"Старшая сестра" - читать интересную книгу автора (Яхиро Фуми)МечтаСойдя с поезда в Готодзи, я пересекла станционную площадь и, как и говорила сестра, оказалась на оживленной улице, ведущей направо. Готодзи – маленький городок неподалеку от Итоды и шахты Окадзаки. В отличие от нашего захолустного городка в Готодзи было четыре кинотеатра и небольшой театр. В этом театре частенько выступали известные певцы, такие, например, как Ёсио Табата и Цудзуко Сугавара. Был в Готодзи и колледж, и городская библиотека, и биржа труда. А на торговых улицах и в веселых кварталах царило такое оживление, что нашему городишке и не снилось. Сестре исполнилось 18 лет, и она работала в патинко.[2] Около года назад она ушла из овощной лавки и поступила в химчистку – туда ее устроила мать, – но через полгода она уволилась и оттуда. Потом сестра работала в столовой неподалеку от станции, но через четыре месяца вернулась домой и сказала, что поедет искать работу в Готодзи. – Итода – деревня, и ничего хорошего здесь нет. Я сама поеду в Готодзи на биржу труда и найду хорошее место, – с вызовом сказала она, надела выходное пальто и ушла. Однако, когда я вернулась домой из школы, сестра в пальто, ссутулившись, одиноко сидела в углу, заваленном яркими искусственными цветами. Тут же среди цветов сидел, скрестив ноги и низко опустив голову, брат Кунио в теплом кимоно, из дыр которого повылезла вата, и усердно работал. Его наконец выписали из больницы, но он так и не поправился, вот и подрабатывал на дому, мастерил цветы. На расползшихся татами грудой были навалены готовые красные и желтые цветочки. От этих ядовито-ярких цветов еще более убогим выглядел наш унылый дом, где не было даже шкафа или радиоприемника. Брат тихонько мурлыкал себе под нос, слушая соседское радио: «Забытое раскаяние проснется, и старая мука оживет». Это была любимая песня брата – «Вернувшееся судно», – которую пел Ёсио Табата. Мастеря цветы, брат то и дело грел руки над стоявшей рядом маленькой печуркой. Я положила школьную сумку, сшитую из фуросики, на ящик из-под яблок, служивший нам столом, и спросила: – Ну что там на бирже? – Народу – тьма, все ищут работу – много шахт кругом позакрывали. – Ну а ты нашла себе что-нибудь? – Больше я туда не пойду, – мрачно отрезала сестра, засунув руки в карманы пальто. – Почему? – Этот чиновник делал из меня дуру. – Как? – Я, дескать, школу еще не кончила! Говорит, таким недоучкам нигде работы не найти; в служанки и то не возьмут. Негодяй! Сестра на чем свет ругала служащего биржи, изливая гнев и досаду. Вспоминая все эти события, происходившие полгода назад, я шла по улицам Готодзи. На другой день после своей неудачной поездки сестра снова отправилась в Готодзи и устроилась в патинко. Здание патинко находилось за кинотеатром, недалеко от станции. У кинотеатра я замедлила шаг, чтобы рассмотреть яркую афишу с Хидэко Такаминэ в фильме «Возвращение Кармен». С афиши улыбались Хидэко Такаминэ и Тосико Кобаяси в шикарных шляпках, под зонтиками с оборками. На витрине висели фотографии кадров из фильма. Я с интересом разглядывала их. Ведь мы с сестрой собирались посмотреть этот фильм. Она прислала открытку, где писала, что в воскресенье сможет взять выходной, и приглашала меня в кино, вот я и приехала. Возле патинко стояли два венка по случаю открытия нового игрального зала, а на стеклянных дверях была приклеена бумажка с объявлением о приеме на работу девушек. Я толкнула стеклянную дверь и вошла внутрь. От духоты и табачного дыма перехватило дыхание. Играющие сидели в ряд как приклеенные и запускали шарики. В зале стоял грохот от шариков и оглушительно играла музыка. – Сэцуко! – донесся откуда-то голос сестры. Я подняла голову и увидела, что сестра улыбается мне из-за фанерной перегородки, возвышающейся над автоматами. Интересно, дали ли ей выходной? Я прошла в игральный зал. Сестра молча поманила меня рукой и, опустив голову, пошла вдоль перегородки. Над фанерной стенкой виднелась лишь ее голова. – Сэцуко, сюда. Сестра выглянула из маленькой дверцы за автоматами. Я не видела ее два месяца – поступив в патинко, она не приезжала домой даже на выходные. Лицо ее было слегка подкрашено, на губах помада. Волосы были завиты, к форменному халатику с коротким рукавом приколота брошка – божья коровка. – Входи, быстрее. Сестра заметила, что я внимательно разглядываю ее, и засмеялась. Она очень похорошела, и вид у нее был веселый. – Ты взяла выходной? – спросила я, скидывая туфли. – Ничего не вышло. Напарница заболела, и пришлось заменить ее. Жаль, не сможем пойти в кино. Сестра закрыла дверь на ключ. – Это ничего, что я вошла сюда? – Ничего-ничего, – ответила сестра и погасила красную лампочку на ближайшем автомате. Потом кончиками пальцев быстро покрутила ручку на задней стенке, и я услышала, как шарики, застрявшие в верхнем желобке, с шумом покатились и упали в коробку с другой стороны автомата. – Что случилось? – спросила я. – Бывает, что шарики попадают в лунку и застревают в ней. Вот я и исправила, – быстро проговорила сестра и отошла от меня. Это опять, уже в другом автомате, зажглась красная лампочка. Она погасила ее, покрутила ручку и снова подошла ко мне. – В кино сходим в другой раз. Но