"Обними меня" - читать интересную книгу автора (Лэтоу Роберта)

Глава 8

Септембер и Анжелика были близки между собой настолько, насколько могут быть близки сестры. Оливию же они считали полноправным членом своей семьи и относились к ней, как к сестре. Анжелика была на четыре года старше Септембер и на год моложе Оливии. Старшая сестра и Оливия в ее глазах были богинями, а брат – богом. Все три женщины и Джеймс были беззаветно преданы друг другу, а когда в Сефтон-Парке появилась любовница Джеймса Маргарет, ее охотно приняли в это маленькое сообщество, и скоро она стала близким другом семейства.

Витавший над этой теплой компанией призрак инцеста волновал многочисленных друзей Бухананов. Не то чтобы они всерьез верили, что Джеймс спит со своими сестрами, но нежные отношения, сложившиеся внутри группы, наводили на разные мысли.

Что и говорить, Бухананы, Оливия и Маргарет монашеским поведением не отличались. У них всех имелись продолжительные связи, а также такие, которые длились несколько дней или даже часов. Более того, бывали случаи, когда они обменивались партнерами или даже устраивали групповой секс. Оливия научила маленькое сообщество понимать и ценить красоту «секса без границ» и избегать связанных с занятиями любовью осложнений.

Это были умные, веселые и заводные люди, обладавшие чувством юмора и завидным вкусом. В них абсолютно не было вульгарности, а свою сексуальную свободу и интимные пристрастия они старались не афишировать. По этой причине репутация у них была спорная, о них сплетничали, но доказать никто ничего не мог.

Бухананы и их друзья не только развлекались, но и много работали. Каждый из них занимал видное положение в определенной сфере деятельности. Маргарет, к примеру, была журналисткой и телезвездой, Оливия добивалась успехов во всем, чего ни касалась, но любовь и страсть были ее главным призванием. Она всегда была наставником, неформальным лидером группы. Септембер писала маслом и считалась подающей надежды художницей, за чьим творчеством пристально следили критики. Анжелика была талантливым хирургом с большим будущим. Управлявший Сефтон-Парком сэр Джеймс по профессии был энтомологом и уже успел прославиться, открыв несколько редких видов бабочек. Известность Бухананов служила дополнительной приманкой для людей, желавших водить с ними дружбу. Но они занимались не только работой, стремясь жить в гармонии с внутренними убеждениями и старательно обустраивая свой духовный мир.

После того как Хэрри ушел от нее в темноту, Септембер почти не сомкнула глаз. Всю ночь она размышляла, пытаясь определить, что с ней произошло и что в ней изменилось. А изменения были – и настолько основательные, что не придавать им значения она не могла. Она чувствовала, что стала как-то значительнее, выше ростом, что ли, подав Хэрри руку и позволив ему вскочить на лошадь у нее за спиной.

Неужели обрушившаяся на нее любовь изменила всю ее жизнь в течение нескольких часов? – спрашивала она себя. Оливия наверняка бы одобрила это новое чувство. Разве не она говорила, что влюблена постоянно и готова во имя любви полностью отдать себя тому мужчине, который волей случая оказался с ней рядом? Она же утверждала, что, как только любовь начинает тяготить хоть чуточку, можно считать, что роман закончился.

Такой примерно роман был у Оливии и Джеймса. И разрыв произошел сам по себе: никто из них не был в этом виноват. Впрочем, хотя они и расстались, это не мешало им любить друг друга и даже время от времени снова вступать в интимные отношения.

Появление принца полностью изменило жизнь Оливии. Думая об этом, Септембер пришла к выводу, что Оливия обрела настоящую любовь, точно так же, как она обрела свою, встретив Хэрри. Трагедия Оливии заключалась в том, что она влюбилась в дрянного человека, который, встретив на своем пути удивительную женщину, вместо того чтобы восхищаться ею, решил ее закабалить. Оливия была сама любовь, принц же – тюремщиком этой любви.

