"Старшая сестра" - читать интересную книгу автора (Яхиро Фуми)Прощальный подарок– Сэттян, к телефону, – позвала хозяйка. – Иду, – ответила я и остановила швейную машинку. Харуко Ниномия, девушка чуть постарше меня, – она приметывала воротничок к костюму, надетому на манекен, – улыбаясь, с интересом посмотрела на меня. – Интересно, кто это? – удивилась я, вставая из-за машинки. Это была швейная мастерская в ателье европейского платья Кусакабэ, работало там пять портных, в том числе и я. Я была новенькой – поступила всего полтора года назад. Недавно мне исполнилось семнадцать. Отодвинув отделявшую мастерскую от приемной портьеру с изображенными на ней водяными брызгами, я подошла к хозяйке. Хозяйка Акико Кусакабэ, в очках, склонив над столом худое лицо, кроила костюм. Телефон стоял на краю стола. Я взяла лежавшую трубку и поднесла к уху. – Алло, Сэцуко? – Ой, Ко-тян! – невольно вскрикнула я и крепко сжала трубку рукой. – Откуда ты? – Я сейчас здесь, в Окуре. Звоню из универмага Идзуцуя. Это рядом с твоим ателье. Не могла б ты выйти ненадолго? Голос сестры, который я первый раз слышала по телефону, звучал как-то многозначительно. – Сейчас, подожди минутку. Я положила трубку и попросила хозяйку отпустить меня повидаться с сестрой. – Работы очень много, возвращайся поскорее, – предупредила она. Я выскочила на улицу, испытывая смутное беспокойство: у сестры что-то случилось. Октябрьское небо было прозрачно-голубым, дул свежий ветерок. Зачем она приехала в Окуру, думала я, переходя торговую улицу и почти бегом направляясь к универмагу Идзуцуя. С сестрой мы не виделись уже целых два года. С тех пор как мы расстались и она поступила в веселый дом в Симоносэки, мы даже не переписывались. Сколько раз бралась я за перо, но стоило мне представить себе это ужасное место, как невыносимая тяжесть наваливалась на меня, и дописать письмо я уже не могла. Мысль о том, что сейчас я увижусь с сестрой, которую не видела целых два года, радовала меня, но в то же время мучительный стыд за то, что я ни разу не написала ей, терзал мое сердце. О том, что я окончила школу и поступила ученицей в швейную мастерскую в Окуре, сестра узнала, наверное, от матери. Вот она и приехала повидаться со мной, подумала я. Как она выглядит? Я боялась, что она сильно изменилась. С замирающим сердцем я мчалась по оживленной улице и наконец прибежала в универмаг. Сквозь витрину я увидела сестру: она стояла у стенда с сумками. В выражении ее лица сквозили странное безразличие и безмерная усталость. И само лицо, хоть и ярко накрашенное, было мертвенно-бледным, осунувшимся, точно после тяжелой болезни. – Сестренка, Ко-тян! – толкнув стеклянную дверь, позвала я ее. – Ой! – Сестра обернулась, и на ее лице засияла родная, такая дорогая мне улыбка. Она вернула ему прежнее выражение, и я успокоилась. – Да ты уже совсем взрослая, – сказала сестра, оглядывая меня с ног до головы. Она держалась так, что можно было подумать, будто она старше меня лет на десять, а то и пятнадцать. – Пойдем, – ласково позвала сестра, и мы направились к выходу. На ней был белый вязаный джемпер и красная шерстяная юбка-клеш. Когда она шла, подол красиво обвивался вокруг ее стройных ног, и туфли на высоких каблуках очень шли ей. Когда мы вышли, я прибавила шаг и поравнялась с сестрой. От нее исходил едва уловимый запах сладких духов. Я спросила: – Зачем ты приехала в Окуру? – Да так, приехала на машине поразвлечься, – небрежно бросила она. – На машине? Из Симоносэки? На собственной? – С другом. Он взял машину у приятеля. – С другом? А кто он? Сестра не ответила и толкнула дверь в кафе. В кафе тихо играла музыка. Сестра усадила меня за столик в глубине зала. – Что будешь есть? – Мне все равно. Мне почему-то было не по себе, и я неотрывно смотрела на модную черную атласную блузку, которую