застать за этими занятиями, возбуждало нас еще больше. Мы занимались сексом даже у меня в офисе в разгар рабочего дня. Мы мечтали о том, чтобы провести вместе целую ночь, а когда нам это удалось, она плакала и говорила, что любит меня. Но при этом Оливия сознавала, что полноты в наших отношениях нет. Она хотела получить больше, нежели я, семейный человек, мог ей дать. По этой причине она занялась сексом с моим сыном: надеялась, должно быть, что как любовник он будет не хуже папаши. «Было здорово», – говорила она потом, но продолжала ко мне тянуться. При этом Симми она тоже любила – любовью дочери. Она, если так можно выразиться, любила нас всех, всю нашу семью, и в ее намерения вовсе не входило разрушать существовавшие в нашем доме устои.

Когда любовь ко мне стала причинять ей боль, она ушла из моей жизни. Никогда не забуду, какое выражение было у нее на лице, когда она мне сказала: «Так любить невозможно. Я заслуживаю большего, да и ты тоже».

После этого мы виделись с ней еще один раз. Я сказал ей, что хотел уйти от Симми и жить с ней, но у меня не хватило для этого мужества. Объяснил ей, что больше всего боюсь скандала, который неминуемо должен за этим последовать. Я молил ее дать мне возможность не торопясь разобраться со своими семейными делами. К тому времени, правда, Оливия уже поняла, что радости любви можно получить не только от меня или моего сына, и окончательно с нами порвала: со мной, с Рейфи, с Симми. И с той поры из нашей жизни ушел свет. Ведь все мы ее любили, правда, каждый по-своему. Когда Оливия нас оставила, наша семейная жизнь дала трещину: со временем и Рейфи, и Симми стали догадываться, что происходило в нашем доме на самом деле. Ведь все мы так или иначе обманывали друг друга ради того, чтобы заслужить любовь этой молоденькой девушки.

С тех пор мы никогда не оставались с ней наедине. Я пытался, но она мне этого не позволила. Но страсть и любовь к этой женщине продолжают жить в моем сердце. Уверен, она тоже до сих пор меня любит. Она сама мне об этом сказала, когда мы случайно встретились в Лондоне. Это случилось в одной из художественных галерей в Вест-Энде. Оливия посмотрела на меня, и в ее глазах проступила печаль. «Наша любовь – это лучшее, что было в моей жизни. Она всегда в моем сердце, сколько бы лет или миль ни отделяло нас друг от друга», – сообщила она мне.

«Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, не важно, по какой причине, обещай, что ты меня позовешь», – сказал я ей тогда. И она ответила: «Ни к кому другому я обращаться не стану, обещаю». Потом повернулась и ушла. Теперь вы понимаете, детектив, почему я взял на себя смелость утверждать, что Оливия не обратилась бы за помощью ни к кому, кроме меня?

– И вы не видели ее и не получали от нее никаких известий после того, как принц был убит? – вопросом на вопрос ответил Хэрри.

– Не видел и известий от нее не получал! Теперь я могу идти домой? – спросил Джерри Хейвлок, поднимаясь со скамейки. От воспоминаний о том, чего он лишился, на лице у него появилось выражение глубокой печали.

Хэрри некоторое время исследовал взглядом печальное лицо Хейвлока. Жалости к нему он не испытывал, но в том, что этот человек сказал правду, не сомневался.

– Идите, – бросил детектив, и Джерри, повернувшись, пошел прочь.

Он сутулился, имел несчастный вид, но, было заметно, продолжал пребывать в уверенности, что леди Оливия всегда любила только его одного.

Хэрри устремил взгляд на серо-голубую поверхность воды, размышляя об Оливии. Неужели она, когда была подростком, рассчитывала, что у нее могут сложиться длительные любовные отношения с семейным мужчиной, к тому же с таким ублюдком, как Джерри? Интересно, что случилось бы с Оливией, если бы Джерри отверг ее притязания и не приучил с малолетства к радостям секса? Неужели она стала бы другой? Это были чрезвычайно интересные вопросы, но Хэрри знал, что получить на них исчерпывающие ответы невозможно.

В расследовании наметились определенные сдвиги. Подозреваемые стали стремиться к сотрудничеству с детективами, что, однако, не дало следствию ни единой ниточки, с помощью которой можно было бы выйти на след беглянки или хотя бы восстановить картину событий той роковой ночи. Во всей этой истории вообще было много невероятного, едва ли не мистического. Заслуживал удивления уже тот факт, что леди Оливии удалось изменить всех без исключения людей, с которыми сталкивала ее судьба, и подарить им ощущение особого рода свободы, о существовании которой они прежде не подозревали. Эта женщина стала частью их жизни, и изгнать ее из своих сердец они бы уже не смогли, даже если бы и захотели.

Задавая каверзные вопросы и выворачивая с их помощью наизнанку души жителей деревни, детективы смогли пока установить только одну бесспорную истину: обитатели Сефтона-под-Горой решили, что леди Оливия никогда уже не появится на их горизонте, смирились с этим и принялись заново обустраивать свой внутренний мир – с памятью о ней в сердце, но каждый на свой манер.

Эта всеобщая уверенность в том, что леди Оливия Синдерс исчезла бесследно, раздражала Хэрри, и он решил приложить максимум усилий, чтобы ее разыскать.