Долг дружбы прежде всего. Септембер очень надеялась, что Хэрри со временем это поймет. Промучившись ночь без сна, она решила: что бы ни сотворила Оливия, она будет на ее стороне. Но как отказаться от Хэрри? Септембер просила, чтобы он оставил Оливию в покое, а он отказался. Что это означает? Неужели конец всему? Стало быть, ей на роду написано страдать до конца своих дней, разрываясь между чувством долга и любовью?

Септембер позвонила в Оксфорд Анжелике, но ответа не дождалась. Автоответчик, однако, сообщил, что сестра приедет в Сефтон-Парк к ленчу. Девушка почувствовала облегчение. Рассказывать о том, как любовь к Хэрри изменила всю жизнь Септембер, было приятнее при личной встрече.

Анжелика лежала в постели со своим любовником Невиллом Бреттом, когда тишину комнаты прорезал телефонный звонок. Вслед за тем из микрофона донесся голос Септембер. Для любовников, которые сплели свои тела в объятиях и отгородились барьером страсти от остального мира, ни звонок, ни голос в микрофоне ничего не значили. Они попросту не придали этому звонку значения.

Любовная связь Анжелики и Невилла продолжалась уже больше двух лет. Они были очень счастливы, занимаясь собой и предаваясь любви, до тех пор, пока шесть месяцев назад в их жизнь не вошла Маргарет.

Невилл, консультант с отличной репутацией из клиники на Харли-стрит, был высоким широкоплечим мужчиной, больше похожим на атлета, нежели на хирурга. Он обладал правильным римским носом, проницательными карими глазами, квадратным подбородком и длинными седыми волосами с платиновым отливом.

Любовник Анжелики был человеком неординарным, хотя никто не мог объяснить, в чем заключалось его своеобразие. Разве что в сочетании мужественной внешности, мягких приятных манер, отличного чувства юмора и удивительного умения владеть скальпелем, которое превращало Невилла чуть ли не в благодетеля человечества.

Невилл относился к тому типу людей, которые знают, как организовать свою личную, деловую и семейную жизнь таким образом, чтобы одно другому не мешало. В то время, когда они с Анжеликой познакомились, Невилл был счастливо женат, имел четверых детей и ошибочно полагал, что жена его любит. Он не изменял ей до тех пор, пока не познакомился с тремя женщинами, которые навещали одного из его пациентов. Пациентом был принц из Объединенных Арабских Эмиратов, а женщин звали Маргарет, Оливия и Анжелика.

Очарование, живость и непосредственность этих женщин разбудили в душе Невилла чувства, о существовании которых он прежде не подозревал. Это были удивительные женщины, и противостоять их обаянию, красоте и сексуальности было трудно. Он провел в их обществе не более пятнадцати минут, но успел, к большому своему удивлению, осознать, что до встречи с ними был удивительно одинок. Выяснилось, что страсть и любовь куда-то ушли из его жизни, а все из-за его жены, которая, вместо того чтобы дарить ему любовь и тепло, их у него отняла.

Будущая жена Невилла преследовала его своими домогательствами до тех пор, пока не поймала в свои сети. Они поженились, когда были еще совсем молоды, и сразу же у них появились дети. Их брак можно было отнести к разряду непростых. Первое время им хронически не хватало денег, а Невиллу еще и времени для общения с семьей и детьми. Но жена тогда не унывала и отлично справлялась со своими обязанностями по дому. Однако она сделалась по-настоящему несчастной, когда жизнь стала устраиваться, карьера мужа пошла в гору и деньги перестали быть проблемой. Дело в том, что на протяжении многих лет она подсознательно вела с Невиллом своеобразную борьбу за первенство и относилась к нему с известной долей недоброжелательства, как к сопернику, а не как к мужу. На людях и в частной, семейной жизни она постоянно пыталась его контролировать. Ее поведение не особенно беспокоило Невилла, он лишь изредка позволял себе напомнить супруге, что ее абсурдная попытка держать всех и вся под своим контролем не слишком хорошо отражается на атмосфере их дома. Тем не менее жена упорно гнула свою линию, и постепенно любовь и доброта – главные составляющие семейной жизни – из семьи Невилла ушли.