сестра надела под джемпер. Она очень шла к красной юбке. На шее, на цепочке, висел кулон в форме сердечка. Похудела сестренка, подумала я. Грудь еле видна под блузкой, плечи – одни кости. – Ну а шить ты уже научилась? – поинтересовалась сестра, заказав что-то официантке и доставая сигарету. – Да. Но пока мне доверяют шить только юбки и сметывать, – в изумлении глядя на сестру, привычным жестом сунувшую в рот сигарету, пояснила я. – Ничего, постепенно всему научишься, станешь прекрасной портнихой. Сестра говорила очень серьезно. Она медленно поднесла зажженную спичку к сигарете. Потом откинула голову, положила ногу на ногу, небрежно выпустила дым изо рта и неторопливо перевела взгляд к окну. За столиком у окна сидел молодой мужчина в джемпере. Он тоже курил, с отсутствующим видом глядя в окно. – Ну вот. Ешь. Официантка принесла кофе и фрукты. Сестра взяла кофе, а вазу с фруктами придвинула мне. Бананы, дыня, ананас, вишни – целая гора соблазнительных лакомств. – Ой, вкуснотища какая! – невольно вырвалось у меня. Я протянула руку к вазе. – Никогда такого не ела. – Возможно. – Сестра снисходительно усмехнулась и небрежно стряхнула пепел с сигареты. Опустив голову, я уплетала фрукты. А сестра, вдыхая дым, смотрела на меня и молчала. Я подумала: надо наконец что-то сказать. Но о чем говорить? Вообще-то, мне хотелось о многом расспросить. Как она живет? Что делает в выходные дни? Но я не могла говорить с сестрой даже о таких обычных вещах, и мне было не по себе… Эх, если бы сестра не работала в таком ужасном месте, мы могли бы свободно болтать с ней о чем угодно, а тут… Не разбирая вкуса фруктов, я двигала челюстями и чувствовала, как сердце сковывает леденящий холод. Сестра протянула руку за кофе. Я подняла голову и проговорила: – Шахту Окадзаки закрыли. Только на это меня и хватило… – Знаю, – отозвалась сестра с безразличным видом, поднося чашку ко рту. Вот как, значит, мать написала ей и об этом, подумала я. – А Хироси, когда перестали платить пособие по безработице, уехал и ищет теперь другую работу, – добавила я, подумав, что и это она, наверное, знает. – Вон оно что, – сказала сестра безо всякого интереса и поставила чашку на блюдце. – Кунио скоро, наверно, выйдет из больницы… – Ну что ж. – Лицо сестры помрачнело, она раздавила сигарету в пепельнице. – А мама, когда Хидэо в будущем году кончит школу и поступит на работу, устроится куда-нибудь, хоть кухаркой, и будет жить на хозяйских харчах. – Вся семья разбрелась кто куда, – с горечью сказала сестра, так и не подняв глаз. Потом она посмотрела на часы, сняла с шеи кулон и сказала: – Сэцуко, это тебе. – Правда? – радостно вспыхнула я. Сестра кивнула и улыбнулась: – Протяни-ка руку. Я положила на стол обе руки. Сестра опустила в них кулон и крепко стиснула мои пальцы. Потом посмотрела на меня долгим пристальным взглядом, будто не могла насмотреться, и проронила: – Будь здорова. Работай как следует. Тут она снова посмотрела в сторону окна. Молодой мужчина за столиком обернулся на нас и встал. Джемпер на нем был поношенный, брюки пузырились на коленях. Высокий, худой, лет двадцати трех. Когда он подошел к нам, сестра сказала: – Моя младшая сестра. Я приподнялась со стула и слегка поклонилась. Так это и есть друг, о котором говорила сестра? Мужчина посмотрел на меня с улыбкой, но ничего не сказал. Лицом – мужественным, изборожденным глубокими морщинами – он напоминал какого-то киноактера. Но что-то мрачное, отрешенное проглядывало в нем. Казалось, в нем сосредоточились ненависть ко всему миру, злость, отчаяние. – Он знает нашего Кунио. Работал вместе с ним в Югэте на шахте Тауэ. – Сестра говорила совершенно бесстрастно, грустно улыбаясь. – Вот как, – пробормотала я и еще раз взглянула на мужчину. Он по-прежнему молчал, только глазами делал знаки сестре: пошли, мол. Выйдя из кафе и прощаясь, он впервые заговорил со мной: – Ну, будь здорова. Я тоже сказала: – До свидания, – и осталась стоять, провожая их глазами. Они повернули за угол универмага – там оставили машину. Я не отрываясь смотрела на удаляющуюся фигурку сестры, пока она совсем не скрылась из виду, – когда еще нам доведется встретиться?