коль уж ты приехала, давай поговорим. Я не могу стоять на месте, ты ходи за мной… Не договорив, она повернулась ко мне спиной и пошла вдоль автоматов, стуча по полу шлепанцами. – Первый ряд – номер пять, второй ряд – номер два, четвертый ряд – номер одиннадцать, двенадцать и пятнадцать. Четвертый ряд, прошу побыстрее. Голос из динамика подгонял девушек, следивших за работой автоматов. Шагая за сестрой как привязанная, я встала на цыпочки и выглянула за перегородку. На высоком табурете сидел мужчина с микрофоном, которого я даже не заметила, входя в зал. Маленький, невзрачный, лет двадцати пяти. Он зорко наблюдал за тем, что происходит в зале. Я посмотрела на соседнюю перегородку. Это там, кажется, был четвертый ряд и горели три красные лампочки. Девушка за перегородкой суетливо бегала взад-вперед и гасила лампочки. – Ко-тян, – громко позвала она. Ей, как и сестре, было не больше восемнадцати, щеки у нее были по-детски пухлые. – Кто это с тобой? – спросила она, когда сестра встала на цыпочки. – Моя сестренка, – громко ответила сестра и повернула назад, потому что уже дошла до конца перегородки. Я отстранилась, пропуская ее. – Ты писала, что Кунио ушел из дому. Почему он это сделал? – спросила сестра, проходя вперед. – Он поссорился с Хироси. Ни мамы, ни меня не было дома. Когда я пришла, бумажные цветы, растоптанные, валялись по всему полу. Хироси уже ушел, а Кунио, укрывшись с головой одеялом, плакал. Я рассказывала, глядя на сестру, стоявшую ко мне спиной. – Какой жестокий! И сам нищий, и как вы будете жить, не подумал, – сердито проговорила сестра, то и дело останавливаясь и поднимая стоявшие под ногами коробки с шариками, чтобы вставить их в автоматы. Потом спросила: – Ну а куда он ушел, ты не знаешь? – Не знаю. – И друзей-то у него нет. Куда же он мог уйти – один, такой больной? Сестра опять торопливо зашагала вперед, я – за ней. Она все время вертела головой направо и налево, следя за автоматами. – Я недавно послала деньги. Вы получили? – Да, получили. Ты, сестрица, просто спасаешь нас каждый месяц. Мама всегда так радуется. Я заметила, что в автомате рядом со мной шарики не двигаются, и отошла, пропуская сестру. – Маме тоже достается, – вздохнула она, снова устремляясь вперед. – С прошлого месяца на шахте ползарплаты стали давать талонами. И Хироси, и мама получают теперь только половину денег. – Делают из нас дураков! Ведь на талоны можно покупать только на распределительном пункте. – Конечно. Вот все и бегут туда. Оглянуться не успеешь, как рис и крупу уже раскупили; и всегда очередь. А ведь овощи и рыба портятся быстро… – Разве на эти талоны проживешь? – Мама тоже так говорит. И на другую шахту не переедешь – сейчас везде плохо. – Верно. – Третий ряд – номер два, третий ряд – номер два, – послышалось в динамике. Сестра резко обернулась, оттолкнула меня и побежала к автомату, в котором горела красная лампочка. Она покрутила ручку, привстала на цыпочки и сказала клиенту, высунув голову из-за автомата: – Извините, автомат не работает. Когда я подошла к ней, она грустно засмеялась: – Не дают спокойно поговорить, да? – Наверно, тебе тяжело целый день ходить взад-вперед в этой теснотище? – спросила я. – Тяжело-то тяжело, да уж лучше, чем прислуживать кому-то. Правда. Ты ведь весной заканчиваешь школу, да? – Она посмотрела на меня. – Куда пойдешь работать? – Хочу поступить ученицей в ателье европейского платья, – выпалила я. Это была моя давнишняя мечта. Сестра ласково улыбнулась: – Так ты станешь портнихой? Это хорошо. Тебе это подойдет – ты аккуратная и руки у тебя золотые. – Третий ряд, третий ряд, – взывал динамик. Сестра обернулась. Красного огонька нигде не было видно. Она поднялась на цыпочки и посмотрела на мужчину с микрофоном. И я тоже приподнялась следом за ней. Повернувшись к нам всей своей неказистой фигурой, он приветливо улыбнулся, потом что-то негромко сказал сестре и бросил какой-то пакетик. – Тебе, Сэцуко, – протянула мне его сестра. Это была шоколадка. – Чего это он? – А я говорила, что сегодня ко мне приедет сестренка, вот он и припас ее для тебя. – Почему? – удивилась я. – Наверное, хотел сделать мне приятное, – немного важничая, пояснила сестра, но, увидев мои удивленные глаза, хихикнула и добавила: – Понимаешь, я ему нравлюсь. Я посмотрела на зардевшееся лицо сестры. Носик у нее был прямой, удивительно красивый. Глаза счастливо сияли. – Сестренка, и тебе он нравится? – спросила я. Она повернула ко мне лицо, улыбнулась одними глазами и сказала: – Нет. Мне вообще не нравятся такие мужчины. И сестра, словно актриса на сцене, к которой прикованы все взоры, царственной походкой заскользила по тесному пространству. Она подождала, пока я догоню ее, и горделиво добавила: – Не хочу связываться с таким неудачником! Мне нужен человек состоятельный и порядочный. Моя мечта – выйти замуж за богатого, пусть мать порадуется. Ну сколько можно жить в нищете? Вот о чем я думаю, Сэцуко. – Да-а, – пробормотала я, запнувшись. И подумала: а захочет ли богатый, порядочный человек жениться на нищей девушке, которая даже школы не закончила, но, встретившись с серьезным взглядом сестры, которая, конечно, и сама понимала это, я ничего не смогла ответить. |
||
|