После встречи с Маргарет, Оливией и Анжеликой Невилл не уставал о них думать, и мысли о них несказанно его волновали. В результате его походка сделалась летящей, он чаще улыбался и чувствовал себя иначе, чем прежде. Занимаясь с женой любовью, он пришел к выводу, что она не испытывает особенного удовольствия от секса с ним, а лишь исполняет супружеский долг. Невилл решил, что она не стремится делить с ним страсть и нежность и даже подсознательно их придерживает.

Лишь со временем, познакомившись с Маргарет, Оливией и Анжеликой поближе, Невилл понял, до какой степени был обделен женской лаской. Тогда же он пришел к выводу, что жена, пытаясь его контролировать, старалась тем самым его принизить, чтобы обеспечить себе главенствующее положение в семье. Ясно все это увидев, он даже пожалел ее: она, как выяснилось, выше уровня домохозяйки подняться не смогла, и ее уделом было всю жизнь оставаться лишь женой Невилла Бретта. Впрочем, к большему она и не стремилась.

Поразмышляв надо всем этим на досуге, Невилл оставил на время практику на Харли-стрит и перебрался в Оксфорд, где ему предложили место заведующего хирургическим отделением местной больницы.

Прошло несколько месяцев. Невилл, завершив операцию, продолжавшуюся пять часов, вышел из операционной и присел на банкетку в «предбаннике», чтобы передохнуть. В этот момент из другой операционной в «предбанник» вышел еще один хирург и уселся рядом с Невиллом. Тот и другой были в зеленом облачении хирургов – масках, шапочках и халатах. Маска Невилла, правда, висела у него на шее. Протянув руку, он взял со столика коробочку «Гавана Данхилл спешл» и достал сигару. Потом, посмотрев на сидевшего рядом коллегу, предложил сигару и ему. Коллега одной рукой снял с себя маску, а другой – шапочку, явив взгляду Невилла россыпь каштанового цвета кудряшек и миловидное лицо, на котором играла улыбка, мигом согревшая Невиллу сердце. В следующее мгновение хирурги расхохотались.

Невилл закрыл коробочку с сигарами и положил на столик.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнул он, улыбнувшись. – К тому же сигар вы не курите, так что расходов меньше.

– Я-то не курю, но брат у меня курит.

Невилл был ею очарован. Он снова взял свою коробку со стола и открыл крышку:

– В таком случае возьмите для него одну штучку.

Анжелика выбрала из коробки одну сигару, сжав в пальцах, покрутила у уха, после чего ее понюхала.

– Вы очень щедры, мистер Бретт. Предлагаю вам сегодня же вечером прийти к нам домой и выкурить ее вместе с моим братом.

– Ваше великодушие просто не знает границ, но у меня другое предложение – приглашаю вас пообедать со мной. Я, видите ли, все время размышлял о вас и о двух других женщинах, которые были с вами в тот день, когда мы познакомились. Надеюсь, когда мы встретимся в спокойной обстановке, вы мне о них расскажете?

В тот же вечер они уселись вместе за стол, а потом жизнь Невилла превратилась в сплошную череду открытий удивительного мира эротики. Они вступили в любовные отношения, что называется, с открытыми глазами. И Анжелика, и Невилл приняли как должное и разницу в возрасте, которая существовала между ними, и обоюдную сумасшедшую тягу к работе, ну и, конечно, то, что Невилл был семейным человеком. Таким образом, иллюзий они не имели, свою связь не афишировали и самозабвенно наслаждались друг другом, хотя каждый из них в глубине души считал, что заслуживает лучшей участи.