… В ту ночь я видела ее во сне. Мне снилось будто мы снова маленькие, забрались на высокий террикон и собираем там уголь. Соревнуясь, кто больше соберет, мы взбираемся все выше и выше, и вдруг сверху падает огромная угольная глыба. Я вскрикнула, отскочила в сторону и – проснулась. Я посмотрела на окно, не прикрытое занавесками, и увидела, что уже совсем рассвело. Рядом, как всегда, спала Харуко Ниномия. Чуть поодаль, повернувшись к нам спиной, – Рёко Фудзино, тоже работавшая в нашей мастерской. Достав из-под подушки кулон, я легла на спину и стала его рассматривать. К толстой цепочке очень подходила деревянная подвеска в форме сердечка. Держа кулон за цепочку, я неотрывно смотрела на него, как ребенок раскачивая сердечко над головой. И вечером, когда я легла спать, я тоже долго не могла заснуть, все любовалась, а Рёко и Харуко смеялись надо мной. Интересно, к какому платью пойдет этот кулон, подумала я. Сестра надевала его на черную блузку, а вот можно ли носить со свитером? Эх, нужно было спросить у нее, подумала я. Наконец-то встретились через два года – надо было как следует обо всем поговорить… А я даже не спросила, как зовут мужчину. Наверно, он любовник сестры? Зазвонил будильник у изголовья. Я быстро выключила его. Было восемь часов. Я встала и скинула пижаму. Надела комбинацию и стала натягивать свитер, а сама не сводила глаз с кулона. Я взяла его в руку и, немного подумав, повесила на шею. Цепочка скользнула по голому телу. Улыбнувшись сама себе, я поправила свитер. Прижимая свитер ладонью – в том месте, где был спрятан на груди кулон, – я радостно вошла в ателье и подняла ставни. В ателье Кусакабэ по утрам и хозяйка, и мы, три девушки, которые жили тут же, завтракали молоком и хлебом, поэтому проблем с едой не было. Встав с постели, я сразу поднимала ставни и принималась за уборку. Вечером, после десяти, когда заканчивалась работа, на полу горой валялись обрезки и нитки. Напевая под нос, я взяла веник и отворила окно. Вдруг зазвонил телефон. Я бросила веник и подошла к раскроечному столу. Подняла трубку и важно сказала: – Ателье европейского платья Кусакабэ. – Это мать Сэцуко… – А, мама, – ответила я уже своим голосом, не дав ей договорить. – Что случилось? Так рано… – Ко-тян… – Что Ко-тян? – нетерпеливо спросила я, перехватив трубку другой рукой. – Ко-тян умерла. – Что? – мне показалось, я ослышалась. – Как умерла? – Умерла. Сообщили из полиции Модзи. Авария на дороге. Она и человек, который вел машину, упали в море в Модзи. У меня потемнело в глазах. Я опустилась на стул, чувствуя, что ноги не держат меня, и без сил уронила голову на стол. Не может быть. Нет, не может быть – эта мысль сверлила меня, а перед глазами стояло улыбающееся лицо сестры, с которой я виделась еще вчера. Я вспомнила, как пристально посмотрела она на меня, сказав: – Будь здорова. Работай как следует. Неужели правда, что она умерла? С детских лет приносить себя в жертву братьям и сестрам, работать ради них и, едва дожив до двадцати, умереть – ради чего жила моя сестра? Вчера, когда я была с ней, я чувствовала в ней какое-то тупое безразличие. Это может испытывать лишь человек, потерявший всякое желание жить. И тут мне пришла в голову догадка, которой я испугалась и устыдилась; я рывком подняла голову со стола. Может быть, это не катастрофа, а самоубийство? Уж не потому ли она приехала со мной повидаться? Непомерное горе переполнило меня, и я изо всех сил прижала к груди кулон… |
||
|