Невилл, к примеру, полагал, что заслужил красивую, умную, любящую жену, такую как Анжелика. Но эта прекрасная молодая женщина слишком любила жизнь во всем ее многообразии и слишком была занята своей работой, чтобы ограничить свой мир узкими семейными рамками. Невилл же слишком любил Анжелику, чтобы потребовать от нее принести в жертву домашнему божеству все ее мечты и планы на будущее. По этой причине их связь приобрела особую пикантность: каждый знал, что настанет день и на их горизонте появится симпатичная женщина двадцати восьми примерно лет, которая положит конец дорогим для них обоих отношениям…

Невилл лежал в постели, обнимая Анжелику, положившую ногу ему на поясницу. Он двигался внутри нее медленно, стараясь проникнуть в ее недра как можно глубже и доставить ей как можно больше удовольствия. Одновременно они целовали друг друга в губы, лаская соски. Его руки стискивали ее в объятиях, рот терзал ее плоть. Она стонала от наслаждения.

Он сдерживал себя довольно долго, пока она не испытала оргазм несколько раз, и лишь потом позволил себе испытать свой собственный. Когда она почувствовала тепло его жизненных соков, вливавшихся в ее лоно, ее стала сотрясать новая серия оргазмов и она прижалась к нему всем телом, отдавая ему всю себя.

Невилл в очередной раз был сражен силой страсти этой женщины, которая была создана для того, чтобы дарить радость. Она ничего не требовала взамен и находила усладу в том, что приносила счастье другому. От этой мысли он расчувствовался, из его глаз покатились слезы.

Анжелика слизнула солоноватые капельки с его щек, а потом пошевелилась, поудобнее устраиваясь у него на плече. Стиснув друг друга в объятиях, они уснули.

Хэрри приехал в Сефтон-Парк к одиннадцати часам – назначенному им для разговора с сэром Джеймсом времени. Прежде чем встретиться с Джеймсом, он спросил у Фивера, есть ли у него, Хэрри, возможность, переговорить с Септембер. Терять ее Хэрри не хотел, он просто не мог себе этого позволить. Старый дворецкий сообщил, что Септембер нет дома, но тут же добавил, что она оставила для него записку. Передав Хэрри конверт, Фивер проводил его в библиотеку. Оставшись в одиночестве, Хэрри распечатал послание Септембер и прочитал:

Настанет день, когда волк поладит с ягненком, А леопард возляжет рядом с младенцем…

Хэрри прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. До этой минуты он не представлял себе, насколько пугала его перспектива потерять Септембер навсегда. Открыв глаза, он снова прочитал написанные рукой любимой строки – на этот раз вслух. Как умно она поступила, подумал он, выбрав слова из Ветхого Завета. Они отвечали на его мысли и говорили что-то вроде «не горюй, у нас все еще может быть». Не слишком много, конечно, но и не слишком мало. Ровно столько, чтобы показать: надежда на будущее у них есть. Впрочем, Хэрри в глубине души и сам так считал. Сложив послание, он сунул его во внутренний карман пиджака – поближе к сердцу. Какая все-таки она умная и честная девушка! Хэрри чувствовал, что с каждым часом влюбляется в нее все больше и больше.

В библиотеку вошел Джеймс. За ним на подгибающихся ногах спешил Фивер, он нес на вытянутых руках большой и тяжелый серебряный поднос в стиле французского барокко. На подносе стояли кофейник, чашки и блюдца – все из разных сервизов. Но это был самый настоящий фарфор, причем из дорогих – лиможский, севрский и от де Хевиленда. Рядом с кофейником красовалось большое блюдо с овсяным печеньем в шоколадной глазури. Руки старого дворецкого подрагивали, и чашки, стоявшие на подносе в опасной близости от края, позвякивали. Когда Фивер поставил поднос на стол, Хэрри с облегчением перевел дух: он всерьез опасался, что чашки и тарелки вот-вот окажутся на полу.

Джеймс принялся разливать кофе. Передавая чашку с блюдцем Хэрри, он сказал:

– Фивер ведет в этом доме хозяйство шестьдесят пять лет. Приходится закрывать глаза на некоторые его недостатки. Это справедливо, поскольку он делает вид, что не замечает наших. Он старейший слуга в доме. Кстати, я очень рад, что вы не вскочили с места и не отобрали у него поднос. Это обидело бы его до смерти.

Хэрри заметил, как дрогнули при этих словах от сдерживаемой улыбки губы Джеймса. Безупречный вкус, благородство и утонченность, царившие в Сефтон-Парке, появились не сами по себе, но вырабатывались на протяжении четырех веков благодаря усилиям многих поколений живших в достатке хорошо воспитанных и образованных людей. Старинный дом, по сути, представлял собой музей или хранилище раритетов, громоздившихся здесь чуть ли не до потолка (Бухананы никогда ничего не выбрасывали).

Хэрри чувствовал себя в библиотеке очень комфортно хотя бы по той причине, что его собственная квартира в Олбани была обставлена примерно в том же стиле. Но откуда было об этом знать Джеймсу? Мысль о том, что баронет, возможно, полагает, будто Хэрри обитает где-нибудь в заурядной высотке, поначалу очень развлекала старшего следователя. Кстати, так оно бы и было, если бы Хэрри жил только на зарплату.

– Угощайтесь, старший следователь, прошу вас. Со слов Маргарет я знаю, что вы неравнодушны к сладкому.

– А вы не узнали, часом, тоже со слов Маргарет, еще какие-нибудь мои секреты?

– О вашей с ней вчерашней встрече она нам рассказала все. Очень неприятное дело вам досталось. Мы все опечалены тем, что произошло, а главное – озабочены судьбой Оливии. Остается только надеяться, что там, где она сейчас, ей не слишком плохо. Вы, старший следователь, ворвались в нашу жизнь и, признаться, основательно всех нас переполошили и напугали. Вы роетесь в наших душах, пытаясь с нашей помощью поймать человека, который всем нам очень дорог.

Хэрри видел, что сэр Джеймс действительно опечален случившимся. Они сидели за круглым столом, на столешнице которого были разложены толстенные, переплетенные в кожу фолианты – одни были закрыты, другие раскрыты на середине – и стояла старинная пишущая машинка «Оливетти» в брезентовом чехле с незастегнутой «молнией».

– Почему бы нам не начать разговор с перечисления всего того, что я уже знаю о вас, сэр Джеймс?

– Зовите меня Джеймс, – сказал баронет.

Предложение Джеймса общаться на неформальном уровне застало Хэрри врасплох. «Интересно, знает ли он о том, чем мы с Септембер занимались у нее в спальне?» – подумал Хэрри. Ему очень не хотелось, чтобы его отношения с девушкой так или иначе сказались на официальном расследовании, которое он проводил. В его планы входило ослабить позиции Джеймса, а не свои собственные. Впрочем, Хэрри в любом случае на легкую победу не рассчитывал: Джеймс был серьезным противником, и его интеллектуальные способности старший следователь оценивал очень высоко – ничуть не ниже своих собственных. Предстояла лобовая атака, поскольку Джеймс мигом раскусил бы любые уловки, к которым обычно прибегала полиция.

– Итак, вы – сэр Белвилл Джеймс Чарлз Эдвард Буханан, баронет. Я правильно говорю?

– Все верно.

– Вам тридцать два года, вы не женаты и никогда в брак не вступали?

– Совершенно справедливо.

– Вы получили докторскую степень по энтомологии в Оксфорде и являетесь специалистом по бабочкам. В частности, вы открыли и описали несколько новых видов, которые были названы затем в вашу честь. Занимаясь исследованиями, вы путешествовали в тропиках. Здесь, в Англии, вы ведете научную работу и управляете родовым поместьем, что у вас получается очень неплохо. Вас считают одним из самых интересных и эксцентричных людей Англии. Хотя вы склонны к уединению, общества не чураетесь и временами, что называется, выходите в свет. Двери вашего дома всегда открыты для друзей. Вы отличный пилот и коллекционируете старые самолеты. У вас также имеется собственная взлетно-посадочная полоса. – Хэрри внимательно посмотрел на сэра Джеймса и добавил: – Все эти сведения я почерпнул из справочника «Кто есть кто в Англии», и в этом-то вся проблема. Справочник никаких конкретных сведений о вашей личной жизни не дает, а мне необходимо понять, что связывало вас с леди Оливией Синдерс. Хочу уяснить себе, участвовали ли вы в организации ее побега и не вы ли переправили ее по воздуху во Францию.

Лицо Джеймса болезненно дрогнуло.

– Повторяю, детектив, ваше присутствие поставило обитателей Сефтона-под-Горой в крайне сложное положение, поскольку заставило всех, кто здесь живет, заглянуть себе в душу и переосмыслить свое отношение к леди Оливии. Наша деревня, знаете ли, – местечко тихое, и здесь почти ничего не происходит. Но вот на дороге находят брошенную машину, потом достоянием общественности становится связанный с именем Оливии скандал, а еще через некоторое время приходит известие о ее исчезновении. В результате в деревне появляются люди из Скотленд-Ярда и принимаются копаться в нашей частной жизни. Хорошо еще, что расследование ведется скрытно, не то сюда нагрянула бы целая армия репортеров и населению Сефтона-под-Горой пришлось бы пережить еще одно нашествие чужаков, – сказал он каким-то неживым голосом.

– Вот почему я должен работать быстро, а для этого мне потребуется ваша помощь. Как бы вам этого ни хотелось, Джеймс, остаться от этого дела в стороне вам не удастся. Куда бы я ни обращался, расследуя обстоятельства исчезновения Оливии, ее друзья смыкали свои ряды, отказываясь помогать. Но никто из вас не попытался осмыслить тот факт, что Оливия – убийца, которая лишила человека жизни и скрылась с места преступления. Более того, вы все как один заявляете, что, обратись она к вам за помощью, вы сделаете все возможное, чтобы помочь ей избежать правосудия. К чему же мне, спрашивается, апеллировать, если не к вашему чувству долга и справедливости? Быть может, к той самой страсти, которую вы все питаете к Оливии? В таком случае, Джеймс, ради блага самой Оливии и вашей любви к ней помогите мне узнать правду!

Джеймс поднялся с кресла и прошел к окну. Глядя сквозь стекло на развалины величественного здания эпохи Тюдоров, принадлежавшего его предкам, он хмурил брови, размышляя над тем, о чем его просил старший следователь. А тот ни много ни мало предлагал ему спуститься с небес на землю, отказаться на время от своего уютного, скрытого от любопытных глаз мирка и соприкоснуться с реальной жизнью, причем на его, старшего следователя, условиях.

– Каждый из нас, по сути, проживает две жизни. Одна из них открыта для всеобщего обозрения и по этой причине именуется общественной. Частную же, или так называемую личную, жизнь человек проживает для себя самого. В частной жизни он может позволить себе все: самые странные фантазии, встречи, эксцентричные поступки. Он может даже заглянуть внутрь себя и узнать темные тайны своей души. В частной жизни человек редко играет и лукавит, иными словами, он таков, какой он есть. Вы, Хэрри, чужак. После того как вы расследуете это дело и уедете отсюда, наша частная жизнь будет разрушена и сделается достоянием тех людей, которые вовсе этого не заслуживают. Все наше существование после вашего отъезда резко изменится, а нам даже нельзя будет винить в этом вас, поскольку начало этому положила Оливия в тот момент, когда располосовала принцу запястья. Но так как расследование теперь не остановить, пусть уж оно идет своим чередом.

На вопрос о том, помогал ли я Оливии бежать, отвечу: нет, не помогал. Стал бы я помогать ей, обратись она ко мне за помощью? Да, без малейших колебаний, можете в этом не сомневаться. Видел ли я ее в ту злополучную ночь? Нет, не видел. Пыталась ли она вступить со мной в контакт после событий той ночи? Нет, не пыталась. Что еще вы бы хотели узнать по поводу исчезновения леди Оливии, старший следователь?

Получилось так, что Джеймс сам себя допрашивал. Это было нетрудно. Он задавал себе вполне очевидные вопросы по делу Оливии и давал на них исчерпывающие ответы. Умно. Любого другого детектива на месте Хэрри этот спектакль очень бы даже устроил. Любого, но только не Грейвс-Джонса. То, что сейчас сказал ему Джеймс, могло быть правдой, но могло и не быть. Придумывая вопросы и отвечая на них, Джеймс чувствовал себя уверенно, но, когда игра в вопросы и ответы закончилась, сразу же резко сдал и наклеил на лицо грустное выражение.

Хэрри вскочил.

– Любая информация о леди Оливии и о том, что произошло той ночью, может оказаться важной. И еще – позвольте все-таки мне вести расследование. С этой минуты вопросы буду задавать я, а вы только отвечать на них.

– Намек понял, старший следователь.

– Помните, Джеймс, мне нужны правдивые ответы. Со своей стороны хочу вас заверить, что полученную мной в Сефтон-Парке и Сефтоне-под-Горой конфиденциальную информацию я разглашать не стану.

– Слово джентльмена? – спросил Джеймс.

– Если вам так хочется, – улыбнулся Хэрри.

– В таком случае действуйте, детектив.

– Что вы делали вечером того дня, когда произошло убийство?

– Мы обедали, и обед затянулся допоздна. Все основательно напились и вели разговор о влиянии Байрона на творчество Делакруа. Потом нам захотелось заняться сексом. Не вижу необходимости вдаваться в дальнейшие подробности на эту тему.

Хэрри спросил, кто именно присутствовал на обеде, и, к большому своему разочарованию, узнал, что там были все его главные подозреваемые: Маргарет Чен, Бухананы в полном составе, любовник Маргарет и любовник Анжелики, который приехал поздно вечером в компании довольно известного скульптора, желавшего взглянуть на работы Септембер. Все они могли засвидетельствовать алиби друг друга.

Хэрри пришлось отвечать на вопрос, уж не собрались ли все они для того, чтобы, во-первых, помочь Оливии исчезнуть, а во-вторых, обставить все таким образом, чтобы обеспечить друг другу алиби. Придется основательно поработать с прислугой и рабочими, чтобы выяснить, такое ли несокрушимое алиби у каждого, кто присутствовал на том обеде, подумал Хэрри.

– Да, в эти детали пока можете не вдаваться, – сказал он, продолжая вести допрос. – Скажите лучше, сколько самолетов стоит обычно в ангаре на краю летного поля?

– Пять.

– И они все по-прежнему в ангаре?

– Насколько я знаю, да.

– Почему бы нам с вами не прогуляться до аэродрома и не убедиться в этом на месте? – предложил Хэрри.

– Если вам так хочется, – сказал Джеймс.

Когда они добрались до ангара, Джеймс нажал на кнопку, железные ворота раздвинулись и перед восторженным взглядом старшего следователя предстали разноцветные самолетики-бипланы, походившие на доисторических бабочек. Проверять, полны у них баки или нет, не имело смысла: слишком много после той ночи прошло времени, а залить баки снова ничего не стоило. Настроение у Хэрри испортилось: стоило ему потянуть за какую-нибудь ниточку в этом клубке, как она сразу же обрывалась. У него вдруг появилось непривычное ощущение, что это дело ему не по зубам. Впрочем, как только мужчины вышли из ангара, Хэрри постарался от этого ощущения избавиться.

– Мог ли самолет подняться с вашего аэродрома в ту ночь? – поинтересовался он.

– Вполне. По обеим сторонам взлетной полосы установлены прожекторы. Стоит только щелкнуть тумблером в офисе по управлению полетами или в библиотеке в большом доме, как вдоль всей полосы зажигается свет и можно взлетать или садиться. Но Оливия вряд ли отсюда взлетела. Свет прожекторов виден далеко – и из большого дома, и из деревни. Взлетающий самолет кто-нибудь обязательно бы заметил или на худой конец услышал.

– Кстати, я приехал сюда еще и для того, чтобы разобраться со всем этим на месте.

Когда они шли от аэродрома к дому, Джеймс неожиданно сказал:

– Оливия – моя вечная боль и печаль. Вы-то ее не знаете, а между тем всякий, кто с ней общается, ощущает себя будто на крыше мира, где даже воздух другой, более свежий, что ли… Одна мысль о том, что я никогда ее больше не увижу, заставляет меня страдать так, словно у меня украли кусок жизни. Попытайтесь все-таки меня понять: таких, как она, в мире можно по пальцам пересчитать. Она храбра, как мужчина, отважна, как тигр, умна, словно лисица, хитра и вкрадчива, будто пантера. И помимо всего прочего, это самая сексуальная женщина из всех, каких я когда-либо встречал. Она любит секс, живет в призрачном мире эротики и готова поделиться любовью с каждым. Она, если хотите, помешана на сексе и хочет, чтобы все ее друзья достигли таких же высот в «сексе без границ», как и она сама.

– Да вы ее любите! – воскликнул Хэрри.

– Страстно, бешено, как сумасшедший! Всегда, каждый день, каждую минуту. Стоит мне вспомнить о ней, и мое бедное сердце начинает биться в два раза быстрее. Нет, это слишком тривиально. Лучше так: она научила меня тому, как это важно, когда сердце от страсти бьется в два раза быстрее, а чувственность парит свободно, словно ласточка, взмывая к сверкающим под солнцем вершинам безграничного секса! Вот почему Септембер молила вас оставить Оливию в покое. О том же и я вас сейчас прошу, и Анжелика тоже будет просить, когда приедет в Сефтон-Парк. Неужели вы не понимаете, какую всем нам боль причиняет осознание того, что она, оказавшись в Сефтоне-под-Горой, не обратилась к нам за помощью? Мы все были ее любовниками, ее друзьями и партнерами по играм, которым она нас научила, она всех нас любит, и все мы – часть ее жизни.

Каждое человеческое существо способно убить себе подобное, если его спровоцировать. У Оливии имелась такая страстишка – фамильярничать со смертью. Это была, так сказать, темная сторона ее натуры. Она обожала подобно рода игры и иногда вовлекала в них нас. Оливия не сомневалась, что способна побить и покорить кого угодно, хоть дьявола. Но потом появился принц, она не смогла противостоять его обаянию и влюбилась в него. Принц любил играть с ней в сексуальные игры, но игры эти со временем становились все более и более опасными. Принц был без ума от любви к ней, как и все мы, но у него была темная душа, и он попытался закабалить Оливию, превратить в орудие своей страсти. Мы видели, как под влиянием этого человека она год от года менялась. Она уходила от нас все дальше, лишь изредка возвращаясь, чтобы напомнить нам, как сильно мы все ее любим.

Хэрри, вы стремитесь узнать и понять эту женщину в надежде, что знание такого рода позволит вам предугадывать ее поступки, верно? Так вот, ничего этого не будет. Вам не придется сидеть на песке под пальмой в ожидании того, что она сойдет на берег с какой-нибудь яхты. Вы не будете скучать в аэропорту в какой-нибудь Богом забытой стране, готовясь защелкнуть на ее запястьях наручники, когда она спустится по трапу самолета.

Я не знаю, Хэрри, почему она оставила здесь машину. Для меня это точно такая же загадка, как и то, каким образом она исчезла, словно растворившись в воздухе, выскользнув из сетей, которые вы, Хэрри, раскинули по всей стране, чтобы ее изловить.